***
Тоша больше не спорила. На это были две причины, которые пугали ее сейчас очень сильно – то, что левый глаз больше не видел с прояснениями, и то, что Дунаев сделался каким-то... стальным. Нет, в нем были командные нотки и до этого, были редкие всплески строгости и требований, но все это как-то раньше смягчалось его теплыми глазами, полуулыбкой время от времени. Теперь же Андрей напоминал собой абсолютно чужого человека, к которому лишний раз не притронуться, руку не протянуть, не юркнуть в безопасные объятия. Это пугало. Всегда отходчивый и добрый парень сделался айсбергом. Твердость и холод были во всем – в походке, в голосе, во взгляде. Но только по отношению к ней – к Антонине. С другими он мог и улыбнуться, и поговорить без надрыва, смягчался, хотя замученный и уставший вид никуда деть было нельзя. Словно это уже хроническое. Все-таки права была кареглазая – не стоило продавать свою "девятку". Она сейчас очень пригодилась Андрею. Ведь порядком уже надоело колесить по всему Петербургу на общественном транспорте или метро, особенно, когда надо навернуть не круги, а хаотичные многоугольники по городу. В прочем, Дунаева люди тоже в последнее время раздражали. Прав был и отец – тесное общение с Тошей, буквальное ныряние в башкой в ее проблемы сделало из него, светлого солнечного мальчишки-лучика, – неврастеника. Раздражали запахи, звуки, непрерывающаяся бесполезная болтовня. В своей машине можно было этого избежать. Подкрутить громкость на магнитоле, наполнить салон "девятки" желаемой музыкой и просто сосредоточиться на дороге. Сидевшая рядом на переднем пассажирском Тоша, в прочем, как и в большинстве случаев теперь, помалкивала. Во-первых, общих тем у них больше не было. Кроме ее болезни. Но об этом уже столько переговорено, что при очередном диалоге в языке тут же вырастали косточки – говорить было почти болезненным процессом. Во-вторых – Дунаев видел, что девушка боялась любой реакции от него. Хваталась за шанс побыть с ним как за последнюю соломинку. Ехать молча весь путь? Без проблем. Лишь бы вместе. Жалко это. Некрасиво. Опостылело. Но надо было еще немного потерпеть. Всего немного. Отправить Антонину в Женеву, отдохнуть от нее, сбросить с себя налет раздражения и нетерпимости к ее истерикам и по ее возвращении наконец поставить жирную точку. Вот настолько жирную, объемом прям с целый земной шар. Хватит. "Девятка" завернула в арку Тошиного родительского дома. Андрей мысленно злился, что пришлось вернуться туда, откуда в том году девчонку гнала с проклятиями родная мать. Потому что все важные документы Тоши, которые сейчас были необходимы для отправки ее заграницу, так и остались там. В прочем, вины Тоши в этом не было. – Ты подождешь меня? – неуверенно спросила она, открывая дверь. – Нет, у меня семинар, – Андрей не хотел даже взглядами пересекаться – на часы глаза скосил, просчитывая, за сколько он успеет добраться до института. – Тебе же только документы забрать, денег я тебе дал, вызовешь такси до своей общаги. – Да нет... Я на метро. – Как хочешь, – он пожал плечами и совершенно случайно, признаться, коснулся стопой педали газа. Машина грозно зарычала, и Тоша вздрогнула. Он ее гнал. Прогонял. И быстрее. У Андрея не было этого в мыслях, но получилось, что сыграло на руку. Антонина кивнула ему влажными глазами, выскочила из машины и на ватных ногах двинулась к своему подъезду. Всхлипнула, жмурясь, услышав, как "девятка" вылетела со двора. Девушка спешно утерла влажные дорожки под глазами, выдохнула и стала подниматься на свой этаж. Очень надеялась, что матери дома не будет. И еще надеялась, что замки она не поменяла. Сейчас просто быстренько забежать, найти необходимые документы и пулей назад. Но как только Тоша вставила ключ в замочную скважину, обрадовавшись, что замки не сменены, и постаралась его повернуть, оказалось, что дверь закрыта с той стороны. Послышались приглушенные шаги, и каждый из них – спешный, тяжелый, в унисон с Тошиным сердцебиением. Дверь открылась. Вера еще несколько секунд молча смотрела на дочь, а затем рывком притянула ее худую фигурку к себе и сгребла в объятия. – Антонинка... Родная!.. – Я тебе не родная, – отчеканила тихо, но достаточно слышно для матери Тоша и отодвинулась от нее. В ее надвигающейся слепоте был только один утешительный плюс в данной ситуации – она не видела четко лица матери. – Мне нужны документы мои... Мать спешно закивала. Что греха таить – прошло столько времени с момента похорон Константина, злость на единственную дочку за ее выходку уже притупилась. Все притупилось, остались только пустота в квартире и пустота в душе. Вера полезла в секретер, отыскала плотную стопку бумаг и протянула в руки безучастной ко всему Тоше. – Вот... Здесь всё. Антонина приняла кипу документов, присела на край дивана, проморгалась, пытаясь сфокусировать зрение на содержимом каждой бумажки. Откладывала влево от себя нужную, искала дальше. Пока не замерла. Мать, сжимающая нервно воротник своего халата и думающая, как подступиться к дочке, замерла тоже. И растерянно глядела в затуманенные глаза Тоши, когда та подняла на нее взгляд. А затем продемонстрировала один документ. Этот документ был новостью только для девушки, но смятение и безысходность почувствовали они с матерью вдвоем. Вера даже забыла про него за все это время. – Это что... правда? Пальцы стали влажными, бумага в них начинала мякнуть. Мать быстро вырвала из рук Антонины свидетельство об усыновлении, разгладила края и даже поспешила сунуть документ в ряды книжек, но это было бы уже просто нелепо. Хоть Тоша и почти ослепла, но она как никогда отчетливо видела, что там было написано. Константин – не ее родной отец. Никогда им не был. Не только по жизни, но и по крови. – Это правда?! – вскрикнула девушка. – Вот как, значит. Так вот почему... Вот почему он так меня ненавидел! – Это не так, Антонина, – отчеканила дрожащим голосом мать. – Он любил... Любил тебя, как мог. – Себе хотя бы не ври! "Любил"! Издеваться он надо мной любил! Бросать при каждой ссоре, что чужая! А это в прямом смысле – чужая! Зачем удочерял тогда? Зачем? Вера еле сглотнула комок в горле. Потерла грудину, в которой напористо и больно билось сердце. Закачала головой. – Ну что ты молчишь? – не унималась Тоша. Не могла уняться. Ей только сейчас буквально стало ясно все. Почти. Кроме того, кто же тогда был ее настоящим отцом и почему Константин Маркович решился на такой серьезный шаг с ее удочерением, если потом всю жизнь шпынял несчастную девчонку, вымещал злость на то, что она ни в чем на него не похожа. – Мам! Не хотелось ее так звать, само вырвалось. И это "мам" прорвало что-то в Вере. Она вжалась спиной в дверцу шкафа, прикрыла глаза, тихо заплакала. – Мы с Костей познакомились тогда, когда я была уже беременна... – От кого? Мать помолчала. Затем решилась: – Его звали Алексеем. Мы были вместе еще со школы... Я его из армии ждала, и когда он вернулся, у нас все получилось. А потом я узнала, что он болен. Психически болен. В армии что-то случилось, и все... Его отправили на принудительное лечение, и там он... Он там... – было видно, что даже спустя столько лет воспоминания о первой любви до сих пор отдавались в материнском сердце болью. – Он вскрыл себе вены. Тарелку разбил, осколком... А у меня уже был четвертый месяц. Ну, тут и твоего па... Костю встретила. Он знал, но... – Так влюбился, что решил взять тебя на сносях уже? Вера замолчала. Всю жизнь она так и думала. Да и если бы не любил ее Константин, вряд ли бы они прожили столько лет. – Влюбился. Он же выдающимся спортсменом был, Антонинка... И тут такая удача – заграницу ехать! А там было необходимо, чтобы обязательно был зарегистрирован брак... Ну, вот... Ты родилась как раз, мы подали заявление... Тоша качала головой в разные стороны, поражаясь. – Значит, вся наша семья чисто из-за формальности сложилась, да? Ему был нужен штамп, тебе – уйти от позора, что не нагуляла... А я... – Он правда тебя очень любил... Просто ты... ты мягкотелая, Антонинка! Он хотел, чтобы ты сильной была, а ты... – А я вся в того отца, наверное? – всхлипнула Тоша. – Может, я тоже чокнутая? Не проверяли меня в детстве, а? – Ты абсолютно здорова... – К сожалению, нет! – девушка вскочила с дивана, быстро засобиралась, подхватывая все необходимые документы. В коридор побежала, но тут же налетела на тумбочку с телефоном. Трубка слетела, послышались протяжные противные гудки. Как будто на кардиограмме при остановке сердца. Тоше так и казалось, что у нее остановилось сердце. Услышать такую правду было не просто больно – смертельно больно. – Господи, не ушиблась? – Вера уже суетилась вокруг нее, поправляла телефон, качала головой. – Ты что, не видишь? Столько лет стоит, забыла уже? – Вот именно, что не вижу! – Тоша вжалась спиной в стену, выравнивая дыхание. И повторила чуть спокойнее и тише: – Я ничего не вижу... – К...как? – опешила Вера Александровна. – Ты же... Читала же вот! – Я почти ослепла. Вон, видишь? – она стянула с головы косынку, с которой уже сроднилась. Вера увидела залысины, а в них – шрамы. – Две операции. Теперь еще одна. Только заграницей. – Заграницей? – мать тупела на глазах. Только и могла что задавать вопросы. – Откуда у тебя такие... деньги? – Тебе ли не пофиг, а? – Тоша оттолкнулась от стены, на ходу снова повязывая косынку, сунула ноги в кеды, покрепче сжала подмышкой документы. – Может быть, тебе нужна помощь? – Мне ничего от тебя не надо. Если ты забыла, то я все помню. Особенно, что виновата я перед тобой в том, что родилась. Так давай сделаем вид, что меня никогда не было. Я не рождалась.***
Разговоры о свадьбе временно отложились. Женька не задавала лишних вопросов, но не сомневалась, что в этом году они с Витей станут одной семьей. Каждый вечер это был действительно все тот же Витька Пчёлкин, который действительно радовался и светился от того, что добровольно решил жениться и действительно на ней, на Женьке Филатовой, но она не только радость научилась читать в его глазах, но и попытки скрыть напряжение. Вчера она прекрасно слышала, как Витя разговаривал по телефону с Космосом в ванной за закрытой дверью, понимая из его слов, что с деньгами у бригадиров полный швах. На восстановление сгоревшего клуба "Атлетико" должны были уйти бешеные суммы, покупка нового помещения обходилась в два раза дешевле. Имевшихся у них всех вместе взятых денег катастрофически не хватало на все – и на новую аренду, и на ремонт и, конечно, на компенсацию морального и физического ущерба клиентов. Пришлось брать кредиты, выхода не было. Отказываться от своих замыслов устроить достойную свадьбу Пчёла, конечно, не собирался, как и посвящать Женьку в то, что у них с пацанами творится. Но как и когда – другой вопрос. Разборки грядут нешуточные. Самара оказался прав – кавказец, нахамивший накануне пожара Полине, оказался человеком Чернова. Поджег был ответкой за грубое и наглое вторжение бригадиров на его территорию и за попытку почти честно поделить его бизнес. Только цапать за задницу Костю сейчас было бесполезно. Было ясно, что он залег на дно. Глупо ли? Тем самым он выдавал себя с потрохами. Но, судя по всему, в планы Чернова разборки с Беловым не входили никоим образом. Доказывать ему свою непричастность к поджогу он не собирался – сейчас его, надо полагать, заботило только одно – сохранность собственной шкуры. Хотя было еще и по-детски наивное желание у бизнесмена – чтобы Белый осознавал, что связываться с ним чревато. Над этой ситуацией Саша и смеялся, хотя смех этот напоминал больше тихую истерику. Чтобы добраться до Чернова, делать все нужно было максимально грамотно и не выдавая даже и тени сомнения, что бригадиры в чем-то его подозревают. Белый готов был отправить своих людей хоть на Луну – лишь бы найти его. Россия – не Луна, к тому же скоро друзьям от Космоса стало известно, что у бизнесмена есть достроенный дом в Одинцово, который на днях был выставлен на продажу, а это уже кое-что. Космосу пришлось долго обрабатывать отца. По итогу ничего сложного Юрию Ростиславовичу делать было не нужно. Всего лишь навсего представиться покупателем и обговорить некоторые детали. Холмогоров-старший отметил нервозно настроенного Чернова. Все его слова, движения отдавали резкостью, хотя Константин очень старался это скрыть. – А почему продаете дом, да еще в такой спешке? – не мог не задать резонный вопрос Юрий Ростиславович. – Есть проблемы? – Нет, дом в идеальном состоянии! Сами видите, – да, Холмогоров действительно видел, что придраться в этой резиденции было абсолютно не к чему. Все обставлено со вкусом и оснащено дорогим оборудованием. Чернов поджал губы в натужной улыбке и развел руками: – Просто семейные обстоятельства поменялись. – Что вы говорите... – в пол-голоса пробормотал отец Космоса. – Да, старался, столько сил вбухал... Все для жены! А она сбежала с любовником заграницу, а мне одному такая резиденция... Ну, сами понимаете. Юрий Ростиславович действительно искренне понимал. Договорился об итоговой встрече через четыре дня, покинул территорию дома и, как только за его спиной с тихим стуком закрылись автоматические ворота, неторопливо зашагал по дороге до первого поворота. Там сел в машину к сыну. – Ну? Что? – Кос нервно пожевал губы и костяшки пальцев. Юрий Ростиславович пожал губами. – Жена у него сбежала... Поэтому продаёт. Кос ожидал не этого ответа, конечно, а тот, удалось ли договориться, но слова отца заставили сердце неприятно удударить по грудной клетке. Где же тогда Маргарита? – Куда сбежала? – С любовником. – Каким, к чёрту, любовником! – резко сымоционировал Космос, но на удивление эта вспышка не была никак оценена отцом. Отодвинув ненадолго свой рой мыслей о Рите, Космос покосился на него. – Бать... ты чего завис? Юрий Ростиславович вздохнул. – Сигареты есть? Космос протянул ему открытую пачку. Отец закурил и наконец признался в том, что служило его упадком настроения и здоровья: – Надя ушла. Совсем. – Что, тоже с любовником заграницу убежала? – нервно хохотнул Кос, но тут же замолчал. Скосил глаза на отцовский профиль. – Да ладно? Вот курва... – Космос! – А как мне о ней отзываться, ты скажи? Влезла как змея шесть лет назад, переворошила нашу семью, поимела тебя, подоила и свалила. Сука крашенная... Юрий Ростиславович, кажется, на это ничего не мог сказать. Сын был прав. – Говорила, это её натуральный цвет... Они легонько рассмеялись, хотя на душе обоих был свой тяжёлый камень, касательно своих женщин. У Космоса действительно в голове не было ни одной связной мысли. Если после произошедшего с Активистом Чернов увез с собой Риту, то куда она тогда могла сбежать теперь? Что-то здесь явно не клеилось. Но теперь у бригадиров было в запасе как минимум два дня, чтобы подготовиться. А там уже станет ясно, куда девалась Маргарита...***
Вадим встречал Дунаева в вестибюле. Андрей вёл за руку худенькую фигурку в тёмных солнцезащитных очках и с покрытой платком головой. Каждый шаг навстречу им отбивал удары сердца. И оно почти выскочило через выдох, когда Андрей крепко пожал его руку, благодарно кивая ему, а затем на свою спутницу: – Это Антонина, помните, может... Эмоции отхлынули назад, Малиновский с силой сжал переносицу, жмурясь. Нервно усмехнулся. Девушку он вспомнил. Она была среди гостей на его свадьбе. На недо-свадьбе. – Помню. Прошу, идемте за мной. Только когда Тоша зашла в кабинет, где её уже ждал специалист, Вадим испытал облегчение. От Дунаева впрочем его эмоции не скрылись. Видел, как бывший преподаватель то побледнел вначале, то раскраснелся минутой позже. – С вами... все хорошо, Вадим Юрич? Тот нервно выдохнул, усмехаясь. – Испугался. Прикинь? – Думали, что я про Женьку? Малиновский только сухо кивнул. Все внутри подрывало вдруг спросить, как там она? Все ли хорошо с ней? Но держался из последних сил. Боялся реакции своего сердца и боялся получить осуждающий взгляд. Странно, что лучший друг любимой до сих пор женщины не удостоил его скептическим взглядом. И только открывшаяся дверь кабинета заставила очнуться и надеть привычную маску. – Вадим, – обратился к нему коллега на родном языке, – нам требуется переводчик. – Че он сказал? – нахмурился Дунаев. – Переводить пойду, – хлопнул его по плечу Малиновский. Андрей остался один в коридоре. Его неспешные шаги глухо отражались от белых стен, за которой сейчас решалась участь Тоши. Наконец спустя минут десять дверь снова открылась, врачи и девушка вышли, поравнялись с Дунаевым. – Ну, что? – нетерпеливо поинтересовался он. – Девушку мы сегодня уже кладем в стационар, завтра – анализы, и со следующей недели начнем лечение, – перевел своего коллегу Малиновский. Тоша прильнула к плечу Андрея, и тот, мягко улыбнувшись, потрепал ее по спине. – Какие прогнозы? – Вполне утешительные. Доктор Келлер гарантирует, что через месяц Антонина уже сможет вернуться в Россию почти в полном здравии. Сто процентов гарантировать пока рано, но... – Я в вас не сомневался, Вадим Юрич, – Дунаев крепко пожал руку бывшему преподавателю, а затем и доктору Келлеру. Тот добродушно кивнул в ответ. Рука Андрея снова обхватила Тошины плечи, зеленые глаза кинули на нее последний добрый взгляд. – Ну что, Тоха, вверяю тебя в надежные руки. Вадим Юрич, вы же не возражаете, что через вас я смогу держать связь, если что? – Без проблем, – кивнул Малиновский. Дунаев сверился с часами. – Тогда я полетел. Тоша растерянно оглядела его. – Как? Я... я думала, ты еще задержишься... Дунаев легонько поморщился. – Тебя уже кладут в стационар, Тох. Меня здесь никто не оставит. Тем более ты знаешь, у меня сессия. – Да... И свадьба твоей Филатовой, – сиплым голосом пробормотала Тоша. – Конечно, очень важные дела... Они уже стояли чуть поодаль от переговаривающихся между собой врачей, но Малиновский все прекрасно услышал. Он стрельнул по Тоше холодным взглядом, будто она по меньшей мере сейчас восхваляла Гитлера или поклонялась Сатане. Дунаев что-то быстро шепнул Тоше на ухо, погладил ее по спине и приблизился к Вадиму. – Спасибо вам еще раз, что не отказали, Вадим Юрич. Я побежал. – Я провожу, – кивнул ему мужчина. Когда они спустились в вестибюль и уже подошли к выходу, Малиновский откашлялся и, переступив через себя, мысленно обматерив свое желание узнать, все-таки спросил у Андрея: – Значит, Евгения выходит замуж? Дунаев хлопнул глазами, затем ртом. Информирование Вадима о будущем бракосочетании подруги в его планы не входило. Видимо, Тоша сказала об этом слишком громко. – Да. – Хороший человек? Андрей поиграл бровями. – Если с бракосочетания не сбежит – значит, можно считать и так, – и тут же прикусил язык, замечая, как бледнеет лицо Малиновского, и круги под его глазами становятся темнее. Это, конечно, было лишним. Но обида за свою кареглазую все равно была даже спустя год. Однако нельзя было так кусать спасающую руку, поэтому Дунаев спохватился и закачал головой: – извините меня, Вадим Юрич, я не... – Нет-нет, – тот поджал губы в виноватой улыбке. – Ты прав. Извиняться за мое решение должен не ты. Но зато... Зато она теперь счастлива. Не это ли важно? – Вы правы. Диалог напрягал. Оба это понимали. Вадим ругал себя за несдержанность в вопросах, Андрей ругал себя за несдержанность в ответе. Малиновский сам протянул ему руку: – Беги, Дунаев, самолет ждать не будет. Я... позвоню, как только будет все известно точно по операции твоей барышни.***
Женька выбежала в коридор, толкнула дверь. Дунаев с букетом тюльпанов и с огромной коробкой в руках шагнул на порог, быстро чмокнул подругу в щеку и протянул ей презенты в руки. – А что там? – она скосила глаза на коробку. – Ну, раз уж ты решилась на такое спонтанное, но увлекательное безумство, я тоже решил, что нужно сократить затраты твоего времени на подготовку. Поэтому иди смотри, а я пока чай сделаю, – и продемонстрировал еще один пакетик в руках. – Женевский, говорят, очень вкусный. – Это, – Женька качнула коробкой, – тоже из Женевы? – Угадала. – Ты сколько денег потратил? С ума сошел? – Считай это моим свадебным подарком тебе. Ну, давай-давай, кареглазая, время тикает, если уж решила сегодня – тогда бегом смотреть. Пока Дунаев заваривал чай, Женька установила подарок на диван и с нетерпением открыла его. В коробке лежало платье из белого, отливающего перламутром, лёгкого материала, оно было красиво отделано и расшито золотыми нитями, на корсете искрились росинки, как драгоценности. Филатова восхищенно ахнула сначала от такой красоты, а затем от того, что платье село как влитое. Оглядев себя в зеркале, Женька покрутилась, наблюдая, как воздушная ткань юбки легко взлетает и так же легко струится по ногам, а затем улыбнулась, столкнувшись взглядами с Дунаевым в отражении. – Ну как платье? – он улыбался во все тридцать два. Быстро оглядел подругу оценивающим взглядом. – Улёт! – То что надо, – лукаво стрельнула глазами Женька. – Откуда ты знаешь мой размер? Андрей пожал губами, подмигнул. – Вот так. В общем, карета подана, лошадь запряженная. Ты вообще, кстати, уверена, что прокатит? – Слушай, Пчёлкин так ждал моего согласия, что он в лепешку расшибется, но договорится, чтобы прокатило. – За лепешку ты уже не выйдешь, – хохотнул Дунаев. – Но если что, я всегда готов спасти тебя от статуса старой девы, ты помнишь. Женька шутливо хлопнула его по лбу. – Какой же ты болтун, Дунаев. – Но любимый! – воздвиг он вверх указательный палец. Затем быстро чмокнул ее в щеку. – Не смотри так, пока ты еще не замужем, имею право, – и подставил ей локоть. – Вашу ручку, мадам. В офисе проходил настоящий мозговой штурм. Бригадиры готовились к контратаке дома Чернова. План был прост – приехать к обговоренному Юрием Ростиславовичем времени в Одинцово под видом покупателя и взять скотин тепленькими. – Завтра возвращается Фил, – напомнил Саша. – Думаю, он пока займется новым помещением для клуба... Активист когда вернется в строй? Самара усмехнулся. Буквально вчера он навещал лучшего друга и задал ему тот же вопрос. На что получил раздражительный ответ: "Я тебе че, ящерица? Одну шею отцепил, другая отросла?". С лишним позвонком, перелом которого сулил бы летальный исход парня, действительно возникли осложнения. – Врачи говорят, что в ближайшую неделю могут уже выписать. Ему нехило прилетело, Сань. – Да помню я... – понимающе нахмурился Белый и покосился на Коса. – Алёнка как? – Под личной охраной бати. Он ей продумал культурную программу: на работу взять, экскурсию провести... Короче, все в ажуре. – Броники получили? – уже вопрос адресовался Пчёле. – Завтра с Самарой получаем, и там еще это, Сань... Витя не успел договорить, потому что дверь в кабинет резко открылась, и на пороге застыла Женька. Безумно красивая в этом платье, с букетом белоснежных тюльпанов. Глаза ее лукаво поблескивали в свете потолочных ламп и скользили по ребятам, которые с приятным удивлением глазели на нее. На косяк двери облокотился Дунаев, улыбаясь. – Извините за вторжение, братишки! – Филатова прошла к столу. – Жек, а... – Космос аж закашлялся. Признаться, так их Женька не выглядела никогда. Даже в свою первую несостоявшуюся свадьбу она не светилась настолько. Платье не было настолько красивым и воздушным, как это. – А ты чего? Она посмотрела на подходящего к ней Пчёлу и обвела парней очередным озорным взглядом. – А мы сегодня с Витей расписываемся. – Как сегодня? – почти хором грянули они, но громче и удивленнее звучал голос Пчёлкина. Он не готовился на сегодня! Не планировал! У них же... – Погоди, Женёк, у нас же ничего нет! Ни машин, ни банкета, ни... – Тебя это останавливает? Меня нет. Витя во все глаза смотрел на нее, а Женька улыбалась. Признаться, и его таким растерянным она не видела достаточно давно. А он, кажется, начинал понимать, почему любимая девчонка устроила такой спонтанный прилет. Она знала, что у них нет денег на свадьбу, она знала, что у них проблемы, а еще знала, что Вите придется из кожи вон вылезти, чтобы доказать и ей и себе, что он способен устроить для нее настоящий праздник. Вот только все пышные банкеты с оравой гостей на каждом торжестве в последнее время заканчивались весьма плачевно. Может, просто стоило сменить тактику? – А че, Пчёл, – Саша наконец отошел от легкого удивления, откинулся на спинку кресла и развел руками, – вопрос решаемый. С загсом на месте разберемся. Пчёлкин вдруг рассмеялся, утыкаясь лбом в лоб Филатовой. Закачал головой. – Будет тебе сегодня свадьба, егоза. Только как же родственники? Как же гости? Родители, Фил... – Валера звонил мне только двадцать минут назад. Он уже в Питере. А для родителей позже устроим... Мама, например, знает, что я больше не приверженка пышных празднеств. А гости, – Женька кивнула на Дунаева и бригадиров, – уже все здесь. Вся семья. – Юху-у! – парни весело загалдели, пока Витя, улыбаясь, снова склонялся к Женьке: – Сумасшедшая! Кстати, где ты взяла это платье? – Нравится? – она чмокнула его в губы и склонила голову так, чтобы видеть довольное лицо Андрея. – Дунаев привез из Женевы. – Так ты че, – Пчёлкин обернулся к нему тоже, – все знал? – Конечно, – засмеялся Дунаев. – Мы тщательно планировали это аж целых двадцать минут три дня назад! – Вот вы, блин! – Не тормози, Пчёла! – Саша, накидывая пиджак, хлопнул друга по спине. – Погнали. Захватим Фила и в загс. – Вот у кого будет нихуя себе шок, – заржал Космос. Когда Фил покинул аэропорт Пулково, уселся в машину и увидел в салоне сестру – всю такую красивую и разодетую, с букетом – то несколько опешил: – Ого, меня встречает целая делегация при полном параде? Даже с цветами! Господа, я польщен! – Фила, у нас тут несколько изменилась культурная программа, – хохотнул, закуривая, Белый. – Крути барабан, угадывай! – Та-а-ак, уже интригует. Мы едем в ресторан? – Ну, частично верно. Но сначала во дворец. – Какой нахер дворец? Самара за рулем весело хрюкнул, Женька, не переставая смущенно улыбаться, прятала нос в плече Вити и поглядывала на брата. Пчёлкин скосил глаза на Валеру. – У тебя колюще-режущих с собой нема? – У меня есть верный "Вальтер". – Зато мгновенная смерть, – утешил Лев. – Вы че меня нервируете? – напряженно усмехнулся Фил. – Белый, надо было тебе сзади садиться, – фыркнул Пчёла. – Не-не. Если Фила взбунтуется – то ляжете вместе с Женькой. Як Ромео и Джульетта. – Пацаны, я ща кого-нибудь из вас ударю! – нервно засмеялся Валера. – Какой дворец, Сань? Куда мы так несемся? – Бракосочетания, Фила. Твой названный брат и твоя кровная сестра сегодня решили стать официальной семьей! – Да? – Фил подпер кулаком подбородок и тоскливо поглядел на будущих молодоженов. – Ну, теперь хотя бы официально они будут носить одну фамилию – Ебаквакнутые. Пока Пчёлкин и Белый договаривались с начальницей загса, Космос обзванивал рестораны, Самара и Дунаев устроили перекур, а Женька висла на шее брата и пыталась вызвать у него улыбку: – Валерка, ну я тебя прошу, перестань стоять с таким каменным лицом! У твоей сестры сегодня праздник, как-никак! – Как тебе вообще в голову пришло без подготовки, без предупреждения... А если бы я сегодня не приехал? А матери мы как об этом скажем? – Мы с Витей уже обсудили, что как только ваши дела пойдут на лад, мы устроим скромное торжество, с родителями, в Москве... – А подождать никак нельзя было? Жек, ну я поражаюсь тебе! – Знаешь, – она крепче обняла его за шею, прижимаясь щекой к твердой груди, – я просто поняла, что мне нужно это сделать вот так, именно сейчас. Я, конечно, не знаю и большинства того, что у вас там происходит, знаю только, что полная задница что с делами, что с финансами. А еще знаю, что вы бы очень и очень сильно потратились на всю эту свадьбу, а я этого не хотела. К тому же, Валерка, слишком много всякого дерьма было на каждой свадьбе. Что у меня в первый раз, что у Сашки... – от одного лишь воспоминания того взрыва спину окатило океаном мурашек, – что у тебя вон как Кирилла... До сих пор встать не может... Зато сегодня есть шанс, что все обойдется. – Дай то бог, – Фил наконец крепко обнял сестру и заглянул ей в глаза. – Ты точно уверена во всем? В Пчёле уверена? – Разве можно быть в нем теперь неуверенной? Он же очень изменился, Валерка... Очень. Филатов вжался носом в ее макушку. – Я лишь хочу, чтобы ты была счастлива, малышка. – Я счастлива. Правда, братик, я очень счастлива. И очень рада, что ты рядом со мной. – Куда я от тебя денусь! – Все, договорились! – Пчёлкин слетел с порога загса, довольно улыбаясь, и поравнялся с Филатовыми. – Через двадцать минут. – Какая ж рожа у тебя довольная, – прищурился Фил. – Так и просит вмазать по ней. – Ну чего началось-то? – Ладно, я любя, – раскинув широко руки, Фил притянул Витю за плечи и почти припечатал их с Женькой друг к другу. – Что ж, благословляю вас, дети мои. И если ты, морда пчелиная, хоть раз доведешь ее до слез, я тебя самолично закопаю. – А если она меня? – хохотнул Пчёлкин. – Ты ее со счетов-то не списывай! – Ну че? Договорились? – ситуацию спас вовремя подошедший Дунаев. – Через двадцать минут, – улыбнулась Женька. – Да, кстати, меня спросили про свидетелей, – спохватился Витя. – Чур – Дунаев с моей стороны! А ты Лёву возьми. – Два мужика-свидетеля? – весело фыркнул Фил. – Да, вы продолжаете меня удивлять все больше и больше. – Ну, у меня из свободных подружек только Милка, – пожала плечами Женька. – Но за двадцать минут намарафетиться, приодеться и домчать до загса она не успеет, – резонно заметил Андрей. – Поверь, – лукаво сверкнула глазами Филатова, – если она узнает, что свидетель – ты, ей хватит и десяти минут. – С рестиком порядок, договорился! – обрадовал и Космос. – "Премьер", столик забронирован на шесть вечера. – Звони Миленке своей, – кивнул невесте Пчёлкин. – Если не до загса, до ресторана точно успеет. Милена успела в самую последнюю минуту, когда все уже подходили к дверям главного зала. Под марш Мендельсона, исполняемого скрипкой, Витя и Женька шагнули первыми, остальные в скромном количестве вошли следом. Миленка встала по правую руку от Пчёлы, Дунаев – по левую руку от Женьки. Саша договорился, чтобы все было красиво даже при такой скромной и спонтанной регистрации. Поэтому играл и марш, и регистратор с красной папки зачитывала пафосную речь. В прочем, ее почти никто не слушал. Молодожены так точно. Они частенько переглядывались между собой, улыбаясь, будто сами до конца не верили в то, что они действительно женятся. – Объявляю вас мужем и женой! – регистратор плавно закрыла папку и улыбнулась теперь уже Пчёлкиным. – Жених, можете поцеловать невесту. – Жену! – поправил, выкрикивая, Космос. Так и слышались советы и пожелания к их первому поцелую в новом статусе мужа и жены. – Пчёлкина, – горячие Витины ладони согревали Женькины ледяные от волнения кисти рук. – Я тебя очень люблю, – проникновенно прошептал он. Он сегодня до невозможности красивый. Женька почувствовала, что глаза ее становятся влажными, и пальцы Вити спешно утирают первую слезинку. – Ты чего? Не плачь. Иначе мы не успеем насладиться нашим новым статусом и Фил прибьет меня в этом зале. Ты не забыла его наставления? – Это слезы радости, глупый, – засмеялась она и сама приблизилась к его лицу. Вытянулась, словно струнка, закрыв глаза, ожидая прикосновения к губам. А Пчёлкин решил удивить или подзадорить Валеру – не просто подарил ей легкий поцелуй, а впился в губы, сминает их. Лаская так, как не позволял себе этого делать на людях. Пацаны взорвались в аплодисментах и радостных криках. – Один, два, три, четыре… – начался счет. Это точно был Холмогоров. Сквозь грохот взбесившегося сердца Женька услышала: "Тридцать шесть!" – и наконец крепкие руки выпустили ее из плена. Губы горели, перед глазами плыло, а душу заполняли волнение и трепет. – Счастливая, Женька! – растрогалась Милена, первой обнимая подругу. Да. Счастливая Женька. Теперь уже Пчëлкина.