Шанс на спасение

Дом Нам Санбэ в Чинчхоне был уютен, а окружающий пейзаж – живописным и умиротворяющим. Ли Донсик отлично понимает, почему шеф Нам выбрал это место. Можно было без преувеличения сказать, что Нам Санбэ заменил ему отца. Это прозвучало бы пафосно, красиво, громко, но не отразило всей глубины и важности того, что тот для него сделал. В учебные заведения для подготовки полицейских и чиновников традиционно предусматривался крайне строгий отбор, и Ли Донсик, на котором навсегда отпечаталось клеймо подозреваемого в убийстве, вряд ли мог рассчитывать на поступление по общим основаниям, даже набери он самые высокие баллы. Шеф Нам сдержал слово, данное ему после гибели отца: он задействовал свои связи, хлопотал, чтобы Донсик смог получить этот шанс. Шанс не погрязнуть в горе, не скатиться на самый низ, туда, откуда уже не будет дороги назад. Не будет надежды на будущее. Нам Санбэ вернул ему веру в доброту, справедливость и человечность в тот момент, когда Ли Донсик практически полностью ее утратил. Когда все, что он любил, чем дорожил, было разрушено, а путь вперед почти закрыт. Вернул веру в то, что он сможет найти сестру и очистить свое имя. Возможно, именно это позволяло ему держаться за жизнь последующие двадцать лет. Нам Санбэ считался одним из глубоко уважаемых жителей Маньяна, и после его гибели даже самые злостные сплетницы не решались поднимать его имя на язык. Разумеется, было о чем посудачить. К примеру, почему Нам Санбэ так и не обзавелся семьей. Во что такое сомнительное он ввязался, что был убит. Почему оставил все имущество ни кому-нибудь, а бывшему подследственному Ли Донсику. За все время он не услышал ничего подобного. И это было к лучшему: после всего, что ему пришлось пережить, Донсик научился спокойно относиться к самым жестоким сплетням и пересудам в свой адрес, но вряд ли молча стерпел бы подобное в отношении важного для него человека. Человека, который уже не мог ответить. Человека, за которого Донсик был готов держать ответ. Еще в юности, после того, как его мир был разрушен, он быстро отучился ждать поддержки со стороны, и в дальнейшем предпочитал рассчитывать исключительно на того, кто точно не подведет, - себя самого, воспринимая все остальное как приятные сюрпризы. Но мысль, что Джихва, Чонджэ, Джэи и многие другие для защиты памяти их шефа без раздумий встанут рядом с ним плечом к плечу, согревала то место в груди, где располагался источник всех тревог и волнений. Нам Санбэ был одним их тех хороших людей, которые столь редко встречались Донсику на пути, и, находясь здесь, подле воды и леса, ему становится больно от того, что тот не успел насладиться этим спокойствием. Старый дурак. Сколько боли и тоски в двух коротких словах. Ли Донсик порой представляет шефа Нама, расслабленно сидящего в плетеном кресле на берегу или на веранде, созерцающего красоты природы за чайной церемонией, как иногда представлял Юён в ее комнате за чтением книги. Так ему становится остро, отчаянно больно, но вместе с тем и немного легче. Наверное, поэтому он даже не может помыслить о том, чтобы продать старый родительский дом. Частички человеческих душ навсегда остаются в знаковых для них местах. Вода тихо перешептывается с шелестящими на ветру кронами деревьев. Хорошее место. Хан Джувону, насколько он может судить, здесь тоже нравится. Они стоят подле дома. Несмотря на то, что условия испытательного срока еще не озвучены, Ли Донсик приехал сюда сразу после выхода из заключения. Он успел перевезти только малую часть вещей, не намереваясь задерживаться надолго, но ему хватает и этого. По большей части все, что осталось в родительском доме, – дань прошлому. Многие люди после таких жизненных кульбитов в угоду воле судьбы предпочитают отсекать то, что было ранее. Донсик отчасти понимает это стремление. Что-то действительно должно быть отпущено с благодарностью или сожалением. Этот груз слишком болезнен, титанически неподъемен, и должен быть сброшен хотя бы частично, если он хочет выйти за пределы той коробки, в которой провел двадцать с лишним лет. Но не все, что случилось, он готов оставить позади. Не все вещи. Не все события. Не всех людей. Хан Джувон – один из тех, кого он бы хотел сохранить рядом до конца своих дней. Первый номер в его предельно коротком списке. Ему всегда казалось, что он видит Джувона насквозь, но тому все равно удавалось его удивлять, и сейчас, глубоко укрывшись в безупречно отполированной раковине, он не показывает своих чувств, а Донсика одолевают возродившиеся былые сомнения. ~~~ - Ты увел своего принца из-под носа стольких принцесс, а сейчас вынуждаешь его ждать почти год, - сказала О Джихва, когда они втроем напивались в мясной лавке по поводу его предстоящего отбытия в место заключения. Донсик никому не говорил о них с Джувоном, но это и не потребовалось. Если вспомнить многозначительные взгляды, Джихва наверняка уже давно, раньше всех обо всем догадалась, и в других обстоятельствах непременно забросала бы его подколками. В наблюдательности Джэи тоже сомневаться не приходилось, вероятно, до поры она просто не подавала виду. Но сейчас ни одна из них не стеснялась выбора темы. Что ж, похоже, Донсик пожинал плоды пагубного воздействия своей собственной манеры общения. Либо же это просто-напросто было влиянием алкоголя. Оставалось только порадоваться, что О Джихун был на ночном дежурстве: одна бутылочка соджу, и его язык пускался в свободный пляс. - Таковы уж вкусы у этих современных принцев, - беззаботно улыбнулся Донсик. - Принцессы наскучили, подавай им чудовищ… Да и принцессы уже не те, что раньше. - Ты сам себе достойное чудовище, аджосси,- хмыкнула Джэи и подвинула ближе к нему тарелку с мясом. О да. На весь год он этим точно не наестся, но следовало основательно подкрепиться, пока была такая возможность. - А что если я действую из благих побуждений? Вдруг я просто не хочу разбить своей вероломной ветреностью его хрупкое хрустальное сердце? Это было почти шуткой, должно было прозвучать как шутка и вызвать соответствующую реакцию, но в ответ он получил два молчаливых взгляда: сочувственный и скептический, в котором явно читалось нечто наподобие «Ты – идиот, но мне жаль тебя». - Мы знакомы с детства, я помню историю твоих увлечений не хуже своих. - А они вообще у него были? – пряча улыбку за широким рукавом свитера, спросила Джэи. Донсик демонстративно вздохнул и качнулся на стуле. Все понятно. Она тоже не на его стороне, переметнулась в стан противника. Поддалась очарованию сеульского красавца. - Ты меня недооцениваешь. Как минимум была девчонка-отличница в очках, с которой в пятом классе мы целовались за автомойкой. Позже она переехала в Сеул. Как ее звали? - Ким Юмин, и тебя она интересовала только тем, что разрешала списывать у нее на истории, - покачала головой Джихва и шутливо толкнула его в плечо. – Эй, я не шучу. Хан Джувон. Вряд ли для тебя это может быть чем-то несерьезным. Да и для него тоже. - Уверена? Настолько, чтобы поставить на кон страстное свидание с бывшим супругом в тюрьме? – ухмыльнулся Донсик и ловко увернулся от запущенного в него пакетика из-под сушеных крабов. - Джихун уверен, что ты влюбился в Хан Джувона с первого взгляда, - мечтательно улыбнулась Джэи и кивнула в ответ на немой вопрос. – Он как-то видел вас в патрульной машине. Это правда? Нет. Не с первого. Со второго. - Что? Патрульная машина? – охнула Джихва и закрыла уши руками. – Не хочу ничего об этом знать, но ты еще хуже, чем я думала. - И я об этом, - подтвердил Донсик с самой раздражающей улыбкой, на которую только был способен. - Аджосси, так нельзя. - Ай, нужно было предупредить о том, что вы готовите напоследок сеанс нравоучений. Пожалуй, я не буду скучать по вам обеим. - Зато точно будешь скучать по Хан Джувону. В этом Донсик ни капли не сомневался. Поскольку возразить было нечего, он молча допил содержимое своей бутылки и открыл следующую, третью или четвертую по счету. - Тебе что, так сложно написать ему сообщение? - Может, я жду, пока он сам сделает первый шаг? – усмехнулся Донсик.- Он же принц, как-никак. Пусть проявит галантность. - Не будь таким придурком, - раздраженно отмахнулась Джихва. – Вы с ним похожи в чем-то, иначе не сошлись бы, но и он не может знать, что творится в твоей безумной голове. - Ты так говоришь, словно я могу читать его мысли. Она сделала большой глоток соджу и смерила его своим фирменным, тяжелым «ну-ты-и-идиот» взглядом. - Я, может, отвратительно разбираюсь в мужчинах, но точно знаю, что после всего он не напишет первым. И ты тоже это знаешь. Даже жаль его. - С чего бы? - Потому что связался с тобой. Донсик какое-то время раздумывал, что бы на это ответить, и, когда понял, что по большому счету ему вновь нечем крыть, молча приложился к своей бутылке. На тот момент, после вынесения приговора, он сам не знал, как назвать эти отношения, можно ли вообще считать отношениями то, что между ними с Джувоном происходило, и, самое важное, что со всем этим, чем бы оно ни было, делать дальше. Именно с ним. Именно сейчас. И как его угораздило? Слишком много страхов, слишком много сомнений. Слишком мало алкоголя в крови для таких тяжелых мыслей. Но Донсик планировал разобраться во всем этом моральном дерьме, благо вскоре ему представится для этого и время, и возможность, правда, в крайне специфических условиях. - Ты что, обиделся? - Глубоко оскорблен. Я как-то привык считать, что вы в моем фан-клубе. - Просто мы одобряем твой выбор. Так что, напишешь ему? - Видите ли, и принцам, и их чудовищам порой нужно время для того, чтобы привести мысли в порядок. Особенно если они хотят сделать что-то нормально. Считайте, что я благородно даю ему шанс. ~~~ Тогда все казалось по-другому. Будь его воля, все было бы куда как проще. Кругом и так предостаточно сложностей, к чему нагнетать. Так он думал ранее. За проведенные в тюрьме месяцы у него и, правда, выдалось предостаточно времени для размышления. Осмысления. Признания. Сейчас, спустя год, когда он точно знал, что к чему, все должно было быть легче, верно? Но почему-то оказывалось сложнее. Да, теперь он согласен с Джихвой: есть вещи, которые нужно произнести вслух. Пожалуй, он уже и так порядком затянул с тем, что давно должен был сделать. В отдалении слышны голоса и женский смех. Их с Хан Джувоном намеренно оставили наедине. Всем понятно, что между ними много тяжелого, горького, невысказанного, даже помимо их особых отношений. Иногда все бывает понятно без слов, но порой только слова могут развеять мрак ложных домыслов и сомнений. Только он не может определить, какую комбинацию следует применить именно сейчас. - Соджу. Куда нужно поставить? Донсик оборачивается и кивает. - Давай сюда, я ближе. Он принимает коробку из рук Джувона и украдкой наблюдает за ним. На первый взгляд Хан Джувон – тот же уверенный в себе молодой мужчина, но что-то изменилось, что-то, природу чего Донсик не может пока понять, и это сводит его с ума. Да ладно, твой принц - не тот, от кого можно ждать фейерверка эмоций. Одна за раз – уже хорошо. Больше – только по праздникам. Это все заезжено и известно. Таков Хан Джувон. Но сейчас это свойство личности раздражает. Ли Донсик никогда не был ярым ревнивцем, но ему невыносимо думать, что Джувон – его Хан Джувон – позволил кому-то чужому прикоснуться к себе или прикасался к кому-то сам. Ревность – разновидность собственнического инстинкта, не так ли? Черт подери, Ли Донсик, ты - собственник до мозга костей. Просто раньше он никого не считал своим. А Хан Джувон принадлежал ему безраздельно, со всеми потрохами, фобиями, красивым членом и надменной честностью. Или он привык так думать. «Эй, для моего возраста это уже слишком», - хочет сказать он, но слова не срываются с языка. Год. Почти год. Этого слишком много? Не для того, кто не жил двадцать лет. Но на этот раз все зависело не только от него. Он не допускал таких мыслей раньше, гонит их от себя сейчас, но глядя на Джувона, в душу упрямо закрадывается опасение, что для всего этого, того, как он воспринимает их обоих у себя в голове, в реальности уже может быть поздно. - Все в порядке? Донсик вздрагивает, замирает на мгновение, возвращая на губы теплую улыбку, и поворачивает голову. Джувон стоит рядом и внимательно на него смотрит. Он слегка похудел и держится чуть менее решительно, нежели раньше, особенно в первые его дни в участке, но не кажется слабее. Плечи расправлены, как и прежде готов принять любой удар. Уверенность, но теперь не демонстративная. Сильный и красивый. Сердце подпрыгивает до горла и там же замирает. Шшш, сейчас не время для инфаркта, старина. Пускать слюни и дрочить на своего принца тоже будешь потом. Донсик делает глубокий вдох, проталкивая внутрь комок, сдавивший грудь. - Да, просто залюбовался этим прекрасным пейзажем. Спокойствие, почти безвременье. Благодать. - Чем планируешь заниматься дальше? Ай, какой же ты заядлый трудоголик. - Наслаждаться безмятежностью в этом славном местечке. Не веришь? - Нет. Звучит как бездействие. Это не в твоем характере. - А что же в моем? – хмыкает Ли Донсик. – Вообще-то, ты прав, сиесту когда-нибудь нужно будет заканчивать. Я получил заманчивый намек от Главного Следственного Управления. Похоже, они не против восстановить меня в должности. После завершения условного заключения, конечно. И еще одно не менее привлекательное предложение – назначение в полицейский участок Маньяна. Осталось только подождать, пока закончится условный срок, закрыть глаза и бросить монетку. Как видишь, я пользуюсь спросом, так что за меня можешь не тревожиться. Джувон передергивает плечами и, прикрыв глаза от солнца, глядит на дом. - И в мыслях не было. Я не волнуюсь за тебя, не надумывай. Просто интересуюсь. - А что же ты? - Я уже сказал, чем занимаюсь. Ах, ну да. Канвондо как место искупления грехов. - А я думал, тебе больше по вкусу запутанные дела-многоходовки, нежели беготня по горам и полям в поиске стариков с деменцией. Так никаких дизайнерских ботинок не напасешься. Донсик намеренно поддразнивает, испытующе глядя на молодого мужчину и жадно пытаясь уловить в его манере то, что даст ему подсказку, но тот привычно сдержан. - Я не жалуюсь. Аррр, Джувон-а. Чтобы выиграть этот суперприз для нас, мне нужна твоя помощь. Дай мне что-нибудь, любую зацепку. Приподними свое сияющее забрало хоть на минуту, чтобы я мог увидеть твое настоящее лицо. - Инспектор Хан, тогда как насчет того, чтобы отвести этого старика на прогулку? - Ты не настолько стар, - хмурится Джувон. Донсик улыбается и щурится в искристом, слепящем, почти весеннем солнце. - Хочешь сказать, я хорошо выгляжу? Секунда, их взгляды встречаются, и время замирает. Да! Вот оно! Вспышка, искра, отголосок того самого притяжения, которое было между ними, кажется, с самого начала. Химия, как это называется сейчас. Ядерный взрыв, когда дыхание застревает в легких, сознание цепенеет, и словно радиация все тело стремительно охватывает не нашедшее иного выхода волнение. Эти особые моменты, когда по глазам друг друга они читали больше, нежели можно было сказать словами. Оно, это волшебство только для них двоих, никуда не делось. Все по-прежнему. Тогда в чем же причина? - Неплохо, - кивает Джувон через плечо и идет вперед. Солнце нещадно слепит, но Донсик то и дело останавливается и глядит на спутника. После стольких месяцев разлуки он просто не может наглядеться. Он контролирует себя, как может, опасаясь, как бы своей несдержанностью не отпугнуть Джувона. Они не спеша прогуливаются по набережной, в разговоре ничем не касаясь того аспекта их отношений. Они просто разговаривают. Словно между ними ничего не было. Или было, но ничего не значило, а если и значило, то осталось позади. Полчаса назад Джихва, передавая ему какую-то коробку, украдкой спросила, знает ли он, что делает. Нет. Не знает. Донсик не продумал заранее план, решив импровизировать по ситуации, и сейчас отчаянно жалеет об этом. Не то чтобы он рассчитывал, будто Хан Джувон бросится ему на шею, стоит им остаться наедине. Скорее рассматривал вариант сделать это самому. Это была отличная забойная идея, совсем в его духе. Стоит лишь протянуть руку – одно движение, и все станет ясно, но он не может решиться: на кон поставлено слишком многое. Донсик впервые четко осознал, что не просто увлекся, а полюбил в ночь после убийства Чон Чольмуна, когда он увидел Джувона выходящего из дома с окровавленными руками. Когда час спустя в тесной уборной полицейского участка Мунджу Донсик помогал ему оттирать кровь с лица и рук, он понял, что готов на все ради объекта своей любви. Тем ранним утром, привезя Джувона в его квартиру, он безумно желал обнять его, разделить его боль и ужас - парочку, так близко знакомую и ему, - но не мог этого сделать, не мог позволить ради них самих. Дело еще не было закончено. Сейчас он жаждет коснуться его так сильно, что для надежности убирает руки в карманы куртки, и ощущает, как губы каменеют в широкой маскарадной улыбке, призванной изображать радость. Дело уже закончено. Вдруг все завершилось и для них тоже? Пока Донсик прикидывает, открыть ему все карты прямо здесь и сейчас или попытаться подобрать логичный предлог, чтобы уговорить Джувона остаться на ночь в домике у озера, где он уже давно подготовил для него отдельную комнату, если она вдруг понадобится, и даже новую пижаму, тот под благовидным предлогом сбегает. Причина уважительная и веская, но это выглядит именно как побег, а потому Донсик несмотря ни на что испытывает воодушевление, частично превозмогающее холодящее кровь отчаяние. Джувону поворачивается и уходит, и Донсик долго глядит ему вслед. Когда вдали остается различим лишь его силуэт, Донсик «выключает» улыбку. Она была призвана показать, что все в порядке. Что он не злится. Что ему наплевать на арест, на то, что Хан Гихван – убийца его сестры – приходится Джувону отцом. На все, что может стать препятствием между ними. Очевидно, он где-то просчитался. Но у него все еще оставался шанс, чтобы понять, в чем была допущена ошибка. Донсик какое-то время стоит, гипнотизируя безмятежную воду. Ломиться ва-банк или продвигаться постепенно? Подождать или… Нет. Он уже достаточно выжидал. Он усмехается своим мыслям и идет к стоянке, набирая Джихве смс о том, что на оставшуюся ночь дом в их полном распоряжении.