Шот четвёртый. Холо

Смерть подопытных зверьков не была связана с наличием "дури" в крови. Во всяком случае напрямую. У одной крысы сорвался шунт в сердце и пробил клапан левого предсердия. У второй – стент установленный в аорте развернулся и перекрыл кровоток, чем вызвал обширный инфаркт. Никакой химии. Сплошная физика. Так я объяснял случившееся в лаборатории делающему вид, что всё понимает, следователю. При этом я намеренно не вдавался в подробности, что стало причиной смещения металлоконструкций. А произошло это из-за того, что под воздействием модифицированного метамфетамина мои крысёныши перевозбудились, как Сазон при виде сигарет. Половое влечение достигло пиковой точки, и грызуны начали активно друг друга домогаться. Беда в том, что я взял двух особей мужского пола, и они никак не могли решить, кто к кому пристыкуется. В итоге, сверкая красными торчащими пипетками, крысы банально передрались, нанеся друг другу множественные телесные повреждения. Но не это главное. Главное, что физическая нагрузка вкупе с наркотой привела к экстремально высокому кровяному давлению, в результате которого и произошло смещение трубок. Так что, можно сказать, два этих крыса разбили друг другу сердце. В прямом смысле. Но я решил, что следователю об этом знать не обязательно. Вряд ли он способен оценить весь трагизм крысиной дуэли. Поэтому я продолжал утверждать, что понятия не имею, где крысы раздобыли "дурь" и что обдолбились они без моего ведома. Настырный полисмен относился к моим словам с явным недоверием, а потому продолжал задавать одни и те же вопросы, меняя формулировки. Я как человек с высоким уровнем IQ быстро понял правила игры и так же ловко подбирая выражения-синонимы выдавал одни и те же ответы. Так мы игрались часа полтора. Но в отличии от следователя, я никуда не спешил. Он же то и дело поглядывал на часы. Рабочий день не резиновый. А дома наверняка жена, какие-нибудь макароны по-флотски или картошечка с жирненькой селёдочкой, продавленный в нужных местах диван и "Комиссар Рекс" по телевизору. Развлечения куда интересней, чем игра в слова с арестантом. Так что наша партия закончилась ничьей в мою пользу, после чего доблестный полицмен вызвал конвоиров для моего препровождения обратно в камеру следственного изолятора. Там меня ждал небольшой сюрприз, заключавшийся в отсутствии уже примелькавшихся сокамерников. Хата... Тьфу ты Господи... Камера с двумя двухъярусными кроватями встретила меня сиротливым журчанием раковины и тускловатым светом жёлтой лампы. Я даже успел порадоваться тому, что проведу оставшиеся часы задержания, как эта самая лампа, в своей маленькой персональной клетушке. Но грубое: "Чё, встал?!" – откуда-то из-за плеча, испортило весь праздник. – Полотенце бери и в душ. У тебя 15 минут до ужина. Акустическая волна конвоирского голоса схлопнула мечты, как пузырьки газа в жидкой среде, оставив двоякое чувство: душ – это плюс; но сокамерники, скорее всего, никуда не делись – это минус. А плюс на минус – значение отрицательное. Ходить в баню с зеками – удовольствие на любителя. Я не любитель. – Прям как в летнем лагере у вас. Душ, ужин, отбой... – попытался я внести хоть толику позитива, вспомнив золотое времечко, когда родители отправляли меня каждое лето в ДЗОЛ: в "Океан" или "Артек". Ещё какой-то... попроще, но название уже забыл. Там в окружении сверстников и почти таких же, чуть старше, вожатых я должен был социализироваться. И, несмотря на отсутствие положительного результата, родители из года в год сообщали мне "радостную новость" о том, что удалось приобрести путёвку в один из самых престижных детских загородных оздоровительный лагерей в стране. В общем, всё детство по лагерям. Только теперь эта шутка уже не казалась такой смешной. Учитывая, что мне светил лагерь взрослый, круглогодичный и скорее всего па́губно влияющий на здоровье. А ещё Габор, прислав сухари и сигареты, не догадался положить нормальное махровое полотенце. И это окончательно отбивало охоту мыться. Ибо то, что висело у меня на спинке кровати назвать полотенцем нельзя было даже с очень большой натяжкой. Клочок вафельной ткани 50х30 хотелось приберечь для лица, а не пытаться вытереть им почти два метра, пусть и не очень спортивного, но вполне крепкого мужского тела. – Пошёл! Не на курорте! – гаркнул недовольный моим расслабленным видом конвоир, и скомканное полотенце бейсбольным мячиком полетело в меня. Вместо того, чтобы поймать, я как это чаще всего бывает увернулся. Рефлексы, мать их. В детстве будучи очкариком, я старался избегать игр с мячом. А будучи задротом нередко видел летящие в меня предметы. И вот я уже давно не ребёнок, имею учёную степень, спасаю мир от болезней, уважаемый в светских кругах человек... нагнувшись за полотенцем получаю пинок под зад от какого-то малообразованного придурка. Это не просто обидно, это "Привет, дежавю". – Шевелись уже! – прокомментировал свою выходку придурок и, не дав мне ответить, вытолкал за дверь. Миновав облезлый коридор, он так же бесцеремонно впихнул меня в раздевалку, напомнив, что у меня максимум десять минут. Честно говоря, я вообще бы не пошёл. Семьдесят два часа без водных процедур прожить вполне реально. Я же не амфибия. Но из душевой раздавалась какая-то нехарактерная возня. Среди плеска воды, кратно усиленного акустикой пустого помещения, слышались шлепки, маты, плохо различимые выкрики и идиотский смех. Обернувшись к двум уже помывшимся и теперь сидящим на скамье арестантам, я кивнул в сторону дверного проёма: – Чемпионат по пляжному волейболу? У меня были и другие версии, но их озвучивать не хотелось. В ответ мужики дружно заржали, после чего один из них потупил глаза и стыдливо полез поправлять уже завязанные шнурки, а второй, продолжая натирать лысину таким же недополотенцем как у меня, басовито пробурчал: – Пацана какого-то опускают. Обожди пока. Не ходи. "Кропаль!" – полоснуло меня догадкой. И вроде бы дело обычное в таких местах, и пацана этого я видел всего пару часов в жизни, а после освобождения из-под стражи вообще скорее всего никогда больше не встречу, но так мерзко стало на душе. Сморщившись, будто глотнул кофе без сахара, я замер в попытке найти адекватное решение проблемы. И как всегда первым отреагировал гипоталамус. Опережая прочие отделы головного мозга, он, бойко дав команду центральной нервной и эндокринной системам: "Вперёд! В атаку! Всех порвём!", потащил меня в пекло сражения. Вполне эффектно ворвавшись в душевую, я так же эффектно проскользил полиуретановыми тапками по мокрому кафелю, потерял равновесие и шумно приземлился на задницу. Позорный шлепок ягодиц привлёк внимание тех, кого я по-видимому собирался рвать. Пятеро голых мужиков разного телосложения, но все как один расписанные татуировками под "сине-голубую гжель" , уставились на меня. По полу откуда-то из-за них вместе со струями воды змеился красно-розовый ручеёк, в происхождении которого сложно было ошибиться. В целом атмосфера стояла напряженная. К тому же у одного из уставившихся на меня зеков торчал разбухший до пульсирующих жил член, а по заплывшему глазу из рассечённой брови стекала ярко-красная венозная кровь. В этот момент наконец проснулось логическое мышление, вполне рационально шепнув: "Беги", и видя моё бездействие, повторило, как в далёком детстве: "Беги, Зо́ха, беги!" Наверное, я бы так и сделал. Подскочил бы, выбежал в раздевалку, начал бы колотиться в дверь, призывая на помощь, но когда бугай с разбитой мордой сделал шаг в мою сторону, я увидел забившегося в угол Кропаля. Худой, голый, он стоял с наивно выставленными вперёд костлявыми кулачками, с разбитыми губами и носом. Судя по окровавленным костяшка и тяжёлому учащенному дыханию, он только что дрался. Этот короткостриженный, беззащитный с виду задохлик не сдавался. Он бился за свою честь. Один против пятерых взрослых подонков. Разве мог я его оставить? Да, конечно, нет. Вопреки здравому смыслу, понимая, что скорее всего тоже попаду под замес, я поднялся с пола и максимально спокойно попросил: – Пацана оставьте. В ответ раздался тот самый идиотский гогот, который я слышал из раздевалки. – Ты чё, клоун? – член того, кто видимо планировал быть "первым", слегка сдулся, сигнализируя, что половое возбуждение уступило место боевому. Меня насиловать он явно не собирался. А вот избить до кровавых соплей, это за раз. – Я человек Га́бора, – так же спокойно, но без особой надежды на успех, я кинул козырь. – И чё? А я племянник Обамы! – он подошёл ко мне вплотную и уставился прямо в глаза, как это делают боксёры перед боем. – Бессмертный? – Нет. Но и ты тоже. – я перестал моргать и чуть приподнял подбородок, демонстрируя непонятно откуда взявшееся бесстрашие. – Пацана оставь. Я его выкупил. Зек попытался изобразить удивление, но получилась перекошенная гримаса. Заплывшая часть морды осталась статичной. – Паля, это реально человек Габора. На него малява есть. Услышав знакомый голос, я чуть не закрыл глаза от облегчения. Благо хватило духу не выйти из образа. – Это Химик , – представил меня Магыч, стоя у меня за спиной. – Не моё дело, но я бы его не трогал. За него серьёзные люди в напряге. Чё попросит, говорят, слобать надо. Люкс, короче, организовать. Тот, кто отзывался на кобелиную кличку Паля, склонил голову на бок, изучая меня неподбитым глазом, потом скосил губы в презрительной усмешке и вдруг клацнул зубами в сантиметре от моего носа. Естественно, от неожиданности бесстрашный Химик вздрогнул, и все снова заржали. – Сучке своей скажи, чтоб жопу к стене отворачивал. А то очком светит, как шмара, потом удивляется, что его ебут и не спрашивают. Жёстко врезавшись в меня плечом, косомордый Паля направился в раздевалку. Расписная свита, стайкой хихикающих гиен, последовала за ним. – Чё ты лезешь? Чё ты лезешь? – послышался у меня за спиной тихий гаденький голосок Сазона. – Поучили бы чутка. Хули он братву строит. Он кто такой? Кто такой? А? – А ты кто такой? Хули ты шакалишь, Сизый? – отозвался Магыч. – Тебе малява была. Тебя просили за человеком присмотреть. – Меня просили. Палю не просили. Чё ты лезешь? – Да ты чё, паскуда?!... Пока Магыч с Сазоном выясняли на чьей стороне правда, я неотрывно смотрел на шмыгающего носом и дрожащего от холода и перевозбуждения Кропаля. Пацана явно отпускало и теперь трясло, как в лихорадке. Казалось, вот-вот разревётся. Так жалко его было. Будто себя в детстве со стороны увидел. Что будет, когда меня выпустят? Даже представить противно. – Ты как? – спросил я подойдя чуть ближе. – Иди на хуй! – неожиданно грубо ответил он и толкнул меня мокрой окровавленной ладонью в грудь. – Я тебя впрягаться не просил! Вали отсюда! – и повернувшись ко мне спиной принялся дергано смывать размазанную кровь. Ты посмотри, какой говнюк. Я тут за него на амбразуру, а он меня на матах таскает. – Жопу к стене отверни! – мстительно съязвил я, и пошёл отжимать вымокшую в ходе стычки одежду. Отлично, теперь у меня не было не только полотенца, но и элементарно сухих трусов.