Сколько сейчас времени? Час? Два? Сейчас всё ещё ночь? Да, иначе соседки давно бы её нашли. Больно. Она не хочет. Больше ничего не хочет. Она так устала, ей просто нужна секунда тишины, мгновение спокойствия. Ей так давно больно, что уже и не вспомнишь, когда было иначе. Надо было всё же прыгнуть с этой чёртовой башни, всем было бы проще. Кто бы по ней плакал? Кто вспомнил бы о заучке Мэдисон Эттвуд? Родители, и те не видели собственную дочь шесть грёбаных лет! О, как она всех ненавидела! Поттера за то, что был таким тупым и слепым ослом, не способным думать своей головой. Грейнджер за то, что бесила её на протяжении всех шести лет. Студентов, что были шумными и назойливыми. Никто из тех, с кем она была знакома, не ценил то, что имел. Всем всего было мало, каждый хотел чего-то особенного, но при этом ни черта не делал. Эта блядская Магическая Британия должна сгореть ко всем чертям и сейчас Эттвуд как никогда хотела бы лично вручить спички кому-нибудь на подобии Волан-де-Марта! Она ненавидела учителей, неспособных защитить студентов и закрывающих глаза на происходящее у них под самым носом. Ненавидела Дамблдора, Волан-де-Морта, Грин-де-Вальда! Всех! Но больше всего Мэдисон ненавидела разрывающую боль в сердце, которая ни на секунду не утихала.
Нельзя. Нельзя. Нельзя. Нельзя…
Нужно отвлечься, переключиться. Магический выброс ей совершенно не нужен. Холодный кафель под руками немного приводил в чувство, но недостаточно. Где она, чёрт возьми? В сундуке вроде ещё остался огневиски, но Мэдисон не была уверена, что сможет добраться туда, не перебудив при этом своих соседок. Твою мать! Резкая вспышка где-то в теле слегка отвлекла. Что она сделала? Просто повторить. Сделать так же и станет легче. Совершенно не понимая, где она и что делает, девушка попыталась вернуться к тому ощущению, что хоть немного переключало её сознание. Раз за разом прокручивая в голове то, чего она и сама не понимала. Руки. Мэдисон их чувствовала, они болели настолько сильно, что сознание начало проясняться. Это отвлекало. Что бы она ни делала, нужно продолжать.
Вдох. Первый полноценный, осознанный вдох за... сколько? Плевать. Мэдисон, едва держась на дрожащих ногах, осмотрелась. Что ж… каким-то образом её занесло в ванную комнату. Радовало хотя бы то, что она находится в стенах родного факультета. Девушка лишь надеялась, что соседки не слышали, как она вернулась и не найдут её в таком разбитом состоянии. Объяснить им подобное будет чертовски сложно. Эттвуд прислонилась лбом к прохладной стене душевой и впервые заплакала. На полноценную истерику сил уже не было. Поэтому по лицу медленно и спокойно бежали мокрые дорожки. Блондинка никогда не хотела такой жизни. Так почему она? Что такого она сделала, что теперь ей приходится проходить через это? Почему она всё это чувствует? Так хотелось сдаться. Бросить всё, развернуться и уйти. Останавливало лишь… Эттвуд не даст ему победить. Он её не сломает. Она не доставит ему такого удовольствия.
Удар. Хрупкий кулак миниатюрной девушки встречается с грубым кафелем. Так вот что привело её в чувство. Девушка заинтересованно поднесла свои руки чуть ближе к глазам. Все костяшки были сбиты, кожа в некоторых местах отошла, а где-то потрескалась. Глушить боль алкоголем было привычно, но физические истязания по отношению к себе никогда её не привлекали. Что ж, ладно… За неимением выбора, сгодится и это. Багровые капли крови стекали вниз, окрашивая пол причудливым образом. Красиво…
Эттвуд протянула правую руку и на ощупь выкрутила вентиль на полную. Сверху потекла вода, в считанные секунды намочив девушку с головы до ног. Одежда стала слишком тяжёлой, а кровь быстро смылась с пола и костяшек. Мэдисон запрокинула голову назад, подставляя лицо под струи воды. Легче не стало, но на несколько мгновений она почувствовала умиротворение. Кажется, она всё же смогла успокоиться. Повезло, что в этот раз обошлось без огневиски, а то завтра было бы сложно продолжить рассказ и при этом не желать через каждое слово схватиться за бутылку. Она попыталась прислушаться к своим ощущениям. Пустота. Такая привычная после столь ярких приступов, что даже уже скучно и очевидно. И вода… Вода была… мокрая. Мэдисон лишь надеялась, что её не заливало кипятком. Не хотелось утром заниматься ещё и ожогами. Она тяжело вздохнула и под тяжестью мокрой одежды рухнула на кафельный пол, продолжая наблюдать за стекающей в канализацию водой.
— Мэди! — взволнованный голос оторвал Эттвуд от столь увлекательного занятия. — Мерлин всемогущий! Что с тобой? — в ванную вбежала Грейс. Девушка была одета в голубую пижаму и, кажется, ещё несколько минут назад мирно дремала в своей кровати. Милтон подскочила к подруге и перекрыла кран. Вода исчезла так же резко, как и появилась. — Ты вся дрожишь.
Правда? Эттвуд даже не заметила этого. Ей казалось, что она просто сидит. Значит, вода всё же была холодной. Или дрожь была от эмоционального перенапряжения и случившейся истерики? Почему Грейс так взволнованна? Из-за чего переживает? Никогда не видела расстроенную волшебницу? Тогда она явно забыла, что живёт в одной комнате с Элизой, которая ревёт из-за каждой оценки ниже «превосходно».
— Что с твоими руками? — Милтон аккуратно рассматривала раны.
Проехалась по физиономии Грейнджер пару сотен раз. Ха! Ей бы пошёл фингал под глазом, а если выбить зубы, так вообще идеально! Хотя нет, подобное мадам Помфри залечит парочкой зелий, а вот если проклясть гриффиндорку… Вот тут уж точно будет на что посмотреть.
— Почему ты молчишь?! Скажи уже хоть что-то!
Она всё это время молчала? Чёрт, неловко вышло…
— Поссорилась с кафелем, — прохрипела Мэдисон. — но можешь не переживать, я одержала сокрушительную победу. Враг повержен! — нервный смешок сорвался с посиневших губ.
— Язвишь? — зло спросила Милтон. — Это всё для тебя шутки?
— У меня всегда было плохое чувство юмора, ты же знаешь, — Эттвуд усмехнулась и прикрыла покрасневшие глаза.
— Что с тобой происходит? — ответом ей была тишина. — Мэди! Я долго терпела все твои выходки! Ничего не говорила относительно твоего странного поведения. Игнорировала непонятные фразочки и отношение к жизни. Я молчала, когда поняла, что ты выпиваешь!
— Ты знала? — голубые глаза распахнулись и заинтересованно уставились на подругу.
— Разумеется! Я же не слепая и знаю, как выглядит похмелье. Тебе, чёрт возьми, шестнадцать!
— Семнадцать…
— Когда я впервые поняла, что ты неравнодушна к огневиски, тебе было пятнадцать, так что на твоём месте я бы помалкивала.
— Так мне отвечать на твои вопросы или заткнуться? — скептически выгнув бровь, спросила Эттвуд.
— Ты невыносима.
Милтон совершенно не аристократично закатила глаза и вышла из ванной комнаты. Прекрасно, даже Грейс не смогла выдержать её общества. А жаль, хорошая девочка. Пожалуй, единственный человек, кто не бесил её, по крайней мере последние года три. Но, как оказалось, делать выводы было рано. Милтон вернулась в комнату с небольшой аптечкой. Она села прямо в кабинку к Эттвуд, совершенно не заботясь о том, что её пижама промокнет. Девушка достала какую-то мазь и, снова взяв руки Мэдисон, принялась обрабатывать раны.
— Всё ещё хочешь стать колдомедиком? — спросила Эттвуд.
— Ничего не изменилось.
— Твоя бабушка тоже хотела, — Милтон чуть вздрогнула на этих словах.
— Объясни мне, — попросила девушка с чёрными волосами, заплетёнными в длинную косу.
— А что тут рассказывать? Ты и сама всё прекрасно знаешь. Про Амелию Карлтон тебе известно едва ли не больше, чем мне.
— Ты поэтому со мной подружилась? — нахмурившись, спросила Грейс. Этот вопрос её интересовал ещё с того момента, как Эттвуд начала свой рассказ в Большом зале. — Потому что моя бабушка – Одри Дей?
Мэдисон никак не отреагировала, она лишь пристально вглядывалась в тёмные глаза напротив. Эттвуд уже давно поняла, что у неё нет чувства юмора, зато у Судьбы его хоть отбавляй. Из сотен студентов, что учатся в Хогвартсе, она подружилась именно с внучкой Одри Дей. Разве это не забавно? В том, что она просто везучая, девушка сильно сомневалась. Хотя с другой стороны, она, ко всему прочему, учится на одном курсе с сыном Эдвина Нотта… Шутка Вселенского масштаба!
— Мэдисон?
— А разве это я с тобой подружилась? — спросила блондинка. — Насколько я помню, это ты не отставала от меня, пока я не согласилась стать твоей подругой.
— Ты поэтому не хотела со мной дружить? Из-за моей бабушки? — нахмурилась девушка.
— Ты уж определись, — тяжело вздохнув, ответила Эттвуд. — Грейс, при чём тут твоя бабушка? Одри Дей, конечно, потрясающая женщина, но на нашу с тобой дружбу никак не повлияла.
— Почему ты никогда не рассказывала ей о том, что знаешь историю Амелии? Они ведь были подругами. Ты хоть представляешь как ей было тяжело смириться с тем, что её не стало? Они ведь искали Карлтон много лет! Трейси…
— А что бы это изменило?
— Но ты же знаешь, что с ней случилось!
— Они бы ей не помогли, Грейс. В том мире, куда попала Амелия, она могла рассчитывать только на свои силы.
— Ты ведь знаешь, что зеркало разбилось? — спросила Милтон.
— Да.
— Это произошло в тот момент, когда через него прошла Амелия?
— Да.
— Почему?
— Потому что чистая и светлая душа попала в зазеркалье не по своей воле.
— Я не понимаю… Что всё это значит?
— Грейс, у меня нет сил объяснять всё это по несколько раз. Может, ты потерпишь до вечера?
— Ладно, — всё же согласилась Милтон. — Но я всё равно не понимаю, почему ты ничего не рассказала моей бабушке?
— Грейс, они это давно пережили и смирились…
— Это не так! Она всё ещё не может забыть, так же как и Карлтоны.
— Все они живут дальше, дорогая. Лишнее упоминание об Амелии лишь принесёт им боль и страдание. Ты правда хочешь в очередной раз разбить сердце этим людям? Разве они не достаточно уже страдали?
— На их месте я бы хотела знать.
— После того, как я закончу свой рассказ, ты сможешь вернуться домой и всё рассказать своей бабушке.
— Сейчас будет «но»?
— Но я сильно сомневаюсь, что ты захочешь это сделать.
— Я тебя не понимаю.
— Не ты одна.
— Сейчас будет немного больно, потерпи, — Грейс нанесла очередную мазь на руки Эттвуд, но та даже глазом не моргнула. — Ты ничего не чувствуешь? Мазь не самая приятная, особенно на открытых ранах.
— Я чувствую слишком много всего, но руки беспокоят меня в самую последнюю очередь, дорогая.
— Ты видела Трейси?
— Да.
— Когда? — удивилась Милтон.
— В конце прошлого года, — пожав плечами, ответила Эттвуд. — Это было случайно, она просто проходила мимо. Забавно…
— Что?
— Я представляла её совершенно другой.
— Ты же видела воспоминания, — не поняла слов подруги девушка.
— В последнем воспоминании она была ещё совсем ребёнком, а сейчас она взрослая женщина, у которой есть семья. Занятно что она не взяла фамилию мужа, такое даже сейчас редко встречается…
— Знаешь, они с бабушкой иногда переписываются. Ну знаешь… Поздравляют друг друга с праздниками и прочее.
— Нет, не знаю, — безразлично ответила блондинка.
— Мэдисон…
— Ммм?
— Что будет, когда ты закончишь свой рассказ?
— Я уйду.
— Ты не вернёшься на седьмой курс? — удивлённо спросила когтевранка.
— Нет. Мне здесь больше нечего делать. Хотя может, мы ещё встретимся, жизнь так изменчива. Кто знает, что нас ждёт завтра?
— Я закончила обрабатывать твои руки, — Грейс убрала баночки обратно в аптечку. — Не бей больше стены, ладно?
— Хорошо. Спасибо, — Эттвуд натянуто улыбнулась.
— Тебе что-то нужно?
— Да, принеси мне огневиски. Он лежит в моём…
— Чемодане, я знаю. Может, не стоит? Ты сейчас не в лучшем состоянии.
— Принеси мне чёртову бутылку.
Милтон не стала спорить. Она совершенно не понимала, что происходит с её подругой. Конечно, она довольно давно поняла, что Мэдисон не так проста, как кажется. Она пыталась её понять, правда пыталась, но за все шесть лет у неё так ничего и не вышло. Поэтому без лишних вопросов девушка вернулась в спальню, нашла бутылку огневиски и вручила её подруге, которая так и не сдвинулась с места. Мэдисон сразу сделала несколько больших глотков и удовлетворённо прикрыла глаза, чуть запрокинув голову назад, соприкасаясь с прохладной стеной. Грейс молча наблюдала за подругой, но так и не нашлась, что сказать. Поэтому девушка лишь накинула на Мэдисон согревающие чары и вышла из ванной, дав возможность когтевранке самой разобраться в своих мыслях. Эттвуд была ей за это безмерно благодарна, разговаривать сейчас ей не хотелось, а обсуждать все свои проблемы тем более. Потому что в голову лезли воспоминания, от которых хотелось бы избавиться. Жаль, что она не могла себе подобного позволить…
* * *
Их мантии уже давно покоились на полу спальни слизеринца, как и большая часть одежды. Несмотря на то, что в Хогвартсе было довольно сложно уединиться, Тому всегда это удавалось. Один его взгляд и соседи с понимающим видом вылетали из их общей спальни. Амелии было откровенно плевать на то, что их поцелуи или прикосновения становились достоянием общественности. Она вообще мало чего стеснялась и была максимально открыта в проявлении своих чувств и эмоций. Пожалуй, только та самая физическая близость могла заставить её слегка смутиться, но не в тот момент, когда Том настойчиво толкал её в сторону кровати, с силой впиваясь в раскрасневшиеся от долгого поцелуя губы. В такие мгновения думать не хотелось категорически. Для неё весь мир переставал существовать, оставался лишь Том – любимый, гордый, властный слизеринец. Тот, кто лишь одним прикосновением вызывал волну мурашек по всему телу. Тот единственный, кто безмерно оберегал, защищал и принимал.
Она ни на секунду не сомневалась, что их чувства взаимны. Пусть Том не говорит об этом, но девушка не слепа и всё прекрасно понимала. То, как он на неё смотрит, то как обнимает и ловит каждое её слово – говорило о многом. Влюбленные могли часами не отрываться друг от друга, им всегда было мало того, что они имели. Хотелось привязать себя друг к другу как можно крепче и не отходить ни на мгновение.
— Ты идеальна, — прошептал Том, нависая над девушкой. Амелия немного покраснела, но не от смущения, к комплиментам от своего парня она привыкла, хоть и не сразу. Однако сейчас в комнате было чертовски жарко, а может, дело вовсе не в температуре воздуха. — Что же я такого сделал, что вся эта красота теперь только моя? — Том прильнул к шее слизеринки, оставляя на ней свою метку. Карлтон это лишь сильнее возбуждало, а синяк можно легко скрыть чарами или убрать с помощью мази. Может, она и вовсе его оставит, заводя Тома лишь от одной мысли, что она его. — Моя… — едва ли не на парселтанге прошипел Реддл.
— Тебя не учили, что нужно делиться? — тяжело дыша, спросила волшебница.
— О, нет, — усмехнулся Том. — Я собственник и ни с кем не стану делиться. Особенно тобой.
В такие моменты одежда неимоверно мешала, возможно поэтому Том порой просто развеивал её, даже не предпринимая попыток снять. Амелии это не нравилось, но она спокойно принимала такие странности своего парня. Том беспрерывно водил руками по подтянутому телу Карлтон, изучая каждый его сантиметр. Сколько бы они ни оставались наедине в стенах спальни, ему всегда было мало. Каждый раз физическая близость с Ами вызывала в нём ураган эмоций и чувств. Из раза в раз ему хотелось войти в неё быстро, жёстко, так, чтобы она навсегда запомнила, кому принадлежит. Но он всегда себя сдерживал, понимая, что всё это не про его милую, добрую, нежную Ами. Девушка так доверчиво смотрела в его чёрные как ночь глаза, что сердце пропускало удар, а желание не навредить буквально било набатом в голове. Поэтому Том всегда был с ней нежен, внимательно следил за тем, чтобы девушке было хорошо и комфортно. Не дай Мерлин ей будет больно, его девочка не должна испытывать подобных чувств.
Сама же Амелия всегда пылко отвечала на любые манипуляции Тома. Выгибалась, стонала, льнула к нему всем телом. Ей никогда не было так хорошо, как в минуты их близости. Она готова была отдать всё на свете, лишь бы Том всегда был рядом, лишь бы он не переставал её держать так бережно и нежно. Только рядом с Амелией Том забывал, что ему нужно держать маску и быть для всех примером. Тут он не был главой факультета, грубым и высокомерным слизеринцем. В их маленьком мире он становился чутким и внимательным любовником, понимающим, чего она хочет и как. Чёрт… Это подкупало целиком и полностью.
— Том… — простонала Амелия и выгнулась дугой, как только он вошёл в неё до самого конца. — Чёрт, — девушка прикусила губу, едва ли не до крови.
Тому это не слишком понравилось, он впился в пухлые губы поцелуем, чтобы волшебница не навредила себе. Постепенно наращивая темп, он срывал с губ слизеринки всё новые и новые стоны, которые тонули где-то в поцелуе. Терпеть было невозможно, сердце бешено стучало, дыхание уже давно сбилось, а воздуха катастрофически не хватало. Слишком хорошо, слишком много умопомрачительных ощущений. Уже на самом пике девушка вновь сорвалась на крик, расцарапывая спину парня, своими ногтями. Том едва слышно зашипел, но не остановился, доводя их до пика наслаждения.
Руки не держали, а мысли отказывались формироваться во что-то адекватное. Аккуратно выйдя из тела девушки, он накрыл их одеялом, лёг рядом и притянул волшебницу ближе к себе. Они всё ещё не могли отдышаться, но сердечный ритм понемногу сбавлял свой темп. Нащупав палочку, Реддл наложил на них очищающее заклинание, в душ они бы не дошли, да и не хотели.
— Том, — тихо позвала Амелия, привлекая внимание волшебника.
— Что?
— А что будет, если я тебе надоем? — уткнувшись в плечо слизеринца, спросила девушка.
— Что за глупости? Почему тебе такая мысль вообще пришла в голову? — искренне удивился Том.
— Но ведь такое случается? — всё так же тихо говорила волшебница. — Все говорят, что мы такие разные… Вдруг я тебе разонравлюсь или надоем?
— Такого никогда не произойдёт, — уверенно заявил Реддл.
— Даже через двадцать лет?
— Даже через двести! Ты – всё, что мне нужно. Как можно отказаться от такого чуда, как ты?
— Честно?
— Честно, — усмехнувшись, кивнул Том. Всё же его девушка была до жути наивной, но исключительно в хорошем смысле этого слова.
— Обещаешь?
— Клянусь.
* * *
Пустая бутылка из-под огневиски полетела в стену, без шансов на победу. Осколки разлетелись по всей комнате, попадая в сидящую на полу девушку. Как можно было так любить? Почему нужно было их этого лишать? Как же она ненавидела людей, так стремящихся получить своё, идя при этом по головам. Конкретно одного человека, вообще-то… О, да.. Мэдисон Эттвуд прекрасно знала, кто виновен в произошедшем. Для этого не нужно было быть гением и более того, она знала куда больше, чем рассказала студентам в Большом зале. Информация – сила. Уже на протяжении многих лет, только это и было её спасением и раскрывать все карты девушка не собиралась. Для этого ещё слишком рано. Однако волшебница отомстит. Может, не завтра, но просто так Эттвуд не уйдёт. Она заставит его бояться так же, как было страшно Амелии. Мэдисон определённо это сделает, даже несмотря на то, что сейчас чувствует себя совершенно разбитой. Как эта чёртова бутылка огневиски.
Мэдисон сильная, она ведь всё ещё здесь? Ещё борется? На грани безумия, но сражается. Не только с собственными мыслями, но и с этим уродом. Пусть он этого ещё и не знает…
