***
Витя затормозил прямо около входа медицинского университета, вылез из машины, привалился к капоту и закурил, поглядывая на раскрытые настежь окна четырехэтажного здания. Редкие студенты, нервные и задерганные, выходили из дверей, параллельно тоже куря и повторяя сложные материалы. Сессия шла в полном разгаре, и Пчёлкин не понаслышке знал, что старшие курсы для медиков даже с адом сравнивать было нельзя. Все было куда хуже и опаснее. В эту сессию студентам приходилось сдавать больше всего экзаменов и зачетов. Эти предметы очень отличались от предыдущих. Здесь нужно было собрать все то, что они учили до этого, соединить в единую картинку и воспроизвести. Сегодня четверокурсники сдавали нейрохирургию. И Витя, глотая горький дым и поглядывая на безоблачное синее небо, даже успел помолиться за жену. Или же за свои нервы, которые будут изрядно потрепаны, когда Женька, не дай бог, вылетит из дверей института подобно фурии, если выяснится, что ее снова ожидает пересдача. Наконец спустя час и почти выкуренную пачку, двери универа распахнулись, и Пчёла увидел жену в сопровождении верного друга. Женька и Дунаев медленно плыли к нему навстречу, обоих потряхивало, потряхивало и зачетки, зажатые в их пальцах. – Ну? – с нетерпением выдохнул Витя, оглядывая супругу и Андрея. Женька, тихо промычав, протянула ему зачетку и кивнула, чтобы он открыл. – Что? – Пчёлкин выгнул бровь, медленно открывая синюю книжечку, с опаской поглядывая на странички. – Посмотри сам. Мне скажешь. – Ты не знаешь? – удивился Витя, когда в его ладонь вложил зачетку и Дунаев, поджимая губы. – Че, и ты не в курсе? Вы че, блин! – Было очень страшно, – нервно хохотнул Андрей, беря взамен из его руки пачку "Самца". – Она когда к зачетке потянулась, мы даже спросить ничего не смогли, пулей нахер оттуда. Наконец Витя открыл обе зачетки на нужной странице и состроил такое лицо, что Женьке и Дунаеву стало страшно. Сдать – это хорошо, но лишаться стипендии для кого-то было еще хуже. Если трояк – все, пиши пропало. – М-да, господа студенты, вы меня прям поражаете... – Пчёлкин! – в голосе Женьки нетерпение и предупреждение. – Ну что, если в шоке я? – Пчёлкин! – уже хором. Он вдруг засмеялся и повернул зачетки к их лицам. – Пляшите, детки, "хор." у вас! Друзья вдруг заверещали, на радостях утаскивая друг друга в крепкие объятия. Витя лишь махнул рукой, улыбаясь, даже не испытывая и толики присущей ему ревности, только воспользовался моментом, распахнул заднюю дверь своего "Вольво" и достал с сидения огромный букет белоснежных хризантем. Когда Женька наконец отлипла от Дунаева, то сразу клюнула носом в бутоны. – С успешно закрытой сессией, жена! И закрыл ее улыбающийся рот крепким поцелуем. Дунаев закусил нижнюю губу, хотя и ощутил, что сам улыбается, глядя на свою счастливую кареглазую. Она сгребла Витю за шею, прижимая к груди роскошный букет, и взглянула украдкой на друга. Тот только подмигнул ей, хотя все его лицо, хоть усталое, выражало искреннюю радость за подругу. – А мой букет где, жук? – фыркнул обиженно он, когда супруги отстранились друг от друга. – Хотел бы я сострить... – хитро прищурился Пчёлкин, но было видно – он сегодня в хорошем расположении духа. С заднего сидения снова что-то стащил и протянул Дунаеву. В крафтовом плотном пакете лежала бутылка коньяка и плитка горького шоколада. – Вот тебе чисто мужской букет. Годится? – Годится. Под веселый и довольный взгляд Женьки парни пожали друг другу руки, обменявшись сдержанными улыбками поджатых губ. Витя хлопнул в ладоши. – Ну что, свободные птички, куда изволите? – А какие есть предложения? Пчёла поглядел на наручные часы. – В общем-то, с ними не густо. Могу либо закинуть вас куда-нибудь, либо взять с собой на студию. Друзья переглянулись. Общались и принимали решение исключительно игрой бровей. – Поехали на студию, – кивнула Женька. – Заодно смогу убедиться, что у вас все легально. – Обижаешь, жена! За полгода с тех пор, как Витя и Космос взяли студию звукозаписи на Тверской под свое крыло, помещение было облагорожено, обновлено и уже не казалось мрачным склепом, где происходило таинство записей никому неизвестных шлягеров. Теперь это была огромная светлая аудио-студия с удобными студийками, оборудованными по последнему слову техники. На стенах красовались плакаты Всеволода Валевского, и Женька, осматривая коридор, по которому они двигались к кабинету Вити, отметила схожесть мужчины с Космосом. Она, признаться, о существовании дяди друга ничего не знала тоже, как и муж совсем недавно. – Это дядя его, – подтвердил Пчёлкин ее предположения. – Мировой мужик, ща познакомлю. Вика! – высокая блондинка, помощница бригадиров, кивнула в ожидании. – Чай организуй, будь добра. – Какой чай, Пчёл, – поморщился Дунаев. – Жарюга такая, ты че! – Вика, отбой. Лимонад. – Что за милая дамочка? – Женька поднырнула рукой под локоть мужа и хитро прищурилась. – Ты че, – Витя мазнул подушечкой пальца по ее носику, понизив голос до веселого шепота, – ревнуешь, шоль? А? Женька выгнула брови, склоняя голову. Он тихо рассмеялся, целуя ее в висок. – Я же ничего не высказал по поводу твоих обниманцев с Дунаевым. – А чего ты сразу стрелки переводишь? Пчёлкин игриво фыркнул и, когда Виктория шагнула к ним с тремя открытыми бутылками шипучего ситро, откашлялся и представил ей Женьку: – Вика, знакомься – это моя дорогая жена Евгения. Евгения, знакомься, наша правая рука в данном заведении – Вика. – Очень приятно, – кивнула, улыбаясь, помощница, оценивающим взглядом пробегая по Пчёлкиной. – У вас очень красивая супруга, Виктор Павлович. – В курсе. А это Андрей Васильевич. Фигура очень важная. Советую приглядеться, если что – всю семью вылечит. Дунаев лимонадом поперхнулся на такое предложение. Вика мило улыбнулась, откланялась и юркнула обратно на свое рабочее место. Женька постучала кулаком по спине друга, хихикая, пока тот пулял в Витю многозначительные взгляды: – Сваха из тебя, Пчёл, такое себе, если че. – Ой, кто б говорил! – поморщился Пчёлкин. – Ну, в моем подряде сомнений нет – вон, оба окольцованы ж стоите. – Так я, может, тем же отплатить хочу, – засмеялся Витя. – Присмотрись – симпопотная, свободная, с устойчивой психикой!.. А она устойчива, уж поверь, тут Косматый иногда такие финты выписывает, мне аж страшно, а она – не, ниче... – Так, Купидоны, хорош, – встала между ними Женька и кивнула в сторону студиек: – Знакомь давай с дядей Коса. Кстати, а сам Космос где? Пчёлкин, открывая дверь в студию, вдруг замер, оглядываясь. – Вика? – Да, Виктор Палыч? – А Космос Юрич приезжал? – Он здесь. Я скажу, что вы приехали. Дядя Сева, увидев входящих молодых людей, поднялся с гитарой наперевес, улыбнулся широко и приветственно, как всегда улыбался Космос, пожал протянутые ладони парней, коснулся легким поцелуем тыльной стороны ладошки Женьки. От мужчины исходила та же энергетика, что и от Холмогорова. Было уютно, будто она знала его так же долго, как и Коса. – Для вас просто дядя Сева. Друзья моего племяши – мои друзья, всегда говорю об этом. – Как успехи, дядь Сев? – кивнул на кучу исписанных листов с текстом Витя. – Слушай, Витюх, почти дописал. Последний куплет остался, но до конца недели время есть. Как там с продажей? – Высокий спрос, Кос был прав. – А что вы играли, когда мы вошли? – поинтересовалась Женька, напрасно пытаясь вспомнить, откуда был так знаком мотив. – А, это... Розенбаум. – "Ау"? – Оно самое. – Люблю эту песню, – призналась Пчёлкина. Всеволод довольно улыбнулся. – А давай вместе и запишем. Будешь дома переслушивать. – Правда можно? – воодушевилась она. – А кто здесь запретит? – мужчина стянул с себя лямку гитары и похлопал по карманам джинсов. – Только сначала перекурю. Пацаны, папироски не будет? Все выкурил, паровоз... Дунаев распахнул свою пачку. – От души! Компанию составишь? Стоило Дунаеву и дяде Севе покинуть студийку, Витя притянул к себе Женьку, аккуратно заправил пряди волос ей за уши и накрыл ее губы поцелуем. Она блаженно прикрыла глаза, ныряя в его волосы пальцами. Он, кажется, недовольно замычал, мол, укладка же, что ты делаешь? Но Женька лишь сильнее вжалась в его грудь, углубляя поцелуй, и только весело фыркнула, когда его ладони взлохматили и ее волосы. – Слышь, Урсула полосатая, не сожри её, ей петь будет нечем! – приглушенно донеслось до них после стука по стеклу. Космос. Женька смущенно отпрянула от мужа, облизав чуть припухшие губы. Бегло оббежала взглядом серое лицо Холмогорова и с тревогой посмотрела на Витю, тихо уточняя: – Он датый? – Угу... – Вить, а что случилось? Ну... в Москве? Никто из жён бригадиров о смерти Риты не знал, как и не знала Алёнка, которая что по пути в Санкт-Петербург, что уже сейчас не узнавала Космоса. Пчёлкин тяжело вздохнул, понимая, что не имеет морального права самому рассказывать о горе друга. – Если захочешь, спроси у него сама. Только от меня не требуй, пожалуйста. Предположений в голове догадливой Женьки было много, но представить настоящий ужас, который был правдой, она все-таки не могла. Дверь хлопнула – вернулись Всеволод и Андрей. Мужчина снова накинул на себя лямку, по старой привычке присел на увесистую колонку и взглянул на Женьку. – Ну что, распоемся? Или сразу готова? – Распоемся. – Отлично. Пацаны, кыш отсюда, наблюдать будете вон оттуда, – и кивнул за стекло, за которым стоял мрачный Космос. – Племяш, хреново выглядишь... – Я старался, – кивнул тот тусклым взглядом. Звукач пока настраивал звук и вставлял чистую кассету. Дядя Сева улыбнулся Женьке, которая разместилась на второй колонке, и вдарил по струнам. Кивнул, предлагая ей вступать вместе с ним. Поначалу голос девушки слегка дрожал, она поглядывала на парней за стеклом, смущенно улыбаясь. Витя развел руками, мол, не бойся, бодрее будь, тут все свои. Да, на свадьбе у Саши она была куда раскрепощенней, но тогда ее подогревало шампанское... – ...И я хотел бы подарить тебе счастье, То, которое никто не оспорит! Только сердце часто рвётся на части, Так как, видимо, я создан для горя... Космос ощутил, как каменеет его подбородок. Песня, которую они так любили горланить, выбираясь на природу с шашлыками и гитарой, теперь выворачивала наизнанку всю потрепанную душу. Последние слова неотвратимо вдалбливались в мозг, дымом закручиваясь. Видимо, я создан для горя... – Я хотел бы подарить тебе голос, – прикрыв глаза, уверенно запела Пчёлкина. – Чтобы пела колыбельную детям. Ни рукой не снять мне боль, ни уколом. Точно знаю, что меня ты не встретишь. Эти строчки добили окончательно. Потому что в них теперь был особенный смысл. Его, Космоса, личный и трагичный смысл. Он почувствовал, как клацнули собственные зубы, подбородок предательски дрогнул. Холмогоров развернулся на пятках и полетел прочь от Дунаева и Вити по коридору, ощущая, как затухающие голоса дяди и названной сестры ударяют по сознанию: – Ау... Днём и ночью счастье зову! Ау... Заблудился в тёмном лесу я. Ау... И ничего другого на ум. Ау! Ау! Ау!.. Заблудился... Заблудился. В собственном лабиринте своем, который так искусно два года выстраивал, заблудился. С кулака саданул по двери в свой кабинет, завывая. Хлопнул дверью, плюхнулся на диван, до боли жмуря глаза и закусывая зубами костяшки пальцев. В спину уперся портсигар, перевернувшийся в кармане. Космос тут же подскочил, судорожно дыша, резко пододвинул к себе стеклянный журнальный столик, вытащил из портсигара пакетик с порошком и, надорвав его зубами, отсыпал дозу на стекло стола. Сноровисто измельчил порошок перочинным ножичком, свернул календарный листок в тонкую трубочку и с шумным всхлипом вдохнул порошок. Когда в кабинет вошла Женька, он попытался спешно убрать следы преступления, но тщетно. – А, похер... – тут же взмахнул руками, будто в знак капитуляции. Давай, малая, вытрахай все мозги, вот же я, обнаженный, с уликами. Бей. Но она не ругается и не осуждает. Садится рядом, утыкается носом в сгиб его локтя. Её взгляд выделяет блеклый след от дорожки кокса на чёрном пиджаке Космоса. Как страшно, что сейчас это единственная светлая полоса в его жизни. – Космик... – М? – ожидал тонну вопросов или привычного нравоучения, но... – Я тебя люблю. Холмогоров ощутил, как уголки глаз колит. Шмыгнул носом, осознавая, что он уже забит от подступающих злых слез слабости. Резко выдернул руку из-под Женькиного подбородка, но только лишь для того, чтобы обнять её. – Я тебя тоже, малая. В сердце каждого есть свой темный подвал. Если ничего не делать, а только смотреть, то темнота в нем будет лишь сгущаться. Нужно набраться смелости, спуститься по лестнице и включить свет. Если страшно делать это в одиночку, нужно найти кого-то, кто будет крепко держать тебя за руку. Сейчас крепко за руку держала Женька. – Хочешь поговорить? – Нет, малая. Помолчать хочу. – Мне уйти? Их взгляды встретились. Его серые, почти грозовые глаза с расширенными зрачками влажно поблескивали, и ее карие сейчас тоже искрились болезненной позолотой. Она тоже почти плакала. Потому что ей было больно за друга. И у обоих в голове синхронно включились воспоминания прошлого мая – несостоявшейся свадьбы Женьки. Как ей было плохо тогда! Казалось, умереть можно было от этой сердечной боли и обиды. А Космос был рядом. Только ему девушка позволила остаться, только ему открылась тогда в своей истерике, только перед ним оголила свою душу. Космос помнил. Поэтому лишь отрицательно качнул головой. Женька позволила себе вымученно улыбнуться. – Тогда у меня к тебе предложение... – получив в ответ тусклую вопросительную эмоцию одним лишь изгибом брови, она продолжила: – По улицам пойдем. Знаешь, надо ходить, ходить и непременно где люди!.. Они о чем-то говорят, смеются, а ты идешь, идешь, и тебе все равно. А кругом шумят... И ты ничего не говори. Мы пойдем, я буду рассказывать, а ты ничего не говори, ничего – не надо... Я тебе давно ничего не рассказывала, а у меня есть, есть... Встань! – и с неприсущей ей, но явственной силой смогла одним рывком поднять Холмогорова на ноги. – Галстук сними, так свободнее... – он молча повиновался, стягивая с шеи эту удавку. – Вот... Знаешь, мы до Летнего сада пешком пойдем: по Шпалерной, по Воскресенской, мимо причалов... Пчёлкин и Дунаев как раз приблизились к кабинету, когда дверь открылась и Женька подтолкнула Космоса в коридор. Парни напряженно переглянулись, посмотрели на нее: – Все нормально? – с недоверчивой ноткой уточнил Витя, видя влажные глаза жены. – Нормально. Мы с Космосом решили прогуляться. Да? Холмогоров сухо сглотнул и кивнул. – Да. Пройдемся. Давно не гуляли ж... – Может, все вместе? Доедем до набережной... – Нет, не нужно, мы... мы вдвоем. Напряжение в глазах Пчёлы росло. Андрей быстро просканировал взглядом Космоса и к огромному сожалению своему не видел перед собой адекватного человека. Оттого тоже насторожился, понимая, что так же, как и Витя, не советовал бы Женьке идти с ним в одиночку. – Кареглазая? – он кивнул себе за спину, давая понять, что им следует отойти. Пчёлкина ласково потрепала Коса за плечо и шагнула к другу. И без слов было ясно – Андрей напряжен. – Он что... – парень нахмурился, слова подбирая. – Под чем-то? – Нет. – Наверное, даже слишком быстро отреагировала она. – Просто с похмелья... С ним все нормально. – Ты меня только не лечи, я что, по взгляду не отличу? – Дунаев, – Женька быстро глянула на мужа и Космоса, отворачивая Андрея за плечи, – просто поверь мне. Ему нужна помощь. Моя помощь... И ничего не случится. Он же не дурак, не зверь! Он друг мой, с детства. Я лишь побуду рядом. Дунаев скосил глаза на Пчёлу. – Только твой муж явно против. – Ничего он не против. Но ты это... Ну, успокой его по пути. – Я? – фыркнул Андрей. – С каких это пор я успокоительным для Пчёлкина подрабатываю? – У тебя аура такая, – она легонько взлохматила его мягкую челку и развернулась обратно. – Вить, ну, мы пошли?..***
♫: Алексей Шелыгин – Прощание Космос действительно не проронил ни слова за весь долгий путь ни по улице Шпалерной, ни по Воскресенской набережной, ни около причалов, где они стояли с Женькой, вдыхая влажный запах Невы около массивного памятника Корабля Полтавы. У Холмогорова было одно желание – чтобы этот фрегат сорвался со своего постамента и прибил его по башке. Но ничего тяжелого макушку накрывать не спешило, только Женькина ладонь почти невесомо гладила его затылок, успокаивая, пока он стоял, опершись на каменное ограждение, разделявшее сушу и реку. Может, сигануть солдатиком, головой вниз? – Пойдем или постоим? – тихо спросила девушка, на что Космос дал ответ жестом – оттолкнулся от ограждения и побрел дальше. Бродили до самой полуночи, уже ноги гудели, Женька хорошенько натерла себе их новыми босоножками. Вот знала бы, что предстоит такая долгая пешая прогулка, обула бы кеды по старинке. Космос, заметив, что подруга уже еле плетется, оглянулся на нее и заметил, как она морщится. Молча усадил ее на ближайшую скамейку и присел на корточки, вопросительно кивая: – Чего? Натерла? Пчёлкина, шикнув, расстегнула застежку и стянула босоножку, с болью констатируя факт, что стерла кожу до мяса. Кос тяжело вздохнул, оглянулся и скомандовал: – Посиди, малая, я щас. – Ты куда? – Сиди, говорю. Она проводила его взглядом до противоположной стороны улицы и хмыкнула, увидев, за дверью под какой табличкой он скрывается. Аптека. Вернулся он быстро, так же присел около нее на корточках, заклеил покалеченный участок кожи плотным слоем пластыря и протянул подруге руку. – Все, отгуляла ты свое, Женёк. Да и поздно уже, тебя Пчёла заждался. По-любому, весь мозг выжжужит, что ты весь вечер со мной до темноты прошлялась. – Не выжжужит, – улыбнулась Женька, хватая его под руку и чуть прихрамывая. – Ладно, действительно уже поздно... И ты устал совсем. Тебе бы поспать не мешало... – На том свете отосплюсь... Она лишь поджала губы, не решаясь ничем парировать. Хорошо хоть так немного поговорили, хоть и ни о чем. Космос поймал такси, усадил Женьку на заднее сидение и уже собирался ретироваться, когда она резко перехватила его ладонь: – Стой. Ты тоже едешь. – Куда это? – Домой, Космик. Домой. Не спорь, иначе я выйду и пойду с натертыми ногами через полгорода, а ты потом будешь корить себя. Глупенький и слабый аргумент, но Космос послушал. Может, действительно устал, а может, просто помнил все выходки малой, а поставив такой ультиматум, она могла с легкостью его выполнить. Поэтому сел вперед, к водителю, и обернулся к девушке: – Только сначала доставим тебя. – Это же крюк! – Контора платит, – помахал он рукой, намекая, что все расходы берет на себя. Уже во дворе Пчёлкиных, Женька склонилась к открытому окошку машины, оглядев еще раз лицо Космоса. – Только когда приедешь, позвони, ладно? Я ждать буду. – Ладно... – кивнул, пожимая ее ладошку. Витя почти провалился в какую-то спасительную темноту, когда услышал шорох в коридоре. Шаги были единственным, что нарушало тишину. Он вышел в коридор, наблюдая, как Женька стягивает с себя надоевшие и болючие босоножки, без сил оседает на пуфик около вешалки. Пчёлкин привалился к стене, скрещивая руки на груди. – Ну, как? – скепсис в голосе даже не пытался скрыть, как и нотки... обиды? Или это раздражение? Женька поднялась, приблизилась к мужу, скользнула руками по его плечам. – Ты что, злишься на меня? – и уложила голову на его ключице, вдыхая уже такой родной его запах порционно. – Если да – то напрасно, Вить, это же Космос. Это наш Космос. Витя покусал нижнюю губу. – Он ничего не выкинул? – Если только пустую пачку сигарет в Неву, но я уже его за это отчитала. Постаралась улыбнуться, но Пчёлкин был мрачен. Он имел ввиду, конечно, другое. – Нет. Все было... спокойно. Даже слишком. – Это и пугает. – Меня тоже, поэтому я побыла с ним. Не забывай, Вить, он всегда был рядом с нами. С каждым из нас, когда нам было плохо. Поэтому я не имею права бросить его в таком положении... Они прошли в зал, Витя с уставшим вздохом плюхнулся обратно на диван, наблюдая, как жена стягивает с себя сарафан. Судя по всему, Космос ей так ни в чем и не признался, но уточнить все же стоило: – Он так и не сказал, в чем дело? – Нет... Я же говорю, он весь путь молчал, – она захлопнула дверцу шкафа, расстегнула заколку на макушке, и пушистые волосы водопадом рассыпались по ее плечам. – Может, ты расскажешь все-таки? Я хотя бы буду знать, чем помочь... – Там уже не поможешь... И это было правдой. Витя поднялся, привлекая девушку к себе, с упоением зарываясь носом в ее волосы. Конечно, бросать Коса в таком положении никто не собирался, но пока не было ни одного рычажка давления на него. Так он хотя бы появлялся в офисе и на работе, а сорвись на него, начни мораль читать, что будет? Может, Активист найдет ключик к ответу? Пчёлкин тяжело выдохнул в Женькину шею и взял жену за руку: – Ладно. Мы придумаем что-нибудь. А пока идем. – Куда? – Я вообще-то ждал тебя, нашел кассету с хорошим фильмом нам на вечер. Лежа на кровати в коконе заботливых Витиных рук, Женька почти расслабилась, наблюдая за симпотягой-сенбернаром по кличке Бетховен. Но время от времени поглядывала то на часы, то на свой мобильник, покоившийся на прикроватной тумбочке. Ждала звонка. Космос так и не позвонил...