***
— Там ещё человек! — кричала Софья. — Там мой брат! Пожарный, пытаясь отцепить от себя сумасшедшую девицу, которая мешала ему работать, ответил: — Нету там никого! Отойди и не мешай! Он уже собирался просто-напросто стряхнуть с себя девушку, как к нему подошёл серьёзного вида молодой человек. После того, как в переговоры включился Роман, дело пошло быстрее и выяснилось, что доподлинно неизвестно, все ли закрытые помещения проверили пожарные, и один из них всё же рванул с места и поспешил внутрь библиотеки, посчитав, что нужно ещё раз посмотреть, несмотря на то, что с момента начала возгорания прошло уже довольно много времени и если бы там оставались люди, то у них было не так много шансов на спасение.***
И Яков, и Анна одновременно обернулись и застыли на несколько невыносимо долгих мгновений. Из бокового выхода вышел пожарный, неся маленького ребёнка на руках, а позади, согнувшись и приложив руки ко рту, нетвердой походкой шёл их сын.***
Следующее, что запомнил сам Митя — это ощущение прохладной земли под спиной, влажную тряпку, которой мама обтирала его лицо, и то, как сильно кружилась голова и саднило горло от кашля. Штольман помнил, как практически тащил обессиленного сына на себе до машины, как пытался унять дрожь в руках во время дороги до дома — все-таки с возрастом нервы уже не такие крепкие, как раньше. Анна смутно помнила, что происходило там, на лужайке около библиотеки. В тот момент она действовала скорее механически, как врач, понимая, что необходимо оказать первую помощь, облегчить состояние пострадавшего — уложить на спину, приподнять ноги, расстегнуть ворот рубашки, обтереть лицо прохладной водой. Но когда они приехали домой, с Анной случилась настоящая истерика. Она вдруг заплакала и всё никак не могла остановиться. Ни успокоительные капли, ни попытки всех домашних её утешить — ничего не работало. Она успокоилась только тогда, когда Дмитрий четверть часа просидел рядом с ней, обняв за плечи, только прочувствовав его тепло и биение сердца, Анна начала приходить в себя. Она подняла заплаканные глаза на сына и увидела на его лице беспокойство, но также усталость. Боже, конечно, он же чуть не… в общем, тяжело ему сегодня пришлось, он ужасно вымотался, а тут она со своими слезами. И вместо того, чтобы отдыхать, её сын вынужден был успокаивать её, хотя всё должно быть наоборот! Анна тут же отстранилась, неловко утерла влажные щеки, поправила волосы и сказала немного виновато: — Что-то я совсем расклеилась… — Ничего, мам, — ободряюще улыбнулся юноша и потом добавил со всей серьёзностью, — я всё понимаю, ты испугалась. От этого у Анны снова защипало в глазах. Её сын, такой уже взрослый, серьёзный не по годам, внимательный и понимающий. Она бы не пережила, если бы сегодня с ним что-то случилось. Женщина порывисто обняла Митю, потом встала и огляделась и первое, что бросилось ей в глаза — это бледное лицо мужа. Боже, он, конечно, тоже нанервничался сегодня, а ему нельзя! И так сердце в последнее время шалит, хоть Штольман в этом и редко признается сам, но по нему всегда это заметно. Анна уже машинально хотела обратиться к своему шкафчику с лекарствами, но потом поняла, что это и не требуется, потому что их девочки уже об этом позаботились. Соня сидела рядом с отцом, поглаживая его по плечу, а Вера стояла у дивана, держа в руках чашку и пузырёк с лекарством, и сосредоточенно отсчитывала нужное количество сердечных капель, отправив неловко переминающегося с ноги на ногу Романа за ещё одним кувшином воды на кухню. Штольман в это время вяло сопротивлялся, пытаясь показать, что он в порядке, но его внешний вид говорил сам за себя. Немного справившись со своими эмоциями, Анна отправила Митю отсыпаться и отлеживаться, даже не дав ему шанса с кем-то поговорить, авторитетно заявив, что ему сейчас нужен покой. И всем остальным она тоже посоветовала расходиться, потому что время уже было позднее, и сама уже ушла в спальню, несмотря на то, что знала, что сегодня ночью ей не заснуть…