Порой не замечаешь вещи, потому что они
слишком малы, а порой не видишь их, поскольку
они слишком велики, слишком явны
Стивен Кинг «Лангольеры»
Узкое пространство на лестнице будто становится еще уже, стены сжимаются, чтобы выдавить его. И все вокруг медленно погружается в вакуум, сквозь который Стайлз слышит свои гулкие шаги. Пока он поднимается из подвала, это еще не настигает его окончательно. Непохоже на приступ паники, его удалось миновать, он остался внизу среди папок с делами, рассеялся между стеллажей. Дело не в этом. Все дело в том разочарованном взгляде, ледяном взгляде. На контрасте кажется, что раньше он был довольно теплым. Стайлз вообще не хотел снова быть в команде, не думал, что сможет здесь быть. А теперь кажется нет никакой возможности остаться среди этих людей. И он все еще запрещает себе злиться, хотя знает, чем такое заканчивается. Надо уйти отсюда, но сначала забрать свои вещи. Придется войти в офис и посмотреть на них. Почему-то сейчас легко поверить, что это растопчет его. Лучше бы мне и правда остаться в том колодце. Все смотрят на него как на привидение, появившееся из стены. Дэнни снимает наушники и складывает руки на столе. Слова сквозь шум в ушах звучат как эхо. О, все плохо. Стайлз не уверен, произнесено это вслух кем-то из них, или же это его собственные мысли. Дышать он все еще может, падать в обморок не собирается. Значит, все как раз довольно неплохо. Рюкзак из-под стола надо достать, ноутбук от сети отключить и скрутить провод. Стайлз смотрит на свои руки, которые будто отдельно от него собирают вещи, выполняют простые действия, будто все больше вгоняя его в транс. Молния никак не хочет застегиваться, но в конце концов он с ней справляется. Зато не может справиться с сумбурными образами, которые лезут и лезут в его голову. Грозят разорвать разум на части. Свисающая с потолка трубка люминесцентной лампы, взвесь штукатурки. Звук каблуков, скрип цементной крошки под ними... Стайлз встряхивает головой. Этот офис цел, на полу никто не лежит и не умирает. То, что было, не повторится. Он уйдет, и это никогда не повторится. За ним молча наблюдают, но если не поднимать головы, то можно не прочитать ни одного взгляда. Нужно позвонить Скотти, попросить... Нет. Нужно позвонить Марин. Она не позволит ему опять в этом утонуть. Рюкзак немного устаканивает его, закрывает спину как броня. Стайлз отцепляет от ремня пропуск, вертит его в руках и наконец кладет на стол. Там больше ничего нет, кроме стаканчика с логотипом местной кофейни, которого тоже тут раньше не было. Пальцы сами собой тянутся к нему, прикасаются к крышке. Еще теплый. Должно быть кофе внутри идеальной температуры. Забавно. Если бы это случилось раньше, могло что-то пойти по другому пути? Глупо гадать, время неподвластно Стайлзу. Время всегда оставляет его одного. Он стучит по крышке, усмехается и оглядывает кабинет и всех в нем присутствующих. Не стоило к ним привязываться. Не стоило позволять себе думать, будто кто-то примет его. Даже такие странные и в большинстве своем наверно не вполне нормальные люди. Будто он может спокойно жить, когда другие мертвы. Дэнни подходит и впивается взглядом в пропуск. - Забери, - он берет его и протягивает Стайлзу. – Завтра пригодится. - Не думаю, - Стайлз мягко отводит его руку, улыбается. – Наверно... Наверно кто-то нужен ему там. Кто-то, кого он не ненавидит. - О боже, ему хуже, чем обычно, - выдыхает Кира и откладывает тетрадь, встает. Должно быть он действительно выглядит погано большую часть времени. Хотелось верить, что никто не обращает на это внимания. По крайней мере, Скотт научился быть весьма тактичным. А отец стабильно делает вид, что все хорошо. Надеется наверно, что таким образом призовет это волшебное хорошо в жизнь своего сына. Очень соблазнительное заблуждение, трудно не поддаться. Стайлз бы притворился для него, если б мог. Чтобы видеть на его лице морщины только когда он улыбается, а не когда сдвигает брови и хмурит лоб, пытаясь придумать, как бы помочь. Время, говорят, помогает, но это лишь общепринятое правило, действующее только на словах. Время – лишь способ сколотить ящик, в котором можно спрятать от себя свое горе. Там без него тоже были ящики, их закрыли, опустили в землю и так оставили. Стайлз хватается за стаканчик и не может его отпустить. Думает, на чем бы сосредоточиться, шарит взглядом по куртке Тео, останавливается на металлической заклепке. Она сквозная, сердцевина круглая и темная как дно колодца... - Вот куда привело то, что Питер здесь устроил. Надо было сразу, - Кира делает несколько шагов в его сторону, оглядывается и решительно подходит почти вплотную. Смотрит сочувственно. У нее красивый разрез глаз, такой изящный, как взмах кисти. – Стайлз, давай выйдем отсюда, я кое-что тебе покажу... - Кира, нет, - тон Тео предостерегающий, ей наверно следует послушаться. - Лучше дождись Питера, - Мэтт встает из-за своего стола и вдруг шипит и трясет рукой. – Да перестань! Нам всем влетит! - Нам всем влетит потому что у тебя нет мозгов! – у нее странный голос, он будто вибрирует. – Ты что не видишь, он же... тонет. - Это спорное утверждение, здесь совсем нет воды, - Стайлз слегка треплет ее по голове. – Пиши, если понадобится помощь с уроками. Проницательно и так точно. Стайлз списывает это на детскую чувствительность, а может и сугубо женскую эмпатию. Плевать, какая разница. Рюкзак давит на плечи, но с ним он все еще более устойчив. Однако недостаточно, чтобы этого хватило надолго. Стайлз останавливается, чтобы написать Марин. Возможно, она уже освободилась от своих новых пациентов. А если и нет, то он все равно готов посидеть у нее под дверью пару часов. Главное узнать, где эта дверь. А еще надо сказать отцу... Мэтт нагоняет его почти возле кабинета шерифа. Выглядит, будто собирается извиниться. Что по мнению Стайлза совершенно бессмысленно. Или боится, что ему действительно влетит за эту детскую выходку. Или Кира отхлестала его тетрадкой и заставила идти все исправлять. Смешно. - Знаю, нехорошо получилось. Но вовсе не обязательно... – сбегать? Мэтт обходит его и загораживает собой дверь. – Сейчас мы вернемся и вместе все ему объясним. Он наверняка уже перебесился. На первый взгляд не скажешь, но он отходчивый. - Не волнуйся, я не собираюсь тебя сдавать. И мне с ним больше не о чем разговаривать, - слишком резко. Злость не уходит, и Стайлз хочет побыстрее оказаться подальше от очередного раздражителя. А то так можно и до приступа ярости дойти, раз уж паника отступила. – Просто оставь ключи на моем столе. Ты сам говорил, мне здесь не место. У меня нет никаких особых талантов, кроме одного – находить неприятности на свою задницу. Но надеюсь, ты доволен. - Да перестань, не было у меня такой цели. Стайлз, я просто хотел пошутить, - он вздыхает. – Как видишь, шутки – не мой конек. Я не хотел, чтобы ты уходил. Не думал, что все так обернется. Что он так разозлится... - Серьезно? Ты подсунул мне его дело и думал, что Питер не взбесится, когда узнает, что я его прочитал? – Стайлз на секунду замирает, потому что удивление в глазах Мэтта похоже на искреннее. – В любом случае, это моя ответственность. У меня был выбор, делать это или нет. А теперь дай мне пройти. Еще лучше, если ты воспользуешься своей суперспособностью и растворишься в воздухе. Мэтт отступает, и Стайлз спешит спрятаться за дверью кабинета шерифа. Отца там нет, и вообще никого нет. Но его мобильник на столе, значит, скоро вернется. Стайлз плотнее закрывает жалюзи, чтобы мимо проходящие полицейские не заинтересовались его персоной. Надо было пойти пообедать с отцом, как он и предлагал. Надо было не трогать чертово дело, идиот. Грустно осознавать, что опять сбегаешь от проблем вместо того, чтобы попробовать их решить. Но может так и лучше? Здесь хотя бы никто из-за него не умер. Будут ли они думать, что он трусливый эмоционально нестабильный дурак? Наверняка. Пусть думают, что хотят. Это уведет их подальше от мысли, что работать с ним было хорошей идеей. Даже если Питер не имел в виду, чтобы он убирался подальше из их особого отдела. Стаканчик в руке теплый и кажется таким хрупким. Стайлз обводит пальцем логотип, прикрывает глаза. Если сжимать веки достаточно долго, можно увидеть красные пятна. Как кровь. Он отпивает, задерживает губы на пластмассовой крышке. Вкусный кофе. Не бурда. Слова не могут разрушить его. Просто немного подталкивают к краю. Там все также длятся и длятся одни и те же события. Воды здесь конечно нет, но его все равно унесет. Тут уже и разрушать-то нечего, и так все вдребезги, это может даже и не изменит ничего... На столе отца какие-то документы, и раньше бы в них обязательно захотелось покопаться, но сегодня ему и без того метафорически надавали по рукам за подобное. Потому Стайлз просто сидит, подперев голову кулаком и бездумно разглядывает потолок. Обнимает пальцами свободной руки медленно остывающий стаканчик. Когда дверь открывается, он немного опять падает в прошлое, где также сидел после какой-нибудь подростковой шалости, которая вышла из-под контроля. Как будто сейчас отец наставит на него указательный палец. И будет вести воспитательную беседу, потрясывая рукой вначале каждой фразы. Это заставляет Стайлза слегка улыбнуться под пристальным взглядом отца. - Ты уже освободился? Хочешь подождать и поехать домой вместе? – о, он знает, что это не так. - Нет, я... – правильные слова не подбираются. А злые – очень даже. Но их нельзя произносить. Нужна короткая и емкая резолюция. – В общем, не думаю, что смогу здесь работать. - Что-то случилось? – очень осторожно. – Мне казалось, ты пообвыкся. Или они сказали тебе, и ты решил, что не готов к такому? – какому такому... Стайлз не уверен, что все еще хочет знать. – Я видел, что Эллисон заходила к вам. Она бывает немного грубой, даже жесткой... – отец вглядывается ему в глаза. Уже перебирает подозреваемых. И ему достаточно улик, чтобы вынести заключение. – Питер что-то сделал. - Нет. Пап, не начинай. Давай ты не будешь включать отца-защитника. Никто ничего мне не сделал. Я просто не могу опять... – позволить себе кому-то навредить. Стайлз встает, надеясь, что так будет выглядеть менее напряженно. Где-то между подвижным и обычным для него стоит знак равенства. – Просто еще слишком рано. Я хочу возобновить свою терапию. Возможно мне понадобится несколько дней побыть... в другом месте. Отец все еще выглядит обеспокоенным, но не останавливает. Стайлз думает, что с таким сыном как он, подобное выражение лица наверно на всю жизнь обеспечено. Выходить из участка настолько рано внезапно непривычно и как-то опустошает. Джип нагрелся на солнце, дожидаясь его. Насколько же нелепо он выглядит на парковке среди патрульных машин. Насколько и сам Стайлз среди тех странных людей. Он ставит уже пустой стаканчик между сиденьями. Не надо было вообще его брать. Но так хотелось... Навигатор ведет его в центр, но вовсе не в гостиницу. Марин сняла квартиру в одном из новых домов. Там должно быть до отвращения комфортно и светло. Все как она любит. Как в больнице. Воспоминания о их первой встрече на реабилитации едкие как пропитавший стены палаты лекарственный запах. Стерильные, как свежая больничная сорочка. Он тогда сказал, что ему не нужен еще один доктор. Но все вокруг считали иначе, и конечно же были правы. Сломались не только его кости от падения, но и что-то другое, что до сих пор не срослось. Я не сбегаю, это временное отступление. Возвращение к незаконченному делу. Оставляя джип на подземной парковке, Стайлз пытается понять, что именно он пытается закончить. И от чего убежать. Что он ищет в темноте. Фрэнки бы сказал, что он слишком боится изгнания, а потому с успехом самоустраняется сам. Но раз за разом оказывается в тупике. С тем только отличием, что в этот раз он все же прислоняется к двери, а не сползает по стене. И на полу нет следов от крови, как и тех, кому она принадлежала. Это все еще так ярко, что жутко. Три выстрела и тишина, только кондиционер гудит. И мертвый взгляд, который провожает их до выхода. А потом лестница кажется бесконечной и ноги по ней не идут. Здание как будто разом опустевшее, а за спиной очень ровное, но злое дыхание. Потом темнота. И колодец. Который ничем не заполнен, кроме воспоминаний. Но в них можно утонуть. Стайлз никогда не рассматривал такого варианта, но возможно, что утонуть – тоже выход. Как из лабиринта. Главное держаться одной стороны. - Мечислав, так не пойдет, - Марин смотрит слегка недовольно. Когда она вообще пришла? И сколько времени тут стоит... – Если ты будешь нырять в это при любой малейшей трудности, то как ты собираешься дальше жить? - А может я хочу вынырнуть с другой стороны, как в подземном озере в пещере, - Стайлз отлипает от двери, чтобы она смогла ее открыть. - Тогда ты должен учитывать и тот вариант, где тебя уносит в подземное море. Стайлз представляет себе скальный массив, отвесный и монолитный. Волны разбиваются о камень, но это им совсем не вредит. Что-то застрявшее в его памяти из вереницы нескончаемых передач про природу. На самом деле, они никогда не успокаивали. Апартаменты и правда в светлых тонах. Только лампы с обычным теплым светом, почти домашним, а не тем холодным и больничным. Два кресла и низкий круглый столик между ними, но не стеклянный и хрупкий, а деревянный, создающий ощущение устойчивости, стабильности. Чего-то вечного и повторяющегося, как круги на срезе свежеспиленного ствола. По другую сторону комнаты диван с небольшим пушистым ковром под ним. И плазма на тумбочке. Стайлз забирается с ногами в одно из кресел, барабанит пальцами по мягким подлокотникам. Рассматривает единственное украшение интерьера – декоративную картину с какой-то веткой. Марин появляется бесшумно, ее движения легкие и уверенные, дома она предпочитает ходить босиком. В руках у нее конечно поднос с двумя кружками и пузатым заварочным чайником, от носика которого тянется прозрачная невесомая струйка пара. Все это белое, сонное, побуждающее расслабляться и забывать. Светлая блузка красиво контрастирует с ее смуглой кожей, тонкая серебряная цепочка окаймляет изящную шею. Стайлз думает о дикой черной кошке, что грациозно вытягивается в прыжке и приземляется где-то среди джунглей. Она охотится. Но не на него. Только на его больное сознание. Это обычный травяной чай, и Марин тоже его пьет. Но почему-то на Стайлза он каждый раз влияет странным образом. Не то чтобы можно было отказаться. Уходить от обсуждения чего-либо, когда имеешь дело с психологом, гиблое дело. Попытка представить все как незначительное происшествие с значительными последствиями, так и не увенчалась успехом. Почему всегда нужны подробности? Есть ошибка, она ведет к провалу, разве этого недостаточно? Говорить о Питере – значит вспоминать его разочарованный взгляд. И сравнивать-сравнивать-сравнивать. Это вызывает тошноту. И Марин только подтверждает то, что Стайлзу и так известно. Что он был прав, когда отступил. И неправ, когда совсем ушел. Возвращаясь мысленно в этот момент, он хотел бы уйти еще раз из чувства внутреннего противоречия. Из вредности, упрямства и других вряд ли положительных качеств, которые составляют собой Стайлза Стилински. Наверно у Марин есть какие-то садистские наклонности, которые побуждают ее заставлять выворачивать наизнанку и показывать все самое неприглядное. Чтобы в этой светлой белой комнате оно смотрелось как куча дерьма посреди дворца. То, что она разрешает остаться здесь, уже неправильно. Но хотя Стайлз теперь чувствует себя значительно лучше, он все еще не готов вернуться домой. Где ему больше не нужно вставать на работу. Он думает позвонить Джексону и спросить, в силе ли еще его предложение, но отметает пока эту идею. Возможно ему понадобится больше, чем пара дней. Почему бы не провести их на этом мягком светлом диване. Стайлз лежит, закинув руки за голову. Спать еще не хочется, но Марин ушла, чтобы заняться какими-то своими бытовыми делами. Вскоре она вернется, чтобы еще немного помучить его разговорами перед сном. Раньше всегда так было, с тем только отличием, что потом в палате выключали свет, а сама Марин уезжала домой, а не скрывалась в соседней комнате. Они разговаривали, потом у него было время обдумать. Вот и сейчас. Когда она возвращается, Стайлз чувствует себя уже совсем уморившимся, то ли от чая, то ли от борьбы со своим разумом. Он слегка отодвигается, чтобы освободить ей место на диване. Марин присаживается и кладет ему руку на лоб. Эта рука нежная, она гладит по волосам и будто что-то обещает. Зачем? Чтобы он и сюда больше не смог вернуться? Стайлз отворачивается и слышит ее искристый смех. - Не дай мне все испортить, - он уворачивается от прикосновения. - Судя по тому, что я здесь до этого услышала, ты уже все испортил, Мечислав. - Да, но не с тобой, - приходится снова повернуться, чтобы посмотреть на нее. – Хочешь, чтобы я и тебя обидел? - Скажи мне, - глаза Марин черные, в них ночь. – Чего хочешь ты? Контроль. Ведь пока любая опасность или даже намек на нее рождает в его голове только определенный образ и исход. Пока мысли раз за разом генерируются в жуткую, слегка сутулую фигуру того человека. Пока каждый шорох в ночи и хруст ветки за спиной возвращает его в беспомощное вялое ничтожество. Пока это с ним происходит, он не сможет восстановиться. Собственный разум подводит его. А из-за его непомерного любопытства... Нет. Управление. Тело умеет становиться чужим, отдельно существующим. Почему бы ему не начать слушаться. Не идти в нужную сторону, не делать нужные вещи. Вместо этого тело становится ватным, тело задыхается, тело к чертям падает на землю. На дно колодца. Нет, не то. Чувства. Злость забирает много энергии, не остается сил на остальное. Омут, который затягивает. Вулкан, который спит на его дне. Сознание путается от гнева, глаза застилает. Это самоноправлено. Саморазрушительно... Нет. Не первопричина. Он думал об этом достаточно, чтобы уловить взаимосвязь. Есть ключ, который открывает все двери, а не захлопывает их за ним. Доверие. Как широкий путь, простирающийся до горизонта... Принятие. Нет. Это все не то. Там вначале должно быть одно. Должно быть... Проклятый чай опять с ним это делает. Я хочу обладать знанием. - Я хочу в колодец. *** Проблема в том, что волк должен был почувствовать обман. Волк все чувствует. Весь спектр эмоций, парень совершенно не умеет их прятать. Из-за чего с ним рядом практически невозможно находиться. Слишком фонит, раздражает. Еще и кофе постоянно пьет, что делает его совершенно невыносимым. Питер смотрит на папку, кажется, что она может прожечь стол и провалиться дальше. Прямо в ад, который и так в ней заключен. Он ведь долго терпел, но мелкому засранцу надо было найти единственное, что может вывести его из себя и сделать именно это. Только если бы он знал. Тогда придется признать, что Стайлз обвел вокруг пальца всех их. Но с какой целью? Папка отправляется обратно под замок от греха подальше. Затворный механизм щелкает, и одновременно с этим щелкает и в голове у Питера. Это какая-то слишком сложная схема, зачем вообще выстраивать подобную. Стайлз даже не был в архиве до этого дня. Ключи можно украсть, но чтобы что-то найти, надо знать, где и что искать. Таким образом Питер возвращается к первоначальной версии. Там не было страха, но не было и другого. А значит, он сделал это ненамеренно. В конце концов, он мог просто сказать, что и так в курсе. Зачем было устраивать клоунаду и косить под дурачка. Не среди оборотней. Но он видел мои глаза и проигнорировал. Нет, не так. Он отреагировал, будто это что-то необычное, но не что-то знакомое. Питер ничего не может понять. А его бесит ничего не понимать. И он не хочет думать о том, что увидел. О том, как он поступил. Пожар был давно, это уже не так больно. Хочешь ударить? Это ведь был не вопрос. Теперь выглядит так, что... Нет, ничто на свете не заставит его извиняться. Стайлз влез сюда, взял то, что ему не принадлежит. Он же не думал, что не будет последствий. Нельзя засунуть руку в пасть волку и ожидать, что клыки на ней не сомкнутся. Дверь наверху открывается и слышно, как Кира крадется вниз. Вскоре она появляется в зоне видимости. Но далеко не сразу. Достаточно времени. Да чтоб вас. Кира стоит и смотрит на него. Очень злая маленькая лиса. - Прекрасно, Питер, - очень злая. – Я пришла убедиться, что тебе тут все еще никто не нужен. Как и всегда. - И что это значит? – Питер складывает руки на груди, чуть наклоняется вперед. Он знает, что в такие моменты похож на учителя, и Киру это раздражает. - То, что тебе с успехом удалось заставить почувствовать себя виноватым того, кто уже и так носит на себе слишком много вины. - Иди наверх, Кира. Пока я и тебя не заставил что-нибудь почувствовать. Лампочки в подвале перемигиваются, Питер слышит, как ток бежит по проводам с противным дребезжанием. Треск нарастает и тут же стихает. А Кира поджимает губы, щурится, но уходит. На этот раз обошлось без обесточивания района, и то хорошо. Питер смотрит на все еще гудящую лампу прямо над собой, ждет, лопнет она или нет. Этого не происходит. Прогресс, но все еще не похоже на самоконтроль. Когда он все это начинал, то вовсе не думал, что попутно придется воспитывать детей. И уж тем более взрослых. Лампочка жужжит и гаснет. Надо же, парень очаровал лису. Не хватало только, чтобы дети учили его как работать. И как себя вести. Может быть ему и не достает некой чуткости в отношении людей, но они все знали, куда и к кому идут. Кроме Стайлза... Ну, теперь знает и он. Ничего, привыкнет. Питер до сих пор не уверен, что ему с этим делать. Затеваемая им авантюра с самого начала не включала в себя определенной цели. Брать на работу потенциально опасного человека, чтобы был на виду. Пытаться выяснить его способности и понять, подконтрольны ли они. И по ходу наблюдения не выяснить ничего, кроме того, что он чертовски раздражает. Большую часть времени Стайлз вел себя как самый обычный человек. Совсем подавленный и несчастный, но обычный. Ничего сверхъестественного. Не считая того, что джип, на котором парень передвигается, все еще способен завестись. Вот это действительно аномалия. Поэтому Питер решил воспользоваться сложившейся ситуацией, попытаться увидеть больше. Дотянуться до истинных намерений. А теперь все больше убеждается, что ошибся. Там не было ничего кроме боли, отчаяния и вины. Надо иметь отличное самообладание, чтобы продолжать притворяться перед оборотнем в стрессовой ситуации. Стайлз вряд ли может таким похвастаться. Ему едва хватило сил не грохнуться в обморок от волнения. Как-то не тянет на злого гения. Но кто мать вашу тогда это делает? Нет, это как-то с ним связано, Питер точно знает. Парень приезжает в город, и тут же начинает твориться какая-то подозрительная муть. Таких совпадений просто не бывает. И к сожалению, есть еще кое-что. То, что знает волк. Думать об этом не хочется. Питер и не думает, ему до этого нет дела. Если Стайлзу так нравится заниматься самовредительством... Но почему-то есть дело волку. Хватит, мы даже не знаем, можно ли ему верить. Не слишком ли расточительно? Стеллаж секции «Ц» выглядит как никогда опрятно. Надо же, разобрал почти все дела, только несколько остались на столе. Усидчивый. Если бы еще не лез не в свои дела. Ладно, придумаем, что делать с этим его гребаным любопытством, как направить его в нужное русло... А теперь надо пойти и вставить по первое число всем причастным. Питер ненавидит это, он не их начальник, но фактически так и есть. Талия все время подшучивает, что он понабрал к себе юродивых и носится с ними. Конечно, Тео психопат, которому незнакомо понятие совести, у него даже глаза до сих пор желтые. Мэтт со своей травмой детства, застывший в полу-обращенном состоянии, и даже не в оборотня. И Кира, маленькая нестабильная лиса, бомба замедленного действия. Лучше было сдать их всех в «Дом Эха»? Так никому не помогают. Сестра делает вид, что не помнит, почему вообще он этим занимается. Думает только о бюджетных деньгах и дурацком фонде, как если бы он был настоящим. Это мои деньги, делаю, что хочу. В данный момент Питер хочет только одного. Выкурить сигару, устроившись в кресле и закинув ноги на стол. Возможно еще бокал виски со льдом. В офисе все увлеченно делают вид, что заняты. Кира уткнулась в учебник и даже не подняла головы на хлопок двери. Ее волосы наэлектризованы и смешно топорщатся. Дэнни оцифровывает дела, и его пальцы бегают по клавишам с такой скоростью, будто от этого зависит его жизнь. Возле копира Мэтт распечатывает фотографии в таком количестве, словно собрался сделать подборку для выпускного альбома. А Тео кажется пытается подправить свой маникюр с помощью перочинного ножа. Ну просто ангелы во плоти, тихие и благоговейные. Так и не скажешь, что каждый готов сорваться на какую-нибудь глупость прямо в этот момент. - Значит так, - Питер обводит их взглядом. – Первое, вы все оштрафованы. - Себя не забудь оштрафовать, - бубнит Тео себе под нос. - Кто-то нарывается на второй штраф... - Не обязательно всех, - Мэтт делает вид, что очень заинтересован своими снимками. – Это же я его там запер. Штрафуй, если так хочется, но знаешь, что. Стайлз думает, что я подсунул ему ту папку. Я этого не делал, - Мэтт вздыхает, поднимает глаза, обводит всех взглядом. – Но кто-то сделал. Кто-то, кого нет в этой комнате. Вот теперь что-то начинает становиться на свои места. Все молчат, но Питер знает, о ком они думают. Пока они обсуждали текущую ситуацию, Эллисон и словом не обмолвилась о том, что она против нового сотрудника в отделе. Ее подтверждение и необязательно, но она вообще ничего не сказала, будто ей все равно. И конечно, какое дело Арджентам до какого-то обычного парня. Только если они не знают чего-то о нем. Того, о чем Питер естественно умолчал, потому что они тут не друзья. И даже не соратники. Это лишь вынужденное сотрудничество, иначе охотники не позволили бы им заниматься делом. Но то, что Питер тогда не смог доказать причастность Кейт к пожару, еще не значит, что он об этом забыл. Я ничего не забываю... Дэнни учтиво переключается на камеры наблюдения в коридоре. За весь день ко входу в архив не подходил никто подозрительный, Эллисон в том числе. Это еще ничего не значит. Много у кого есть ключи. И люди жадные, они продаются как последние шлюхи за хорошие деньги. Но зачем? Не хотят, чтобы у него был свой личный друид? Так ведь Питер даже не альфа, и люди здесь – не стая. Тоже подозревают Стайлза? Так никого там не было, чтобы засвидетельствовать. Или все гораздо проще, и это личная инициатива Эллисон. Может быть хотела показать парню, с кем он на самом деле работает... Кстати где он? Питер только теперь обращает внимание на внезапно опустевший стол и пропуск на нем. - Какого хрена? – чего бы Ардженты не добивались, результат превзошел сам себя. – Я его не увольнял. - А выглядело так, будто уволил, - Тео ехидно улыбается. – И теперь как же ты будешь присматривать за ним? Я больше не собираюсь ходить за ним по пятам, он меня боится, - и его это расстраивает. – И, кстати. Неужели за все время только мне стало очевидно, что он тут не причем? - Ты необъективен. - А ты? Питер, ты тут не единственный оборотень. Мы все... - Заткнись, - своего волка он заткнуть не может, так хоть на другом отыграется. Иногда Питер думает, что надо было свернуть Тео шею. Так, чтобы она не срослась обратно. Открутить ему нахрен башку, чтобы не вынюхивал, чего не следует. – Второе. Дэнни, надо придумать что-то с системой безопасности и системой хранения личных файлов. И проверь всех, у кого есть доступ в архив. Или тех, кто бы мог его получить. Надо убедиться. Третье... Когда уже вы разберетесь с нашим «горным львом»? Мне что самому выйти и поймать этого придурка? Талия уже мне весь мозг съела чайной ложкой. Или вы хотите, чтобы Ардженты тут охоту устроили? – Мэтт и Тео пристыженно, но рьяно кивают. Да, мол, разберутся. – Четвертое. Кира, ты временно отстранена. Давай только без истерик, Стилински мне все еще прошлый раз припоминает. На этой неделе что б я тебя даже рядом с участком не видел. Приходится вернуться в архив, чтобы самолично проверить остальные личные дела. Как же, все, что связано с бумажками, у его подчиненных вызывает приступы бесконтрольной амнезии. Питер уверен, что ничего не пропало, но перестраховаться будет нелишним. Если тут такой проходной двор... Проходя к сейфу, он оглядывается на стол, где все еще лежат оставшиеся неразобранные папки. Но они не просто лежат, это схема. Питер подходит и открывает каждую, чтобы убедиться. Да что же это за день такой. Здесь даже два лишних дела, и ведь не спросишь, почему Стайлз и их отобрал. Остается только закатить глаза и раздраженно упасть в кресло. Придется извиняться. *** Питер рассчитывает, что Стайлз одумается и появится в офисе на следующий день как ни в чем не бывало. Сядет за свой стол, выслушает причитающиеся ему извинения и не будет выпендриваться. Но этого не происходит. Ни на следующий день. Ни днем позже. На третий он сдается и звонит, но телефон парня оказывается отключенным. Помимо того, выясняется, что остальные тоже пробовали, с тем же «успехом». А Тео даже ходил к его дому, но Стилински конечно его заметил и сказал, что Стайлз пока что живет у друзей. Что несомненно ложь, но кто будет уличать шерифа. Сам Питер не спрашивает, однако терпение на исходе. Как на зло не происходит вообще ничего. В последнюю очередь он хотел бы обращаться к МакКоллу. Но Питер действительно размышляет над этим. И приходит к выводу, что проще оставить все как есть. По крайней мере пока.