Шанс на спасение

Ли Донсик не может поручиться, что знает себя досконально. Он примерно представляет, чего от себя ожидать – всего, что угодно, - и этого наряду с некоторыми базовыми поведенческими моментами достаточно. Он понимает свои повадки, свои слабости, и отсутствие тормозов – не из их числа. Еще со школы он уясняет непреложную истину: чем больше в замысле действующих лиц, тем выше вероятность того, что он обречен на провал. Во всяком случае, почти все его суперские затеи – читай авантюры, в которых кроме Чонджэ и Джихвы принимал участие кто-то еще, оборачивались плачевно. Но тогда самым страшным наказанием было отсутствие карманных денег, запрет на прогулки позже девяти вечера или – о, ужас - отказ родителей купить новую гитару, поэтому он просто делал то, что приходило в его юную, сумасбродную голову, и не заботился о последствиях. Тогда он мнил себя рок-звездой, радовался успехам Юён – Боже, он так ей гордился! - и заранее скучал по Чонджэ, который должен был уехать в Америку. Такие воспоминания о прошлом, в которых он представлял будущее – уже невозможное, несбывшееся будущее, - даже хуже чувства вины. Тогда у него под ногами была широкая, освещенная солнцем дорога жизни, где почти все – друзья, а он всегда и во всем выходил победителем. Тогда у него все было впереди. Это все, сложившееся в реальности, оказалось бесконечно далеким от его фантазий. Судьба беспощадно толкнула его в спину, и в один миг он оказался на заросшей тропке, среди мрачных топей, мертвых деревьев и неотомщенных духов прошлого. Он тщетно плутал многие годы в окружении чудовищ, уподобляясь им в борьбе за то, что еще можно было назвать светом. Можно ли считать зло относительно зла добром? Или это – жалкая попытка оправдания своего поражения? Нам Санбэ был прав: истинная храбрость не в том, чтобы пережить все это, а в том, чтобы после всего продолжать жить обыденной жизнью. После прочтения пары книжек о временных петлях и попаданцах в прошлое, иногда, чаще всего по пьяни, зудит бесполезная, но занудная мысль: знай он тогда наверняка, что его ждет, хватило бы у него духу идти дальше? Пожалуй, это - один из тех вопросов, ответы на которые уже никогда не будут получены. Того некогда дерзкого мальчишки, в мгновение ока раздавленного пропажей сестры, запуганного несправедливым, ужасным обвинением, несчастного и жалкого уже нет, и это - довольно грустная история: он обменял юношескую беззаботность и человеческое стремление радоваться на замкнутость, подозрительность, прагматичность и сарказм. Воодушевление и желание, предвкушение жизни заменили боль, злость и жажда отмщения. Не слишком справедливый обмен, но он позволил ему выжить. Ли Донсик, которым он является сейчас, двадцать лет спустя, не считает себя особо гениальным, но точно знает, что в этом прогнившем мире есть кое-что посерьезнее мелочи на курево с выпивкой, дешевого выпендрежа или ночных гулянок. Судьба скупа и раздает немного вторых шансов. Жизнь – это вам не шутер в режиме Бога. Он привык просчитывать все ходы, прикидывать возможные варианты развития событий и быть готовым к любому повороту. А из неприятных внезапностей извлекать выводы, которые потом, на энном витке смогут обернуть обстоятельства в его пользу. Когда он этого не делает, либо когда его планы нарушаются непредвиденными действиями других, все со свистом летит к чертям. Прямо как сейчас. Это - гребаная закономерность. Такова его жизнь, которую он на пятом – пятом! – кругу все еще учится жить. После возвращения в Маньян, после этих двадцати лет Донсик полагал, что готов ко всему. Возможно, он трепался об этом слишком громко: у него есть дурная привычка напиваться и говорить с самим собой. Да, он порой, вытирая пьяные слезы, посмеивался, что уже совсем скоро все выяснится. Ему сорок, если не сейчас, то когда? Вероятно, Судьба – мерзкая и злобная сука, все время менявшая правила игры и подтасовывавшая карты в своей бесконечной колоде, - что-то услышала и решила поразвлечься. Ли Донсик был готов узнать правду, он жил – существовал – лишь ради этого. Он был готов бороться за нее. Он был готов к новой схватке с глубинной, не упокоенной болью, таившейся на дне души, которую эта правда неизбежно всколыхнет. Но он оказался не готов к тому, что шло бонусом. К Хан Джувону. К тому, что влюбится, что найдет в этом холеном, наглом сопляке, сыне убийцы его сестры – самом не подходящем для него по всем возможным меркам варианте - то, чего не смог найти ни в ком другом. Не готов к тому, что в его обугленной груди, на том месте, где когда-то находилось горячее, живое сердце, а на протяжении двадцати лет зияла болезненная выжженная дыра, вновь затеплится этот волнующий и разгоняющий темноту огонек. Не готов ни к самому чувству, ни ко времени, когда оно на него обрушилось как цунами, ни к человеку, к которому его питал. К чертовой матери такую любовь, которая вламывается без спроса и топчется по самому сокровенному. Донсика разбирает смех, когда он осознает, кого напоминает эта аналогия. Погрузиться в однообразное и полезное занятие - самый простой и верный способ для плодотворных раздумий. Так Донсик и поступает. Он еще с тюрьмы подумывает о ремонте в доме. Прошлое ценно, но даже призраки вряд ли дорожат рассохшимися полами, паутиной и старыми пузырящимися обоями. У него есть кое-какие идеи, как и средства на их воплощение: в полицейском участке Маньяна жалование было куда меньше, нежели в Сеульском Управлении, но ему хватало. Основной и постоянной статьей расходов было содержание матери в хорошем заведении с качественным уходом, в остальном же Донсик не был транжирой. Приобретенная либо наследственная прагматичность – это все же из тех немногих его хороших качеств. Проблема возникает совсем в другом. Он обходит каждую комнату и отчетливо понимает, что еще не готов к таким переменам. Отсутствие вдохновения – это ведь тоже веская причина? Впрочем, подыскать себе подходящее рутинное дело не составляет особого труда. Привести в порядок сад – что может быть лучше? Разумеется, находится тот, кто намерен этому помешать. Донсику удается покопаться в саду примерно два часа, когда раздается неприятный протяжный звук, возвещающий о вторжении. - Ли Донсик! Когда ты, наконец, смажешь свою чертову калитку? От ее скрипа у меня такое чувство, будто ржавая железяка скребется в голове изнутри. Наверное, врата ада скрипят точно также. О Джихва заходит и, тщательно выбирая, куда наступить, приближается с неотвратимостью грозовой тучи. В прогнозе на сегодня как раз обещали ураган. - Привет! Поздравляю с изменением графика. - Что? - Очевидно, в полицейском управлении Мунджу изменилось расписание, и сейчас время обеда. Она недовольно морщится. - Что за хрень ты несешь? Донсик втыкает лопату в землю и опирается на нее, лучезарно улыбаясь. – Я не хотел, но если ты не понимаешь намеков, придется задать вопрос по-другому. Сейчас примерно полчаса до полудня. Напрашивается логичный вывод, что были внесены некие корректировки в обычный распорядок. Иначе что начальник отдела по особо тяжким преступлениям делает здесь, так далеко от места службы, посреди рабочего дня? Они знакомы уже сто лет. Донсик точно знает, чем ее взбесить и заставить убраться отсюда побыстрее. Он не в настроении для болтовни. - Это что ты делаешь! Почему ты не пришел сегодня в участок? И не брал трубку? - Видишь, здесь не до телефона, - он с улыбкой демонстрирует грязные руки. – А зачем мне посещать святая святых правопорядка? Меня в чем-то подозревают? Давненько я не бывал в допросной Мунджу. Там с тех пор не сделали ремонт? Компьютеры не заменили? Все та же древняя рухлядь, работающая на благословении? Джихва вытаскивает из кармана куртки бумаги и свирепо тычет их ему в лицо. - Предписание на испытательный срок. Только посмей заикнуться, что не получал его. Должность инспектора за тобой сохранена на весь период условного заключения. Полгода под моим наблюдением, дальше – на свободный выгул в Маньян с отчетом о качестве работы каждый месяц. Донсик даже не смотрит на документы, это излишне. Когда речь заходит о серьезных вещах, у Джихвы начисто пропадает чувство юмора. Блять. Похоже, приятель, на этот раз ты по-крупному проебался. Последние несколько дней он целенаправленно выбирал стратегию тонуть в спиртном и жалости к себе. Не удивительно, что какие-то мелочи вроде нераспечатанного пакета с грифом Полицейского Управления так и остались валяться где-то на кухне. - Обязательно прямо сейчас? – Донсик демонстративно обводит рукой сад и цокает языком. Звучит раздражающе. Так и задумано. - Я только вошел во вкус. Может, планирую этим и заниматься до конца жизни. Хватит с меня серийников, трупов, расчлененки и отрезанных частей тела. - Ли Донсик! Ты хоть понимаешь, насколько это не стандартно? Это допущение, не каждому дозволено работать в полиции после отбывания заключения. - Я польщен, но нет. Пожалуй, я пока не смогу прийти. Только на следующей неделе. - Лучше обратно в тюрьму? – рявкает Джихва. В гневе она походит на рассерженную кошку. А что если подобрать какую-нибудь пушистую бродяжку с особо мерзким характером и назвать в ее часть? - Не шуми. Я вечером рассмотрю все варианты. Ему, правда, нужно многое обдумать, сосредоточиться и накидать хоть примерный план. На службе вряд ли это удастся. Не все разделяют его мнение. – Тебе дали от ворот поворот, да, это больно, но так бывает! – кричит Джихва. – Это не повод вести себя как идиот, запираться в подвале на неделю и ставить под удар свою свободу. - Ну вот. Смотри, на нас уже косятся люди. Она инстинктивно оборачивается, но, разумеется, поблизости никого нет. - Брось уже свои глупые шутки. - Иногда ничего не остается, кроме шуток, - криво усмехается Донсик, стараясь не допустить в голос отчаяния, и вновь берется за лопату. Тактика доведения до бешенства почти сработала: Джихва бормочет что-то вроде «Псих», но не уходит. Ее забота понятна: она хочет, чтобы друг был в безопасности, но ему тошно от этого. Он просто не уверен, что заслужил эту дружбу, и от таких мыслей к горлу подступает комок. Пара минут проходит в молчании, тишина нарушается лишь редким щебетанием птиц – сегодня слишком пасмурно для громких весенних трелей – да звуками перекапываемой земли. - Знаешь, это – твоя жизнь, тебе решать, в Мунджу или в камеру. Но… Донсик вновь делает передышку. Он глядит на женщину перед собой. Сколько они знакомы? С детства. Часто ли он мог ее переспорить? Иногда. - Но? - Я не позволю тебе из придури разрушить себе жизнь, когда она только началась. - Я как раз и занят своей жизнью. Ее важной составляющей. - Донсик, - Джихва глядит на него так, словно прикидывает, говорить то, что у нее вертится на языке, или нет. Во взгляде столько внутренней борьбы, что ему даже становится ее жаль. - Ладно, так и быть. Скажи это, и на первый раз я не огрею тебя лопатой, - хмыкает он. - Ты повел себя, как полный кретин. И… Мы тебя предупреждали. Безнадежно влюбленный кретин. Донсик умеет признавать свои ошибки, но только наедине с самим собой. - О, да! А еще ты говорила, что для него это не может быть не серьезно. Значит, для него это сложно. Слишком сложно. Ярость утихает, а затем и вовсе уходит из ее глаз. Джихва обхватывает себя руками и проходится туда-сюда по дорожке, не засыпанной землей. - Я не знаю. Возможно, мы ошиблись? – она убирает волосы с лица и касается лба, как всегда, когда оказывается сбитой с толку. – Ли Донсик, чтоб тебя. Я не очень хороший советчик в таких делах, но тебе всего лишь нужно было сказать ему, что ты был не прав. - Я не думаю, что был неправ, - возражает он. - Если бы я обрушился на него тогда со своими непонятными даже мне самому чувствами, а потом сбежал в тюрьму, не факт что стало бы лучше. - Ты и так сбежал от него. - Много чести для столичного щеголя, - горько усмехается Донсик. Лопата со всей силы вонзается в неподатливый ком земли, и он разлетается на части. - Может, я пытался сбежать от себя. - А что сейчас? - Есть кое-какие идеи. - Но вдруг все проще? – в ее голосе почти сочувствие. - Год – это много. За это время что угодно могло произойти. - Можешь себе представить, чтобы Хан Джувон напился в баре до беспамятства и ввязался в драку? - Инспектор Хан? – Джихва приоткрывает рот от изумления, ее брови синхронно ползут вверх. – Что? Ты не шутишь? - В день памяти Санбэ. Я нашел его и притащил домой. - Зачем он это сделал? Он объяснил что-нибудь? - Чтобы Хан Джувон что-то рассказал? Это ты шутишь. Похоже, он напился до такого состояния впервые, и ничего не помнит, даже нашу с ним впечатляющую дорогу до его квартиры. Но я не допытывался. Пока. Я нащупал кое-что существенное. Но прямо сейчас этого мало. Он действительно обнаружил кое-что в шкафу Джувона, пока тот спал. Важную прямую улику. Возможно, ее хватило бы, чтобы предъявить обвинение в уклонении от чувств, но Донсик не хотел идти этим путем, не хотел загонять Джувона в ловушку. Джихва кивает, но, обдумав услышанное, хмурится. - Погоди. Ты был в Сеуле? Донсик, ты в курсе, что значит условно-досрочное освобождение и испытательный срок? Тебе запрещено покидать место проживания и регистрации! - А придется. Иначе я не смогу устроить счастливый финал для нашей сладкой гей-сказки. Аргумент не производит впечатления. Джихва закрывает лицо рукой и трясет головой, словно отказываясь верить. - Блять. Какой же ты долбанный придурок, это уму непостижимо. - Для тебя это не новость, правда? – пожимает плечами Донсик. Еще один несговорчивый ком под ногами от мощного удара лопаты оказывается разобранным на молекулы. Придется пойти на риск. Ждать два года он точно не намерен. Внезапная мысль вспыхивает в голове, словно лампочка в темной комнате. Он выхватывает у Джихвы бумаги, засыпав их и все вокруг землей со своих рук. - Что там с назначением? - С чего вдруг такой интерес? – едко усмехается она, отряхиваясь. - Биполярка проснулась и дает о себе знать? Донсик пробегает глазами текст. Много строк. Сплошной бюрократический официоз. Он поднимает испытующий взгляд. - В чем подвох? Джихва отвечает не сразу, и он мгновенно убеждается в верности своих спонтанных подозрений. - Никакой оперативной работы. Документация, электронное ведение дел, дежурство на звонках. - Полицейский делопроизводитель? – хмыкает Донсик, насмешкой скрывая горечь и разочарование. Он столько лет тренировался, и теперь владеет этим навыком в совершенстве. – А почему не в архив? Я бы нашел, чем заняться в уединении. Джихва понимает. Она все понимает, поэтому не реагирует на скользкие намеки и какое-то время молчит, подбирая слова. Увы, таковых, которые могли бы смягчить, исправить эту данность, просто нет. - Зато подлечишь нервную систему. Эй! Серьезно, ты же не рассчитывал, что полицейского с незакрытой условной судимостью допустят до полноценной работы? Только два года. Потерпи. В документах сказано, что ты должен трудиться на благо общества. И ты же сам сказал, что устал от трупов и хочешь заняться чем-то другим. Донсик задумчиво скребет заросший подбородок, оставляя на нем грязные полосы. Чем бы он хотел заняться? Он не успел подумать на эту тему как следует. Но сейчас у него банально нет выбора. - Ладно, твоя взяла. Пожалуй, я согласен. Но с условием. - Да что ты? - Мне нужен доступ к нашей внутренней базе номеров. И направление в Сеул, для посещения Следственного Управления. Подпишешь? - Ну и наглость! Ты не слишком много хочешь? Он складывает бумаги, убирает их во внутренний карман куртки и расплывается в коварной улыбке. Ничего страшного, по сути. С этим тоже можно жить. И даже извлечь пользу. - Нет. Ты, детектив О, теперь мой начальник. Джихва запрокидывает голову и стонет. - И я прямо задницей чувствую, что огребу за это по полной. - Итак, напоминаю: твоя задача – обеспечить меня всем необходимым для выполнения должностных обязанностей. Направление с открытой датой можно оформить в первую очередь. - С какой стати мне посылать тебя в Сеул? Никакого направления ты не получишь. Во всяком случае, пока не объяснишь, что задумал и чем это нам всем грозит. - Ай, да это совсем просто. Раз я в твоем отделе теперь главный по бумажкам, ты вполне можешь поручить мне, скажем, посетить Центральный архив в Главном управлении. Или просто использовать как курьера для передачи особо важной информации на словах. - Могу. Джихва кивает, но не двигается с места, олицетворяя мраморное воплощение подозрительности. Ей требуется объяснение, и черта с два она отступит. Он это точно знает. - Мне очень нужно добраться до кое-кого. Таков план. - И? - Пока все. Джихва впивается в него знакомым взглядом, который означает, что она не успокоится, пока не доберется до его внутренностей и не вывернет его кишки наизнанку, но от зверских пыток его спасает телефон. - Мне пора, - сообщает она, стряхивая с экрана пыль, чтобы ответить на звонок. Бороться с невидимым противником крайне сложно. Донсик твердо намерен придать ему форму. Или найти того, кто сможет дать подсказку. - Я приступлю к службе завтра с утра, - кричит он ей вслед. – Можешь сегодня подготовить и подписать направление. И обустрой мне рабочее место с нормальным живым компьютером и внутренней сетью. Ты же мой начальник, не забывай. Не оборачиваясь, Джихва высоко поднимает руку и демонстрирует средний палец. Донсик широко улыбается и вновь берется за лопату. С момента последнего разговора с Джувоном прошло семь дней, и все это время ему больно. Больно и пусто так, что он периодически бьет себя в грудь, чтобы притупить это невыносимое чувство. Он совершенно не ожидал того, что произошло, и оказался полностью выбит из равновесия. В его мечтах после того, как за этот год накал «кроличьей охоты» поутих бы, они продолжили бы то, что начали тогда. С их предысторией постель – не самый плохой старт, они же не трепетные девственницы, лишающиеся чувств от слова «секс». Кхм. Память тут же услужливо подбрасывает красочные образы из прошлого. Хан Джувон в обернутом вокруг бедер полотенце, бестолково переминающийся с ноги на ногу посреди его гостиной. Хан Джувон, вцепившийся руками в раковину в своей квартире, глядящий на него со смесью ужаса, смущения и похоти. Ок, ну, почти. Так даже лучше. Куда лучше. Потому что, Хан Джувон – только мой. Ни один из них не является гибким и склонным – способным - легко сходиться с людьми. И у обоих предостаточно причин для того, чтобы охранять свои границы, правда? Но они справились бы с этим. Они уже сделали этот шаг навстречу. Первый, самый важный и пугающий шаг, и речь вовсе не о постели. О том, что порой даже жутко представить. О доверии. Они неспешно узнавали бы друг друга в обычном мире, вне морока серийных убийств, сводящего с ума стремления к истине и жажды отмщения. Слой за слоем снимали бы наедине маски и притворные образы, открывались и принимали друг друга. Со временем дело бы дошло и до совместного быта, до признаний, до всего такого. Звучит как песня. Словно ты много знаешь об этом. Жаль, но завидный послужной список в сексе без обязательств – это несколько из другой пьесы. Донсик не был экспертом в серьезных отношениях. Но в его понимании это был неплохой, жизнеспособный сценарий. Который провалился к чертям, даже не начавшись. Как бы ни хотелось найти виновного, как бы ни был велик соблазн свалить все на того, кто обычно являлся козлом отпущения в его внутренней системе суждений, поощрений и наказаний, Донсик не может укорить себя за нерешительность, проявленную тогда, почти год назад. Это было обдуманное решение, имевшее под собой достаточное количество веских причин, которые он сможет четко и безошибочно сформулировать в любое время суток, даже после глубокого, треморного похмелья. Донсик намеренно не искал этой любви, не с Хан Джувоном, но раз это уже случилось, он не позволит тому, что между ними возникло, так просто покрыться пылью, заиндеветь, как двадцать один год его жизни. Кажется, будто они на сей раз поменялись ролями: Джувон подбросил улики, а Донсик распутывает его дело. Это до ужаса смешно. Возможно, если – нет, когда – они разберутся со всем, он расскажет об этом Джувону, и тот характерно вздохнет, как вздыхал всегда, когда Донсик выдавал что-то такое. А может, если ледяной принц окажется в настроении, либо его суточный лимит на улыбки не будет превышен, они посмеются вместе. Перед глазами вновь возникает лицо Джувона, легкая, почти смущенная улыбка играет на его губах. Донсик задумывается, а видел ли он хоть раз, как Джувон, серьезный и непреклонный инспектор Хан улыбается по-настоящему? Без иронии или насмешки, не наиграно, не зло, не потому, что в данной ситуации так нужно проявить эмоции. Просто добрая, чистая, светлая улыбка – естественная реакция на что-то радостное. И непременно с щенячьими, невинными ямочками на щеках: у него такое строение лица, ямочки просто обязаны быть! Само очарование, главное – не проговориться об этом вслух. Сердце сжимается, потому что ответ ему точно известен. В эту минуту Донсику больше всего на свете хочется знать наверняка, что у него есть шанс увидеть эту улыбку, адресованную ему, вживую, а не в своих мечтах. В груди что-то щемит, глаза характерно жжёт. Ай, да брось! Ты без сожаления пробил об асфальт голову подонку-убийце напарника. Собрал в кучу пальцы названной дочери, валявшиеся на верстаке того, кто считался ее отцом. И когда же ты успел стать таким ебануто-сентиментальным? И все же Ли Донсик, вопреки впечатлению, которое производит, является реалистом. Реалистом и прагматиком, считающим самообман крайне непрактичной забавой. Он столько лет жил на надломе, что сейчас четко ощущает его в Джувоне, и это причиняет ему боль и страдание. Если бы не это, Донсик уже вытряс, выгрыз бы из Джувона всю правду. Никто из них не заслужил того ада, но если огонь под котлом Донсика слегка поутих, то Джувон варится в самом пекле. Наблюдать за мучениями другого человека куда сложнее, нежели кажется. Наблюдать, как страдает любимый человек, просто невыносимо. Сияющий доспех его принца явно имеет брешь, и это дает Донсику основание для уверенности в том, что еще не все потеряно. Объективной уверенности. Только благодаря этому ему удается найти в себе силы и смелость на еще одну попытку. ~~~ Офис прокурора Квон Хёка располагается на двадцать первом этаже здания Сеульского Управления полиции. Донсик был здесь в последний раз еще до оглашения приговора, но на первый взгляд все осталось по-прежнему. На стене в центральном холле при входе висят фотографии действующего Генерального комиссара и его заместителей. Что ж, ничего нового. Власть так просто не исчезает, она неизбежно переходит к кому-то. - Инспектор Ли Донсик? Высокий юноша, окликнувший его, подходит ближе и приветствует поклоном. - Со Джиён, - поклонившись вновь, представляется он. - Я – помощник прокурора Квон Хёка. Разрешите проводить вас. Что-то в его внешности кажется Донсику мимолетно знакомым, но его имени он точно не слышал. На вид он совсем еще мальчишка, но держится подобающе, и все же периодически не может удержаться от характерных взглядов, в которых мелькает то восхищение, то испуг. Черт подери, Ли Донсик, ты – местная знаменитость. Прокурора Квон Хёка ему доводилось пару раз видеть на слушаниях, но они не были знакомы лично. На судебном процессе Квон Хёк не выступал в качестве свидетеля. Также, будучи аффилированным лицом к семейству Хан, он не входил в число обвинителей. Как там говорил Джувон? Отец любил его как сына? Донсик давно истребил в себе любую неловкость, но сейчас от перспективы обсуждения Джувона за его спиной с человеком, в хороших намерениях которого он не уверен, испытывает нечто вроде чувства вины. Однако в телефоне Джувона в списке входящих и исходящих вызовов имя Квон Хёка за последние полгода мелькало чаще всего. Донсик переписал себе его номер, номер инспектора Ко из Канвондо и еще парочку. Начать он решил с прокурора Квона, и на первый раз все же связался с ним по внутренней полицейской сети. Когда они входят в кабинет, обнаруживается, что Квон Хёк занят беседой по телефону. Тем не менее, при виде них он привстает с кресла и прикрывает трубку рукой. - Прошу прощения, у меня крайне неотложное дело. Будьте добры, присаживайтесь. Все полицейские - чрезвычайно занятые служащие, но я не отниму у вас много времени. Донсик усаживается в удобное кресло, стоящее напротив заваленного бумагами рабочего стола и, пользуясь возможностью, открыто разглядывает хозяина кабинета. Миловидный, большие оленьи глаза - Чонджэ бы оценил. Одет с иголочки и безупречно ухоженный, даже проскальзывающая местами схожесть с хорьком его не портит. Брови взлетают забавным домиком, когда он находит в документах, которые просматривает, что-то, заслуживающее его внимания. Как там это называла Минджон? Милота. Говоря начистоту, этот прокурор Квон по возрасту и внешности подходит Джувону гораздо больше него самого. Болезненная догадка опаляет нутро. Что если Джувон и этот Квон Хёк… Донсик пытается представить их вместе. Как Джувон кладет руку Квон Хёку на поясницу, привлекая к себе, а другой нежно касается линии подбородка. Трогательные бровки на месте. Губы чуть приоткрыты в ожидании поцелуя… Омерзительная картина. И Джувон с его прямолинейностью так бы и сказал, будь у него кто-то. Но он сказал совсем другое. «Я не заинтересован в таких отношениях». - Еще буквально одну минуточку, - мягко улыбается Квон Хёк. Донсик против воли кивает, с трудом двигая одеревеневшей шеей. Он уже не хочет этого разговора. Он хочет разгромить здесь все к чертям. Он бы лучше спрыгнул в жерло вулкана, нежели находился в этом прилизанном офисе. Ты еще не отмотал условный срок за пальцы Кан Минджон. Не лучшее время для убийства из ревности. Необоснованной ревности. Правда, черт подери, в том, что у него просто нет других зацепок. Никакого альтернативного способа получить требующуюся информацию. Мысль, что это – единственная преграда на пути одолевшего его собственнического безумия, не пугает. Он давно привык к себе. Наконец, Квон Хёк кладет трубку, аккуратно возвращает бумаги помощнику, с улыбкой встает и делает легкий поклон. - Инспектор Ли Донсик. Наслышан о вас. Мы ведь официально не представлены? Чем обязан чести принимать вас в моем скромном кабинете? Квон Хёк протягивает руку и Донсик, пересилив себя, отвечает на рукопожатие. - Прокурор Квон. Я к вам по делу, которым сейчас занимаюсь. - Дело под названием "Хан Джувон", я полагаю? Ладно, так сразу выложим все карты? Квон Хёк кивает в ответ на изогнутую бровь. - Я в курсе, что вы уладили то досадное происшествие в баре и помогли ему. Донсик даже не скрывает неприятного удивления. - Он сам вам рассказал? - Нет. У меня свои неофициальные источники информации. - Звучит интригующе. Вы согласились со мной встретиться, заранее зная причину. Полагаю, не для того, чтобы просто послушать. Значит, вы будете мне полезны. Возможно, не следовало действовать так грубо, но Донсик не в настроении нарезать круги. Квон Хёк если и различает нажим в его голосе, то не подает виду. Лишь брови слегка сходятся над переносицей. Домик? Серьезно? - Вы волнуетесь за него. Это так трогательно. - Бывшие напарники. Мы через многое вместе прошли. Квон Хёк задумчиво теребит губу. - Его отец оказался виновен в убийстве вашей сестры - в том, в чем Джувон подозревал вас. - Да, неловко получилось, - широко, раздражающе улыбается Донсик: эта игра ему известна. - Прокурор Квон, а как вы с ним связаны? Давняя дружба? Бровки мигом взлетают вверх, образуя взволнованный треугольник. Надо же, почти синхронно. Интересно, это – результат тренировок или свойство от природы? Интересно, это действовало на Хан Гихвана? А на его сына? Блять. Донсик держится подчеркнуто расслабленно, демонстрируя спокойствие и уверенность, внутри же полыхает адское пламя, в которое нестерпимо хочется швырнуть собеседника и наслаждаться его воплями. - Несмотря на небольшую разницу в возрасте, с момента возвращения Джувона из частной школы в Великобритании я был его наставником, - поясняет Квон Хёк с плохо скрываемым превосходством, но почти сразу одергивает себя. - Мне и в самом деле есть, чем с вами поделиться, инспектор Ли. Ваше чутье вас не подвело. - Чутье? - Ну, возможно, это лишь стечение обстоятельств. - Не томите. Я весь - внимание. - Господин Хан попросил Джувона о встрече. Насколько мне известно, она состоится через четыре дня. - Это – первая их встреча? - Нет. Джувон уже дважды навещал отца, последний раз – три месяца назад. И не собирался этого делать еще ровно столько же. Донсик кивнул, хотя пока не понимал, чем ему поможет эта информация. После оглашения приговора, Джувон лаконично сообщил репортерам, что, по его мнению, Хан Гихван получил заслуженное наказание, однако он не переставал быть сыном этого человека. Считать себя его сыном. - Полагаю, это связано с подачей апелляции? Вернее, ее актуализацией? Квон Хёк бросает быстрый взгляд в сторону помощника, всецело поглощенного работой. - Апелляция будет отозвана и дополнена. Сроки и порядок это позволяют. А вы достаточно осведомлены. - Я слежу за новостями по интересующим меня темам. Есть основания считать, что в связи с этими новыми фактами и дополнениями повысятся шансы на ее принятие к рассмотрению? «Бровки» реагируют мгновенно. - Вы сомневаетесь в системе? - Ну что вы, нисколько, - приторно улыбается Донсик. - Только моя безоговорочная вера в справедливость нашего правосудия позволила господину бывшему генкомиссару Хану остаться в живых. - А вы оправдываете свою славу, - теперь на лице Квон Хёка читается откровенное восхищение. - Инспектор Ли, вы и вправду столь же бесстрашны, как говорят. Ого. Прокурор Квон, вы что, пытаетесь строить мне глазки? Мое старое сердце уже целиком и полностью занято, поэтому давайте обойдемся бровями. - Еще никто не называл меня безумцем столь вежливым образом, - хмыкает Донсик. - Если вам интересно, то я не верю в то, что можно подобрать аргументы, способные обелить Хан Гихвана до степени невиновности. Но это явно беспокоит Джувона. И я бы хотел узнать ваше профессиональное мнение. Лицо Хёка сияет. Донсик мысленно улыбается. Это так просто, что даже слегка обидно. Он обожает это. Он купается в самодовольстве ровно до следующей пришедшей в голову мысли. "У него и улыбка весьма ничего. Открытая и обаятельная. Он так всем улыбается? И Джувону тоже?" Проклятье. Уж лучше бровки. Они до того забавны, что их не хочется стереть кулаком. - Как вам, должно быть, известно, приговор был вынесен по нескольким пунктам обвинительного заключения. Мне довелось ознакомиться с аргументами, которые были и будут использованы при подготовке апелляции. Они не затрагивают ужасную трагедию, произошедшую с вашей сестрой, инспектор Ли, а касаются коррупционной составляющей обвинительного заключения, по которой приговором предполагается также существенный срок. У заместителя генкомиссара… - Квон Хёк впервые откровенно теряется и поднимает бегающий взгляд на Донсика - прошу прощения, бывшего генкомиссара Хана, было немало сторонников, сохранивших свое влияние, и, вполне возможно, что апелляция будет принята, дело повторно пересмотрено. Но… - Но? – резко спрашивает Донсик. - Помощник Со, время близится к полудню, - благожелательно обращается Квон Хёк к юноше за дальним столом, о котором они оба, будучи увлеченными разговором, успели позабыть. - Можете идти прямо сейчас. До окончания обеда вы свободны. Юноша встает и почтительно кланяется. - Да, прокурор Квон. Вы очень добры. Инспектор Ли, я рад знакомству с вами. Когда за помощником закрывается дверь, Хёк улыбается и расслабленно откидывается назад в своем мягком кресле. - Итак, на чем мы остановились? Ах, да. Апелляция и ее шансы. Будьте любезны, продолжите сами. Донсик смеется. Это становится интереснее. - Но предположу, что эти влиятельные лица, о которых вы упомянули, в свое время открыто поддерживали Хан Гихвана, и если сейчас приговор будет кардинально пересмотрен, то это может бросить тень на их репутацию. - Вы столь же умны, как я и предполагал. И вновь это неприкрытое восхищение. - Вы мне льстите, - сдержанно улыбается Донсик. Если бы я был умен, я бы отнесся к вам куда как с большей осторожностью. Впрочем, улыбка быстро сходит с его губ. – Итак, вернемся к делу. Возможно, вы скажете мне что-то, о чем я не догадываюсь? «Бровки» снова на месте. Интересно, сколько раз за весь разговор появится этот домик? - Вероятно, одна из реальных целей апелляции – улучшение условий содержания. Вы пробыли почти год в тюрьме и понимаете, о чем речь. Как вы можете себе представить, в контексте пожизненного заключения это может иметь весомое значение. - Подытожим. Апелляция с высокой вероятностью будет принята к рассмотрению, но пересмотр дела и повторные слушания не повлияют существенным образом на приговор. - Нет. Вы абсолютно правы. Насколько я могу судить, конечно, - Хёк вновь улыбается, но на сей раз с примесью грусти. - И заместителю… господину Хану это известно. Донсик не сомневается. Он действительно верит в систему, но, к чему скрывать, испытывает облегчение. Этот подонок сбил насмерть Юён. Как можно не радоваться тому, что он будет гнить за решеткой до конца жизни? - Так для чего бывшему генкомиссару срочно понадобилось видеть сына? - Дело в вас. - Во мне? - Полагаю, у него остались хорошие связи и надежные источники информации. - Что вы имеете в виду? - Видите ли, помимо того, в чем обвиняют Хан Гихвана, на его счету множество раскрытых эпизодов о коррупции внутри полицейского управления и других положительных репутационных заслуг. Он ввел многие порядки, направленные на усиление контроля внутри полиции как структуры, которые действуют и приносят ощутимый эффект до сих пор. Его не так просто упечь за решетку, наглухо закрыть и выбросить ключи. - К чему вы клоните? – резко спрашивает Донсик, пытаясь сдержать все возрастающее волнение. - Что ему нужно от Хан Джувона? - Я могу лишь догадываться, - Квон Хёк наивно хлопает глазами и разводит руками. - Господин Хан знает о том, что Джувон недавно посещал Маньян, и, вероятно, не хочет, чтобы вы продолжали общение. Вопрос на засыпку для пятилеток: может ли прокурор быть наивным? А тот, кто служил дьяволу, но отошел в сторону за секунду до его падения? - С чего вдруг такая неприязнь? Помимо того, что Маньян явился отправной точкой в его громком пути к тюрьме. Квон Хёк впервые кажется смущенным. Возможно, Донсик переусердствовал с нажимом. Возможно, так следовало действовать с самого начала. Тогда удалось бы избежать этой тошнотворной дрочки на Хан Гихвана. - Два месяца назад при передаче полицейских видеоматериалов из местных органов в центр на архивное хранение выявилась досадная ситуация. В Маньяне оказались стерты записи с одной из дорожных камер за двадцать четвертое февраля прошлого года, в промежуток с восьми вечера до полуночи. Этот нелицеприятный для полиции эпизод не афишируется ввиду незначительности. - Ох уж этот Маньян, - беззаботно смеется Донсик. – Все время куда-то пропадают записи с камер. По данному факту инициировано расследование? - Разумеется. Даже получено официальное заключение – технический сбой в результате аварийного отключения питания из-за неблагоприятных погодных условий. - На первый взгляд все логично. И в чем же там дело? - Полагаю, вам это лучше известно. - Сомнительно. Дайте подумать. Двадцать четвертое февраля? В это время я уже был переведен в Следственное Управление Сеула. - Сохранилась запись с соседней камеры, я переслал любопытный фрагмент вам на почту. Обратите внимание на нижний правый угол. Будьте так любезны. Донсик открывает файл. Пятнадцатисекундная черно-белая запись, достаточно четкая, чтобы он мог различить себя, садящегося в автомобиль. Разумеется, он помнил, при каких обстоятельствах это происходило. Ничего криминального, если вдуматься, но… Черт. Квон Хёк терпеливо ждёт и вновь начинает разговор, лишь убедившись, что его ход оценен по достоинству. - Предвосхищая ваш вопрос: я не знаю, что было зафиксировано на той записи. Я не утверждаю, что причина – в ней. Просто когда я ввиду..хмм.. дружеского расположения к Хан Джувону пытался это выяснить, мне в голову пришло, что обзоры соседних камер могут пересекаться. И обнаружил то, что вы видели. Возможно, вы сможете пролить свет на все это? Донсик кивает. Возможно, он говорит правду. Но, очевидно, уебку Хан Гихвану известно куда больше. - Вы показывали запись Джувону? - Нет, конечно. Я не имею на то никакого права. Хан Джувон на ней не запечатлен. Как удачно сложилось, что вы за него беспокоитесь, и я могу показать ее вам. Возмущение практически неподдельное. Браво, прокурор Квон! - Я уже упоминал, что на протяжении многих лет был наставником Джувона, и питаю к нему нежную привязанность. В последнее время он меня беспокоит. Для того, кто столь щепетилен в вопросах гигиены и собственного здоровья, он ведет себя.. несвойственно. К примеру, он редко пьет спиртное вне дома и если да, то что-то не крепче вина. - Я растроган. Но у него накоплено достаточно поводов, не находите? Квон Хёк выглядит почти разочарованным. И снова бровки! Но уж лучше считать эти «домики», нежели вцепиться прокурору в глотку в его же собственном кабинете. - И это – все, о чем вы спросите? - А вы ждали, что я потребую от вас убрать от него руки? – неприятно усмехается Донсик. Мальчик, я куда лучше и дольше тебя играю в такие игры. - Принимая во внимание вашу известность, в числе прочего, - кивает тот, слегка подается вперед, и на его лице мелькает хищная тень. - Инспектор Ли, не хочу показаться грубым, но вы выглядите так, словно хотите меня ударить. - И не только выгляжу, поверьте, - кровожадная, с примесью безумия улыбка производит впечатление. Донсик много лет оттачивал ее, доведя до совершенства. – Но не советую вам проверять мою выдержку. Не буду держать интригу – у меня ее нет. На этот раз никаких домиков. Квон Хёк выглядит довольным, словно после удачной рыбалки. Донсик засчитал бы это как гол в свои ворота, но если бы у него было намерение скрыть свои чувства. - Простите, я неудачно выразился. У меня и в мыслях не было ничего… такого. Я просто полагаю, Джувону будет тяжело после встречи с отцом. И поскольку вы опосредованно связаны… Хёк делает многозначительную паузу и замокает. Донсик тоже молчит, обдумывая услышанное и систематизируя информацию. Почему же, прокурор Квон, вам с вашей заботой о своем ученике не сделать все самому? Ай-ай-ай, неужели за все эти хваленые десять лет наставничества, которые ты так превозносишь, ты не смог приблизиться к Хан Джувону и на десятую долю того, что удалось мне за несколько месяцев? Или ты просто не уверен, что справишься с ним? Должно быть, в случае Джувна бровки все же не помогают. Мысль чертовски приятна, но Донсик вновь пристально глядит на собеседника и задается вопросом, который сформулировал еще до того, как вошел в кабинет. Можно ли ему доверять? Нет, конечно же, нет. Лгал ли он? Скорее всего, Квон Хёк знает куда больше, нежели сказал. Или, по крайней мере, догадывается о том, для чего Хан Гихван позвал сына. Впрочем, и для Донсика это не представляет особого секрета. Могло ли это быть причиной странного поведения Джувона? Нет, вряд ли. Хёк сказал, что они с отцом в последний раз виделись три месяца назад, а та запись исчезла позднее. Наиболее вероятно, это - некая параллельная линия. Хан Гихван, помешанный на контроле, искал что-то, что позволит ему вновь подцепить Джувона на крючок. И, возможно, считает, что ему это удалось. Удалось ли? Станет ясно по итогам временного семейного воссоединения. Донсик не знает всех обстоятельств, но согласен с тем, что предстоящий разговор для Джувона не будет легким. - На какое время назначена встреча? - Я сообщу точные данные позже. Вы не возражаете против того, чтобы обменяться номерами? Поскольку, если можно так выразиться, мы с вами ведем одно и то же дело, это не будет лишним. Донсик достает свой телефон, делает звонок, и кивает в ответ на удивленный взгляд. - Я уже запасся вашими контактами. - А вы предусмотрительны. - Это – профессиональное. - Донсик поднимается на ноги и делает легкий поклон. - Что ж, благодарю за помощь. Не смею больше вас отвлекать. Квон Хёк морщит лоб. - Ах, я забыл кое-что. Должно быть, сегодня – день посещений. Насколько мне известно, до полудня Джувон должен прибыть в Следственное Управление для отчета о текущих делах по поручению начальника своего участка в Канводно. Его очень ценят на службе. Полагаю, глава Следственного отдела полковник Но вновь предложит ему повышение с переводом в Сеул. Разумеется, безуспешно. Простите, я отклонился от сути. Если вдруг вы с Джувоном встретитесь, скажем, за обедом, не стоит упоминать о нашем разговоре. - Первое правило хорошего полицейского – не раскрывать своих информаторов, - усмехается Донсик. - Вы так заботитесь о нашем свидании? - Подумать только, инспектор Ли, - задумчиво тянет хозяин кабинета, вальяжно раскачиваясь в своем кожаном кресле, - ведь именно заместитель генкомиссара Хан по просьбе Джувона организовал его перевод в Маньян. На моей памяти это – первый случай, когда Джувон воспользовался своими родственными связями для служебных перестановок. И они привели к столь непредсказуемым результатам. - Прошу прощения? - По мне так это что-то почти кармическое. Судите сами: Хан Гихван забрал у вас сестру, вы у него – сына. Донсик в упор глядит на Квон Хёка, ощущая, как губы сами расползаются в торжествующей, злой улыбке. Ну, наконец-то. Никакой наивности или наигранного удивления. Прямой взгляд, в голосе - тот самый стержень, на лице – азарт охотника. Увы, прокурор Квон, на сей раз потенциальная добыча способна выбить вам зубы. Кем бы из двух возможных вариантов она ни оказалась. - Я не слишком религиозен, но моя семья из христиан, а у них не в ходу такое понятие, - бросает в ответ Донсик и берется за ручку двери. Всю дорогу до лифта он думает о том, что прокурор Квон Хёк далеко не так прост, как кажется.