Последствия

Солнце слепило через витраж, резало глаза и приходилось щуриться и отворачиваться. На столе, заполненным тостами и котелками с кашей, не было места, чтобы просто положить голову на прохладное дерево и закрыть глаза. Хотелось поддаться дремоте, подняться в комнату, закрыть шторы и просто уснуть. Галдеж в Большом зале действовал на нервы. Казалось, будто все студенты именно сегодня решили разговаривать громче обычного. Звуки сливались в одно шумное месиво, в котором не различить отдельные голоса и фразы. Они сдавливали голову тисками, закладывали уши до боли в зубах. Дышать. Глубокий вдох. Медленный выдох. Еще раз. И еще. И снова. Не помогает. Бессонные ночи давали о себе знать. Стоило Вероне закрыть глаза даже на мгновение, в темноте всплывали одни и те же образы. Озлобленное лицо Виктора Руквуда. Обреченное Ранрока. Испуганное — Лодгока. И такое спокойное профессора Фига. Они все говорили. Постоянно. Много. Прямо как сейчас — громко. Не понять ни слова. Испуганная и вспотевшая она вскочила на кровати. Полная луна, яркая и огромная, заглядывала в окно. Соседки мирно посапывали под своими одеялами. А Верона только пялилась в потолок, в попытках успокоить саму себя и, в конце концов, оставшуюся ночь провела в общей гостиной за чтением. Сон накатывал волнами, но снова и снова появлялись страшные картины. Тот день прошел спокойно. После занятий, в надежде сразу же уснуть, даже не просмотрев записи с лекций и забыв про домашние задания, Верона поднялась в спальню и прямо в форме свалилась в кровать. А под закрытыми веками сотни гоблинов с истошными криками боли набрасывались на нее и рвали, кололи и резали плоть. Ни единой попытки убежать. Ноги приколачивал к земле парализующий ужас. Синяки и ссадины на них не шли в сравнение с выдернутыми конечностями и разорванными ушами. Увечья оставляли кровавые реки, когда орда сметала ее с ног. Она вскочила, когда солнце клонилось к горизонту. В опустевшей гостиной Харрис снова провела беспокойную ночь. В каждом дуновении ветра за окном, в каждом шорохе книг и треске свечей мерещилось страшное предзнаменование или отголоски собственной вины. Призрак Елены Когтевран показался ей подозрительным, хотя появлялась она в башне почти каждый день и просто следила за порядком. Но не сейчас. Внимательный взгляд скользнул по Вероне с какой-то насмешкой и осуждением, вызвав только раздражение и головную боль. И вот теперь Харрис просто не могла думать ни о чем другом, кроме Выручай комнаты, где мерно побулькивало и настаивалось сонное зелье. Сокурсники кидали на нее сочувствующие взгляды, но никто не подходил и не интересовался произошедшим или не предлагал помощь. А она сидела, опустив голову на стол, и от запаха еды к горлу подкатывала тошнота. -Ты как? — Себастьян плюхнулся рядом и наклонился к уху Вероны, чтобы никто не слышал его вопроса. Та подняла голову и выдавила из себя улыбку. — Не говори, что нормально. У тебя синяки посоперничают с Черным озером. — Я и не думала говорить, что нормально, — она потерла лицо руками, в попытке хоть немного взбодриться. — Себастьян, я не спала уже двое суток. Я не в порядке. -Может сходишь в больничное крыло? — Если сонное зелье не поможет, схожу, — подхватив сумку с учебниками, Верона поднялась и в попытке перешагнуть через скамью, свалилась на холодный пол. Все глаза были обращены теперь в их сторону. Кто-то негромко рассмеялся, за что получил злобный взгляд Себастьяна, способный заткнуть любого. Он помог Харрис подняться и вместе они пошли на первые занятия. Через просторные коридоры, наполненные студентами, идти оказалось мучительно. Шум от их болтовни хоть и был не настолько громким, как в Большом зале, но эхом разносился по всему замку и бил по голове, словно по наковальне. Внутренний двор трансфигурации своей весенней прохладой немного отрезвил, но не принес того облегчения, которое хотелось получить. В классе уже сидел Оминис. Он улыбнулся, почувствовав вошедших друзей, но ничего не сказал. Как и после лекции, когда Верона выскользнула за двери раньше, чем профессор Уизли обратила бы внимание на ее состояние. И так целый день. Заклинания в самом дальнем углу, где никто не видит. Зельеварение в душном подземелье в попытках не упасть в обморок от приторного аромата трав и воска. Перерыв на обед, куда Харрис не пошла — от одной мысли о еде становилось муторно. А после — история магии и травология, на которых снова приходилось бороться с собой и не отключиться посреди урока. К вечеру практически бегом она поднялась на восьмой этаж и ввалилась в возникшие на стене двери. Деек от неожиданности растерялся, быстро поздоровался, отвлекшись от натирания статуи фестрала. Верона стрелой пролетела в дальнюю комнату, где стояло несколько столов. И только на одном из них пыхтел котелок с зельем. Он плыл перед глазами, а руки тряслись, переливая содержимое в маленький стаканчик. Свежий, еще не остывший отвар обжог горло, но Верона жадно проглотила все до последней капли и устало опустилась в кресло рядом. Тепло разлилось по телу, головная боль словно отступила. Полумрак комнаты принял в свои прохладные объятья. Под потолком парили свечи. Высокие окна, за которыми всегда сумерки, и постукивание ткацкого станка. За ширмой из шкафов ряды разнообразных растений, они тихо шелестели, разрастаясь все сильнее. Покой, умиротворение и хрупкая тишина просторной комнаты рождали чувство тревоги. За каждой книгой скрывались глаза, внимательно следившие за любым движением девушки. Растения в углу шумели, не давали погрузиться в притягательный сон. Пелена с глаз не спадала и становилась только плотнее. Все плыло, ходило ходуном, вызывало тошноту и противный узел в животе. Давящее чувство неловкости поднималось из недр сознания и захватывало тело, чтобы вырваться в слезах безысходности. Тугой узел в груди затянулся еще сильнее. Зелье не помогло. Не сделало лучше. Не сделало хуже. Оно просто не помогло. Страх от темноты во сне так и остался. Закрывать глаза и пытаться уснуть, чтобы снова увидеть окровавленные руки, смыкающиеся на горле или зеленую вспышку, летящую навстречу, теперь не хотелось еще сильнее. — Мисс, вы в порядке? — голос домового эльфа прорезал пространство и врезался в мозг, вызвав новую волну боли. — Нет, я не в порядке, — гаркнула Верона, от чего перелетавшие с одной полки на другую, книги испуганно и громко посыпались на пол. — По мне видно, что все в порядке?! — она кричала на бедного домовика, пока тот прижимал уши к голове и виновато опускал глаза в пол. Выплескивала на него все, что накопилось за эти дни. Со всем раздражением, даже не замечая, как эльф сжимался и становился все меньше. Но последние слова застряли в горле: — Если ты так же донимал предыдущего хозяина глупыми вопросами, тогда я понимаю его отношение… Она осознала смысл сказанных слов только, когда большие глаза наполнились слезами. Деек поднял испуганный взгляд на Верону, развернулся и побрел в другую комнату, шмыгая носом и вытирая глаза тоненькими ручками. От злости, обиды и чувства вины все, что смогла сделать Харрис — швырнуть ближайший канделябр со свечами в стену и громко закричать. Сил возвращаться в башню не осталось. Казалось, сама комната осуждала такое поведение, от чего потушила несколько ламп и закрыла проходы к вивариям с животными. Тишина давила на уши. Даже растения перестали шептаться. Удобный раньше диван теперь казался слишком мягким, кресло — глубоким, а подушек — слишком много. Снова бессонная ночь. Верона проваливалась под натиском усталости в темноту, чтобы через мгновение снова вскочить от очередного кошмара. Ранрок огромным кровавым драконом раскрывал пасть, обвивал ее кольцами и душил, ломал ребра и позвоночник. В агонии она слышала этот влажный хруст, чувствовала, как кости разрывают мышцы, но ни звука не могла из себя выдавить. А гоблин скалил в улыбке пасть и с наслаждением упивался мучениями врага. Боль в голове уже была почти невыносимой. Сквозь дымку перед глазами, под утро Харрис все-таки выбралась на занятия, полностью проигнорированная Дееком. По дороге в подземелья, сбивая по пути встречных студентов и врезаясь в башенки, встретился Себастьян. Он обеспокоенно посмотрел на изнеможденную Верону и, обхватив руками ее лицо, заглянул в красные глаза. — Ты отвратительно выглядишь! -Да ладно! — она грубо оттолкнула его руки и прошла мимо. — У всех очень странная привычка задавать тупые вопросы и констатировать факты, хотя своих грехов не видят. — Ты о чем? — Себастьян поравнялся с ней и попытался остановить. — Верона, о чем ты говоришь? — Ой, а то ты не понимаешь. — Не понимаю, — Сэллоу снова заглянул ей в лицо. — Зелье не помогло? Волна бешенства поднялась из груди. Верона сама не понимала, что говорила, но лицо Себастьяна менялось на глазах, мрачнея с каждой вылетевшей фразой. Она вспомнила все: заносчивость, напыщенность и глупость друга, его нежелание слушать других и неумение дорожить людьми, эгоизм, отсутствие осознания последствий собственных действий. — Хватит, — бледная холодная рука легла на плечо, прерывая поток обидных слов. За спиной стоял Мракс, и его белесый взгляд, как обычно блуждал по пустому пространству — Ты пожалеешь о том, что сейчас было сказано, когда тебе станет лучше. — Откуда ты знаешь? Откуда вы оба можете знать, что происходило, что я сейчас испытываю? — голос сорвался на крик. Оминис кивнул Себастьяну, чтобы тот ушел, а сам забрал из рук подруги сумку с учебниками, взял под руку и повел к ближайшему внутреннему двору. Подальше от любопытствующих студентов. В разгар утренних лекций почти никого на улице не было. Можно спокойно разговаривать, укрывшись от глаз старост в каком-нибудь темном углу. Весенний ветер обжигал легкие холодом, но дышать стало легче. Фонтан в центре квадратного дворика еще не работал, а каменный орел, спрятав голову под крыло, спал. Яркое голубое небо дарило надежду на скорое тепло, но на крышах еще лежали остатки тающего снега. -Верона, — Мракс сел на каменную скамью в тени навеса и похлопал рядом, чтобы Харрис присоединилась, но она осталась на месте: — Тебе нужна помощь. Мы не можем ее тебе дать, как бы не хотели, пока ты сама не объяснишь, — он нащупал дрожащую руку Вероны и сжал. — Да, мы не понимаем, но и ты ничего не рассказываешь. Так расскажи сейчас. Ей совершенно не хотелось, чтобы ее хоть кто-нибудь видел в таком состоянии, с другой стороны, желание быть услышанной и понятой уже рождались в глубине сознания. — Мне снятся кошмары, — Харрис все же опустилась рядом с Оминисом, освободив руку от его хватки. — Руквуд, гоблины… даже профессор Фиг, но он хотя бы молчит. Обычно, — она вздохнула и закрыла лицо руками, чтобы собраться с мыслями. — Самые страшные из них о том побоище в подземелье. Когда я… убила Ранрока. Или, когда Руквуд смеется стоя надо мной… точнее над… мертвой мной. Оминис молчал, глядя в пустоту перед собой. Только маленькая складочка залегла между нахмуренных бровей. -И ты пыталась заглушить эти кошмары зельем? — наконец нарушил тишину он и качнулся в сторону подруги. -Да. Думала, что сонное зелье поможет хотя бы ненадолго, чтобы придумать, что делать дальше. -Неплохо, — Мракс улыбнулся, но тут же снова посерьёзнел. — Сходи в больничное крыло. Не Мунго, конечно, но, может, все-таки помогут? — Оминис встал и протянул руку подруге. — Тебя проводить? — Не надо, — слова закончились, сил думать, говорить или что-то делать совершенно не осталось. Она только вздохнула. — Сама справлюсь. Такой короткий разговор с Оминисом немного успокоил, да и чувство дезориентации притупилось. Он все же проводил Верону к коридору, ведущему в больничное крыло, а сам ушел на зельеварение, пообещав все объяснить профессору Шарпу. Щурясь от яркого света, бьющего в сквозные окна и больно ударяясь обо все углы, она медленно продвигалась к открытым дверям в конце коридора и опиралась на стены, чтобы не упасть. Полы мантии теперь казались слишком большими и размашистыми, на них легко можно было наступить и полететь лицом прямо в пол. Раздраженная этим, Верона стянула с себя кусок ткани и смяла со всей злостью, желая причинить как можно больше боли. Словно в руках у неё живое существо. Может, и хорошо, что Выручай комната закрыла ей проход к вивариям?