Шанс на спасение

~~~ Джувону не впервой видеть отца по ту сторону прозрачной перегородки. Пуленепробиваемое стекло, он выяснял. Внешне заключение не изменило Хан Гихвана, только униформа ему не совсем подходит: он всегда любил зеленое, в старомодном интерьере его дома благородный изумрудный преобладал наряду со светло-бежевым, но конкретно этот - совершенно не его оттенок. Впрочем, если сконцентрироваться лишь на его лице, - бесстрастном, выражающем высокомерное превосходство, - и не смотреть ниже, может создаться обманчиво-пугающее впечатление, что все ровно наоборот, что они поменялись местами. Именно поэтому Джувон периодически опускает взгляд на порядковый номер, крупными цифрами обозначенный на тюремной куртке отца, в стремлении убедить себя в том, что вот это – та самая настоящая реальность. Сам он долго выбирал подходящий для встречи гардероб, но в итоге остановился на будничном черном костюме с рубашкой в тон. Дорогой, сшитый на заказ костюм из высококачественной ткани, с идеальной посадкой. Трастовый счет, открытый на его имя при рождении еще дедом по материнской линии, позволяет поддерживать привычный уровень жизни, но рынок акций колеблется, и в последнее время Джувон начал обращать внимание на цены. «Превосходство начинается с внешнего вида», - всегда говорил отец. Мысль, что ему не плевать, в каком виде предстать перед этим ублюдком, неприятно давит, но Джувон пытается воспринимать это дополнительным способом привести нервную систему в равновесие. Он много лет боролся с собой, своей вспыльчивостью и, при этом развивая другие полезные качества: рассудительность, наблюдательность и ум, – тренировался и оттачивал манеру поведения, чтобы не ощущать себя – и не оказываться - подле отца испуганным мальчишкой. В итоге все скатилось к тому, что он следовал его же наставлениям. Главное – то, что ты покажешь миру. Всему остальному – несовершенному, способному запятнать репутацию, смутить, заставить отклониться от цели, – место глубоко внутри. Понимание того, что Хан Гихван сломил его в этом, удручает, но Джувон не намеревается демонстрировать свои оголенные нервы. Если сейчас для этого нужно уделить дополнительное внимание одежде, то оно того стоит. - Для чего ты хотел меня видеть? – начинает он, поскольку зрительный поединок тяготит. - Желание просто повидать сына чаще, чем раз в полгода, – недостаточно веская причина? - За девять лет моей жизни в Великобритании у тебя оно не возникало. - Ты все еще обижен, - это не вопрос, констатация факта, который Джувон и не собирается отрицать. Ему не довелось познать нормальных взаимоотношений между детьми и родителями, но он имеет теоретическое представление о том, как это должно происходить. – Не будь ребенком, ты доказал, что можешь принимать решения и брать на себя ответственность. Ты предал меня, своего отца, и теперь сам разбирайся с последствиями. Спокойные, даже сочувственные интонации. Могло бы подействовать. Только он уже давно не нуждается в опеке. - Не будь идиотом, считая, что я намерен выслушивать это, - свысока бросает Джувон. Менее десяти минут, и он уже готов уйти. Великолепно. - Тебе придется выслушать. Ты - мой сын, если помнишь. Хан Гихван не повышает голос, конечно же, он не допустит такой ошибки. Ведь он там, по ту сторону жизни. Ему в большей степени нужна эта встреча. Глядя на свое отражение в толстом защитном стекле, Джувон вновь напоминает себе об этом. - Если бы я мог забыть, - с презрением выплевывает он, поднимаясь. – Но Хванджун постоянно твердит о тебе и нашем родстве. - Глава Но иногда посещает меня. Чаще, чем ты. Не говоря уже о Хёке. Еще бы. Квон Хёк был талантлив и никогда не скрывал своих амбиций, даже превозносил их в тех своих высокопарных речах, которые торжественно, с чувством декламировал, когда напивался. Он был куда более прилежным учеником Хан Гихвана, нежели его родной сын, благодарно и скрупулезно впитывал в себя полученные уроки. О том, в чем, помимо функции «ручного прокурора», заключалась благодарность за высочайшую благосклонность, у Джувона имелись кое-какие смутные догадки – черт подери, он был абсолютно уверен - но предпочитал не углубляться в эту тему. Иначе одним презрением, которое он щедро и намеренно вкладывал в свой взгляд, обращение и голос при каждой встрече с бывшим репетитором, не обошлось бы. Как бы то ни было, когда для сохранения незапятнанной репутации потребовалось отвернуться от покровителя, летящего в адское пламя, Квон Хёк сделал это, не задумываясь. Отец, пожалуй, мог бы им гордиться, если бы не он сам оказался послан к черту. Словом, Джувон не был удивлен, когда тот прислушался к его совету отпустить «прогнившую веревку». Но, похоже, огрызок той веревки все еще плотно обматывает его шею, как удавка. И, пока это не вредит ему, Квон Хёк, очевидно, не желает освобождаться. Во время обучения в Академии у Джувона был обширный курс, посвященный отклонениям в поведении, к которым приравнивались и многочисленные сексуальные девиации. Когда он приступил к службе в отделе по делам женщин и детей в Канвондо, эти знания пришлось освежить и даже углубить. Будучи двадцатилетним юношей, Джувон достаточно бесстрастно изучал материалы на щекотливую тему, мог спокойно рассуждать об этом вслух и даже дискутировать с профессором. Пока сокурсники вполголоса украдкой делились тем, что бы они хотели – или решились бы - попробовать, он заучивал способы обнаружения по внешним признакам человека с нестабильным психическим состоянием, потенциально склонного к опасным для окружающих проявлениям. Разумеется, за видимым равнодушием крылось невероятное смущение, но Джувон скорее умер бы на месте, нежели позволил бы кому-то заподозрить это. Спустя почти десять лет его восприятие претерпело значительные изменения: некогда показное равнодушие стало реальным. Все то, что сухим языком описывалось в учебных пособиях и громоздких монограммах, было не нормальным, далеким от его понимания, но, увы, обычным явлением, таким, как расстройство желудка, хотя от последнего люди не достигают оргазма. Как бы то ни было, он знает, что некоторые получают удовольствие от легкой асфиксии, и, согласно официальной статистике, в Корее это довольно распространено. В отдельных случаях, чаще непреднамеренно, от чрезмерной увлеченности, дело заканчивается летальным исходом. И Джувон, несмотря на свое неоднозначное отношение к Квон Хёку - одному из очень немногих, кого он когда-либо считал кем-то вроде друга, - хотел бы, чтобы тот успел вовремя остановиться. В отличие от Ким Инчхоля, Но Хванджун до боли напоминает Хан Гихвана в молодости и жесткими повадками, и бескомпромиссной манерой вести дела, и даже внешне имеется поразительное сходство. Представляя, как Хёк в своих личных интересах балансирует между этими двумя – или тремя? - Джувон испытывает странное чувство: что-то между жалостью и отвращением. - Начальник Следственного отдела Главного полицейского управления бегает к находящемуся в заключении бывшему шефу, - задумчиво проговаривает Джувон и мягко улыбается. - Как интересно. Формально это не вопрос, и ответа не требуется, но он явно уже заготовлен. - Но Хванджун приходит с ведома и по поручению Генерального комиссара Ча. Я консультирую по ряду вопросов. Вероятно, Джувон не первый, кто отмечает такую занимательную ситуацию. Насколько ему известно, Ча Оджин в свое время не был ярым противником назначения Хан Гихвана. Следовательно, им удалось сохранить доброжелательные отношения. Что ж, это вполне в духе отца. И прагматично с точки зрения самого Ча Оджина, если он нуждается в столь сомнительной поддержке. Одно из двух: либо Ча Оджин не нарастил пока нужного влияния, либо влияние его оппонентов слишком высоко, но он абсолютно точно находится в незавидном положении, поскольку не боится открыто обращаться за помощью к человеку, запятнавшему свое имя. Следующая мысль крайне неприятна: Хан Гихвану даже после грандиозного скандала и падения с пьедестала удалось сохранить рычаги влияния, которые он не гнушается использовать. Джувону дурно от того, что в ведомстве, которому полагается обеспечивать порядок в обществе в соответствии с нормами закона, ключевые решения принимает политика. Но Хёк как-то раз резонно заметил, что политика присутствует во всех сферах жизни, даже на домашней кухне, когда жена выбирает, какой чай заварить: тот, что нравится мужу, или тот, который предпочитает свекровь, и это слегка примиряет его с несовершенной действительностью. Понимание, что он рассуждает, как отец, о том, о чем всегда думал отец, а его самого никогда не интересовало, раздражает куда сильнее, нежели попытки того манипулировать жизнью даже с той, оборотной стороны, отгороженной железными решетками и прозрачным стеклом. Но Джувон последние десять лет с момента возвращения в Корею слушал эти обрывки, намеки, рассуждения, и теперь они бесконтрольно воспроизводятся у него в голове. Впрочем, кое-что все же не изменилось: его эти хитросплетения во внутреннем змеином клубке Полицейского управления по-прежнему не особо заботят. Пока не затрагивают его и близких ему людей напрямую. - Очень любезно с твоей стороны. Поскольку, тебе явно не приходится здесь скучать, не буду отвлекать. Легкий поклон головы, Джувон разворачивается, но не успевает сделать и шагу. - Как служба? Произошло что-нибудь значимое? Джувон замирает и, выждав с полминуты в угоду достоинству, молча садится обратно. Не потому что желает продолжить: он банально заинтересован. Чего, собственно, отец и добивался. Его победная улыбка уголками губ, как и раньше, вызывает чистое бешенство. Джувон непременно ушел бы, если бы не подозрение, зародившееся еще с момента беседы с Ким Инчхолем, будто его против воли пытаются во что-то втянуть. В какую-то грязную игру, в которой ему отведена роль расходной пешки. - Вряд ли тебя интересуют подробности поиска старика, сбежавшего из дома. - Верно. - Но если вдруг все же тебе захочется знать, то мы потратили два дня, и обнаружили его в ближайшем овраге. Живым и невредимым. Об этом писали все местные издания. - Я горжусь твоими успехами. Что-то еще? Хан Гихвану всегда великолепно удавался испытующий взгляд, за год он не растерял своих навыков, и даже толстое стекло тому не помеха. Во всяком случае, Джувон вновь ощущает себя ничтожным насекомым под громадным микроскопом. Можно было потянуть время, провоцируя отца на наводящие вопросы, пока у того не лопнет терпение, и посмотреть, как он злится, но сдерживается, не может позволить себе выплеснуть накопленное недовольство. Возможно, нетерпение сыграет с ним злую шутку, но он не желает находиться здесь ни минутой дольше, нежели необходимо. - Заместитель генкомиссара Ким Инчхоль предложил мне должность в Главном Управлении, - сообщает Джувон. – Но для тебя, судя по всему, это не новость. - Ты, должно быть, рад? То, где ты служишь сейчас, – не лучшее место для применения твоих незаурядных талантов. - Это внимание лестно. Я, действительно, приятно удивлен, что вышестоящие чины проявляют интерес к делам провинции. Говорят, самые сильные цунами зарождается на глубине. Несомненно, отец понимает намек, но не может отреагировать должным образом, и эта встреча впервые доставляет Джувону удовольствие. - Какую должность он озвучил? - Следственный отдел или Международный, на выбор. Думаю, если поторговаться, можно получить что-то еще, скажем, пост повыше. Господин Ким был настроен крайне благожелательно. Глаза Хан Гихвана за стеклами очков странно мерцают. Пальцы его чуть вздрагивают. Неужели это его взволновало? - И что же ты выбрал? Джувон мягко улыбается, напряженно пытаясь вспомнить, какие отношения связывали Ча Оджина и Ким Инчхоля, когда они, в бытность заместителями по направлениям более низкого ранга, посещали дом Хан Гихвана. Слушания, которые они с Ли Донсиком однажды с таким шумом прервали, в большей степени были формальностью, хотя и на этом финишном этапе могло случиться непредвиденное. Увы, в подготовительный период, когда, должно быть, происходили самые активные обсуждения и заключались ключевые договоренности, Джувона куда как больше интересовала поимка серийного убийцы Ли Донсика, а затем зализывание собственной уязвленной гордости и планирование реванша. Для полноты картины требовалось изучить полномочия высших должностных лиц, но по всему выходило, что нынешний генкомиссар был со своим первым заместителем не в самых теплых взаимоотношениях. Возможно, назначение последнего было условием избрания большинством Ча Оджина на главный пост. Но и что с того? Это далеко не единичный случай, когда по роду деятельности приходится сталкиваться и тесно взаимодействовать с неприятными людьми. Служба далека от приятельства. Даже несмотря на личную неприязнь, если она все же имеет место, они должны находить общий язык для решения рабочих задач. «Когда вы сработаетесь, цены вам не будет». Он тяжело сглатывает. Это до боли напоминает ему первые дни службы в Маньяне. Именно так начинались его отношения с Ли Донсиком, которого он твердо намеревался арестовать. А если задуматься, к чему они по итогу пришли… - Джувон? Все в порядке? Отец окликает его, и он, должно быть, ненадолго углубившись в свои измышления, вздрагивает. - Я выбрал остаться в Канвондо. Ким Инчхоль не принял его отказ и дал время на раздумье, но Джувон не намеревался менять своего решения. Отец несколько секунд смотрит на него, и вдруг происходит невероятное: он начинает смеяться. Это не просто усмешка. Он покатывается со смеху. Откровенно хохочет. - Нашел в этом что-то забавное? – хмуро осведомляется Джувон. Он всем сердцем ненавидит сидящего перед ним человека, и меньшее, что хочет, – вызывать его радость. Хотя, смех бывает разным. Похоже, конкретно этот замешан на злорадстве. - О, да. Этот прохвост Инчхоль просто не знает, с кем связывается. Не знает, что ты… Думает… Решил, что получит все, что было у меня. Так ему и нужно, поделом мерзкому подлецу. Отец снимает очки и вытирает платком слезы, выступившие на глазах. Должно быть, необычное ощущение. На его памяти он так никогда не смеялся. Либо не в его присутствии. Джувон не понимает подоплеки, и это раздражает. Он порой, мучаясь от бессонницы, долго и нудно раскладывает факты в своей голове, убеждая себя, что Хан Гихван за решеткой, и он уже не опасен. Не причинит вреда никому. А при любом намеке на обратное Джувон незамедлительно будет действовать. Ведь защищать мир от этой твари – его обязанность как сына. - Не хочешь объяснить? - Если бы ты в свое время интересовался внутренними проблемами полиции как структуры, для тебя это сейчас не составило бы сложности. Ты поймешь позже. Вновь это высокомерное выражение, словно Хан Гихван радовался тому, что имелось нечто непостижимое для его сына, как бы отмечая, что это недоступно для его понимания. Я не могу позволить тебе вмешаться, раз ты продемонстрировал, что не на моей стороне. Возможно, если ты будешь убедительно просить, я посвящу тебя в незначительные детали. Или? Я брошу тебе намек, а ты схватишь его и раскрутишь до нужных мне масштабов. Джувон ощущает растущую злость, и не заботится о том, что ее проявления заметны. Ему уже абсолютно наплевать, как он выглядит, и даже как это видит отец. В конце концов, они всегда будут по разным берегам, в лагерях заклятых врагов, и это, действительно, пора признать открыто. «Во что ты меня втравливаешь на этот раз, в какую гнусную игру?», - хочется заорать ему. Хочется ударить так, чтобы стекло разлетелось, и острые осколки изрезали этого человека, сидящего по ту сторону. По ту сторону закона, по ту сторону чести и справедливости. - Да, ты прав: меня это не интересует. Если ты только за этим меня позвал, то я слишком ценю свое время, - надменно цедит Джувон и, прикрыв рот в намеке на равнодушный зевок, выразительно глядит на часы. – Мне пора. Другие подробности моей жизни тебе с радостью доложат Хёк или Но Хванджун. И больше не отвлекай меня по пустякам. Хан Гихван меняется в лице. Ни малейшего признака недавнего веселья. Ничего похожего на человечность. Точно также он всегда глядел, когда отмечал, что Джувон не оправдывает его ожиданий. Должно быть, с таким же выражением он предлагал Ли Чанджину понаблюдать за тем, убьет он собственного сына или нет. - Стой. Я не закончил. У меня есть, что еще тебе сказать, сынок. ~~~ Хан Гихван ввиду занимаемого ранее высокого положения отбывает наказание в Главном Сеульском Исправительном Центре. Проще говоря – тюрьме для особо важных заключенных, часть из которых продолжает держать руку на пульсе ситуации в стране и своих личных задач. Коррумпированные чиновники, продажные политики, нечистые на руку бизнесмены, - сплошь почтенная публика. Разумеется, другой контингент тоже присутствует, но в несоизмеримо малой пропорции и больше для видимости. Вряд ли эти два мира вообще пересекаются на своей общей, ограниченной охраняемым периметром орбите. Донсик редко задумывался об этом, но разговор с Квон Хёком прояснил – или сакцентировал его внимание – на определенных аспектах. Разумеется, никто из этих высокопоставленных негодяев, некогда обладавших огромной властью, просто так не отойдет от дел и не будет тихо коротать пожизненный срок, замаливая грехи. Они будут пытаться всеми силами удержать свое влияние. Сродни неупокоенным злым духам будут стремиться проникнуть обратно в жизнь, из которой были изгнаны. Чем их можно напугать? Максимум, что им светит за махинации – и то, если уличить в противоправных действиях, - второй пожизненный срок. Донсик далеко не в восторге от того, что Хан Гихван рассчитывает посредством апелляции обеспечить себе люксовые апартаменты вместо камеры общего режима, унизительным пинком уравнивающей его с простыми смертными. Вместо одиночной конуры размером метр на метр, в которой ему полагалось гнить заживо до конца времен. Но все это меркнет на фоне опасений, что ублюдок попытается как-то использовать Джувона в своих целях. Или использовать что-то против Джувона. Или чем-то вынудить Джувона действовать в его интересах. Донсик не может отделаться от эгоистичной мысли, что его в не меньшей степени занимает – тревожит до ужаса – то, как отреагирует Джувон на это что-то, оказавшееся в распоряжении Хан Гихвана. То, что предположительно будет предъявлено сегодня. Вопрос на миллион долларов. В конце февраля солнце еще не греет, но бьет рекорды по яркости. Донсик стоит в тени какой-то постройки, не сводя глаз с входных дверей. Квон Хёк, как и обещал, в сообщении любезно уточнил время встречи. Вряд ли господин прокурор помогает из чистого альтруизма, но это – вопрос для другого дня. Потребовались долгие и нудные уговоры Джихвы, чтобы, не раскрывая подробностей, получить разрешение на посещение тюрьмы. Впрочем, заходить внутрь у него нет никакого желания. Машина Джувона находится здесь же, на парковке, и Донсик расположил свой наблюдательный пункт неподалеку. Он пришел заблаговременно и видел, как приехал Джувон. Неизвестно, как будут развиваться события: Хан Гихван может изводить сына не меньше часа или же ему хватит и пяти минут, чтобы довести его до белого каления. Все зависит от целей, которые ублюдок преследует. Донсик за последние дни просчитал массу вариантов, начиная с того, чтобы всеми силами воспрепятствовать этой встрече, и заканчивая тем, чтобы пойти – попытаться - вместе с Джувоном или даже вместо него, но все это, в конечном счете, оказалось забраковано строгой цензурой здравого смысла. Как бы ему ни хотелось быть рядом, Джувон должен был сделать это сам. Пока. На этот раз. В итоге он торчит здесь в мучительном, неприятно зудящем в животе ожидании, гипнотизируя взглядом вход, и убивает время и волнение, вспоминая все, что обнаружил в интернете о расстройстве пищевого поведения. Наконец, что-то происходит: солнечные лучи преломляются в пришедших в движение зеркальных входных дверях, и из них появляется Джувон. Красивый. Это все, что Донсик может подумать. Хотя прямо сейчас несколько не до этого, он банально не в состоянии ничего с собой поделать, только пускать восторженные слюни. Просто красивый. Черный цвет невероятно идет ему. Минджон была права: Total black смотрится очень круто. Полы пальто эффектно развеваются на ветру, как крылья. Эти блестящие ухоженные волосы, которые сначала забавляли, затем манили коснуться, взлохматить, крепко сжать в кулак в порыве страсти, а на протяжении последнего проклятого года будоражили воспоминаниями об их мягкости, стильно уложены, так, как Джувону очень к лицу. Донсик был не из тех, кто слепо велся яркой, привлекательной оберткой, но на этот раз он оказывается проигравшим по всем фронтам и готов безоговорочно признать свое поражение. Невероятно, потрясающе красивый. Это, конечно же, не сравнить с тем эффектом, который Джувон произвел на него, появившись в полицейском участке Маньяна в том знаменательном октябре. И даже со вторым его пришествием спустя три месяца отсутствия, когда Донсик, обернувшись, увидел того, кто по всей логике должен был появляться лишь в его развратных фантазиях, но никак не наяву. В тот же миг гудящая толпа предприимчивых азартных дам вместе с негодующим шефом, растревоженными сослуживцами, да и всем остальным миром мгновенно остались где-то там, за ними, позади, на монохромной периферии. Порой ему кажется, что так продолжается и по сей день. Впрочем, сейчас Джувон чрезвычайно напоминает версию себя образца осени 2020 года. Та же уверенность и неприкрытое превосходство сквозят в каждом движении. Чуть тяжелая, но твердая поступь. Холодный и неприступный. Образцово-бесстрастный. На первый взгляд. Всю эту выверенную безупречность рушит один-единственный штрих. Джувон доходит до автомобиля, нашаривает в кармане пальто ключи, достает их, но, увы, делает это чересчур резко: они выскальзывают из пальцев. Донсик не видит его глаз, скрытых темными очками, а губы его привычно сжаты. Джувон замирает, руки на несколько секунд сжимаются в кулаки, и этого вполне достаточно, чтобы дорисовать недостающие штрихи и дать однозначное название этому шедевру. Вулкан перед извержением. Донсик криво улыбается и больше не медлит. Джувон наклоняется, чтобы поднять брелок, и это дает некоторую мизерную фору, а то, что он не смотрит по сторонам, все еще разыгрывая ледяного, безучастного ко всему мирскому принца, ему тоже весьма на руку. Дорённимы нынче пошли на редкость беспечные. - Привет! – жизнерадостно бросает Донсик, со всем возможным проворством, которое позволяет противно нывшая с утра нога, запрыгивая на сидение рядом с водителем. Первичная реакция вполне предсказуема. - Ли Донсик? Какого черта? Почему это всегда ты? Ладно. Вот это больно. - Проходил мимо, решил, что ты подбросишь меня до города по старой дружбе. - Я говорил тебе не ходить за мной, - рявкает Джувон, заводя двигатель: похоже, побыстрее убраться отсюда ему хочется куда больше, нежели разбираться с неожиданным пассажиром. Похоже, все крайне дерьмово. - Да? И в самом деле, говорил. Так это когда было… По парковке, являющейся территорией Исправительного центра, и на контрольном выезде с нее они движутся в пределах скоростных норм. Но, оказавшись за периметром, Джувон резко выжимает газ. Мимо проносятся редкие придорожные строения, вывески мелькают перед глазами яркими пятнами. - Эка ты быстр, я даже не успел прочесть особое предложение выходного дня в той лапшичной, - цокает языком Донсик, но его сетование остается без внимания. - Очки снимешь? В твоей навороченной машине ведь есть регулировка затемнения… Точно есть. Такой функцией сейчас снабжают даже бюджетные модели. Они стремительно выезжают с однополосной дороги на оживленное шоссе, и здесь явно обозначается проблема. - Айгу, я знаю, что ты – Бог скорости, инспектор Хан, но притормози. Ноль реакции, за исключением того, что темные очки все же летят на заднее сидение. - В отличие от Маньяна, здесь на каждом шагу работающие камеры. И никто не будет стирать с них запись твоего драйва. Хочешь снова появиться в топе вечерних новостей? Молчание. Спидометр высвечивает все 100 при ограничении в 90. Слева проносится и мгновенно остается позади большой торговый пассаж. Они еще в пригороде Сеула, и ясно, к чему все идет, поэтому лучше решить эту проблему до въезда в город. Сказать по правде, Донсик не возражал бы, останови их сейчас патрульный пост. Надо непременно накатать жалобу на отсутствие контроля на этом участке дороги. - Штрафы за эту поездку будут больше, чем потянет среднее жалование провинциального инспектора полиции за месяц. Ах, я и забыл, молодой господин Хан может себе позволить и респектабельный ресторан, и вот такие забавы. Ох уж эта золотая молодежь… И вновь тишина в ответ. - Главный пилот, не пора ли нам на пит-стоп? Донсик знает, что порой его заносит, и не всегда люди могут – и хотят - подобрать ответ на его ремарки, но сейчас это молчание злило. Ладно, ты сам меня вынудил. - Как отец? Руки Джувона дрожат, но сильнее сжимают руль, правый локоть заметно дергается. Стрелка скачет на 110. Подсвеченные ввиду предвечернего времени рекламные баннеры сливаются в сплошной пестрый поток. Кроме шуток. - Хан Джувон, я серьезно, ты не на гонках. Сбавь обороты. - Не нравится – выходи, - свысока бросает Джувон, выжимая педаль газа сильнее. Он резко закладывает руль вправо, выруливая прямо из-под массивного носа грузовика, который пронзительно сигналит им вслед. Блять. Ладно, как хочешь. Раз уж ты такой упертый, теперь сыграем по-моему. - А ты знаешь толк в развлечениях, - бормочет Донсик, нащупывая кнопку фиксатора ремня безопасности. – Я тоже не прочь развеяться, неделя была тяжелой. Только представь, оказывается, копаться в бумагах – разновидность психологического насилия. Давай-ка сделаем уик-энд интереснее. Хлебнем адреналина. Джувон бросает на него быстрый взгляд. - Что ты делаешь? Пристегнись немедленно. - Зачем? Я не хочу мучиться, так больше шансов погибнуть мгновенно. - Я не собираюсь умирать. - Возможно, с таким настроем тебе и вправду повезет. Должно быть, отделаешься переломами и сотрясением. В крайнем случае – множеством шрамов, и не сможешь участвовать в конкурсе «господин Адонис» или «мистер Корея». Но я – на редкость невезучий тип, ты же знаешь. - Не дури. Меры безопасности… - Если сильно зажмет, можно часами лежать и наблюдать, как достают твои руки и ноги по-отдельности, и не испытывать боли, - перебивает Донсик, расслабленно развалившись на сидении и глядя вперед с блаженной улыбкой. - Остаться никчемным инвалидом до конца дней… Черт, в таком случае я сам сделаю все, чтобы приблизить этот конец. Но все равно в промежутке будет еще много неприятных моментов. И цена этому – вот этот дурацкий ремень. Так к чему проходить через это дерьмо, если можно все закончить куда быстрее? - Пытаешься напугать меня? - Следи за дорогой, идиот! – рявкает Донсик и хватает руль: в последний момент они уворачиваются от несущегося слева кричаще-желтого седана. - Задумал гоняться – смотри по сторонам. Ты точно сам сдавал экзамен на права? По мере приближения к городу поток автомобилей уплотняется, маневрировать становится тяжелее. Взгляд Джувона неотрывно устремлен вперед, изредка мимолетно скашивается в боковые зеркала. На виске выступает пот, но он только распаляется сильнее в своем упорстве. Упорстве навредить себе? Или наказать себя? Судя по мелькнувшему указателю, до города остаются считанные километры. Пожалуй, пора заканчивать эту сессию. - Ладно, давай я тебе покажу, что такое настоящая экстремальная езда. Донсик тянется к нему, кладет одну руку на руль, помогая удерживать, а второй с силой давит на его правое колено. Джувон не выражает радости и пытается сопротивляться, но умеренно, не допуская резких рывков. - Что ты делаешь, чтоб тебя? - Вношу свою лепту. Ну же, ты ведь хотел скорости. Мотор взвывает, стрелка на спидометре зашкаливает до 120. - Ты так и не сказал, по какому поводу затеял наше развлечение. Если так неймется выпустить пар, это можно сделать другими способами. - Заткнись. Джувон уже не выглядит таким уверенным, а в какой-то момент и вовсе отталкивает его от себя и выжимает тормоз. Скорость плавно снижается: 100, 90, 80, 70, 60. Это, бесспорно, победа. В чем-то Хан Гихван был прав, если судить по той записи, которую Донсик прослушал, должно быть, сотню раз. Джувон порывист и эмоционален, но закрыт, что и оказывается губительным. В эмоциях нет ничего постыдного, это признак жизни. Куда лучше выражать их, нежели прятаться за равнодушной маской трупа, хотя зачастую для определенных целей приходится примерять и эту, и уйму других: у самого Донсика в запасе имеется завидный арсенал. Залог успеха и выживания в этой игре – понимать и помнить, где кончается то, что пытаешься показать миру, и начинается то, что испытываешь на самом деле Джувон уже не почти не прячется, но и не всегда может адекватно реагировать, когда это нужно. Тем хуже для него, поскольку этот бурлящий внутри коктейль порой взрывается без предупреждения. - Я просто напоминаю, вдруг ты в спешке забыл, - беспечно усмехается Донсик, будучи окрыленным победой и утратив бдительность. - Можно напиться, подраться или потрахаться. Правда, у всех этих вариантов неоспоримый недостаток: велик риск остаться живым и целым, а это… Бля, Джувон! Они чудом проскакивают между громадным неповоротливым грузовиком, завершающим перестроение слева, и высоким бетонным ограждением, внезапно возникшим в поле видимости справа. Джувон все же очень неплохо водит, быстро реагирует, либо просто так четко отрабатывает экстренное торможение в крутых тачках, поэтому они относительно аккуратно съезжают с дороги, едва не снеся защитную опору, и лишь благодаря чьим-то молитвам автомобиль не переворачивается. Лихая поездка бесславно заканчивается на обочине, но Донсик и не думает возражать. Наконец-то. Возможно, в юности следовало слушать Юён и посещать службы в церкви почаще. Того и гляди, было бы меньше седых волос. Вслед им несутся прерывистые сигналы: водитель грузовика эмоционально высказывает все, что о них думает. Мотор все еще обиженно гудит. Джувон несколько раз тычет в кнопку, но промахивается. - Гребаный пиздец, - с чувством выдыхает он, оставив эти попытки, и откидывается на изголовье сидения. Его пальцы по-прежнему стискивают руль, словно опасаясь разжаться. Словно он не верит, что адская гонка подошла к концу. Донсик и сам едва может в это поверить и почти уговаривает себя отпустить боковую ручку, за которую ухватился во время последнего маневра. - Да, похоже на то, - соглашается он и сам выключает двигатель. – Большой шлем нам точно не светит, да и дождь из шампанского не полагается, но мы остались живы и невредимы, за исключением моей психики, а это – само по себе неплохое достижение, согласен? Выходи. - Нет. - Выходи, я сказал. Донсик не повышает голос, но наполняет интонации правильной дозой жесткости: ощутимо, с нажимом, но не так, чтобы спровоцировать ответную агрессию, а добраться до здравого смысла, плененного где-то в подсознании злом, отчаянием, тем, что подтолкнуло Джувона на эту опасную глупость. Тот все также молчит, глядя перед собой, и лишь когда Донсик начинает мысленно отсчитывать обратно от десяти, прежде чем применить силу, отстегивает ремень и выходит. Он хмуро оглядывает машину и прислоняется к ней спиной. Послушный мальчик. Можно попытаться скрыться от кого угодно, но только в случае с самим собой это будет безуспешно. Поэтому Донсик порой признает необходимость удариться в сантименты, сугубо дозированно, столько, сколько выписано по рецепту, но прямо сейчас он не намерен идти на поводу у меланхолии Джувона, которая, очевидно, пришла на смену ярости. Еще не время. Потерпи немного, Джувон-а. Донсик тоже выходит и занимает освободившееся место за рулем. - Что ты делаешь? В голосе нет полагающегося возмущения, дежурный бесцветный вопрос. Язык просто чешется сказать что-нибудь такое, что смогло бы вбить эмоции обратно в этого придурка. - Садись, - кивает он на пассажирское сидение рядом с собой, ощущая вдруг навалившуюся титаническую усталость, словно после суточного непрерывного дежурства, на которое выпало, по меньшей мере, несколько вызовов с трупами и скандал с начальством. Джувон изрядно удивляет его тем, что молча делает, как ему велено. - Пристегнись. - Да. - Что да? – раздраженно спрашивает Донсик. Инстинкт самосохранения, на время скоростного ралли на выживание задвинутый куда подальше, просыпается и дает о себе знать. – У молодого господина иссяк запал или включились мозги? Он обожает этого парня, однако прямо здесь и сейчас с удовольствием надрал бы ему зад. Ремнем, но безо всякого сексуального подтекста, сугубо в воспитательных целях. Джувон глядит на свои руки и несколько раз сжимает и разжимает пальцы. Донсик ловит себя на мысли, что если в ближайшие секунды не получит внятный ответ, сделает что-нибудь ужасное. К примеру, отвесит его ледяному высочеству подзатыльник и безнадежно испортит его безупречную салонную укладку. - Будет лучше, если ты поведешь, - говорит он, отвернувшись, так, словно ненавидит свои слова. Все же выиграл бы тот, кто поставил на мозги. Донсик удовлетворенно кивает, пристегивается сам и следит, чтобы это сделал Джувон. Он несколько минут тычет в телефон, делая вид, что выстраивает маршрут. На самом деле он точно знает, куда им нужно, и просто пытается успокоиться. Рукоприкладство – не лучший способ налаживания романтических отношений. Даже если для этого имеются все основания, просто очень хочется, или и то, и другое одновременно. - Въебаться на скорости в грузовик – не самая приятная смерть, Хан Джувон, - произносит Донсик, когда уже восстанавливает уверенность в себе, и в том, что сможет сдержаться. - Есть варианты и получше. Джувон поворачивается, впервые за сегодня открыто смотрит в ответ, и у него сжимается сердце от плещущейся в его глаза глубинной боли. Что этот подлый ублюдок Хан Гихван сказал тебе? Знал ли он, что это тебя настолько проймет? Или он этого и хотел? - Звучит так, будто ты много об этом знаешь. - Так и есть, - хмуро изрекает Донсик, заводя мотор. - Я же полицейский. - Куда ты намерен ехать? - Надо было спрашивать об этом, прежде чем отдавать ключи, - неприятно ухмыляется он и поднимает руку, предупреждая возмущенный протест. - Мы чудом избежали незавидной участи быть раздавленными всмятку. Считаю, за это стоит выпить. Но учти: если меня поймают за вождением без прав на управление твоей машиной и заменят условный срок реальным, будешь следующие два года еженедельно носить мне еду. В тюрьме она просто кошмарная.