7 февраля, 1891 год
Оминис пытался жить дальше. Дни тянулись невыносимо долго, мучительно растягиваясь и не заканчиваясь как потерявшая вкус жевательная резинка. Ночи проходили еще тяжелее, ведь днем можно было хотя бы занять себя учебой и прочей ересью. Хотя Оминис прилежно пытался выполнять задания и появляться на всех занятиях и профессора даже начали его периодически хвалить, ему никогда еще не было так неинтересно получать новые знания. По Хогвартсу поползли слухи о пятикурснике-слизеринце, использовавшем непростительное заклинание и исключенным из-за этого из школы. А сопоставить сплетни и внезапное исчезновение Себастьяна большинству их однокурсников не составило особого труда, поэтому Оминиса ежедневно засыпали бесконечными вопросами об этом. В первые дни эти вопросы вызывали в его сердце невыносимую тяжесть, его кишки скручивались в тугой узел, хотелось упасть на пол и завыть от боли. Но он лишь сдержанно мотал головой и пожимал плечами, реагируя на остаток вопросов, после чего чуть ли не бегом мчался в крипту, чтобы дать себе возможность продышаться вдали от назойливых однокурсников. С каждым днем вопросов становилось меньше, интерес к новости постепенно иссякал и Оминис был благодарен вселенной за это. Он ждал, когда и ему самому полегчает, когда он сможет провести, не просыпаясь, хоть одну ночь. Но этого не происходило и становилось только хуже. Оминис отправлял огромное количество сов Соломону Сэллоу, надеясь, что тот смягчится и напишет хоть слово о судьбе Себастьяна, но все они возвращались обратно спустя пару дней с нераспечатанными письмами. Каждые выходные вместо Хогсмида он отправлялся в Фелдкрофт, сталкиваясь с неизменно запертыми дверьми в этот некогда наполненный теплом дом. Он обходил его кругом, проводя пальцами по грубым камням и дереву стен, понимая, что там внутри никого нет, но питая надежду, что однажды он столкнется здесь с его последним и единственным обитателем. Оминис не был на похоронах Анны. Он даже не знал, где именно Соломон решил ее похоронить, так как в Фелдкрофте не было собственного кладбища. Возможно, неподалеку от Лондона, где были могилы их с Себастьяном родителей. Как Анна вообще может лежать где-то под землей? В ней всегда было так много жизни и энергии, даже после того, как проклятие ослабило ее. Она не могла вот так вот умереть в считанное мгновение и ничего после себя не оставить. Он не мог убедить себя в том, что все, что произошло и продолжает происходить — это правда. Это была какая-то абсолютно дурацкая глупая шутка, которая должна была вот-вот закончиться тем, что он внезапно услышит за спиной смех Себастьяна, который хлопнет его по плечу и удивится, как же он мог в это поверить. И Оминис даже не будет на него злиться и раздражаться, а только крепко-крепко обнимет и попросит больше никогда так не делать. Пожалуйста, пусть это окажется шуткой, сном, галлюцинацией, чем угодно, но не реальностью. Оминис ждал письмо из министерства. Они были обязаны пригласить его на слушание дела Себастьяна, потому что он был единственным незаинтересованным свидетелем, присутствовавшим при убийстве. Убийство. От этого слова все внутри дребезжало и покрывалось ледяной коркой. Себастьян — убийца. Какая же это чушь! Но ведь он действительно осознанно произнес именно убивающее заклинание. Даже не Круциатус или Империус, от последствий использования которых можно было бы отделаться намного легче. Оминис все чаще задумывался о том, что Себастьян на самом деле хотел убить своего дядю и, возможно, даже планировал это, слишком уж холодно, резко и уверенно звучало в его устах заклинание, вот только зачем. Он не хотел этого знать. Единственное, чего он хотел, — это перестать чувствовать то, что чувствовал.***
В это субботнее утро Оминис тяжело разлепил глаза с единственной мыслью в голове: все кончено. Он должен перестать ждать чего-то, перестать думать о Себастьяне и Анне, перестать прокручивать в голове сцену, как он снова встретит его, пусть даже им не дадут подойти друг к другу. Он вытер кончиками пальцев набухающие на ресницах тяжелые капли. Как за все эти недели его лицо не превратилось в вечно красную опухоль с крохотными щелями глаз? Это было даже отвратительно: продолжать выглядеть хорошо тогда, когда внутри у тебя все гниет и болит. Но, проводя руками по своему лицу и волосам почти каждое утро, он убеждался, что до сих пор не превратился в существо, соответствующее его состоянию. Он медленно встал с кровати, борясь с подступающей тошнотой и головокружением, своими ежедневными утренними спутниками. Судя по тишине вокруг, в спальне уже давно никого не было, что могло означать только то, что он благополучно проспал очередную вылазку в Хогсмид. Оминис подумал о том, чтобы снова наведаться в Фелдкрофт и проверить, не вернулся ли Соломон Сэллоу, чтобы попытаться выудить из него хоть немного информации. Но внутреннее бессилие яростно воспротивилось этому, желая чтобы он снова залез под одеяло и оставался там в безопасности до следующего утра. Почти решив упасть обратно на подушки, Оминис вдруг вздрогнул от неожиданного звука, заставившего его моментально взбодриться, а желудок — взбунтоваться еще сильнее. Это был требовательный стук клюва по стеклу. Споткнувшись о край ковра и чуть не растянувшись на нем Оминис бросился к окну, от которого доносился звук. Его руки дрожали и не слушались, пока он отвязывал бумажный сверток от лапки птицы. С его губ слетал нервный смех, а сердце сжималось от тревоги. Когда птица упорхнула обратно за окно, пергамент вырвался из его рук, раздалось громкое шуршание и в комнате раздался сбивчивый голос Себастьяна: — Боже, наконец-то я смог уговорить медсестру отправить тебе сову. Меня временно заперли в Мунго, решили, что я недостаточно вменяем, чтобы предстать перед судом. Но, говорят, я почти пришел в норму, так что, наверное, ты скоро тоже получишь приглашение на заседание. Я не знаю, зачем послал тебе это. Наверное, просто чтобы ты услышал мой голос и узнал, что со мной все в порядке, ведь я догадываюсь, как ты переживаешь. Надеюсь, с тобой все хорошо и ты не возненавидел меня слишком сильно. Прости меня за все это, я правда не хотел, чтобы так вышло. Господи, это прозвучит как ужасная манипуляция, но я бы умер от счастья, если бы увидел тебя до заседания. Мне пора, я люблю тебя, Оминис. Бумага снова зашуршала, вспыхнула и осела пеплом в ладонях Оминиса, частично рассыпавшись на ковер. Он ошарашенно замер, переваривая услышанное. Пол уходил из-под ног и он медленно оседал вниз, держась за подоконник. Слышать голос Себастьяна спустя столько времени, проведенного без него, было оглушительно и шокирующе. Оминис не мог дышать, он беззвучно открывал рот, чтобы заглотить порцию кислорода, но практически безуспешно. Пальцы скомкали ткань на груди, неосознанно пытаясь высвободить бешено бьющееся сердце. Себастьян. В Святом Мунго. Он обязан увидеть его, пока еще есть такая возможность. Мысли в голове бешено бежали одна за другой; он думал о том, как выскользнуть из Хогвартса и добраться до Лондона, чтобы о нем никто не спохватился раньше времени. «Нужно добыть Летучий порох» — появилась в голове Оминиса четкая мысль. С его помощью он перенесется в Косой переулок, а уж оттуда как-нибудь сможет добраться до больницы. Можно было бы даже попробовать перенестись сразу в нее, но это было рискованно, так как он понятия не имел, подключена ли больница к каминной сети и, если да, разрешено ли такое перемещение для ее посетителей. На секунду Оминис остановил свой поток сознания, тревожно подумав о том, нормально ли то, что он так категорично и мгновенно принял это решение. «Себастьян принял бы его еще быстрее» — мелькнуло в мыслях и он больше не сомневался ни секунды.***
Конечно же, искать Летучий порох следовало в кабинете профессора Фига, который был достаточно рассеян, чтобы оставить дверь открытой, и достаточно часто отсутствовал в Хогвартсе, чтобы кабинет оказался пустым. И хотя чаще всего для посещения министерства и прочих важных структур профессор прибегал к помощи трансгрессии, Оминис точно знал, что и порох он иногда использует, так как никаких сил не хватит на то, чтобы постоянно трансгрессировать. Он аккуратно приоткрыл дверь в класс, обводя его волшебной палочкой, чтобы убедиться, что в нем пусто. На всякий случай, он заранее придумал легенду о том, зачем заглянул сюда в выходной день, надеясь, что воспользоваться ею не придется. В классе никого не было и Оминис облегченно вздохнул: первый этап был пройден. Хоть он и ввязывался в разные авантюры вместе с Анной и Себастьяном, но никогда не участвовал напрямую в воровстве у преподавателей. А теперь ему предстояло сделать это самому, без подстраховки и без великолепного умения Себастьяна заговаривать зубы кому угодно. Оминис шел между рядами парт, беззвучно двигая губами, репетируя заготовленную для профессора историю. Медленно поднялся по ступенькам в углу класса, ведущим в кабинет. Вежливо, но громко постучал и прислушался. Сглотнул ком в горле и вытер об мантию начавшие потеть ладони. Постучал снова. Благословенная тишина, ни звуков шагов, ни крика «Войдите!». Оминис аккуратно нажал на ручку и та мгновенно поддалась, чего и следовало ожидать. Мракс замер на пороге, всматриваясь в расплывчатые силуэты шкафов, стола, кип книг. Никакого движения. Он облегченно улыбнулся и сердце затрепетало, перенося его к тому моменту, когда он наконец-то сможет прикоснуться к Себастьяну. Пока он осторожно и внимательно изучал полочки и тумбочки у камина, в голове начали появляться опасные идеи как вытащить Себастьяна из больницы Святого Мунго, как помочь ему сбежать до суда, который закончится абсолютно очевидным вердиктом. Все идеи были максимально безумными, но порождали у него в груди теплый дрожащий огонек надежды. Возможно, Себастьян и сам уже что-то придумал, но рассказать об этом в письме, которое легко могло быть прочитано теми, кто надзирал за ним во время пребывания в лечебнице, было бы убийственной ошибкой. Тут руки Оминиса нащупали небольшой мешочек с порошком внутри. Судя по запаху, это был именно Летучий порох. Молниеносно спрятав его себе под мантию, он еще раз обвел волшебной палочкой кабинет, и поспешно покинул его, направляясь прямиком в гостиную Слизерина. Его сердце выпрыгивало из груди, пока он летел вниз по лестницам в подземелье факультета, а рука каждые полминуты машинально ощупывала спрятанный под мантией порох, убеждаясь, что он действительно его взял, что не выронил его нигде по дороге. Оминис не собирался сидеть и обдумывать план, не собирался ни на секунду продлевать это ужасное чувство потери и одиночества, которое было с ним каждый день на протяжении нескольких недель. В конце концов, что опасного может произойти в довольно простом магическом путешествии? Разве десятки волшебников не посещают ежедневно своих друзей и родственников в Святом Мунго? Оминис фыркнул, отгоняя от себя нелепые тревоги. Все его переживания связаны только с тем, что он никогда не совершал ничего подобного один, вот и все. В конце концов, он может попросить о помощи любого мага в Косом переулке. Да, пожалуй, как-то так он и сделает. В гостиной он плюхнулся в большое кресло у камина, чтобы перевести дух и подождать, пока разойдутся те немногие слизеринцы, которые еще не успели отправиться по своим делам. Оминис искренне надеялся, что они действительно разойдутся, а не решат провести здесь целый долгий день, и с нетерпением ерзал на месте, прислушиваясь к тихим разговорам. И ему совершенно не понравилось то, что он услышал. Кто-то со старшего курса активно распространялся о своем отце, который работает в министерстве, и поначалу разговор казался полнейшей хвастливой скукой, но тут среди потока слов промелькнула фамилия Сэллоу. Оминис вздрогнул, ощутив прилив жара к голове, и подался чуть вперед, чтобы не пропустить ни звука. Слизеринец пересказывал все те же сплетни, что он слышал не раз, но сдабривал их абсолютно правдивыми деталями, отчего Оминису захотелось как можно скорее сбежать отсюда подальше. Он упомянул покушение на убийство дяди Соломона, смерть Анны, темную магию, даже сообщил о том, что знает примерную дату слушания и что министерство вот-вот вызовет единственного свидетеля произошедшего. Последнюю фразу студент неестественно растянул и Оминис буквально физически ощутил на себе несколько пристальных взглядов, но продолжал упорно игнорировать их. Он ужасно устал отбиваться от сплетен, а спорить с правдой было бы совершенно невыносимо. Более того, он ощутил, как начало дрожать его дыхание, как пальцы рук невольно сплелись в напряженный клубок у него на коленях, так что он не смог бы поспорить даже если бы хотел. Распространяясь слухами по Хогвартсу, эти события будто бы происходили вновь и вновь, не давая затянуться свежим ранам. Теперь же они вскрыли их с новой силой, утопляя Оминиса в черной вязкой крови беспросветной боли. Он хотел подняться с кресла и пройти в спальню, а еще лучше — спуститься в крипту, но услышал, как разговорчивая компания снова принялась чесать языками, постепенно удаляясь к выходу. Болезненно выдохнув, он разжал пальцы и размял их, стараясь вернуть свои мысли к настоящему. На негнущихся ногах он подошел к камину и осторожно поворошил носком ботинка угли. Они были приятно теплыми, как и пылавшее над ними незатухающее волшебное пламя. «Надеюсь, меня не занесет куда-нибудь не туда» — взволнованно подумал Оминис, аккуратно забираясь в камин. Хоть тот и был достаточно высокий для такого рода перемещений, но голова слизеринца все равно оказалась практически в дымоходе. Оминис прокашлялся и пару раз одними губами произнес название Косого переулка. «Косой переулок!» — как можно четче и громче выкрикнул он в угольную черноту над собой, бросив под ноги пригоршню зеленоватого порошка. Огонь вспыхнул ярче, его языки лизнули шею и подбородок Оминиса, который в тот же миг крепко зажмурился. В следующее мгновение он уже вращался с бешеной скоростью вокруг своей оси, оставляя Хогвартс далеко позади, несясь в Лондон и совершенно не представляя, что он будет делать дальше.