К тому времени, когда осознаешь, что опасность
слишком велика, поворачивать назад уже поздно
Стивен Кинг «Девочка, которая любила Тома Гордона»
Сквозь раскидистые ветви, почти целиком закрывшие небо, просачивается холодный свет луны. Он серебрит покачивающиеся от легкого ветра листья, ссыпается на них подобно невесомой волшебной пыльце. И они, один за другим, планируют вниз, в скрытый темнотой густой ковер. Стайлз прослеживает взглядом их недолгий путь, оглядывается по сторонам. Но тьма плотно обступает небольшое беззвучное пространство, в котором он стоит и ждет неведомо чего. Когда-то далеко в прошлом это все уже было, но не с ним. Сам он лишь путник, заблудший по неосторожности на тропу чужого сна. Лист опускается ему на плечо, и Стайлз машинально снимает его, пачкает пальцы в серебре. И некоторое время недоуменно рассматривает их, прежде чем сдуть холодную лунную пыль. Невидимая струна внутри него натягивается и вибрирует в такт с другими, что пронизывают воздух вокруг него и землю под его ногами. Гудение усиливается, и ветер поднимается. Стайлз пытается ухватить его и удивляется, когда это ему не удается. Но тут же успокаивается, не успев испугаться. Ветер из прошлого неподвластен ему. Здесь он не может ни на что повлиять, только наблюдать за медленно сменяющимися декорациями, выползающими из тьмы и скрывающимися в ней же. Тени людей проходят мимо него, как фантомы, как эхо чужих жизней. Они безликие и безмолвные, не несущие в себе ни опасности, ни каких-либо намерений. Просто сменяющие друг друга фигуры. Но Стайлз знает, что лучше не приближаться и не беспокоить их. Потому что они мертвы. Он пережидает неспешный призрачный парад, чтобы подойти к дереву поближе. Взглянуть на него и возможно увидеть его суть. Но осознает только одно. Все конечно. Дотрагиваясь до гладкого, обтесанного ветрами ствола, Стайлз сокрушается, что никогда не сможет сделать того же в реальности. Искра жизни, затухающая внутри, пульсирует, рисует перед внутренним взором нечеткую кардиограмму. Лист кружится в воздухе, полностью покрытый серебром и встраивается в плотную мозаику своих собратьев. Этот последний. Стайлз поднимает голову настолько высоко, насколько может, и видит сплошь голые опустевшие ветви, искрящиеся от лунного серебра. Зачем ты мне это показываешь? Хочешь что-то... дать? Повинуясь внутреннему чувству, Стайлз складывает руки лодочкой и чуть приподнимает. Тени сгущаются, Стайлз слышит, как они перешептываются за обозримым кругом. Все еще ведут там свой нескончаемый хоровод. С минуту ничего не происходит, а потом со скрипом опускается одна из ветвей. Что-то невесомое и нежное падает в его ладони. Тихий вздох прокатывается вместе с ветром, и все вновь стихает. Стайлз смотрит на бутон в своих руках. Он медленно раскрывает лепестки, ряд за рядом, пока не показывает бархатную красную сердцевину. Цветок кажется ему знакомым, хотя Стайлз и уверен, что никогда прежде таких не видел. Он чувствуется опасным, даже жестоким. И хочется выбросить его. Но в то же время беззащитность тонких лепестков не позволяет этого сделать. Мне спрятать его? Воспользоваться им? Чего ты хочешь? Ответа нет. Дерево перед ним застыло в глубоком сне. И Стайлз снова вспоминает, что все это произошло не с ним. Лишь тень прошлого, как и множество других, что обступили поляну со всех сторон. Цветок в его руках засыхает, меняет очертания. Но он не успевает разглядеть конечную форму. Что-то большое ходит вокруг поляны, и лиственный ковер вздрагивает от тяжелых шагов. Стайлз видит лишь тень, но не самого зверя. Взгляд то и дело выхватывает из темноты очертания вздыбившейся на загривке шерсти, либо острых ушей, чуть прижатых к макушке. Слышит нетерпеливое прерывистое дыхание, вырывающееся на поляну клубами серебристого пара. Оно голодно, очень голодно. И все также слепо. Некстати вспоминается изображение древнего оборотня из книги Арджента. Напрашивается закономерный вопрос – где оно было все это время? Что за подземелье скрывало эту ненасытную тварь. Когда это случилось, и зачем дерево снова и снова показывает слепое и едва ли разумное чудовище. Нет, это не те вопросы. Земля в очередной раз вздрагивает, и Стайлз отшатывается подальше от круга теней. Ему кажется, что круг этот сужается. И неровен час, грань между тьмой и полусветом будет стерта. Он пятится, утопая в листьях по колено, протягивает руку назад, чтобы ухватить рукой Неметон, опереться спиной на ствол, который должен даровать ему защиту... И теряет равновесие. Дерева больше нет, есть только пень, о корни которого он спотыкается. Падает и больно ударяется боком о ребро среза. Не в прошлом, сейчас. Главный вопрос – куда оно выбралось. Ноги путаются, и он никак не может подняться. Корни заплетаются вокруг его лодыжек и крепко держат. Некоторое время он бьется, как пойманный в силки зверек, но в конце концов замирает и поднимает глаза на приближающуюся темноту, в которой угадываются опасные очертания зверя. И встречается взглядом с кем-то или чем-то, что определенно видит его. Но это не волк. Нельзя было смотреть. Паника подбирается внезапно и слишком близко. Ком в горле не дает продохнуть, не то что выкрикнуть просьбу о помощи. Но Стайлз все же зовет, мысленно. А ему отзываются бьющиеся друг о друга фантомные бубенцы из прошлого. Медленно превращаясь в тревожный перезвон колокольчика. Стайлз делает последнюю попытку выпутаться из корней, зажмуривается... И открывает глаза уже в обхвативших его руках Питера. В безопасности. Переход из сна в реальность вымарывает из его памяти и видения о тенях и жуткую фигуру голодного зверя. На этот раз настолько быстро, что разум не успевает зафиксировать и переработать увиденное, тем самым дав пищу беспокойному уму. Цепляясь за Питера, вылезая из своего сна как по канату, Стайлз пытается оставить себе хоть что-то, но ухватывает лишь один нечеткий образ. Смотрит в направленные на него синие глаза и едва не выпадает из реальности заново. Короткие мелькающие картинки чужого прошлого пронизаны счастьем. Возможно потому, что сам Питер в данный момент чувствует себя счастливым. Стайлз зажмуривается, не хочет опять украсть чужое и сокровенное. И все же незнакомые чарующие образы касаются его, задевают. Оставляют горчащий привкус на языке. Как лакричная конфета из автомата со сладостями, скрученная в жгутик и обернутая в шуршащий прозрачный пакетик. Как детский смех и теплые руки женщины. - Дорогуша, ты спишь с открытыми глазами, - Питер приподнимает его и усаживает в кровати. – Я так никогда не уйду. Все конечно привыкли, что я вечно опаздываю на встречи, и я рад побесить охотников в очередной раз... – он отводит взгляд на наручные часы, и комната вокруг становится более настоящей. – Стайлз. Останешься без поцелуя, - нарочито строгий тон смешит. - Тогда и ты тоже, это взаимное поражение, - их было слишком много, и еще будут... – Кто любил лакричные конфеты? – зачем-то спрашивает Стайлз и сразу же жалеет. – Извини, не могу контролировать то, что приходит само. - Малия. Это было очень давно, - Питер морщится, но быстро смахивает недовольное выражение с лица, как волк отряхивается, выбравшись из воды. – Что за цветок, о котором ты говорил во сне? - Хотел бы я знать... Может быть отменишь встречу? – Стайлз лениво выпутывается из одеяла, но ощущение нереальности не покидает его. Что-то не так... – Не ходи, - он тянет Питера за рукав, когда тот отпускает его и встает. – Ты был со мной всю ночь, а я опять все пропустил. Что за традиция спать со мной, когда я в невменяемом состоянии. - Я спал в гостевой комнате, эта кровать ужасно узкая, - Питер посмеивается, веселые искры пляшут в его глазах. А Стайлзу страшно, что случится что-то необратимое. Что все ускользнет, как ткань пиджака из пальцев. – Не будь ребенком, вечером увидимся. Поужинаешь со мной? Не увидимся... Предчувствие расцветает, как крупные шапки гортензий в заброшенном саду. Их синие соцветия мерцают и окрашиваются в красный. Стайлз спал слишком долго, хотя в выходной и имел на это полное право. После алкогольного и почти магического опьянения, навеянного волчьей меткой, пространство вокруг все еще нечеткое. И сам он, вставая, будто покачивается на волнах минувшего сна. Питер не дожидается пока он умоется и приведет себя в порядок, и сгребает его в объятья, игнорируя слабое сопротивление и аргументы о нечищеных зубах. Для поцелуя, который определенно должен быть невкусным, но почему-то оказывается таким сладким. На мгновение Стайлз забывается в этом, предвкушая все, что еще может между ними быть. Растворяясь в волнительном нетерпении и желании воплотить прямо здесь и сейчас все, что себе представлял, и то, о чем не имел ни малейшего понятия. Питер знает, это читается в его неохотно отстраняющих руках, обещающей улыбке и весьма горячем взгляде. Глядя, как он торопливо уходит, Стайлз пытается выискать на шкале памяти хоть одну точку, в которой хотел бы кого-то также сильно. И не находит. Это обжигающее чувство. И оно не только физическое. Не столько продиктованное его телом или разумом. Но стоит двери закрыться, как холод подбирается к нему, словно забытое уже ощущение каменной кладки колодца за спиной. Кончики пальцев покалывает как от соприкосновения с заиндевелой поверхностью. За окном погано моросит дождь, истребляя все зачатки праздничного настроения. Череда предстоящих выходных кажется такой же размытой, как улица сквозь усыпанное каплями оконное стекло. И теперь в спутанных мыслях все чаще мелькает только одно. Синее может никогда не стать красным. Потому что... Стайлз спешит в душ, чтобы поскорее смыть с себя это. Вернуться в устойчивое состояние равновесия. Он разматывает бинт и смотрит на поджившие ранки на запястье. Скоро тянущая, но приятная боль уйдет из них, и останется лишь особенный узор на коже. Делающий особенным и самого Стайлза. Неправда. Ничего уже не останется по-прежнему. Все изменится. Одно событие влечет за собой другие. И так, цепляясь и отталкиваясь, они создадут что-то совершенно новое. Стайлз спешит обработать укус и спрятать под свежим бинтом. Пока его снова не унесло в навязчивую потребность отдать не только свою кровь. Метка выглядит обличающе интимно. И по-своему жестоко. Но приемлемо. Оправданно. Желанно. Когда Марин говорила ему об этом, Стайлз и представить себе не мог, к чему в итоге все придет. Тогда он думал, что слышит лишь слова обиженной женщины. Они не виделись с того самого дня. Словно что-то отрезало его от того, что раньше и повело дальше, не позволяя оглядываться. Стайлз с грустью думает, что даже почти не вспоминал о ней последнее время. Кажется, она продолжает работать с пациентами из «Дома Эха». Скотт обмолвился, что Кори попросил ее помочь Мейсону. Что было дальше – история умалчивает. И все же невидимая иголочка вины изредка покалывает. Но теперь, раскладывая в уме события от начала и до текущего момента, он понимает. Это было неизбежно. Правда всегда груба как необтесанный камень, но остра как заточенное лезвие. Возможно у Питера и не было намерения присвоить... Но волк точно знал, что делает. Он всегда знает. Остается только надеяться, что он будет осторожен. Потому что нечто свернуло не на ту дорожку. Стайлз чувствует, как прошлое набегает на берег его настоящего подобно нарастающей волне. Она терпеливо откатывается назад, но всегда возвращается, чтобы облизать незащищенный участок суши. С каждым разом все ближе и ближе подкрадываясь к тем, кто стоит на этом берегу. Как бы она не обрушилась, набрав достаточно силы... Отец на работе, что конечно на время избавляет Стайлза от возможных неловких разговоров. На очень короткий промежуток времени. Он собирается поехать в офис и покопаться в каталоге, так что встреча неминуема. Стайлз теребит бинт на запястье и думает, как вообще это объяснить. Как объяснить то, что я сам до конца не понимаю. Все пока так шатко и неуверенно. И страшно... Но боится он чего-то другого. Смутного и пока не осознанного. Как образ цветка, раскрывающего лепестки у него в ладонях. Ему нужно узнать заранее, прежде чем произойдет одно непоправимое событие. Разрушительное. Дерево хочет, чтобы Стайлз понял послание. Только вот не торопится помочь в расшифровке. Это далеко в прошлом, спрятано за наслаивающимися друг на друга годичными кольцами. Джип едет по дороге со строго разрешенной скоростью, а Стайлз чувствует, как время истекает. В шуме мотора ему грезится тревожный отзвук колокольчика. И он полностью переключает внимание на далекий поток знания, еле уловимый среди беспокойного движения города. Незаметно для себя Стайлз оказывается на парковке полицейского участка. Злится, что дома думал совсем о другом, хотя и несомненно волнующем. И за глупым оттягиванием что-то упустил. Возможно не только привычный ритуал с заездом в кофейню. Стайлз решает сходить за кофе после, когда найдет в каталоге разумное объяснение, которое бы его успокоило. Потому что сейчас его сердце опять пустилось во все тяжкие, приглашая непрошенную, но всегда готовую заглянуть на огонек паническую атаку. Пока достаточно трудно уговорить себя, что сны – это просто сны, а дурные предчувствия являются лишь спутниками его плохо контролируемых способностей друида. Стайлз понимает, что если бы не свалился в меланхолию на несколько дней и не отказался от занятий с Дженнифер, то эта проблема могла быть уже решена. Или хотя бы лежала в сторону решения... Пройти незамеченным мимо кабинета шерифа не удается. Жалюзи подняты, и прекрасно видно, как отец расправляется со своим нездоровым обедом, но и Стайлз не обладает способностью становиться невидимым. А пригодилось бы. Он окидывает полным укора взглядом бумажный пакет, набитый куриными крылышками, блестящей от масла картошкой, щедро посыпанной солью, и еще черт знает, чем. - Я смотрю, ты настроился на инфаркт, кормишь холестериновые бляшки, а может даже и приглашаешь какой-нибудь тромб поскорее оторваться, - тараторит Стайлз, просовывая в дверной проем сначала голову, а следом протискиваясь целиком. – Я позвоню твоему врачу и сдам тебя с потрохами. - Не раньше, чем они наполнятся запретной пищей богов, - отец довольно улыбается и хрустит крылышком. – Иди сюда, поделюсь половиной обеда. Сомневаюсь, что после вчерашнего ты был в силах приготовить себе хотя бы завтрак. Давай, жирная пища всегда побеждает в битве против похмелья. - Идет, но я заберу эту дань и сбегу, - Стайлз отвоевывает половину картошки и бургер, который отец провожает печальным взглядом. – Мне надо срочно кое-что проверить. - Разве Питер еще не отпустил вас на выходные? – задумчиво спрашивает он и берет Стайлза за запястье прежде, чем тот успевает отдернуть руку. – Это то, что я думаю? - Не знаю, насколько ты осведомлен, но наверное да... – Стайлз отводит глаза. – Если ты злишься, то не стоит. Могу заверить, что был целиком и полностью согласен. Я понимаю, тебе может не нравиться... Но это уже случилось. Я уже пообещал ему. - Руку и сердце? – смеется отец. – О чем ты так беспокоишься? Что я буду против? – отец отпускает его и откидывается в кресле, смотрит задумчиво, но добро. – Стайлз, как только я привел тебя сюда, я понял, что твоя жизнь изменится во всех ее направлениях. Потом я увидел, как это происходит с тобой, медленно и неотвратимо. И ты уже не в том возрасте, когда я мог бы как-то повлиять. Конечно, раньше мне хотелось для тебя чего-то другого. Того, что каждый родитель воображает себе для ребенка. Но в итоге наши представления о жизни детей остаются лишь фантазиями о том, как мы сами хотели бы ее прожить. Если бы я был против, то сказал бы об этом гораздо раньше, когда ты еще стоял на краю омута, но не бросился в него с головой. И даже тогда не уверен, что это бы изменило хоть что-то... Теперь ты успокоишься? - Частично, - Стайлз знает, что отец всегда на его стороне, странно, что он вообще мог ожидать чего-то иного. – Просто мне страшно. Если я опять... - Сынок, иди займись своими срочными делами. Я тут побоюсь вместо тебя. Добрая улыбка отца сопровождает Стайлза до двери и чуть дальше, пока он не скрывается из зоны видимости. Он думает, что на самом деле никогда не будет достаточно взрослым, чтобы не оглядываться и не искать этой твердой поддержки и правильных слов. Время – лишь иллюзия. Поэтому прошлое всегда так близко. И норовит запустить в тебя свои корявые, как корни, лапы. Но дело не только в моем прошлом, или Питера, или... Стайлз чувствует, словно стоит на пересечении множества путей. И если сделает всего неверный шаг, то окажется на бездорожье. Потеряется во времени и просто исчезнет. Чувство настолько сильное, что заставляет реальность вокруг подергиваться мелкой рябью. Словно он выбрался из сна только для того, чтобы окунуться в другой, более глубокий. Дежурящий в офисе Тео, привстает, когда Стайлз закрывает за собой дверь и кидает рюкзак на пол. Особенности волчьего организма избавляют оборотня от похмелья. И они же сигнализируют, что пришедший в нерабочее время коллега по цеху находится в крайне нестабильном состоянии. Я как гребаный мистер Туми*, ожидающий, что вот-вот прилетят лангольеры и сожрут все на своем пути. Приходится пробурчать что-то неразборчивое и спрятаться за монитором. Тео пытается пристать с наводящими вопросами, но вскоре сдается, раздраженный односложными ответами. Хотел бы Стайлз предоставить что-то удобоваримое, но сначала нужно найти это для себя, а потом уж делиться с окружающими. Я не знаю, что ищу. И этот осточертевший поиск в темноте выводит его из себя. Он нервно грызет карандаш, пролистывая страницы каталога. Здесь не так много файлов, конкретно относящихся к Неметону, но это не упрощает задачу. А в книгах чаще упоминается взаимодействие друидов с ним, но не само проклятое дерево. В конце концов Стайлз запускает поиск по ключевому слову и с удивлением обнаруживает два совпадения. И оба они ведут в папку со сведениями о банши. Раньше Стайлз намеренно не заглядывал в нее. Будто боялся узнать что-то темное, так близкое к смерти, ее пугающей неизвестности и своим больным воспоминаниям. Когда ты знаешь, что кто-то способен получать «звонки» с того света, слишком соблазнительна мысль попросить «оператора» связаться с одним конкретным мертвецом. А сопоставлять Лидию с мрачным миром, к которому она несомненно имеет доступ, до сих пор виделось Стайлзу неправильным. Будто тогда она окончательно лишилась бы для него своего волшебного очарования. Стайлз пробегается глазами по файлам перед тем, как открыть те, в которых нашлись совпадения. Оказывается, Питер ведет учет так называемых предсказаний. Вложения в основном рассортированы по датам и самим банши. Встречается даже несколько незнакомых имен. Но глупо было бы думать, что их всего две, даже в пределах Бикон Хиллс. Однако, что интересно, все они – женщины. Стайлз возвращается к мигающему окошку поиска. Один из файлов записан на Мередит, а значит внутри будет какой-то несусветный бред, который ему вряд ли удастся перевести на понятный язык без чьей-либо помощи. Говоря о предсказаниях банши, вообще не стоит рассуждать об адекватности. А это конкретное было сделано совсем давно и записано персоналом «Дома Эха», когда она только туда попала. Около девяти лет назад, Стайлз был еще подростком, беззаботно проводя летние деньки со Скотти и мечтая покорить Лидию своими неуклюжими подкатами. А вот досуг Мередит не был настолько веселым... Господи, она так давно в психушке, что за это время стоило понять – лечат они там весьма и весьма хреново. Как и в любой другой, Лана Уинтерс* не даст соврать. И предсказание состоит в основном из бессвязных повторений вроде требований не трогать это и не брать чужое. Но в конце удивительно четкое: «Зверь придет за цветком». В кабинете закрыты все окна и даже немного душно, но Стайлз чувствует, как холодок пробегает по позвоночнику. Чуть ниже есть несколько пометок от Питера, где он тоже задает вопросы в пустоту. Является ли зверь волком? И может ли быть цветок аллегорией на нечто другое. Страх обосновывается в горле и скребет там. Стайлз шарит рукой по столу в поисках стаканчика, но вспоминает, что за кофе он так и не зашел. И к выделенной отцом порции вредной еды тоже не притронулся. А теперь она остыла и совершенно потеряла свою привлекательность. С нехорошим предчувствием Стайлз открывает второй файл. Дата на нем еще более старая, а рядом с именем красуется знакомая фамилия. Это же бабушка Лидии... Сообщение совсем короткое, но вполне понятное. «Если красный цветок будет использован неправильно, баланс нарушится. Многие умрут». Холод уже подобрался к основанию шеи, и теперь медленно, но верно опоясывает ее, чтобы сомкнуться. В примечаниях Питера только одно слово со знаком вопроса. Но он ошибается, Стайлз просто знает. Это не имеет никакого отношения к огню или пожару. Цветок из его сна тоже был красным. Неметон дал ему нечто, поделился своим. И теперь он... в опасности? Да, вполне возможно, что все это лишь метафора. Предостережение. Дерево наделило его особым даром, - неизвестно за какие уж заслуги, - и надо распоряжаться им с осторожностью. Стайлз помнит, как устроил ураган в собственной комнате, как не мог его самостоятельно остановить. И подозревает, что способен и на большее. Если не научиться себя контролировать, если дать силе управлять собой, то последствия могут быть ужасны. Как и произошло с Мейсоном. Холодные тиски на его шее чуть разжимаются, и страх временно отступает. Уговаривая себя, Стайлз не замечает, как скатывается в спасительный и уютный уголок самообмана. Но это позволяет ему выдохнуть. - Ну наконец-то, - следом выдыхает и Тео, о существовании которого в этом кабинете он успел позабыть. – Я уж думал оглохну от твоей внутренней истерики. Имей в виду, мой палец уже был на кнопке экстренного вызова скорой. - А тут есть такая кнопка? – Стайлз заинтересованно выглядывает из-за монитора и выискивает ведущий к столу провод. - Нет, но я попрошу Питера, чтобы озаботился, - Тео почесывает бороду и выглядит прислушивающимся. Должно быть включил свой волчий сканер на всю катушку. – Куда он только смотрит... Тебе бы дома сидеть и отдыхать, наслаждаться свободными деньками и своим статусом, - он поигрывает бровями. Но как только замечает, что Стайлз собирает книги в рюкзак, вскидывается следом. – Куда ты еще намылился? - Наслаждаться статусом и спросить у Питера, куда он смотрит, - язвительно отзывается Стайлз. – Кажется я все-таки попаду в ресторан для снобов. Так что особо не завидуй. - Ты скажешь, что с тобой, или мне в подвал сходить? За клещами. Я думал ты опять психуешь из-за него, но судя по всему, у вас все как в номере для новобрачных. В свечах и лепестках роз, - Тео смешно гримасничает, но Стайлз знает, что он как раз доволен. И почти удается расслышать его настоящую тональность. Это что-то металлическое, казавшееся прежде опасным, но теперь ощущающееся стабильно и... честно? - Гортензий... – зачем-то поправляет он и спотыкается на этом слове. Ловит очень подозрительный взгляд. – Да просто глупые друидские сны, которые ни к чему не ведут. Неправда. Они ведут в плохие места. Очень темные места, где водятся большие голодные твари. Где тень ползает по стене и тянется цепкими пальцами... Стайлз понимает, что если продолжит себя накручивать, то добром это не кончится. И хочет, чтобы этот день поскорее прошел. У него есть еще немного времени до встречи с Питером. Но вместо витавшего вокруг него еще недавно волнительного предвкушения, ощущает только зудящую под лопаткой тревогу. Посматривает на телефон, но новых сообщений нет, а последнее, с лаконичным адресом ресторана пришло еще часа два назад, когда он рылся в книгах и не сподобился на ответ. Если Питеру и было скучно на его очередных нудных переговорах, то он не стремился скрасить их шутливыми поддразниваниями в переписке. Стайлз заезжает за кофе уже скорее потому, что проголодался и хочет слегка перебить аппетит. Все-таки надо было пообедать, пока представлялась такая возможность, а не психовать по неведомой причине. Остывший бургер достался Тео, который не побрезговал с ним расправиться. На дежурстве в офисе от бесплатной еды не отказываются, что-то вроде того. По сути весь особый отдел мог благополучно выйти на законный отдых. Но на случай непредвиденных ситуаций выбирали одну жертву, которая потом конечно получит внеурочные выходные. А у Тео особые отношения с дежурствами. Стайлз пытался выведать что-нибудь про его личную жизнь, но каждый раз ответ был один и тот же. Все сложно. Как и у всех... Стайлз останавливается на парковке рядом с рестораном и чувствует себя неловко, среди этих дорогих автомобилей его старый и верный джип смотрится как бездомный, забредший на вечеринку богатеньких сынков. Он ищет глазами машину Питера, но кажется тот еще не приехал. И не приедет. Дерьмо. С этим ничего невозможно поделать. Предчувствие охватывает его с новой силой и не желает отступать. Его мозг просто не может перестать обрабатывать постоянно захватываемые извне обрывки информации, которые он не должен принимать за истину. Но они слишком навязчивы, чтобы так легко от них отмахнуться. И заглушить этот бесконечный приемник становится все труднее и труднее. Если только удалить его, как тот чип в мозгу Джонни Мнемоника*... Набирая номер и прикладывая трубку к уху, Стайлз еще надеется, что ошибся. Но когда вместо привычных гудков слышит механический голос, то совсем теряет равновесие. Питер не отключает телефон на переговорах. И в принципе не отключает. Стайлз мнет в руке подарочный пакет с печеньем, который вручил ему улыбающийся бариста и думает, кому можно позвонить. Тео или сразу Талии? Или не поднимать панику понапрасну. Ведь Питер прекрасно может сам о себе позаботиться. Все говорит об обратном... Пальцы натыкаются на что-то твердое в пакете, и Стайлз машинально заглядывает внутрь. Это что, заколка? Он вытаскивает тонкий черный зажим и удивленно рассматривает его. Бред. Некоторое время он безрезультатно пытается вспомнить, как называется сей предмет женского обихода. А потом внезапно проваливается в наполненный звоном колокольчика образ той, что его носила. И холод вцепляется в спину с такой силой, словно ее облили жидким азотом. И теперь она медленно покрывается ледяной коркой. Эллисон. Телефон вибрирует в руке, и Стайлз вздрагивает так, что чуть не роняет его. - Ну как, нашел? – интересуется знакомый голос в трубке. Голос того человека. – Мне кажется, что нет. Так что иди, Стайлз, и поищи получше. Я пришлю тебе подсказку. Одну ты уже получил. И подумай хорошо, стоит ли на этот раз кого-то впутывать. Ответ не требуется, короткие гудки прямо об этом говорят. И никакие разумные доводы не способны остановить от опрометчивых действий. Ни то, что этого просто не может быть. Ни то, что нельзя ходить одному в лес, где тебя заранее поджидает едва ли дружелюбно настроенный человек. Например, убийца. Или тот, кто им притворяется. Он тупо пялится на пришедшее следом сообщение. К сожалению, это вовсе не приглашение на ужин. Вбивая координаты в навигатор, Стайлз осознает, что совершает ошибку. Что все это было заранее продумано и подстроено. Весь этот день от самого начала не обещал ничего хорошего. И я собираюсь ухудшить свое положение... Прошлому таки удалось соприкоснуться с настоящим. Поэтому и можно поговорить по телефону с тем, кто должен быть заперт в тюремной камере. И купить кофе у того, кто должен быть мертв. Теперь-то Стайлз вспомнил, где видел это лицо. В файле Тео среди других, что погибли в результате неудачного превращения. Получается, что не все. Я отравлен. Мир вокруг становится четче, но Стайлз не знает, спал ли он наяву весь день, и проснулся ли на этот раз. По крайней мере, он не отследил момент, когда вышел из джипа и ступил на территорию леса. Натянутая струна ведет его все дальше и дальше мимо покрытых тенями разлапистых деревьев. Она вибрирует и отдается резким звоном в ушах. Не берите ничего у подозрительных незнакомцев. Не ешьте и не пейте того, что они вам дадут. А Стайлз взял и выпил кофе, в который явно что-то подсыпали. Темнота сгущается по мере приближения к месту назначения. Навигатор остался в джипе вместе с телефоном, но он ему и не нужен. В глазах рябит от опадающих листьев, и нельзя сказать наверняка, иллюзия ли это. Зато есть другое, взгляд в спину. Кто-то идет за ним уже некоторое время. Стайлз останавливается и медленно оборачивается. - Ты что, следишь за мной? – сымитировать невозмутимый тон не так-то просто, но ему удается. - А ты разве не должен сейчас быть совсем в другом месте? – Тео приближается, подозрительно оглядывая его с ног до головы. Бесшумно ступает по прелым листьям. Нельзя, чтобы он догадался. Нельзя, чтобы кто-то еще пострадал. – Ты вел себя очень странно, Стайлз. Я решил удостовериться. И что я вижу? Вот куда тебя понесло на ночь глядя? - У меня здесь встреча, - он подходит почти вплотную. Ничего, я знаю, как этого избежать. Рука будто сама находит в кармане мешочек, и пальцы развязывают тесемку, словно делали это много-много раз. – Извини, но дальше я предпочитаю пойти один. Не беспокойся, кто-нибудь придет и выпустит тебя. Когда Дженнифер давала ему пепел рябины и просила всегда носить с собой, Стайлз не думал, что ему действительно придется им воспользоваться. К тому же таким образом. Против своего. Он подбрасывает горсть и делает шаг назад из образованного круга. Недоумение на лице Тео превращается в испуганное понимание. Почти физически неприятно смотреть, как он бьется о невидимую преграду. И как потом воет в бессильной ярости. Зовет Питера? Но Питер не услышит, он далеко... Так далеко, что остается только надеяться, что он оттуда вернется. Что не останется в саду в окружении гортензий. Чувства притуплены, временный эффект той дряни, которую бариста подсыпал в кофе, еще не прошел. Наверное, это неплохо. Потому что Стайлз больше не чувствует страха, только охвативший его холод и легкое, совсем мимолетное сожаление. О том, что с самого начала этого дня все делал неверно. Но не теперь. Теперь светлячки маячат на границе поляны, окружая сутулую фигуру того человека. Стайлз и его больше не боится. Потому что его здесь нет. Есть только парень, который украл его облик. И не только... Есть что-то еще, что он присвоил. Он этого не хотел, но его и не заставили. Здесь все слишком сложно переплетено, а мысли ускользают. Опадают на землю вместе с листьями, чтобы стать ее частью. Стайлз вяло перебирает ногами, сонно бредет за своей иллюзией дальше в чащу леса. Пока наконец не останавливается, почти упираясь в чужую спину. Выглядывая из-за нее, он уже догадывается, что там увидит. И к сожалению, не ошибается. Эллисон лежит у корней Неметона. Она в сознании, но кажется тоже одурманена. Ее глаза широко открыты, но взгляд отсутствующий. - Зачем все это? – Стайлз порывается подойти проверить, как она, но тот человек останавливает его коротким движением руки. Несколько светлячков срываются с его пальцев. – Ты не хочешь меня убить. Что тебе нужно? - Ему нужно, - он указывает пальцем на пень. – Но наши потребности совпадают. Ты поймешь... Вы, люди... и все остальные. Пользуетесь тем, что вам дают. Но всегда хотите большего. Вы думаете, что можно бесконечно черпать из источника. Что можно скидывать в него то, от чего хотите избавиться. Кому бы такое понравилось? Вот и он недоволен, - он оглядывается, и выражение его лица становится раздраженным. – Вечно кто-то мешается под ногами. Выйди, покажись. Стайлз прослеживает его взгляд, и сердце ухает куда-то вниз, откуда, впрочем, скоро возвращается, чтобы в ужасе забиться. Возможно это запускает процесс пробуждения, но важно другое. Кира выходит из-за деревьев, перехватив обеими руками свою катану, и всем взъерошенным видом демонстрирует мрачную решимость. Помехи в ее тональности такие резкие, что его задевает острыми краями взволнованного звучания. Нет. Нет, уходи. Она не уйдет, настроилась побороться тут сама не знает, за что. Как это глупо, по-детски наивно и самоотверженно. Также, как она кричит Стайлзу отойти и срывается с места подобно молнии. И можно проследить, как тонкие нити электрических разрядов пробегают по лезвию, концентрируясь на его острие. Стайлз сопротивляется, но тело само бросает его в сторону, словно подхваченное ударной волной. Лишает равновесия. И он валится на колени в размякший влажный ковер листьев. - Нет, Кира! Барьер! – кричит Стайлз, но уже поздно. Катана ударяется о пошедший рябью воздух с такой силой, что Кира не удерживает ее в руках, выпускает. Падает на землю и замирает там в неестественной позе. И это настолько жутко, глупо, неправильно. Струна обрывается. Но катана по инерции движется дальше, разрезая барьер. Только вместо того, чтобы воткнуться прямиком в грудь того человека, она проходит насквозь. И сама фигура разлетается роем светлячков, чтобы сразу же собраться вновь. Но Стайлзу уже плевать, кем или чем на самом деле является тот, кто принял чужой облик. Он подползает к Кире, приставляет пальцы к ее шее и с облегчением чувствует четкий и частый пульс. Аккуратно переворачивая ее на спину, Стайлз уговаривает себя, что ей не мог быть нанесен фатальный вред. Тело оборотня знает, как с этим справиться. Должно знать. - Все будет хорошо, Стайлз, не бойся, - слабо шепчет Кира. – Он придет. Всегда приходит. Но не сегодня. На самом деле Стайлз надеется, что больше никто не придет. Люди, оказавшиеся на пути того человека, обычно умирают. И не важно, что под его личиной скрывается уже не человек. Стайлз поднимается и чувствует, как ветер касается кончиков его пальцев, цепляясь за них, предлагая свою помощь. Сутулая фигура делает шаг, и неизвестно, что сделает еще. Попытается добить? Пришедшая мысль поражает его в самое сердце. Ведь их здесь трое. Луна выплывает из-за облаков круглым боком, подсвечивает корни Неметона. Что ты хочешь, чтобы я сделал? И ветер отвечает ему шелестом опадающих листьев. Ветер снует между его пальцев. Стайлз собирает его от земли, постепенно поднимая руки. Все кажется нереальным, одним из морочащих, запутанных как коридоры подземного лабиринта, снов. Лицо того человека перед ним искажается в зловещей улыбке, обнажающей ряд гнилых зубов. А страха все еще нет. Как нет и той тупой заторможенности. Стайлз не знает, нашел ли он в темноте свою смелость, но ветра тут предостаточно. И его может стать больше, много больше. Деревья стонут, сгибаясь под его порывами. Их корни трещат, грозясь вырваться с насиженных мест. Листья взметаются в воздух и словно зависают над землей в бесконечном мельтешении. От их калейдоскопа зрение замыливается. Но сутулая фигура стоит твердо. Будто ветер не может причинить ей вреда. Разметать на множество проклятых светлячков и стереть из этой реальности. Нужно больше. Стайлз старается направить проходящий через все его тело поток силы, но не справляется. И в конце концов ветра становится настолько много, что удержать его не представляется возможным. Он вырывается из-под пальцев и устремляется вверх и в стороны, сметая и раскидывая деревья. Скрежет прокатывается по лесу следом за ним. Что-то открылось. А Стайлз смотрит на развороченный лес и не может поверить, что сам это сделал. Тот человек подходит к нему и отмахивается от бессильно вздернутой руки. - Что такое? Больше не можешь? – криво усмехается он. – А больше и не надо. Думал, уговаривать придется, но хватило одной недальновидной лисы, чтобы ты зашевелился. Что ж, мы почти у цели. Еще немного, и все закончится. Для кого? Стайлз чувствует себя опустошенным, вывернутым наизнанку. Испуганным и очень одиноким. Беспомощным. Ради чего он столько работал над собой? Чтобы в одночасье все просрать. Бессильное отупение возвращается к нему как навязчивый гость, забывший в доме очередную ненужную вещь. Тот человек берет его за руку и что-то в нее вкладывает. Подталкивает к Неметону как к очередному колодцу, в который предстоит свалиться. Но уже едва ли с благополучным исходом. Ослабевшие пальцы сжимают холодный металл. Стайлз приподнимает руку и рассматривает короткий ритуальный нож. Проглатывает острый комок в горле, и все его нутро сковывает холодом. Приходится сделать над собой усилие, чтобы развернуть одеревеневшее тело. - Я не буду, - еле разлепляя губы, выдавливает из себя Стайлз. Ему кажется, что слова режут язык и рот наполняется металлическим привкусом крови. – Не заставишь. Он переводит взгляд с улыбающейся маски того человека на спокойное расслабленное лицо Эллисон. Спящая красавица... Она должна проснуться и жить. Но пальцы не слушаются, не разжимаются. *** Проселочная дорога тянется и конца края ей нет. Питеру уже наскучил однообразный пейзаж, и он клянет всех охотников вместе взятых за то, что пришлось тащиться в такую даль. Это даже уже не Бикон Хиллс, а небольшой соседний городок, но ведь настояли на том, что раз особый отдел работает с полицией округа Бикон, то и эта глушь входит в их юрисдикцию. А соответственно – и нечисть, здесь обитающая. Спрашивается, в чем проблема? Охотились бы дальше на свою неведомую тварь, разрешение от совета у них есть. Но нет же, явись на место, посмотри, поучаствуй. Как будто другого дня не нашлось. Праздники на носу, а у самого Питера остался в городе беспокойный Стайлз. Тео уже отчитался, что он как ужаленный примчался в офис и засел выискивать что-то в каталоге. Питер жалеет, что так рано отпустил Мэтта, иначе отправил бы его сюда вместо себя. Круговая порука, не иначе. Талия отказалась ехать, и нетрудно догадаться, на кого она скинула обязанности представителя альфы. Кто угодно мог поехать копаться в этом дерьме, почему я? Ах да, вот поэтому. Все знают, что он не собирался отмечать, значит и время на приготовления ему не нужно. Но на самом деле Питер серьезно подумывал присоединиться к Стайлзу и шерифу. Его пока еще не приглашали, но это дело времени. Дорожка совсем заросшая, и Питер бросает машину у поворота. Надо же было устроить штаб в подобном месте. Тут должен быть заезд с другой стороны, но ему лень тратить время еще и на это. Питер спускается к дому, уворачиваясь от веток, и недовольно морщится, чувствуя, как колючки цепляются за брюки. Волк настороженно ощупывает территорию. Всю дорогу он бесновался из-за странного состояния Стайлза, рвался обратно, будто обещанный ему человек теперь куда-то от него денется. И вот внезапно успокоился. Трое незнакомых охотников на заднем дворе его не волнуют. Попивающий чай на втором этаже Джерард – тоже. Хотя и вызывает изрядную долю раздражения. Синие крупные цветы, высаженные по обеим сторонам дома, выглядят несуразно в такое время года. Сам дом выкрашен в грязно-розовый цвет и тоже создает странное впечатление. Словно его перенесли сюда из какого-то другого места и поставили как придется. Со ската покосившейся крыши свисает засохшая плеть лозы. Дверь перед ним открывается, и Питер видит белозубую улыбку охотника, а мгновением позже падает от разряда электрошокера в бок. Брюкам кранты, рубашке тоже. Очередной костюм в помойку... Когда сознание внезапно уплывает, в голову всегда лезут самые идиотские мысли. Открывает глаза он уже в темноте, лежа на грязном полу подвала. Сквозь мутную пелену просматриваются очертания старой мебели, обмотанной пыльной пленкой, а чуть дальше небольшое пятно света падает откуда-то сверху. Руки у него связаны за спиной, и что-то не дает ему освободиться. Аконит. Резкий запах витает повсюду, забирается в ноздри и противно щекочет горло. Питер откашливается и неуклюже переворачивается к источнику света. Джерард сидит на верхней ступеньке, сложив руки на коленях и смотрит прищурившись. Надо полагать, я и правда в дерьме. Волк не откликается, усыпленный парами аконита, что делает положение Питера совсем уж незавидным. - Мне было интересно, очнешься ли ты, - Джерард привстает и ссутулившись спускается на несколько ступеней, совершенно не опасаясь. Напротив – он упивается своим временным превосходством. – Слишком уж ты живучий, надо добавить. Газ будет проникать через вентиляционное отверстие медленно. А у тебя будет время подумать, прежде чем ты заснешь окончательно. - Думаешь тебе сойдет это с рук? – Питер снова пытается разорвать путы на запястьях, но безрезультатно. – Альфа знает, куда я поехал. - А потом она узнает, что ты напал на нас. С тобой такое уже бывало, так что это никого не удивит, ты же сумасшедший. Все только и ждали от тебя рецидива, - он роется в кармане, достает платок и протирает им лицо. – И все знают, как ты нас ненавидишь. Это был твой шанс отомстить, ты им воспользовался, но не получилось. Пришлось тебя немного усыпить. Какая жалость, что мы слегка перестарались. - И что тебе с того? – надо как-то потянуть время, Питер уверен, что сможет дотянуться до волка и заставить его выбраться наружу. - Ты убийца, - Джерард пожимает плечами. – Твои глаза были синими задолго до того, как ты превратил в бесформенные куски мяса тех бедолаг поджигателей. Это было в тебе всегда. Есть и сейчас, - он разворачивается и поднимается обратно, тяжело опираясь на перила и по-старчески кряхтя. На самом верху оборачивается. – Ты знаешь, родители всегда должны проверять за своими детьми. Знаешь, у тебя же тоже есть дочь. Один раз я не проверил за Кейти, и это дело осталось незаконченным. - Талия этого так не оставит, - Питер усиленно думает, но аконит путает мысли. - Ну, тогда будет бойня. И мы перебьем всю стаю как бешеных собак. Коими вы и являетесь. Джерард захлопывает дверцу, оставляя Питера в темноте. Но для волчьих глаз это не помеха. Он старательно ищет хоть что-нибудь острое. В углу подвала стоит небольшая коробка, в таких иногда хранят старые инструменты. И Питер надеется, что ему повезет. Он слышит слабый отклик от волка, но ждать не может. По его внутренним часам прошло уже и так слишком много времени. А значит аконит отравляет его легкие достаточно долго, чтобы урон мог стать необратимым. Нельзя позволить себе потерять сознание снова. Питер почти добирается до коробки, когда чувствует резкую боль в спине. Но это не его боль.