И всюду тьма

Трясясь в карете напротив баронессы Вилфордской и объясняя ситуацию с Лиззи, Ана наблюдала, как Вероника сжимала кулаки, стискивала зубы, в отвращении морщила нос. На ее обычно сдержанном лице проскальзывала то растерянность, то злость. Мало знакомый с ней человек не заметил бы этих незначительных изменений и мельком брошенных взглядов, но Ана побывала у Вероники в голове, она на себе ощутила, как остры и резки ее эмоции, как стремительны решения, и читала ее как открытую книгу.  — У меня нет слов, чтобы описать твою безалаберность и эгоистичность, — подытожила баронесса. — Еще одна пощечина кажется хорошим пояснением, но недостаточным, — она посмотрела на свою ладонь.  Ана отвернулась и стала рассматривать улицы за окном, которые посерели и словно лишились жизненной энергии, когда солнце затянуло низкими облаками. Она удивлялась, насколько ей легко давалось общаться с людьми, которые ее недолюбливают. «Привычка, что ли?» — думала она. С Вероникой было проще, потому что Ана знала ее чувства и их причины, и ей не приходилось после каждого резкого слова метаться в мыслях, пытаясь нащупать ответ на мучивший ее вопрос «За что?»   Вероника была права: Ана эгоистична. Зачем она лезла к несчастной служанке, что дрожала и заикалась рядом с ней и неумело скрывала нараставшую панику? Неужели надеялась на дружбу, понимание и помощь? Ана вздохнула, коря отчаяние прошлой себя. Она так много лет провела среди злословия и унижений, что даже страх, казалось, давал шанс на взращивание хороших отношений. Вот они, ее мечты стать цветочницей, на ладони, несбывшиеся, изуродованные, наполненные сожалением. Ана с трудом выполола этот сорняк из своей души, отказавшись от желания наладить связь с Лиззи. У нее был Кеннет — этого достаточно. Он был не хрупким цветком, но деревом: с сильным стволом и кроной, укрывающей от бед и тревог.  — Я была жадной, — признала Ана.  — Жадной не в тех вещах, — ответила Вероника. — Направь теперь все внимание на его Королевское Высочество. Справишься — не только нам поможешь, но и получишь все, что тебе заблагорассудится.  Ана подумала, что же ей должно заблагорассудиться, когда теперь находилась в центре роскошного ателье, на стены которого, украшенные до боли знакомым бордовым и зеленым бархатом, гобеленами и позолоченными цепями, она избегала смотреть. В голову не приходило ничего, что ей уже не пообещал Кеннет. Смерть первосвященника была пока что на первом месте, сам Кеннет — на нулевом, хоть себя он не обещал, к сожалению. Пока Ану обмеряли в четыре руки, она попробовала разозлиться на Веронику за то, что та привела ее в ателье, принадлежащее маркизу де Сильве, но не получилось. Баронесса поучала Ану, как правильно улыбаться глазами, как взмахом ресниц заставить желаемого кавалера подойти, как ходить, чтобы на тебя с восхищением оборачивались. Ана слушала вполуха, не видя в подобном поведении необходимости, ведь на графе Блэкфорде ни один из приемов не сработал. А на Яне? Она задумалась, но пробовать их не хотелось, в конце концов он был ее другом детства. И, как бы ее ни убеждали в обязательности его соблазнения, истинной целью было перетянуть принца на сторону тайного общества. И пока вернуть дружбу казалось Ане лучшей идеей, чем стать «одной из». Вероника показывала Ане эскизы платьев, вычурных, ярких, в нужных местах неприличных, где-то наивно милых, прикладывала к ее лицу кусочки тканей разных цветов то хмурясь, то кивая, и записывала неозвученные выводы в блокнот. Ану впечатляли ее старания, баронесса суетилась, подбирая ей как можно более притягательные наряды. Конечно, она догадывалась, что Вероника руководствуется желанием поскорее от нее избавиться, хотя бы и с помощью привязанности младшего принца. Однако Ана продолжала витать в облаках, придумывая, что скажет Яну, и что он ей ответит. Им нужны были не украшения, не блеск атласа, не мягкость бархата, а маленький, темный уголок, где они смогут скрыться от мира и просто поговорить.  — Ты меня слушаешь?  Ана вздрогнула от резкого оклика баронессы.  — А… что? — она не слушала.  — Через несколько дней ты посетишь салон графини Эверфир. Она задает тон и музыку светской жизни Дансвета, поэтому уж постарайся произвести должное впечатление, — Вероника сделала паузу, — любыми методами. Мы выстроим твой публичный образ, который может быть каким твоей душе угодно, лишь бы не пресным: принц Ян воду не пьет.  — Это я заметила, — буркнула Ана.   — Сопровождать тебя никто не будет, на прием приглашены только леди. Будь готова, что придется много говорить и обсуждать философские и политические вопросы. Никогда не знаешь, какую тему выберет графиня, — Вероника многозначительно подняла брови.  Ана раслабленно кивнула, она считала себя слишком хорошей актрисой, она ничуть не сомневалась в своем обаянии и умении по-настоящему интересно поддержать беседу, и уж тем более не нуждалась в уроках Вероники. Она ждала выхода в свет и ждала встречи с Яном, одновременно и боясь, и предвкушая, но, главное, надеясь, что одного разговора ей хватит, чтобы вернуть себе мальчика по имени Дионис, каким она его помнила.  Платье, в котором Ане предстояло посетить салон графини Эверфир, было готово в мгновение ока. Новая модель, никому еще не предложенная, к счастью, была уже пошита, ее лишь подогнали по фигуре. В те несколько дней, что Ана ждала наряд, она успела выяснить, что Николь как ни в чем не бывало продолжает работать с Карлом, и что граф рассматривает идею, чтобы сделать Яна кронпринцем, а может и сразу королем. С влиянием Аны над ним, они получат власть, Кеннет — нужный ему артефакт, а Ана — уверенность, что работорговцы не избегут наказания, а еще нового старого друга. А пока оставалось внушить Джеймсу беспрекословную верность графу Блэкфорду.  Она нашла лакея на конюшне, он кормил изумительно белого коня морковкой и что-то ласково ему нашептывал. Ана даже не стала его окликать, а сразу Тьмой погрузилась в его разум. Она постаралась не читать его мысли, пускай и приходилось прикладывать большие усилия. Джеймс был понятным человеком без склонности к долгим раздумьям и глубоким размышлениям, и с самого начала не собирался и не хотел идти против Кеннета, а шантаж напугал его, угрожая отнять все, что ему ценно. Внушение далось Ане столь просто, что она не знала гордиться собой или бояться. — Джеймс! Давно не виделись, — настало время бросить наживку. Он вежливо поклонился и широко улыбнулся.  — Госпожа, как я рад вам! Хотите познакомиться с Жемчугом? — Конь отозвался довольным ржанием.  Ана подошла ближе и потрепала Жемчуга по шее.  — Мне нужно, чтобы ты кое-что передал людям, которые просили тебя следить за графом, — она перешла на шепот. — Граф Блэкфорд не женится на баронессе Вилфордской из-за своих развратных увлечений. Его вкусы… не удовлетворяются обычными отношениями, ему хочется более запретного, темного и первобытного.  — Хорошо, я понял, — ни осуждения, ни брезгливости не мелькнуло на лице Джеймса. Он знал, что помогает Кеннету, Ана в этом убедилась.  Не задерживаясь, она напоследок сказала: — Лиззи тебя избегает, потому что думает, что между нами что-то есть, — это последнее, что она хотела и могла сделать для пары, которую разрушила своими ошибками. Вмешиваться еще раз в сознание Лиззи она не могла себе позволить, догадываясь, что оно уже и так слишком уязвимо и повреждено.  Джеймс понесся вон из конюшни, прокричав, что он должен Лиззи все объяснить. «Удачи», — прошептала Ана, проглатывая ком опасений, что исправить уже ничего не удастся.