Тени среди ветвей

      «Каин».       «Каин».       Не отвечать.       Только не отвечать.       «Каин. Я слышу твои мысли всегда. Ты ничего не добьёшься, если будешь меня игнорировать».       Не отвечай. Он просто хочет постебаться.       «Я могу постебаться даже если ты будешь молчать. Это мне не помешает».       Эх. Я знаю. То, что ты можешь и будешь это делать — я уже понял. За все те годы, что мы знакомы.       «Тогда зачем отмалчиваешься?»       Просто не хочу поддаваться тебе, кусторезка. Хотя бы это я могу.       «Это настолько жалкие попытки защиты, что мне даже не хочется дальше тебя унижать».       Потому что дальше уже некуда?       «Да».       И правда. Я знаю, что ты скажешь.       «И что же?»       Я не хочу отвечать. Скажи это сам.       «Тебе понравилось».       Да. Мне пофиг на слова Даркина. Совершенно пофиг.       Теперь его слова не могут меня задеть. Потому что моё тело куда больше откликается этому унижению… Хотя, какому унижению-то?! Мне и правда понравилось… Понравился. Да, ассасинчик был хорош. Настолько, что и самому не верится. Что ж, теперь я знаю, что могу лечь под ноксианца.       Точнее, под Талона.       Не думаю, что стоит равнять его со всеми.       Быть может, я ошибался, делая столь обобщённые выводы?.. Хотя нет. Стоит всё же быть осторожнее. Обольщение — один из самых простых способов убийства. Но… Он мог бы это сделать уже столько раз. И даже не попытался. Ладно, я слишком параноик…       «Каин. Разговор с самим собой — первый признак…»       — Первый признак того, что ты здесь — самый умный. Как известно, человек всегда выбирает в собеседники умнейшего.       «Ладно. Один — один».       И всё же…       Он такой милый, когда спит. Хотя, когда не спит — тоже.       Каин легонько провёл пальцем по глубокому рваному шраму на торсе ассасина. Даже во сне его пресс был почти что каменным. Чувствовалась сила и тренировки. Много лет тренировок…       Я хочу ещё раз ощутить твои жёсткие пальцы, парень. Ты чертовски хорош. Уверенный, твёрдый, умелый… Искусный, я бы сказал.       — Ты мне понравился… Я бы лёг под тебя ещё раз.       Талон чуть улыбнулся.       — Я хорошо чувствую прикосновения во сне. Ты знал?       Нет. Не знал. Но я рад, что ты меня слышал.       — Я догадывался. Но я готов сказать это ещё раз. Я готов лечь под тебя, ассасинчик.       — Значит, признал своё поражение?       — Да.       Талон улыбнулся.       — Я так хотел это услышать, — сказал он игриво. — И я хотел, чтобы ты сказал это сам.       — Знаешь… Сейчас мне даже не стыдно это говорить. Ты был хорош как никто. И сегодня, и в той дуэли.       В той дуэли, где ты оставил мне шрам. Правая ладонь надолго запомнит наш бой. Как и я.       — А мне это приятно слышать. Вообще-то я и правда очень старался. Хотя и не думал, что ты сможешь признать это открыто. И… Мне вдвойне приятно, что ты это сказал. Чувствую, что не зря были мои усилия.       Не могу понять. Я всё-таки рад тому, что случилось, или нет?       Талон…       Его жёсткие пальцы, сжавшие запястья. Не туго, но настолько сильно, что даже выкрутить руку я бы не смог. Колено, прижавшее бедро к кровати. Ярко очерченные руки, чьи мышцы, при тёмном ночном освещении, были зловеще черны и оттого ещё более привлекательны.       — Вкусненький? — ироничный голос, до сих пор стоящий в ушах.       Ощущение превосходства. То чувство, когда кто-то действительно настолько силён, чтобы отдаться ему без сожалений.       Резкое движение, сжавшее сосок.       Тихий стон и довольная улыбка в ответ.       — Какой ты сегодня нежный.       — Я…       Он уверенно зажимает нос.       — Помолчи. Я не спрашивал тебя, вкусняшка, — добрая и в чём-то жестокая ирония.       И тихий смешок в ответ на то, как я расслабился. Что ж, ты достоин взять меня, ассасинчик.       Знакомые пальцы сжали мою руку.       — Я буду твоим топером.       — Это не вопрос, ведь так?       — Так.       Хотя, будь это вопрос — ответ и так очевиден.       Лёгкое проскальзывание руки по плечу, покрытое щитками Даркина.       — Это было больно?       — Нет. Рааст не причинял мне боли. По крайней мере физической. А это?       Я провёл пальцем по рваному шраму.       — Тогда я впервые понял, что такое боль. И клинок был отравлен.       Торс парня чуть дрогнул под моими пальцами.       — Знаешь, Каин, я не думал, что кому-то это скажу… Но в тот раз я был готов выть от боли дни напролёт. Я вовсе не такой героический, как ты думаешь. Хотя и пытаюсь таким быть. У каждого есть свой предел, перейдя через который, он становится сломленным и беззащитным. И я хочу попросить тебя… Знаешь, вот это — он посмотрел на торс — был мой предел. И если я когда-нибудь буду снова жалким слабаком, рыдающим от боли — убей меня. Я хочу быть твоим топером… но только зная, что я этого достоин. Поэтому… если ты согласен стать моим парнем и заодно — стражем моей чести — то я буду рад быть твоим напарником и умереть от твоей руки, если мои действия станут оскорбительны для тебя.       — Талон…       Вот значит, как ты думаешь?.. Ты не шутишь, да?..       Ассасин просто смотрел на меня.       Чёртов ноксианец. Ты подкупаешь меня своей честностью и открытостью.       — Хорошо. Тогда у меня та же просьба в ответ. Я хочу быть достоин своего топера. И… Знаешь, ты первый, чьё превосходство я готов признать открыто.       Повернувшись, резко притянул парня за плечо и посмотрел прямо в глаза, прижавшись к его лицу почти вплотную.       — Но я буду требовать подтвержать это. Не теряй хватку.       — На мягкость не рассчитывай, юнец, — его пальцы сжали плечо до пронзительной боли. — Ты будешь снизу. Всегда. И во всём.       — Как скажешь, ассасинчик, — и, чуть ухмыльнувшись, добавил: — Вкусненький.       Талон только издевательски облизнул мои губы.       — Ты сам вчера хорошо распробовал.       — Да.