Апрель 1991-го
Заявление подавали во дворце бракосочетания на Петровской набережной. Именно в конце марта в этом же здании открылся первый настоящий свадебный салон. Теперь товар можно было не «доставать», а покупать. Поэтому не стоило Женьке бежать во всем давно известный «Юбилей», чтобы купить все к свадьбе по талончикам. Ольга Николаевна, когда узнала о планах любимой племянницы, взяла пару дней отгулов, которых за последние три года за переработку накопилось достаточно, и вылетела в Ленинград, чтобы помочь Женьке выбрать платье и украшения. Организацию банкета и покупку колец взял на себя Малиновский. По началу будущие молодожены не горели желанием устраивать из этого дня событие века. Им достаточно было росписи в окружении самых близких и скромной посиделки после. Но Марина, едва услышав о планах брата и его невесты, это сразу забраковала. Потом, уже на кухне, наедине с Вадимом она объясняла простые истины: – Ты уже женился так… Забудь, как страшный сон. Ты заслужил наконец хорошего праздника. А для Жени это первый раз, а он, знаешь, как запомниться должен? На всю жизнь! Никаких скромных сборов на квартире... Я понимаю, ты переживаешь за финансы, но ты вспомни, кто у нее брат. Совместно организуем. Обстановка в стране ужасала с каждым днем. К апрелю 1991-го года экономическая система СССР была практически разрушена. Впервые с 40-х годов появились километровые очереди за хлебом. Магазинные и рыночные прилавки опустошались с невероятной скоростью. Люди разумно полагали, что завтра могут пропасть все товары, поэтому скупали последние остатки. Цены взлетели в четыре раза. При таким невероятном уровне инфляции заработная плата выросла только на четверть. Контрмерой правительства были единовременные компенсации в размере шестидесяти рублей. При такой аховой ситуации такая мера выглядела просто насмешкой. Вадим понимал, что на их с Женькой общий праздник у него будет сумма. Но смущало то, что родственники, в особенности братья с ее стороны могли раскидываться деньгами с непередаваемой легкостью. Способ их заработка был ясен, оттого противен. Малиновский хотел бы отвергнуть их вложения и вовсе. Строить новую семью на кровавых деньгах? Но после долгих словесных баталий с сестрой все же уступил. Действительно, он очень хотел, чтобы Филатова этот день запомнила в красках. Чтобы чувствовала себя настоящей принцессой. Чтобы было создано все для ее улыбки. Анестезиолог Игорь, услышав с утра новость о том, что его холостующий вот уже почти десять лет лучший друг часом ранее подал заявление в загс, в серьез подавился кофе. Ничего лучше перед очередным тяжелым днем так не могло взбодрить. Потом он еще несколько минут как ребенок радостно улюлюкал и хлопал бедного Малиновского по спине. – А я говорил! Пригрело? А, не отвечай, и так же все ясно! Значит, Кай и Герда играют свадебку! Народ! Это должен узнать народ!.. Вадим, запрокинув голову и смеясь, даже не прикладывал особых усилий, чтобы остановить друга от шанса раструбить эту новость по всему отделению. Женька рука об руку с Дунаевым направлялись уже к карете «Скорой помощи», когда регистратор Лиза, улыбаясь во все тридцать два, игриво задергала бровями. – Значит, вот кто растопил сердечко нашего Малиновского. Вот это никогда бы не подумала… Молодец, Филатова! Поздравляю! Андрей странно покосился на Женьку, которая сразу сама не поняла, с чем конкретно ее поздравляет женщина. Неужели новость так быстро разлетелась? С кем Вадим уже успел поделиться, что за полчаса уже все отделение было в курсе? Наверняка Игорь… Болтун. – Спасибо, Лиза, – кивнула скромно, подхватила друга под руку и потянула к машине. – Она о чем это? – на ходу решил уточнить он. – Да, понимаешь… Мы сегодня с Вадимом заявление подали. Дунаев резко остановился и замер, заставляя затормозить державшуюся за него девушку. Она поправила чепчик нервным движением и виновато опустила глаза. – Я по дороге сказать уже хотела, а тут уже все отделение за утро узнало. – Ну… – Андрей откашлялся, поправляя воротник своего халата. Нет, он не был ошеломлен или подавлен, такой исход в его голове давно был уже выстроен, и все равно как-то… неожиданно. Быстро. – Мои поздравления, кареглазая. А ты… не поторопилась? Женька пожала плечами. Об этом она даже не думала. Они так долго уже были с Вадимом вместе, и ни один из проведенных с ним дней нельзя было упрекнуть в неискренности. Возможно, Малиновский и предложил стать его женой буквально на следующий день после их близости, и Филатова не задумываясь согласилась. Эмоции – дело всем известное. Но ведь был целый месяц на раздумья. И девушка ни разу не усомнилась. – Я люблю его, – честно призналась она, глядя в зеленые глаза напротив. Дунаев слегка прищурился, будто сканируя лучшую подругу. Но лицо его кареглазой, несмотря на недосыпы и тяжелые будни студента-практиканта, светилось каким-то мягким внутренним светом. Огромные подведенные глаза обрамляли сеточки неглубоких морщинок. Она искренне улыбалась. Она была… счастлива? Да, такое слово подходило ей сейчас как никогда лучше. Парень сам не заметил, как растянулся в скромной улыбке. Только почувствовав, как уголки губ уползли вверх, он склонился к Женьке, мягко целуя ее в лоб. – На свадьбу-то пригласишь? – Смеешься? Ты первый в списке! – Даже не Валера? – усмехнулся Дунаев. Не дав ей и слова вставить, тут же уточнил: – А как он, кстати, отнесся? – Вадим просил у него официально моей руки… – Ой, как в лучших традициях романов, я восхищен! – засмеялся Андрей. – И? – И Валера ничего не имел против. – Понравился, значит? – Очень… – хмыкнула Женька. – Я даже сама была в шоке. – А Пчёлкин? Дунаев знал, что она тут же превратится в колючего ежа при одном упоминании Вити, а она знала, что друг не преминет случая уточнить этот момент. – Не говори мне о нем, ладно? – Кареглазая… Сигнал клаксона «скорой» заставил обоих легонько вздрогнуть и обернуться. Водитель Михалыч, хороший и добрый мужичок за полтиник лет, высунулся из окна двери, поправил ребром указательного пальца седоватые усы. – Молодежь, я все понимаю, но больной ждать долго не будет. Дунаев подтолкнул подругу к газели, понизил голос и продолжил уже на ходу: – Ты не пойми меня неправильно… В душу я лезть ненавижу. Просто хотел уточнить… – Не говори ничего, я и так поняла, – Женька влезла внутрь машины, разместилась в кресле около носилок. – Мы почти не общаемся после того случая. Он меня, можно сказать, послал и больше наедине мы за этот месяц никогда не виделись… – Так и расслабься, – Дунаева качнуло, когда «скорая» тронулась, и он ухватил Женьку за руку. Но истина этого прикосновения крылась, конечно, в другом. – Ты как будто этим огорчена… – Да, – честно призналась Филатова. – Огорчена. Потому что он все еще… – Дорог тебе, – подсказал друг. – Безусловно. Но не как… – она не смогла подобрать правильных слов. Как любимый, вероятно? – В общем, как один из близких людей. Родных. Мы же с детства вместе, Дунаев, мы прошли столько… А теперь из-за нашей глупости мы как кошка с собакой. – Ты считаешь свой выбор глупостью? – Нет, не считаю. Наоборот это мое первое и лучшее взрослое решение. Правильное. Ты согласен? Андрей склонил голову, неопределенно ею покачав. – Нет. Придерживаюсь другой философии: что бы ты не выбрал, ты чего-то лишишься, но что бы ты не выбрал, это не будет ошибкой. Если тебя так тяготят ваши с Пчёлой нынешние взаимоотношения, найди способ это исправить… – Я пыталась. И он даже соглашался. Но пойми, когда я уже сделала выбор и приняла себя новую, а он тут со своими дурацкими признаниями… – Такими уж ли дурацкими, кареглазая? Конечно, нет. Женька и рада бы была услышать эти заветные слова от Пчёлкина еще пару лет назад. Особенно тогда, на даче Царёвых, будь она неладна… Но сейчас эти признания друга раскурочивали ее, выворачивали наизнанку, заставляли неосознанно возвращаться и проклинать Витю снова и снова: «какого хрена ты молчал раньше?!». Да даже год назад, когда ее с Вадимом не связывало ничего, кроме душевных разговоров и занятий по вечерам, что творил Пчёла? Измывался? Ревновал? Не хотел быть с ней на ножах, но намеренно портил всяческие отношения. А тут вдруг опомнился? Дурак несчастный… – Просто все не так… Все наперекосяк. – Послушай, кареглазая, – Андрей взял ее ладошку в обе руки и посмотрел девушке прямо в глаза: – если ты любишь своего Малиновского и счастлива с ним, тебя ничего не должно больше смущать и чувства Пчёлы волновать тем более не должны. Справится, переживет. Я же справился. И подмигнул для пущей убедительности. Заметив ее грустный взгляд, решил переключить внимание на другое. Этим послужили Женькины ноготки. – Опа… Маникюр забацала? – Миленка вчера постаралась. Правда, Кот тогда ввалился, как обычно, с ноги в дверь, она дернулась и вон, видишь… глубоко. Около кутикулы безымянного левого пальца действительно была внушительная ранка. Глубокая, стоило признать. – Давай пластырем замотаем? Вон еще сукровица идет… – Не надо, пусть на воздухе заживает. Быстрее будет. До нужного дома оставалось лишь завернуть в арку, но путь оказался перегорожен груженой газелью. Двое таджиков таскали к запасному ходу находящегося в здании магазинчика продукты. – Ребята, машину отгоните! – крикнул им Михалыч. – Извини, дорогой, подожди пару минут, да? – на ломаном русском оправдывался грузчик. – Пара ящиков осталась... – Да ты че, не видишь? «Скорая» же! Но таджики только развели руками. У них же тоже «срочная работа». – Господа студенты! – крикнул с переднего сидения Михалыч. – Прибыли! Дальше пока не проеду, тут добежать можете... 1991-й стремительно и беспощадно шагал по стране. СССР умирал. Мотив «Дайте денег, спасите!» доминировал в отношениях союзного руководства с Западом доминировал с начала года. Настроения в народе были самые сумрачные – «докатились». Народ бастовал. Апрельский скачок цен был отмечен крупными забастовками, прошедшими во многих крупных городах. На улицы вышли миллионы людей. К уже привычным шахтерским забастовкам присоединились забастовки интеллигенции и рабочих. А 17-го марта в Союзе прошел референдум о его сохранении, на котором народ проголосовал «за», дав тем самым правительству последний шанс на изменение ситуации. И пока правительство выкручивалось и принимало меры, простые работники еле сводили концы с концами. Для медиков в это время денег почти не было, зато работы было выше крыши – участились поножовщины и огнестрелы, рук не хватало, и на вызовы по домам больных на «скорой» разъезжали фельдшеры без сопровождения врачей. Бывало, что фельдшер работал только с водителем. Женьке и Дунаеву повезло – они стали напарниками. В основном им попадались не такие сложные и критические пациенты. Бывали и тяжелые, но задача студентов было купировать приступ и сделать все необходимое, чтобы успеть довезти пострадавшего до больницы. С этим уже почти четверокурсники справлялись. Друзья поднялись на третий этаж. Дверь в нужную квартиру уже была распахнута. Филатова шагала позади Андрея, сжимая в руках ручку чемоданчика, когда парень вошел в единственную имеющуюся комнату. – Здравствуйте, «скорую» вызывали?.. – он сделал всего лишь шаг, когда мужчина, валявшийся в позе эмбриона на полу, резко подскочил и кинулся к студентам. – Тихо-тихо! – Дунаев машинально задвинул одной рукой Женьку за свою спину, другую выставил в усмиряющем жесте перед пациентом. Им оказался вполне молодой паренек, года на два-три старше их самих. Лохматый, худой до невозможности, в застиранной одежде. Его здорово колбасило, как при лихорадке. Окинув его и его пристанище быстрым взглядом, стало ясно – наркоман. – Доктор… Умоляю! Дай мне что-нибудь, – его скрюченные пальцы тряслись и били по груди, – я… я только-только откинулся… Я раньше у папы брал, а… а… теперь на районе чужие… Я тебя очень прошу! Ну ты че не видишь? – он шагнул к ним еще ближе, чуть не разбрызгивая слюну. – У меня ломка! Женьку знатно тряхануло. Она до побеления сжала пальцы на чемодане, опасливо глядя на Дунаева. Тот сохранял невозмутимый вид. Только якобы понимающе и сочувствующе кивнул. – Вижу. А ты место на зоне, случайно, не для меня оставил? Я тебе ампулу, а потом вместо тебя на Калыму лес валить, да? Так, что ли? Казалось, у паренька не было даже сил говорить внятно и громко. Он согнулся в три погибели и зашипел умоляюще: – Ну дай мне хоть что-нибудь!.. Чисто, чтобы взбодриться. Ну что-нибудь! – У нас все ампулы под отчет, – развернулся к Женьке и отчеканил: – пошли. Отказ, видимо, взбодрил наркомана не хуже. Потому что он кинулся им на перерез через стол и преградил дорогу на выход. В руках он уже сжимал использованный шприц. – Слышь, доктор? А давай я тебе на баяне сыграю на прощание, а? Его глаза блестели и лихорадили, таких опасных и обезумевших от боли глаз Филатова не видела никогда. Дунаев снова заградил ее собой, пытаясь взять себя в руки. Кодекс врачей – никогда нельзя вступать в конфликт – словесный или физический – с людьми. Голос наркомана снова сменился на более жалостливый. – Док, не бери греха на душу, а… Андрей сосредоточенно глядел на его дрожащий кулак, из которого выглядывала длинная иголка. В груди у Филатовой стало холодно. – Ладно, уговорил, – вдруг ответил Дунаев, чем заслужил настороженный взгляд подруги прямо в затылок. Макушка зазудела. – Настойчивый парень, молодец. Есть одна штука хорошая, специально для тебя. Хотел вон с напарницей поделиться, но для хороший людей ничего не жалко. Жень, ставь чемодан. Женька без лишних колебаний выполнила его указ, распахнула чемодан и замерла. Инстинкт самосохранения твердил отойти на максимально безопасное расстояние, но переживание за Дунаева, который находился с нариком в непростительной близости, заставило остаться на месте. – Ты не переживай, братишка, ага? – продолжал приговаривать Андрей. – Сейчас все будет. Баян давай. Парнишка недоверчиво покосился на них. Расставаться с единственным, как ему казалось, средством манипуляции в виде шприца он не торопился. – Давай, говорю, сюда! У меня шприцы тоже все под отчет, – нажимал на него Дунаев. Еще с пару секунд поколебавшись, он его все же протянул медику в руки. Андрей быстро выудил из чемодана ампулу, переломил горлышко и, когда Филатова потянулась за жгутом, вырвал его из ее рук. – Сам справится. У него опыта побольше нашего. Женька никогда еще так не нервничала. Она даже не видела, какую ампулу доставал друг, потому что волнение расфокусировало зрение. Девчонка нервно откашлялась, пытаясь на ходу догадаться, в чем стратегия Дунаева. А тот уже передавал наркоману готовый шприц. – Дай перетянусь все же, а? – кивнул он на жгут. – Ремнем перетянешься, – сохраняя все тот же ровный, стальной голос парировал Андрей. Быстро захлопнул чемодан и, пока пацан бросился на свой комфортный для проведения подобных «процедур» матрас, скомандовал подруге: – На выход, вперед. Втопили они изо всех сил. Дунаев подгонял Женьку в спину, плотно хлопая входной дверью и слетая по лестницам вниз. – Дунаев, ты чего там устроил?! – на ходу сбивчиво бросала она. – Ты одурел? – Успокойся, кареглазая. Витаминку, плацебо. Хотел сначала в морду дать, потом передумал… Не дай бог кулак разобьешь, а у него там в крови стопудово целый букет, сама ж знаешь! Уже выходя из подъезда, они не слышали, как на третьем этаже раздался вопль. Михалыч уже успел проехал во двор и спокойно курил возле капота кареты «скорой». Дунаев, утирая влажную от волнения шею, шел впереди, качая головой. – Тяжелый случай, ребятки? – хмыкнул водитель. – Ага, пока ты тут загорал, у нас там такой клиент… Ё-моё!.. Дальнейшее будто происходило в замедленной съемке. По ушам ударил чей-то рёв и Женькин громкий возглас. Дунаев обернулся, когда наркоман уже обхватил Филатову сзади, удерживая крепко и размахивая использованным шприцом. Рука девушки уже сливалась с его, и не понятно было, чья кровь на ее белом халате. Орало сердце, колотясь где-то на корне языка и рассылая по всему телу ужас, такой же тяжелый, как этот обдолбанный урод. Сжав зубы, Женька со всей силы толкнула его спиной. Естественно, никакого результата. А в следующий момент он ее так же резко и неожиданно отпустил. Практически отпихнул от себя, и она упала, ударившись об асфальт, глядя слезившимися глазами, как Дунаев второй раз наотмашь бьет тяжелым чемоданом наркомана прямо по голове. Друг стиснул челюсть, не давая тому согнуться пополам, ударил еще – на этот раз не по голове, а мыском ноги в живот. Нарик мешком грохнулся на мокрый асфальт. – Андрей! Андрей! – Михалыч обхватил разбушевавшегося Дунаева за руки, дернул на себя. – Остановись, ты что! Парень пришел в себя сразу же, когда услышал всхлипы Женьки. Он бросил чемодан у скамейки и упал на колени рядом с девчонкой. – Эй, кареглазая! Кареглазая! – стальной хваткой поднял ее опущенную голову и заставил взглянуть на себя. – Все-все-все, все в порядке… Главное, он в тебя не попал… – Эй! Что у вас?! – донеслось из распахнутого подъездного окна. – Я сейчас милицию вызову! – Давай-давай! Вызывай! – крикнул ему в ответ Михалыч. – Вызывай-вызывай! Женька вытянула вперед руку, будто она теперь являлась чужеродным элементом для ее тела, и красные от слез глаза лихорадочно бегали по окровавленной ладони. – Не попал, он не попал, Жека! – Это не моя кровь!.. – навзрыд выдохнула она. – Это его кровь! А у меня ранки после маникюра… Да еще… – очередной всхлип проглотил обрывки слов. – Ч-ш-ш! – Андрей обхватил ее ладошку, не стесняясь крови, и осмотрел каждый пальчик. – Да зажило все, ну, а за этот ноготок не волнуйся, там капелька… Вот, видишь? Чш-ш-ш, да ерунда, ну? – самого его трясло, но он притянул Женьку к себе и накрыл ее дрожащие плечи обеими руками. – Все, я рядом… Все хорошо. Подожди пару минут, я сейчас… Наркоман уже пришел в себя, и как они с Михалычем затаскивали его, брыкающегося и орущего на весь двор, в карету «скорой», Женька почти не видела. Она подползла к оставленному Андреем чемоданчику. Замки поддались дрожащим пальцам только в третий раз. Бутыль со спиртом была раскрыта, и девчонка принялась обильно заливать руку ядреной по запаху жидкостью. В районе ногтей защипало, как и в носу Филатовой снова. Она зажмурилась, выдавливая слезы, как пасту из тюбика. – Развязывай… – командовал тем временем в машине Дунаев. «Трамадол» уже был вколот, поэтому обдолбыш больше не сопротивлялся – развалился на носилках бесформенной массой. – Не дернется? – уточнил на всякий случай Михалыч. – Не дернется-не дернется… – приговаривал Андрей, распаковывая шприц. – Давай сюда руку его. Теперь стало понятно, откуда на Женьке было столько крови. Наркоман расцарапал внутреннюю часть предплечья чуть ли не до мяса острой иголкой. Сжав челюсть, Дунаев окинул взглядом сгиб руки. – Смотри, живого места нет… – затянул жгут и, воткнув иголку в синюшную вену, принялся выкачивать кровь. – А зачем столько много крови, Андрей? – уточнил Михалыч. – Вампиров завлекать, – хмуро усмехнулся Дунаев. – Я так думаю, медкарты у него нет… Сейчас возьмем кровь, в лаборатории проверят, анализы сделают… – А не проще бы было Женьке самой провериться? – Нет, не проще бы… У гепатита инкубационный период – три недели, у СПИДа – вообще полгода. Она за это время с ума сойдет, а у нее свадьба через месяц. А так мы хоть будем знать, что нас ждет… Так, ну все. Сейчас менты приедут, и сдадим его. Милиция на удивление себя долго ждать не заставила. Настроенные в последнее время скептически стражи порядка тут же подобрались, завидев бригаду врачей. Наркомана, как мешок с картошкой, закинули в клетку «бобика». Расслабившись, что опасность миновала, Дунаев заставил Женьку подняться и осторожно усадил ее в карету. Там уже снова обработал ее ранки, вытер кровь с рук и привычно поцеловал подругу в горячий после слез носик. – Все, кареглазая, успокаивайся, слышишь меня? Профессия у нас такая – с разным контингентом работать. Обойдется, веришь мне? Филатова только сдержанно кивнула, шмыгнула и попыталась через силу слегка улыбнуться. – Зато будет, что вашим с Малиновским внукам рассказать. – Успокаиваешь всё… – Нет, я абсолютно серьезно! Ну кто из нас лучше учится – ты или я? – Андрей снова взял ее за руки и подмигнул. – Вероятность хренового исхода – ноль целых, две десятых. Сейчас приедем, закинем эту мертвую кровяку в лабораторию. Может, она и не такая уж и смертельная, а? И не плачь, тебе нельзя. Женька позволила себе выдохнуть усмешку: – Чего это? – А проревешь так все это время, на свадьбе будешь некраси-и-ивая. Ни о какой дальнейшей работе для Женьки сегодня речи и быть не могло. Михалыч довез студентов до клиники, и Дунаев почти за ручку повел подругу к кабинету Малиновского. – Нет! Я не пойду сейчас, нет! Дунаев! – Ничего не знаю. Твой будущий законный муж, вот пусть тоже свою лепту в твое успокоение внесет. А я пока до лаборатории сгоняю, а затем по вызовам. – Я в норме! – Ты себя в зеркало видела? У тебя руки, как у алкаша трясутся, че о тебе народ подумает? Не-не, все, к Малиновскому. – Я не хочу, чтобы он знал! Андрей резко остановился и повернулся, отчего Женька врезалась в его грудь. Подняла на него заплаканные огромные глаза, сжимая губы. Красная окантовка над верхней губой обещала приближение очередных слез. – Это очень глупо с твоей стороны, если хочешь знать. Мы сейчас это, – он продемонстрировал ампулу с темной, вязкой кровью, – передадим ему. Всё! Я сказал! И он сам отнесет их в лабораторию. Ему сделают быстрее, и ты уже, возможно, сегодня хотя бы будешь знать, чего опасаться. И что бы не случилось, – Дунаев склонил лицо к ней, – что бы не случилось – я рядом. Всегда. Как и обещал. – Я люблю тебя, Дунаев, – Филатова часто заморгала, чтобы прогнать наплывающую пелену перед глазами. – Эй, тихо-тихо! Ты возле кабинета почти-мужа стоишь. Потом пошепчемся, в укромном уголке, – парень подмигнул и без стука распахнул дверь, – прошу! Вадим вскинул голову на хлопок двери, уже намереваясь намылить кому-то шею за своеволие, когда увидел перед собой невесту – всю зареванную, в окровавленном халате, а позади нее удерживающего девчонку за плечи Дунаева. – Вадим Юрич, вы только спокойно. Если что – она никого не зарезала. – Утешил, благодарю, – Малиновский поднялся из-за стола и стремительно направился к ним. Перехватил Женьку за руки, оглядывая быстрым сканирующим взглядом с головы до ног. – У нас тут осложнения возникли. Женя сама вам все расскажет, правда? – Андрей надавил на подругу взглядом, и та согласно кивнула. – А вот это очень срочно нужно сдать в лабораторию. – Разберемся. – Ну я это… Поскакал? – указал на выход большим пальцем Дунаев. – Скачите, Андрей Васильевич. И впредь все же советую стучаться. – Всенепременно, Вадим Юрич! – он прикрыл голову рукой и отдал честь. – Кстати, поздравляю. Женька проводила Андрея благодарным взглядом и, когда захлопнулась дверь, посмотрела на сосредоточенного и напряженного Вадима. Тот задумчиво прокручивал ампулу с кровью и выжидающе глядел на невесту. – Что произошло? Откуда кровь? – Эта или на мне? – Ты можешь говорить серьезно, Жень? – видно было, что денек трудный был и у мужчины. Поэтому давно позабытая игра в «угадайку по уклончивым ответам» начинала его напрягать. Женька шлепнулась на диван, уткнулась локтями в колени и уронила в ладони лицо. – На нас… на меня наркоман напал, – она услышала сдавленный рык, и поспешила добавить: – Дунаев его глюкозой снабдил, и мы бегом оттуда… А он догнал и… – подбородок задрожал, и Женька поспешила обхватить его пальцами. – Его кровь попала на ранки… А ты же знаешь, ну знаешь же, что у таких в крови целый букет! Тон ее голоса стал повышаться и дрожать, и Малиновский присел рядом с девушкой и прижал ее к себе. – Обработали? Филатова, примостив голову на его груди, сдавленно кивнула. – Вадь… А если?.. Как мы будем?.. – Если бы да кабы, малыш, что за пессимизм? Все будет в порядке, веришь мне? Она снова кивнула. Вадим обхватил ладонью ее голову, зарываясь пальцами в кудряшки. Прижался щекой к макушке, мягко целуя Женькины волосы. – Тебе нужно переодеться и отдохнуть. – Я не устала… – Я не спрашивал, устала ты или нет, – мужчина поднялся, отошел к шкафу, параллельно указал пальцем на ее халат. – Снимай его, и свитер снимай. Наверняка тоже в крови. Филатова дрожащими пальцами расстегнула пуговицы и с сожалением обнаружила, что он прав – бежевый свитер успел пропитаться багряным через тонкую ткань халата. Малиновский уже протянул ей свой свитер и принялся что-то искать в ящике стола. Женька протянула голову в воротник, выбрала из-за него копну волос и округлила глаза, когда увидела в руках Вадима шприц. – Это что? – У тебя теперь травма на все шприцы будет, Жень? – он мягко улыбнулся и склонился над ней. – Это поможет тебе немного расслабиться и поспать. – Не надо! – И успокоить истерику в том числе. – Нет у меня никакой истерики! – Малиновская! Женька тут же запнулась, рассеянно поглядев на Вадима. Тот явно был напряжен, но лицо старался сделать как можно более миролюбивее. – Как ты меня назвал? – Привыкай потихоньку и пока привыкаешь – дай-ка сюда свое плечико. Укола Филатова почти не почувствовала, зато ощутила скорую легкость, и как ни одна мысль уже не могла формироваться в ноющей голове – каждая натыкалась на какую-то преграду и развеивалась дымом. Вадим осторожно уложил девушку на диван, подоткнул подушку под головой и поцеловал Женьку почти мимолетно, но очень нежно. – Отдыхай, – шепнул ей в губы. – А я пока отдам это на экспертизу. – Вадь? – М? – А ты скоро ко мне придешь? – Скоро, – мягко отозвался Малиновский. – Это хорошо… – сила голоса Женьки таяла каждую секунду. – Потому что… Что и почему Вадим так и не услышал, только улыбнулся, погасил свет в кабинете и тихо захлопнул за собой дверь. Путь пролегал в лабораторию. Лаборантка Лида как раз корпела над очередным анализом, когда Малиновский побеспокоил таинство лаборатории. – Не сильно помешал, Лидочка? – Вадим Юрьевич, – она стянула очки и потерла переносицу. – Говорят, вы женитесь… Поздравляю. – Новость уже разлетелась во все слои нашей огромной пирамиды, – хмыкнул он и склонился над ее столом. – Спасибо. В честь, так скажем, предсвадебного подарка у меня к тебе есть нижайшая просьба. Проверь кровь на все вирусы и желательно сегодня уже узнать бы результат. Угу? – Все что угодно, Вадим Юрьевич. Только этот образец доведу до конца. – Зайду к тебе после операции. Надеюсь, порадуешь. Когда Женька поморщилась от теплого желтого света и медленно распахнула глаза, часы на противоположной стене показывали начало одиннадцатого вечера. Вадим, откинувшись на спинку кресла, сидел с закрытыми глазами, прижав к губам сложенные домиком ладони. Возня на диване заставила его повернуть голову. – Отдохнула, малыш? – Угу… – она потянулась, размяла шею и потерла розовый след на щеке от подушки. – А ты совсем нет. – Я вздремнул десять минут. И снова бодр и свеж. – Как операция? – Отлично, – он всегда на подобные вопросы отвечал односложно. – А анализы?.. Ее голос был тихий и слегка охрипший после сна, а на лице проскользнули разнообразные эмоции, и все Малиновский уловить не смог. Но и так было видно – подавленность соревновалась с надеждой. – Анализы? Какие анализы? – Вадим состроил такое лицо, будто вовсе забыл. Но взгляд напротив чуть ли не осуждал. – А, наркомана этого. Да все хорошо у него. СПИДа нет, гепатита нет. А – нет, B – нет, D, I, F, G тоже нет, - он удерживал позитивный тон, но позитивом для Женьки тут не пахло. Мужчина никогда не думал, что говорить результаты будет так трудно. Играл роль, конечно, тот факт, что перед ним не просто обычный человек из числа тех, кто проходит через него каждый день. Это Женька. Его Женька. – Ладно. C у него. Ну это еще ничего не значит, малыш, в панику не впадаем. Надо будет провести полное обследование, дождаться результатов анализа и можно вздохнуть спокойно. Вера в лучшее, Жень. И потом, гепатит – это не приговор. Женька тяжело вздохнула, ощущая, как больно колит в грудной клетке. Подняла глаза к потолку в попытке остановить подкатывающие слезы. Вадим в два шага преодолел расстояние до нее и снова сгреб девчонку в охапку, крепко прижимая к себе, подпитывая ее теплом и верой в лучшее. – Завтра же и начнем. Не трусь, Малиновская, прорвемся. Я ж с тобой. М? – Угу… – А еще бодрее? – Да, – улыбнулась она, водя пальчиком по орнаменту на его свитере. – Кстати, у меня есть идея. Завтра у меня выходной, с утречка сдадим кровь и поедем кое-куда. Согласна? – Куда? – А это пусть будет сюрпризом. И заодно попытки угадать отвлекут тебя. А сейчас поехали домой...***
Так оно и было, как Вадим сказал. Как только у Женьки взяли кровь, они прыгнули в машину и поехали в известном только Малиновскому направлении. Сначала по шоссе, свернули на проселок, потряслись по нему немного, въехали в лес и за лесом, на опушке, увидели дом. Небольшой, бревенчатый, за невысоким забором. Вадим вышел из машины, кивнул: – Дарю – ваше! – А на самом деле чье? Он поморщился с досадой: – А есть разница? В самом деле, какая разница. Все равно хорошо. Волшебным ключиком Вадим открыл двери, они вошли, и Женька отметила, что он неплохо здесь ориентировался. – Гостиная, – показывал мужчина. Широкий дощатый стол, скамьи, шкура на полу, камин, уютно. Повел дальше: – Спальня. Туалет городского типа. Душ. Сауна, – за дверцей и правда оказалась чистенькая парилка. – Кухня. Холодильник. Провиант чуть позже привезут. – Кто? – удивилась Филатова. – Все свои. А пока у нас есть время побыть вдвоем. А потом будем отвлекать тебя от ненужных мыслей, малыш. Поцеловал ее, довольный, и вывел на террасу. Женька залезла к нему под мышку, и теперь сама себе казалась малышом. Вправду, хорошо быть малышом и ни о чем не думать, прислонясь к мускулам. А перед ними луг, озеро, потихоньку зеленеющий холмистый берег на той стороне – никого-никого, кроме них, ветра и птиц. Нежность девушку так и захлестнула, и Женька почувствовала, что глаза влажнеют, то ли от счастья и умиления, то ли от страшной, ненужной сейчас мысли, что вслед за воскресеньем придет понедельник… А там результаты. – Можешь пока идти переодеться, а я… – А ты мне поможешь? – тут же перехватила инициативу Женька. Малиновский повел бровью, и она игриво улыбнулась, утягивая его за руку следом за собой. Уткнувшись икрами в кровать, девушка притянула Вадима ближе к себе, и его руки нырнули в ее распущенные волосы, ладони обхватили ее голову. Кончик его языка скользнул по ее нижней губе, а потом осторожно толкнулся в ее полуоткрывшиеся губы, словно ожидая разрешения войти. По Женькиному телу пробежала дрожь: ее переполняли желания, которые неслись с такой стремительностью, что она была в состоянии их только испытывать и купаться в блаженстве, которое грозило затопить ее целиком. Она запустила пальцы в его волосы, сминая укладку, затем переместила их на его плечи, на мощные мышцы, бугрившиеся на его спине и руках. Его язык ворвался в ее рот, переплетаясь с языком, и Вадим крепко прижал девушку к себе. Женьке было хорошо, тепло разливалось по всей ее груди и медленно перетекало в низ живота. – Я говорила, что люблю тебя? – прошептала она, набирая в легкие порцию воздуха. – Да, но я не против услышать это еще раз, – улыбнулся ей Малиновский, и его пальцы скользнули по ее позвоночнику. Черная, чуть расстегнутая рубашка и его запах сводили ее с ума. Женька потянулась к пуговицам, быстро расстегнула каждую и стянула рубашку с его плеч, медленно провела острыми ногтями по его голой спине, оставляя следы. Вадим зашипел. Толкнула его, намекая, что хочет быть сверху. А кто против? Ухватил ее за талию и перевернулся, укладывая ее на себя. Она взвизгнула и рассмеялась. Уселась сверху и провела ладонью по лицу Малиновского. Зарылась вновь пальцами в его волосы и смотрела так… как будто они не виделись целую вечность. – Отпусти все мысли сейчас, хорошо? – попросил, выводя пальцем узоры на ее ножке. В ее глазах что-то поменялось, но она не дала разглядеть. Стянула с себя майку, прижалась к мужчине грудью и снова сама поцеловала, прижимая ладонь к лицу. Он стаскивал с нее трусики – она движением бедер помогала ему. Он укладывал ее на спину – она срывала с него брюки. Он подмял ее под себя – она лишь шире раздвинула ножки... С Филатовой всегда было как в первый раз. И сегодня Вадим во всей полноте пережил ту бурю чувств и эмоций, как было тогда, когда они впервые оказались в одной постели. Но сама она отдавалась ему, как будто в последний раз. Отдавалась страстно и беззаветно... Мужчина со стоном прижимался к ее губам, целуя глубоко, ускоряя толчки. Женькины губы произносили что-то прямо в поцелуй. Когда он прерывал поцелуй, то видел, что тревога в ее глазах растворялась, щедро разбавлялась разгорающимся огнем. Его теплые, мягкие губы покрывали поцелуями ее шею, ключицы, затем проводили влажную дорожку к мочке уха, и снова к губам. – Эй! – донеслось приглушенно с улицы. В дверь домика уже стучались. – Господа молодожены, еще наворкуетесь! Имейте совесть, впустите бедных путников, не май месяц на улице! Женька и Вадим, накрытые с головой одеялом, замерли и тихо расхохотались. – Там Игорь, да? – прикусив костяшку указательного пальца, прошептала девушка. – Ага, – Малиновский оттянул ее нижнюю губу, срывая ее последний тихий стон. – Одевайся… Приехала небольшая компания самых близких людей. Когда ужин уже был готов, мужчины разожгли камин, и вся компания уселась перед ним, уютно устроившись на шкуре. В комнате было темно, только убаюкивающий свет от камина, непрочное колебание теней. И казалось, что они сидим здесь вечно. И мысли плыли в этом свете куда-то беспорядочно. Игорь привез гитару, и вечер наполнился добрыми старыми песнями. Потом инструмент перекочевал в Женькины руки, и ее мелодичный голосок заполнил собой комнату. – …И со всей округи люди приходили к нам. И со всех окрестных крыш слетались птицы, танцовщице золотой захлопав крыльями… Как давно, как давно звучала музыка там… Вадим уселся сзади девушки по-турецки, и Филатова вжалась спиной в его грудь. Он тихонько целовал ее затылок, наблюдая, как она перебирает пальцами струны. – Меня научишь? – шепнул ей на ушко. Нужно было использовать все способы, чтобы только отвлечь девчонку от неутешительных мыслей. Филатова, подставляясь поцелуям, согласно кивнула. – Давай начнем с азов. A, Am, A7… Указательный палец вот здесь… средний и безымянный – на одном уровне на этих двух струнах… Она объясняла и отвлекалась от тревожных дум, а Малиновский слушал, следил и улыбался, не переставая покрывать ее волосы поцелуями. – Ты не слушаешь, – тихонько засмеялась Женька. – Вадь… – Я как Цезарь – могу делать несколько дел одновременно… – мужчина уложил голову на ее плечо. Ему было уютно. Тепло. Спокойно. Он снова коснулся губами ее виска и шепнул: – Женька… Ты знаешь, как сильно я тебя люблю? Пока вдали от городской толпы и шума будущие Малиновские в окружении друзей отдыхали, Пчёлкин терпеливо выжидал своего знакомого, сидя в машине около нужного подъезда. Наконец дверь распахнулась, и мужчина, подбирая отвороты пальто, запрыгнул в автомобиль на переднее пассажирское. Пожал Вите руку и протянул небольшую папочку. – В принципе, упрекнуть его не в чем, – пожал он плечами. – Не был, не участвовал, не привлекался. Про бывшую жену его тоже немного накопал, глянешь… Так что не знаю, в чем ты там собрался уличить его. Пчёла быстро пробегал глазами по документам, пока не зацепился взглядом за нужный факт. – Этого будет вполне достаточно. Вот сука старая… Спасибо, Олеж, сочтемся. – Ну, бывай, Витёк, – они обменялись быстрым рукопожатием, и мужчина выпрыгнул из салона автомобиля. Пчёлкин осклабился, закусывая нижнюю губу. Рычажок воздействия на Филатову был найден. Остальное – дело техники, ловкость рук и никакого мошенничества.