Все еще 27 декабря, 1890 год
Оминис не чувствовал ничего. Ни теплых мягких рук Себастьяна, которые гладили его по волосам, ни холодного каменного пола под поясницей, ни дрожащего спертого воздуха подземелья вокруг. От боли, которое причинило ему заклинание Себастьяна, не осталось и следа. Эта боль была ничтожна по сравнению с той далекой болью из детства. Перед его внутренним взором стояло лицо того несчастного магла, последнее лицо, которое он видел в своей жизни. Он почувствовал, как по его вискам потекли непрошеные слезы. Себастьян тут же прильнул к нему, вытирая их пальцами и что-то шепча. Оминис не разбирал слов, но теперь наконец-то почувствовал тепло. Он попытался поднять руку, чтобы прикоснуться к Себастьяну, но был так слаб, что она безвольно упала бы обратно, если бы Себастьян не подхватил ее и не сжал в своей ладони. Он прижал ее к губам и Оминис ощутил их дрожь, почувствовал вырывающееся между ними прерывистое дыхание. — Себастьян… — прохрипел он. — Я здесь Оминис, я рядом. Прости меня, — зашептал Себастьян, прижимая друга к себе. Его голос дрожал, чего Оминис никогда не слышал раньше. — Дверь… Она открылась? — спросил Оминис, сделав безуспешную попытку подняться. Себастьян аккуратно подхватил его и помог сесть. Он бережно обнял Оминиса, положил его голову себе на грудь, продолжая гладить волосы. Беззвучные рыдания сотрясали его, мысли о несправедливости происходящего разрывали грудь. Он должен был настоять на том, чтобы Оминис использовал заклинание на нем, а не наоборот. Боже, как же он жалел обо всем произошедшем! В его ушах до сих пор стояли крики Оминиса, в которых он умолял своего брата не делать этого, в которых пытался убедить кого-то невидимого в том, что он не хотел убивать того магла. Эти крики были наполнены такими мучениями, каких физическая боль причинить не может. Кажется, только сейчас к Себастьяну пришло осознание того, что на самом деле пережил Оминис. Да, он знал об этом эпизоде его жизни, но Оминис говорил о нем очень сухо и даже с раздражением, всегда выводя разговор к морали о том, что нельзя использовать запрещенные заклинания. И Себастьян не слушал его. Но сейчас наконец услышал.***
Когда мальчики наконец добрались до спальни, Оминис обессиленно рухнул на кровать лицом в подушки. Из него будто высосали всю энергию, все силы. Он не мог злиться, не мог обижаться, не мог думать. Его сознание уже начало постепенно затухать и проваливаться в мир сновидений, когда он почувствовал покачивание кровати и прикосновение Себастьяна к своему плечу. Оминис что-то невнятно промычал, даже не пытаясь перевернуться, желая только одного: чтобы его оставили в покое и дали отдохнуть. Такой сильной изможденности он не ощущал, возможно, никогда в своей жизни. Сквозь окутывающую его дымку сна он чувствовал, как Себастьян снимает с него ботинки и мантию, как накрывает одеялом, взятым с соседней кровати, как касается его лица. Еще он слышал, как тот что-то тихо говорит, но слов уже разобрать не мог. Ватная пелена сна накрыла его с головой. Когда они вошли в спальню, Себастьян бросил рукописи Салазара Слизерина на свою кровать, оставив их совершенно без внимания. Какое-то время он сидел рядом с Оминисом на его постели, глядя на его спокойное бесстрастное лицо. На точеные скулы, на рассыпанные по лицу родинки, на длинные густые ресницы, на спадающую на лицо прядь волос. Дыхание Оминиса было таким ровным и спокойным, словно ничего не произошло. Себастьян до крови закусил губу, закрыл глаза ладонью и тихо заскулил. «Что я делаю? Что я, черт возьми, делаю?» — думал он. Себастьян не заслуживал такого друга, как Оминис. Он был самым светлым, самым чистым из всех, кого он знал, несмотря на то, сколько раз его пытались окунуть в грязь члены его семьи. Себастьяну захотелось спрятать Оминиса ото всех, в самое безопасное и самое счастливое место на земле, где он никогда больше не познал бы боли. Он усмехнулся, подумав о том, какое выражение лица было бы у Оминиса, скажи он ему нечто подобное. Тот бы решил, что у него совсем крыша поехала, раз он несет такую сентиментальщину. Стянув с себя одежду, Себастьян юркнул под одеяло к Оминису, обхватил его руками и зарылся носом в его волосы. Он услышал тихое протестующее бормотание, но затем Оминис, медленно ворочаясь, повернулся к нему лицом и уткнулся лбом в грудь, продолжая почти неслышно сопеть. Себастьян стиснул его чуть сильнее, наслаждаясь нежностью и теплом его расслабленного тела. Он вдыхал его пьянящий сладкий запах, слушал тихое размеренное сердцебиение, почти не дыша сам. Его пальцы, едва касаясь, сантиметр за сантиметром исследовали спрятанную под рубашкой спину Оминиса. Стук сердца был таким громким и тяжелым, что он боялся, как бы не разбудить этим Оминиса. В конце концов усталость этой ночи и бессонница прошлой сморили и Себастьяна. Прижав Оминиса к себе еще ближе, он закрыл глаза и нырнул в темную воду сна.***
«Боже, почему так жарко и тесно?» — сонно подумал Оминис, ворочаясь в постели. Он попытался вытащить ногу из-под одеяла, но вместо свежего воздуха его ступня встретила что-то мягкое и теплое. Оминис мгновенно проснулся, чуть не свалившись с кровати от неожиданности. Протянул руку к незваному гостю и сразу же узнал Себастьяна. «Что ты тут забыл?» — подумал он, заливаясь краской смущения, трогая его волосы, плечи, спину. Рука дрогнула и он тут же отстранился, перекатился на другой бок и все-таки высунул ногу наружу. Ему было очень неловко от такого внезапного соседства, но одновременно внутри разливалось тепло от осознания, что Себастьян хотел быть к нему ближе. Он старался не думать о прошедшей ночи, ему хотелось сосредоточиться на тех приятных ощущениях, что он испытывал сейчас. Они еще не раз будут устраивать с Себастьяном разборы полетов, так почему бы не отстраниться от этого хотя бы на одно утро. Он почувствовал, как Себастьян развернулся, придвинулся к нему поближе, глубоко вдохнул и положил руку ему на бедро. Оминис замер, прислушиваясь к своим ощущениям, к закопошившемуся внутри сладкому волнению. Его глаза были закрыты, губы тронула едва заметная улыбка. Постепенно он снова погрузился в спокойный сон.***
Сегодняшний день мальчики решили провести в Хогсмиде, так как было просто необходимо отвлечься от произошедшего, восстановить силы да и просто насладиться оставшимися днями каникул, которые стремительно заканчивались. Собравшись насколько возможно быстро, они поспешили к проходу у Одноглазой Ведьмы, так как за окном была метель, а прогулка по тайному проходу точно принесет больше удовольствия, чем обморожение всех конечностей. В коридорах Хогвартса все еще было довольно пусто, хотя некоторые ученики, не особо ладившие со своими семьями и считавшие, что рождественского ужина с них достаточно, уже начали прибывать обратно. Когда до ведьминого прохода оставалась всего пара лестничных пролетов, к Себастьяну медленно, с чувством собственного достоинства, подлетела сова, к лапке которой была примотана небольшая записка. — Это сова дяди Соломона! Наверное, Анна отправила что-то, — сказал он, раскрыл записку и начал читать вслух: — «Себастьян, я так соскучилась по тебе и Оминису! Находиться с дядей круглосуточно без возможности вас увидеть просто невыносимо. Дядя сказал, что на днях отправится по каким-то своим делам в министерство. Когда я узнаю точное время, пришлю тебе сову и буду ждать вас с Оминисом в Фелдкрофте. Очень скучаю. Передавай привет Оминису. Анна. Постскриптум: С Рождеством!». — Хорошо, что она написала. Я уж было запереживал, что у нее нет возможности даже отправить нам сову. Бедная Анна страдает от твоих выходок больше, чем ты сам, — вздохнул Оминис и зашагал дальше к проходу. — Я тоже страдаю вообще-то, — возмутился Себастьян. Тут в его глазах блеснули дьявольские огоньки, губы расползлись в ухмылку, он подошел к Оминису и притянул его к себе со словами: — Хотя, должен признать, твое присутствие очень сильно облегчает мои страдания. — Ты что делаешь? Мы же в общем коридоре, Себастьян! — Оминис начал отпихивать от себя друга, который с легкостью его отпустил и засмеялся. Они подошли к Одноглазой Ведьме, Себастьян произнес: «Диссендиум!» и статуя сдвинулась, пропуская слизеринцев внутрь прохода. Оминис аккуратно и нерешительно взял Себастьяна за руку, тот охотно переплел свои пальцы с пальцами друга и они двинулись вперед по коридору. Подземелье было темным и грязным, но по-своему уютным, так как здесь их не поджидали никакие неприятности, а каждый поворот и спуск были исследованы вдоль и поперек. Они часто пользовались этим коридором, когда хотели совершить внеплановую вылазку в Хогсмид и окрестности Хогвартса. Тайный проход вел в подвал самого лучшего магазинчика по мнению всех, кто впервые попадал в Хогсмид, — «Сладкого королевства». Удивительно, почему его владельцы до сих пор не закрыли проход или не перенесли все запасы в другое место, так как просто быть не может, чтобы они не замечали регулярной пропажи сладостей из своих закромов. Возможно, они сами в душе были теми еще проказниками и не хотели лишать возможности быть такими же учеников Хогвартса. Дверь в подвале «Сладкого королевства» с тихим скрипом отворилась и два ученика в мантиях Слизерина вывалились из нее, посмеиваясь и обсуждая разную чепуху. — А потом он такой говорит: «Глаз крысы, струна арфы, пусть вода превратится в ром» и — взрыв! — все вокруг в саже, сам он в саже, в стакане что-то невообразимо вонючее, жаль, ты уже ушел и не слышал. Было ужасно смешно! — Себастьян вытер выступившие от смеха слезы и посмотрел на Оминиса, который хоть и не заливался смехом, но выглядел довольно радостным. Какая же у него невероятная улыбка. Себастьян остановился, рассматривая Оминиса, и его сердцебиение все учащалось и учащалось. — У тебя паутина на волосах, — сказал он, подошел немного ближе, чем следует, и начал бережно снимать ее. Оминис замер, чувствуя на лице прерывистое дыхание Себастьяна. По его движениям он понял, что тот уже снял паутину и теперь просто стоит рядом с ним и, очевидно, смотрит прямо на его лицо. Оминис непроизвольно закусил губу и повернул голову в сторону. Он начал догадываться, чего Себастьян ждет от него. Но ему было так страшно, так неловко, ему пока что не удавалось принять новый уровень отношений так легко, как это сделал Себастьян. И все же он медленно настороженно приблизился к губам Себастьяна, замерев в паре миллиметров от них, изнывая от исходящего от них жара и желания. Накрыл их нежным, долгим, сладким поцелуем. Себастьян замычал от удовольствия, но не спешил перенимать инициативу, позволяя Оминису самому выбирать темп и глубину. Он хотел убедиться, что он не просто принимает происходящее, но жаждет его не меньше, чем сам Себастьян. Оминис, все так же медленно и нерешительно, прикоснулся к лицу друга, притягивая его чуть ближе к себе. Его язык проскользнул между губ Себастьяна, но тут же испуганно вернулся обратно. Тогда Себастьян не выдержал, с тихим рыком сделал шаг вперед, прижав Оминиса к стене. Его губы быстро и азартно переместились на тонкую изящную шею, оставляя яркие пульсирующие следы. Себастьян ослабил галстук на шее Оминиса, расстегнул верхние пуговицы рубашки, обнажая мраморные ключицы, впиваясь в них так жадно. Он аккуратно раздвинул ноги Оминиса коленом, ставя свою ногу так, чтобы бедро упиралось в пах друга. Оминис не выдержал и громко застонал, откинув голову назад и тяжело дыша. Он чувствовал, что горит, будто в лихорадке, на лбу выступил пот, стена, в которую он упирался, словно поплыла. Он начал неосознанно тереться о такое теплое и приятное бедро Себастьяна. Тот хищно улыбнулся, покосившись вниз на происходящее, и медленно провел языком от ключиц до подбородка Оминиса, оставляя влажную дорожку. Снова вернулся к губам, припухшим и покрасневшим. Положил руку на горло Оминиса, чтобы чувствовать, как оно вибрирует, когда тот испускает очередной стон. «Значит, в почти пустом коридоре Хогвартса ты переживаешь о том, что кто-то увидит, как я тебя приобнял, а здесь, под ногами у кучи посетителей «Сладкого королевства», тебе уже все равно?» — подумал Себастьян, мысленно ухмыляясь, прекрасно понимая, что люди в магазине — это последнее, о чем его друг сейчас думает. Если он вообще хоть о чем-то способен думать в такой момент. Себастьян отстранился от губ Оминиса, залюбовался его раскрытыми губами, порозовевшими щеками, полуприкрытыми глазами с длинными густыми ресницами. Внутри него росло такое дикое желание наброситься на Оминиса, добраться до его обнаженного тела под одеждой, бесконечно касаться его, доводя до исступления их обоих, но он не хотел все испортить, не хотел быть слишком поспешным, поэтому начал медленно отстраняться. Когда он убрал горевшее от трения бедро, он услышал тихий умоляющий шепот Оминиса: — Себастьян… Нет… Пожалуйста… — Оминис всем телом потянулся вслед за ним. — Тебе понравилось? — вкрадчиво спросил Себастьян, не спеша удовлетворять просьбу друга. — Да… Пожалуйста… — Оминис засмущался еще больше, но был готов засунуть смущение куда подальше, лишь бы Себастьян снова прильнул к нему. Себастьян снова просунул бедро между ног Оминиса, теперь прижимая его еще сильнее. Он не без удовольствия отметил, как заметно увеличилась и стала тверже эта чувствительная зона. Едва заметно он двигался в такт движениям Оминиса, которые были почти неощутимыми и стыдливыми всего несколько минут назад, а сейчас стали глубокими и страстными. Себастьян взял Оминиса за волосы, отклонил назад его голову и начал покрывать мелкими поцелуями красновато-багровые следы на его шее. Тут он услышал, как стон Оминиса захлебнулся и резко затих, а еще через пару движений вырвался с новой силой, протяжный, громкий, наполненный невыразимым удовольствием. Его тело начали сводить сладостные судороги оргазма, он неосознанно сжал плечи Себастьяна почти до хруста. Себастьян прижал его к себе, наслаждаясь дрожащим извивающимся телом в своих руках, звучащими в ушах, постепенно затихающими, восхитительными стонами. Они медленно опустились на пол, не расцепляя объятий. Себастьян порывисто поцеловал губы Оминиса и отстранился, с удовольствием рассматривая своего друга, растерянного, тяжело дышащего, постепенно приходящего в себя. «Что ты со мной делаешь, Оминис?» — подумал он, понимая, что теперь он не сможет думать ни о чем другом, кроме как об этом чертовом подвале, о том, что здесь случилось и о том, когда это случится в следующий раз. — Ты готов идти? — будничным тоном спросил Себастьян, вставая с пола и протягивая руку Оминису. — А? Куда? — растерянно пробормотал Оминис, горящий от стыда. Он никогда раньше не чувствовал себя так. Он был словно отключен от внешнего мира, не слышал и не чувствовал его. В его мире остались только его физические ощущения и тело Себастьяна, прикасающееся к нему. И теперь ему сложно было включиться обратно и вспомнить, что было до этой страстной шалости, куда и зачем они шли. — В «Три метлы» для начала, а там посмотрим. Хочу сегодняшним днем хоть немного отблагодарить тебя за скрипторий, — он взял Оминиса за руки, поднял на ноги и притянул к себе, — хотя по выражению твоего лица могу предположить, что с тебя сегодня хватит развлечений. Оминис снова зарделся, отступил на шаг и принялся поправлять свою одежду и прическу. Себастьян продолжал наблюдать за ним, ловя каждое его движение. — Тергео — негромко произнес он, направляя палочку на слегка загрязнившиеся брюки друга. — М? Ты что-то сказал? — Оминис поднял голову на звук голоса. — Ничего. Просто вернул тебе твою девственную чистоту, — довольно ухмыляясь своему остроумному каламбуру, ответил Себастьян, разворачиваясь к выходу. Мальчики тихо поднялись к выходу в лавку и быстро прошмыгнули через дверь, сразу же сделав вид, что изучают стоящие возле нее шоколадные котелки. Пройдясь по магазину, Себастьян набрал целую гору сладостей, которые, по его словам, планировал разделить с Оминисом, коротая длинные холодные вечера. Оминис только закатывал глаза, потому что он сам сладости практически не ел, а вот Себастьян мог наминать их тоннами. Расплатившись, они направились прямиком в «Три метлы». Сирона готовила самый вкусный и самый сытный шотландский завтрак и пропустить его было бы недопустимо. — Скажи, пожалуйста, что мы успели и сможем отведать твою божественную яичницу с беконом, — с мольбой в голосе обратился к Сироне Себастьян, пытаясь отдышаться, когда они с Оминисом влетели в дверь паба. — Вам повезло, осталось как раз две порции, — Сирона приветливо улыбнулась, закинув полотенце, которым протирала стаканы, на плечо. — Хвала богам, — выдохнул Себастьян и повлек Оминиса за самый дальний столик в углу. День, начавшийся с завтрака в «Трех метлах» (не совсем с этого, но да ладно), не может пройти плохо. Набив желудки огромными порциями вкуснейшей еды и залив сверху сливочным пивом, слизеринцы выкатились на залитую солнцем, сверкающую снегом улицу. Метель за это время успокоилась и весь Хогсмид выглядел так, словно с него были списаны самые уютные рождественские открытки. Себастьян вдохнул свежий морозный воздух и выпустил изо рта облачко пара. Взял за руку Оминиса и они переплели свои пальцы. Каникулы заканчивались совсем не скоро и все это время было у них в полном распоряжении.