У Лукоморья дуб зеленый

Маленькая квартирка. На стене висят гусли. Гусар Митя взял их и принялся натренькивать. А возле него копошилась кикимора, бывшая у Мити служанкой, и подбирала с пола бутылки с отбитыми горлышками. И складывала в мусорный пакет. Гусар был в стельку пьяный и скорее выл что-то нечленораздельное, чем пел. Потом пение перешло в писклявый стон, а затем и вовсе в пьяную истерику. Которая продолжалась добрых полчаса. Наконец Митя положил гусли на стол. - Вот ты скажи мне, Чука-Кабра? – Митя вскочил, схватил служанку за грудки. – За что она так со мной? Чем ей приглянулся этот… худодей? Видите ли, финансовый магнат! Ворочает нефтью! - Любовь зла, ба…- не договорила Чука-Кабра, так как Митя отшвырнул ее на диван. - Любовь?? Кого там любить? – орал Митя. Стал ходить по комнате. – Я понимаю, был бы высокий, статный, немолодой, но крепкий мужчина привлекательной наружности, но тут плюнуть даже не на что. Нет, я это так не оставлю. Нет, я, конечно, громить ничего не буду, потом бед не оберешься. Еще этот финансовый воротила затаскает меня по судам. Оно мне надо? Да и пожить охота. Но без Василисы жить… поэтому я знаю, что я сделаю. Я выкраду ее из этого поганого респектабельного логова. Пока этот вечный козел будет своей жижей руководить да бабки лепить, я украду ее, будет знать, как чужих девушек сманивать да богатствами всякими соблазнять. Вот только как бы это все провернуть? Но тут Митю свалил сон, он рухнул прямо на пол. И захрапел. А кикимора, которая все это время терпеливо слушала планы пьяного гусара, подложила под голову хозяина подушку и накрыла пледом. - Бедный барин, - сказала она, - все эти попойки его до добра не доведут. Вон чего удумал, выкрасть девушку, а за хищение чужой собственности гораздо больший могут дать срок, чем за порчу имущества. Но это он спьяну, он не решится, слишком уж он нерешительный. Да и пьянка его до добра не доведет, сказывается гусарская кровь. Все пьет и пьет. Вся жизнь его далеких и не очень предков прошла под крепкое вино. Как только такие пропойцы до старости доживали, да еще со здоровой печенью? Ну, может, тогда самогон сами гнали, а не то, что сейчас покупают в магазинах. Один только суррогат и продают под видом настоящего вина. – Кикимора продолжала убираться, повесила гусли на место. Потом посмотрела на храпящего потомка пьянствующих гусар и, тяжело вздохнув, попрыгала из комнаты. Спустя сутки. Митя, жмурясь и стоная, пришел в себя после долгого сна. Только хотел приподняться, но дикая боль в голове словно приковала его к полу. - Ой, мать моя бутылка, - сказал парень, держась за голову. – Сколько я вчера хватанул?? Чука!!! – позвал он служанку. - Прыгни сюда. Кикимора припрыгала. - Есть опохмелиться? - Какое там, вы ваше упойство, все бутылки, что купили, вчера соизволили уничтожить. Ну, тут со вчера остался рассол, может, он поможет? - Дай сюда. Митя резким движением вырвал из рук служанки спасительный напиток. И стал жадно пить. - О, спасительница, - облегченно выдохнул Митя, - повышаю тебе жалование. На 500 рублей. Ты меня просто с того света возвратила. «Вася-Василиса, солнца свет, Без тебя на свете мне жизни нет. Утащи меня леший, Если я не смогу добиться твоей любви…» Распелся телефонный аппарат гусара. Эту песню Митя записал, будучи вдрызг пьяным, что происходило несколько раз в месяц. Гусар прекрасно знал, что в данный момент ему звонит вовсе не виновница его страданий, но «этот шедевр» стоял у него на всех абонентов. - Алло! – мученическим голосом произнес выпивоха. - Алло, Митюйчик, - сказал голос в трубке. Этот голос принадлежал его прабабке, которой было больше ста лет, но она до сих пор неплохо жила благодаря всяким эликсирам да снадобьям. – Что так невесел? - Так как же мне ба, веселиться? Я опять пошел приступом на этот роскошный склепняк, крематорий по нему плачет, все пытался уговорить Василису уйти от этого костняка, да она все никак. Это моя извечная проблема. - Может быть, приворотного зелья попробовать? - Мне? Я и так без твоего пойла жить без нее не могу. - Да? А с кем же я говорю, не с призраком ли своего любимого потомка? – насмешливо проговорила старуха. - Не надо мной насмехаться, - с укоризной сказал Митя, - меня и так словно тысяча Кощеев перемолотило да в унитаз выплюнуло. Благо, кикимора мне рассолу дала, я вот ожил. А жив я до сих пор только потому, что во мне все горит последняя надежда, что все-таки, когда-нибудь, Василиса полюбит меня. Я уже все испробовал, и подвиги для нее совершал, и с драконами бился, чуть в хот-дог не превратился в ее честь, а ей все нипочем. И закодировался, надо мной мои братья-гусары хихикали, все говорили, мол, баб на свете много, а водка да всякие горячительные напитки рано или поздно кончаются, но мне было все пофигу, лишь бы она обратила ко мне свое сердце. Тоже не угодил. - Несчастный ты мой мученик, - сказала бабка, - но я имела в виду приворотку не для тебя, а для Василисы, может быть, она выпьет его и так же сойдет с ума от тебя? - Да? А как бы в нее это все влить? Насильно, что ли? - Нет, конечно, хитростью надо брать, хитростью, вот молодежь пошла, проста и наивна, как валенок. Ладно, помогу тебе. Как окрепнешь, приезжай на своем вороном, покумекаем, как все обделать. - Ой, у меня уже не вороной, а бензиновый. - Но сквозь заросли он, твой этот бензиновый, не прокатит. Нужно что-то другое. Ладно, хоть на своих двоих да доковыляй, хватит тебе все на своем сидении сидеть да с братьями там всякую бурду горькую хлебать. Так и разрастись недолго. Да и мне веселее будет. Скучно предку твоему, ох, как скучно, может и подможешь мне чем-нибудь. А я тебя накормлю, да и советец недурной дам. - А что, это идея. Что бы я делал без тебя, ба? - И не говори. - Сегодня-завтра никак, нужно это бренное тело реанимировать, а после так сразу и к тебе. - Ловлю на слове, а не то пришлю к тебе зубастика-кошкатика… - Нет, не надо, ба, я помню твоего зубастика с детства, когда я себя плохо вел, он меня покусывал. - Вот-вот. Значит, уговор. - Уговор с печатью. - Пока, внучек-невезучок. - Пока бабка-стихоплетка, кстати, покажешь мне свои новые стихи? Я знаю, ты и дня не можешь без рифмы. - А то, я твоего деда до могилы стихами довела. Не выдержал бедняга, уж больно воображение у него было богатое, представил в подробностях мое стихотворение о смерти, так она к нему и пришла, взяла под руку, он и ушел с ней. - Да уж, хорошо, что воображением я пошел не в него. Ну, все, пока, пойду похраплю. Надо восстанавливаться. - Все, отбойчик… Митя скорее положил трубку, так как ему уже порядком надоели всякие ее словеса.