Мир праху твоему [книга первая]

      Воспитанные девушки никогда и ни за что не выказывают недомогание. Воспитанные девушки предпочтут упасть в спасительный обморок, нежели продемонстрировать нечто безобразное. Воспитанные девушки на то и воспитанные, чтобы…       — Угх, — дрожа всем телом, я прислонилась к древесному стволу, пытаясь отогнать подступавшую к горлу дурноту. — Извините… я… я сейчас… Ах-х!       Мой сопровождающий поспешно отвернулся, но я успела заметить на его лице привычное выражение брезгливости. Для него и для остальных жителей владений Антен я была чем-то вроде несмываемого пятна, которое во что бы то ни стало нужно скрывать.       «Интересно, зачем они вообще меня терпят?» подумала я, бегло вытирая губы и тут же выпрямляясь. «Есть во всём этом что-то неправильное…»       — Поторопитесь, — воззвал ко мне брюнет, недовольно качнув зажатым в руке фонарём — единственным источником света, способным ненадолго проложить путь в бескрайней метели.       — Да-да, вы правы, — торопливо согласилась я, обдавая дыханием покрасневшие от холода руки.       Обычные для «Зимнего Сада» хлопья постепенно уступили место снегопаду, а за ним — яростной, беспощадной метели. Вероятно, такие резкие перемены служили косвенным испытанием для кандидата в вейморанты, но наверняка я ничего не знала.        — Можно… можно помолиться в часовне? — чересчур сильный порыв ветра задрал подол траурного платья, отчего я едва не запуталась в его складках. — Хотелось бы заполучить благословение Мора прежде, чем шагнуть в «Мёрзлую Тишь».       — У нас нет времени на ваши капризы, — раздражённо буркнул слуга, намеренно ускоряясь и вынуждая меня чуть ли не бежать следом. — Будь то молитва или тризна, результат останется тем же.       — О чём это вы? — повысив голос спросила я, почти тут же закашлявшись от набившегося в рот снега. — Кхе… скорее бы добраться до гробницы…       «Мёрзлая Тишь» — самая дальняя и самая неуважаемая гробница, расположенная на краю владений Антен. Здесь хоронили изгоев, отступников, предателей, бастардов, а также безымянные останки всех тех, кто предположительно имел отношение к родовитому семейству.       Во всяком случае, так мне рассказывала на «Введении в вейморантию» леди Селлос, чрезвычайно недовольная тем, что её заставили учить меня и другим предметам.       — Радость Лета — солнца цвет, — скороговоркой забормотала себе под нос я, стараясь переключить мысли и хоть немного согреться. — Слава, счастье, блеск, фуршет. Фейрих-Вальс тебя зовёт — всюду искры, лесть, почёт. Жизни бурной дан ответ — божья ласка, божий свет…       Легкомысленная считалочка наделяла рождённых в месяцы Вейны, Иллфейриль и Фейрилла бесчисленными достоинства и лишь угрюмый властитель смерти, Мор, не щадил рождённое в его пору чадо.       — Вот и крайний вышел срок — бремя Морьендора, рок, — сглатывая ком обиды, продолжила я, тщетно вглядываясь вперёд. — Мрачен он, тягуч, глубок. Коли в Морьендор рождён — тише будь и будь смирён. Жжётся, мнётся нить судьбы — счастлив будешь, но не ты.       Заключительная строчка вызвала у меня целую кучу вопросов, но обратиться с расспросами, как водится, было не к кому. Леди Селлос вряд ли стала бы тратить своё «драгоценное время» на «жалкого подкидыша» и, вдобавок, задалась бы ненужными вопросами.       Нет уж, появляющиеся в моей комнате книжки — только мой секрет. И подарок от родителей, полученный в шестой день рождения тем же способом — тоже.       — Мы прибыли, — бесцветным тоном произнёс слуга, поднимая фонарь повыше: — Морьендор семейства Антен, также именуемый «Бесплодной Пустошью». Расположенная здесь усыпальница «Мёрзлая Тишь» содержит в себе великое множество неприкаянных душ. Они ждут не дождутся того, кто согласился бы заключить с ними контракт. Напоминаю, что в вашем распоряжении всего двадцать четыре часа, по истечении которых за вами придут и, вне зависимости от результатов, вернут на территорию «Зимнего Сада».       «Жить мне в родной сторожке до скончания времён», уныло отметила я, наблюдая за мудрёными пассами сопровождающего. «Эх, а я ведь столько себе напридумывала!»       Сюрпризы, поздравления, угощения, торжественно принятие в семейство Антен и наречение меня «Уной Антен».       Вцепившись в лежащую на дне кармана зеленоватую прию, — сосуд для хранения души-предка — я огорчённо выдохнула. По шкале «отвратительных Дней рождения», этот, безусловно, занял первое место.       Усыпанная снегом земля медленно разошлась, обнажая квадратный зев с ведущими вниз ледяными ступенями. Непроницаемая тьма пугала и я искренне надеялась, что припасённый слугой фонарь пронзит её «цветом солнца», подобно силе богини Иллфейриль.       — Желаю удачи, — сухо проговорил слуга и, заметив мой вопросительный взгляд, недовольно прибавил: — Хм-м, вы что-то хотите сказать?       — Внизу… темно, — прошелестела я. — Темно и холодно. Вы бы не могли одолжить мне фонарь? Совсем ненадолго, правда!       — Без него мне не вернуться в главное поместье, — прозвучавший в голосе слуги холод заставил меня вздрогнуть. — Чему же вас учили, раз вы не в состоянии терпеть нужду и лишения? Ох-х… ну, так и быть.       Недовольный тон в купе с осуждающим взглядом ясно свидетельствовали о том, что он не желает мне помогать и вообще оказывает великую милость, но мне было всё равно.       Ровно до тех пор, пока глумливо улыбающийся слуга не вытащил тоненькую церковную свечку и одну-единственную спичку.       — С вас хватит и этого, — заявил он, впихивая и то, и другое мне в руки. — Итак, да начнётся испытание и да прозвучит над вашей головою колокол «Морьендора»!       Почти ничего не соображая, я кивнула и, спустившись на добрый десяток ступеней вниз, оглянулась лишь для того, чтобы увидеть, как за моей спиной исчезает проход. Исколовшие кожу ветра остались снаружи, но пробирающий до костей холод никуда не делся.       Некоторое время я просто стояла, приплясывая на месте и терпеливо ожидая, когда глаза хоть сколько-то привыкнут к темноте. Глубоко внутри я рассчитывала обнаружить развешанные по стенам факела, но…       Многого захочешь — от богов схлопочешь.       — Привыкай, — сурово приказала себе я, нашаривая в кармане «родительский подарок». — Тебе нужно просто стать полезной. Например, обрести могущественного духа-напарника. Или раскрыть жутко тайный, надёжно скрытый от посторонних глаз дар.       Запихнув подмышку «нагло выклянченную» свечку и опустив спичку в свободный карман, я прицепила на волосы заколки в форме двух ярко-красных бабочек. Одним днём возникшие в моей хижине, они сопровождались коротенькой, самоуничтожившейся после прочтения, запиской.       — Дорогой Уне в шестой День рождения, — процитировала я, сосредоточенно вырывая пару волосинок и сплетая из них что-то вроде нити: — Ай… нет, чтоб нормальную верёвку дать! Ай! Соломки тоже бы хватило! Ай-яй-яй!       Вытерев проступившие в уголках глаз слёзы, я закончила плетение и нанизала на полученную «нить» прию. Относительно тонкие на вид, моя «волосяная нитка» с честью выдержала благородный сосуд, заставив слегка погордиться собственной изобретательностью.       — Из «ничего» — в «чего-то», — захихикала я, доставая спичку и запоздало соображая, что воспламенить-то её нечем. — Твою ж… ах, как всегда. Стоит подумать, что всё налаживается — и получай проблему на ровном месте.       Ворча и жалуясь, я принялась спускаться вниз, осторожно ощупывая ногами каждую ступеньку. Поскользнуться и расшибиться насмерть в «Мёрзлой Тиши»… не о такой смерти я мечтала. Ни о какой не мечтала, честно говоря, но о такой — в особенности.       — Вот и крайний вышел срок — бремя Морьендора, рок, — опять затянула я, не сводя глаз со ступенек и ёжась от холода: — Мрачен он, тягуч, глубок.       — Лемру помяни, дитя, — отозвался из темноты еле различимый женский голос. — Ласкова, стройна, слепа.       — Коли в Морьендор рождён — тише будь и будь смирён, — громче запела я, продвигаясь вперёд: — Жжётся, мнётся нить судьбы — счастлив будешь, но не ты.       — Счастлив будешь, но не ты? Вот потеха, не смеши. Неумолчный судьбы рок всё ко мне тебя ведёт. Солнца цвет, капель весны, для меня всё это — ты. Ну давай же, подходи! Руку в руку ты вложи. Вместе — сила, порознь — боль. Главное, что я — с тобой.       Теперь я почти бежала, оскальзываясь, падая и разве что не расшибая голову. Желающие заключить контракт духи-хранители крайне редко нисходили до бесед с людьми и тем более не заманивали будущих «хозяев» песенками.       Этот же конкретный дух хотел быть со мной и только со мной.