Чонгук
2020 год, Альпы, Франция
Я выехал из Парижа в Анси после обеда и уже через четыре часа ехал по его длинным, мощёным крупным булыжником улицам. Чуть ли не на каждом углу стояли подсвеченные снизу небольшие скульптуры, которые издали казались фигурками из музыкальных шкатулок. Город был небольшой и очень милый, «маленькая Венеция» — так его называли. Он расползся по долине небольшими двухэтажными домами в альпийском стиле, между ними кружевом вились узкие каналы. По горбатому «Мосту любви» переехал самый крупный канал, текущий к озеру Анси, и направил автомобиль к шикарным резиденциям и шале, находящимся у подножья гор. Дом, который Тень оформил на Даниэля Виалара, увидеть издали было невозможно. Его надёжно защищали хвойные деревья. В шале было четыре комнаты, а его центром являлась просторная кухня, совмещённая с гостиной, большие панорамные окна которой выходили на террасу с потрясающим видом на озеро. Мягкие кресла возле камина, красные пледы и подушки в шотландскую клетку добавляли уюта. К моему приезду уже всё было готово. Картина висела на своём месте, в камине потрескивали поленья, по дому проворно сновали нанятые официанты. Божественный аромат каре ягнёнка на гриле торопил начать ужин, на который я заранее пригласил «сливки общества» горнолыжного курорта. Беседа протекала спокойно, хотя бросалось в глаза, что Лепран, который приехал позже остальных, чувствовал себя неловко. Возможно, был взволнован тем, что справа от него сидел мужчина с частичкой «фон» у фамилии, вино разливал известный гонщик, возглавляющий таблоиды «Формулы-1», а сквозь хрусталь бокала на Лепрана, явно заигрывая, посматривала модель с сентябрьской обложки Elle. Осушив пару бутылок «Quinta do Noval» урожая 1976 года, закусывая сочными рёбрышками, мы неспешно разговаривали на открытой веранде, где были установлены кресла с откидными спинками и инфракрасным прогревом, чтобы ничто не мешало насладиться видами заснеженных хребтов на фоне чистой небесной синевы. Я, наконец, направил беседу в нужное русло: — Предлагаю завтра совершить прогулку на хребет Аравис. Посмотрим, насколько готова трасса «Le Semnoz» к открытию. — Но мы фуникулёр еще не запустили, — начал оправдываться фон Дюпре. По тому, как забегали его глаза, я догадался, что часть из той изрядной суммы, которую я месяц назад перечислил ему на строительство новой трассы, осела у «благородного фона» в кармане. Что ж, такова плата за тёплый приём в этом элитном обществе. — Ничего страшного. Арендуем вездеходы, а местный инструктор покажет нам дорогу. Месье Лепран, вы умеете стоять на лыжах? — Предпочитаю сноуборд. Но у меня нет с собой экипировки, я как-то не рассчитывал, что… — Не проблема, — отрезал я, пока тот не передумал. — В гардеробной на втором этаже есть пара новых костюмов. У нас с вами размер практически одинаковый. А моей коллекции досок позавидует даже профессионал. И уже на следующий день стройный ряд двухместных вездеходов направился к серпантину, оставляя город за спиной. В просветах между тучами то и дело мелькало голубое небо. Чёрно-зелёные ели, стоявшие плотной стеной вдоль дороги, покачивали серебристыми макушками под упрямым ветром. Лепран отчаянно вцепился в дверцу крытого вездехода, когда я направил его вверх по скалистой горной тропе и скорее всего жалел, что согласился на такую адреналиновую прогулку. Когда вездеход запрыгал на камнях, упрямо подминая их под огромные колёса, он даже начал тихо молиться, сокрушаясь, что отсутствует канатная дорога. Лепран судорожно поправил ремень и затянул его потуже, стоило мне только прибавить скорость. Ехавший впереди инструктор обернулся и, как спецназовец, дал отмашку вправо, указывая куда нужно было свернуть. — Держитесь крепче, сейчас будет трясти, — посоветовал я ему и вывернул руль, вписываясь в еле заметный поворот. На дороге появилась наледь и колёса пошли юзом. Дорогой это можно было назвать с большой натяжкой, фактически это была заснеженная тропа, по которой мало кто ездил. Стоило нам подняться выше, как открылся фантастический вид на виднеющийся вдали Мон Блан. На горизонте встали гребни его вершин, которые словно вытолкнула наружу своим мощным дыханием невидимая сила природы. Снег на зубчатых вершинах гор, вырастающих одна из другой, искрился в лучах солнца. Горы сливались с небом в мутноватой белой дымке облаков. — Почему мы отделились от группы? — побелевшими губами спросил Лепран, еще крепче сжимая поручень на приборной панели. Похоже, ему было не до любования альпийскими пейзажами. — Группа поехала на трассу лыжников. Там будет куча людей, остывший глинтвейн, заезженная и разбитая туристами трасса. Спуск на сноуборде выбрали только мы с вами. Нужно подняться чуть выше основной группы. Смотрите, — я указал на вершину, отвлекая Лепрана от созерцания обрыва с его стороны дороги, в котором скрылись и земля, и деревья. Тот вытянул шею и посмотрел в ту сторону, куда я указывал. — Оттуда начинается самая красивая трасса Ля Клюза. Вы в полной безопасности, пока рядом со мной. Тропа, по которой мы едем очень надёжная. Словно издеваясь над моими словами, из-под колёс со свистом вылетела струя грязи и ледяной крошки. Лепран вновь посмотрел на обрыв и нервно сглотнул, закрывая глаза от головокружения. — Не думал, что вы, Даниэль, так любите сноуборд и спуски. Смех непроизвольно вырвался у меня из груди. — А вот я думал, что художники более наблюдательные, чем все остальные. Вы намекаете на трость? — бросил взгляд на вытянувшееся лицо Лепрана и поймал его утвердительный кивок. — Тогда вы должны были заметить, что я не опирался на неё во время ходьбы. Это скорее аксессуар и неплохое оружие в случае самообороны. Кэндо — слышали о японском искусстве фехтования на бамбуковых мечах? Между прочим, ведёт свою историю от традиционных самурайских техник владения мечом. В беседе об истоках кэндо и философии этой борьбы, которая появилась с целью возродить самурайские традиции среди молодёжи, мы незаметно взобрались на нужную площадку и припарковали машину возле небольшого бревенчатого домика. Грубые, сколоченные из морёного дерева столы и скамейки, яркий створ стартовых ворот — практически всё было готово к открытию этой трассы. Осталось только дождаться запуска новой линии фуникулёра. Где-то внизу извилистого склона, уходившего по меньшей мере на тысячу метров вниз, на самом дне обрыва, виднелись кряжистые сосны. Солнечный день и сильные ветра обеспечивали бетонный снег и жёсткую корку, но недавний снегопад подсыпал снега, поэтому в местах, скрытых от ветра, был настоящий повдер. Перепад высоты и большой скальный массив намекали на возможные приключения во время спуска. — Вы явно не в своей тарелке, — я дружески хлопнул Лепрана по плечу. — Не ожидали, что будет так высоко? — Я не боюсь высоты. — Тогда что за смятение на лице? — Кто вы, месье Виалар? Чем больше я вас узнаю, тем больше вопросов у меня возникает. Не скрою, вчера, после ужина, пытался найти о вас информацию в интернете… — И как? — усмехнулся я, выходя из снегохода. — Удачно? Лепран отрицательно кивнул головой. — Увы, нет… Вы не коллекционер живописи — это точно, иначе ваше имя было бы известно в наших кругах. Интерьер вашего дома, безусловно хорош, но… — Неужели мои дизайнеры допустили «но»? — Повесив картину Моне в гостиной, вы нарушили главный принцип оценки произведений искусства, выработанный Тобиасом Мейером. — И что же это за принцип, просветите. — Это правило состоит в том, что цена картины должна соответствовать цене дома, где она будет размещаться. Если Моне вы оценили в шестьдесят миллионов долларов, то и дом, в котором полотно будет висеть на видном месте в гостиной, тоже должен стоить не меньше этой суммы. А насколько верно я разбираюсь в недвижимости… — Вы правы, Лепран. Моё шале стоит гораздо меньше, чем я заплатил на аукционе за картину. Считайте эту покупку личной прихотью, — спокойно ответил я, вынимая из багажника амуницию и сноуборды. — Сфера моей деятельности далека от искусства и связана с тем, что я помогаю своему боссу урегулировать проблемы. Лепран не торопился выходить из кабины, сидел и смотрел, как я, прямо на подножке вездехода переобул берцы на горнолыжные ботинки, потом достал чёрный футляр и разложил его на капоте. — Какого рода проблемы? — напряжённо спросил он, наблюдая через стекло за моими манипуляциями. — Любого рода проблемы. В настоящее время одной из таких проблем для него являетесь вы, месье Лепран. Помедлив с минуту, я обернулся на длинный спуск, возле которого мы стояли. Земля, скалы и деревья складывались в сложную мозаику выступов и впадин, света и теней. Зрелище буквально ослепило меня, разом обострив и взбудоражив все чувства. Руки двигались на автомате и можно было не засекать время, я точно знал, что сборка рекурсивного арбалета Man Kung заняла не больше минуты. Взвести, положить стрелу на направляющую, задвинуть ее в замок и прижать арбалет к плечу — это уже секунды. — Поскольку вы, несомненно, наводили справки обо мне, я счёл справедливым навести их и о вас, — мой голос звучал спокойно и ровно. — Что… что вы… что ты делаешь, Даниэль? Охренел? Кто ты, чёрт побери? — Лепран выполз из снегохода и попятился, испуганно озираясь. — Ты прав, к чёрту реверансы. На «ты» будет удобнее. Я говорю, ты исполняешь. Понял? Замри на месте и не двигайся. Видимо, Лепран плохо понимал. Он скосил глаза в сторону и на некоторое время задумался, будто взвешивая все «за» и «против», а потом попятился от меня, пока не упёрся спиной в деревянную стену дома. Что ж, так даже лучше. Нажал на курок и выстрелил практически не целясь. Стрела прошила капюшон куртки Лепрана, войдя в обшивку и надёжно пригвоздив того к стене дома. — Я же велел не двигаться, — сказал я, наблюдая как Лепран замер, прекратив конвульсивно дёргаться. Он стоял неподвижно, вытянув руки по швам, и пристально следил за каждым моим движением. В свои сорок лет Лепран имел привлекательную внешность и ему светило безоблачное будущее. Как он полагал. Удачно провернув сделку с поддельной картиной, попал бы в круг знаменитостей-нуворишей, скорее всего баловался бы кокаином в обществе людей, с которыми не хотел бы просыпаться на следующее утро. Наверное, так он себе представлял своё безоблачное будущее. Но Лепран неверно выбрал покупателя. Его угораздило перейти дорогу Тени. — Ты талантливый художник и менеджер, но плюс ко всему этому ты идиот. Я знаю о твоей жизни всё, что нужно. Знаю, сколько ты зарабатываешь, знаю сколько тратишь. Знаю, что накопил восемьсот двадцать тысяч евро долгов, именно поэтому тебе пришлось пуститься на махинацию с подделкой картины. Ты элегантно одеваешься и пытаешься выглядеть преуспевающим арт-менеджером, но на самом деле ты по уши в дерьме. Представляешься коллекционером, но по факту вынужден распродавать то наследство, которое тебе оставил любовник. Первой ты продал картину Бэкона своей постоянной клиентке галереи в Париже — некой Фанни Ньюман. Выручил со сделки всего пятьдесят тысяч евро, втрое меньшую сумму, чем её оценивали эксперты. — Откуда, чёрт побери, тебе это известно? — Я знаю, что ты в основном поддерживаешь гомосексуальные связи. Вероятно, ты этого стыдишься, так как не посещаешь гей-клубы и избегаешь появляться в обществе открытых геев. Но при этом ты часто пересекаешь границу Италии, чтобы провести уикенд в компании Нателя Серра. Юноша так удачно исчез из больницы, но успел перед возвращением на родину выдвинуть обвинения, что его изнасиловал некий Ким Тэхён, который по стечению обстоятельств был твоим учеником. По всем тем же роковым стечениям обстоятельств комиссаром отдела полиции, куда попал Тэхён, оказался муж Фанни Ньюман, весьма обязанной тебе за столь выгодное приобретение. Ну да… ну да… ты здесь абсолютно ни при чём, всё произошедшее — лишь роковое стечение обстоятельств, а ты просто рыцарь на белом коне, который спас от тюрьмы бедного мальчика. И Тэхён сам, в благодарность тебе, — сарказм сквозил в моём голосе, — согласился делать подделки картин? Я прав? Лепран буквально потерял дар речи. Его начало заметно потряхивать. И это было естественно — абсолютно незнакомый ему человек, целясь в грудь арбалетом, выдавал такую информацию, которая была способна его уничтожить. — …Мне интересно, а на аукционе я приобрёл оригинал картины или её копию? — Оригинал, — еле слышно прошептал Лепран, понимая, что врать мне бесполезно. Я замолчал, но по-прежнему не отрывал взгляда от француза. Лепран сглотнул. — Тэхён расплачивался с тобой за услугу только изготовлением подделок? Или… — я тяжело выдохнул. — Или ты спал и с ним? — Нет! — испуганный взгляд Лепрана бегал по моему лицу, пытаясь разглядеть хоть каплю сочувствия. — Между нами были чисто деловые отношения. Я сразу, как только получил перевод из банка, заплатил Тэхёну обещанную сумму. Стрела со свистом вырвалась из арбалета, пригвоздив его правую ладонь к стене дома. Лепран издал пронзительный крик, от которого, казалось, задрожал воздух. Сверху на нас полетели комья грязи и мелкие камни. Я поморщился. Хотелось бы завершить всё тихо, но лёгкой и спокойной смерти этот мерзавец не заслужил. Холод прошил позвоночник. Надвигалось необратимое! Я это почувствовал. Задним числом я бы мог объяснить, что произошло потом. Но сейчас, нацелив арбалет точно в лоб Лепрану, я замер на мгновение. У него был жалкий вид, француз не издавал ни звука, только дрожал. Что-то заставило меня заколебаться. Даже сейчас, когда всё стало предельно ясно, замер в шаге от черты, которая называлась «до и после». Я оказался во временном промежутке, когда моя прошлая жизнь ещё не закончена, но умом я уже на другой стороне, где нет места грязи, боли и убийствам. У меня был приказ и хорошая возможность рассчитаться с Лепраном за искорёженные жизни, но я не видел в этой истории вот такого финала. Вместо того, чтобы нажать на курок и отправить стрелу в смертельный полёт, я дёрнул руку вниз. Острие вонзилось в снег у ног Лепрана, заставив того подпрыгнуть от страха и заскулить. — Если сможешь, то выкарабкаешься, — мой голос был сухим и жёстким, как наждачная бумага — казалось, будто во мне говорил кто-то другой. — Исчезнешь и сделаешь так, чтобы все о тебе забыли. И в первую очередь, Тэхён. Понял? — Лепран испугано закивал. — Отлично. А то я очень разозлюсь, если тебе придёт в голову что-то другое. Особенно в будущем. Знай, твоя жизнь всегда будет под контролем. Знаешь, почему ты будешь стараться сделать в точности, как я тебе говорю? Всего одна веская причина… — Лепран перестал мотать с энтузиазмом головой на каждое моё предложение и замер, вслушиваясь. — Я. Тебя. Убью. Не раздумывая. Гора протяжно взревела. Началось! Лепран дёрнулся. Со скалистого склона начали срываться пласты снега и грунта. — Нет… это… лавина, — взвыл Лепран, наблюдая, как я установил сноуборд на склоне и застёгивал крепления на ботинках. Рывком натянул балаклаву и очки. Бросил последний взгляд на Лепрана, который скривился от боли, пытаясь отломить древко стрелы, чтобы освободить руку. Его глаза полыхали ненавистью. Кажется, я совершил ошибку, оставив его в живых… Времени исправлять которую не было. Лёгкий толчок — и я полетел на сноуборде вниз по склону. Набирая безумную скорость в попытках уйти от стены грязи и снега, которая с воем неслась за моей спиной, сметая всё на своём пути. Метры и секунды, чудом выигранные у судьбы. Мне вдруг показалось, что если продолжу нестись, то со мной ничего плохого не случится. Я еще жив. Я недосягаем. Страшный толчок в спину оборвал дыхание. Шлейф лавины догнал меня. Ноги буквально вырвало из креплений. Меня поволокло по склону. Удар. Голова влетела в дерево. Новый удар и по лицу хлестнула ледяная крошка. Бесконечный холод. Мгновение, и всё стихло. Жгучая и нестерпимая боль прошила всё тело. Жёстко хлестали колючие ветки, сучья трещали и ломались, пока я кубарем катился вниз. Жёсткий удар, потом сразу же второй. И… полное затмение. «Нечем дышать» — почувствовал я. Сколько прошло времени — не знал. Чуть запоздало понял, что погребён под толщей снега и грязи. Возможно, был перелом левой руки, потому что стоило мне попытаться сжать кулак, как плечо прострелила обжигающая волна боли. Правой рукой, которая оказалась прижата к лицу, начал отгребать снег от носа и рта. Наконец удалось сделать небольшое углубление. Снег спрессовал меня так, что я не мог пошевелиться. Грудная клетка и диафрагма были придавлены снегом и сжаты так, что лёгкие не могли расширяться. А это значит, что у меня в запасе был только тот кислород, который уже был в крови. Примерно литр. И если расходовать его как обычно, то умрёшь через четыре минуты. Запрещал себе паниковать, но мозг разлетался вдребезги от мысли, что… Я был похоронен… Заживо. Единственным, чем я мог сейчас шевелить — это была правая рука. Это ничтожно мало, но шанс выбраться из снежного саркофага был. Даже если снег достаточно мягкий и через него проходил какой-то воздух, тепло от дыхания и тела быстро образовывали вокруг меня ледяную корку, а значит воздух перестанет поступать через толщу снега. Я сам создавал себе ледяной гроб! «Не сдаваться! Не смей! Главное жив! Но мне нужен воздух!» — разозлился я. Спасительный воздух был прямо надо мной. Начал потихоньку рыть. Надавливая ладонью, продвигал, утрамбовывал снег, расширяя пространство перед лицом, пока не получилось чуть откопать голову. Стянул очки и уже ими начал прорывать тоннель вверх. Минута шла за минутой. А я не прекращал работу. В полуобморочном состоянии продолжал толкать руку вверх. Сгребая и заглатывая снег, который сыпался мне на лицо. Сантиметр за сантиметром продвигаясь, пока не смог пробить корку льда. Холодный воздух обдал руку и заструился ко мне. Я мог дышать! Сколько времени ушло у меня на то, чтобы освободиться из снежной могилы, я не понимал. Память этого не сохранила. Как только смог выцарапать себя из плена и выползти наружу — потерял сознание. Там, в окрестностях Ля Клюза, я пролежал без сознания несколько часов. Когда очнулся, с трудом поднялся, но тут же вновь рухнул на землю. Дрожащими пальцами дотронулся до виска и нащупал рану, откуда струилась тёплая кровь. В помутневшем сознании билась одна мысль — нужно срочно уносить отсюда ноги, пока меня не нашли спасатели. Как смог, постарался привести себя в порядок: с воспалёнными глазами, расцарапанным в кровь лицом, сломанной рукой и с трудом переставляя ноги, направился в долину. Незаметно, под покровом ночи добрался до Ля Клюза. На окраине этого небольшого городка стоял дом, всего из двух комнатушек, одну из которых я заблаговременно оплатил на два месяца вперёд. В каморке с трудом помещались кровать, платяной шкаф и трюмо. Именно за стенкой старого шкафа мною были спрятаны документы и деньги. Для новой жизни, о которой никто не знал. Оставалось только одно незавершённое дело. Нужно было встретиться с Чимином и решить, как сдать все улики Юнги, при этом избежать карающего удара Тени.***
Самолёт приземлился в Сеуле в десять утра. Поймав такси, я сразу поехал в отель. Номер забронировал днём ранее на имя некого Бан Вонхва, владельца корейского паспорта. Всю дорогу листал новостную французскую ленту. Главная новость оказалась вполне ожидаемой — грандиозная поисковая операция, развернувшаяся в Альпах. «По оперативным сводкам Службы спасения, спустя двое суток после схода лавины в Ля Клюза числится пропавшим без вести Даниэль Виалар. Благодаря слаженным действиям опытной команды альпинистов, из-под обломков сервисного центра на одной из трасс удалось извлечь Люка Лепрана, которого незамедлительно медицинская авиация перенаправила в женевский «Центр травматологии». Шансов на спасение Даниэля Виалара с каждым часом становится всё меньше». «Для проведения поисковой операции на горных склонах было привлечено дополнительно двести солдат с ближайшей военной базы и вертолётная техника». «Вызывает серьёзное опасение состояние господина Лепрана, он пока находится в коме. Специалисты «Центра травматологии» диагностировали у него три черепные травмы, рваные раны, повреждение связок и сухожилий на правой руке. Было проведено пять операций, и врачи оценивают шансы на восстановление в полном объёме подвижности правой конечности с очень осторожным оптимизмом. Скорее всего мир потерял известного художника Жан-Люка Лепрана». Проглотив все новости, заблокировал телефон и досадливо поморщился. А этот француз оказался на удивление живучим. Такси резко притормозило, и я, схватившись рукой за дверцу еле слышно зашипел: движение отдавалось адской болью в предплечье. Расплатившись наличкой с водителем, вышел у небольшой гостиницы в Мапхогу и чуть задержался на входе, выпуская молодую пару. Интересно, много людей на этом свете глядя на себя в зеркало не узнают отражение? Если верить зеркалам в холле гостиницы, то сейчас на ресепшен направился типичный ботан-студент. На лице минимум грима — только замаскированные ссадины. Но и без силиконовых накладок я сам с трудом себя узнавал. Неряшливая причёска, очки с толстыми линзами в тяжёлой роговой оправе. Рубашка в клетку, застёгнутая наглухо и заправленная в штаны, пузырилась сзади. Завершали образ удачно найденные в секонд-хенде брюки — с вытянутыми коленками и сантиметра на четыре короче, чем нужно. Короче, без слёз не взглянешь — желания познакомиться такой молодой человек не вызывал. Поднявшись на лифте на четвертый этаж, попал в коридор со множеством небольших дверей и направился по нему, отыскивая номер 416. Навстречу медленно двигалась уборщица, толкая перед собой тележку с химией и полотенцами. Мы едва разошлись в узком проходе, чемодан зацепился колёсиками за её тележку. Дёрнул пластиковое чудовище на себя и поморщился — тупая боль отдала в запястье. Это последствие моей «смерти», вызванной сходом лавины в Альпах. Перелома, как я думал первоначально, не было. Вывих, который вправлять пришлось самому. Огромнейший синяк и отёк, сползший на запястье, пришлось спрятать под длинным рукавом рубашки. Неплохо было бы зафиксировать руку в лангетке, но это могло привлечь ненужное внимание в аэропорту. Поэтому я отмёл эту идею сразу. Болеутоляющие каждые три часа и огромная надежда, что в холодильнике будет лёд. Очутившись в номере, запер дверь и разделся. Дотащился до кровати, лёг и уставился в потолок. Голова раскалывалась, мышцы болели, но не из-за этого мне было не по себе. Затянувшееся молчание Чимина поселило тревогу в груди. Однако долго думать я был не в силах, выпил таблетку обезболивающего и почти сразу заснул. Проснулся утром, без будильника, в половине шестого. Для начала принял душ и потратил кучу времени, чтобы под слоем тонального крема скрыть синяки и ссадины. Открыв чемодан вытащил футболку и джинсы, оделся и устроился на кровати. Смс Чимину с нового номера отправил сразу, как только прилетел, но даже с утра, никаких новостей от него не было. Оставалось только ждать. Включил телевизор, но при этом убрал громкость до нуля. Пощёлкав кнопкой, пролистывая каналы, остановился на «YTN: 24». Замелькала реклама, потом начался утренний выпуск новостей, а я поймал себя на мысли, что не выпускаю телефон из рук, боясь пропустить звонок от Чимина. Бросил взгляд на экран телевизора и на краткий миг оцепенел, а потом вскочил и зашарил рукой по кровати в поисках пульта. Пару раз промахнувшись, наконец попал в нужную кнопку и прибавил громкость: —… Чудовищное убийство, поражающее своей жестокостью. В прошлую субботу на старых складах в районе Кунпхо благодаря анонимному звонку были обнаружены два тела. Жертвами стали известный профессор психологии Ким Сокджин, последнее время преподававший в школе для трудных подростков «Hive». Второй жертвой оказался выпускник этой же школы — Пак Чимин. На экране появились их фотографии. У Чимина был не официальный портрет, как в паспорте, а обычное фото. На нём Чимин стоял со взъерошенными волосами в лучах солнца и широко улыбался, закинув руку на плечо человеку, которого для сюжета обрезали. Я вспомнил эту фотографию, как мы, счастливые выпускники, стояли и позировали Хосоку. Человек, которого обрезали, был я. Дёрнулся, впечатываясь в экран, не веря увиденному. Фотографии исчезли, их сменили кадры с места преступления. Промелькнул пустырь с полицейской машиной и тело на носилках, упакованное в чёрный мешок. Крест-накрест опечатанный жёлтой лентой вход в ангар. Ведущий продолжал набирать истерику в голосе и уже говорил почти на ультразвуке: — Убийство совершено с изощрённой жестокостью. Как удалось выяснить нашему корреспонденту, Пак Чимин подвергся пыткам и умер от потери крови, Ким Сокджин был застрелен. Полиция выдвигает однозначную версию произошедшего — это заказное убийство. На поиски преступников мобилизованы лучшие кадры нашей полиции. Руководит расследованием лично Мин Юнги, директор SOU специализированного тактического подразделения полиции для проведения сложных и опасных операций. Если вам что-либо известно о совершённом преступлении, пожалуйста, позвоните по номеру, указанному на экране. Внизу бегущей строкой проскользнули красные цифры телефонного номера. Я быстро моргал, пытаясь осмыслить услышанное… Не издав ни звука, сполз с кровати на пол. На мгновение перед глазами потемнело, волной накатила тошнота, бросая в дикий озноб. В горле застрял крик. Этого не может быть! Может, они ошиблись? Мы же совсем недавно разговаривали по телефону. Чимин… это не могло произойти с ним… Только не с ним! Губы задрожали, так же, как и руки. Следом челюсти начали лязгать и отбивать дробь. Стиснул зубы с такой силой, что почувствовал хруст. Он же… он же мне обещал «увидимся». Чимин обещал мне… Взгляд упал на телефон с почерневшим экраном. Я так и не дождался ответа от друга. Правда обрушилась и придавила — гораздо сильнее, чем снежная лавина. Так сильно, что лучше было бы просто отключиться. Лучше насовсем, потому что я не мог принять произошедшее. Крон убил Чимина! Его больше нет… Он больше никогда не обнимет, взъерошив мои волосы, не засмеётся, прикрывая рот ладонью. Я больше никогда не услышу его голос… Завалился на пол, поджимая колени к груди и сворачиваясь в клубок, сдавлено заскулил. Проснулась боль. Прорвавшись сквозь пелену, она вцепилась острыми когтями, с каждой новой секундой текла по телу рваными толчками, затапливая каждую клетку, каждый нерв. К глазам подступили слезы, и я захлебнулся ими. Завыл, затыкая рот кулаком, катаясь по полу. Рыдал до тех пор, пока силы не покинули меня.***
Хосок
Сеул, Корея
В день похорон Чимина сил уже совсем не осталось — чувствовал себя так, будто накрыло огромной бетонной плитой. Я не знал, как пережить сегодняшний день. Заставлял себя хоть как-то держаться, хотя сил уже не было никаких. В поминальной комнате с прахом Чимина было немноголюдно. Родственников, выстроившихся в ряд, у него не было. Склонив головы у алтаря, стояли только я, Джонхан и Мин Юнги. Здесь должен был быть Чонгук! Но его не было, как и хоть каких-то обнадёживающих новостей из Европы. Юнги не верил в его гибель в горах, как и в то, что Чонгук не появится на похоронах. Велел транслировать новость о смерти Чимина во всех выпусках новостей, назначить награду за любые сведения о преступлении, приказал оцепить поминальный зал, устраивая досмотр любому, кто приближался к зданию. — Где же он? Где? — Юнги сжал кулак, тихо разговаривая сам с собой. — Я должен его найти. Ни за что не поверю, что Гуки погиб так нелепо. — Почему вы считаете, что Чонгук жив? — не удержался и спросил у Юнги, услышав очередной разнос, который тот устроил своим коллегам из Интерпола на очередной пустой отчет о поисках Чонгука. — Когда человек бесследно исчезает, существует всего четыре возможных исхода. Первый — с ним мог произойти несчастный случай. Второй вариант — он совершает самоубийство. Человек мог стать жертвой преступления, и преступник спрятал его труп. И, наконец, он может сам, по разным причинам, скрываться. Я рассматривал все варианты. — Но почему вы выбрали последний вариант? — Я рассматривал все варианты, но это единственный из всех возможных. Самоубийство исключаем, исходя из показаний Лепрана и той ситуации, когда Чонгук, под именем Виалара, пропал. По той же самой причине исключаем убийство и несчастный случай — в противном случае его тело нашли бы спасатели. После схода лавины они сутками прочёсывали всю местность, обследовали каждый склон, каждый кустик, каждую горную расщелину. Проверили каждый дом и каждый чердак в округе. Но никаких следов не было обнаружено, кроме разбитого вдребезги сноуборда. Чонгук исчез бесследно, словно растворился в воздухе. Только поэтому остаётся последний вариант — Чонгук, обладая феноменальными способностями уходить от слежки, жив. А это значит, что он сбежал и от проекта «Индиго», и от Тени. Поддавшись твёрдому убеждению Юнги, что Чонгук жив и обязательно должен прийти проститься с лучшим другом, еще раз перебрал в голове досье тех, кто был сегодня в похоронном центре. В комнате рядом с нашей была убитая горем молодая пара, чей ребёнок не дожил до пэгиль. Их родители и близкие родственники, никого лишних, только те, кого указал Джонхан в своём досье. Несмотря на это, каждого приходящего агенты Юнги на входе сканировали и проверяли. Из поминальной комнаты напротив доносились всхлипы, прерываемые дребезжащим голосом. Там прощались с восьмидесятитрёхлетним водителем автобуса. Его пожилая супруга, которую привезли в инвалидном кресле прямо из социального центра, всё время бубнила и сводила в нитку тонкие губы. Их единственный сын пятидесяти трёх лет вот уже как десять лет жил и работал в Китае. Поэтому, когда отца приковало к постели после инсульта, он был вынужден поместить родителей под постоянное наблюдение в Центр социальной защиты. — Вы всё делаете не так, — опять заворчала старуха, грозя крючковатым пальцем. — Не хотел Сывон стоять ни в какой витрине. — Мама, это не витрина, а колумбарий. Все урны с прахом помещаются именно там. — Пустая трата денег, это ваш болумбарий. Слово-то какое придумали. Кто туда будет к Сывону ходить? Ты? — она посмотрела презрительно на сына снизу вверх. Видимо, с той же целью — экономия — похороны эта семья организовала весьма скромные. Арендовав маленький зал всего с одним столом, пара венков и самая стандартная синяя урна — точно такая же с прахом Чимина стояла и на алтаре в нашем зале. — Я же приехал на похороны, — попытался оправдаться мужчина. — Но тебя не было рядом с отцом, когда он закрыл навсегда глаза, думаю, ты не появишься на дольде и самненде. Сын стоял напротив старухи в инвалидном кресле и молчал, склонив голову, не желая на людях продолжать спектакль, который устроила его мать. Медсестра в голубой униформе, которую центр приставил к пациентке для сопровождения, пожалев мужчину, предложила аджумме: — Давон-ним, здесь очень душно… Хотите я отвезу вас на улицу? Не дожидаясь, когда старуха возразит ей, девушка развернула коляску и покатила её к выходу. — Стой, дурында, — прошипела, жамкая губами старуха, — я никуда не уйду без своего Сывона, — и она протянула дрожащие руки к алтарю. — Хорошо, хорошо, — согласилась медсестра и, склонив голову к плечу, виновато улыбнулась сыну старухи, добавив чуть тише. — Мы подождём вас на парковке у минивэна. Заканчивайте с организаторами и выходите. Медсестра подошла к алтарю, опустилась на колени, а затем трижды склонилась в поклоне. С тем же почтительным поклоном вручила сыну мёндчжон, сама взяла синюю урну с прахом и вышла из зала. Вручив её разволновавшейся аджумме, девушка положила довольно крупные ладони на ручки коляски и направилась к выходу. — Ну прямо шекспировские страсти, — не удержался от комментария Джонхан. За что получил ощутимую оплеуху от Юнги. — Прошу не забывать, где ты находишься, и проявить побольше уважения к возрасту. Джонхан тут же вспыхнул, сгорая от стыда. Юнги, убедившись, что его слова возымели воздействие, сухо приказал: — Не думаю, что здесь появится Чонгук. Это закрытое помещение, стоит перекрыть все выходы в здании, как он окажется в ловушке. Чонгук не будет так рисковать. Поехали. Пора завершить ритуал прощания с Чимином на кладбище. Он вручил мне урну с прахом, а сам, держа мёндчжон на вытянутых руках и повторяя одними губами молитву, первым покинул зал. Выйдя на улицу, я непроизвольно сощурился от яркого солнца. Сильные порывы ветра гнали с севера сизую тучу, а значит скоро может начаться дождь. Нужно было поторапливаться. — Молодой человек, — низкий певучий голос раздался за моей спиной, — вы не поможете? Я оглянулся. На парковке рядом с чёрным минивэном стояла медсестра в полном смятении. — Да, конечно, — отозвался я, рассматривая её фигуру. У девушки были широкие плечи, возможно, она занималась плаванием. Под формой выделялась довольно аппетитная грудь, но главное довольно стройные ноги, что вполне компенсировало недостатки её внешности. — Будьте добры, посадите Давон-ним в машину. На улице слишком ветрено, а сын задерживается. И, если не сложно, пристегните ремень безопасности, а я пока уберу коляску в багажник. Я передал ей урну с прахом и подхватил старушку на руки, её дрожащая рука тут же вцепилась в лацкан пиджака. Непроизвольно поморщил нос и зажмурился от дикой рези в глазах — от пожилой дамы невозможно пахло тяжёлыми, приторными духами. Пришлось действовать практически наощупь: усадить в машину, выудить из-под аджуммы ремень безопасности и, склонившись, а значит неизбежно попав в дурманящее облако удушающего амбре, пристегнуть её. — Аккуратнее, — предупредила медсестра, слегка нахмурившись, заметив, что я не мог защёлкнуть с первого раза ремень. — Вот, держите, — она протянула мне урну с прахом Чимина. — Вы с другом прощались? Я обратила внимание на вас еще в зале. Жалко, когда уходят из жизни такие молодые люди. Примите соболезнования и спасибо за помощь. Девушка склонив голову, продолжала настороженно разглядывать меня из-под тяжёлой чёлки. За её спиной Джонхан высунулся из окна машины и замахал рукой, привлекая внимание. Пора было ехать. Мы с медсестрой поклонились друг другу и разошлись, каждый к своей машине. Внезапно я ощутил, что на меня кто-то смотрел. Я кожей ощущал этот прожигающий взгляд, заставляющий замедлить шаг и замереть. Чонгук? Просеял глазами периметр: фактически пустая парковка и дежурный полицейский у входа. Неужели показалось и меня подвело чутьё? Где же ты, Гуки? Подай хотя бы знак. Я должен тебя найти… Никого… Ощущая себя обманутым, постоял еще какое-то время, потом чертыхнулся и направился к служебной машине, в которой меня уже ждали Юнги и Джонхан.***
Чонгук
Пусан, Корея
Это был один из заброшенных пляжей в Пусане. Я стреножил на склоне байк и направился к морю. Небо было нежно-голубого цвета, а холодный воздух леденил кожу. Почему пляж и почему Пусан? Уверен, что именно здесь, где гуляет солёный ветер, а море, легко меняя настроение, набегает и с шумом разбивается о скалы, Чимин бы хотел остаться навсегда. Почему же так сложно сделать последний шаг, открыть крышку и пустить прах по ветру? Невыносимо сложно… Гораздо проще оказалось провернуть эту операцию в ритуальном зале с подменой урны. Чуть больше времени, чем обычно, понадобилось, чтобы наложить грим, приклеить накладные ногти поверх моих, коротких, добавить парик и накладные ресницы. Черные утягивающие колготки и то, что медсёстры обычно на работе ходят в кедах, избавили меня от мучений со шпильками. Я обзавёлся даже бюстом. Купил этот латекс в магазине, куда обычно захаживали трансвеститы. Медсестру, которая должна была сопровождать старушку на похороны, легко заменил на себя, точнее новенькую сотрудницу Центра. Защита у их серверов так себе, с ней бы любой школьник справился. Пока Хосок корячился у машины, пытаясь пристроить старушку на переднее сиденье, я незаметно поменял урны. Решив не рисковать и не забирать прах Чимина с кладбища, предположив, что Мин Юнги обязательно установит там камеры. Любой, кто приблизится к могиле Пак Чимина, автоматически попадёт под его тщательную проверку. В мыслях вдруг возникли воспоминания о нашей первой встрече с Чимином. Его заливистый смех, когда он нагло показал фак отморозкам, которые напали на меня. Тот случай свёл нас, с тех пор мы всегда были вместе. Казалось, мы проросли друг в друга, как сиамские близнецы. Чувствовали и понимали без слов. Чимин, зная мой панический, парализующий страх перед самой обычной детской игрой в «камень-ножницы-бумагу» после той порки, которую устроил мне Крон, не раздумывая вызвался вместо меня на финальное испытание в проект «Индиго». Юнги предупреждал, что каждый мой шаг к Тени — это шаг к смерти. Но ни Мин, ни я не предполагали, что месть этого ублюдка настигнет Чимина. У меня отчего-то снова навернулись слёзы. Сами собой. Это пройдёт. Скоро. Просто требуется больше времени. Может, однажды я смогу испытывать лишь только светлую грусть, вспоминая Чимина. Может быть… Но пока я, смахивая слёзы, безвольно опустился на холодный песок. Не было сил, чтобы удержаться на ногах. Я остался один на один со своей болью, скорбью и пожирающим чувством вины… Перед глазами всё расплывалось, но тем не менее я выпрямил спину и посмотрел в безоблачное небо. «Прости, Чимин… Если сможешь, прости… — запустил руку в урну и медленно раскрыл кулак, позволяя ветру слизнуть пепел с ладони. — Вот мы и увиделись…»