Бывают такие моменты, когда невозможно прислушаться
к голосу разума. Тело просто берет свое, и ничто его не остановит
Стивен Кинг «Игра Джералда»
Лица всех находящихся в кабинете людей открыто транслируют, что меньше всего каждый из них сейчас хотел бы проводить время здесь за разговорами. Что ясно, как белый день, и никто с этим не спорит. Но также очевидно и, что у них нет возможности перенести незапланированную встречу. Кому это очевидно... Питер все еще находится на своей волне отстраненности. Все, чего бы он сейчас хотел, это вернуться в больницу к Стайлзу и выслушать еще парочку монологов о совершенно несъедобном рационе, издевательском режиме и вынужденной форме одежды, которая включает в себя сорочку и больше ничего. Очень уж его выводила перспектива ходить, сверкая голым задом. Питер посмеялся над этим и попытался донести, что в данной ситуации Стайлзу вообще не рекомендуется куда-либо ходить. Только соблюдать постельный режим и не беспокоить свое ранение, отсрочивая выздоровление из-за упрямства. Но на самом деле Питер конечно был доволен и предпочел бы любоваться этим самым задом почаще, так как он точно еще не насмотрелся. И как же раздражает отгонять от себя дразнящие мысли ради того, чтобы выслушать цербера, вернувшегося после бесцельного преследования выбравшейся из пня доисторической твари. Пэрриш гнал зверя в лесу, но не настиг. Для того, кто только выбрался на свет божий после многолетнего заточения, тварь оказалась слишком уж проворной. К сожалению, данная история настолько стара, что в книгах и дневниках не нашлось упоминания, кто спрятал дух оборотня в Неметоне, и по какой причине. Во всяком случае, в тех, к которым имели доступ Хейлы. Питер самолично помогал Дереку и Дитону в поисках. Сначала в личной библиотеке, а после и в хранилище. Все, что у них было, это слова Стайлза и найденные им же в каталоге старые предсказания банши, одна из которых мертва, а вторая не способна на конструктивный диалог. И хотя по всему выходило, что выпускать зверя и прочую нечисть не входило в планы духа-проказника, нельзя сказать наверняка, так ли это. Безумная тварь, нападающая на жителей Бикон Хиллс, чтобы утолить свой древний голод, очень даже тянет на всеобщий и неконтролируемый «раздор». Только вот она ни на кого не нападает. Единственной жертвой зверя была и остается Кейт. Больше никого он не убил. И охотился скорее за Неметоном, чем за кровью невинных ничего не подозревающих горожан. Черт знает, что он собирался сделать с пнем, но учитывая прискакавшего как на пожар, - смешно, ведь он сам же и был источником возгорания, нескончаемым и бессрочным, - Пэрриша, вряд ли что-то хорошее. Питер окидывает взглядом главного помощника шерифа, устроившегося между Лорой и Крисом Арджентом за столом, и видит очевидное всем присутствующим оборотням. Пэрриш рад, что не догнал зверя. Его человеческая половина слишком правильная, слишком добрая. Слишком сопереживающая. Все уже и думать забыли, что дух зверя использует для своего воплощения одного из несчастных подростков. Того, кому не посчастливилось прикоснуться к артефакту вместе с другими, которых Тео упустил из виду в погоне за своим поистине идиотским желанием воскресить сестру. И хотя разница массы на лицо, и Джордан так-то не самый крепкий парень, он бы справился. Церберу внутри него безразличны чужие жизни. Будь у него такая возможность, он поймал бы зверя и вцепился ему в глотку как бойцовская собака. И не отпускал бы до тех пор, пока смерть не настигла бы парня, скрытого под шкурой оборотня. Тогда бы духу зверя было некуда больше деться, и ничто бы не удержало его на этой земле. Как сейчас удерживают доставшиеся парню по случайности, - или нет, - глаза. Слишком метко. Вот, что беспокоит Питера. Он не хотел погружаться во все это, и если бы не Стайлз, то наверно и не стал бы. Но как так вышло, что столько событий случилось вроде как независимо друг от друга. А привели они к одному единственному исходу. Нельзя было заранее знать, что травматические события случатся со Стайлзом и приведут его в колодец. Нельзя было предугадать, что у Мейсона есть скрытые способности друида. Что два омеги придут в Бикон Хиллс в поисках истинного альфы. И что охотники будут искать своей выгоды от сверхъестественного. Но все это произошло. Переплелось между собой и позволило демону выбраться на свободу. Смахивает на хорошо выверенный план. Демон, заваривший всю эту кашу, в действительности не сделал ни одного опрометчивого движения. И замкнул цепочку событий так, чтобы все обернулось ему на пользу, привело к его высвобождению. Разве можно теперь думать, что он остановится. Или что он не управляет безумным зверем, как ранее управлял Мейсоном. Питер несколько раз перечитывал предсказания, вертел их так и эдак, но что-то не сходилось. Почему предсказание бабушки Лидии такое старое. Нет, естественно, слова банши могут быть сказаны и висеть в воздухе очень долго, прежде чем воплотятся. Но кого она пыталась предупредить на тот момент? И о чем именно... С Мередит же все настолько шатко, что пройти за ней следом по пути ее неправильного ума, крайне глупая затея. Что значит «зверь придет за цветком». Они конечно многого не знают о Неметоне, но никаких цветов на нем отродясь не росло. А сейчас и подавно. Даже принимая во внимание то, что древо из спящей фазы перешло в активную. Да и не какой-то мифический цветок нужен зверю. Он хочет отмщения. Но вынужден скрываться в канализации. Что весьма иронично, ведь это место так похоже на то, где Стайлз его встретил, переплетение подземных коридоров из его снов, в котором зверь был заточен. За исключением наверно того, что в застенках Неметона не воняло. Пэрриш плохо помнил события, виденные им глазами цербера, но одно мог сказать точно. Зверь ушел под землю, и именно там след его затерялся среди отходов жизнедеятельности города. И теперь им нужно что-то решить, прежде чем твари взбредет в голову выбраться и все-таки пообедать кем-нибудь. Но Питера волнует другое. Ему не жаль каких-то чужих незнакомцев, которые могут стать обедом. И уж тем более, ему не жаль Кейт. Но связь, которая образовалась в снах между Стайлзом и зверем, еще дает о себе знать. И Питер не может перестать думать, что, если она приведет голодную тварь в больницу. Да, сейчас там попеременно дежурят то Скотт, то Айзек, которых время от времени сменяют Тео или Мэтт. Но так ли это надежно? Стайлз считает, что зверь не тронет его. Но надо смотреть на вещи здраво, выжившее из ума древнее существо едва ли способно на что-то даже отдаленно напоминающее благодарность за освобождение. - Меня гораздо больше заботит другое, - отвечает Крис кому-то, и Питер понимает, что совершенно упустил нить повествования. Ловит на себе недовольный взгляд Талии, от которой это естественно не укрылось. – Это оборотень. Что если он кого-нибудь не добьет? Если оставит укус. И у нас по городу будет бегать не одна доисторическая зверушка, а несколько. - Очень сомнительно, - Дитон встает и принимается прохаживаться по кабинету, заложив руки за спину. – По словам очевидцев, глаза оборотня не были красными, - смотрит он почему-то на Питера, хотя его как раз среди вышеупомянутых и близко не было. Но взгляд раздраженный, будто зверь выбрался из пня исключительно по его вине. – Мы не можем утверждать наверняка, что у него нет сил альфы, но я бы сказал, что это маловероятно. Не надо забывать, что мы говорим не об оборотне в прямом смысле слова. Это всего лишь дух, завладевший подходящим телом. Если бы такого тела не было, он бы растаял вместе с остальными, которым была предоставлена свобода действий. Окончательно отправился бы на ту сторону. Все, что нам нужно, так это сопроводить его туда, где ему и место. В идеале – поймать и изгнать его. Как будто это так просто. У Дитона всегда все предельно просто. Хочет, чтобы они притащили ему зверя и положили под елку в подарочной коробке с бантом. Чтобы он смог провести ритуал, избавиться от помехи своей спокойной жизни на гребаном чердаке. Нет, проще. Истинное желание Дитона в том, чтобы ему вообще не пришлось вмешиваться. Как обычно. Чтобы все сделали без него и где-нибудь подальше. Но Питеру доставило бы истинное удовольствие понаблюдать за взаимодействием друида и зверя. Ему интересно, будет ли Дитон также легко рассуждать об изгнании духа, когда перед ним предстанет огромная, безумная и несомненно алчущая крови туша. Будет ли тогда на лице друида такая же невозмутимая улыбка, или все-таки поджилки затрясутся. И он покажет наконец свое жалкое трусливое естество. Которое, Питер уверен, руководит Дитоном большую часть жизни. Которое в свое время заставило его грубо оторвать волка от человека и оставить его скитаться между сном и явью. Питер думал, что ему удалось оставить это позади. Но именно сейчас, выслушивая идиотские наставления по поимке зверя. Глядя на это непроницаемое и транслирующее всезнание лицо. Именно сейчас Питер понимает, что это осталось между ними. Висит, как занесенный клинок. И так наверно будет всегда. Потому что Питер даже не удостоился объяснений, не то, что извинений. Дитон предпочитает прятаться за юбкой Талии и делать вид, что ничего не было. Что не из-за него Питер потерял шесть лет жизни, свою дочь и всякое желание с кем-либо сближаться. Не теперь. Он одергивает себя. Медленно приходит осознание, что волк вторгся в его мысли. Причем дважды. Первый раз, когда раскрутил центрифугу его остывшей ярости. И второй, когда сам ее и остановил, напоминая, что в нынешней реальности это не имеет значения. Раньше с ним такого не бывало. Волк мог беситься, мог делиться своим чутьем, мог тянуть к необдуманным поступкам, загораживая звериной сутью человеческое. Но никогда после возвращения он не делал чего-то вместе с Питером. Не подходил достаточно близко. Даже когда Стайлз разрешил оставить на себе метку и поделился своей кровью... Талия все еще не сводит с него недовольного взгляда, и Питер напоказ достает телефон, чтобы написать сообщение. Он слишком утомился этими переливаниями из пустого в порожнее. И слишком соскучился. «Как твои дела, дорогуша? Надеюсь ты не морозишь свой беззащитный зад в коридоре. И не дерешься с кофейным автоматом. Не хотелось бы, чтобы тебя им пришибло, ведь тогда тебе придется задержаться в больнице до весны. И провести там не только рождество, но и пасху». Ответ приходит чуть погодя, когда Питер уже решает спрятать телефон и не нервировать сестру. «Просто скажи, ты повесил на меня скрытую камеру? Это нарушение моего личного пространства! Как нахрен ты узнал?» И следом: «Я оторву уши Скотту». Если бы МакКолл разговаривал при помощи ушей, то именно так и стоило бы поступить. Но Скотт не изменяет своим привычкам и все также не умеет держать язык за зубами. Из наилучших побуждений, конечно же. Поэтому и поспешил оповестить всех причастных, что его лучший друг буквально лезет на стену от скуки в четырех стенах больничной палаты. И теперь видимо не придумал ничего лучше, чем развернуть борьбу с воображаемыми врагами в лучших традициях Дон Кихота*. Питер сжимает зубы, чтобы не рассмеяться этой забавной аналогии. Опять накинувшееся на него почти эйфорическое состояние мешает вернуться к делам и сосредоточиться на них. Он словно бы только что целовался со Стайлзом на пороге больничной палаты, бесстыдно поглаживая его обнаженное бедро. Хочется вернуться к этому нехитрому занятию. Хотя Питер и знает, что ничего такого у них не будет еще какое-то время. Слишком продолжительное, чтобы я не начал дразнить нас обоих. Питер прячет телефон и делает вид, что заинтересовался беседой. На что Дерек только закатывает глаза, а Талия возмущенно выпускает воздух через нос. Да, он бессовестно думает о своем раненом человечке, - это была реплика Коры, но ничуть не обидная, - во время экстренного собрания. Кто осудит? - Я не уверен, что смогу выследить его, - Пэрриш задумчиво смотрит в окно, будто зверь прямо сейчас ошивается снаружи. – Но не думаю и, что кому-либо угрожает опасность. Если только никто не встанет у него на пути, что конечно не исключено, но было бы крайне глупо, - он поворачивается к Арджентам, желая убедиться, что его поняли. – Как только он вылезет из-под земли и начнет рыскать по лесу в поисках Неметона, цербер узнает и придет за ним. К сожалению, тогда я уже не буду иметь возможности с кем-то связаться. Так что... проще наверно установить слежку за мной? – смешное предложение, но не лишенное смысла, если они хотят сохранить жизнь парню, одержимому зверем. - Хорошо, я выделю нескольких людей под это, - спокойно предлагает Крис, но мысли его заняты другим. Отпечаток боли на его лице все еще слишком явный. – Пока не считаю нужным выносить это на общий совет, больше времени потратим на споры. - Как и то, что сделал твой отец? – внезапно жестко говорит Талия. Она не сдвинулась с места, но вся ее напряженная фигура будто приподнялась над собравшимися. – Откуда ты знаешь, что все еще можешь доверять своим людям? - Джерард ответит за свои действия, как только мы его выследим... Он старый и больной человек, долго скрываться не сможет, - в его тоне прослеживается и горечь, и злость. Крис оглядывается на молчаливо сидящую рядом Эллисон и нетрудно догадаться, о чем он думает. Он потерял уже так много, но мог потерять гораздо большее. Лишиться самого дорогого, что у него осталось. – Мы сами с этим разберемся. Его осудят по справедливости. - Верится с трудом, - взгляд Талии становится опасным. – У вас охотников справедливый суд обычно распространяется только на оборотней. Но если же дело касается ваших преступлений, виновные получают по заслугам только когда до них добирается вырвавшееся на свободу древнее чудовище. - Я не намерен выслушивать подобное, когда Кейт мертва и не может постоять за свою честь! - Ты серьезно будешь рассказывать мне о чести, Арджент? - Могу я выступить в роли нейтральной стороны и попросить вас вернуться к текущему вопросу? – нарочито тихо вклинивается позабытый всеми помощник шерифа. - Не можешь! – на редкость одновременно. Питер решает скрыться под шумок. Все, что должен был услышать, - и даже больше, - он уже услышал. Значит, Талия не оставляла историю с пожаром, не закрывала на нее глаза. Она очевидно пыталась что-то предпринять, но не нашла доказательств и была вынуждена прогнуться под общую политику, чтобы сохранить относительно дружественные отношения между стаей и охотниками. Чтобы не сделать все еще хуже. Должно быть, это трудное решение, которое могла принять только альфа. Отступить и подождать, пока труп врага проплывет мимо. И ведь дождалась. А как хорошо демонстрировала неосведомленность. И Питер понимает, теперь да. Чтобы не разжигать в нем то, что едва удалось погасить. Пока Дерек пытается утихомирить его сестру, а Эллисон – отца, он незаметно проскальзывает к двери и скрывается за ней под осуждающим взглядом Дитона и завистливым – Пэрриша. Раньше его комната в этом доме свидетельствовала только об одиночестве. О том, что он потерял. Место, в которое Питер когда-то вернулся после долгого сна. И которое никогда не считал своим. Именно поэтому он как можно быстрее съехал в отдельную квартиру. Талия, осознанно или нет, обставила здесь все так, как было в его комнате до пожара в старом доме. До рождения Малии, до его встречи с будущей женой. В то время, когда сам Питер еще был юным и беззаботным оболтусом без груза потери за спиной. Хотела должно быть, чтобы он начал свою жизнь заново. И он начал, но не здесь. И лишь спустя такое количество лет, что страшно подумать. Как будто только сейчас. Ее просчет был в том, что нельзя просто заменить один дом другим и думать, что это поможет. Что это что-то изменит. Сотрет из памяти, как она стерла то другое, к чему Питер боится прикасаться. Потому что за этой дверью монстр, его лучше не выпускать. Но теперь Питер оглядывается по сторонам и больше не чувствует той давящей атмосферы долга перед семьей. Не хочет побыстрее убраться отсюда, чтобы сбежать от самого себя. Теперь с этой комнатой у него связаны новые воспоминания. Совсем свежие и наполненные запахом предчувствия и такого уморительного нежелания посмотреть правде в глаза. Сюда он привел своего человека, отвергая даже саму возможность, что он будет ему принадлежать. Это было совсем недавно. И все действительно изменилось, но не из-за комнаты. Стайлз провел здесь совсем немного времени, но умудрился закрыть собой ту черную дыру, зияющую и затягивающую в одиночество. Кажется, если лечь на кровать, то можно окунуться в его неуловимо дразнящий аромат, который давно должен был развеяться. Можно считать и запечатлеть его дерганый и раздражающий, но такой уже привычный эмоциональный фон. Это только в моей голове... И в сердце. Питер открывает шкаф и замирает над ним, вдыхая запах дерева и чистой одежды. Стайлз просил принести что-то из его вещей, раз все равно придется проводить встречу в доме Хейлов. Что-то теплое, потому что там в больнице он постоянно мерзнет. Что-то принадлежащее Питеру, потому что он определенно не может спать в кресле постоянно, а сон Стайлза после достопамятных событий приходит плохо и проходит беспокойно. На самом деле, могу. Что-то, что не жалко. И это смешно, нет такой вещи, которой Питер бы для него пожалел. Он понимает, что крепко завяз в стадии «все мое – твое», и обратного пути из нее нет. Она подкралась к нему и обосновалась в нем. Не то, чтобы Питер протестовал. Я слишком счастлив, это... нервирует. Отбраковывая вещь за вещью, он думает, что все они недостаточно хороши для Стайлза. Он бы мог купить что-то новое, если бы не был уверен, что это сразу же вскроется. И будет принято и понято неправильно. Питер вздыхает, бросая на пол очередную кофту. - Возьми один из тех уродливых свитеров, которые бабушка традиционно дарила тебе на рождество, - Дерек стоит в дверях и ехидно улыбается. – Вон тот, со снежинками. Он такой огромный, что вы оба в него поместитесь. Сможете ходить, не отлипая друг от друга как сиамские близнецы. Ты проденешь руку в один рукав, он – в другой. Можете даже головы не высовывать наружу и заниматься всеми возможными непотребствами под шерстяным прикрытием, - его улыбка становится еще более издевательской. – Что-то мне это напоминает... Ах да, того монстра из мультика, который Кора любила в детстве. Ну того, стремного, без башки и с глазами в руках*. - Я смотрю, тебе доставляет удовольствие глумиться, - раздраженно отзывается Питер, но уродливый свитер все же вытаскивает. – Погоди, и ты вляпаешься. Моя месть будет изощренной и утонченной. - Ты привезешь его? Дети спрашивали, будет ли смешной парень дяди Питера отмечать с нами. - Не думаю. Стайлз слишком переживает за ваше к нему отношение, - Питер пытается утрамбовать свитер в сумку, но бросает эту затею и просто перекидывает его через плечо. – Думает, что твоя мать его невзлюбила. И что ты его ненавидишь. Хватит с него эмоциональных потрясений. К тому же, он еще не настолько оправился от ранения... - Хочешь оставить его только для себя? – шутливо предполагает Дерек, но как же он прав. - Да, - легко соглашается Питер. – Только я и мой раненый человечек. Питер спешно покидает дом, пока еще кто-нибудь не пристал к нему с вопросами и не задержал здесь еще дольше. Подарки для всех он уже оставил вчера, тогда и нарвался на предложение сестры, от которого все они не смогли отказаться. Ему кажется, Талия сделала это специально, чтобы подпортить праздник Арджентам. Ситуация с блуждающим где-то под городом зверем конечно серьезная и достойна обсуждения, но можно было и дать людям немного отвлечься. Сам он не чувствовал опасности и во многом был согласен со Стайлзом. Просто так это не закончится, но и предпринимать какие-то решительные действия, когда у них практически нет информации, глупо. А тратить это время на поиски Джерарда и вовсе нецелесообразно. Слова Криса о том, что его отец больной человек, не были только метафорой. Хотя определенно старик не в своем уме, если решил связаться с демоном и содействовать ему. Но что не сделаешь, чтобы выжить. Питер знал, что Джерард боится старости и презирает собственную наступающую на пятки немощь. Но ему каким-то образом удавалось скрывать от всех свой недуг. Однако смешно ждать волшебного лекарства от духа-обманщика. В результате, вместо того, чтобы излечиться и заодно избавиться от неугодных людей, Джерард оказался в бегах. Надеюсь там и помрет самостоятельно. Питер все еще хотел бы расправиться с ним собственными руками, но был бы не против, если бы болезнь сделала это за него. Со смертью Кейт к нему пришло некое успокоение. Будто он тащил за собой ненужный старый и вонючий мешок все это время, и вот наконец опустил его в мусорный контейнер. Да, иногда смерть освобождает. Возле машины его поджидает Дженнифер. Кали, которая опять с ней увязалась, стоит чуть в стороне и недовольно пялится. Тоже уже хочет вернуться к стае и забыться в праздничном веселье. Питер ее отлично понимает, хотя ему не предстоит отвязная вечеринка или вечер у камина в семейном кругу. Только палата, наполненная запахами медикаментов и один скучающий Стайлз. Но этого достаточно, чтобы он хотел убраться отсюда поскорее. А Дженнифер, как и Талия, не может позволить празднику вскружить себе голову. Сильные женщины и их заморочки. В какой-то степени она права. Они не могут позволить себе не разобраться в ситуации и просто пустить ее на самотек. Однако Дженнифер беспокоит не зверь, выбравшийся из пня, а то, что было после. Они уже говорили об этом, и Питер не видит здесь ничего необычного. Неметону нужен Стайлз. Вот если бы он умер, а потом чудесным образом воскрес, еще можно было задуматься. А так, древо всего лишь немного поделилось с ним силой. Достаточно, чтобы он смог выкарабкаться. И Питер не хочет думать об этом, не теперь, когда Стайлз, живой и относительно здоровый, ждет его. Не хочет слышать ни слова о почти угасших искрах и странных скачках в энергетических полях. Ничего о какой угодно магической друидской мути. Он хочет только одного, наслаждаться обществом своего человека, пока работа опять не затянула их в привычную рутину. - Питер, я все понимаю, но это именно тот момент, когда ты должен следить за ним предельно пристально. Тебе кажется, что все позади, но Стайлз все еще не контролирует свои способности. Он не рассказывал о своих снах, и вот что произошло, - Дженнифер смотрит серьезно, почти сердито. Если бы в ее руке была указка, то Питер скорее всего получил бы по лбу. – Надеюсь, что теперь это изменилось. - Не вполне. По большей части он не помнит, что ему снится, - Питер открывает дверь, демонстрируя желание сесть в машину и уехать уже. – Он считает, что это остаточное явление от соприкосновения с Неметоном и духом зверя. Постепенно оно развеется. Во всяком случае, он больше не встречается со зверем во снах. Не так, как это было раньше. Честно говоря, я до сих пор не могу поверить, что он засунул руку прямо в пень и что-то оттуда вытащил... - Вот именно, - Дженнифер вздыхает и отходит. – Поэтому наблюдай, чтобы что-то еще не стало для тебя сюрпризом. Наблюдать хочется совсем за другими аспектами жизни Стайлза. Обычными и на первый взгляд ничем не примечательными. Как он смеется над очередной шуткой, или как склоняет голову, задумавшись. Как его пальцы постоянно что-то ищут, чтобы схватить и повертеть. Как тон его голоса меняется с язвительного на взволнованный. Как тихий вздох вырывается из его губ. И как еле заметно вздрагивают эти губы, когда их целуешь. Наблюдать за его вечно скачущим эмоциональным фоном и различать все новые и новые нотки в его запахе. Рассмотреть все, что является им, и забрать это себе, потому что теперь можно. Питер с удивлением осознает, можно было и раньше. Просто он не позволял чувствам целиком завладеть им. Но этот запрет больше не действует, печать на нем сорвана как на важном конверте с вензелями, и то, что внутри, завораживает. Больничные коридоры на редкость безлюдны, и скучающие лица дежурящих сотрудников безразлично поворачиваются на проходящего позднего посетителя. Все, кто смог, уже давно дома со своими семьями. Те же, кто остался, надеются, что предстоящая ночь пройдет спокойно. Что несомненно очень наивно, потому как именно в праздники больница имеет обыкновение пополняться новыми пациентами. Питер минует последний поворот и останавливается перед раскрытой дверью палаты. Свет не горит, кровать заправлена, и самого Стайлза внутри нет. На мгновение Питер даже пугается, но волк тут же сообщает ему местоположение неугомонного человека, который от скуки полез не только на стену, но и на крышу. Стилински предлагал забрать его домой хотя бы на эту ночь и нормально отпраздновать, но Стайлз отказался по каким-то своим неведомым причинам. И шериф из солидарности взял дежурство. А может и из беспокойства за то, что зверь все-таки вылезет из канализации в самый неподходящий момент и примется поедать отправившихся на рождественские гуляния жителей... Питер поднимается на крышу и идет прямиком на спокойное сердцебиение. Стоит ему обозначить свое присутствие, как пульс Стайлза подскакивает и пускается в приятный слуху, волнительный танец. В нем можно распознать и радость, и негодование от вынужденного ожидания. И сладкий тон затаившейся нежности. Стайлз оборачивается и робко улыбается. На нем принесенные кем-то из дома, - скорее всего Скоттом, - спортивные штаны и теплая куртка, которая смешно смотрится вместе с больничными тапочками. И он весь состоит из любви. Так правильно. Питер не спеша подходит, чтобы заключить его в объятья и осторожно потискать. - Дорогуша, персонал устал за тобой гоняться или ты научился отводить глаза? – Питер прихватывает его за ухо и смеется над тем, как он морщит нос и пытается увернуться. - Мне разрешили. В отличие от тебя, мой врач считает, что мне полезно выходить на свежий воздух, - он достойно имитирует раздражение, но Питер чувствует спрятанные за этим счастливые нотки. – Не знал, когда ты вернешься. Мне не хотелось пропустить салют, - Стайлз отклоняется и обшаривает любопытным взглядом пакет. – Что ты принес? И почему оно такое большое... - Как ты и просил, - выуживая свитер из пакета, Питер заранее смеется. - Ох, я когда-то хотел такой. - Когда тебе было четыре? – скептически интересуется Питер, но внезапно понимает, что Стайлз действительно проникся. – Бабушка была бы от тебя в неописуемом восторге. Она упорно дарила мне что-то подобное из года в год. Не понимаю, почему она выбрала именно меня для хранения коллекции этого безразмерного ужаса. - М-да? Должно быть ты был тем еще неблагодарным козлом. - Именно таким я и был. Но сейчас Питер благодарен. Он наблюдает, как Стайлз скидывает куртку и живо влезает в свитер, который повисает на нем бесформенным мешком, умудряясь при этом выглядеть довольно мило. Можно позволить себе этот невинный обман зрения. Хотя надеть поверх него куртку уже становиться непосильной задачей, и Стайлз просто оставляет ее висеть на бортике. Он тянет свои неугомонные руки, которые все еще обжигают, но теперь совсем иначе. Питер прижимает его к себе и думает, что идея Дерека о совместном ношении свитера была не так уж и плоха. Потому что он хотел бы быть еще ближе, врасти в Стайлза всем телом, чтобы наверняка. Забрать его себе полностью. Они целуются, и салют звучит приглушенно и далеко. Цветные узоры раскрашивают небо над ними, и Питер видит их отражение в потемневших глазах Стайлза. Но он не отрывается, чтобы взглянуть вверх. Это все слабо похоже на романтическое свидание, все же они на крыше больницы. И оказались здесь не из шалости. Но. Все, что я когда-либо хотел. Все, в чем нуждался – здесь, в моих руках*. Как строчки из песни, всплывшие в памяти и так правильно ложащиеся на действительность. Питер чувствует себя свободным и готовым распорядиться этой свободой по полной. Разделить не с эфемерным кем-то, а с конкретным человеком. Это заставляет его забыть обо всем, что его окружает. Не видеть ни одной детали, кроме того, скрытого в направленном на него взгляде. Не слышать ничего, кроме его дыхания и стука его сердца. Не обонять ни один запах, кроме этого, взбудораженного счастьем и окрашенного нотками желания. Не осязать ничего, кроме тела в своих руках. Того, кто уже отдал ему свою кровь и разрешил оставить на своей коже след принадлежности. И теперь жаждет отдать гораздо больше. Его пальцы в волосах требовательные, губы зовущие. - Стайлз, у нас это еще будет, - со смехом говорит Питер, чуть отстраняя его от себя и наслаждаясь его обиженным стоном. - Я слышу тебя, вас обоих одновременно. Так, будто... – он застывает, прикрыв глаза. – Я не настолько слаб, как ты думаешь. Эта дурацкая рана уже даже не болит. Не будь козлом, это рождественская ночь! Мне что, уговаривать тебя? - Даже не знаю... Мне кажется, ты мог бы попросить о чем-то, что я соглашусь сделать, - Питер запускает руку ему под свитер, чтобы погладить его живот и как бы невзначай пробежаться пальцами по резинке штанов. - Знаешь, что я о тебе думаю? – горячее дыхание опаляет ухо и остается там. – Ни одного цензурного слова. Прежде чем Питер успевает что-то предпринять, их волнительное уединение нарушают. Конечно он не собирался заниматься здесь любовью. Да и для чего-то другого предпочел бы спуститься в более теплое и удобное место. Но все же, это не отменяет раздражения, которое он чувствует, когда видит Киру, забирающуюся на крышу со стороны улицы. Она невинно хлопает глазами и несколько раз просит прощения. Но все равно вытаскивает из сумки контейнер с рождественскими кексами и еще какую-то еду. Все то, в чем они совершенно тут не нуждались. Но не могла же она позволить Стайлзу проводить эту ночь практически в одиночестве. И при этом упорно игнорирует взбешенный взгляд Питера. Засранка. Потом откуда-то появляется Мэтт с напитками. Дэнни тащит ворох каких-то покрывал, а следом за ним плетется его горный лев со складным столиком. Когда из-за электрощитка выходит МакКолл с пакетами, Питер понимает, что это чертов заговор. Ни он, ни Стайлз не хотели праздновать, просто побыть вдвоем. А теперь на крыше собралась целая толпа. Апогеем всего становится Тео, невозмутимо устанавливающий на пол колонку. Кажется, его желание устроить вечеринку на крыше наконец сбылось. Питер смотрит на все это и не может поверить. Стайлз рядом удивленно разглядывает стремительно меняющийся пейзаж и ощущается слегка разочарованным. - Я сейчас их всех разгоню, дорогуша, не волнуйся. - Не надо, - он улыбается. – Это мило. Я напишу отцу, чтобы тоже приехал. Он легко вписывается в сервировку импровизированного стола и прочее обустройство непредназначенного для торжеств пространства крыши. И вроде бы даже получает от этого удовольствие. Возможно, его нежелание отмечать и не было таким уж настоящим. На самом деле, Стайлзу нравится быть среди всех этих людей. Вскоре к ним присоединяются шериф и Мелисса, и действо становится каким-то уж слишком семейным. Хотя все еще остается возмутительным. Но Питер смотрит и внезапно понимает, все здесь на своем месте. Он ощущает от каждого то, чего там не было раньше. И думает, что возможно Стайлз действительно тот, кто все изменяет. Делает лучше, правильнее. Питер не ждал подарков, он в принципе считает, что получил достаточно. Но небольшая коробка вызывает в нем приятное тягучее чувство. Стайлз оправдывается, что пытался сделать для него какой-то оберег, но у него ничего не получилось. Поэтому он заказал скетчбук. Питер проводит пальцами по плотной структурной поверхности бумаги и улыбается. - Мне известна твоя тайная страсть, - Стайлз хитро прищуривается. – Теперь тебе не придется втихую разрисовывать стаканчики. - Моя тайная страсть – это ты, дорогуша. *** Питер уже собирается пойти спать, когда волк дергает его, предупреждая о ночном госте, которого он не ждал, но которому определенно рад. Он только вернулся из очередной поездки и подумал, что не стоит беспокоить Стайлза. Но тот каким-то немыслимым образом узнал и сам пришел повидаться. После праздников у них почти не было времени побыть вместе. Стайлз все еще был на больничном, хотя и вернулся домой к отцу. Питер предложил бы ему перебраться к себе, если бы не знал, что будет чертовски занят, и Стайлзу придется скучать здесь в полном одиночестве. А дома у него почти по соседству был МакКолл со своей неутомимой заботой, к тому же весь особый отдел повадился навещать его. Точно лучше, чем одинокое существование в квартире Питера без возможности быстро получить помощь, если она вдруг понадобится. И с редкими вечерними встречами. Которые можно было осуществить и так, что Питер регулярно и делал между разъездами и делами в офисе. Он несколько раз оставался на ночь, так как Стайлз все еще страдал от бессонницы и последующих ей сумбурных снов, которых он не помнил. Но его кровать все еще была слишком узкой для двоих. Шериф шутил, что Питеру придется купить новую, если он решит к ним перебраться. В этом угадывалось завуалированное приглашение, под которым скрывалось нежелание вновь оставаться одному. Каждый год после праздников Питер зарекается принимать участие в делах сестры, и каждый чертов раз ей удается переубедить его так, что он и сам не замечает. Ничего не меняется. Кроме того, что изменилось все остальное. Все, выглядящее по-прежнему, но неуловимо иначе. Завтра выходной, и Питер планировал провести его вместе со Стайлзом, возможно выбраться куда-нибудь, сделать что-то обычное, чем занимаются люди в отношениях. Например, сходить в кино на дурацкий фильм ужасов, - потому что Стайлз любит фильмы ужасов, - или поехать на банальный пикник. Но кажется, их совместное времяпрепровождение начнется раньше. Как удачно. Питер приготавливает порцию притворно возмущенных комментариев, но в душе радуется как ребенок. Давно не заглядывавшее к нему ощущение. Иногда Питеру кажется, что волк находится со Стайлзом в более тесном контакте, чем он бы ему позволил. Он открывает дверь прежде, чем чужой палец дотягивается до кнопки звонка, и затаскивает в дом своего не успевшего подготовиться к такому повороту событий человека. Уже почти не раненого человечка. - Нарушаешь режим, дорогуша? – он коротко целует Стайлза в уголок губ, где уже зарождается улыбка. - Не мог заснуть, - Стайлз мнется в прихожей, оглядывается и сбрасывает рюкзак. Следом летит куртка и смешно опадает, растопырив вывернутые рукава. – В последнее время... Не важно. Я скучал по тебе. Предложишь мне чай? Вино? Что-то покрепче? Поцелуй... – он невинно улыбается и отводит взгляд. - Все в порядке очереди. Сначала тебя следовало бы поругать за то, что делаешь все, чтобы никогда не выздороветь. Еще и снова ходишь один по ночам, - Питер легонько щелкает его по носу. – Нарываешься на неприятности. - Пошел ты, я почти забыл, что какая-то сука прострелила мне спину. Не напоминай. Питер видит четко оформленное намерение. Оно витает вокруг Стайлза в облаке сладкого запаха. И думает, что слишком долго ждал, чтобы и теперь продолжать сопротивляться и строить из себя более приличного человека, чем он есть на самом деле. Они пьют вино, и оно такое же темное и манящее, как отблеск желания в глазах Стайлза. Как его более уверенные прикосновения и горячечное нетерпение на кончиках пальцев. Томная вуаль единения, накрывающая с головой. Стайлз допивает свой бокал и оставляет на столике. Пододвигается на диване медленно и плавно. Его взгляд подернут легкой дымкой алкогольной расслабленности. Но опьяненным он выглядит вовсе не из-за этого. Он невесомо прикасается к щеке Питера и покусывает губы. Очень соблазнительно. Где-то тихо играет музыка, и слова песни снова так удачно встраиваются в течение ночи. В ком ты нуждаешься, кого любишь?.. Когда твоя душа обнажена*. Питер чувствует предвкушение, притаившееся на мягких губах, лишь едва приоткрывшихся в еще незаданном вопросе. - Знаешь, о чем я все время думаю? – тянет Стайлз, оглаживая его скулу. – Как на тебе все так заживает... Это было здесь? – пальцы наполнены нежностью. - Здесь, - Питер передвигает его руку ровно на то место, где когда-то был уродливый шрам, ожог, которому он долго не позволял затянуться. Они никогда не обсуждали это. Возможно, Стайлз считал, что это та самая запретная между ними тема. Даже когда речь шла о волке и его отделении. Никогда о том, что именно произошло с Питером в том пожаре. – Хочешь спросить об этом? - Нет, я... если честно, я не об этом все время думаю, - он склоняет голову на бок. – Я думаю о том, чтобы заняться любовью с оборотнем. - Правда? Есть кто-то на примете? – усмехается Питер. - Да есть, один козел. Он совершенно невыносимый и заносчивый засранец. И просто выводит меня из себя одним своим существованием, - это правда, так и есть. – Но я не знаю. Он все еще заинтересован? Потому что я начинаю думать, что нет. - Он заинтересован, - Питер притягивает его к себе и замирает, почти касаясь его губ. – Стайлз, ты правда хочешь сделать это сейчас? Или ты боишься, что мне надоест ждать? - Оба варианта, наверно, - он хмурится, закусывает губу. – Почему ты так серьезно к этому относишься? Это просто секс. Еще один способ быть с тобой. Я хочу тебя. Думаю, уже какое-то время. Дольше, чем мог бы себе признаться... Сильно. - Это не просто секс, - но нельзя отказаться, не теперь. – Это то, как будет у нас впервые. Когда ты прикасаешься к человеку, - Питер проводит по его руке, совсем невесомо, легко. Но Стайлз вздрагивает, и пульс его подскакивает. – Чтобы узнать его, почувствовать его, понять его. Быть откровенным. - Да, и мне нужно именно так. Питер не знает, каких слов он ждал, но возможно этих самых. Он поднимается, увлекая Стайлза за собой. Наверх по лестнице, туда, где белеет свежими простынями ранее расстеленная кровать. Но не для сна. Рука в его ладони нетерпеливо подрагивает, и становится обжигающей настолько, что почти физически трудно ее удерживать, невозможно разомкнуть пальцы. Питер усаживает его и опускается на корточки, чтобы снять с него кеды. Смотрит снизу-вверх, обхватив его лодыжку и поглаживая большим пальцем выступающую косточку. И думает о том, что уже делал это, но тогда не имел в виду ничего такого. Или просто обманывал себя... Ему кажется, что он видит в глазах Стайлза отражение собственных мыслей. Он поднимается и стаскивает с него толстовку, мимолетными прикосновениями отмечая, как горяча под ней кожа. И как она желает более продолжительного контакта. Уверенного, неотрывного. Руки замирают над пуговицей джинсов, но тут же снова приходят в движение. Расстегивая ее и перемещаясь выше, чтобы освободить Стайлза от последнего предмета его нехитрого наряда. Потому что поганец не озаботился даже надеть белье. - На тебе было так мало одежды, - выдыхает Питер, - Я не успел насладиться. - Еще успеешь, иди ко мне, - Стайлз приподнимается на локтях, - Иди ко мне, Питер. Да, это впервые. Впервые Стайлз смотрит на него так и говорит таким тоном. Больше он ничего не скажет еще какое-то время, не при помощи слов. Но совершенно безумный взгляд все говорит за него, когда Питер быстро сбрасывает кофту и штаны. И мгновенно прижимает его кровати, жадно целует. Прокрадывается поцелуями от губ к шее, чтобы задержаться там, приласкать и совсем невинно прикусить. Но первый стон слышит только когда ловит его запястье и зализывает уже зажившую метку. И это не все, что он собирается зализать. Стайлз протестует, но это бесполезно. Питер легко переворачивает его на живот и осторожно проводит языком по ранке. Ему нужно все. Весь Стайлз. Он ведь говорил именно об этом, и это чертовски горячо. Питер отмечает ускользающим вниманием, как волк доволен. Но сейчас это происходит лишь между людьми. Питер приподнимается, чтобы просто осмотреть то, что теперь принадлежит ему. Он уже видел Стайлза без одежды, но не таким. Его шея уже зарумянилась, родинки хаотично усеивают спину. Все тело под ним подрагивает в предвкушении, желает, зовет. Все, что есть здесь, для него. Ничего лишнего. Лаская его шею, обхватив и обездвижив запястья, прижавшись вплотную к нежным ягодицам, Питер понимает, насколько ему сейчас позволено действовать самому. Но не злоупотребляет этим. И видит довольную улыбку Стайлза, когда переворачивает его, чтобы снова притиснуться к нему так близко, насколько это вообще возможно. С опозданием вспоминает про ранение, но не чувствует, чтобы невольно причинил боль. Стайлз горячо дышит ему в грудь, вертится и наконец высвобождает ноги, чтобы обхватить ими. Прищуривается, как бы заявляя, что вот теперь Питер попался. Я попался уже давно, господи... Все кажется слишком быстрым. И Питер намеренно замедляется, целует сдержанно, гладит так, будто собирается проникнуть в каждую клеточку кожи. И конечно получает нетерпеливый стон и вполне однозначное движение бедер. Просовывает руку между ними, чтобы исследовать напряженный жаждущий внимания член. И чуть не смеется, когда чувствует на своем плече ощутимый укус. - Пожалуйста... я так с ума сойду, я так кончу просто от твоих неторопливых поглаживаний. Питер... Питер. Я представлял это, как бы ты касался меня, как бы вошел в меня. Как бы было хорошо с тобой... Я больше не могу это представлять, когда ты так близко, но все оттягиваешь. Я больше не могу быть таким уязвимым перед тобой. Я так хочу тебя, - его шепот как одно нескончаемое слово, длящееся и длящееся, обжигающее вместе со всем его изнывающим телом. - Я говорил тебе, дорогуша. Будет, как ты хочешь. Это просто слишком. Питер хотел бы бесконечно ласкать его, даже при том, что его собственный член уже окаменел от желания. Возможно, но не сейчас, когда... Он не думал, фантазировал ли Стайлз о нем, чего он конкретно мог хотеть и представлять. Делал ли что-то с собой, пока за закрытыми веками писал свой горячий сюжет. Определенно, делал. Питер знает это, прикасаясь к пока еще плотно сомкнутому отверстию между его ягодиц. Ох, я бы посмотрел на это. Потом... Палец погружается в нежное трепещущее тело даже слишком легко. Обжигающе. Ожидающе. Кажется, Питер ждал настолько долго, что теперь не сразу разрешает себе быть свободным и в этом, брать предложенное. Отдавать так, как можно только занимаясь любовью с тем, кто принадлежит тебе, кто хочет тебя. Кто нуждается в физической близости также сильно, как и в эмоциональной. Это безумно. Расточительно. Плавится на губах беспорядочными поцелуями, стонами, прерывистым дыханием. Чтобы собраться в одно цельное и направленное, когда он убирает руку, вжимается в это тело, проникает в него. И слышит, как воздух выбивается из легких Стайлза, как сердце его замирает... И снова пускается в пляс. Вместе с пальцами, перебирающими волосы, вместе с губами, приходящими ему навстречу снова и снова, пока он до безобразия медленно раскачивается. Так, чтобы почти не отрываться от губ, от влажной кожи, от желанного и полученного им человека. Чувствовать одновременно мышцы, плотно сжимающие его, так и эмоции, переполняющие, льющиеся через край, чтобы соединиться. Соединиться. Быть только здесь. - Бо-же, быстрее... ах, да быстрее! Не трогай... Нет, трогай... Такой ты козел, Питер. Ты такой... Я так... так сильно... Я знаю. Стайлз еще что-то стонет, но Питер не считает нужным отвечать. На короткий момент он замедляется, почти останавливается. Чтобы потом сорваться в такой бешеный темп, что никаких слов больше не слышно. Их не остается за изнеженным, разгоряченным, пропитанным радостью чувством. Питер даже не успевает ухватить тот момент, когда член под его ладонью напрягается. И ловит протяжный стон уже на исходе. Смотрит в закатившиеся от удовольствия глаза. И не знает, от чего испытывает большее наслаждение. От того ли, как подбрасывает тело под ним и сжимаются мышцы вокруг него, подталкивая туда же, к грани. Или от того, что он может ощутить все эмоции, все обрушившееся на него счастье. Всю любовь, которую только мог бы себе представить. И отдать. И получить. Так откровенно, насколько это вообще возможно. - Много больше, чем я думал, - шепчет Питер ему на ухо и целует уже спокойно, размеренно. Чувственно, как бывает только после.