Напарник

В голове ее не слышались голоса, но сработала какая-то сигнальная система, о существовании которой она даже не подозревала, которая не была востребована в мире домов, телефонов и электричества, которая включалась только в глухом лесу Стивен Кинг «Девочка, которая любила Тома Гордона» - Питер что, заставляет тебя отдуваться за свое козлиное поведение? – Стайлз почесывает макушку волка, тот поднимает морду, тычется носом в ладонь. – Ну конечно ты его выгораживаешь. Не изображай невинность, ты делаешь это в точности, как он, - смешно, пытаться уличить волка в коварстве. – Я знаю, чего он добивается, пытается меня подкупить. Ничего не выйдет, я неподкупен, - волк виновато прижимает уши, опускает глаза и подставляет голову, чтобы его еще погладили. – Ах ты хитрюга. Ладно, может быть немножко подкупен. Запрыгивай, мне так неудобно. Чего? Он не пускает тебя на кровать? Ну так мы ему не расскажем. Забирайся, - Стайлз отодвигается и похлопывает по одеялу. Волк неуверенно ставит лапу. – Давай, побудь полезным. Я может хоть усну. А то все время кажется, что в окно на меня кто-то пялится. Волк издает какой-то неопределенный звук, - науке ничего неизвестно о существовании волчьего мата, но кто знает, - и наконец запрыгивает, скромно устраивается рядом, едва касаясь своим теплым боком. Стайлз подтаскивает его к себе и зарывается лицом в мягкую шерсть. Пахнет одеколоном Питера, но больше свежестью ночного леса, видимо прогуливался перед сном. Или охотился... Запоздало приходит мысль, что надо было помыть ему лапы, но вставать уже не хочется. Волк ощущается затаившимся, косит глазом. Стайлз бездумно играется с его вертлявыми ушами, находясь уже почти в полудреме. У его бывшей была такса, наверно и сейчас есть. Днем это была самая настоящая тварь из преисподней, которая только и ждала, что свесишь с дивана голую пятку. Конечно, чтобы вцепиться. Но ночью гаденыш превращался в ласкового щеночка, который сворачивался клубком в ногах. Он бы не потерпел таких вольностей с ушами. Остается только удивляться как эти волки могут быть настолько ручными. Мысли становятся несвязными, покачиваются на волнах накатывающего сна. Чувство почти уже забытое, как ласковое прикосновение. Ожидаемого падения не происходит слишком долго, если бы он соображал ясно, то попытался бы сгруппироваться. Если бы сознание не ускользало, Стайлз бы помнил о моменте, в котором надо остановиться, чтобы не упасть, и смог бы это повторить. Дело в этом волшебном доме, или в волке, что сопит на ухо, или в листьях, что кружатся на ветру и сгорают над камином. Огонь запрыгивает ему на пальцы и проходит сквозь все тело, как удар молнии. Это горячо, и Стайлз вяло раздумывает, это приятное горячо, или уже больно. Во всяком случае, гораздо лучше, чем удар о дно колодца. И треск пламени куда как приятнее треска собственных ломающихся костей. Огонь обнимает, жарко облизывает шею и медленно гаснет на ней. Но продолжает тлеть где-то внутри. Полутемный коридор тянется далеко вперед, исчезая в темноте. Стайлз идет, радостно думая, что наконец видит обычный сон. Странно не чувствовать привычного холода от каменных стен, не дышать влажным воздухом колодца. Тени на стенах и полу статичные и никуда не ползут. Не пытаются его сграбастать и задушить. Дверь вырастает перед ним внезапно, и Стайлз снова ощущает прилив радостного волнения. Такое случается только во сне, обычном сне, где можно ничего не бояться. Но такой уж ли это обычный сон... Мысль выскальзывает и растворяется. Прикасаясь к узорчатой железной ручке, Стайлз снова обжигается и тут же отпускает ее. Она почти раскаленная, но цвет никак этого не выдает. Пальцы пощипывает, но любопытство сильнее предчувствия возможной боли, всегда было. К тому же, сомнительно, что можно причинить себе реальный вред, находясь во сне. Какое-то время он нерешительно стоит с занесенной рукой, и все же опускает ее обратно. Нажимает на ручку, слышит характерный щелчок. Ладонь обжигает. - Попался! – кричит чей-то задорный голос, и что-то тяжелое падает на него сверху. Стайлз растерянно хлопает глазами, пытаясь понять, это все еще сон или уже нет. Темно и дышать нечем. И жарко. Но лишь потому, что он с головой укутан в одеяло. Кто-то сидит сверху и смеется. Судя по всему, девчонка. Откинув одеяло с лица, Стайлз сначала зажмуривается от яркого утреннего света, и только потом рассматривает нарушительницу спокойствия. Она недоуменно пялится в ответ. Приглядевшись, Стайлз узнает в ней девчонку с фотографии. - Ты, видимо... второе исчадие ада, - хрипло говорит он, пытаясь ее спихнуть. – Да слезь с меня уже. В вашей семье вообще есть понятие о личных границах? Господи, я не спал несколько месяцев, что-то обязательно должно было пойти не так. - Извини, я ошиблась, - она ловко спрыгивает на пол. – Я была уверена, что Питер здесь. - Здесь есть один, - Стайлз усмехается, находит волка под одеялом и тормошит его. Тот рычит и прикусывает его руку, но как будто не всерьез. – Вылезай, пока твой хозяин не пришел и не застукал тебя, - волчья морда появляется из-под одеяла и зевает во всю зубастую пасть, в сонном взгляде читается обида за такое варварское пробуждение. – Не разыгрывай драму. Он так выучился копировать Питера, что даже не по себе. Если он начнет курить сигары, то можно ставить на нем крест, - Стайлз ловит его за ухо, но волк уворачивается, добирается до руки, в которой еще чувствуется фантомное жжение ото сна. Обнюхивает ее и пытается лизнуть ладонь. – Не подлизывайся, ты меня укусил. - О боже... – Кора, а это конечно она, прикрывает рот рукой и трясется. Стайлз пугается, но быстро понимает, что это всего лишь попытка сдержать смех. Получается у нее так себе, и в итоге она почти складывается пополам. – Я думала... я думала Дерек пошутил. Ты что, был здесь всю ночь в таком виде? – она тянется к волку, но тот коротко рычит на нее, скалится и спрыгивает с кровати, поспешно бежит к выходу. Кора кидается вслед за ним, и даже почти успевает поймать его за хвост. Судя по грохоту на лестнице, погоня продолжается. Все здесь ненормальные. Еще совсем рано, но ложиться обратно чревато тем, что ему понадобится помощь, чтобы проснуться. Стайлз лениво ползет в ванную, обнаруживает там сложенный стопкой комплект полотенец и одноразовую зубную щетку в прозрачной упаковке. Когда он ночью вставал в туалет, этого там еще не было. После быстрого бодрящего душа вчерашний день кажется каким-то нереальным. Все эти чудеса, гипнотические сны, волки... Стайлз протирает запотевшее зеркало, рассматривает свое бледное лицо, как будто в нем должно было что-то измениться. Все тот же Стайлз, ничего нового. Потемневшая отметина на шее выглядит вульгарно и угрожает остаться там надолго. Может быть начать шарфы носить, как Айзек? Нет, это только вызовет еще больше вопросов. Несмотря на ранее время, дом уже наполнен звуками. Голоса слышатся со всех сторон, или это такая иллюзия, как эхо. Стайлз не знает, куда ему идти и просто спускается вниз, в общий зал. Там все убрано и никого нет. Он стоит посреди комнаты, пока с заднего двора не появляется мальчик. Он хитро улыбается и манит за собой. Следуя за ним по лабиринту дома, Стайлз думает, что если это детский розыгрыш, то вряд ли он найдет обратную дорогу. Но ребенок всего лишь приводит его на кухню, где тоже никого нет, кроме женщины за плитой. Она оборачивается на вошедших, и Стайлз с ужасом осознает, что это Талия Хейл. Стоит там и печет блинчики. Засада. Спасаться бегством уже поздно, поэтому он просто желает доброго утра и крайне заинтересовывается интерьером. - Садись за стол, ты же не собираешься завтракать стоя, - командует она. Перед ним почти сразу оказывается тарелка с омлетом и поджаристыми колбасками, миска со свежими овощами, а после и кружка кофе. Гостеприимно, ничего не скажешь. Но Стайлз был бы рад, если бы Питер появился прямо сейчас и уберег его от неловких разговоров или чего похуже. Возможно он бы даже не возражал против очередного воровства кофе. Но Питер не появляется, а Талия продолжает молчаливо заниматься блинами. Немного выдохнув, Стайлз все-таки принимается за еду, еще ощущая невидимый флер сюрреализма вокруг. Не пейте болотную воду, не ешьте грибы и ни в коем случае не засыпайте*. Аналогия заставляет его усмехнуться. В таком случае он уже нарушил все правила. Картина, как его спящего оплетают корни, вырисовывается в голове весьма реалистично. Ну, где-то в этом доме есть волк, он еще может меня спасти. Зато здесь готовят просто божественный кофе, который хорош даже без молока. Уже за это можно многое простить и с многим смириться. Стайлза так далеко уносит в полусонных мыслях, что он замечает Малию только когда она с грохотом отодвигает стул и плюхается рядом. Вечером он ее не видел и почему-то был уверен, что она уехала. Вид у нее так себе, взлохмаченные волосы торчат во все стороны, а выражение лица представляет собой нечто среднее между жаждой убийства и желанием лечь обратно спать. Не дожидаясь своей порции, она нагло утаскивает колбаску с тарелки Стайлза и быстро с ней расправляется. Интересно, она замечает, что ведет себя прямо как Питер? Стайлз находит это очень смешным и собирается озвучить, но не успевает. Малия придвигается к нему и как будто... принюхивается? Кривит свое красивое недовольное личико. - Ты что, спал с Питером? – она тычет пальцем ему в щеку. – Мерзость. - И тебе доброе утро... – от возмущения Стайлз даже откладывает вилку. Решает отложить и свои измышления по поводу бестактности подобных вопросов. Даже если они не имеют общего с действительностью. Он слишком зол на нее еще со вчерашнего дня. – Мерзость – то, как ты позволяешь себе о нем говорить. - Посмотрела бы я на тебя, если бы твоя мать умерла, а отец слетел с катушек, - легкомысленно отвечает она, забирая тарелку из рук Талии. Стайлз замирает. - Моя мать умерла, Малия, - медленно произносит он. Это не то чтобы больно, не то чтобы тяжело. Но желание отвесить ей оплеуху появляется. – А отец пил и пропадал на работе. И у меня не было кучи гребаных родственников, которые подтирали бы мне сопли. Чтобы я думал, что я какой-то особенный и трепал любую херню, что мне в голову взбредет. - Стайлз... – она распахивает глаза, смотрит испуганно. - Заткнись и ешь свой завтрак. Малия громко сопит, громко встает из-за стола и громко уходит. Хлопает дверью. И только после Стайлз осознает, что опять это сделал. Опять позволил себе лишнего в присутствии хозяйки этого дома. Он сконфуженно оборачивается на нее, готовясь извиняться, но Талия не выглядит сердитой. Скорее слегка заинтересованной. Ее бровь игриво приподнята, а взгляд все такой же пронизывающий. Стайлз открывает рот, чтобы все-таки промямлить свои извинения на всякий случай, но она его опережает. - Ничего, однажды кто-то должен был дать ей по носу. Возможно, ты не такой уж и бесполезный. Питер появляется на кухне где-то через пятнадцать минут с самым невозмутимым лицом, какое Стайлз у него когда-либо видел. Кидает на пустую чашку осуждающий взгляд и командует отчаливать. К тому времени Стайлз успел доесть свой завтрак, получить пачку блинов с собой и конечно допить кофе. Что побуждает его немного позлорадствовать на эту тему. Но Питер почему-то не реагирует и потом в машине напряженно молчит. Но учитывая, что тот вообще не появляется на работе раньше полудня, а значит и встает гораздо позже, то скорее всего у него просто утренний приступ ненависти ко всему живому. Хотя Стайлз все равно не понимает, почему они так поспешно сорвались в офис. Искоса смотрит на Питера, его брови сдвинуты к переносице, а губы сжаты в тонкую линию, потемневшие глаза цепко следят за дорогой. Придумывать повод заговорить с ним становится утомительно, и Стайлз не выдерживает: - Ты какой-то грустный, - он ловит ответный взгляд и буквально видит, как Питер надевает свою шутовскую маску. Сейчас начнет выкаблучиваться. - Не выспался, - отвечает Питер на выезде из леса, отбивает ритм по рулю, пока ждет окончания потока проносящихся по главной дороге машин. Поворачивается и смотрит насмешливо. – А вот ты, говорят, всю ночь тискал грязную шкуру. - Ты же отказался контролировать мою терморегуляцию, пока я сплю. - А было предложение? – Питер приподнимает брови, будто предложение поступило только что и теперь он занят обдумыванием оного. - Знаешь, что. Может шерстяной Питер будет моим напарником? Он ласковый и не имеет привычки цепляться к словам. Я завтра забираю джип. Разрешу ему ездить на переднем сидении и доедать за мной сэндвичи. - Ты разбиваешь мне сердце. Стайлз смеется, но на самом деле это у него разбито сердце. Но он не хочет об этом думать. Это и так отняло у него пару часов сна, пока спасительный мистер волк не пришел составить ему компанию. И все равно не может злиться на Питера за его неуместные вопросы. Не Питер виноват в том, что случилось. Возможно, он просто пытается выстроить хоть какое-то подобие доверительных отношений. Своими придурочными методами... Несмотря на все еще довольно ранний час, дорога запружена машинами. Стайлз достает книгу, осторожно поглаживает обложку, но не открывает и убирает обратно. Нужна более комфортная обстановка, чтобы погрузиться в это. В офисе у него еще будет время вдоволь начитаться откровений. Возле участка Стайлз замечает патрульную машину отца и спохватывается, надо было заехать домой, но теперь уже поздно. Он идет через проходную вслед за Питером, стараясь принять непринужденный вид и не отсвечивать. По закону подлости жалюзи в кабинете отца подняты, а сам он сидит за своим столом и как нарочно смотрит в коридор, будто специально поджидает. Завидев Стайлза, он встает и просит его зайти. Питер конечно не собирается его спасать и размашистым шагом удаляется дальше по коридору. Кажется, там опять случилось что-то, в чем не требуется участие мало посвященных сотрудников. Мог бы облегчить мне жизнь и сказать, что у нас срочное дело, козел ты этакий. Стайлз прикрывает за собой дверь и невинно хлопает глазами на отца. Тот задумчиво смотрит в ответ, усевшись на край своего стола и сложив руки на груди. Но у Стайлза есть против него секретное оружие. Он достает из рюкзака контейнер с блинчиками и помахивает им. Секретное оружие не работает. Это заговор. - Я об этом не должен спрашивать? Мне отстрелить ему яйца или... - Пап, мне кажется Питер уже староват для оперы, - смеется Стайлз. – Но полагаю ему пошел бы фрак. И котелок, как думаешь? - Он хотя бы рассказал тебе? О чем это я, конечно нет. - Что-то мне подсказывает, что ты не так все понимаешь, - тянет Стайлз. Не хватало, чтобы отец побежал отстаивать его якобы поруганную честь. Он и так натерпелся вчера сполна неловкости, это не может продолжаться гребаный второй день подряд. – Хочешь попробовать блинчик? - Это ты не понимаешь, чт... – отец замирает на полуслове, хмурится. Стайлз прослеживает его взгляд. По коридору идет женщина, которую он раньше здесь не видел. – Так с чем эти блины? Отец подхватывает контейнер и полностью переключается на его содержимое. Интересно. Подобная смехотворная попытка увести внимание только подтверждает, что в особом отделе происходит что-то крайне любопытное. А отец теперь способствует дальнейшему пребыванию Стайлза в полном неведении. Нет, это не заговор. Это мать его преступный сговор. Он тщетно пытается сбежать, отбиваясь от навязчивых расспросов о времяпровождении в доме Хейлов. Отец даже прибегает к собственному секретному оружию. А именно – печальному усталому взгляду и невзначай брошенным фразам о том, как мало они последнее время разговаривают. Да боже мой! Можно только диву даваться, насколько отец не хочет, чтобы Стайлз пересекся с той женщиной. И если бы Скотти не прислал ему сообщение, то он и вовсе бы не выбрался отсюда до вечера. Да, врать нехорошо, но Стайлз делает вид, что перезванивает и ловко выскакивает за дверь. Скотт всего лишь написал, что их обычный поход в бар отменяется. И возможно стоит поинтересоваться, по какой причине, но происходящее в особом отделе в данный момент волнует его куда как сильнее. Он почти бегом добирается до офиса и распахивает дверь. Все уже в сборе, и все они замолкают и пялятся, стоит Стайлзу появиться на пороге. Та женщина тоже тут, сидит на столе Эллисон и покачивает ногами. Она прищуривается и склоняет голову на бок, рассматривая его. Неизвестно почему, но она выглядит... неприятной. Стайлз не находит другого определения. Что-то в ее взгляде вызывает желание держаться от нее подальше. Затянувшееся молчание делает обстановку напряженной, хотя возможно она была таковой и до этого. Женщина спрыгивает со стола, подхватывает свою сумочку. - Я напоминаю, Питер, это всего лишь визит доброй воли. Мы могли бы и не предупреждать тебя, - она медленно движется к выходу, останавливается возле Стайлза. Тянет руку, будто собирается потрепать его за щеку, но передумывает. – Завели себе еще одного человечка? Главное не давайте ему играть со спичками, - она смеется, и Стайлз помимо воли отступает в сторону. – Эллисон кажется что-то говорила, как там тебя зовут, малыш? Не могу припомнить. - Ничего, в вашем возрасте проблемы с памятью простительны, - выпаливает он, прежде чем подумать. - У-у, малыш кусается, - она кривит губы в ненатуральной улыбке и также не спеша выходит за дверь. - А она кто? – спрашивает Стайлз, оглядывая своих странно взъерошенных коллег. - Сука, - Питер отворачивается и идет за свой стол. - Ну, это я понял. *** Ветер пробегается по веткам деревьев, стихает на время, затаивается. Но Стайлз знает, что скоро он вернется и с новой силой набросится на них. В лесу пасмурно и тревожно, как перед дождем. Он идет по тропинке, то и дело оглядываясь и убеждая себя, что один здесь. Бояться нечего, это просто лес. Но колючее чувство чужого взгляда не отпускает, заставляет нервно посматривать по сторонам и вздрагивать от любого шороха. Впереди вырастает куст, усеянный маленькими черными птичками как елка игрушками. Стоит Стайлзу приблизиться, и они разом срываются вверх, какое-то время мельтешат, так что он засматривается. Впрочем, мелодичный звон быстро возвращает его обратно на тропу, местами заросшую, исчезающую и появляющуюся под ногами. Кеды утопают в мягкой траве, джинсы внизу уже частично мокрые от росы. Небо мрачное, но там, куда он идет, солнечные лучи прорезают сизые облака полосками света. Стайлз осторожно переходит ручей и спешит дальше, туда, где деревья расступаются, становятся реже и реже. Пока наконец не оказывается на пригорке. Приостанавливается, чтобы полюбоваться открывшимся видом. Там внизу только одно дерево. Величественное, как монолит, которому стоило бы поклониться. Мощный ствол его опоясывают разноцветные тонкие ленты, с раскидистых ветвей свисают подвязанные за нитку бубенцы. На ветру они колышутся, создавая странную, но удивительно гармоничную мелодию. Стайлз завороженно смотрит, как листья медленно кружатся и опадают, устилают землю нереальным зеленым ковром. И все здесь нереально, потому что это сон. И можно было бы порадоваться, если бы все вокруг не было таким тревожащим. Но сам Стайлз реален. Он чувствует себя как никогда настоящим. Тем более странным ощущается этот замерший лесной пейзаж с деревом, которое можно увидеть только во сне, только так. Он должен... прикоснуться. Ветер толкает его в спину, и Стайлз по инерции спускается. И наконец видит, что все-таки не один здесь. В лучах солнца волосы Лидии кажутся медно-золотистыми. Ветер перебирает их, играет с ними. Она стоит прямо под деревом, закинув голову, но глаза ее закрыты. И опадающие листья танцуют вокруг нее свой неспешный вальс. Все это о чем-то напоминает. Оно где-то в прошлом, затерялось в воспоминаниях. Но его можно подцепить за уголок, как старый тетрадный лист, зажатый между страницами учебника. Стайлз всего на секунду закрывает глаза, чтобы дотянуться до маячащего на границе разума клочка бумаги. И сон рассыпается. Он и так был слишком хрупким, слишком прозрачным. Так непохожим на устоявшиеся поросшие мхом холодные стены колодца. Но все же, он дал то, что должен был, а Стайлз это забрал. Резкое пробуждение немного путает его, но не настолько, чтобы главное успело вылететь из головы. Стайлз скидывает одеяло на пол, вскакивает. Нога запутывается в расстегнувшемся пододеяльнике, и он со всей дури летит вперед. Успевает выставить руки, но все равно шарахается лицом о паркетную доску. Не самое лучшее начало дня, но плевать. Надо срочно проверить кое-что, такая мелочь, как разбитая губа волнует его меньше всего. Под кроватью пыльно и безнадежно пусто. Только забравшись туда почти целиком, Стайлз осознает, что ищет впустую. Черт-черт-черт! Он же сам избавился от, как он тогда считал, старого ненужного хлама. Где теперь искать? На свалке?.. Выбравшись из-под кровати, он встречается взглядом с отцом, который видимо прибежал на грохот. И теперь стоит, недоуменно почесывая подбородок. - Господи, надо продезинфицировать и приложить лед, пока не раздуло, - отец помогает ему подняться. – Ты что не спал всю ночь? - Я проснулся, - Стайлз ловит его ошарашенный, но радостный взгляд, машет рукой. – Это не значит, что буду просыпаться и дальше. Потом расскажу, - хватает аптечку с полки и идет вслед за отцом вниз. - Так что ты делал под кроватью? – отец копается в морозилке, оттуда появляются две печальные куриные туши, пачка замороженной картошки, и только потом уже пакет со льдом. – Это что часть терапии? - Да нет, - хотя, если подумать. Вся его терапия – полная лажа. Собирать пыль под кроватью было бы и то эффективнее. – Я искал коробку со старыми тетрадями. А потом вспомнил, что выбросил их. Я вообще все выбросил... - Ты так думаешь? – хитрая усмешка на лице отца всплывает подобно спасательному кругу. – Так и знал, что ты остынешь и пожалеешь. Поэтому я забрал коробку и отнес в кладовую. - Я тебя обожаю! – Стайлз кидается его обнимать и роняет пакет со льдом. – Лучший отец! - Ну еще бы. Выкладывая по очереди старые школьные альбомы, диски в затертых коробках и прочую мелочь, Стайлз думает, что хватило всего одного ящика, чтобы вместить его прошлую жизнь. Он перелистывает тетради по очереди, переворачивает книги, надеясь что-то из них вытрясти. И наконец находит сложенный пополам лист. Разворачивает его и с минуту просто смотрит на потускневший от времени рисунок. Это было уже под конец выпускного класса, Стайлз знал, что уедет и хотел взять что-нибудь на память. У Лидии конечно имелись рисунки и получше, но этот конкретный мотив повторялся раз за разом с завидной регулярностью. Ее тетрадь была почти полностью изрисована однотипными деревьями, и Стайлз справедливо рассудил, что если он позаимствует один лист, то никто и не заметит. Спрятал его в ежедневник и конечно забыл о нем. А ведь такое уже было совсем недавно... Позавтракав с отцом, он отправляется за джипом. Внутри теперь непривычно просторно после обычных машин. И джип сразу заводится, что тоже непривычно. Стайлз останавливается напротив дома Лидии в начале первого, решает, что это уже достаточно приличное время для визита в выходной день. Он не позвонил заранее, потому как не знал, что сказать, и теперь сомневается, а дома ли она. И не зря. Дверь открывает миссис Мартин, она долго разглядывает Стайлза, прежде чем на ее лице проскальзывает узнавание, и его впускают в дом. Лидия вышла куда-то, но должна скоро вернуться, поэтому он может подождать ее. Натали провожает его до ее комнаты и оставляет одного. Стайлз осматривается, все здесь кажется совсем другим. Раньше комната была девчачьей, кричаще розовой. Он вспоминает, как однажды навещал Лидию, когда она заболела, и она даже не поняла, кто он и зачем пришел. Это было так давно, они тогда еще даже не общались. И теперь почему-то не общаются. Все как будто идет по кругу. Стайлз прикипает взглядом к небольшой пробковой доске над рабочим столом. Фотографии как маленькие кусочки жизни Лидии, о которой он ничего не знает. С удивлением обнаруживает снимок в компании Скотта и Эллисон. Они сидят за столиком, уставленным напитками и смеются. И Стайлз вдруг понимает, что совсем ничего не знает о том, как его друг проводил здесь время в его отсутствии. Он даже собирается написать ему сообщение, но отвлекается на другое фото. На нем Лидия сидит на диване с чашкой в руке, блаженно прикрыв глаза. А рядом с ней, вальяжно откинувшись на спинку, расположился Питер. У него скучающий взгляд, сигара в его руке дымится. Оба они выглядят чуть моложе, волосы Лидии едва прикрывают плечи, а у Питера и вовсе короткая странная прическа, зализанная на пробор. С ней он похож на какого-то персонажа и старых голливудских фильмов... Стайлз слышит, как дверь открывается, и торопливо отходит от стола. Но любопытство уже завладело им и не желает отпускать. - Привет... Ты наверное думаешь, что я здесь делаю, - с ходу начинает Стайлз, чтобы Лидия не успела его выпроводить. – И я бы не стал беспокоить тебя, но мне надо узнать. Про это, - он вытаскивает из кармана лист и разворачивает его. И понимает, что ровно до данного конкретного момента Лидия была рада его видеть. – Это же реальное дерево? Ты же знаешь, где оно? Мне кажется... кажется, что я ищу его, - звучит тупо, но разве это не она нашла труп в их последнюю встречу? - Сомневаюсь, что могу ответить на твои вопросы однозначно, - она словно ожидала чего-то другого и теперь опечалена. – Почему ты обращаешься за этим ко мне? Насколько мне известно, вокруг тебя сейчас полно людей, которые могут удовлетворить твое любопытство. - Потому что они ничего мне не рассказывают, - Стайлз раздраженно трясет руками. – И потому, что я видел тебя во сне рядом с этим деревом. - Ясно, - Лидия вздыхает, направляется к двери. – Пойдем прогуляемся. Небольшой сад за домом быстро сменяется дикими растениями, по мере того, как они уходят все дальше. Лес здесь слишком близко подходит к обжитой территории, незаметно сливается с ней. Лидия идет чуть впереди, и ее спокойный размеренный голос почти не нарушает тишину. То, что она говорит, и вправду неоднозначно. Получается, что дерево есть, но в то же время его нет. И да, Лидия знает, где оно. Но нет, она не может туда никого привести. Не потому что не хочет, а потому что чьи-либо желания тут вообще не имеют особого значения. Дерево прячется в лесу от посторонних глаз, оно никогда не находится на одном и том же месте. Может увести и запутать. И оставить посреди такой глуши, где не только мобильная связь не ловит. Все говорят Стайлзу, что в лесу опасно. Возможно, он и сам так считает. Но разве он не ждал достаточно долго? Разве он не вышел из темноты, чтобы наконец что-то понять. Кажется, что стоит ему прикоснуться к этому дереву, и он освободится. От колодца, от странных снов и жутких видений, от тени. А может быть даже и от того человека. И если дерево показывает ему все это, то не потому ли, что хочет, чтобы он принял к сведению и воспользовался. На улице пасмурно и немного ветрено, почти как в его сне. Но Лидия вдруг останавливается и напрягается, заламывает свои красивые брови и закусывает губу. Стайлз не ощущает ни тревожности, ни взгляда в спину, только еле-заметный холодок. Он шел бы и дальше, надеялся увидеть, как деревья расступаются и являют собой одно особенное. К сожалению, Лидия разворачивается и молча идет обратно в сторону дома. Такое чувство что она насторожена. Стайлз догоняет ее, пытается дознаться, что заставило ее так резко изменить маршрут. Получает в ответ только туманное «в лесу неспокойно» и что она и так уже рассказала больше, чем собиралась. Она не обещала его куда-либо привести и вообще ничего не обещала. Стоило пригласить ее пообедать или хотя бы выпить кофе, а не набрасываться сразу со своими снами. Лучше поздно, чем никогда, и Стайлз делает робкую попытку сгладить образовавшееся между ними колючее молчание. Сначала ему кажется, что Лидия проигнорирует и это, но она внезапно улыбается. А когда они подходят к джипу, ему и вовсе чудится радостное смятение на ее лице. Будто она встретила старого друга. И тогда до него наконец доходит. Лидия и правда ждала старого друга, она нуждается в ком-то. Не хочет обсуждать сверхъестественную подоплеку своей жизни не потому, что хранит какой-то секрет вместе со всеми. Ей просто нужно обычное человеческое общение. По дороге в кафе корка отчуждения, наросшая между ними за несколько лет, пока они не виделись, слегка надламывается. Это конечно не то, что раньше, но близко, очень близко. И почему-то немного грустно. - Можно спросить? – осторожно начинает Стайлз, когда им приносят заказ. – Про Питера, - он ждет раздражения и отказа, но Лидия лишь опускает глаза и улыбается уголками губ. - Он мне должен, поэтому я присматриваю за ним. Печально будет, если с ним что-нибудь случится раньше, чем мне понадобится ответная услуга. - Это не то, о чем я спрашивал. Он что-то значит для тебя. Я видел фотографию. Я не рылся в вещах, просто она была там, на пробковой доске, - тут же начинает оправдываться Стайлз и вдруг замечает, что Лидия снова опечалена. – Извини, не мое дело. - Я работала с ним в особом отделе, в самом начале, когда Питер только затеял все это, - Лидия вертит свою кружку, смотрит задумчиво. Словно решает, хочет ли она продолжать. – Точнее, тогда это не имело ничего общего с полицией. Не было никакого отдела. Мы были только втроем. Ту фотографию сделал Тео. - Как вы вообще познакомились? – Стайлз понимает, что сейчас либо будет послан, либо услышит ахренительную историю. Надеется на второе. - Ты знаешь, что Питер лежал в «Доме Эха»? – Лидия оставляет кружку и складывает руки на столе. Дожидается кивка. – А знаешь, как он туда попал? Они его год не могли поймать... Ладно, это не мне рассказывать, - она медлит, перебирает пальцами салфетку. – Помнишь, ты уже уехал, и в какой-то момент я перестала отвечать на сообщения? Знаешь, почему? - Ну, я подумал, это просто жизнь. Поддерживать отношения на расстоянии тяжело, а мы даже не были в отношениях. - А на самом деле меня положили в психушку, - Лидия улыбается в ответ на его шокированный взгляд. – В один момент ты красишь ногти и думаешь, с какой сумочкой пойти на вечеринку. А в другой начинаешь слышать голоса. И никто тебе не верит, что они реальные. И ты себе тоже не веришь, потому что знаешь, это просто. Люди, которые слышат голоса – сумасшедшие. А я еще и кричала. И мама сделала то, что и любая другая на ее месте. Сделала все, чтобы мне оказали помощь. Откуда ей было знать, что в «Доме Эха» никому не помогают. Особенно таким, как мы... – за этим что-то скрывается. Очень недоброе. – Каждое утро они выводили нас на свежий воздух. Питер обычно сидел в своей каталке и ни на что не реагировал. Кто-нибудь привозил его и просто оставлял там. Потом кто-нибудь его забирал, если не забывали. Поначалу я в основном старалась его избегать. Находиться рядом с ним было то же самое, что держать под боком старое радио. Все время слышишь нескончаемый шепот. Но слышала его только я, - Лидия приподнимает руку и знаком показывает официанту повторить ей кофе. А после продолжает на удивление спокойно и буднично. – Как же я его ненавидела. Будто он оказался там специально, чтобы напомнить мне, что я ненормальная и моя жизнь кончена. Я всерьез обдумывала план его убить. Мне стало казаться, что это избавит от проблем нас обоих. Когда находишься среди психов, твой моральный компас немного сбоит. И я начала ждать удобного момента. А еще я стащила у медсестры пилку для ногтей. Так себе орудие убийства, но если ткнуть в горло... – она смеется, что наверно свидетельствует о том, что план не удался. И слава богу. – Однажды эти идиоты забыли его посреди коридора. И я решила – вот оно. Что они мне сделают? Посадят в тюрьму? В общем, на тот момент, я и правда немного свихнулась. Но я не учла, что, когда приближусь, шепот станет настолько громким, что я не только пилку не смогу держать, но и свой голос. И я закричала. Конечно сбежались санитары, скрутили меня и накачали успокоительными. Бросили в изолятор... А через несколько дней он пришел меня навестить. Уже без коляски. Чтобы сказать мне, что я не сумасшедшая. Еще через полторы недели я чудесным образом выздоровела. А он поджидал у ворот. Шикарными тачками и дорогими заведениями меня не удивишь, насмотрелась уже от Джексона. Но у Питера были ответы на мои вопросы, это я оценила. Что ж, эта история превзошла все его ожидания. Лидия рассказала ее так просто, в этом не было боли, сожалений, возможно они остались за кадром, за оберткой слегка поехавшего, но веселого приключения. А возможно это оно и было. Гораздо больше Стайлза волнует, как так вышло, что он не знал. Почему никто не рассказал ему? Ни Скотт, ни отец, ни хотя бы гребаный Джексон. Ведь Лидия не выглядит так, будто только что рассказала страшную тайну. Потому что тайна была в другом, и я ее уже знаю. А еще он знает, что Лидия одинока. Это чувство лежит как камень на дне ее глаз, гуляет по лицу лихорадочным румянцем, вплетается в искрящиеся на солнце локоны волос. Совсем одна со всеми этими мертвецами, которые ей нашептывают. - Почему ты ушла? - Поняла, что он значит для меня гораздо больше, чем я для него, - о, это не про работу. – Мне тогда это показалось унизительным. Я сказала, что с меня хватит, у меня такое уже было. Он не останавливал. Жалела потом, конечно. Иногда думаю, что до сих пор жалею. - Ты любишь его, - догадывается Стайлз и зачем-то озвучивает. - И ты полюбишь. Звучит как приговор. Стайлз не уверен, возможно ли приговорить к любви, но касательно Питера это может быть единственно верным выходом. Чтобы находиться рядом с таким невыносимым козлом, ничего другого не остается, кроме как смириться и полюбить его. И только так справиться с неконтролируемым потоком сволочизма. Если бы еще не приходилось постоянно сравнивать. Если бы совесть не грызла его так больно и упорно. Намекая ему, что он предатель, каждый раз, как только ему начинает казаться, что он может себе позволить жить дальше. Этот барьер Стайлз не готов перемахнуть. Хотя иногда и очень хочет. Сначала он уговаривал себя, что просто не может привыкнуть. Но теперь все больше убеждается, что дело в другом. На один день он позволил себе представить, пустить себя в эту новую жизнь. И как больно было оглянуться назад. Будто снова заглянуть в мертвые глаза человека, которому доверял больше, чем себе. И сказать, что нашел ему замену. *** Он рассчитывал поговорить с Марин еще вчера, но суббота оказалась почти целиком занята Лидией. А потом и мыслями о том, что Стайлз от нее узнал. Наверно он слишком радовался этому призраку школьной дружбы, который увидел в ее глазах. И чего скрывать, ностальгировал по временам своей неразделенной любви. Она была такой детской, такой невинной. Как хорошо, что она не воплотилась, в том возрасте он бы наверняка все испортил, и эти воспоминания о наивных мечтах были бы омрачены... А потом он заснул и свалился обратно в чертов колодец на давно пригретое местечко. В глубине души Стайлз знал, что чудодейственный эффект от дома Хейлов не продлится вечно. Днем он был занят изучением одолженной книги, к тому же, хотелось застать Марин врасплох, поэтому и отложил свою жажду справедливости до вечера. И конечно собирался с мыслями, тянул. Дотянул. Уже почти ночь, а он только выезжает из дома. Куда меня несет. Дорога практически пустынная, и темная полоска леса тянется вдоль нее. Стайлз всматривается, надеясь увидеть светлячка. И пропускает поворот к центру. И едет дальше, потому что иррациональное волнение охватывает его. В лесу что-то происходит, и его так и подмывает проверить, что именно. Как только Стайлз подлезает под шлагбаум, темнота тут же обступает его со всех сторон. Будто кто-то дернул рубильник, и весь свет во всем гребаном лесу исчез. Ну нет, так вы меня не напугаете. Вокруг него слишком много странного, какая-то там внезапная непроглядная тьма уже не кажется чем-то... таким. Здесь что-то есть, и Стайлз собирается это найти. Не просто что-то. Это для него. Ищи в темноте. Холодок бежит по спине, но не заканчивается привычным уколом под лопатку. Оно это или нет, не важно. Раз уж Стайлз решил больше не бояться, то он просто выкинет из головы того человека. Его здесь нет, никогда не было и не будет. Глаза привыкают к темноте довольно быстро, и двигаться становится проще. Отчасти Стайлз понимает, что опять нарывается на неприятности. Все дело в дури у меня в голове, я над ней не властен. Так им и скажу, когда меня тут найдут замерзшего в какой-нибудь канаве со сломанной ногой. Только вот ничего подобного с ним не случится, и он это знает. А оттого ломится в чащу все дальше и дальше. Возможно он просто сошел с ума окончательно, такое нельзя исключать. Но если есть хоть один шанс прекратить быть слабым и вылезти наконец из колодца, то он не может им не воспользоваться. Ветки хлещут по лицу, а опавшая листва забивается в кроссовки, но что-то продолжает тянуть его почти помимо воли, как во сне. Пока где-то справа сквозь темноту на мгновение не пробивается слабый отблеск. И тут же затухает. Но Стайлз уже заметил направление. Он останавливается у ручья. Это точно было где-то здесь, может быть в воде. Стайлз идет вдоль берега, ощущая, как уверенность медленно улетучивается. И действительно становится холодно и немного жутко. Луна отражается в воде, он понимает это не сразу, но наверно именно этот блик он и увидел. Как-то даже досадно. Все вокруг перестало быть мистическим и зовущим. Просто обычный ночной лес. Что ж, остается надеяться, что тут работает навигатор, или хотя бы ловит связь. Стайлз достает телефон, тупо смотрит на крохотное деление. Поднимает руку над собой, но это не помогает. Ладно, можно подсветить себе фонариком и вернуться по собственным следам. Наверняка он ломился сквозь лес как одичавший медведь, это будет нетрудно. Он разочарованно вздыхает и собирается повернуть назад, когда вдруг слышит плеск воды и еще какой-то звук, похоже на... Кто-то скулит. Это же значит, что оно неопасное?.. Рука немного дрожит, но Стайлзу удается навести фонарик в ту сторону, откуда по ему мнению был звук. И тогда он видит волка в воде. - Эй, ты что решил искупаться? – Стайлз с облегчением выдыхает. Никогда бы прежде он не подумал, что ночью посреди глухого леса, будет так рад видеть волка... Если это тот волк... – Не можешь вылезти оттуда? Стайлз осторожно, стараясь не делать резких движений, подходит поближе. Тут совсем мелко, но волк лежит посреди ручья и не выглядит... здоровым. Присев на корточки, Стайлз наводит на него фонарик и чуть не роняет телефон в воду. Волк смотрит несчастными глазами и скулит. В его боку стрела, и она как будто дымится. Наверно он пытался потушить ее, вот и залез в ручей, а потом силы закончились. Но Стайлза пугает не стрела, а кровь. Он откладывает телефон на землю и отворачивается. Дыхание учащается, в ушах шумит, к горлу подкатывает дурнота.