В тени Хогвартса

9 января, 1891 год

— Какая же это была тяжелая неделя, просто кошмар, — жаловался Себастьян, еле плетясь в самом конце их группы. Была почти полночь, с минуты на минуту часы должны были ознаменовать начало субботы, но смесь пятикурсников из Слизерина и Гриффиндора только-только возвращалась в свои спальни после занятий по астрономии. Лица всех были одинаково сонными и несчастными, хотя на задворках и можно было разглядеть облегчение от того, что завтра можно от души выспаться. Оминис еле слышно согласился с Себастьяном, уже практически видя первый сон этой ночи, с трудом переставляя ставшие очень тяжелыми ноги. Коридоры Хогвартса были абсолютно пустыми и тихими, если не считать отдаленные распевы Пивза где-то этажом ниже, поэтому шелест мантий и топот ног казался просто оглушительным. Ученики практически не разговаривали между собой, а если кому-то и хотелось перекинуться парой слов, то делалось это почти неслышным шепотом. Вливаться в школьные будни после веселых каникул, когда можно ложиться спать под утро и просыпаться после обеда, было очень трудно, но уже через пару недель они привыкнут и даже после полуночных занятий в гостиных будет оставаться пара-тройка компаний, не растерявших свою энергию. Но сейчас не было сил даже на обычные межфакультетские перепалки, забраться под одеяло хотелось всем: и самоуверенным слизеринцам, и вспыльчивым гриффиндорцам. Наконец у очередной лестницы они разделились и одни облегченно побрели вниз в свои привычные подземелья, а другие со стонами стали карабкаться наверх в их высокие башни. В гостиной Слизерина не стал задерживаться никто, она опустела так же быстро, как и наполнилась за минуту до этого. Лишь магическое негаснущее пламя в камине продолжало хрустеть поленьями и отбрасывать блики на шелковые изумрудные обои и бархатные обивки диванов. Оминис разделся и, оставив небольшую кучку из одежды лежать прямо на полу у кровати, рухнул лицом в подушку, испустив вздох наслаждения. Он услышал, как на соседней кровати проделал почти то же самое Себастьян. В его груди заворошились холодные пальцы тоски. После того поцелуя и короткого, но расставляющего все по местам разговора после него, не было ни одной ночи, когда они с Себастьяном спали раздельно. Да, им было тесно, жарко, иногда неудобно, но засыпать вместе было так пьяняще приятно, что это перекрывало все минусы. Оминис подумал о горячих поцелуях, которые оставлял Себастьян на его губах, шее, плечах, никогда не спускаясь ниже, словно чего-то опасаясь. Он сжал бедра, пытаясь не дать разгорающемуся жару распространиться по всему телу и издал сдавленный стон. Вытянул руку из-под одеяла и потянулся ею к кровати Себастьяна, встретив по пути его тянущуюся навстречу ладонь. Их пальцы мгновенно переплелись и сжали друг друга, как уже давно переплелись их души и как хотели переплестись их тела. Когда каникулы закончились, им пришлось снова спать раздельно, будто ничего и не было, потому что теперь они перестали оставаться в спальне одни. Пару раз между занятиями они наведывались в крипту, чтобы хотя бы на пять минут прижаться друг к другу, насладиться короткими поцелуями и прикосновениями, и снова пойти грызть гранит наук. Прогулять, конечно, хотелось бы, но не во втором семестре пятого курса. Так, размышляя о многом и ни о чем, Оминис постепенно погрузился в сон, его кисть расслабилась и выпустила пальцы Себастьяна, который и не думал засыпать сегодня, ведь его вновь ждали загадочные и, кажется, бесконечные рукописи Салазара Слизерина. Он шепотом позвал Оминиса, чтобы убедиться, что тот уснул, и, не услышав в ответ даже тихого бормотания, удовлетворенно вздохнул. Перекатился на другую сторону кровати, бесшумно откинул в сторону мягкое пуховое одеяло и неслышно опустил ноги на ковер. Надел сверху на пижаму халат, медленно и аккуратно вытащил из-под кровати массивный фолиант, бумагу и перья, бережно прижал к себе, и на цыпочках выскользнул из спальни, осторожно прикрыв за собой дверь. Теперь можно было позволить себе быть чуть более шумным, поэтому он облегченно выдохнул и сбежал вниз по ступенькам в пустую остывшую гостиную. Положив книгу на кофейный столик, он подтянул поближе к камину мягкую серебристо-белую меховую шкуру животного, лежащую перед одним из диванов, как делал каждую такую ночь. Возле камина было достаточно светло, чтобы различать слова без дополнительного освещения, и достаточно тепло, чтобы по коже не бегали мурашки, а сидеть на импровизированной мягкой подстилке было намного комфортнее, чем на голом полу. Конечно, он думал о том, чтобы подтянуть к огню кресло, но, во-первых, оно ужасно скребло ножками по полу, а во-вторых, свет от огня падал не так хорошо, перекрываясь то спинкой, то подлокотниками. Наконец-то, усевшись поудобнее, вытащив из книги все свои записи, карту территории вокруг Хогвартса, и раскрыв рукописи на нужной странице, Себастьян принялся внимательно вчитываться в каждую букву, сосредоточенно покусывая кончик пера и периодически делая заметки. Голова немного гудела от обилия информации, но он вот-вот должен был докопаться до точных сведений о том, где спрятана реликвия. Полностью погруженный в текст, он перестал замечать гостиную вокруг, тихий треск поленьев, дребезжащие от холодного зимнего ветра стекла. Он переместился почти на десять столетий назад и наблюдал за тем, как Салазар Слизерин изобретает магический артефакт и наделяет его невероятной силой. Оминис заворочался во сне и резко проснулся, сев на кровати. Его опять донимали кошмары из прошлого, оставлявшие после себя иррациональное чувство глубокого одиночества и вины. Этой ночью кошмар был особенно неприятным. Он не помнил, о чем конкретно он был, помнил только отдельные образы и ощущения: холодные мрачные коридоры, крики и проклятия, звучащие со всех сторон, гулкий строгий звук шагов, запах плесени и сырости, чувство отчаяния и проблеск надежды в конце. Его сердце билось так сильно, будто вот-вот выпрыгнет через горло наружу. Руки дрожали. Нервно отбросив одеяло, он встал и потянулся к соседней кровати, но еще до того, как его руки коснулись холодной постели, он понял, что Себастьяна там снова нет. Обычно, заметив это, он просто разочарованно ложился обратно, не желая спускаться и лицезреть, как его друг опять жертвует своим сном ради неуловимой призрачной надежды. Но сегодня что-то побудило его нащупать в темноте волшебную палочку и осторожно двинуться между кроватей к двери. Возможно, по дороге он успокоится, передумает и вернется. Очень тихо, едва касаясь гладкого дерева босыми ногами, Оминис спускался по лестнице, изучая силуэт Себастьяна на фоне дрожащего в камине пламени. Как же так вышло? За все годы их дружбы он не испытал и половины эмоций, испытанных за последние пару недель. Все так стремительно и круто изменилось, мед смешался с дегтем и что-то внутри постоянно трепетало от нежности и ныло от беспокойства. Его сердце не желало успокаиваться, но теперь он не был уверен, что это только из-за ночного кошмара. Ступеньки закончились и он остановился. Неуверенно сложил руки на груди, будто пытаясь укутаться в них, начал покусывать губу. Он не хотел отвлекать его, но он так сильно скучал по теплу Себастьяна, будто их разделяли не дни, а годы. — Не стесняйся, проходи, — услышал он тихий, насмешливый, но нежный голос Себастьяна. — Я не хотел помешать, — так же тихо ответил Оминис, подходя и опускаясь на мягкий мех напротив друга. — Ты не можешь мне помешать, Оминис, — серьезно произнес Сэллоу, — мне нравится, когда ты рядом. Даже если ты все-таки пытаешься мешать. — Нашел там что-нибудь новое? — поинтересовался Оминис, проведя пальцами по шершавым раскрытым страницам. — Думаю, что вот-вот найду. Кажется, реликвия находится не слишком далеко от Хогвартса. Нужно только разгадать, где именно, — Себастьян взял кисть Оминиса в руки и поднес к губам, не отрывая взгляда от плотно прилегающих друг к другу строчек. — Пойдешь туда один? — Оминис мягко перебирал пальцами, подставляя под легкие поцелуи разные их участки. — Если ты не передумаешь, мне придется, — почти неслышно ответил Себастьян, слабо прикусив безымянный палец друга. — Я соскучился по тебе, — прошептал Оминис, подавшись вперед и отодвигая свободной рукой книгу, лежащую между ними. Его сердце затрепетало от собственной наглости и смелости, ведь раньше он никогда не прерывал Себастьяна, когда тот изучал что-то связанное с исцелением Анны, потому что знал, насколько это для него важно. «Я хочу быть важнее» — промелькнуло у него в голове и кольнуло в сердце. Себастьян наконец-то поднял на него внимательный взгляд, прекратив целовать пальцы, скользнул глазами по напряженным бедрам, по тяжело вздымающейся груди, по хрупкой мраморной шее, по призывно приоткрытым губам и прикрытым полупрозрачными веками глазам. Мягкая уверенная ухмылка заиграла на его губах, когда он приблизил свое лицо к лицу Оминиса. — Не хочешь мне мешать, да? — тихо пробормотал он, втягивая носом воздух, пропитанный теплым запахом Оминиса. — Не хочу, — шепнул тот, приблизившись на пару миллиметров. — У тебя и не получается, — Себастьян ласково прикоснулся губами к губам Оминиса. Тот мгновенно среагировал, всем телом двинувшись навстречу. Их глаза закрылись, а все нервные окончания сосредоточились в губах, чувственно и плавно двигавшихся в такт друг другу. Они снова были абсолютно одни, все вокруг померкло, исчезла и темная магия, и записи Слизерина, и общая гостиная. Оминис положил ладонь на затылок Себастьяна, зарылся пальцами в его мягкие непослушные волосы, так приятно пахнущие свежестью. Себастьян издал едва слышный хриплый стон, жарче впиваясь в губы Оминиса. Его руки медленно заскользили вверх по трепещущему от желания телу перед ним, на мгновение остановились у шеи и начали легко расстегивать пижамную рубашку, отделявшую их от разгоряченной бархатной кожи. Оминис замер от неожиданности, даже его губы на секунду остановили свое движение, но потом с новым напором принялись за поцелуй. Волнение начало душить его, мешая дышать, в животе неприятно зашевелились щупальца паники. Он столько раз представлял себе, как это будет происходить, но теперь все эти образы казались такими далекими и ненастоящими. Мысли спутались в плотный клубок, перестали быть связными, все внутри кричало от возбуждения и страха неизвестности. Сквозь накрывающую его волну эмоций, Оминис почувствовал, что руки Себастьяна дрожат, услышал, как тот нервно сглатывает ком в горле. Они оба боялись первого раза, но постоянно растущее желание наконец-то заслонило собой какие-либо опасения. Когда рубашка с тихим шорохом соскользнула на пол, Оминис тоже потянулся к одежде Себастьяна, но столкнулся на полпути с его руками, которые уже сделали почти всю работу. Поэтому он протянул их дальше и прикоснулся к теплому обнаженному торсу. Плавными движениями принялся изучать его, запоминая каждый миллиметр, чтобы потом, трогая его через одежду, вспоминать, что было под ней. Себастьян прервал поцелуй, поднялся на ноги и поднял за собой Оминиса. Прильнул губами к его нежной шее, одновременно стягивая вниз его брюки, обнажая гладкие желанные бедра. Оминис всем телом потянулся к Себастьяну, поддаваясь еще не до конца осознанному желанию слиться с ним. Тем временем поцелуи Себастьяна начали медленно осторожно двигаться вниз, покрывая каждый пылающий сантиметр кожи Оминиса, который начал тихо постанывать от удовольствия. Кое-где Себастьян оставлял следы укусов и багровые отпечатки чересчур страстных поцелуев. Когда он прикоснулся языком к оголенному бедру, стон Оминиса стал протяжнее и громче. Он испуганно прижал ладонь ко рту, совершенно не ожидав от себя такого. Оминис дрожал от страха и предвкушения того, что Себастьян будет делать дальше. Он будто бы перестал контролировать свое тело, осталась только способность чувствовать прикосновения. Он просяще заскулил, когда ощутил, как прохладное трепещущее дыхание прикоснулось к его члену. Его колени вот-вот должны были подкоситься, не в силах выдерживать такое напряжение. Себастьян провел по нему самым кончиком языка от основания до конца, медленно, смакуя новый, самый сокровенный, вкус. На ресницах Оминиса блеснули слезы, он едва мог вытерпеть накрывавшие его волнами новые, незнакомые, доводящие его до ноющей сладкой боли, ощущения. До крови закусив губу и зажмурившись, он пытался сдержать громкие стоны, рвавшиеся наружу от каждого прикосновения Себастьяна там внизу. Влажность, тепло, мягкое скольжение. Руки, нежно сжимающие ягодицы и помогающие толкаться навстречу. Себастьян же, достаточно изучив член Оминиса, хищно облизываясь, поднялся наверх и прикоснулся рукой к его лицу. От его первоначального волнения не осталось и следа. Прикосновение было уверенным и даже немного собственническим. Себастьян почувствовал, что сейчас Оминис позволит ему сделать что угодно и, конечно же, хотел этим воспользоваться. Ему так нравилось смотреть на то, как его друг краснеет, смущается, пытается дышать и вздрагивает от малейшего воздействия. Он хотел увидеть, до какой степени наслаждения сможет довести его, хотел увидеть его таким, каким не видел никогда. Проведя рукой по точеным скулам, он скользнул пальцами в приоткрытый рот Оминиса, который жадно начал водить по ним языком, покрывая слоем густой тягучей слюны. Его вторая рука продолжала мягко ласкать Оминиса внизу, периодически останавливаясь, не давая удовольствию достичь своего пика. Его губы снова прижались к шее Оминиса под самым подбородком, откинув назад его голову; его пальцы погрузились чуть глубже, дойдя до самой глотки, от чего Оминис дернулся и кашлянул, но с готовностью сглотнул, продолжая ласкать их языком. Прижавшись к нему своим телом, Себастьян аккуратно уложил Оминиса на мягкую шкуру под ними, вытащил пальцы и накрыл его губы поцелуем. Его дико возбуждала податливость Мракса, то, как обостренно он ощущал все, что с ним делает Себастьян, как чувствительно откликался на каждое прикосновение, как доверительно позволял ему то, чего не позволял никогда и никому до этого. Он упивался Оминисом как заядлый пьяница упивается сладким хмельным вином, как курильщик втягивает в себя сразу половину сигареты после долгого воздержания, как выбравшийся из пустыни заблудший странник падает на колени перед колодцем с водой. Он хотел, чтобы душа и тело Оминиса принадлежали только ему, он хотел владеть им и одновременно желал, чтобы тот был свободен и выбирал его не потому, что зависел. Он заботливо положил Оминису под поясницу подушку, взятую со стоящего рядом дивана, нежно задрал вверх его ноги, поглаживая тонкую кожу, и мягко раздвинул их. Лицо Оминиса залила еще более густая краска, он никогда не чувствовал себя таким беззащитным и уязвимым. На мгновение у него появилось стыдливое желание прикрыться, но оно улетучилось как только его бедра снова нежно коснулись горячие губы, медленно двинувшиеся вверх по разгоряченному телу. Себастьян наклонился к его лицу, поцеловал в уголок губ и прошептал: — Если тебе будет больно или неприятно, скажи мне, я прекращу. От этих слов, сказанных таким бархатным, наполненным недетской страстью голосом, Оминис задрожал, но сдавленно кивнул в ответ. Тогда Себастьян провел еще влажными пальцами по ложбинке между упругими ягодицами Оминиса и медленно погрузил один из них внутрь. Оминис вздрогнул, отвернув горящее лицо в сторону. Наверное, он выглядел сейчас так глупо в этой неестественной позе. — Ты прекрасен, Оминис, — услышал он шепот склонившегося над ним Себастьяна, который словно прочитал его мысли. Он завел его руки за голову, продолжая ласкать его изнутри мягкими нежными движениями, во время одного из которых аккуратно добавил второй палец. Резко выгнувшись, Оминис неожиданно насадил себя на всю их длину и громко застонал от пронзившей его на мгновение внезапной боли, которая сменилась восхитительным наслаждением. Себастьян закусил губу, сгорая от страсти к своему лучшему другу. В низу его живота так болезненно тянуло, его член подрагивал от напряжения, которое все увеличивалось с каждым стоном Оминиса. Не в силах больше сдерживаться, он вытащил пальцы, навис над Оминисом и начал аккуратно толкаться внутрь, входя на пару миллиметров глубже с каждым движением, тяжело дыша и не сдерживая тихие стоны. Оминис обхватил руками его шею и плечи, вторя этим стонам чуть громче. Он чувствовал легкую приятную боль, но она была заглушена сладким чувством наполненности, растущим внутри него блаженством. Никогда раньше другой человек не доставлял ему столько удовольствия, столько эмоций и чувств, которые сменяли друг друга в постоянно вращающемся безумном калейдоскопе. Он почувствовал, как Себастьян начал нежно поглаживать его член и его сознание отключилось полностью. Вот, вот оно. Еще глубже. Подбирается со всех сторон, накрывает с головой, захватывает все тело и разум. Наверное, ради этого он вообще существовал все эти шестнадцать лет. Тепло вокруг лучами собиралось в его теле, чтобы вот-вот выплеснуться наружу. Его тело судорожно содрогнулось, губы раскрылись, выпуская сладостный вскрик, все вокруг из черного стало обжигающе белым и взорвалось, стремительно расширяясь. Его пальцы неконтролируемо впились в спину Себастьяна, оставляя на ней следы, глаза закатились, а крик захлебнулся в горле. Он извивался под Себастьяном, чувствуя каждую клеточку своего и его тела и одновременно не чувствуя ничего, кроме этого всепоглощающего, тянущего его куда-то вверх удовольствия. Его тело будто совершенно не было приспособлено для этого, потому что оно вот-вот должно было разорваться на части. И когда отдельные участки уже начали отделяться и куда-то уплывать, Оминис почувствовал, что приходит в себя, что под его спиной все еще мягкий влажный ковер, что вокруг него все еще есть воздух, которым можно дышать, что он способен чувствовать свои пальцы на руках. Продолжая издавать тихие стоны и вздрагивая от каждого движения Себастьяна внутри него, Оминис начал расслабляться и медленно обмякать. Он потянулся губами вверх к Себастьяну, который с готовностью встретил их. Тот почти не чувствовал своего тела, только горячие губы Оминиса и пульсирующую вокруг его члена плоть. Он так жаждал этого момента, так много раз представлял такое желанное тело Оминиса под собой. Волна удовольствия постепенно накрывала и его, он откинулся назад, сжал руками мягкие белые бедра Оминиса, доверительно раздвинутые перед ним, надавил на них, приподнимая его зад, входя в него максимально глубоко. Оминис вскрикнул, снова изогнулся и жарко застонал, говоря сквозь стон имя Себастьяна. Звук собственного имени, срывавшийся с уст Оминиса, прекрасное идеальное тело, так жадно принимающее его, доводили Себастьяна до исступления. Еще одно движение, еще один толчок, еще один стон. Перед широко распахнувшимися глазами взорвались яркие фейерверки, комната вокруг на несколько мгновений исчезла, заполненная этим огнем, пальцы сильнее впились в ляжки Оминиса, оставляя на них россыпь синяков. Он не хотел, чтобы ему было больно, но совершенно не мог контролировать это сейчас. С губ сорвался хриплый стон, тело судорожно содрогнулось и почти моментально отяжелело, разливая тепло во все конечности. Жадно хватая ртом воздух, Себастьян рухнул на спину рядом с Оминисом. Наощупь нашел его руку и сжал, Оминис слабо шевельнул пальцами в ответ. Опустошенные и обессиленные, они лежали рядом, восстанавливая дыхание, успокаивая сердце и чувства. В голове не было ни одной связной мысли, только восторженное осознание, насколько приятно было впервые заниматься этим друг с другом, еще приятнее, чем в самых смелых фантазиях. — Это было так… по-взрослому, — прошептал Оминис и тихо легко засмеялся, думая, какую глупость сказал. Себастьян усмехнулся в ответ, повернулся к другу, изучая его профиль. Едва касаясь провел пальцем линию от лба до подбородка. «Вот бы эта ночь длилась вечно» — подумал он, с грустью улыбаясь, потому что за окном вот-вот должен был забрезжить рассвет. — Нам нужно вернуться в спальню, пока кто-нибудь не проснулся, — шепнул он, медленно вставая, продолжая вести линию теперь по груди и животу друга, не в силах оторваться от него. — Да, нужно, — Оминис схватил Себастьяна за плечо, одновременно приподнимаясь сам и притягивая его к себе. Легко-легко поцеловал его губы и поднялся на ноги, — поможешь мне одеться и найти палочку? — Оминис… — смакуя каждый звук этого имени медленно проговорил Себастьян, — кажется, ты нравишься мне намного больше, чем я думал. Возможно, я даже люблю тебя. — Возможно, я тоже, — смущенно ответил Оминис.