Хочу, чтобы ты остался

7

Следующим утром, по въевшейся в кожу привычке, я проснулся ни свет ни заря. На часах в холле, когда я спустился уже умытый и переодетый, было без четверти шесть. Дом был тих и пуст. Тая после вчерашнего наверняка до полудня можно и не ждать. Остальные, возможно, ещё спали. Ну, если только Ксавьер и в выходные не выходит на пробежку. Пройдя из кухни на задний двор, прислушался к безлюдному городу, и потом зашагал к видневшемуся среди деревьев новенькому белому домику. Вольер для моих курочек. Ну, я так подумал, потому что раньше там ничего не было. И не ошибся. Курятник довольно просторный для шести куриц, его явно заказали по какому-то фермерскому каталогу и привезли уже почти собранным. К белым чистеньким стенкам с обеих сторон уютно пристроилось по выгульной площадке. Производители таких вот домиков знают толк в курятниках, так что выгульники были надёжно затянуты сетками. В самом домике я нашел своих пернатых подружек и приготовленный для них бак с кормом. Болтая с птицами во время приборки, собрал яйца, аккуратно уместив их в подол толстовки. Яиц было много, и скорлупы от раздавленных — тоже. Очевидно, обитатели дома были не в курсе, что их можно собирать. Я отправил курочек гулять и вернулся в кухню, где цоканье когтей оповестило о прибытии блудной собаки. Бронкс вздохнул, укоряя меня ранним подъемом, растянулся на полу под барной стойкой. Ну что ж, приятель, такое вот дело. Мы теперь живём здесь, и у нас с тобой, кажется, немного разные условия. Я работаю, а ты вроде как на пенсии. Можешь больше не таскаться по улице. В густой собачьей шерсти блестел жетон с адресом. Мой пёс тоже прибарахлился. Это показалось забавным. Может, эти странные ребята и мне выдадут ошейник с жетоном? Как знать. Тихонько напевая, я занялся сооружением завтрака. Ничего сложного, но кое-что я умел, конечно: омлет и блины. Молоко, овощи, зелень и муку я нашел здесь же, на кухне. Оставалось только надеяться, что среди хозяев Ашхауса нет веганов. Это было бы чересчур сложно для меня. Впрочем, в библиотеке наверняка можно раздобыть книгу веганских рецептов. Скорее всего. Никогда раньше не волновался о таком, так что не стоит и начинать. В семь часов я услышал мягкое рычание кабриолета, заезжавшего в гараж. Значит, Ксавьер бегает и по выходным. Не из-за машины ведь он поднялся в такую рань? Не только сам поднялся, но и Тая поднял — они вдвоем зашли в кухню. И определенно, это было не самое гуманное отношение, судя по выражению страдания на лице Тая.       — Еда? Это что, пахнет едой? — промурчал он, заметно ободрившись.       — Минут через пятнадцать будет готово, — послушно ответил я и добавил, — надеюсь, ты не веган?       — Только в безвыходных ситуациях, птенчик. Слышишь, Ксавьер, он приготовил завтрак! Ксавьер холодно поприветствовал меня и, бросив осуждающий взгляд на спортивную одежду Тая, поднялся наверх. Тот лишь возмущенно приподнял брови в ответ на безмолвный упрёк.       — Смерти моей хочет. Птенчик, ты переживешь, если я составлю тебе компанию до того, как переоденусь и приму душ? Вот и славно. Я улыбнулся, расставляя тарелки.       — Алан и Тэмми только к десяти спустятся, — промурчал Тайлин, поправляя приборы. — Тэмми просыпается в десять, у нее так таблетки работают. Кстати, есть планы на день?       — Нет, — я вдруг испугался, что это слишком расслабленно для наёмного сотрудника, и сразу уточнил: — Думаю, что я должен провести больше времени с Тэмми. Изучить график, всё такое.       — Вот не загоняйся только. Ничего ты не должен, — рыжий фыркнул, поморщившись. — Не сегодня. Мы же только в понедельник поедем договор заключать, так что…       — А, кстати, почему мы? — я заинтересованно посмотрел на своего собеседника, занимая стул напротив. — Почему не Ксавьер будет договор подписывать? Это ж его сестра.       — Птенчик, официальное лицо здесь я, — мягкая улыбка показалась мне самую малость плотоядной. — Дом, документы — всё я. Поэтому и твой договор будет на мне.       — Поэтому вы всё наличкой оплачиваете? — я сказал наобум, конечно, потому что не знал, платят ли они за вообще всё наличкой. Вместо ответа Тай мне подмигнул и щёлкнул в воздухе, наставив на меня указательный палец.       — В точку, умник. А теперь давай посмотрим, что принесла нам фея завтраков, пока наш домашний монстр не выгнал меня из-за стола за неподобающий внешний вид.       — Не знаю уж, что принесла тебе фея, — буркнул я и встал, чтобы выставить на стол еду, — но у меня фантазии хватило только на омлет с зеленью, салат и блинчики.       — Отлично. Твои пернатые друзья начали отрабатывать содержание? В последние дни они — сверхценность нашей чокнутой малышки… Тай замолчал, задумавшись. Дробно постучал ногтями по столу и, решившись, наконец, сказал, разглядывая узор порезанного зеленого лука на сливочно-желтом суфле омлета. То есть, получается, не глядя мне в глаза.       — Ты хорошо спросил. Про договор. Молодец. Думаю, что Ксавьер расскажет тебе сам. Но здесь сложный момент, птенчик. Я в последнее время не очень понимаю, как у него работает голова. Он должен был бы тебе сказать сам… Тай снова замолк. Придвинул к себе тарелку и кончиками пальцев покрутил её за края, словно выбирал с какой стороны подступиться к еде. Оглянулся на лестницу, прислушиваясь.       — У него, видишь ли, всегда был какой-то внутренний кодекс. А сейчас всё это посыпалось к чертовой матери, птенчик. Думаю, что может и не сказать. Спроси его как-нибудь. До того, как мы поедем подписывать контракт. Мне кажется, ты должен обладать более полной информацией, прежде чем подпишешь документы. Ничего страшного, но это может быть важно. А может и нет.       — Почему ты не можешь мне сказать сам?       — Потому что, птенчик.       — Так себе ответ, ага? Потому что — что?       — Потому что, о закат моих глаз, между ним и тобой — я всегда буду выбирать его. Ты мне даже не друг. Никто.       — Я и не напрашивался, — мне стало обидно, словно я ждал чего-то большего, а зря. — Ты сам поднял эту тему. Зачем тогда начинал?       — Видишь ли, я немного переживаю за наше домашнее чудовище. Как бы у него на почве Тэмми башню не снесло окончательно. Пожав плечами, я мысленно пообещал себе держаться подальше от них обоих и развернулся к холодильнику, вытаскивая добавки к блинам. Тай, возвращаясь к своему привычному состоянию, промурчал со своего места мне в спину.       — Ну, еще, может быть, потому, что мне хотелось бы чаще видеть твои прекрасные глаза. И не только глаза. Считай это авансом на будущее. Я почти успел послать его, но в ту же секунду услышал резкий всхлип, словно у Тая внезапно закончился воздух в легких. И шелестящий шепот Ксавьера:       — Сколько раз мне повторить, Тай? Ничего странного не было в том, что мы не услышали шагов по керамограниту: он передвигался как крупный хищник — бесшумно перетекая в пространстве. Это было неотъемлемой частью, характеристикой в целом. Странно было другое. Сама сцена. Сначала я увидел вытянутое в струну вдоль спинки стула напряжённое тело Тая, потом — натянувшийся ворот нейлоновой беговой футболки, врезавшийся в его горло. И только потом — одновременно с некстати вспыхнувшей в мозгу фразой «странгуляционная борозда» — понял, что за Таем стоит Ксавьер, наклонившись к запрокинутому лицу друга. Друга? Это он, Ксавьер, удерживал сейчас ворот футболки. И я видел, как побелели, напрягаясь, костяшки его пальцев и судорожно дёргался кадык Тая. Керамическая розетка с малиновым джемом выскользнула из моих рук и звонко разлетелась осколками, а её содержимое замерло кровавой кляксой между барной стойкой и кухонной столешницей. Ксавьер выпустил футболку Тая, сразу зашедшегося в хриплом кашле. Обошёл стойку, прихватив с неё бумажные полотенца, и быстро собрал ими осколки, игнорируя рычание проснувшегося Бронкса. Чёрт. Вот чёрт! Понимаете, у него ни один мускул на лице не дрогнул. Абсолютное спокойствие. И теперь он замер напротив меня. Медленно опустил ресницы, скрывая пустоту в глазах:       — Джейден, отойди. За тобой мусорка. Чуть не шарахнувшись от него, я понял, что именно поэтому он и предупредил. Предупредил заранее, что сейчас сделает шаг ко мне. Он, блин, всё понимал! Понимал, что это какой-то адский трэш. И всё равно сделал.       — Какого черта, Ксавьер? — хрипло подал голос Тай, — Мне теперь опять неделю носить эти гребаные ошейники и платки. Ксавьер его игнорировал, безмятежно продолжая начатую мной сервировку, пока я сам, присев у стойки, успокаивал собаку. Насыпав в миску сухой корм, он передал его мне, и только тогда ответил.       — Ты просто королева драмы, Тайлин. Джейден, ты собираешься вылезти из-под стола? Или предпочитаешь завтракать там? Поразмыслив как следует… черт! Да, я действительно подумал над этим: не остаться ли мне под стойкой, сами понимаете. Так вот. Поразмыслив как следует, всё же выбрался и сел напротив насмешливо усмехавшегося Ксавьера.       — Вы нормальные оба, нет? Поехавшие! В следующий раз, пожалуй, придется прятать острые столовые приборы. Тай, ты как?       — Ранен в самое мурчало, птенчик, — рыжий патетично прижал ладони к сердцу, подчёркивая драматичность момента горестным выражением лица. — Приятно знать, что в мире остались ещё отзывчивые и заботливые люди.       — О да, рад, что ты нашёл терпеливую жилетку, — холодно произнёс наш босс. Пожав плечами, Тай вернулся к прерванному завтраку. Мне пока есть расхотелось. Зато вспомнилось, как ночью он стоял на коленях перед креслом Ксавьера и говорил, что боится. Я пока боялся только самого Ксавьера. Хрен бы я к нему подошёл сам после такого обращения. Ели мы молча. И быстро. Тай, закончив первым, встал из-за стола и не забыл поблагодарить. Говоря откровенно, я, только выслушав его, понял: да это же ведь первый раз, когда я готовил для кого-то, кроме Джимбо и Милдред. Приготовил завтрак другим людям. Да, я молодец. И я всё сделал правильно. Но саднящий в горле ком все равно не желал никуда исчезать. Поэтому вместо ответа — просто кивнул. Неловкое молчание переросло во что-то давящее, тягостное, когда мы остались на кухне втроём. Я, Ксавьер и Бронкс. Смотреть на своего будущего работодателя было невыносимо. Вот я и не смотрел.       — Жаль, что ты почти ничего не съел. Блинчики на самом деле получились отличными, — в голосе Ксавьера слышалась горечь, но не раскаяние. — Спасибо за завтрак, Джейден. Ни одной ноты извинения. Я запрокинул голову, глядя в недосягаемо высокий потолок кухни. Слушал, как он встал, составил грязную посуду в посудомойку, запустил её. Как намочил губку под краном и вытер липкое розовое пятно, оставшееся на полу от разлитого джема. Закрыл глаза, пытаясь вернуть равновесие, собрать осколки утреннего настроения. У меня не получалось.       — Джейден. Голос, позвавший меня, был мягким, спокойным. Почти так же он говорил с Тэмми. Вздрогнув, я открыл глаза и увидел, что Ксавьер стоит рядом. Позвал, чтобы не испугать. Чтобы напомнить: он ещё здесь. Жёстким пальцем провёл по моему лицу от внешнего угла глаза до виска, стирая дорожку слёз. И отступил назад. Всего на шаг, давая мне возможность выпрямиться, вытереть глаза тыльной стороной ладони. Я сел прямо, понимая, что всё ещё напряжен.       — Извини. Я не знаю… — упрямые губы кривились, голос прерывался. Что я хотел сказать? Не знаю — что? Знаю. И он, этот невыносимый человек — знает. Я просто глупый кукушонок, подброшенный в чужое гнездо. Никто. Решил, что могу сбежать в сказочный замок и поселиться в нём, спрятавшись от боли и забот. А оказалось, что у розовых единорогов есть зубы и когти.       — Поехали, — вдруг отрывисто бросил Ксавьер. Движением руки он приказал идти за ним, и ослушаться я не мог. Не смел? Да, даже не подумал. Просто сполз с высокого стула на пол и пошёл вслед за ним. Послушно и молча сел в огромный черный внедорожник — такой же чудовищный и красивый, как его хозяин. Такой же опасный. Мне уже доводилось видеть эту машину. И даже ездить один раз — Ксавьер привез меня на ней от Джимбо. Хотя тогда возможности оценить и осознать увиденное у меня, знаете ли, не было. Вы же помните, что по большей части тогда я либо блевал, либо валялся в отключке? Сев на переднее сиденье, я пристегнулся. Что Тай, что Ксавьер водили так, словно были бессмертными, ну а я не был. И отлично помнил, Брэтта и Дина спасли именно ремни безопасности. Как только Ксавьер сел, машина взревела мотором и рванула с места. Вот тогда. В этот момент. Только в этот момент, честное слово, я осознал, что всё становится по-настоящему хреново. И ещё я понял, что стоило бы как следует испугаться, но страшно мне не было: какой смысл бояться теперь? Уже всё. Минут за семь мимо пронесся город, улицы которого я знал наизусть вдоль и поперек. Ксавьер игнорировал установленные ограничения скорости, а машина послушно закладывала повороты, презирая законы физики. Выехав на трассу, он перегнулся через меня и достал из бардачка коробку. Я бы предпочел, чтобы водитель на такой скорости не отвлекался от дороги, и упустил момент, когда он бросил мне её на колени. Не отводя взгляда от рук, спокойно лежавших на бархатистой бежевой коже руля, я коснулся коробки. Затем внимательно осмотрел её и открыл. Телефон. Плоский серебристый прямоугольник. Под ним ключи и узкий конверт.       — Что это?       — Телефон, — спокойно кивнул Ксавьер, — он заряжен. Пользоваться ты умеешь. На быстром наборе я, Тай и Алан. Если решишь остаться, то ключи тебе тоже понадобятся. Они от дома: ворота, задняя дверь, основная дверь, спальня. В конверте чек, если ты решишь уйти. Я думал, что всё будет немного иначе, что у тебя будет время на то, чтобы принять решение. Но теперь ты безработный, так что это поможет тебе. Оставь у себя.       — Если я решу не оставаться? — предательский голос звенел. Дрожал, выдавая и мой испуг, и мой страх.       — Да. До понедельника ты можешь передумать. Или я.       — Я просто не понимаю, — наконец у меня получилось сформулировать вопрос. — Не понимаю, зачем ты так?       — Правда, не понимаешь? — он снова отвернулся от дороги и, прищурив глаза, посмотрел на меня.       — Не понимаю, почему тебе обязательно проявлять жестокость. У тебя проблемы с контролем над гневом?       — Проблемы с гневом? — он насмешливо растянул эти слова, как будто желал распробовать их на вкус. Как будто говорил: «и после этого ты сел в одну машину со мной, дурачок?», но вместо этого сказал: — Джейден, ты забавный. Он усмехнулся. И тогда я увидел, что в нем не было идеальным. Ну, помимо неконтролируемой ярости. Улыбка. Когда он так улыбался, становился виден неправильный прикус, чуть выступающие клыки. Эта улыбка превращалась в оскал хищника.       — Гнев ни при чём, — взяв себя в руки, он снова говорил отстраненно и холодно. — Я знаком с Таем достаточно долго, чтобы знать, где проходят границы. Его. Мои. И он знает их тоже.       — Да, я помню, — не поднимая глаз, я теребил коробку на коленях. — Вы учились вместе.       — Мы познакомились раньше. Мне было пятнадцать, ему — почти восемнадцать. Ксавьер замолк. Он не стал продолжать, сосредоточившись на пустой грунтовке. Я даже не заметил, когда мы съехали с трассы. И не знал, где мы сейчас.       — Куда мы едем?       — Мы уже приехали. Он остановил машину и, не дожидаясь меня, вышел, открыл багажник, пока я возился с замком ремня безопасности. Когда я наконец-то спрыгнул на пружинящую под ногами влажную землю, Ксавьер бросил в меня пальто. Чёрная тонкая шерсть была ощутимо тяжёлой, тёплой даже на вид, по утрам ещё было прохладно, хотя дни радовали теплом. Я просто накинул пальто на плечи, не стал надевать полностью. Шерсть пропиталась приятным запахом кожаного салона, тягучими нотами дерева, терпкого табака, пахла осенними сумерками и дождем — запахом другого человека. Одежда, которую я носил до того, как попал в дом Райтов, пахла стиральным порошком и чуть-чуть потом — толстовки и футболки Дэйви. Или дезинфекцией — секонд-хенды. Иногда — курятником, соломой и собачьей шерстью. Это было знакомо, безопасно, надёжно. И ещё это был запах одиночества, отчаяния и безысходного бега по колесу. В кармане пальто я нащупал сигареты и тяжёлую металлическую зажигалку. Вспомнил эту или, скорее, такую же пачку на стойке бара Эли. Вспомнил, как она лежала там, рядом с пепельницей и узкой ладонью. Достал две сигареты, протянул одну Ксавьеру, вторую закурил сам, поднимаясь за ним по едва видимой тропинке, карабкавшейся вверх. Прикинув расстояние, которое мы проехали, и пологий склон, я догадался, где мы.       — Это Столовая гора!       — Буду знать, — не отвлекаясь, он просто кивнул. Понятно, почему гору с плоской ровной вершиной назвали Столовой, да? Она сверху и впрямь была как стол, ну, такая как бы срезанная широким плоским ножом. И с площадки должен был открываться неплохой вид, но я не знал этого точно. Обычно не доезжал сюда. Во всех фильмах, что я видел, такие вот горные площадки — места романтических встреч местных школьников или парочек, но не в Хармони Хилл. Ни разу не слышал, чтобы кто-то устраивал свидания на Столовой горе. Сюда же невозможно подогнать машину. Может, из-за этого. Или из-за того, что до города здесь было не так уж близко. В идеальном мире романтических мелодрам, Столовая гора наверняка была бы прямо на выезде. Или даже в черте города. Так и вижу: брутальный главный герой, играющий подростка и поэтому бреющий щетину два раза за съемочный день, показывает изящной блондинке с имплантами четвертого размера вид на наш уютный городок. Они сидят на капоте его пикапа и немного переигрывают. Геометрически правильный узор улиц, зеленая пена деревьев, аккуратно подстриженные квадраты лужаек. Одной рукой он обвивает её талию, привлекая к своей груди, а второй показывает их будущий дом. Крупный план. Горячий поцелуй. Отъезд камеры — звездное небо и огни города внизу. Как-то так. Тропинка закончилась, расходясь широкой полукруглой площадкой, слегка нависающей над лентой шоссе и окраиной городских кварталов. Правее от въезда и чуть дальше — к городу подходили болота, на самой границе между ними и Хармони Хилл стоял невидимый отсюда дом Джимбо. То есть когда-то это был дом матери, а потом уже Джимбо. Ашхаус отсюда не рассмотреть, он дальше, в восточном районе города, казавшегося отсюда игрушечным. Макетом города. Моделью с подвижными фигурками бегущих по улицам машинок. Я замер, слегка поежившись под защитой пальто, не то из-за ветра, не то из-за чувства высоты, щекотавшего мне ступни. Даже здесь, на плоской вершине среди чахлого кустарника, ветер пах пылью. Но кроме этого — ещё свободой. Пах широким куполом весеннего неба, ночным дождём и правом быть собой. Любым. Ксавьер, обогнув меня, подошел к самому краю, всматриваясь в распахнутый горизонт под ногами. Зеленая дымка будущих кустарников с неубедительным успехом пыталась замаскировать крутой уклон обрыва с этой стороны.       — Почему сюда не приезжают? — вдруг спросил Ксавьер, не оборачиваясь.       — Ну, мы же приехали. А так, из-за того, что пешком идти, наверное. И город далеко.       — Далеко? — удивлённо произнёс он.       — По местным меркам — далеко, — упрямо повторил я.       — Но здесь же красиво? — Ксавьер как будто хотел убедиться. Словно ему кто-то когда-то объяснил, что красиво, а что нет, и теперь он прикладывает это как шаблон и должен услышать подтверждение, что не ошибся.       — Красиво, — я медленно подошёл ближе, вставая чуть поодаль от него. — А зачем мы приехали?       — Не знаю. С чего ты решил, что я всё должен знать? Ответить мне было нечего. И правда — с чего? Конечно, я мог бы сказать: ты приказал, и мы поехали. Думаю, это он и так знал. Без моих напоминаний. Я просто промолчал, давая ему время.       — Там, где мы учились, территория колледжа подходила к берегу Онтарио. Одно из Великих озёр, ты знаешь. И вот там был один участок дикого пляжа, довольно далеко от корпусов, домиков кампуса, через холмы. Его с двух сторон закрывали утесы, так что он почти незаметен был, — он засунул руки в карманы джинсов. Прикрыл глаза, возвращаясь мыслями в то место, о котором рассказывал мне сейчас. — Футов пятьсот примерно галечного пляжа. И свинцовой воды. Это было хорошее место. Я приходил туда часто, когда хотелось побыть одному. Здесь нет такой воды. Есть Столовая гора.       — У меня есть такое озеро. Оно, правда, маленькое, конечно. Не Онтарио. Но я там бываю. И это… ближе. Я туда на велосипеде ездил. Ксавьер снова молчал, потом вытянул руку перед собой и закрыл ею город полностью. Стер его с картинки мира под собой. Словно Хармони Хилл не было места в его реальности, в его жизни.       — Ты плакал, Джейден. И я подумал, что это поможет тебе. Сначала дорога. Потом эта гора. Мне такое всегда помогает.       — Когда ты плачешь? — я даже не пытался скрыть иронию в голосе. — И часто такое бывает?       — Никогда. Ты прав. Просто я не знаю, что делать, когда в моём доме плачет на кухне подросток. Отступив от края, он бросил на землю куртку, взятую из машины для себя. Судя по цвету — красному — и длине рукава, это была куртка Тая. Хорошая дорогая куртка. Возможно даже из настоящей кожи, пусть я и считал это неэтичным. Не самая подходящая, чтобы постелить на влажную каменистую землю и сесть. Именно это он и сделал.       — Тай сказал, что дом официально принадлежит ему, — я всё разглядывал куртку.       — Да. Об этом мне тоже нужно сказать. Не знаю, будет ли это иметь для тебя значение. Ты можешь даже не быть в курсе всего этого. Сам решишь. Моего отца зовут Этьен, — сузив глаза, он смотрел за край обрыва, за пределы раскинувшегося внизу озера. — Этьен Блэкхёрст. Он арестован. Находится под следствием. Глава преступного синдиката. Убийства. Наркотики. Финансовые преступления. Молча я отошёл от края и обернулся, рассматривая хрупкую фигуру Ксавьера Блэкхёрста. Плечи, обтянутые рубашкой, узкие ладони, сцепленные у скрещенных лодыжек. Вороное крыло волос, разлитое по спине. Имя Блэкхёрст не то чтобы было у всех на слуху: большой мир — это вам не Хармони Хилл. А это было делом из большого мира. Мира, где громкие события одно за другим сменяют друг друга. И все же, я помнил. Не каждый день кто-то такой же респектабельный и влиятельный лишается враз всего. Этьен Блэкхёрст. Меценат. Филантроп. Миллиардер. Родовой замок, построенные библиотеки, частные школы. Покровитель искусств, устроитель благотворительных аукционов. Вертолеты, конюшни, яхты. Этой зимой он стал пылью. Газеты и электронные СМИ взорвались статьями в один день: ФБР сначала задержало, а затем и арестовало Этьена Блэкхёрста по обвинению… список обвинений был невероятно длинным. Заголовки надрывались, вопя обо всех тех ужасах, к которым он оказался причастен. Преступный синдикат. Наркоторговец. Мошенник. Убийца. Преступник. Отец моего нового работодателя.       — Я помню этот скандал. Месяца три или четыре назад. Там вскользь упоминались его дети. Двое.       — Да. Я и Алексис. О Тэмми мы не знали.       — Но о вас тоже толком ничего не было.       — Суд летом. Возможно, ещё напишут. Я прохожу свидетелем. Это я передал в ФБР документы. Те самые, на которых будет строиться обвинение против моего отца.       — Ты?.. Он наконец перестал смотреть на город и насмешливо посмотрел на меня, застывшего, как истукан в слишком большом для меня чужом пальто.       — Ты удивлен, Джейден? Думаешь, не стоило? Ксавьер подвинулся в сторону, освобождая мне место. Я сел и достал из его пачки ещё две сигареты, щёлкнул зажигалкой, дожидаясь, пока он закурит.       — Летом будет суд. Всколыхнет всё это, — он неопределенно помотал в воздухе кистью с зажатой сигаретой. — Я отказался от программы защиты. Тай, Алан, Тэмми. Думаю, нас будет довольно просто найти. Достаточно только захотеть как следует. Пока шумиха чуть улеглась, но когда начнется суд — станет жарко.       — Когда суд? — я зябко поежился, хотя и не чувствовал никакого холода. По крайней мере снаружи.       — В августе, скорее всего. В итоге будет зависеть от расследования. Поэтому всё подписывает Тай. Его, пока, не связывают с нами. Но это тоже до поры. Если поднимется шум, то могут и до тебя добраться.       — Невелика добыча. Кому я нужен был бы. Слушай, а это получается, что ты вырос в замке? Так?       — Не совсем. Это Алексис выросла в замке. Я жил в гостевом флигеле, лет с четырех.       — Почему? — это на самом деле изумило меня, обожгло горечью чужой обиды.       — Я не хотел бы обсуждать это сейчас, Джейден, — Ксавьер нахмурился, разглядывая кончик тлеющей сигареты. — Будем считать это педагогической методикой моего отца.       — Почему ты сдал его?       — Джейден, если ты рассчитываешь услышать, что я сделал это из чувства справедливости или каких-то благородных побуждений вроде этого, то давай сразу — нет. Я сделал это ради себя и Алексис. Это всё, — он иронично выгнул бровь, глядя на меня, и я видел, что за стеклом равнодушных глаз клубится буря. — Только глубоко эгоистичные переживания о собственном благополучии. Никакого героизма.       — И ты не раскаиваешься? Ну, я имею в виду, это же твой отец? Он вырастил тебя, дал тебе всё, что у тебя сейчас есть. Любил, заботился, защищ… Закончить фразу мне не дали: откинувшись на землю, Ксавьер рассмеялся, прикрыв ладонями лицо. Честное слово, я уже решил, что это истерика, когда внезапно он умолк и глухо произнес, не убирая ладоней от лица:       — Никогда, ни на одну секунду за все эти годы я даже не усомнился, Джейден. Я не раскаиваюсь. Знаешь, я бы заплатил, только бы он не дожил до суда, — он повернул голову, так что я видел его спокойное и серьезное лицо. Ни тени смеха, ещё звеневшего над обрывом. Только глухой голос, надтреснутый от колючей ненависти. — Да я бы заплатил, чтобы его убили в тюрьме.       — Это точно не ко мне, — прошептал я, понимая, что в общем-то он и не просил помощи. Просто нужно было что-то сказать. — Ты ненавидишь его.       — В точку. И замолчал, снова глядя в небо, пока я перебирал в памяти все события и слова, сказанные этим бесконечным утром. Всё, что произошло.       — А Тай? Он тоже вырос в замке?       — Тай? Нет. Я же говорил, что познакомился с ним только шесть лет назад.       — Точно, — отмотав у себя в голове разговор, я вспомнил: Ксавьеру было пятнадцать. Сейчас, значит, двадцать один. — В другом замке?       — Ты так говоришь, словно у нас этих замков на каждом шагу, Джейден. Или ты думаешь, Тай — счастливый мальчик-подонок из успешной респектабельной семьи, который бесится от нечего делать? — не дожидаясь ответа, Ксавьер продолжил: — Его мать была проституткой, отца он не знал вообще никогда. Вероятнее всего, она тоже. Он рос на улице, пока мать была жива. Она работала на улице, он там же жил. Продавать его она начала, когда ему было лет семь, уже плотно сидела на игле. Когда умерла, он какое-то время продолжал жить по-прежнему. Наркотики. Система опеки. Приюты. Колония. У меня в груди змеился холод, переворачивая сознание: я-то, дурак, всю жизнь считал, что это мне не везло. Да я, блин, даже не представлял себе, что значит «не везло»! Ксавьер говорил так спокойно и ровно, как будто о персонаже сериала или книги, а не о живом человеке из плоти и крови, которого едва не придушил ещё до завтрака. Почувствовав, как у меня сводит желваки, я даже порадовался грешным делом, что почти ничего не съел. Блевать перед Ксавьером дважды за неделю не хотелось.       — В тринадцать ему впервые в жизни повезло — его взяли в семью. Первую нормальную семью. Он прошел реабилитацию, начал ходить в школу. Занялся спортом. Было несколько срывов, он убегал из дома. Считал, что недостоин счастья. Недостоин этих людей. Потом мы познакомились, — Ксавьер сделал паузу, затягиваясь, и только видя, как добрая треть сигареты превращается в столбик пепла, я догадался, что он… Что? Нервничает? Расстроен? Переживает? Хрен разберёшь. — Тай был лучшим по успеваемости. Он невероятно талантлив. Знает, свободно общается на нескольких языках. Но до сих пор, спустя столько времени, каждая невразумительная шавка норовит ткнуть ему в лицо прошлым. Тай умен. Он сделал свои слабости силой. Вместо того чтобы прятать и стыдиться прошлого — он позволяет ему быть на виду. Ксавьер правильно истолковал моё молчание — усмехнулся и сел. Потушил окурок в землю, забрал у меня свою пачку и продолжил. Голова у меня кружилась, в горле застрял комок.       — Тай, конечно, мог закончить свою жизнь в подворотне, но он сделал всё возможное, чтобы этого не случилось.       — Почему он остаётся с тобой? — глухо спросил я.       — Джейден, — он с упреком взглянул на меня, — это звучит так, словно я недостоин его. Знаешь, по статистике, лучшую помощь и наиболее эффективную поддержку оказывают друг другу люди, пережившие сходные травмы. Вроде как, если ты выжил в авиакатастрофе, то лучше понять и поддержать тебя сможет только другой выживший. Он помогает мне, а я ему.       — В смысле, «сходные»? — я запнулся и не смог продолжить. У меня в голове замкнуло просто: дерзкий, яркий Тай и образ ребенка, подвергавшегося насилию. Проституция, наркотики. Всё это. Поэтому я выбрал самое безопасное. — Он жил на улице, а не в замке! Ксавьер встал, гибким движением отбрасывая за спину волосы.       — Ты прав. Я не жил на улице, — злой голос звенел как оса. — Нам пора, Джейден. Я тоже встал, растерянно глядя, как Ксавьер поднимает куртку с земли. Отряхивает её. Я разглядывал наручи на его запястьях. Точь-в-точь, как браслеты Тая. Это их объединяло? Что они могли скрывать? Попытку самоубийства? Шрамы вдоль вскрытых вен?       — Это наркотики? Ты тоже принимал… Прежде, чем я закончил фразу, Ксавьер оказался рядом. Вплотную ко мне. Прижав к моим губам кончики жестких пальцев. Вдавливая их мне в зубы.       — Чшшш, чшшш. Тише. Тише, — кого он успокаивал сейчас? Меня? Или себя? — Не нужно, Джейден. Я кивнул, не отводя взгляд от пустых погасших глаз. Ксавьер медленно отвел руку, словно желая точно убедиться: я не начну опять говорить. И я молчал.