Наверное, время действительно лечит, но как же медленно
заживают некоторые раны. И разница между есть друг и
был друг – это непреодолимая пропасть.
Стивен Кинг «Чужак»
Легкий дождь занимается сначала незаметно, но неотвратимо превращается в ливень. Капли становятся крупными и тяжелыми, ныряют за ворот куртки, стекают по спине, заставляя неприятно ежиться и дергать плечами. В небе ни одного просвета, который намекал бы, что это скоро закончится. Но Стайлз упорно ломится в чащу, не оглядываясь и надеясь, что Питер временно выключит своего внутреннего козла и хоть ненадолго оставит его в покое. Шагов позади нет, но волки могут передвигаться практически бесшумно, так что бесполезно рассчитывать на слух. На счет остального тоже не стоит обольщаться... Навигатор в телефоне не ловит, и создается впечатление, что Стайлз идет посреди ничего. Впереди и по сторонам одно сплошное зеленое месиво деревьев и кустов. Однако признавать, что окончательно заблудился, он отказывается. Я выберусь отсюда сам, и ни за что не позову тебя, козел. В конце концов, это просто лес, здесь абсолютно безопасно. Никаких горных львов здесь не водится, а все волки, кроме одного, сидят по домам. Так что Стайлзу совершенно ничего не угрожает. Подвернувшаяся под ногу коряга готова с этим поспорить. От неожиданности Стайлз вскрикивает и взмахивает руками. Ничего, за исключением моей собственной неуклюжести. Он все-таки оглядывается, но видит лишь хаотичное скопление деревьев. Интересно, каков предел? До чего Питер готов дойти своим безжалостным умом. Да, наверно все это имеет под собой какой-то смысл, цель. Которую он как обычно не удосужился обозначить. Конечно, просто еще раз ткни меня лицом в мою слабость и наслаждайся зрелищем. И ведь не побрезговал обратиться к Скотту. Распечатать гребаную копию дела, все эти фотографии. Они там в бюро, что, раздают информацию по первому запросу в тот же миг? Может еще коробку перед зданием поставите, чтобы все, кому не лень, подходили и брали почитать на досуге? Закрадывается подозрение, будто окружающие хотят, чтобы его упекли в психушку с нервным срывом... Стайлз останавливается и смотрит на свою ладонь. Он так испугался соприкосновения с пистолетом. Но людям причиняет боль не оружие, а другие люди. Возможно он настолько долго чувствовал себя сломанным, непригодным к этой жизни, что банально привык. Застоялся на одном месте. Раз за разом возвращаясь в свое несчастье. Вода, скопившаяся в ладони, стекает по запястью, Стайлз встряхивает рукой и прячет ее в карман. И слышит реку. Река длинная и извилистая, она течет под землей прямо у него под ногами. Но состоит не из воды. Там внизу стремительный поток силы. Ее нельзя взять, невозможно присвоить. Она так свободна. Стайлз идет по течению, ощущая, как с каждым шагом тело становится легким, а движения – более плавными. И он словно плывет вместе с этой рекой, позабыв о холоде и дожде. Лишь отмечая, что вода струится по его лицу, смывая с него болезненную маску уязвимости. Так, уносимый все дальше и дальше, Стайлз совершенно забывается. Растворяется. Но это вовсе не страшно, как ему казалось во сне. Дерево где-то здесь, и оно зовет его. Лес огромен, и Стайлз вновь обнаруживает себя крошечным ростком на обтесанном ветрами срубе. Потерянным во времени и вместе с тем застывшим в единой его точке. Он слышит, как дождь поет ему, как листья отзываются тихим сыпучим шепотом. Небо вмиг оказывается низко-низко, оно кренится и падает ему на плечи. И ветер тонкими нитями обвивает его пальцы. Этого так много, что становится тяжело дышать. У него внутри, в груди, есть лишнее, и это надо выкинуть. Освободиться. Он кричит, и голос теряется в потоке реки, пока не иссякает. А сама река проходит сквозь него и окатывает с ног до головы. Все вокруг кажется настолько реальным и объемным, настоящим до невозможности. Но при том объяснимым и понятным. Дерево вырастает перед ним, вытесняет все остальное из видимого пространства. Колокольчики весело поют вместе с дождем, листья кружат в вихре. Звуки сливаются в один, мелодичный и всеобъемлющий. И он чувствует себя пришедшим в место назначения. Это конец маршрута. Волк выходит из-за дерева и смотрит своими синими глазами, довольно скалится. Стайлз хочет подманить его, чтобы погладить, но вдруг вспоминает, кто он, и где находится. Отлично, опять сплю наяву. Хватит, слышишь? Стайлз зажмуривается и вновь открывает глаза. Он стоит у окраины чащи, вдали виднеется покосившийся дом с башенкой колодца. Дерева нет, но листья все еще ведут вокруг него свой хаотичный танец. А ветер скользит между пальцев такой послушный. Стайлз сбрасывает его и следит, как листья медленно опускаются на землю. Поднимает взгляд на Питера, который стоит чуть поодаль, сложив руки на груди и заинтересованно склонив голову на бок. Его волосы совсем мокрые и забавно вьются. А улыбка такая довольная, что хочется хорошенько съездить по его наглому лицу. Так вот в чем дело. Что б тебя, сволочь ты такая. Вся его суть противоречиво желает смягчиться, но Стайлз не поддается. Он не знает, что это за проклятая волчья магия. И волчья ли. Судя по времени на часах, он побывал в пространственно-временной петле. Или еще у какого черта на рогах. - Ты совсем вымок, дорогуша, простудишься, - Питер делает шаг, и Стайлз невольно отступает. И снова. И еще раз. – Мы так обратно до леса довальсируем. Не упрямься. Пойдем в машину. - А я там вообще был? – он указывает рукой себе за спину. – Или ты применил свой волчий гипноз, и я стоял истуканом три часа? - Нет никакого волчьего гипноза, - посмеивается Питер. – Ты ушел в лес. Честно говоря, я не думал, что ты сам найдешь дорогу назад. Значит ходил за мной по лесу, пока у меня там крышу сносило. Занимательное времяпрепровождение. Ходил и ждал того, что в итоге и произошло. Питер всегда получает, что хочет. И не важно, какими путями. Стайлз останавливается, немного не доходя до машины. В салоне должно быть тепло, но он не чувствует холода. Значит ли это, что он уже простудился. Или что теперь холода можно не бояться. Взгляд сам собой падает на сумку, небрежно брошенную между сидений. Злость возвращается с новой силой, мешается с раздражением и каким-то горьким сожалением. Так нельзя, Стайлз просто знает это и все. Питер открывает дверь, оглядывается. С минуту просто смотрит, а потом тяжело вздыхает. За столь короткий промежуток времени его лицо становится нечитаемым. Но явно больше не выглядит довольным. - Мне не стоило так поступать с тобой, - Питер приглаживает волосы, кажется каким-то неприкаянным, странным. Вообще не похожим на себя. – Прости меня, - проникновенно, даже хочется поверить. - Я понимаю, для тебя это ничего не значит. Просто хреновая история, которая произошла с кем-то другим, - Стайлз проверяет связь, но ее все еще недостаточно, чтобы вызвать такси и придется ехать с Питером. Но садиться в машину не спешит. – С людьми, с которыми ты даже не был знаком. И тебе плевать на них. - Стайлз. Мне не плевать, - он подходит, тянет руку, но натыкается на предостерегающий взгляд и отступает. – Я просто хотел, чтобы тебе стало лучше. - Для чего? Чтобы я перестал быть бесполезным, и ты получил желаемое? – это звучит жестоко, и Стайлзу жалко себя, и стыдно за подобные чувства. – Чтобы твои потребности наконец были удовлетворены? - Ты же знаешь, что это неправда, - Питер возвращается к машине, открывает дверь, его взгляд просящий, но не требующий. - Разве? А что – правда? – Стайлз забирается на сиденье. Мокрая одежда неприятно прилипает к спине. Он дожидается, пока Питер усядется, следит за его руками на приборной панели. Теплый воздух прокатывается по салону. Неживой, проведенный сквозь фильтр, его нельзя ухватить. Как и слова, от которых ему больно. – О какой правде мы говорим? О том, что ты оборотень? О том, что ты думаешь, будто я найду для тебя безопасный способ стать альфой? О том, что использовать меня для этих целей нормально? – он кренится на бок, так что их плечи соприкасаются. – Или о том, что можно использовать меня и иначе? - Ты так думаешь? – его брови взлетают, а взгляд заставляет замереть даже без участия волчьих спецэффектов. - Да не знаю я, что думать! – Стайлз отворачивается к окну. Сквозь бесконечный поток воды по стеклу не видно ни леса, ни развалившегося дома. Ни колодца. – Ты то заботишься обо мне, то делаешь... вот такое. - Тебе стоило действительно почитать ту книгу. Возможно мои методы не самые лучшие или приятные. Возможно они вообще неверные. Но я выбрал тебя. - Лидию ты тоже выбрал? – не удерживается Стайлз, потому что слишком смущен и не знает, как защититься. - Я был озлоблен на весь мир, когда встретил Лидию. Я проснулся и узнал, что прошло шесть лет. И за это время виновные не были наказаны, а моя дочь выросла в чужой семье и не хочет иметь со мной ничего общего. Все предпочли забыть о пожаре и жить дальше. Все предпочли забыть и обо мне. А Лидии я был нужен. Можно не думать о себе, если помогаешь другому. На ее месте мог оказаться любой. Кто угодно, - Стайлз видит краем глаза, как он перегибается назад через сиденье, достает какой-то пакет. – На твоем – нет. Так-то херово на моем месте. Возможно это своеобразная привилегия, но Стайлз не чувствует себя особенным. Чувствует себя злым. У него внутри сидит потребность выместить эту злость, но он не знает, как. И есть ли в этом смысл. Доказать Питеру, что он поступил жестоко? Так он вроде уже сам догадался. Я хочу успокоиться. Хочу... Питер протягивает ему что-то, кажется это кофта, и Стайлз недоуменно пялится, не берет. Мне теперь весь его гардероб перемерить? Питер показательно закатывает глаза, пододвигается. Берется за ворот и, не встречая сопротивления расстегивает молнию, глядя в сторону. Снимает с него куртку и отправляет на заднее сиденье. Когда он прихватывает края толстовки и вопросительно смотрит, Стайлз послушно поднимает руки. А потом продевает их в сухие рукава. Редкие, осторожные прикосновения к голой коже не имеют под собой ничего такого, но заставляют чувствовать себя беззащитным. Стайлз незаметно выдыхает, когда Питер отстраняется. Смотрит, как он достает из пакета футболку и отводит глаза. Дворники время от времени разгоняют воду с лобового стекла, но это какое-то бессмысленное действо. Дождь точно не перестанет еще часа два. Стайлз размышляет, почему именно столько, и отрешенно грызет ноготь на большом пальце. И вздрагивает от невесомого прикосновения к тыльной стороне ладони. - Ты можешь отвалить? – Стайлз раздраженно отводит руку. – Поехали уже. Я хочу поскорее остаться один. - Нет, не хочешь. У меня есть то, что тебе нужно. - А ты знаешь, что мне нужно? И ведь знает. Просветил насквозь своим волчьим сканером, забрался под кожу проклятым гипнотическим взглядом. И теперь вот прижимает к своей горячей груди. Только это не интимные объятья. Надежные объятья. Они обещают защиту и тепло. Быть в них хорошо. Стайлз неосознанно запускает пальцы в его волосы и гладит, как волка. Быть в безопасности. Быть открытым... Осознав, что делает, он отдергивает руку. Но Питер аккуратно берет ее и возвращает на место. Действительно не обязательно смотреть, чтобы почувствовать его улыбку. И это слишком близко, а он не может сопротивляться, потому что да, ему нужно. Но он пытается, выворачивается из чужих рук своим размягчившимся и отказывающим повиноваться телом. Волчье дерьмо и чертовы фокусы. Он снова будто видит себя с занесенной рукой над раскаленной ручкой двери. И боится обжечься. И боится не обжечься. Мысли и ощущения так спутаны и противоречивы, что подкатывает тошнота. Стайлз дотягивается до кнопки и опускает окно совсем чуть-чуть, чтобы запустить в салон немного воздуха. Приваливается к холодному стеклу и сосредотачивается на дыхании. Это не приступ паники, но сердце бешено колотится, а в горле застрял ком, который там не помещается и давит, давит. Он чувствует осторожное прикосновение к спине и резко разворачивается. - Перестань. Не трогай меня, - это бесполезно. Его тупое тело хочет прикосновений. Хочет, чтобы его пожалели. Тянется навстречу и отлично устраивается. – Я устал чувствовать все это дерьмо из-за тебя, - обессиленно шепчет он, проваливаясь в необходимое тепло. - Я знаю, Стайлз. Прости меня, - искренне, как и до того было. Как все, что было. - Я тебе не какой-то щенок, - заплетающимся языком, но выдерживая язвительный тон, сообщает Стайлз. Предпринимает последнюю попытку сбросить чужую руку со спины. Провальную, естественно. Она все время возвращается, эта назойливая рука. Все ей надо. - Конечно нет, - рука приостанавливается и тут же возобновляет свой убаюкивающий ритм, движение за движением. Они расходятся как круги на воде. От них спокойно и странно. - Что ты делаешь? У меня так голова закружится. - Волчий гипноз, дорогуша, - слова превращаются в эхо и исчезают. *** Выглядит чертовски неудобно, но будить все равно жалко. Питер решил переждать ливень, и за это время Стайлз умудрился несколько раз перекрутиться на кресле, при этом не просыпаясь. В конце концов он сполз почти целиком под приборную панель, вытащил у себя из-под ног рюкзак и свернулся вокруг него. Если это можно так назвать. И зацементировался в неестественной позе. Ни шум мотора, ни последующее движение колес, ему не помешали. Питер уже понял, что Стайлз во сне предпочитает тискать что под руку попадется, одеяла, подушки, рюкзак. Оказавшегося рядом волка... Патрульная машина припаркована возле дома, а в кухне горит свет. Периодически в окне мелькает беспокойная тень шерифа. Неугомонные Стилински. Если занести парня в дом, вопросы появятся не только у Стайлза. К тому же, Питер отлично помнит эту волну возмущения, когда он сделал подобное в прошлый раз. А на сегодня возмущения было более, чем достаточно. Позволять себе и дальше действовать необдуманно он не может. Рабочие методы всегда самые поганые. Питер смотрит на безмятежное сонное лицо, вспоминает, каким оно было несколько часов назад, и не может придумать себе оправдания. Кидает быстрый взгляд в зеркало. Здесь мог бы быть след от граблей. Дженнифер дала ему поистине ценный совет, а он раз за разом поступает с точностью до наоборот. Он протягивает руку и легонько тормошит Стайлза за плечо. Так странно, что теперь он не просыпается от одного прикосновения. И можно проследить все этапы пробуждения. Как хмурятся брови, вздрагивают ресницы, сжимаются губы, замедленно и по-своему мило. И все расслабленное прежде лицо приходит в движение. Стайлз приоткрывает глаза, и взгляд его все еще не вполне осознанный, но уже подозрительный. Он со стоном разгибается, принимает нормальное сидячее положение. Смотрит в окно на свой дом, кривясь и потирая затекшую шею. Питер непроизвольно тянется к нему, пробегается пальцами вверх по позвонкам, нажимает на чувствительные точки на плечах. Забирает крупицы боли, которая больше похожа на легкое неудобство. Разминает шею, ненавязчиво подбираясь к основанию головы. Это происходит быстро и словно само собой. Снова принимая отсутствие сопротивления за согласие, Питер задумывается. Стайлз искоса наблюдает за ним. Ему приятно. А еще он злится. Но не настолько, чтобы отказываться от помощи. - Ты целиком состоишь из противоречий, дорогуша. - А ты усыпил меня и предотвратил убийство. Такая себе жизнь на Марсе*. Питер физически ощущает это нависающее сомнение и не знает, что с ним делать. У него есть аргументы, но что-то подсказывает, что ни один из них не поможет Стайлзу почувствовать себя увереннее. Проклятый пень. Он ведь даже не собирался заводить разговор про свой далеко идущий план по становлению альфой. По крайней мере, пока парень не научился бы управляться со способностями друида. Но нет же, Неметон нашептал ему, и сначала Стайлз придумал себе, что должен таким образом расплачиваться за предоставленную работу и помощь. И психовал от невозможности это осуществить. А теперь вбил себе в голову, что его используют. Питер в общем-то привык, что как правило, люди воспринимают его как человека, готового на любую подлость ради достижения своих корыстных, - а каких же еще, - целей. И мысль о том, что Стайлз считает также, неприятно дергает. В который раз Питер завидует спокойствию волка. Людские переживания не волнуют его. Инстинкты говорят ему поступать определенным образом, и он им следует. Человек, в которого он метафорически вцепился при первой же встрече, находится рядом с ним. Остальное волка не беспокоит. Примитивное животное. Да, но это примитивное животное может облизывать Стайлзу лицо и получать его ласку. А Питеру достаются обиды и недоверие. Ладно, частичное доверие. Плечи под его руками давно расслабились, но Питер не хочет прерывать момент близости. Как тонкий навесной мостик, по которому он, раскачиваясь, идет к чужому человеку. Чтобы сделать его своим. О, он знает, что это значит. Стайлз разрешает ему, потому что видит в этом устойчивость, равновесие. Потому что не может найти ни того ни другого в самом себе... Питер слышит приближающиеся от дома шаги, поднимает взгляд от раскрасневшейся шеи Стайлза. Шериф обходит машину и стучит в стекло с его стороны. Общий добродушный настрой подергивается от подступающего раздражения вокруг него. Ясно, это наследственное. Питер кивает и опускает стекло. - Я уже начал думать, не придется ли мне задерживать вас за непристойное поведение в общественным месте, - шериф нагибается и заглядывает внутрь, заинтересованно рассматривает мокрую одежду на заднем сидении. – Закрывайте массажный салон и живо ужинать. - Твой дом, пап, можешь приглашать, кого захочешь. Я не голодный, - Стайлз отстегивает ремень безопасности, оборачивается. – Спасибо, Питер. Мне стало лучше. Пассивная агрессия, добро пожаловать. Стайлз забирает свои вещи с заднего сиденья и уходит в дом. Его желания как всегда противоречивые и расплывчатые. Питер не думает, что ему стоит заходить. Но шериф все еще стоит возле машины, уперев руки в бока. Настороженно поглядывает то на дверь собственного дома, то на Питера. Уезжать невежливо, заходить нежелательно. Он тянется к кнопке, чтобы поднять стекло, но рука шерифа предотвращает нехитрый маневр. - Ну. И что ты натворил? – полицейские нотки в его голосе очевидно не предполагают возможности отвертеться и свалить. Беспокоится за сына. - Совершил ошибку, - нейтрально отзывается Питер. Рассказывать об украденном пистолете уже не кажется хорошей идеей. - Так иди и извинись, - звучит довольно просто, на деле миссия провальная. - Уже. Не работает, - Питер вздыхает, постукивает по рулю. Бросает взгляд на часы – уже довольно поздно. – Я все еще в немилости. - Плохо стараешься, - ехидно замечает он, но тон скорее насмешливый, нежели злорадный. – Время применить твои особые методы воздействия. - Доприменялся уже. Я лучше поеду. - Хочешь убедить его в том, что он прав? Он ведь уже что-то себе придумал. Погоди, сейчас он это переварит... Однажды он месяц не разговаривал со Скоттом, - шериф смеется, но быстро теряет веселый настрой. – Беситесь из-за всякой ерунды, а мне потом наблюдать его недовольное лицо целыми днями. И оставаться без полезных завтраков. Черт, я ненавижу полезные завтраки! Взгляд шерифа советует выметаться из машины, пока за шкирку не вытащили. Питер закатывает глаза и выметается. В доме царит тишина и заманчиво пахнет едой. Наверху в ванной льется вода. Воображение легко рисует Стайлза, уткнувшегося лбом в колени и снедаемого противоречивыми мыслями. Питер вслушивается в его ровное дыхание, находит сердцебиение достаточно размеренным и немного успокаивается за него. Надо чуть подождать, но он понимает, что с удовольствием влетел бы с разбегу в чужое личное пространство и все бы там исправил. Расставил бы по местам, разложил по полочкам, упорядочил. Стайлз слишком запутанный, это раздражает. Сбивает с толку. Питер не глядя ест предложенную еду, запивает чаем и морщится. Но потом вспоминает, какой здесь дают кофе, смотрит на содержимое кружки. Необходимое меньшее зло. По привычке достает сигару, вертит в руке и прячет обратно. Наверху босые ноги шлепают по кафелю, скрипит дверца шкафа, шуршит одежда. Питер дожидается, когда Стайлз уляжется на кровать, и встает. Шериф всучивает ему тарелку еды, что наверно лишнее, но как предлог сгодится. Поднимаясь наверх, Питер уже знает, что Стайлз слышит его, - слишком уж быстро он сменил положение на сидячее, - и что немаловажно, ждет. Он стучится, приоткрывает дверь и демонстрирует тарелку. Получает в ответ укоризненный взгляд и заходит. В комнате темно, только яркий прямоугольник экрана телефона светится на подушке. Стайлз сидит, скрестив ноги и упершись локтями в колени. На нем растянутая серая футболка и старые тренировочные штаны, видимо оставшиеся еще со школьных времен. Питер уже был в этой комнате не раз, но почему-то чувствует себя неловко. Что ты хочешь, что б я сделал? Какую еще правду тебе рассказать? Что пообещать? Еще совсем недавно его жизнь не включала в себя ничего даже намекающего на серьезные отношения. Да и на несерьезные тоже. Он мог снять кого-нибудь через приложение и отлично провести время. Удовлетворить свои физические потребности и забыть о них на время. Удовольствие сродни хорошему ужину или здоровому сну. Он не искал человека для себя, ни целенаправленно, ни случайно. И выбирал этот легкий путь так долго, что забыл, как работает система. Сначала он воспринимал Стайлза как забавного зверька, сообразительного, но раненого. А потом неосознанно начал заботиться о нем. Но волк не вцепляется в кого попало. И теперь Питер стоит с дурацкой тарелкой и не знает куда ее деть. Себя тоже. - Ты забыл вилку, - но Стайлз смотрит ему в глаза, не на тарелку. Очень внимательно. - Мне сходить за ней? – он словно попал в ситком, кто-то должен включить запись хорового смеха. - Питер, скажи мне, - Стайлз отодвигается к стене, покусывает губу. – Мне следует ждать еще экспериментов над моей многострадальной башкой? Потому что я не хочу, садясь в твою машину, думать, не везешь ли ты меня на очередные полевые испытания. - Нет, - Питер ставит тарелку на стол и присаживается на корточки рядом с кроватью. Смотрит снизу-вверх. – Не следует. - Ты думаешь обо мне, как... об инструменте? – тщательно подобранные слова, нейтральный тон, но подскочившее сердце выдает его. - Нет, - Питер опускает голову. – Я думаю, я очарован тобой. - Хорошо... эм, ладно. Этот разговор опять становится смущающим, - тянет Стайлз. Он нервно теребит край футболки. И вероятно не понимает, что сам провоцирует подобные разговоры. Забавно. – Собственно, у меня закончились вопросы. - Мне уйти? Или хочешь, чтобы волк побыл с тобой? - Нет, я... тут смотрел. В общем. Я бы хотел, чтобы ты. Побыл. Если намеренно не думать о незнакомом человеке и не интересоваться им, то он видится темной бесформенной фигурой. Просто безликий призрак, имя которого иногда всплывает в разговоре. В данном случае настолько редко, что и фигуры не было. Питер видел фотографии из дела, но не рассматривал. И теперь, разглядывая чужое лицо на экране телефона, удивляется. Да, он не представлял бывшего напарника Стайлза, но если бы представил, то тот выглядел бы совершенно иначе. В этом Питер уверен. Человек на фото совершенно обычный, с простой прической и не особо выделяющимися чертами лица. Светлые волосы, светлые глаза, довольно мягкие скулы. Доброе лицо. Скорее всего на заданиях оно превращалось в кирпич. Типичный представитель бюро. Но эти фотографии не с работы, а из отпуска. Идиллический пляжный сюжет с пальмами, лежаками и прочей курортной атрибутикой. Изредка мелькают дети, Стайлз в обнимку с детьми, и ожидаемо – дети верхом на Стайлзе. Питер посмеивается и ловит на себе странный взгляд. Все это как-то неправильно. Зачем ехать с ними отдыхать и мучить себя. Стайлз листает фотографии и останавливается на одной, где вся семья целиком. Долго всматривается в каждое лицо, а потом гасит экран, откладывает телефон обратно на подушку. - Я был так счастлив тогда... Собственно, я должен был догадаться, что это не продлится долго. Мы поехали с ними в отпуск. Весело было. Меня несколько раз выгоняли из лягушатника, задолбался объяснять им, что уже достиг трехлетнего возраста, - Стайлз печально улыбается, светлая дымка воспоминаний скользит в его глазах. – Потом правда я отравился морепродуктами и целый день пролежал в номере. Гейл меня возненавидела... Моя девушка, - отвечает он на незаданный вопрос. – Сказала, что это наш последний совместный отдых. Так и получилось... Ее даже ни на одной фотке нет. - Разве ты не был влюблен в этого парня? - О, был. Еще как, - он разворачивается и падает на спину, закидывает ноги на стену, запрокидывает голову так, что она свешивается с кровати. – Я почему-то думал, что если посмотрю эти фото, или любые другие... то просто буду разрушен. Но они все еще делают меня счастливым. И в равной степени несчастным. Питер понимает, что вот сейчас должен уйти. Он правда собирается так и поступить. Теперь Стайлз действительно хочет остаться один. Но когда останется, то будет уязвимым и беззащитным, волку это не нравится. Питеру тоже. Внутренняя солидарность – это прекрасно. Повод дерьмовый. Он хотел бы найти для Стайлза какие-то правильные слова, дать ему волшебную таблетку от этого. Панацеи нет, он может лишь молча присутствовать. Все лекарства от данного недуга есть ни что иное как плацебо. Включая время. А тишина никогда не отвечает на вопросы, они в ней только множатся. Хорошо, что звук сообщения нарушает ее, разрывает по шву. Питер пробегается глазами по строчкам, ругается сквозь зубы. Возможно, не так уж это и хорошо. Но ожидаемо. И вопросов становится еще больше. Питер ждал этой новости. Тела должны были рано или поздно обнаружить. Но есть одна несостыковка. Мейсон весь день был под наблюдением. Ардженты нашли тела в лесу, и Крис уверен, что ритуал был проведен сегодня. Если бы Питер не ходил за Стайлзом все время, пока тот блуждал в поисках соприкосновения с энергетическим потоком, то сейчас бы изрядно напрягся. Однако и это не упрощает задачу. Кто-то помогает друиду. Или же он умеет телепортироваться... Бред. Зато теперь он абсолютно уверен, что охотники тоже не прекратили патрулировать. Питер уже прикидывает в уме дальнейшие действия. Отправить Мэтта, или сразу обратиться к шерифу, раз уж он в пешей доступности. А может и самому съездить на место. Стайлз поднимается и заглядывает ему через плечо. Любопытство все еще при нем, никуда не делось, в лесу не потерялось. - Это дождь, - Стайлз смотрит широко открытыми глазами, они кажутся бездонными и темными. Он так близко. – Без понятия, как он это провернул, но дело в дожде. Он знает, что за ним следят. - Тео бы почувствовал, если бы он воспользовался блокатором. Вода не настолько сбивает нюх, - спокойно говорит Питер, потому что ощущает зарождающиеся панические нотки в его запахе. Что бы Стайлз не надумал, это грозит вывести его из-за тщательно выстроенной стены равновесия. – Не так-то просто провести волка. - Я не спорю. Но я уверен. Так же, как и в том, что следующая его цель – охотник. И я знаю, кто конкретно, - и волна ужаса захлестывает его. – О боже, я должен был раньше, я же... Это случится опять, да? – Стайлз непроизвольно сжимает пальцы. Питер помнит, как он собирал ветер во сне, и как потом с легкостью повторил этот жест в лесу. Вот чего он так боится. Что снова кто-то умрет. И готов заранее приписать себе вину. Питеру требуется некоторое время, чтобы успокоить Стайлза и уговорить остаться дома. Но сам он уже не может не сомневаться во всем. Что если Стайлз прав. Конечно артефакт не дает безграничных возможностей. Но он прекрасно справляется с тем, чтобы нарушать привычный ход вещей. Если Кори получил невидимость, то почему Мейсон не мог стать обладателем какой-нибудь немыслимой способности. Сила умеет сводить с ума, особенно когда она кажется безграничной. И уже не ты управляешь ею, а она тобой. А у них все еще нет ни малейшего представления о том, что за ритуал он использует. Дженнифер предположила, что это может быть самодельная конструкция, интуитивная. Что друид наощупь движется в потоке силы и выхватывает что под руку попадется. Самоучки самые опасные. Они развлекаются, проверяя, на что способны. Как с той бурей, например. Но что-то не сходится. Питер сбегает по лестнице, пытаясь ухватить мысль. С оборотнями и ведьмами в принципе все понятно. При определенных условиях такая кровь является катализатором силы, достаточно, чтобы поднять уровень. Но если Мейсон не соображает, что делает, то зачем ему охотник. Почему именно Эллисон? Он останавливается посреди гостиной, чтобы набрать сообщение и сталкивается с удивленным взглядом шерифа. - Вы что так и не помирились? – Стилински поднимается с дивана, выключает телевизор. – Чем ты там занимался столько времени? Родинки у него на лице пересчитывал? - Помирились. Мертвецы против моей личной жизни. - Звучит как название трешового фильма ужасов с минимальным бюджетом. Да если бы. Питер показывает сообщение, и шериф со стоном отправляется звонить в участок. Плохие парни как всегда не дремлют, а заодно и мешают спать хорошим. Питер решает не дожидаться. Надевает все еще влажный пиджак и выезжает на место. Судя по высланным Арджентом координатам, это совсем недалеко от прогулочной зоны леса. Либо Мейсон, - или кто-то другой, - хотел, чтобы трупы обнаружили побыстрее, либо он сам не располагал достаточным количеством времени. Что частично подтверждает теорию Стайлза. Если он был вынужден управиться с ритуалом пока идет дождь, то это выглядит логично. Учитывая, что сначала надо было притащить жертв, заново отравить их пыльцой, потому как ее действие не бесконечно. И вообще, где-то же он их держал. Питер приходит к неутешительному выводу, что Мейсон в любом случае не мог действовать один. Питер выходит из машины и осматривается. Скоро на этом участке леса будет довольно людно. Здесь количество охотников на квадратный метр и так превышает допустимую норму. Тела выглядят точно также, как и в прошлый раз. Надрезы на шее, положение. Кто бы в конечном итоге не совершил убийства, почти со стопроцентной вероятностью это сделал один человек. Питер оглядывается, замечает быстрым шагом приближающегося Тео. Его отчет о наблюдении довольно четкий и не предполагает ошибки. Видно, как он бесится на малейшие сомнения в его серьезности по отношению к выполнению отведенного ему задания. И можно понять. Следить за мающимся от скуки подростком – простая задача, легче легкого. По заверениям Тео, Мейсон сделал все уроки, поболтал по телефону с Лиамом, посмотрел какое-то тупое шоу, а потом и вовсе завалился спать. Словом, он никак не мог оказаться в двух местах одновременно. Да, но он это сделал. Приезжает Мэтт, а следом и полиция. Охотники начинают медленно разбредаться по лесу, возвращаясь к своим обязанностям. Питер не видит среди них Эллисон, но зато видит Кейт. Он собирался поговорить с Крисом, и ее присутствие портит не только настроение, но и лишает анонимности. Что знает Кейт, знает и Джерард. Самолично старый хрен не явился, наверно греет кости у камина. Но любимую ручную змею конечно прислал. И теперь она ползет навстречу, неторопливая и несомненно ядовитая. - О, Питер. Так занят своим новым питомцем, что проворонил очередное жертвоприношение? – она протягивает руку, будто собирается погладить его по щеке, и Питер ловит ее за запястье. Он мог бы с легкостью сломать кость в труху, но сдерживается. – Или может дело в горном льве, которого ты поймал и запер в клетке? – Кейт смеется, но тут же морщится, выдергивает руку. – Эти клетки такие ненадежные... Да, поэтому хорошо, что он уже не в клетке. Прописная истина, секрет можно сохранить только если о нем знает кто-то один. А в этом уравнении слишком много переменных, чтобы остаться незамеченными. У охотников свои подковерные интриги, и Питер уверен, что они следят друг за другом не менее пристально, чем за оборотнями. Кейт определенно хочет занять место Эллисон в семье. Интересно только, каким способом. Вряд ли она изменит своим привычкам даже ради племянницы. Выпустить омегу и обвинить Эллисон в некомпетентности? Возможно. Но недостаточно. К тому же Скотт уже забрал Итана, и хотелось бы думать, что спрятал. Нет, слишком банально. Вот если омега, например, сорвется, и кто-то пострадает... Стайлз считает, что Эллисон угрожает опасность. Но точно ли она исходит от друида? Но на него можно свалить и опять уйти от ответственности. Питер разворачивается и находит глазами Криса. Тот уже собирается сесть в машину. - Где твоя дочь? – нарочито спокойно интересуется Питер. - Не знаю, она уже выросла, не отчитывается, - Арджент криво улыбается, но под пристальным взглядом улыбка тает. – Да небось как обычно с этим кудрявым недоумком из ваших. - Позвони ей. Крис пожимает плечами и набирает номер. Длинные гудки затягиваются. И обрываются автоответчиком.