И всюду тьма

— Девочка! Дитя мое! Очнись! Ана услышала немолодой голос, зовущий ее, и сразу почувствовала брызги на лице. Она открыла глаза, еще не соображая, что происходит, и попыталась пошевелиться. Тело отозвалось ноющей болью. Наконец сфокусировавшись, Ана увидела старушку, нависающую над ней со стаканом воды. — Вы… Кто? — только и спросила Ана. Последнее, что она помнила, это подвал и незнакомца, протягивающего ей руку. — Ой, божечки мои! Заговорила! Пей, пей, деточка! — старушка поднесла стакан к ее губам и немного наклонила, чтобы Ана могла сделать глоток. — Три дня спала! Я думала уж и не проснешься. Мастер вон, мертвеца притащил в дом, а мне и выхаживай, будто других забот мало. Но все равно приходила, тормошила тебя. Посмотри, бледная какая, чай с голоду помрешь, не успев в себя прийти! — закончив причитать, старушка поставила стакан на тумбу рядом с кроватью и резво выскочила из комнаты, оставив Ану без объяснений. Ана немного приподнялась, сморщившись от боли в спине и осмотрелась. В комнате царила полутьма, тяжелые портьеры были не до конца задернуты, через них пробивалось солнце, в затхлом воздухе играла пыль. Здесь давно не проветривали, да и не убирали. Ана провела рукой по прикроватной тумбе, на пальцах осталась серая грязь. Она посмотрела на свою запачканную руку. «У меня есть Тьма, да?». Почему-то казалось, что сила должна исходить именно из рук. Ана не чувствовала ничего необычного. «Тьма…» — она смаковала это слово, примеряла к себе. Тяжело вздохнула. Она не знала, как к себе относиться, сомнений уже не было — она стала монстром. Хотелось сбежать от тревожных мыслей, снова забыться во сне. Ана закрыла глаза в надежде, что все пропадет, исчезнет. И мир, и она, и те, кто с ней это сотворил. Дверь отворилась, и вошла старушка, осторожно неся поднос с наставленными на него тарелками. — Вот, покушать принесла, птенчик мой. Осталось всякого понемногу на кухне, вот и собрала. Хлебушек там, бульончик, рыбка. Кушай-кушай. Она поставила поднос Ане на колени и села рядом. По комнате сначала распространились ароматы еды, а потом в нос ударила терпкость чеснока, перебивающая все остальное. Ничего не исчезло. Ана печально посмотрела на поднос, а потом перевела взгляд на свою благодетельницу: старушка была сухонькая, вся в морщинах, седые волосы собраны в пучок, одета в черно-белую форму горничной, белый передник был весь в масляных пятнах, видимо его использовали, чтобы вытирать руки, на лице играла озорная улыбка. — Ну что смотришь своими серыми глазищами! Ешь, говорю! — старушка аккуратно подвинула поднос чуть ближе. — Глазища какие, совсем бесцветные. Люди не пугаются? За слепую не принимают? Ну я-то вижу, что со зрением у тебя все в порядке, вон как вылупилась. Я Хельга, самый важный человек в доме! — она гордо приосанилась, а потом охнула и схватилась за спину. — Радикулит, проклятый! Ты зови меня бабусей, все так зовут… Ана не спеша хлебала бульон, слушая болтовню Хельги. Каждый глоток давался с трудом, все тело ломило, ложка еле держалась в руке, горло жгло, желудок после нескольких дней без еды отказывался полноценно работать, однако она впихивала в себя ложку за ложкой, не желая отвергать доброту суетной женщины. — Где я? — слабо улыбнувшись, спросила Ана. — Ну как где, деточка? У мастера. Принес тебя, положил в самую дальнюю комнату и запретил слугам заходить. Опасно, сказал. Сам каждый день здесь бывал, вона смотри сколько перевязок сделал! Ана оттянула ворот ночной рубашки и увидела, что весь торс замотан бинтами. Но ей сложно было поверить, что он делал это самостоятельно. У нее побежали мурашки по коже, когда она представила, что мог сделать мужчина с ее бессознательным телом. По лицу разлилась краска. Но вслух она только едва слышно буркнула: «Мог бы и пыль протереть тогда». — А я что, слуга что ли, давно уже нет. Вот и заглянула, как увидела, что мастер о тебе так печется. Раз он, значит и я. Кто лучше бабуси за больным присмотрит! Да без меня здесь все бы уже к праотцам отправились! Мне вот уже больше ста, а я живу и здравствую, значит и остальные у меня такие же будут! Ты кушай, рыбку я чесноком сдобрила, он от всех болезней помогает. Послышался звук шагов, и в дверном проеме показалась мужская фигура. — Хельга! Старушка подскочила от неожиданности. — Ой, мастер, за что же вы так со старой женщиной, — запричитала она и вся сжалась, стараясь стать как можно меньше, — я тут вашего подобрыша кормлю, а вы меня в могилу свести вздумали! — ее голос звучал значительно тише, чем когда она разговаривала с Аной. Старушка попыталась ретироваться, но путь был прегражден. — Хельга. Я запретил сюда входить, — негромко, но твердо произнес мужчина. — Простите за непослушание, — старушка смиренно поклонилась. Только тогда мужчина сделал шаг в сторону и выпустил ее из комнаты, Хельга мелкими шажками засеменила вон. Ана узнала его. Это он был в ее туманных воспоминаниях. Мгновение назад она еще сомневалась, но вот, в комнату вошло подтверждение того, что и подвал, и таинственный спаситель действительно существовали. Только что она представляла, что этот человек мог с ней сделать, пока менял повязки, но, увидя его перед собой, она не испытала ни чувства благодарности, ни тревоги. Мужчина подошел ближе и сел на кресло рядом с кроватью. На первый взгляд, он не производил никакого впечатления, кроме того, что имел довольно привлекательную внешность: как восковый фрукт, без цвета, запаха и вкуса, но красивый. — Как ты? — его голос не выражал ни грамма беспокойства. Ана молча разглядывала его, пытаясь понять, что он думает, заглянуть в его мысли. Он сидел расслабленно, положив ногу на ногу и мягко улыбался, каштановые волосы спадали на лоб, свободная рубашка была расстегнута на несколько верхних пуговиц. Каждым движением, каждой частью тела, он демонстрировал спокойствие и напускное дружелюбие, но Ана видела в его зеленых глазах неописуемую тяжесть, ненависть, презрение ко всему живому. Ана затрепетала, но не испугалась. Она знала, что права, но также почему-то знала, что ей он не угрожает. Он отвел взгляд, тяжело вздохнул и произнес только одно слово: — Прекращай. — Что прекращать? — Пытаться влезть мне в голову. — Я не понимаю, — ответила Ана, про себя подумав, что не понимает не только это замечание, но и вообще происходящее. Она попыталась сесть ровнее, готовясь выяснить, где и зачем она оказалась, но спину резануло острой болью и послышался слабый звук отрывающихся от ран бинтов. Мужчина поднялся, подошел ближе и заговорил: — Я зашел сделать перевязку, позволишь? — он наклонился над Аной, взялся за край одеяла и начал его стягивать, — мне придется тебя раздеть, не возражаешь? — мужчина спрашивал разрешение на каждое действие, в его голосе не было ни смущения, ни неловкости от того, что он собирался увидеть юную девушку обнаженной. Ана отпрянула и прикрылась руками, хотя и была в одежде. — Не позволю, возражаю, — эхом отозвалась она. Ей стало нехорошо, перед глазами возникли картины: как с нее сдирают одежду, как наносят удары, как слизывают кровь с самых интимных мест. Внутри у Аны все похолодело, она распахнула глаза, стараясь сосредоточиться на настоящем. «Не-поз-во-лю». Если он не послушает, то она будет готова. Теперь она могла себя защитить. Но мужчина не предпринимал никаких действий. Он просто кивнул и сел обратно в кресло. — Я не подумал о твоем комфорте, — он развел руками. — У меня уже вошло в привычку менять тебе повязки. Что же, давай начнем сначала. Меня зовут Кеннет, ты у меня дома, и я, как ты может уже заметила, пытаюсь тебя подлатать. Вопросы? Ана начала постепенно успокаиваться. Когда он не пытался ее потрогать, он не вызывал эмоций, от него не исходило никакой угрозы, скорее отстраненность. — Почему? — спросила она. — По доброте душевной? — усмехнулся Кеннет. — Я отслеживал всплески Тьмы по городу, и вместо массовых беспорядков и безумия нашел тебя. Едва успел вытащить до прихода Инквизиции. Натворила ты дел. Ана нахмурилась. Он скользкий и изворотливый, как змея, все время увиливал от простого вопроса, ответ на который она заслуживала знать. Кеннет продолжил: — Сейчас ты в гостевом крыле — самой дальней части дома. Условия не лучшие, согласен, — он обвел взглядом комнату. — Но выбора не было. Не похоже, что ты умеешь контролировать свою способность. — Поэтому вы запретили ко мне входить, — Ана знала, что те, кто испытал на себе воздействие Тьмы, зачастую теряют рассудок, если вообще выживают. — Именно. Хельге повезло, — он помрачнел. — Я бы ей не навредила! — Ана немного повысила голос и тут же зашлась сухим кашлем. Она никогда не причиняла вред тем, кто проявлял к ней доброту, и ей было обидно, что Кеннет такое предположил. — А мне? — Кеннет испытующе посмотрел на Ану. Ана ненадолго задумалась, но все же отрицательно покачала головой. «Он не плохой человек, кажется… пока что». Она все еще разделяла людей на плохих и хороших, а мир на черное и белое. — Но все же Тьму ты на меня направила. — Когда? — Ана удивилась. — В самом начале нашей беседы, ты должна была это ощутить. Я вот точно ощутил, — он демонстративно потер виски, изображая невыносимые страдания. Ана вдруг осознала, что чувства тяжести и мрака, искреннего презрения, совсем не совпадающие с образом Кеннета, влившиеся в ее мысли, когда она его рассматривала, не просто ее догадка. Он только что сам подтвердил их реальность. — Ана, ты нужна мне, точнее твоя сила. Поэтому я хочу, чтобы ты восстановилась и научилась ей пользоваться. В моем доме ты в безопасности. Ана наконец услышала в его словах признание, что ее спасение не было всего лишь благотворительностью. Она бы не поверила в просто добрую волю, а, зная, что она ему нужна, Ана могла надеяться на честную сделку. Он ушел, не завершив разговор. Напоследок только сказал, что теперь за ней будет ухаживать Хельга.  Так и произошло. Милая старушка помогала Ане менять повязки, приносила еду и болтала, рассказывая о быте в доме. Время тянулось медленно и заунывно, раны тревожили ее каждую ночь, прерывая сон. Но иногда физическая боль вытаскивала ее из ночных кошмаров, состоявших из обрывков воспоминаний. Так прошла неделя. Ане запрещалось выходить из комнаты, а Кеннет больше не появлялся. Ей было тошно, больно и грустно от беспомощности, она задыхалась в этой тесноте. Но все же у нее была возможность обдумать происходящее и решить, что делать дальше. Обладатели Тьмы обычно быстро теряют рассудок, поэтому Ана не была уверена, как много времени у нее осталось. Владельцев Света называют Святыми, а Тьмы — Проклятыми. Ко всему прочему она убила человека запретной и ужасной силой, потому она наверняка в розыске по всей стране. Что с ней будет дальше? Что ей предпринять? Таких как она боятся, ненавидят, убивают… Сможет ли она вернуться к прежней жизни? Хочет ли она вернуться к прежней жизни?.. Она осмысливала всю свою жизнь «до», понимая, что как раньше, уже не будет, пыталась найти предпосылки к тому, что с ней произошло и почему Тьма появилась в ней.  «Это моя вина? Можно было этого избежать?».