Чимин
2017 год (пять лет спустя),
закрытая школа «Hive», Пусан
До вечернего построения оставалось не так много времени, и каждый из нас был рад заняться чем угодно, лишь бы не томиться в ожидании результатов рейтинга. Бан Чан, бубнивший себе под нос голосом нашего ротного «хочешь изменить мир, наведи порядок в собственном доме», наконец-то решил прибраться. Он уже в третий раз перестилал свою кровать, служившую ему и столом, и книжным шкафом, и просто свалкой самых нужных вещей под матрасом. Югём, сидя на диване, крутил телефон в руках, как спиннер, отстукивая при этом ногой по полу, видимо, в такт играющему в голове ритму. Решив, что никто не видит, Хоши сосредоточено ковырялся в носу. Я же исподтишка наблюдал, как Чонгук методично отрабатывал метание ножей. Взяв стальное лезвие в руки, он покрутил его, сбалансировав, и метнул в деревянную мишень на стене. Лезвие ударилось рукояткой, отскочило с противным стуком на пол. — Щибаль, — в сердцах выругался он и выразительно посмотрел на Югёма, — ну что за руки-крюки! Я усмехнулся, понимая, что в первую очередь Чонгук это адресовал не себе. Начало его броска идеально совпало с грохотом телефона Югёма об пол, который всё же выскользнул из рук. Поэтому Гук чуть дёрнулся от неожиданности и смазал бросок. Бум! Следом ещё одно лезвие вонзилось в деревянную панель, точно рядом с первым ножом. Гук подошёл к стене и начал вытаскивать ножи из мишени, складывая их аккуратно в манжету. У всех одновременно заурчали телефоны. Наконец-то нам прислали долгожданный рейтинг. Свесившись через плечо Чонгука я, заглянув в экран телефона, начал зачитывать вслух: — Я на пятом месте, на четвёртом — Ы Ну, на третьем, набрав равное количество баллов — Мюнги и Югём, на втором — Бан Чан и Хоши, Чон Чонгук — первое место. Все понимали, что отсев тех, кто сможет принять участие в испытаниях за место в проекте Мин Юнги «Индиго», уже начался. В еженедельном рейтинге учитывалось всё: суммировались баллы за успеваемость и физическую подготовку, знания гражданского права и результаты стрельбы, вычитались дисциплинарные приводы. Только лучшие учащиеся будут допущены до битвы, после которой трёх победителей зачислят в проект «Индиго». Кроме того, что правительство выделило огромный грант на его реализацию, никаких подробностей не было известно. Что из себя будут представлять испытания, тоже держалось в строгой секретности. Мы решили, что это будет что-то очень похоже на битву «Physical: 100», поэтому делали упор на силовую подготовку, прокачивая свои слабые стороны, и выкладывались по полной на занятиях, не жалея себя. Все мы понимали — это был счастливый лотерейный билет. И гораздо лучше попасть в команду Юнги, чем после окончания школы оказаться в отряде Крона. Конечно же нам всем втирали, что это элитное охранное агентство, а по сути директор воспитывал в стенах школы наёмную армию солдат, которые по-настоящему будут преданы своему командиру. — Пойдём прогуляемся к пруду? Я хлеба взял на ужине. Уток покормим, — предложил я. — Идём, — облегчённо согласился Чонгук, обрадовавшись возможности исчезнуть из-под прицела десятка завистливых глаз. Выйдя из корпуса, мы пересекли ровно стриженый газон футбольного поля и практически съехали на задницах по крутому склону к самому пруду, который скрывался под шатром густых ветвей плакучих ив. Утки плавали между тёмно-зелёных глянцевых листьев, раскачивая белоснежные лилии, над которыми то замирали, то стремительно пролетали прозрачно-голубые стрекозы. Летом учащиеся сбегали сюда купаться, наслаждаясь иллюзией свободы практически до начала августа, пока вода в пруду не покрывалась густым покровом ряски, превращаясь в зелёную жижу, которую потом хрен выгребешь из плавок. — Поздравляю с победой, — сказал я, отламывая кусок горбушки и закидывая его подальше в пруд. — Чёрт, а я плетусь в конце пятёрки. И это мы ещё стрельбу не сдавали. Боюсь, вылечу и не смогу участвовать в финальных испытаниях. — Мне плевать, если честно. Для меня этот рейтинг абсолютно ничего не значит. Так что меня не бери в расчёт. Не собираюсь участвовать в этой битве, — Чонгук уселся на траву, скрестив ноги по-турецки. — Я просто считаю дни до конца выпуска, представляя, как посмотрю в глаза ублюдку Крону и помашу ему ручкой… если ему хватит духу показаться нам на глаза. Жду не дождусь когда можно будет снять эти кандалы. Я провёл пальцем по металлическому браслету. За столько лет так свыкся с ним, что практически перестал замечать. — Почему? И чем ты планируешь заниматься? — Я просто хотел закончить эту школу, и потом уже разобраться, чем я хочу заниматься в этой жизни. — Сдурел? Ты правда такой наивный или прикидываешься? Я не думаю, что Крон так просто отпустит лучшего ученика. Лучше не рискуй - ни собой, ни своими близкими. Ты идёшь в рейтинге на первом месте! Гук-и, разве ты не хочешь попасть в команду Юнги? Это же свобода и престижная работа, а не служба наёмником у Крона! — Я слышал, что контракт с «Индиго» долгосрочный, лет пять минимум. Я не могу ждать столько, у меня совершенно другие планы. Чонгук отломил у меня кусок хлеба и вместо того чтобы кинуть его в пруд, отправил в рот и принялся медленно жевать. Он вечно ходил голодным, хотя порции в столовой давали такие, что мамонта можно было прокормить. Поэтому я иногда подворовывал с кухни для него еду. — Ешь. Тебе нужнее. А уток и сторож покормит, — я вложил Чонгуку в руку остатки хлеба и присел рядом. Постарался придать голосу максимально непринуждённый тон и натянул на лицо глупую улыбку, от которой свело скулы, а следом за ними — сердце. Внутри так горько защемило, так заныло, что стало трудно дышать. Школа «Hive»… Странное, жуткое место. Место, где я потерял свободу, нашел себя и… даже больше. Я нашёл Чонгука. Мы стали друг другу больше, чем друзья — мы стали братьями. Как оказалось, для этого вовсе не нужно быть одной крови. За эти пять лет мы проросли друг в друга. Но чем реальнее маячил перед глазами выпускной, тем отчаяннее мой мозг сводил счёты с благоразумием. Мои мысли о Чонгуке всё время вязались следом, словно хвост. И мысли были далеко не братские. Мне уже надоело вести с самим собой бесконечные дебаты. От категоричного отрицания: «Завяжи глаза и даже смотреть не смей в его сторону!» до возмущённого гнева: «Кто угодно, только не я! Ни за что не вляпаюсь в это дерьмо. Хрен вам, я не влюблюсь!». От неизбежного торга: «Ну давай, Чимин, придумай еще одну дурацкую шутку! Ты же хочешь увидеть самую милую улыбку на свете?» до уныло-депрессивного: «Дьявол, как я вообще без него обходился?». И… наконец, до безусловного принятия: «О нет, кажется у меня новый фетиш. И самое забавное, это милый шрам на левой щеке!»… Мой мир впервые пошатнулся, когда мы случайно встретились в переулке и убегали от амбалов, крепко держась за руки, а затем перевернулся вверх дном, когда Чонгук протянул мне руку, заставив поверить и довериться ему. Где-то далеко на задворках памяти пробилось слабое воспоминание. Вспышка. Закрыл глаза и сделал рваный вдох. Образ проступил чётче. Разрушенное здание, которому так и не удалось стать чьим-то домом, с болью смотрящее раскуроченными глазницами-окнами на стоящих перед ним ошарашенных курсантов закрытой школы. Инструктор загнал наш взвод по хлипким приставным лестницами на второй этаж, а потом убрал их и велел через десять минут построиться в полном составе на плацу. Спрыгнуть вниз — нереально. Повсюду торчала искорёженная ржавая арматура, валялся строительный мусор и разбитые глыбы бетонных плит. Единственный путь — пройти по остаткам гнилых досок перекрытий, там где они еще были, а далее совершить несколько прыжков по сваям. По сваям! И оказаться на другой стороне этажного перекрытия, где была лестница вниз. Мои шестерни заглохли, будто в них попал булыжник. Чонгук с лёгкостью, буквально за двадцать секунд перемахнул препятствие. Он сделал то, что я считал невозможным. Играючи переправился на другую сторону. Следом за ним, осмелев, перемахнул весь взвод. — Чимин, давай! Я не шёл, просто тупо стоял с отвалившейся на грудь челюстью. И не представлял, что смогу повторить то, что только что проделали все остальные. — Или все проходят полосу препятствия, или баранку зарабатывает весь взвод! — гаркнул снизу инструктор. — Если я упаду? — процедил я, зло глядя на тех, кто ждал меня по ту сторону. — Чимин… — моё имя прозвучало тепло и я посмотрел не вниз, а Чонгуку в глаза. — Иди. Не бойся. Стоял бы на его месте другой человек, я бы просто показал в ответ средний палец. Может, из упёртости, может, из принципа, но скорее всего из здравого смысла. Но напротив стоял не кто-то, а Чонгук. И меня разрывало от понимания того, с какой лёгкостью он преодолел препятствие. Значит, это возможно? Я двинулся вперёд. Под ногами гуляли хлипкие доски — шаг, еще один, еще… Я наступил на одну, и прогнившая доска треснула. Одна нога соскользнула вниз… Широко раскинув руки и балансируя на самом краю, я сумел удержаться. — Помни о центре тяжести, — спокойно скомандовал Чонгук. — Двигайся! Не смей останавливаться. Ступая дальше, я избегал повторения ошибки. Даже начал потихоньку набирать скорость. Нужно было сохранить импульс. Потому что впереди были сваи. Их было три. Значит, будет четыре перелёта. И оттолкнуться нужно от гнилой доски… На первую и вторую колонну я приземлился точно в центр, меня даже не качнуло. На последнюю приземлился неточно, меня повело… Я бы не допрыгнул до перекрытия, не дотянулся. Скорее всего, повис бы, уцепившись пальцами за край бетонной плиты, а после… сорвался вниз. — Не думай! Просто прыгай! Я поймаю тебя! — Чонгук протянул руку ко мне. В тот момент я поверил ему. Оттолкнулся и… Мою протянутую вперёд руку встретила жёсткая и горячая рука Гука. Она же и выдернула вперёд, впечатывая в своё тело, даря дрожащим ногам твёрдую основу. — Можешь же, пиздюк мелкий, — произнёс хриплый голос над ухом. — Заруби на носу, я для тебя хён… — еле разлепив намертво сжатые губы, ответил я. — Бежим строиться! Даже когда мы спускались по лестнице, всё ещё держались за руки. И отпускать их совсем не хотелось. От одного присутствия Чонгука страх отступал, как будто он каким-то фантастическим образом влиял на него. Рядом с Гуком всё казалось надёжнее, прочнее, спокойнее. Год назад меня эта мысль повергла бы в шок, а теперь казалась настолько правильной, что внутри всё перевернулось. После того, как инструктор остановил секундомер и с удивлением зафиксировал, что наш взвод уложился в отведённое время, Чонгук сказал мне: — Забей на всё! Вот что помогает решиться на последний шаг. Ты просто отталкиваешься и прыгаешь, не думая о том, что произойдёт дальше, не беспокоясь о последствиях. Я до этого считал, что мне никто не нужен, находя в своей свободе покой. Но это было ложью. И я «прыгнул». Признался сам себе, что я полюбил. Сильно. Сейчас, когда Чонгук между делом признался, что у него «есть планы», о которых я даже не знал, вдруг стало жутко от осознания того, что может вскоре произойти. Я понял, что до безумия боюсь потерять Чонгука. Навсегда. Если Чонгук не будет участвовать в битве, то наши дороги разойдутся, у каждого из нас начнётся новая жизнь. Только уже друг без друга. Я прикрыл глаза. И где-то на подсознании всплыли картинки, которые рисовались в моей фантазии: мир, где были только я и Гуки, небольшая уютная квартира, семья, которой у меня никогда не было, спокойная жизнь, как у всех людей — такое обычное счастье. И внезапно эта зыбкая мечта, мой придуманный мир начал безвозвратно рушиться и трещать, я ощутил, как между нами зазмеилась глубокая расщелина. Распахнул глаза, оглянулся. Но рядом никого, кроме Чонгука, не было. Посмотрел на него, вглядываясь в напряжённую спину, подавляя желание уткнуться лбом в такое сильное и надёжное плечо. Между нами было расстояние в несколько дюймов, преодолеть которые я был не в силах. Я не мог даже двинуться с места. Набравшись храбрости спросил: — А что за планы, если не секрет? — Мне нужно разыскать человека, — уклончиво ответил Чонгук. — Какого человека? Я его знаю? — Нет, — Гук задумчиво покачал головой, — у меня в прошлой жизни был… человек, которого я любил… Я так и осел: — Какой еще человек? Раз «любил», значит, всё в прошлом? Зачем искать встречи с ним? — У меня не в прошлом. Я по-прежнему его люблю, — Чонгук смущённо прокашлялся в кулак. — Его зовут Тэхён и сейчас он живёт во Франции. Мы расстались перед тем, как я оказался здесь. Слишком много препятствий встало между нами. Моя нерешительность и стеснительность, его стремление к мечте, мерзкие поступки взрослых. Понимаешь, всё сплелось в такой клубок, что тогда признаться в чувствах было невозможно. Я потерял его. Но поклялся сам себе, что найду Тэхёна. Я слушал его сумбурный рассказ и не знал, то ли плакать, то ли смеяться. В конкурсе на самый паршивый день я бы взял золото. Однозначно. — Какой он? Что в нём такого, что ты хочешь ринуться за ним на край света спустя столько лет? Расскажи… — Что рассказать? — Чонгук грустно улыбнулся. — Что в моём вкусе оказался кареглазый парень с самой очаровательной улыбкой? Тэхён, он… самый красивый… Настолько, что когда смотришь на него, мир перестаёт существовать, не веришь, что такой человек реален — кажется, что это мираж или плод твоей больной фантазии. Он очень эрудированный и отлично рассказывает истории, настолько, что забываешь дышать, когда слышишь его мягкий голос. Тэхён свободно говорит на французском. А еще он талантливый художник, — его пригласили учиться в академию Сент-Этьен. Представь, Чимин, он даже рисовал меня! Я до сих пор помню его взгляд, помню, как он смотрел на меня, когда я позировал ему в студии… Что мне ещё рассказать? Свою печальную историю о том, как совсем подростком я познакомился с парнем своей мечты, а после потерял с ним связь? И вот уже пять лет не могу перестать думать о нём, вспоминая каждое мгновение, проведённое вместе. Мечтаю и надеюсь, что рано или поздно, но мы всё-таки встретимся. — Так значит это… — Это любовь, Чимин-и… Странная и необъяснимая, возможно, кроме меня никто её и не поймёт. Но какая, к чёрту, разница? Если глубоко внутри есть ощущение, что чувства искренние и от них не убежать. Мне нужно разыскать его во Франции, чего бы это мне ни стоило, насколько бы несуразной не казалась эта моя идея-фикс, я уверен, что как в жизни — возможно всё. — И как ты рассчитываешь там оказаться? У тебя есть паспорт, деньги? Или ты телепорт соорудил ночью? И… — я запнулся. Ещё мгновение назад лицо Чонгука было озарено самой прекрасной улыбкой на свете, а теперь на него было страшно смотреть. Мои внутренности сжались, я не знал как подобрать правильные слова, чтобы отговорить Чонгука от безрассудного шага. — Договаривай, — глухо сказал Гук. — Ты только представь, что заявляешься к своему Тэхёну через пять лет и хлопаешь по голым ляжкам: любите меня, просто за то, что я такой — невъебенно накачанная секс-машина, до верху заправленная тестостероном. Так, что ли, ты себе вашу встречу представлял? — в этот раз получилось сказать ровнее, но наигранное спокойствие не могло скрыть давившую на горло боль. Он дёрнулся, но тут же обмяк, признавая мою правоту. Лицо Чонгука оставалось спокойным, но на долю секунды его глаза напряжённо вспыхнули, в зрачках отразилось что-то болезненное. — Разве не ты мне говорил, что с удовольствием бы слинял отсюда? — Чонгук расправил плечи. — Что-то я не вижу, чтобы ты чемодан бежал собирать. Уши начали гореть. Я чувствовал, что мои доводы имели не больший вес, чем жужжание мотылька, застрявшего в паутине. — Слушай, я же по-дружески желаю тебе добра, а ты заводишься, — огрызнулся я. Было видно, как Чонгук боролся сам с собой и, кажется, наконец начал сдаваться: — И что ты предлагаешь? — Участвовать в испытаниях в команду Юнги. Может, мы и не знаем деталей проекта, но то, что у нас будет контракт на нехилые бабки и работать мы будем на полицию — это факт! — Боже, — простонал Чонгук, — вот это то меня и пугает. — Тебе нужно встать на ноги. Хоть ты и возмужал, превратился в гору мускулов, ты по-прежнему такой же желторотый несмышлёныш, каким и был пять лет назад. Я не хочу, чтобы ты пожалел потом о своём решении, отказавшись от участия в программе Юнги. Деньги. Этот мотив донельзя банален, но поверь, наличие этих хрустящих бумажек решает многие проблемы в жизни. — Я не знаю, как поступить, — честно признался Чонгук. — Сейчас меня разрывает чувство, когда ты делаешь что-то правильно и неправильно одновременно. — Мир не чёрно-белый, Гуки. Нет чёткой границы, — я пододвинулся ближе и приобнял Чонгука, дружески похлопывая. — Ты слишком часто стал это делать, — фыркнул Чонгук. — Что именно? — Обнимать меня. — Заткнись и наслаждайся, пока я добрый и не брезгую приближаться к тебе. Еще секунду Чонгук пристально смотрел на меня. Я чувствовал, что решение давалось ему нелегко. — Ну так что? Лягушачьи лапки или кимчи? — я решил подтолкнуть Чонгука к выбору. Чонгук возвёл глаза к небу, словно прося у него сил, и шумно выдохнул. Сложно было не заметить мелькнувшую на его лице улыбку. — Сложный выбор, — покачал головой он, — признаться честно, лягушек я не пробовал. Может, нырнёшь в пруд, поймаешь одну? Чтобы было с чем сравнивать. — Эй! Я пихнул Гука, от чего тот вдруг рассмеялся, отстраняя меня свободной рукой, словно ребёнка, и пузырь напряжённости между нами лопнул. На плацу раздался протяжный сигнал сбора на вечернее построение. — Хоть лягушачьи лапки и считаются деликатесом, но хрустеть кимчи всё же привычнее. Спасибо, Чимин, — Чонгук поднялся первым и протянул руку, помогая мне подняться на ноги. — Если что, обращайся, — как тогда, на том испытании, я ухватился за его ладонь и поднялся следом. Чонгук сжал руку в немой благодарности, молча говоря спасибо — за то, что он не один. Секундный импульс. Я замер, но прочнее переплёл наши пальцы. При этом отчаянно не хотел, чтобы Чонгук заметил, как я цеплялся за него. Опустил глаза, затаив дыхание глядел на зажатую в своей руке его руку: тёплую, грубую, ту самую, которая крепко держала меня, не давая сорваться и упасть несколько лет назад. Глаза защипало. Даже держа Чонгука, я вдруг почувствовал себя таким растерянным одиноким мальчишкой, которого оставили одного посреди огромной толпы ждать, но никто за ним так и не вернулся. Дерьмо! Я напрягся, пытаясь не пустить проклятые слёзы, и натянуто улыбнулся, с горечью осознавая реальность. Если спустя пять лет Чонгук с такой теплотой, нежностью и любовью говорит о своём Тэхёне, то это значит только одно — у меня нет ни единого шанса. Не в этой жизни. Не в этой истории.
***
Чонгук
Я проснулся от того, что кто-то тряс меня за плечо. С трудом разлепил глаза и увидел склонившегося надо мной Юнги. — Тихо, — он поднёс палец к моим губам, не давая и пикнуть, — вставай и пошли. Юнги, не добавив больше ни слова, вышел из казармы. Я сел, опустив ноги на холодный пол, и поёжился. Все ещё спали. Быстро одевшись, вышел в коридор. — Сколько времени? — зевая на ходу, спросил я, догнав Юнги. — Четыре, — ответил он, идя прямо по коридору и не оборачиваясь. Он молча прикладывал ключ-карту к дверям, и те, послушно пиликнув, распахивались перед нами. — Четыре? — и заныл. — Серьёзно? До подъёма еще три часа! — Послушай, Гук, — Юнги резко затормозил, так, что я чуть не врезался в его спину. Он порывисто обернулся ко мне и склонился — наши глаза оказались на одном уровне. — Ты ведь прекрасно понимаешь, что я тебя поднял не рассвет на речке встречать. Спать теперь будешь на три часа меньше каждый день. Не обсуждается. Юнги свистящим шёпотом предупредил: — Естественно, Крон и дежурный в курсе, что я тебя вытащил посреди ночи. Но больше никому ни слова: о том, что я был здесь, куда мы с тобой идем и чем будем заниматься. Понял? Кивни, если да. Я понимающе кивнул. — А чем мы будем заниматься? — всё же решил уточнить я. — Постараюсь показать тебе то, что ты никогда не узнаешь на ваших курсах и подготовках. — Почему я? — Считай, что так я возвращаю тебе долг. — Какой долг? — я непонимающе уставился на Юнги. — Несколько лет назад ко мне обратился Ким Намджун и рассказал твою историю. О том, что показания Лепрана, которые я предоставил суду, оказались фальшивкой. Намджун был настолько искренен и убедителен, что я пробил этого Лепрана по своим каналам. Узнал пару фактов из его биографии, которые окончательно стёрли мои сомнения. После этого дал Намджуну согласие выступать на твоей стороне в суде. Но вот только спустя время Намджун сообщил, что ты не разрешил подавать апелляцию. Это так? — Абсолютно верно. — Я не люблю когда мной манипулируют и выставляют идиотом, и с большим бы удовольствием прижал к ногтю этого Лепрана, но ты принял совершенно иное решение. Что ж… это был твой выбор. Скоро закончатся отборочные испытания, поэтому я хочу быть уверенным перед битвой, что научил тебя всему тому, что умею сам, что хоть так заглажу вину перед тобой, за то, что ты оказался здесь. — А как же мои друзья? — Друзья сегодня есть, а завтра их нет. Можешь мне поверить. Посмотри сюда, — Юнги указал на таблицу в центре стенда у входа в спортивный зал. Табличка с именем «Чон Чонгук» возглавляла список. — Я хочу, чтобы эта строчка через полгода к выпуску осталась неизменной. Понял? Я послушно кивнул. — Тогда вперёд! Мы начали с тира. Юнги натаскивал меня, часами тренировал до полного изнеможения. Обучал не просто оценивать цель, а видеть её на уровне инстинкта. Я ощущал, как менялся, и эти результаты меня радовали: скорость, реакции и концентрация стали на порядок выше. Я больше никогда не промахивался. Пистолет стал таким же продолжением руки, каким стал и нож, а стрелы арбалета ложились точно в десятку, даже с завязанными глазами. — Никаких конвульсий при хвате оружия. Все движения чёткие, они должны идти на автомате. От подъёма руки до выстрела не более девяти секунд! — чеканил Юнги, пока я с точностью старался выполнить его указания. — Плавно вскидывай оружие в направлении цели. Удерживай пистолет как можнo вышe пo отношению к затвору. Чем вышe хват, тем прощe контролировать отдачу! Наводишь на цель, потом задерживаешь дыхание на полувдохе. Замри! «Ровная» мушка должна «держать» цель. На курок нажимай мягко, без рывка. Эти движения мы отрабатывали бессчётное число раз, постепенно ускоряясь, соблюдая при этом плавность. С каждой тренировкой упражнения усложнялись: мишени теперь находились на разных высотах — слева, справа и сзади. Мы переходили от медленного темпа к быстрому. Чередуя развороты с кувырками и перекатами. Главное, что требовал Юнги — движения не должны были прерываться ни на мгновение. Никаких, даже самых коротких остановок. — Сфокусируйся на мушке, чтобы глаз все время видел ровную мушку. Найди правильное положение и зафиксируй, рука должна вести себя, как единое целое: не сгибаться ни в локте, ни в запястье. Как гипс на неё наложили. Понял? Теперь смотри, видишь, целик и мушка не совмещены. Значит, выравнивать мишень нужно смещением головы, а не поворотом кисти. — Почему? — Забыл? У тебя «гипс» на руке, ты не можешь пошевелить кистью. А если двинешь, то пуля отклонится в сторону и ты не выбьешь центр. Запомнил? Я кивнул и тут же для закрепления повторил движение несколько раз… Тренировки с оружием Юнги чередовал с силовыми, выжимая из меня все соки, похлеще, чем расправлялась с яблоками промышленная соковыжималка у нас на кухне. После часа занятий я уже лежал распластанным на мате, стиснув зубы и стараясь дышать через раз. — Вставай! Минута отдыха уже прошла. Продолжим! — прохаживаясь вдоль стен, громким голосом произнёс Юнги. — Еще две серии по три минуты отрабатываем технику у груши и потом поработаем в паре. Пошатываясь, я снова встал в стойку перед боксёрской грушей, которую надёжно зафиксировал Юнги. — Резче, ты должен двигаться резче! После удара выдох. Локоть! Удар. Еще один. — Херня полная, а не джеб! Контроль локтя! Распрямляй его, не выворачивай! Ладонь вниз! Корпус — корпус — голова! И так до бесконечности! Кожа на костяшках была содрана, по всему телу багровели синяки. Утром, натягивая форму, я морщился от боли и благодарил вселенную, что Юнги, сославшись на срочное дело, отменил на следующую неделю тренировки. — Что с тобой? — встревоженно спросил Чимин, закидывая полотенце на шею и направляясь в душ. — Выглядишь, как зомби. В общем-то я им и был. Ежедневный недосып и изнуряющие ночные тренировки пока только увеличивали мои синяки под глазами, а не мышечную массу, как я рассчитывал. Еще немного, и меня можно будет сажать в клетку к пандам в Сеульском зоопарке, с лёгкостью сошёл бы за одну из них. — Да плохо стал спать ночью, — попытался отмазаться я. — Тебе-то чего переживать? Ты так зацепился за верхнюю строчку рейтинга, что уже полгода тебя никто оттуда сковырнуть не может. Вот если я сегодня завалю стрельбу, то битве чемпионов можно будет помахать рукой. Однозначно я не попаду в группу счастливчиков. Курсанты выстроились на стрельбище. В тридцати метрах напротив нас стояли фигурные мишени в человеческий рост — насупленные черные «противники». Стрельбу по ним нужно было вести серией. Каждому давалось три выстрела и всего сорок секунд. Так как у меня был самый высокий результат, стрельбу из пистолета стоя я должен был сдавать последним. И это было к лучшему. Надёжно фиксируя в голове результаты тех, кто уже завершил стрельбу, я обратил внимание, что у всех, кто стрелял из пистолета на правом столе, пуля уходила в сторону. «Значит, у пистолета сбит прицел» — решил я. — Пак Чимин! — гаркнул инструктор. «Чёрт! Я не успел его предупредить! Только не правый, не бери правый пистолет! Чёрт!» — шептал я про себя. Как специально, рука Чимина на мгновение замерла над столом и выбрала именно тот, дефектный пистолет. Чимин перезарядил его, прицелился и выстрелил. — Пять! Чимин зло сплюнул на землю и посмотрел на меня. Я наигранно ударил себя в челюсть и, как в замедленной съёмке, склонил голову к плечу и подмигнул. Чимин нахмурившись смотрел на мой театр одного актёра, не понимая, что я ему хотел сказать. Потом лишь на секунду его лицо озарила улыбка, какая появляется на лице у ученика, когда он находит верное решение, и Чимин снова стал серьёзным, загнав эмоции под контроль. Он перезарядил пистолет. Прицелился. Повисла такая тишина, что я слышал своё дыхание… Сделал второй выстрел. — Десять! Прогремел еще один выстрел. — Десять! Меня внезапно наполнила радость! Вот же, чертеняка, догадался о чём я ему подсказывал! Удар в челюсть — сбит прицел. По лицу было видно, что он расстроен из-за первого выстрела. К этому моменту Чимин занимал четвертое место в зачете по стрельбе. Если его потеснит хоть один человек, он выбывал из борьбы. — Чон Чонгук! На огневой рубеж! — разнеслось на весь зал моё имя, я опомнился и сделал шаг вперёд. Для победы мне нужно было набрать всего двадцать шесть очков. Легкотня! Я подошёл к лежащему слева пистолету. Глянул на Мин Юнги, говорящего увлечённо с преподавателями, которые сидели на трибуне, наблюдая за нами. Он был во мне абсолютно уверен, поэтому даже не повернулся, когда я начал стрельбу. Прицелился и дважды выбил по десять. Теперь для победы мне нужна была лишь шестёрка. Я поднял руку в третий раз и задержал дыхание. Время вокруг остановилось, отдавая пульсом в венах и мерным стуком сердца. Краем глаза я уловил, как по виску Чимина скатилась капля пота… А потом сделал то, что Юнги учил никогда не делать. Я наклонил кисть влево, наводя прицел, зная, что за ней последует и пуля. Словно в замедленной съёмке я видел, как изо рта Юнги вылетела пара крепких слов. А потом спустил курок. — Четыре! Зал разочарованно выдохнул. Судя по выражению лица Мин Юнги, он был в такой ярости, что готов был разорвать меня на месте. А я… я не мог сдержать счастливой улыбки. — Спасибо! — счастливо выдохнул Чимин, глядя на то, как рефери перетасовывали таблички с именами в общем рейтинге. Теперь в пятерке лучших выпускников, красовалась табличка с именем «Пак Чимин». — Пойдём! — схватил он меня за руку, когда нас, наконец, отпустили со стрельбища. Чимин скакал впереди, как пони, а я еле плёлся за ним следом. — Куда ты меня тащишь? Я хочу в казарму и лечь спать. Устал. — Мне нужно тебе кое-что показать. Я только что подслушал разговор. Нужно проверить. Тихо только! Через галерею мы прошли в главный корпус, но спускаться не стали, а наоборот — поднялись по винтовой лестнице, которая скрывалась в глубокой нише, заставленной раскидистыми растениями в глиняных кадках, и оказались на крыше. Похоже, Чимину тут был знаком каждый закуток и уголок. Когда мы выбрались наружу, то увидели, что парковка администрации была заставлена автомобилями, а у подъехавшего автобуса как раз открылась дверь. Из неё по очереди, через равный промежуток времени, выходили пассажиры в форме. Один, второй, третий. Словно автобус страдал отрыжкой. — Кажется, начинается, — заговорщицки подмигнул мне Чимин. — Что начинается? — Битва! Как я и предполагал, мы не будем соревноваться между собою. Смотри, видишь тех крепко сбитых парней? — он ткнул пальцем в сторону огромной кучи из вещмешков, которую окружило человек пятнадцать в камуфляжной форме. — Они очень похожи на наёмников или рейнджеров. Возможно, будут нас тренировать или охранять. Лишь бы из них не сформировали команду противников. Уж лучше сойтись в рукопашном с этими, — Чимин ткнул на выползающую из автобуса пёструю вереницу вновь прибывших. — А кто это? — А это, скорее всего, выпускники полицейской академии, по совместительству наши противники. — С чего ты так решил? — Не забывай, из какого ведомства у нас Мин Юнги. Не думаю, что он отберет к себе в команду только выпускников из нашей школы, наверняка своих притащит с собой. Иначе хрен бы ему выделили грант. Наконец автобус опустел и толпа растеклась по внутреннему двору, удивлённо разглядывая здание школы. — Эй! — завопил Чимин во весь голос, перегнувшись через перила и замахал рукой. — Привет лузерам! И все, кто стоял внизу, одновременно подняли вверх головы, словно дрессированные собаки, как по команде. Я отшатнулся от перил. С парковки, задрав голову, на меня удивлённо таращился… Чон Хосок.