Июнь, 1888 год
Анна проснулась от тихого хихиканья, раздающегося где-то рядом, но глаз не открывала, подставив лицо под теплые ласкающие лучи солнца, падающие из окна. Легкая улыбка тронула ее губы, когда она прислушалась к птичьему пению за окном и вдохнула еще не прогревшийся воздух, наполненный ароматом сладкой выпечки, доносившимся откуда-то с улицы. Вероятно, соседка опять печет свои вкуснейшие булочки с корицей. Наконец-то школьные будни позади и можно вдоволь насладиться длинными жаркими днями и веселыми бессонными ночами. — Себастьян, убери это отсюда! Это вообще не весело, — услышала она раздраженный шепот Оминиса и звуки возни. — Да ладно, ты посмотри только! Ты видел когда-нибудь такое? Наверняка сейчас такие только в Запретном лесу водятся, — восхищенно шептал в ответ Себастьян, стуча чем-то по полу. — Нет, Себастьян, я не видел, — повисло драматичное молчание, после чего оба мальчика прыснули от смеха, окончательно разбудив Анну, которая повернулась на бок и, разлепив один глаз, посмотрела на них. Себастьян держал в руках две огромные паучьи лапки, точнее, оставшиеся от них затвердевшие оболочки, и имитировал ими шаги по полу, медленно подбираясь к Оминису, сидящему на кровати и ни о чем не подозревавшему. По ее телу пробежала волна отвращения, заставившая ее дернуться и отпрянуть подальше от края кровати. Себастьян, моментально заметивший ее движения, хитро сверкнул взглядом в ее сторону и развернулся, имитируя шаги теперь к ее кровати. Вскрикнув, она вскочила на ноги прямо на матрасе, набросила на брата одеяло и, пока он пытался выбраться, со смехом выскочила из комнаты и побежала вниз по лестнице. На кухне дядя Соломон готовил завтрак и удивленно воззрился на нее, когда она влетела к нему в объятия, пытаясь спрятаться от Себастьяна, который наверняка уже выпутался из ватного плена. И действительно, не прошло и тридцати секунд, как она услышала, что брат спрыгнул с перил и теперь идет в сторону кухни. Вслед за ним вошел зевающий взъерошенный Оминис, осторожно прикасающийся к стене и аккуратно переставляющий ноги. Он оставался в этом доме на лето уже третий год подряд и изучил его довольно хорошо, чтобы иметь возможность передвигаться без палочки, но все равно каждый раз опасливо тянулся руками к предметам вокруг. Дядя отправил всех троих умываться и готовиться к завтраку, а сам принялся накрывать на стол, напевая под нос что-то веселое и энергичное. — Сегодня мне нужно будет отправиться в Лондон по одному делу. Если вы хотите, могу взять вас с собой. Пошатаетесь по Косому переулку или еще чем-то займетесь. И так все лето опять придется в Фелдкрофте провести, — неожиданно предложил дядя Соломон, поедая яичницу и запивая ее огромным глотком кофе. Подростки подозрительно переглянулись, постепенно на их лицах заиграли предвкушающие улыбки и они согласно закивали. За столом загудели разговоры о том, куда точно нужно зайти, что посмотреть, что купить и что попробовать. Все три года до этого они выбирались в Лондон только перед началом нового учебного года, чтобы купить новые учебники и прочие принадлежности. Хотя и Оминис, и Анна с Себастьяном жили совсем неподалеку от большого города до поступления в школу волшебства, с тех пор никто из них не возвращался в родной дом даже на каникулы: Оминис пытался разорвать все связи со своей семьей, не отвечая даже на письма, а родители близнецов постоянно пропадали на работе и за все это время не отправили детям ни одной весточки, что было довольно странно, учитывая их большую привязанность к детям. Поэтому вся троица проводила каникулы вместе в доме дяди Соломона, который был только рад разнообразить свое одиночество. Анна первая побежала обратно наверх в комнату, чтобы собраться в поездку. Для нее это было чем-то торжественным, поэтому одеться и причесаться следовало соответствующе. Мальчики с досадой вздохнули, понимая, что в ближайшую четверть часа в комнату, где они все ночевали, она их не впустит, и вышли на улицу, чтобы скоротать время, практикуя выученные на третьем курсе заклинания. Если Себастьян делал это просто для развлечения, представляя себя взрослым состоявшимся мракоборцем и могущественным магом, то Оминис всегда был сосредоточен на результате и точности, так как постоянно ощущал себя уязвимым из-за своей слепоты и стремился улучшить свои навыки настолько, насколько это вообще возможно. Только рядом с Себастьяном и Анной он переставал быть настороженным и мог позволить себе расслабиться и даже выпустить из рук волшебную палочку. Когда Анна спустилась вниз, она вся сияла в своем любимом ярко-зеленом платье с шнуровкой на спине, в собранные в замысловатую косу волосы была вплетена такая же яркая лента, а глаза светились каким-то праздничным предвкушением. — Я думаю, мы не встретим в Косом переулке в начале июня Гаррета Уизли. Поэтому ты зря одеваешься как на свидание, — усмехнулся Себастьян, оглядывая сестру. — Себастьян! Я поговорила с ним после занятий всего один раз и только о домашнем задании! Не неси чушь! — Анна бросила настороженный взгляд на Оминиса, ведь отпрыск Уизли ее действительно совершенно не интересовал, а вот реакция Оминиса на такое заявление Себастьяна была интересна. — Мне кажется, с тех пор он просто глаз не сводит с моей любимой сестренки, — продолжал Себастьян, наслаждаясь раздражением сестры. — Дурак! — обиженно выкрикнула она, снова на секунду посмотрев на Оминиса, который выглядел абсолютно незаинтересованным в ситуации. Она не могла понять, разочаровало ли ее это отсутствие интереса или, наоборот, успокоило, — идите собирайтесь лучше, а то останемся из-за вас дома. — Не мы заняли так надолго комнату, — парировал Себастьян, но все-таки направился в дом и потянул за собой Оминиса, который уже успел привлечь к себе соседскую кошку и наклонялся, чтобы погладить трущееся о его лодыжку животное. Быстро натянув первую выпавшую из шкафа одежду и «расчесав» волосы пятерней, Себастьян упал на кровать в ожидании, пока Оминис справится со своими брюками и рубашкой. Он с интересом наблюдал за тем, как его друг по-особенному ощупывает вещи, чтобы определить, какой стороной их надевать. Иногда он забывал о том, что Оминис ничего не видит, настолько он привык к его порой непривычному для зрячих людей поведению, но в моменты, когда можно было просто понаблюдать за ним, Себастьян будто заново открывал для себя эту его особенность. И видел в ней не изъян, а какую-то странную привлекательность; думал о том, насколько, наверное, сложно жить среди тех, кто воспринимает мир совсем по-другому. Оминис до сих пор никогда не рассказывал ему, как приобрел свою слепоту, и Себастьян догадывался, что за этим стоит далеко не самая приятная история. Он продолжал сверлить его взглядом, наблюдая как тот шарит пальцами по тумбочке в поисках расчески, которая лежала на полу рядом, очевидно, упав туда, когда Анна задела столик одеялом. Себастьян встал с кровати, поднял ее и подошел к Оминису сзади, отчего тот мгновенно выпрямился и насторожился. — Что такое? — спросил Оминис, не оборачиваясь, но готовый в любую секунду отступить в сторону. Несмотря на давно установившееся доверие, он все еще не любил, когда Себастьян или Анна оказывались слишком близко к нему. — Нашел твою расческу на полу, — сказал Себастьян, приблизив руку с ней к волосам друга, — давай я помогу тебе, а ты расскажешь мне, как ты все-таки ослеп. Мы ведь лучшие друзья и между нами не должно быть секретов. У меня от тебя нет никаких. Оминис напряженно вздохнул, не уверенный, что готов делиться такими вещами даже с Себастьяном. Это было что-то очень личное, очень болезненное, до сих пор будившее его по ночам. Но он догадывался, что рано или поздно ему придется рассказать об этом, потому что закончатся силы для того, чтобы бороться с этим самостоятельно, а Себастьян никогда не перестанет задавать этот вопрос. Оминис сжал губы в тонкую ровную линию, прикрыл веки и попытался нормализовать дыхание. Себастьян внимательно наблюдал за его лицом в отражении висящего напротив них зеркала, аккуратно прикоснулся к его волосам кончиками зубьев расчески. Отражение вздрогнуло и испуганно распахнуло глаза, но не двинулось с места, замерев как статуя. Тогда Себастьян медленно провел расческой вниз, еще раз и еще. «Такие мягкие и гладкие, как у девочки» — с удивлением подумал он и взял одну прядку пальцами, с интересом ощупывая. Оминис молчал, решаясь начать рассказ, а Себастьян и не пытался торопить его, чутко ощутив его настроение и колебание. Когда каждая волосинка была аккуратно зачесана и находилась на своем месте, Себастьян вернул расческу обратно на тумбочку и развернулся, чтобы выйти из комнаты, так и не дождавшись ответа. Но, услышав за своей спиной тихий, слегка подрагивающий голос, остановился. — Мне тогда было девять. Я уже рассказывал, как Марволо любил издеваться надо мной и над маглами. Так вот в тот день он решил совместить два своих главных увлечения, — Оминис говорил почти шепотом, опуская подробности, ничего не говоря о своих чувствах, о своей боли, просто констатируя сухие факты. Иногда его голос начинал дрожать совсем уж неконтролируемо и тогда он замолкал на несколько долгих секунд, давая себе выдохнуть. Он не ожидал, что озвучить эту историю будет настолько тяжело физически. Она буквально застревала у него в горле, сводя его спазмами, а глаза начинало предательски щипать, — первое время я постоянно ходил в синяках и царапинах после падений, столкновений и прочего. Ну, в большем количестве синяков и царапин, чем обычно. Однажды даже руку сломал. Потом мама заказала мне эту волшебную палочку, чтобы хоть как-то облегчить жизнь. Оминис замолчал и облегченно выдохнул. Удивительно, но он почувствовал необычную легкость, когда в воздухе наконец повисла тишина. В ней не было напряжения, неловкости или сожаления, она была обволакивающей и приятной. Дыра в его душе, края которой уже давно окаменели без надежды на то, чтобы когда-нибудь срастись, болезненно запульсировала, но от этой пульсации будто бы стала немного меньше. Оминис продолжал стоять спиной к Себастьяну, вслушиваясь в молчание и тихое дыхание друга. Тот развернулся, подошел обратно, нерешительно положил руку на плечо Оминиса, думая, что как-то так делают взрослые, когда хотят друг друга поддержать. — Спасибо, что рассказал. Мне дорого твое доверие, — пробормотал Себастьян новую для себя фразу, которую тоже слышал только в разговорах взрослых, впервые осознавая ее смысл по-настоящему. Его действительно очень приятно тронуло то, что Оминис все-таки решился рассказать ему то, чем не делился ни с кем до этого. И одновременно к нему пришло страшное осознание, почему на самом деле его друг так категорически не хочет общаться со своими родственниками.***
Анна, Себастьян и Оминис сидели на летней веранде кафе-мороженого Флориана Фортескью, уплетая огромные сладкие ледяные шары, горкой лежащие в креманках перед ними. Себастьян заказал классическое сочетание шоколада с орехами, от души политое тягучей карамелью, Анна, закрыв глаза, медленно смаковала клубнично-ванильное с кристалликами замороженной перечной мяты, а Оминис выбрал необычную, практически не сладкую смесь лаванды и яблока, попробовав которую, Себастьян посмотрел на него, как на умалишенного. Косой Переулок в это время года был полупустым, некоторые магазины, вроде «Флориш и Блоттс», были и вовсе закрыты на каникулы, но в этом была какая-то особая неспешная летняя атмосфера. Солнце едва-едва просачивалось между плотными рядами зданий, которые будто бы наклонялись навстречу друг другу еще больше скрывая узенькую улочку. Анна расслабленно вздохнула и откинулась на спинку стула, прищурилась и посмотрела на полоску почти безоблачного голубого неба над ними. Издалека доносилось уханье неспящих сов и мяуканье кошек, через дорогу, напротив них, в магазине мадам Малкин, за высокими окнами крутилась высокая девушка, подбиравшая себе праздничную мантию. Разговор между троицей тянулся очень лениво и вяло, потому что жара давала о себе знать даже когда внутри и снаружи было вкуснейшее охлаждающее мороженое. Себастьян раскачивался на стуле и даже не пытался на каждую фразу Анны выдать что-то оригинально смешное. Периодически он бросал взгляд на Оминиса, который, казалось, был полностью поглощен едой и почти никак не реагировал на редкие реплики друзей. Что-то внутри Себастьяна странно шевелилось после того разговора и он пытался понять, с чем это связано. Когда они почти прикончили свои порции, Анна заметила приближающегося с другого конца улицы дядю Соломона. Его лицо было очень обеспокоенным, он шел медленно, что-то обдумывая и даже не глядя на своих подопечных. Его всегда бодрая фигура осунулась, лицо помрачнело; он будто бы враз постарел лет на десять. «Идем в «Дырявый котел», — буркнул он, пройдя мимо веранды, не поднимаясь на нее и даже не останавливаясь. Анна с Себастьяном встревоженно переглянулись, закинули в рот еще по ложке мороженого и встали. Оминис поднялся вслед за ними и все трое побрели следом за молчащим Соломоном Сэллоу, не задавая тому никаких вопросов, пребывая в тревожном ожидании. Вчетвером они расположились за дальним столиком в углу и дядя Соломон первым делом опрокинул в себя стакан огненного виски, сразу же заказав еще один. Равнодушно спросил у детей, хотят ли они что-нибудь, но они только осторожно помотали головами, продолжая настороженно следить за таким резко изменившимся взрослым. Его взгляд будто бы смотрел в никуда, глаза были словно затянуты туманом и в их уголках подрагивала влага. Переносицу прорезали новые глубокие морщины, уголки губ были опущены, в растрепанных волосах блеснула неожиданная седина, которую Анна и Себастьян никогда не замечали раньше. Голос был абсолютно бесцветным и безучастным, тихим и глухим. Пальцы нервно стучали по пустому стакану, а закинутая на ногу нога беспокойно дергалась из стороны в сторону. — Анна, Себастьян, — обратился он к племянникам, даже не подняв на них глаза. Он говорил очень медленно, постоянно делая паузы, чтобы набрать в легкие воздух, который заканчивался почти после каждого сказанного слова, — я сегодня был в министерстве. Они вызвали меня по некому срочному вопросу. Это насчет ваших родителей… Насчет моего брата и его жены… Мы долго думали, что они все еще на заданиях и поэтому не выходят на связь. Но в министерстве их уже давно причислили к без вести пропавшим. Чертовы сраные бюрократы! — подростки удивленно переглянулись, ведь дядя никогда не позволял себе выражаться в их присутствии, — сегодня они сообщили мне, что ваших родителей наконец-то нашли. Точнее, то, что от них осталось. Они мертвы. Соломон Сэллоу снова залил в себя целый стакан виски и теперь его взгляд все-таки сфокусировался на сидящих перед ними подростках. Он понятия не имел, что говорят и делают в таких ситуациях, поэтому просто напряженно молчал в ожидании. Уголок рта Себастьяна дернулся, левая бровь удивленно и недоверчиво поползла вверх, с губ сорвался сдавленный смешок. Что за чушь сейчас выдал этот человек, так непохожий на их настоящего дядю? Боковым зрением он заметил, как Анна испуганно прижала ко рту руки и затряслась, мгновенно поверив в эту ужасную ложь. С другой стороны Оминис, ошарашенно открыв рот, быстро отвернул лицо в сторону, не желая показывать своих эмоций сидящим рядом с ним. Нет. Это не может быть правдой. Родители не первый раз надолго пропадают на работе. В министерстве наверняка что-то напутали и эта новость касалась не их семьи, а какой-то другой. Нужно вернуться и еще раз поговорить с ними, прояснить ситуацию. Себастьян резко и решительно встал из-за стола, из-за чего стул позади него с грохотом опрокинулся. Озвучил вслух свои намерения и замер, ожидая, что остальные встанут вслед за ним. Но дядя Соломон лишь с тревогой посмотрел на него и вытащил из внутреннего кармана сверток, в котором лежали две волшебные палочки, которые нельзя было спутать ни с какими другими даже несмотря на то, что они были обуглены. От них до сих пор исходил запах пепла и смерти, проникая в самый мозг и сообщая, что от их владельцев не могло остаться даже песчинки. Анна громко заплакала, прижимая руки к груди, сгибаясь от боли в три погибели. Себастьян испуганно отшатнулся, его лицо исказила гримаса ненависти и отвращения и он моментально вылетел из паба, пытаясь всеми силами остаться в сознании. Все посетители разом обернулись на их столик, но тут же смущенно вернулись к своим делам, не желая вмешиваться в очевидно трагическую ситуацию. Оминис до боли в пальцах сжал подлокотники и взволнованно дышал, совершенно не зная, что делать, к кому из двоих друзей бросаться на помощь в первую очередь. Когда он услышал, что Соломон встал и крепко обнял ревущую Анну, он вскочил и бросился следом за Себастьяном, снеся по дороге парочку стульев. Он отчаянно хотел помочь ему, хоть и не знал, как, ведь у него никогда не было человека, после смерти которого он мог бы убиваться. Или теперь был? Он впервые испытал что-то похожее на боль не из-за собственной трагедии, а из-за того, что трагедию переживает кто-то другой. На улице, с помощью волшебной палочки, он попытался разглядеть среди плывущих расплывчатых силуэтов хоть один похожий на Себастьяна, но не мог. Все они были практически одинаковыми. Его сердце часто-часто забилось от страха, что Себастьян может совершить что-то дурное с собой или с кем-то другим. Он побежал в сторону, ведущую к главному в переулке камину с летучим порохом, через который Себастьян мог направиться в министерство, которое сообщило его дяде столь плохие вести. Конечно, Себастьян был там. Но он не пытался куда-то перенестись, а просто стоял перед огромной каминной аркой, высотой со взрослого человека, и смотрел прямо перед собой. Оминис сразу понял, что это он, но не по едва различимому расплывчатому очертанию, а по громкому тяжелому дыханию, по сладкому запаху шоколада, орехов и карамели. Теперь пришла его очередь положить руку на плечо друга. Когда он сделал это, Себастьян резко развернулся, крепко стиснул Оминиса в тоскливых объятиях, будто пытаясь заткнуть им ту рану, которая начинала медленно разверзаться внутри, и завыл, уткнувшись в его плечо. Оминис испуганно сглотнул, но аккуратно обхватил руками дрожащего Себастьяна, надеясь, что это хоть немного успокоит его. Сколько они простояли так — неизвестно. В какой-то момент Себастьян отпустил Оминиса и просто пошел обратно в «Дырявый котел», не проронив ни слова.