Как часто и во многом нами управляют другие, несмотря
на то, что мы так гордимся умением контролировать себя
и строить собственные планы
Стивен Кинг «Игра Джералда»
Листья кружат над ним и медленно опадают. Их так много, что кажется ими можно укрыть всю землю. Это вихрь. Это танец. Ветер поет свою песнь. Стайлз подставляет руки и дожидается, пока лист плавно не спланирует на ладони. Солнечный свет озаряет его лицо и покрывает, как тончайшая прозрачная вуаль. Лист в руках такой хрупкий, почти невесомый. Вид его пробуждает стыд за прошлую ярость, которой он позволил себе отдаться. Из-за которой растерзал тогда эту крохотную частичку дерева. Но сок впитался в его пальцы и проник в его кровь, а значит лист в какой-то мере стал с ним одним целым. Разве нет? Если возможно для одного дерева существовать сразу в двух мирах и одновременно не быть нигде, то все возможно. Разомкнув руки, Стайлз следит, как лист опускается на землю, становится частью множества. И идет, утопая по щиколотку. Вибрирующая струна пронзает его тело, и сам он дрожит. Сбивчивое дыхание, волнение, странное напряжение. Все это скручивает его, но заставляет быть таким легким. Мелодия ветра играет вокруг и отзывается внутри. Стайлз останавливается на холме и смотрит вниз. Он уже был здесь, но теперь все иначе. Дерево, которое было таким огромным, практически монументальным, завораживающим своим спокойствием, скрывающим в себе мудрость времени. Слой за слоем, запаянную в годичные кольца. Это как воспоминание о том, что с ним никогда не случалось. Как мираж, фантомная фигура из прошлого, более далекого, чем Стайлз мог бы себе представить в рамках своей короткой жизни. Воспоминание о том, чего давно уже нет. Остался только корень, впивающийся в землю и распространяющийся под ее покровом, переплетающийся с другими подобными. И разглаженная ветрами, покрытая трещинами поверхность огромного пня. Он раскинулся там внизу как стол, за который если приглашают, то далеко не каждого. Стайлз чувствует томное натяжение в груди, и тело само делает шаг, потом другой. Нет смысла сопротивляться, но волнение поднимается в нем все больше, чем дальше он спускается. Чем ближе подходит к Неметону. Пока нить притяжения не расслабляется, и он не замирает возле вздыбившихся корней. Это дерево разумно, оно пытается общаться. Стайлз обходит его по кругу, ощущая, как воздух густеет, видя, как он идет рябью. Наклоняется, чтобы заглянуть в центр. Маленький щуплый росток пробивается сквозь трещину к солнцу. И Стайлз чувствует себя этим ростком, и ему страшно и трудно. Ветер здесь замирает. И все здесь замирает. Все, кроме волнообразного гудения. Он слышит голос, но не может разобрать слов. Чего ты от меня хочешь? Хочешь... поделиться? Стайлз не знает, в чем дело, но понимает, что что-то неправильно. И суть не в том, что кто-то посмел срубить это дерево. Хотя это настолько возмутительно, что злость вскипает мгновенно, пульсирует вместе с сердцем. Он слышит застарелую боль дерева. Но это давно в прошлом, подернуто дымкой и нечетко, подобно рисунку, на который упала капля и размыла его очертания. Дереву не нужны ни его злость, ни накатившая жалость. Ему нужно что-то другое. Что-то мешает. Портит. Если бы Стайлз только знал, как это исправить. Извлечь, как пулю, засевшую в кости и сросшуюся с ней. Он опускается на колени и прислоняется ухом к теплой вибрирующей поверхности. И испытывает внезапный приступ страха, потому что так здесь можно сойти с ума. Можно потерять свою целостность и просто развеяться, затеряться среди бесконечного ковра листьев. Здесь этого слишком много, и оно живое. Корни могут опутать и прорасти в его тело... Это наваждение, Стайлз понимает и аккуратно отстраняется. Всего лишь сон, где ничего ему не угрожает. Его тело в безопасности лежит на кровати, и только разум витает в зыбком пространстве вместо того, чтобы отдыхать. Вполне привычное для него состояние. Почувствовав на себе взгляд, Стайлз встает, отряхивает ладони и оборачивается. Волк ждет его, опасаясь подойти к дереву слишком близко. Но настороженная поза выдает в нем намерение преодолеть разделяющее их расстояние, если на то будет причина. Волк, как и дерево существует в двух мирах одновременно. Возможно потому ему и позволено здесь находиться. Подойти к нему кажется правильным. Успокоить его. Почесать его за ушами и погладить по спине. Стайлз хочет одернуть себя, ведь это же Питер. Нельзя вести себя так, точно зная, кто перед тобой. Но также отчетливо приходит и знание, что Питера здесь нет. А есть лишь несчастное одинокое создание, всем своим видом требующее его, Стайлза, ласки и заботы. Это так странно. Он обнимает волка, зарывается лицом в мягкую шерсть и просыпается. На часах почти девять, до звонка будильника несколько минут. В кресле сидит Питер и со скучающим видом читает газету. - Ты опять сломал дверь? – Стайлз приподнимается на локтях, щурится. Очертания Питера в кресле все еще кажутся нереальными и тусклыми. – Или влез через дымоход как Санта? Подарки будут? - Смотря, что ты загадал. Но говорю сразу, в участке неподходящие условия для содержания пони. Так что подумай хорошо, дорогуша. Подарок один, а год длинный, - Питер откладывает газету и выключает будильник за секунду до того, как тот успевает сработать. - Тогда я хочу годовой абонемент на кофе, - он падает обратно на подушку и мечтательно улыбается. – Только чтобы все серьезно. Сливки, карамель и шоколадная посыпка. - Когда-нибудь тебе придется пройти медосмотр, и они выяснят, что по твоим венам течет сироп. Тебя сдадут на опыты, - новая манера шутить глупые шутки с непроницаемым лицом раздражает. – Все, выметайся с кровати, у нас полно дел. - Зачем ты вообще приехал в такую рань? Отец бы меня отвез, - Стайлз нехотя свешивает ноги с кровати и тянется так, что хрустят суставы. - Сегодня по плану кружок рукоделия. Ты посещал такие в детстве? Если нет, то как раз наверстаешь. Говорят, это имеет терапевтический эффект, тебе не помешает. Мне не помешает, если ты прекратишь. Стайлз раздраженно сдергивает с вешалки приготовленную вчера футболку и легкий свитер, подбирает с пола джинсы и скрывается в ванной. Этот незримый налет пассивной агрессии теперь повсюду преследует его. Питер все еще злится, но злится иначе. Теперь это не имеет четкой направленности, но трудно не осознавать своей причастности. Наверно можно было не обращать внимания, но Стайлзу больше не все равно. К сожалению. Как можно все исправить, если не знаешь причину. Надо ли вообще что-то исправлять. Одно особенное воспоминание запечатлелось в нем настолько четко, болезненно ясно. Когда он закрыл глаза в колодце, думая, что умрет, а открыл уже в больничной палате. И именно тогда осознание пришло к нему в полной мере. Забралось в его легкие и поселилось там надолго. Это пустота, отсутствие человека. Он слышал выстрел и видел кровь. Видел, как жизнь ускользает из взгляда, и он становится мутным и остекленевшим как у куклы. Недвижимым. Но только лежа на больничной койке и щурясь от давящего со всех сторон белого цвета, Стайлз понял, что то была смерть. Он смотрел на нее, но не видел. Не верил. И лишь очнувшись, находясь в удивительно ясном сознании, чувствуя боль в поломанном теле, он смог. Эта пустота не имела ничего общего с колоссальным расстоянием, отделявшим его от родных и близких, друзей. Она не обитала на бескрайних дорогах, не стелилась по серым фасадам чужих домов, не смотрела на него лицами незнакомцев. Она была внутри, и какое-то время, очень долгое время, выгнать ее было предприятием совершенно невообразимым. Стайлз анализировал это бесконечно. Представлял как дыру у себя в груди, в которую можно просунуть руку и помахать с другой стороны. Казалось бы, он уже сталкивался с подобным. Но тогда он был маленьким. Хотя конечно понимал, что происходит с его матерью. В том-то и дело. Он знал, что однажды это произойдет. Что болезнь заберет ее. Не то, чтобы он был готов. И все же есть разница. Весь ужас был в том, что Стайлз никак не мог знать, что тот человек заберет Фрэнки. Даже будучи взрослым и осознавая, как хрупка человеческая жизнь, ты никогда не думаешь о возможности внезапной смерти. И о том, как она может ранить. Какую пустоту она за собой оставит. И как она будет влачиться следом, постоянно напоминая о себе. Насколько она тяжелая, хотя совершенно ничего не весит. Поэтому теперь так странно, что ее больше нет. Это не время, не смена обстановки, не люди. Не все вместе взятое. Это волк, который запрыгнул ему на грудь, влез в его мысли и просочился в его сны. Стайлз протирает полотенцем запотевшее зеркало, по привычке осматривает шею. Метка кажется ему неприлично яркой, как если бы появилась только что. Он думает, были бы сейчас губы на его шее столь же неуместны. Неуместны такие мысли. Что-то подсказывает, что в офис он сегодня не попадет, и Стайлз оставляет ноутбук на столе. Рюкзак без него непривычно легкий. Внизу на кухне никого, отец уже уехал на работу, а Питер против обыкновения сидит в машине вместо того, чтобы собирать многоэтажные сэндвичи. Вид у него странный и как будто растерянный. А в вытянутой руке дымится обычная сигарета, про которую он кажется забыл и пепел уже добрался до середины. Наверное, думает о пропавших омегах и стремных друидах. Или о том, как не хочет здесь быть. Во всяком случае, когда Стайлз забирается на пассажирское сиденье, он тут же становится максимально отстраненным. Остается только вздохнуть и уткнуться в телефон. Если так надоело возиться, то какой смысл это продолжать. Стайлз пишет Лидии, не знает ли она какого противоядия от вечно недовольного Питера. В частности, когда тот отказывается признавать свое недовольство и притворяется, что именно так он себя обычно и ведет. Ответ заставляет его нервно засмеяться. - Лидия считает, что я должен тебя приласкать, - весело отвечает Стайлз на вопросительный взгляд Питера. – Не думаю, что это сработает. Я сегодня уже погладил волка, но ты продолжаешь демонстрировать молчаливое презрение. - Ничего я не демонстрирую, - раздражается он, но как-то вяло. – В смысле ты погладил волка? - А ну, это было во сне. Не знал кстати, что вы и такое умеете... Так не считается? Тебя почесать за ушком? Питер окидывает его одним из этих своих странных взглядов и даже не утруждается поддержать шутку. Ну вот, теперь его бесит буквально все что я делаю или говорю. Козел. Нет, козел ему как правило нравится. А этот злой брат близнец только портит настроение. Стайлз отворачивается к окну, но продолжает время от времени чувствовать на себе его взгляд, пока машина не останавливается. Он засматривается на вывеску незнакомого кафе и вздрагивает от хлопка двери. А потом наблюдает за удаляющейся спиной Питера. Впрочем, вскоре он возвращается и протягивает Стайлзу стаканчик кофе, пакет с сэндвичем и какой-то кекс. И виновато улыбается. Кто знает, страдают ли оборотни биполярным расстройством. Может Питеру тоже терапия не помешает. Стайлз вгрызается в сэндвич и думает, если он сейчас заговорит, приведет ли это опять к взрыву на фабрике негатива и утечке ядовитых флюидов. - Тебе так нравится тратить на меня деньги? – не удерживается Стайлз и внутренне готовится сам не знает к каким последствиям. - Я инвестирую, - на редкость дружелюбно отзывается Питер, он уже выпил свой кофе и теперь зажал в зубах очередную сигарету, которую не курит, пепел падает ему на брюки. - Откармливаешь на убой, ясно. Чтобы было кого игнорировать и молча ненавидеть? - Извини. Я просто не выспался, - слушать пульс на предмет лжи Стайлз не умеет, но уверен, что это самое настоящее вранье. - Похоже у тебя хроническая бессонница уже несколько дней подряд, - тянет он, и ловит взгляд Питера в зеркале. – Так мы поговорим об этом? - Не сейчас. Интересно, как это переводится с волчьего? Никогда? Стайлз помимо воли отвлекается, потому что они въезжают в лес. На этот раз через главную дорогу, мимо приветствующей их таблички. Быстро минуют прогулочную зону и сворачивают на неприметную лесную тропу, где Питер вскоре останавливается и командует вылезать. Но Стайлз уже и сам знает, и даже заранее отстегнул ремень. Чувство леса захватывает его как резкий порыв ветра. Из-за сна ли, или из-за своих неуправляемых способностей, но он словно окунается во всю эту обманчиво затаившуюся природу. Ему кажется, что он может почувствовать жизнь отовсюду. И он бредет как в наваждении, изредка озираясь на следующего чуть позади Питера. Тот вроде бы совсем не озабочен таким положением вещей. С интересом наблюдает и не препятствует. Так продолжается какое-то время, но Стайлз совершенно его не ощущает. Он весь тонет в листьях и корнях, земле и траве, но страха нет. Если во сне он боялся раствориться в одном большом чане кипящей инородной жизни, то теперь будто понимает ее суть. Временно и мимолетно, но все же. Разве не вся жизнь такая. Это вовсе не похоже на пугающий сон наяву или зловещий морок. Стайлз делает глубокий вдох, закрывает и открывает глаза. Ничего не меняется. Но все так четко, так ярко. А потом это исчезает также внезапно, как и появилось. Он останавливается и растерянно вертит головой, пытаясь снова ухватить это взглядом. Но дело не в том, что он видит. Не в каком-то особом зрении. Питер обгоняет его и невозмутимо продолжает идти вперед. Дженнифер ждет их на небольшой полянке, удобно устроившись на бревне. Она выглядит так, будто что-то задумала. Но с ходу начинает рассказывать про обереги и прочую защитную атрибутику, и Стайлз забывает о своих подозрениях. Он уже знает об исключительных свойствах рябины и аконита, но тут нужно нечто другое. Создать сложное из простого. Камни, деревяшки, травы. Все, чего так много в лесу, и что кажется совершенно бесполезным. Пока не соединишь, не вложишь в это силу, не запаяешь одно в другом. На первый взгляд довольно просто, но дьявол как всегда кроется в деталях. На поверку Стайлзу не удается найти ни одной подходящей вещи. Хотя Дженнифер спокойно сама собирает нужный материал. Говорит, что нынешняя ее цель не в обучении, а в ознакомлении. Что это нормально не уметь ничего на начальном этапе. Звучит правильно и логично, но Стайлз смотрит на Питера, и ему кажется, что тот снова недоволен. В этом причина? В том, что я не могу подчинить это себе и использовать? Стайлз не ожидал, что это займет так много времени, и по возвращении на поляну чувствует себя уставшим и опечаленным. Ему приходит в голову, что Питер ждал от него какого-то чуда, и тогда неудивительно, что он злится. Цель должна оправдывать средства. А не беспомощно барахтаться и нуждаться в постоянном присмотре. Вот дерьмо. Хочется сплюнуть себе под ноги с досады. Он стоит рядом с Питером, пока Дженнифер копается в своей сумке, утрамбовывая добытые лесные богатства. Стайлз так расстроен, что он не сразу соображает, как что-то меняется. И тупо стоит, глядя на летящий в него нож. Отмирает только когда Питер ловит лезвие прямо у него перед лицом. Дженнифер поджимает губы. Чего она ждала? Что Стайлз неестественно изогнется, уходя от ножа как от пули*? - Твою мать, Джен, - Питер рассматривает лезвие и прячет в карман. – А если бы я не поймал? - Ты и не должен был. Отойди от него, Питер, - мисс Блейк говорит строго, с нажимом, будто над ними обоими повисла перспектива незачета. А следом и отчисления. – Мне что, тебя за руку увести как маленького? - Господи, скажите, что у меня на голове яблоко, - испуганно бормочет Стайлз, глядя как Питер под пристальным надзором отходит все дальше и дальше. Останавливается он только тогда, когда Дженнифер кивает ему, что достаточно. Теперь при всем желании Питер не добежит. А Стайлз уверен, что и предупрежденный будет стоять истуканом. Он понимает, что должен как-то вызвать это, защититься, не уворачиваясь. Но совершенно не чувствует в теле той невидимой мышцы, которую надо задействовать. Питер обеспокоенно смотрит со своего места. Даже не приглядываясь, можно определить, насколько ему это все не нравится, и как он зол. Наконец-то его выбесил кто-то другой. Ха-ха. Кто-то, кому на это совершенно наплевать. Замахиваясь второй раз, Дженнифер коварно улыбается. И еще до того, как это происходит, Стайлз осознает, что она целится не в него. И да, он знает, что Питеру это совсем не навредит. Но сама мысль, чтобы опять из-за него тыкали ножом в кого-то другого, так выводит. Особенно, если кто-то другой – Питер. Ох, она знает. Она это специально. Мысли проносятся в его голове так стремительно, так же и нож отправляется в полет. Чертов Питер догадался, что она задумала, и просто стоит. Придурочный. Нож не долетает до него всего ничего, на пару пальцев, ударяется о невидимую преграду и падает. Стайлз вдыхает загустевший воздух, медленно продирается сквозь него вперед. Голова кружится, но не так, чтобы очень сильно. Скорее даже приятно, как после пары банок пива. Хочу напиться, если Скотт опять проигнорирует бар, приду к нему домой. В остальном приятного мало. Он смотрит в горящие синим глаза Питера и понимает кое-что о нем. Трудно сказать, хорошо это или плохо. Но это то, что Питер хочет. А еще он понимает кое-что о себе. Он размышлял, был ли это тот момент на парковке возле ветклиники. Или более ранний, когда он испугался чего-то в лесу. Или, когда он ударился о зеркало в джипе так, что искры посыпались из глаз. Или совсем недавно в собственной спальне. Мог ли это быть вовсе тот момент, когда Питер пришел, чтобы разбудить его. Или тот самый первый раз, когда Стайлз увидел его глаза в архиве и просто остолбенел, вмерз в пол от их опасного холода. Среди множества вариантов подойдет наверно любой. Потому что со Стайлзом это всегда как удар молнии. Но именно в эту секунду, в этом замершем во времени мгновении, в загустевшем воздухе, он четко осознает, что это действительно случилось с ним. Хочет пойти и повеситься на ближайшем суку от того, как это медленно поджаривает всю его глупую сущность. Стайлз знает о себе, что он влюбчивый. Но прежде единственный раз так попадался в третьем классе. Просто фиаско. Как будто он упорно поднимался по ступеням против ветра, чтобы открыть не ту дверь и так обжечься о раскаленную ручку, что даже боли не почувствовал. И сейчас не чувствует ничего, кроме этого. Идиот. Лидия же сказала мне. Но то были не просто слова. Предчувствие. Питер смотрит на него, чуть склонив голову. Знает ли он? Может ли волк такое учуять? Его это так злит? Да какая разница. - Так я и думала, - Дженнифер подбирает нож и бесцеремонно лезет к Питеру в карман за вторым. Она кажется одновременно довольной и возмущенной. – Ты понимаешь, Стайлз, что самая ценная жизнь здесь – твоя? Или ты совсем не отдаешь отчета своим действиям, если дело касается других? Не надо. Не говори ему, что он важен для меня... Мне еще с ним работать. - Самосохранение напрочь отсутствует. Ты совсем себя не любишь. Ничего, мы и с этим поработаем, - она протирает оба ножа и прячет в сумку. – Свободны, мальчики. - Я бы хотел, чтобы ты советовалась со мной о подобных экспериментах, - тон Питера почти угрожающий. - А то я не знаю твое мнение на этот счет. *** Бездействие. Вот чем он занимается. Капля стекает по запотевшему стеклу, Стайлз перекладывает бутылку в другую руку, разглядывает свои пальцы. Как можно подчинить то, что не можешь почувствовать, увидеть или потрогать. То знание, которым он хотел обладать, и то, что он искал в темноте так долго. Тогда в лесу ему показалось, что он уже получил это. Но на деле он эмоционально нестабильный и почти необучаемый. Все, что он может предложить, это неосознанные действия под давлением стресса и страха. И как это использовать? Постоянно находиться на грани? Во сне все так легко удается. Каждый раз Стайлз пытается запомнить то спокойное чувство осознания, но ни разу еще не смог его повторить. Будто его тоже два, и достойный вариант в реальности существовать не может. В отличие от волка, гуляющего туда-сюда. Стайлз не знает, как это работает и не хочет спрашивать у Питера. И вообще не знает, как с ним себя вести. Все зависит от того... Скотт возвращается с двумя коробками пиццы и плюхается рядом на диван. Забирает у Стайлза пустую бутылку и протягивает новую. Это несправедливо, что его друг совершенно не пьянеет. Хотя мог бы воспользоваться каким-нибудь волчьим фокусом. Ни за что не поверю, что оборотни вот так взяли и отказались от преимуществ временно измененного сознания. Они уже уничтожили всю закуску и пришлось традиционно заказывать пиццу. Мелисса работает в ночную смену, а Малия временно живет у родителей. Стайлз уже выслушал все возмущения и оправдания, которые должны быть адресованы не ему и немного утомился. Он понимает, что стая — это как семья, а скрывать что-то в таком случае чревато последствиями. Особенно, если скрываешь смерть членов этой самой семьи. Но это лишь поверхностный взгляд на вещи. Тут все глубже. Начиная с того, что Малия чувствует себя преданной. И учитывая ее характер и ее прошлое, на понимающие объятья она явно не разменивалась. И заканчивая тем, что Стайлз вряд ли может полностью осознать, что есть эта их стайная связь. На экране мускулистый мужик в кофте с оборванными руками упоительно месит своего противника, такого же мускулистого и оборванного. Оба уже плюются кровью и выпучивают глаза от натуги. Стайлз дожидается, пока один из громил не выворачивается из захвата, и отпивает из своей бутылки. Он даже не знает, что они смотрят. В планах было бессмысленное мочилово, дабы расслабить мозги. Судя по всему, это оно и есть. Но расслабляет так себе. Стайлз раздумывает, стоит ли переходить на более крепкий алкоголь, или с него уже достаточно. Ему казалось, что он сможет в конце концов заговорить об этом, но язык не спешит развязываться. Нет, надо было начинать сразу с крепкого алкоголя. Скотт поворачивается, снисходительно улыбается. - Стайлз, да спроси уже, - он пихается локтем, выставляет вперед ладони, будто ждет, что в них что-то положат. Стайлз неловко пожимает плечами. – Да перестань. Спроси, то что тебя так интересует про оборотней. - С чего ты взял? – его попытка сымитировать удивление смешит Скотта. - Ты весь вечер косишься на меня и вздыхаешь. И грызешь ногти, - он морщится, забирает из коробки кусок пиццы и тычет им Стайлзу в лицо, тонко намекая, что вот настоящая еда и грызть стоит ее. – Я сделал вывод, что ты хочешь поговорить на запретную тему. Не знаю, с чего ты взял, что она запретная. - Ладно... Насколько хорошо вы можете чувствовать чужое состояние? - Ну, я чувствую, что ты взволнован и расстроен. Расскажешь почему? – он доверчиво заглядывает в глаза. - А что-то кроме того, что можно понять, не будучи оборотнем? – Стайлз откладывает пиццу обратно и неосознанно тянет палец в рот, но вовремя себя одергивает. - Не знаю, у тебя ничего не болит, - лицо Скотта отражает упорный мыслительный процесс. – И тебе не стоит допивать это пиво. Ты хочешь, чтобы я угадал, что с тобой не так? - Господи боже! Оборотень может узнать нечто личное? Личное в романтическом плане, - сдается Стайлз, потому что Скотт продолжает недоуменно пялиться. – Что кто-то к нему неравнодушен оборотень может понять? Ты как-то улавливаешь своим волчьим чутьем, что Малия тебя любит? - А, ты об этом. Ну, мы можем почувствовать чужую симпатию, влечение, возбуждение... – Скотт замолкает, потому что Стайлз стонет и закрывает лицо руками. – О, мы говорим о Питере? - То есть если даже ты знаешь, - то в курсе весь отдел, ну здорово. – Слушай, я понимаю, как глупо это выглядит. Сначала я доставал тебя рассказами о том, как я его ненавижу, и какой он козел. Ну, так это все еще чистая правда! - Я что-то упускаю? Малия сказала, что вы вместе. И эта метка, и запах. Мне это конечно не особенно нравится... Возвращаясь к твоему вопросу, разумеется он может и знает. Вы что поссорились? Питер и его тупые шутки, вот до чего все это докатилось. Ситуация настолько тупая, что уже не смешно. Все так поверили в эту ерунду. Сомневаюсь, что он в восторге. Скотт ждет ответа, но Стайлз только неопределенно мотает головой. Если он попытается уйти сейчас, то его точно конвоируют обратно домой. А там отец конечно прицепится с вопросами, почему он вернулся. Стайлз просто хочет немного воздуха. Поэтому дожидается, пока Скотт отправится в уборную, а сам сбегает через заднюю дверь. Скорее всего, его маневр не останется незамеченным. И Скотт не постесняется воспользоваться волчьими фокусами, чтобы в два счета догнать его и задушить дружеской заботой. Удаляясь от дома, он на ходу печатает сообщение. «Хочу побыть один. Пожалуйста, соблюдай дистанцию и не выпрыгивай из первых же кустов, если решишь за мной присмотреть». Скотт тактично не отвечает. Вот и ладно. Почти добравшись до центра, Стайлз осознает, что спокойно перемещается в темноте. Она больше не кажется враждебной. Может быть это просто алкоголь, но хотелось бы надеяться на другое. Он бредет вдоль пустынной улицы, не оглядываясь и не прислушиваясь. Ветер приятно обдувает лицо. Но попытка ухватить его заканчивается ничем. Тогда как во сне получался хороший такой вихрь. Какой от этого толк. Должно быть Питер смотрит на него, ожидая, что он щелчком пальцев раздвинет кофе в стаканчике*. А вместо этого каждый день имеет сомнительное удовольствие лицезреть очередного влюбленного дурачка. Стайлз останавливается у круглосуточного мини-маркета, посматривает на призывно горящую табличку. Нет, наверно не стоит. Все-таки то пиво уже было лишним, если верить Скотту. Он выуживает телефон из кармана, водит пальцем по темной поверхности экрана. Плохая идея. Ужасная. Трезвым он ни за что бы этого не сделал. *** Сообщение от Тео приходит как по расписанию. Коротко, четко. Бесполезно. Питер откладывает книгу, чтобы убедиться. Не сработало. Он раздраженно приглаживает волосы, потирает наросшую за день щетину. То есть, не сработало вообще ничего. Ардженты сняли патрули, но омега крепко залег на дно. Возможно похоронил себя вместе с трупом своего собрата. Было бы неплохо. Это конечно не доказывает, что связь между ним и охотниками отсутствует. Как и не опровергает других предположений. Но больше всего его выводит из себя другое. Ничего не произошло в назначенный день. Друид не явился на место предполагаемого преступления. Здорово конечно, что он никого не убил, но это приводит их обратно к исходной точке. Дэнни перепрограммировал алгоритм, исходя из всех возможных вариантов. И теперь у них вместо одного дня икс – целых восемь. Идея того, что друид просто успокоился, или передумал или еще что, очень заманчива. Но поддерживать ее Питер не намерен. Не зря же друид столько времени потратил на подготовку и убил троих. Что бы он не затеял, странно будет отказаться от задуманного на полпути. Нет, он точно не отступит. И он знает, что его выслеживают. Свой человек среди охотников, дар предвидения или же помощь от самого Неметона. Это не важно. Чутье подсказывает, а Питер редко ошибается. Значит выжидает удобного момента. Есть ли тогда смысл пытаться просчитать его действия? Да, просто дождись, когда кто-нибудь умрет. Питер откладывает телефон и возвращается к книге*. Он не уверен, что чувствует по поводу богатой фантазии автора. Что-то среднее между презрением и весельем. Почему этого парня вечно куда-то несет? Звонок телефона отвлекает его от дальнейших вопросов к героическому фэнтези. Или что это такое. Высветившийся на экране номер заставляет его напрячься. Обычно Стайлз не звонит, он предпочитает сообщения. И выходные предпочитает проводить в другой компании. Еще один с шилом в заднице. - Мы можем встретиться? – не размениваясь на приветствия, очень быстро проговаривает Стайлз. - Все в порядке? – осторожно интересуется Питер. - Ты же знаешь, что нет, - голос расстроенный. На заднем фоне слышен типичный городской шум, но сам Стайлз неподвижен, только дышит прерывисто. Конечно, он знает. С того самого дня в лесу что-то не в порядке. Но до этого момента Стайлз явно не был настроен это обсуждать. И в основном вел себя как обычно. Изучал свои друидские книжки, пропадал у Дженнифер. Один раз сходил с Тео в патруль после того, как окончательно стало ясно, что ловить друида такими методами бесполезно. Иногда казался слегка взволнованным и рассеянным, но не более. Что, впрочем, побуждало наблюдать за ним намного пристальнее. Волк же, напротив, совершенно перестал беситься. Все это странно. Хочется поехать и сейчас же забрать его. Но Питер выжидает, что еще он скажет. - Я возле круглосуточного магазина на центральной улице. Тут еще газетный киоск. Я сбежал от Скотта, но думаю он засел где-то поблизости и подслушивает, - он вздыхает, шуршит курткой. – Тут холодно. Забери меня... Если ты не занят. Если занят, то я попрошу Скотта вылезти из кустов и проводить меня. Питер смеется. Там на всю округу ни одного куста. Так что МакКолл скорее всего свил себе гнездо на крыше магазина. И теперь видимо квохчет над выпавшим птенчиком. Представлять это забавно, Питер не вешает трубку и всю дорогу до центра они обсуждают, что Скотт немного птица. Добравшись туда, он получает полное подтверждение своей теории. Не о птичьем происхождении Скотта, а о его предсказуемости. А еще понимает, почему Стайлз не зашел в магазин, как он ему советовал. Содержание алкоголя в его крови не то чтобы превышает норму. Но пиво очень коварный напиток. Его всегда как будто бы мало, пока вдруг не окажется, что уже через край. Питер переставляет кондиционер в прохладный режим, но легкий подогрев сиденья оставляет. Наблюдает за неравной борьбой Стайлза с ремнем безопасности, не выдерживает и сам пристегивает его. Он выглядит таким несчастным, что язык не поворачивается отпустить язвительный комментарий о вреде пьянства. Лучше бы все-таки отвезти его домой. Не самый удачный момент, чтобы приглашать в гости. Но Стайлз выбрал именно такой. Все нервы вымотал. В квартире Стайлз осматривается, но ничего не говорит, не шутит о местах обитания волков аристократов. Только задирает голову, пытаясь рассмотреть что-то на втором этаже, но не поднимается и быстро теряет к нему интерес. Словом, Стайлз не делает того, что Питер от него ожидает. И это настораживает. Но он уже устал ожидать. В те моменты, когда ему казалось, что он все понимает правильно, это оборачивалось чем-то другим. Знаки внимания парень не замечает или пугается их. Помощь принимает лишь при условии, если не может от нее отбиться. И постоянно подает эти свои противоречивые сигналы. Что это было тем утром? А другим утром? Питер приходит к выводу, что он все себе придумал. Он оставляет Стайлза бродить по гостиной, а сам отправляется заваривать чай. Где-то в холодильнике должен быть лимон... Когда он возвращается, Стайлз уже сидит в его кресле и задумчиво смотрит на книгу. - Я знаю, что не оправдываю ожиданий, - печально говорит он, заглядывает в поставленную перед ним кружку и морщит нос. Небось кофе хотел. Но важно не это. – Ты столько вкладываешь. Я же понимаю, что это не только время и деньги. Это ваше волчье дерьмо и те, кому ты теперь должен. Я пытаюсь, Питер. Но ты видишь, я не могу. - Волк думает, что можешь, - Питер тоже так думает, но волку Стайлз доверяет больше. Разрешает приходить в свои сны... – Он это увидел еще при первой встрече. А ты все никак не последуешь моему совету и продолжаешь шляться один по ночам. - А, так значит ты все-таки запомнил меня. - Ну конечно запомнил. Ошибка в том, что Питер по привычке всюду пытался углядеть какое-то намерение. Но сейчас он отчетливо понимает. Стайлз живет так же, как и пользуется своими способностями. То есть спонтанно и бесконтрольно. Но так было не всегда. Травмирующее событие выбило у него землю из-под ног, и теперь он словно завис в воздухе, постоянно сомневаясь и испытывая вину даже там, где не должен. Возможно ему требуется небольшая встряска, чтобы вернуть все на свои места. Пришедшая мысль кажется неплохой, хотя она почти на грани. Но что, если так и нужно. Что, если иначе это из него не вытравить. Питер подтаскивает второе кресло и устраивается на нем, упираясь локтями в колени и подперев подбородок. Стайлз копирует его позу и смотрит своими печальными пьяными глазами. Если протянуть руку и положить ему на затылок... - Ты злишься, - Стайлз опускает глаза, кусает губы. – Я не хочу так. Прости меня, ладно? - И за что же? – это можно было бы принять за чушь, навеянную алкоголем, но Питер уже заметил, что выпивка действует на Стайлза немного иначе. - Я не знаю наверняка, ты не говоришь. Мне кажется, ты разочарован. - Ты поэтому так расстроен? - Иди ты на хрен, Питер! – он подскакивает, но сразу же садится обратно. Разозлился. – Ты знаешь, почему я расстроен. Я уже привык, мне это все нравится. То, что у нас. Я не думал, что у меня когда-нибудь еще так будет. Я не хочу, чтобы это превратилось в то, где ты постепенно перестаешь вести себя свободно просто потому что я не могу... Не можешь, что? Ответить мне? Быть со мной? - Мы говорим о том, о чем я думаю? – Стайлз не хочет называть вещи своими именами, и Питер неосознанно ему уподобляется. Его все еще удивляет, что этот разговор у них вообще происходит. - Я не знаю, о чем ты думаешь. Скотт мне сказал, что все очевидно. Ты – оборотень, конечно это очевидно, - он обхватывает себя за плечи так, будто замерз. И низко-низко опускает голову. – Разве похоже, что я этого ожидал? Или что мне так нравится быть тем, кто все портит? - Скотт не следит за языком, - но проводить ампутацию уже поздно. – Не переживай, - Питер легонько гладит его по голове, и он не отстраняется. – Не переживай, Стайлз. Будет, как ты хочешь. Опять эти противоречия. Напрашивается единственный вывод, который Питер для себя сделал и в котором не сомневается. Стайлз боится остаться один. Все еще думает, что его положение в особом отделе довольно шаткое. Почему-то считает, что все, чего от него ждут – это становление профессиональным друидом в мгновение ока. Его беззащитность такая прямолинейная, что это раздражает волка. Но Питер может позволить себе только это легкое прикосновение. Пока что. Стайлз ощущается слишком запутавшимся. Если он хочет поддерживать то, к чему уже привык. Если это делает его более устойчивым. Если это то, что приносит ему радость... Питер пытается припомнить, когда он ставил чужие желания прежде своих. Давно, и очень редко. Не совсем ясно, чего хочет Стайлз. Зато отчетливо видно, что он не хочет уходить. Питер встает за сигарой, приоткрывает окно, смотрит сквозь расползающийся дым, как он допивает чай и принимается ходить по комнате. Все еще молча изучает обстановку, так непривычно. Стайлз останавливается у лестницы, взглядом поднимается, а после неуверенно ставит ногу на ступеньку. Взбирается на самый верх и опирается на перила, забавно свесив голову... А потом перекидывает ногу. Питер оказывается наверху прежде, чем он успевает полностью перелезть на другую сторону. И за шкирку вытаскивает его обратно. Слегка встряхивает, потому что в этом нет и не может быть ничего смешного. Что за внезапные акробатические трюки. Что за мальчишество. - Ты с ума сошел? Зачем ты это сделал? - Хотел проверить, - ему так весело, что хочется его прибить. - Крепость своих костей? – нет, не это. – Ты мог разбиться. - Да ладно тебе, я же пьяный. Максимум ушибся бы. Мне надо было знать. - И стоило оно того? – большую глупость надо было еще придумать, хорошенько постараться. - Как видишь, - он позволяет увести себя вниз и только потом пытается отцепить от себя руку Питера. Смотрит насуплено. – Не думаю, что оборотни чувствуют боль как-то иначе, чем люди. И поэтому ты решил сломать себе хребет? Маленький злопамятный засранец. Питер отпускает его, чтобы подобрать брошенную сигару. Идет варить себе кофе. Слышит, как хлопает дверь, но не входная. Вряд ли Стайлз собирается сигануть с балкона, так что Питер спокойно помешивает содержимое турки. Независимо от концентрации внимания, волк все равно настороже. Но ничего больше не происходит, на балконе тихо. Спустя несколько минут, Питер нехотя прислушивается к размеренному дыханию. Непохоже, что парень там заснул, скорее просто задумался. Надеюсь, что о своем поведении. Наверно это все алкоголь. Его и трезвого-то вечно мотает на эмоциональных качелях. Питер успевает сварить кофе, выпить его и помыть кружку, когда Стайлз осторожно прокрадывается на кухню и скромно садится за стол. - Ты хочешь красные глаза, так ведь? – вопрос настолько внезапный, что Питер замирает с занесенной над сушилкой рукой. - Это тебе тоже Скотт сказал? – он медленно оборачивается. - Нет. Увидел в лесу. Я не нашел в книгах ни единого упоминания о подобном. Ты правда думаешь, я такое смогу? - Посмотрим. Ты совсем ничего о себе не знаешь, дорогуша. Но волк знает. - Могу я... его увидеть? – это было бы мило, если б так не раздражало. - Хочешь, чтобы от моей самооценки совсем ничего не осталось? - Не жадничай. Кажется, Стайлз все еще забывает, что волк и Питер это две части одного существа. Странно, учитывая, что Тео обратился в человеческую форму прямо у него на глазах. Эта его привязанность к волку такая неожиданно обидная. Если бы Питер мог говорить, находясь в шкуре зверя, то обязательно напоминал бы, что он все еще там. Но решает сделать проще. Что-то подсказывает ему, что это полностью идиотское решение. Он возвращается в комнату, и Стайлз идет следом, уже почти не пошатываясь. Его любопытный взгляд быстро превращается в смущенный. Он даже делает шаг назад, но глаз не отводит. Питер хотел бы раздеваться перед ним не для этого, но что уж поделать. Как бы то ни было, это все равно достаточно интимно. Не из-за самой сути обнажения тела. Но из-за того, как это тело меняется. Забавно, что Стайлза это не пугает и не вызывает в нем отвращения. Он опускается на пол рядом с волком, улыбается и сразу же запускает свои обжигающие пальцы в шерсть. Чувство практически невыносимое. Питер слегка прикусывает его руку. Почему ты все равно это делаешь? Его взгляд долгий и пристальный, а рука нежная. - Я прекрасно знаю, что это ты, Питер. Или ты хотел показать, что скромность это не про тебя? Так я и это знаю.