Хочу, чтобы ты остался

11

Она заходит беззвучно, как её брат. Даже дверь не стукнула. Я проспал и как раз заканчиваю завтракать, телевизор бубнит — я включил его на фоне. Показывает какой-то дурацкий фильм из тех, что любит Ксавьер. В этот раз, для разнообразия, он цветной. Дурацкое название — я его не помню. Что-то про шутинг в школе. Но проблема не в шутинге. Проблема в главном герое. Краем глаза я улавливаю движение и вижу Алексис, которая стоит в паре метров от меня. Что-то не так с Кевином — вот как называется фильм. Или: нам нужно поговорить о Кевине? Что-то не так с Алексис. Она стоит и смотрит на меня, не мигая. Тем же самым взглядом, как в ту ночь, в спальне Тэм. И потом оскаливается, улыбаясь. Идеальное лицо искажает улыбка хищника. Я медленно убираю в сторону тарелку и встаю. Так мы с ней одного роста.       — Ксавьера нет, — говорю я. Хочу верить, что она пришла не за мной. Но Алексис только наклоняет голову на бок и снова усмехается. Качает головой. Кивает в сторону лестницы. Молча приказывает мне подняться. Я прирос к полу. Меня парализует напряжение, разлитое между нами. Тай говорил, что это неправда, будто змеи гипнотизируют жертв. Ну, змеи, может, и нет. Она поднимает пульт и делает звук громче. Совсем громким. Смотрит в кухонные окна за моей спиной. Я смотрю на неё. Волосы собраны в длинный гладкий хвост. На ней кожаный брючный костюм черного цвета и простая белая футболка. Никогда не видел её такой. Я смотрю на нее только выше пояса. Не могу заставить себя посмотреть на руки. Не могу заставить себя опустить взгляд. В одной руке у нее пульт от телевизора, вторая опущена. Она кладет пульт на столик, и я теряю концентрацию. Против моей воли, взгляд скользит по руке Алексис, провожая её движение. И останавливается на второй руке. Больше я не могу сопротивляться, думать и отвести глаз. Не могу делать вид, что ничего не вижу. В опущенной руке у Алексис пистолет. Черный матовый глок 17. Длина ствола сто четырнадцать миллиметров. Патроны девятимиллиметровые. Парабеллум. Без патронов он весит около шестисот граммов. Без патронов. Спросите меня, откуда я знаю? Этот пистолет я видел в кабинете Ксавьера. В Ашхаусе. Его показывал Алан и рассказал о нём целую вечность назад. И, признаться, я думал, что забыл. Поди ж ты, на какие чудеса способна наша память. Пистолет чуть вздрагивает, качнувшись, ствол указывает на лестницу наверх. Я так и знал, что закончится этим. Так и знал. Алексис подходит ко мне ближе. Встает вплотную, и я чувствую, как металл утыкается под ребра. Вижу прямо у своего лица её глаза. Грустные и спокойные. Пушистые ресницы неподвижны. Нежный рот. Не такой, как у брата. У Ксавьера он вытянут в линию, жестче, злее. У Алексис — округлый, трогательно-ранимый. И все же именно она сейчас стоит, уперев пистолет в мою печень. Наверное, в печень. Хотя, какая разница, уверен, что там внутри всё важное. Кончик её носа забавно дёргается, коснувшись моей скулы, но мне не смешно. Ничего более несмешного в моей жизни никогда не происходило. Наверное, уже и не произойдет. Я кошусь на неё. Затравленный. Загнанный. Перепуганный. Горло сдавило спазмом. В нос лезет запах влажной земли, ладана и мокрой шерсти. Запах чудовища, монстра, прикинувшегося красивой девушкой.       — Нам нужно поговорить, — ласково шепчет она и толкает вперёд пистолетом. Переступая непослушными ногами, я разворачиваюсь, медленно иду к лестнице. Теперь я вижу окно кухни. Там, слишком далеко, на краю заснеженной лужайки, стоят Ксавьер и Йен. Они о чем-то говорят, смеются. Они слишком далеко. А я, к сожалению, слишком близко. Она слишком близко. Мы идём в кабинет Ксавьера, Алексис держит меня под руку, прижавшись так мило и трогательно, что можно подумать, будто мы друзья. Между нами нет свободного пространства. Между нами только её глок. Я жалею, что не расспрашивал Алана о пистолете. Мог бы, например, спросить: «эй, Алан, а как определить боевую готовность? У этого оружия есть предохранитель или что-то типа того?» Надо было спросить: «Алан, когда твоя жена воткнет ствол мне в ребра, как понять, взведен пистолет или нет?» Я не спрашивал. Теперь уже поздно. Я даже на секунду не сомневаюсь, что она меня пристрелит. В кабинете она заставляет меня сесть в кресло и отходит, не сводя черного жерла с моего лба. Слева дверь, она открыта, и она невыразимо далеко сейчас. Между креслом и дверью метра три. Алексис, наверное, успеет расстрелять весь магазин. Я смотрю на космическую дыру ствола и не могу перестать думать обо всем этом. О влажном землистом запахе её кожи. О терпком запахе металла. О том, что уже никогда не произойдет.       — За что? — я не сразу понимаю, что этот хриплый шепот — это мой собственный голос. Я повторяю. — За что? Алексис едва поводит плечами, качнув ствол, нацеленный на мой лоб. Свободной рукой она опирается на стол Ксавьера позади себя.       — Ты пахнешь страхом, щенок. Ещё — ты пахнешь им. Моим братом. Я окажу услугу. Освобожу его от тебя и от этой дикой полукровки.       — Ты сядешь в тюрьму. Тебе не удастся скрыть…       — Мне, может, и нет. Но ведь ты не думаешь, что он не сделает этого для меня? Ты никто. Был никем и никем сдохнешь. Приглушенный голос Алексис похож на шелест свивающейся в кольцо змеи. Между мной и ею огромное открытое пространство. Метра четыре, наверное. Она успеет разрядить в меня весь магазин. Алексис спокойна. Холодна как ледяная статуя. Неподвижна. Пистолет лежит в руке так уверенно, словно это её продолжение. Она держит глок на весу, но он даже не шелохнется. Глаза пустые. Мертвые.       — Я могу уехать. Просто исчезнуть.       — Ты и я, мы, знаем, что эти слова — только жалкая попытка торговаться. Бессмысленно, псина, я не торгуюсь. Мне кажется, что я теряю сознание, когда перед глазами темнеет. И только спустя один удар сердца, я понимаю, что вижу перед собой спину Ксавьера. Он закрывает меня на линии огня.       — Отойди, брат, — я больше не вижу её, но слышу спокойный размеренный голос и щелчок довзвода.       — Алексис, — его голос такой же спокойный, но еще мягкий, полный нежности. Рука, заведенная за спину, ныряет в задний карман джинсов, и на мои колени глухо падает телефон. — Алексис, убери пистолет. Давай поговорим.       — Стой где стоишь. Или мне придется выстрелить, брат. Сначала в тебя, потом в него. Твой ручной зверек не успеет убежать. Не успею. Я убавляю на минимум звук динамика и жму на единицу экстренного набора. Где-то там, в Ашхаусе, должен завибрировать вызов Тайлина. Сказать я ему ничего не смогу. Но он должен услышать. Должен. Ксавьер едва заметно продвигается вперед на полшага.       — Ты выстрелишь, Алексис. Я знаю. Я не боюсь. И прощаю тебя.       — Ты умрешь, брат.       — Все умирают. Я умру сегодня, — он делает еще один плавный шаг вперед. — Опусти пистолет, Алексис. Я не вижу её. Просто знаю, что она не опускает свой глок. Что хуже, она начинает впадать в истерику. Хотя. Ну не знаю: истеричка с пушкой или хладнокровная стерва со стволом? Как ни крути, шансы так себе.       — Алексис, зачем? Зачем всё ломать? У нас впереди еще долгие годы. Ты, я, Алан. Зачем всё ломать сейчас?       — Ты? Где ты был всё это время? Ты забыл, кто ты такой! Ты забыл, что значит носить имя нашего рода! Ты предал нас! Развлекался, играя примерного брата для этой дикарки? Завел себе игрушку… этого… этого хомячка!       — Алексис, не нужно.       — Это так! Не смей затыкать мне рот, Ксавьер. Ты забыл, что значит быть Блэкхёрст. Я напомню. Отойди, и я помогу тебе вернуться. Плечи Ксавьера под рубашкой напрягаются. Я не верю, что он отойдет. Или отойдёт? Он делает еще один шаг вперед. Теперь между ним и Алексис расстояние такое же, как между ним и мной.       — Ксавьер. Ради всего святого, отойди. У меня полный магазин. Хватит на вас обоих. Я не хочу причинять тебе боль, но я могу прострелить тебе колено. Ты не сможешь остановить меня.       — Не нужно этого делать, Алексис. Джейден уедет. Прямо сейчас уйдёт, соберет свои вещи и больше никогда не вернется.       — Я хочу быть уверенной. Я хочу видеть его агонию. Ты должен увидеть, что бывает с теми, кто забывает своё место. Он всего лишь игрушка, Ксавьер. Белая шваль, возомнившая о себе бог весть что.       — Алексис. Это не так. Отпусти его. Я останусь с тобой.       — Он ничего не значит! Докажи мне, что его жизнь пустышка!       — Если ты сделаешь это, я не вернусь. Алексис, если ты выстрелишь, ты останешься одна. Он делает еще шаг и уходит от меня к ней. Я вспоминаю о телефоне. Вызов прерван. Длительность соединения почти две минуты. Две минуты под прицелом чёртовой Алексис Блэкхёрст. И тогда я слышу, что Ксавьер говорит.       — Я люблю его, Алексис. Если ты выстрелишь, ты никогда больше не увидишь меня. В кабинете повисает тишина и Ксавьер делает крохотный шаг к Алексис. У меня кружится голова. Я ненавижу их обоих сейчас. Ненавижу иступленно и со всей силы.       — Если я убью его, ты… ты не останешься со мной? — её голос растерян и удивлён. Я сам растерян. Я сам удивлён.       — Да, Алексис.       — А если… — она медлит, что-то там происходит, отчего плечи Ксавьера вздрагивают. — Если я убью себя? Ты останешься с ним? Сможешь простить ему свой выбор? И когда он говорит «Нет» — мир взрывается от выстрела. Обрушивается на меня осколками звуков, оглушительной лавиной воющих сирен. Криком. Я не знаю, кто кричит. Знаю только, что только что потерял его.