Напарник

Я верю, что в каждом живет кто-то другой.

Коварный человек, незнакомец

Стивен Кинг «1922»

Реальность в эту ночь похожа на дурной сон, не заметишь, как провалишься, и будешь барахтаться в нем, опутанный липким и вязким маревом. Закутанный в него в него как в саван. В невозможности проснуться, взять ситуацию под контроль. Как в вынужденном бессилии, практически обездвиженный. Как в кататонии... Питер не знает, почему память возвращает его в этот момент, и не пришло ли это напоминание извне. Он мог бы поверить, мог бы внушить себе это. Что просто до сих пор видит сон. Но подобный самообман грозит стать губительным не только для него. Медленно подходя все ближе, шаг за шагом подбираясь к столу, Питер видит абсолютно отчетливо. Ни хитрый затаившийся взгляд, ни странная плавная улыбка, ни неестественно застывшая поза. Ничего из этого не принадлежит Стайлзу. Его глазами смотрит на Питера чужак, который незаметно занял его место. Волк уже все понял, и беснуется, рычит об опасности. Но какой в этом толк. Существо, притворяющееся Стайлзом знает, что его раскрыли. Возможно оно хотело, чтобы его раскрыли. Иначе потрудилось бы притвориться получше. Или вовсе не совалось бы сюда. Ему что-то нужно, и оно уверено, что сможет это получить. Плохо, очень плохо. В любом случае, будь его целью как-то навредить Питеру, оно бы уже претворило это в действительность. А не сидело, подергивая головой в так музыке, ожидая, пока рука сомкнется на его шее. - Не горячись, Питер, ты же не хочешь, чтобы остались синяки. Люди такие хрупкие, стоит лишь слегка надавить, и сломаешь так, что уже не собрать, - он кладет руку поверх пальцев, которые сжимают его шею. Но совершенно не мешают говорить, будто голос вырывается изо рта без помощи связок. Его кадык даже не дернулся. А прикосновение легкое и почти нежное, но такое чуждое. Холодное, но вовсе не обжигающее. – Ты должен поблагодарить меня. Без моей помощи Стайлз так и остался бы на дне своего колодца. Кто по-твоему его оттуда вытащил? Неметон? Не смеши меня. Дерево использовало его и выбросило. А я подобрал... - Как давно ты здесь? Где он? – Питер знает, что в этом нет никакого смысла, но все равно сжимает пальцы. И в то же мгновение понимает, что больше не чувствует волка. – Что ты... Иной раз волк подходил слишком близко, и Питер отгонял его, чтобы не срастись с ним снова, продолжать существовать немного по-отдельности, на безопасном расстоянии. Чтобы остаться тем собой, которого он вырастил за прошедшие несколько лет. Чтобы не возвращаться в прошлое и продолжать делать вид, что там ничего не было. Тогда волк обиженно отдалялся, но всегда ощущался на границе сознания как назойливый зуд. Как место, которое нельзя почесать. Но теперь он будто исчез, прямо как в тот раз, когда Дитон провел с ним тот бесчеловечный ритуал. Но даже тогда Питер не чувствовал себя таким беспомощным, как сейчас. Таким по-человечески слабым. Даже сидя в инвалидном кресле в «Доме Эха» и глядя, как жизнь длится и длится мимо него, он не испытывал подобного ужаса. Разве что тогда, в пожаре, в огне. Когда он... Я не помню, не важно. Сейчас только одно важно. Питер отпускает чужую шею и пятится. Врезается боком в столешницу. И чувствует боль совсем как обычный человек, тело которого не оснащено способностью к регенерации. Это Стайлз имел в виду? Поэтому хотел, чтобы Питер дал волку вернуться, принял его? Опасность была в том, чтобы потерять его навсегда? А он не послушал. И теперь может потерять не только волка... Что-то не сходится. Волк предупреждал его об опасности, но не такой. Инстинкт не позволил бы ему приблизиться, если бы все было так очевидно. Эта мысль позволяет Питеру успокоиться и вернуться к первоначальному вопросу. Отстраниться от своей внезапной беспомощности. Перехватить и придавить свою закипающую ярость. - Что ты сделал? – повторяет Питер. Хитрые глаза следят за ним, прищурившись. Просто другое выражение лица, но оно делает из такого знакомого человека полностью чужого. И Питер не знает, не может ли почувствовать, что за ним, по той причине, что волк исчез. Или... - Принял меры, - его губы кривятся, и чужой неестественный голос кажется раздраженным, но интонация в нем странная, подделанная. Будто демону требуются усилия, чтобы походить на человека. – Чтобы ты не повредил это драгоценное тело. Ты что, не понял? – усмешка наползает на лицо постепенно. – Не я сделал это с тобой. Я всего лишь воспользовался тем, что доступно. Стайлз способен на многое, не только посадить твоего волка на цепь и увести его от тебя так далеко, что ты забудешь, как он выглядит. Забудешь обо всем, как забываешь, когда ты с ним. Как и сейчас, когда можешь думать только о нем, совершенно не заботясь о собственной безопасности, - он снимает наушники, откладывает их на стол и плавно движется навстречу. Подходит и прижимается, заглядывая в глаза, совсем как Стайлз. – Глупый волк, такой влюбленный, что ничего вокруг себя не видишь, - нет, не требуется ему никаких усилий, чтобы подделать это. Почему... – Я могу быть таким же нежным, как и он. В точности, как он. Ты делал это много раз, но не почувствуешь разницы, - холодная рука сжимает бедро Питера и ползет по нему вверх как змея. - Прекрати, - Питер скидывает с себя его руку и отшатывается. – Какого хрена тебе нужно? Уж точно не это. - Тебя не обманешь, - он все еще пользуется манерой Стайлза, и это сбивает с толку, злит. – Сам по себе секс меня не интересует. Но людские чувства такие вкусные... Я голодный. А это самый простой способ их получить. Вот, думал поужинать перед дальней дорогой. Ты такой жадный, Питер. Мог бы и поделиться, - он прикладывает ладонь к груди Питера и улыбается. В его взгляде проскальзывает что-то первобытное. Очень похожее на голод волка. – Здесь так много. - Хватит, - Питер сжимает чужое запястье. – Все никак не наиграешься? Что тебе нужно? Где Стайлз? - Даже без волка ты все еще силен, занятно, - он дергает рукой и изображает боль. Питер вздрагивает. С этим почти невозможно справиться, учитывая, чье лицо перед ним. - Я же предупреждал тебя, синяк останется. Сколько раз тебе нужно сказать, чтобы до тебя дошло? Стайлз здесь, - он прикладывает палец свободной руки к виску. – Спит и видит свои спокойные сны. Наконец-то, правда? Ты ведь об этом совершенно не заботился. Но я дал ему такую возможность. Отдохнуть. Перевести дух. Побыть отдельно от твоего всепоглощающего общества и всего, что здесь происходит. Разве это плохо? Разве я не благосклонен к нему? Разве я не заплатил за возможность попользоваться этим телом? Не только ты можешь им пользоваться, - он похабно смеется, засовывает палец в рот и облизывает его. Что значит заплатил... Что вообще все это значит. Если демон использует Стайлза как носителя, то когда это произошло? Питер осознает, что с того момента, как он понял, кто перед ним, он усердно пытается отогнать от себя эту мысль. Это случилось, когда Стайлз попал в хранилище? Или, когда он заговорил о бессоннице? Те слова о том, что он боится засыпать. Было ли это очередной завуалированной просьбой о помощи, которую Питер проигнорировал. Дженнифер просила его наблюдать, а он что? Просто утонул в своей любви. Предпочел ничего не замечать. Потому что Стайлз был в его руках, принадлежал ему. И было столько счастья на двоих, что за ним не разглядеть чего-то темного, скрытого, чуждого. Нет, не в хранилище. Стайлз уже хотел попасть туда, это не случайность. Возможно, это было даже не его желание. Скорее всего так. Дело в бессоннице, которой на самом деле не было. Стайлз не хотел засыпать, просто не знал об этом. Друид в нем чувствовал, что сон несет в себе опасность. Таит демона, который спрятался в закоулках сознания и поджидает там, чтобы завладеть его телом. Как и всегда, Стайлз просто не осознавал, что с ним происходит и не мог об этом рассказать. Пока однажды защита не истончилась настолько, что он закрыл глаза, а открыл их уже кто-то другой. Но зачем? Демон наблюдает за ним, и Питер не уверен, знает ли он его мысли. Читает их по лицу или может залезть ему в голову. Ему что-то нужно, но он не торопится это озвучивать. Ждет, пока Питер сам догадается? Или просто продолжает играть, как он и привык. Духи-притворщики испокон веков морочат людям голову ради развлечения. Стоит ли искать какой-то скрытый смысл в его действиях? Только вот он есть. Носитель был нужен демону, пока тот был заперт в Неметоне. У него не было другой возможности выбраться, кроме этой. Но Стайлз выпустил всех, кто был привязан к дереву. Именно этого хотел от него Неметон. Освободиться, вытолкнуть из себя ненужный мусор. Поэтому наделил его такой силой. Но может быть так, что он рассказал не все. Или что помнил не все. Память Стайлза уже играла с ним злые шутки. Он мог спрятать что-то сам от себя. Или ему помогли... Питер даже не замечает, как турка оказывается в его руках. Приготовление кофе, как спасительный ритуал, долженствующий привести его в чувства и помочь расставить все по своим местам. Сложить эту картину правильно, чтобы знать, как действовать дальше. И заодно немного отвлечь внимание. Если конечно такое вообще работает с демонами. Питеру приходилось раньше встречаться с духами, но в основном это была всякая мелочь, которая скорее предпочитала прятаться от людей, нежели вселяться в них. Перебирая в памяти все моменты, что могли показаться странными, он не находит ничего конкретного. Не видит той отправной точки, в которой Стайлз перестал быть собой. И это пугает. У его страха чужие холодные пальцы, которые умеют притворяться. Умеют убеждать. Ведь когда Мейсон был во власти демона, никто этого не заметил. Ни его родители, ни самый близкий друг. А это значит, что, либо он использовал носителя не на постоянной основе. Например, во время сна, когда сознание гибко, но беззащитно для постороннего вмешательства. Либо демон умеет настолько хорошо вживаться в роль, что... Когда? Питер мог бы спросить. И скорее всего получил бы ответ. Но насколько честным был бы этот ответ? Услышал ли он до этого хоть слово правды? Поэтому Питер возвращается к другому вопросу. - Ты же освободился. Почему не ушел? – кофе непривычно обжигает губы, и Питер морщится, ставит кружку на стол. – Ты хочешь что-то забрать из хранилища. Поэтому тебе нужен волк? Так почему не вселился в волка? - Глупый вопрос, ты можешь лучше, - он ведет пальцем по ободку кружки. Плавно, гипнотически. - Тебе нужен определенный носитель, - догадывается Питер. На самом деле, это лежало на поверхности. В книгах не упоминалось случаев, когда духи-притворщики вселялись в оборотней. – Волк учится контролировать свое тело. А ты не способен подчинить сразу обоих... Кто поймал тебя? Дитон? - Издеваешься? – он смеется, это родной привычный смех, но самого Стайлза здесь нет. Как глубоко в собственном разуме он спит? Можно ли позвать его и разбудить? – Алан не из тех, кто ловит демона и подчиняет себе. Он из тех, кто подло пользуется обстоятельствами. Тебе ли не знать. Все притворяются. Кто-то влезает в чужую шкуру, как я. А кто-то ограничивается обычной маской добродетели. Однажды люди придумали для этого отдельное слово. Гуманизм. Он всегда строго выборочный... Я был там гораздо раньше, чем этот напыщенный слабак появился на свет, - он направляется в комнату, оглядывается. – Ты идешь? Нам пора. Твои душевные метания были достаточно съедобны. Чувствую себя подкрепившимся... Но не сытым. Трудно сказать, прозвучала ли в его тоне угроза, или это было предвкушение. Питер все еще не может дотянуться до волка. И это чувство ужасно, оно истязает. Раз за разом он будто пытается ухватить, но чувствует лишь пустоту. Без привычного волчьего слуха и обоняния, без возможности считывать эмоции и инстинктивно определять опасность. Является ли он до сих пор самим собой? Смог бы стать кем-то еще? Без волка. Вот что это было. Вот о чем Стайлз говорил ему тогда. Что было неправильным. И теперь это кажется таким очевидным, что Питер злится на себя. На свое упрямое отстаивание территории. Той, на которую он не позволял заходить кому-либо еще, даже себе. Он спускается на парковку вслед за демоном и не может прекратить ругать себя. Знает, что тем самым выпускает еще больше эмоций, которыми тот не преминет подпитать свою лживую сущность. Которая беспрепятственно проникла в это родное тело. Вертит им как кукловод, заставляя двигаться за невидимыми нитями. Стайлз знает об этом? Если нет, то что почувствует, когда узнает? Я позволил этому произойти. Питер садится в машину и отворачивается от улыбки демона. Она почти сочувственная. Людские тела хрупкие, это правда. Демон помог Стайлзу сохранить жизнь, - если он не врет, - может и отобрать ее. Так что Питер не дергается и не предпринимает никаких опрометчивых действий. Он только надеется, что получится сделать все тихо. Или хотя бы до того, как кто-нибудь в доме поймет, что происходит. Конечно Дитон не отдаст артефакт просто так. И единственное преимущество перед ним, это эффект неожиданности. Он с самого начала настаивал на личном хранении некоторых вещей. Стало быть, не просто так. Не из жадности, не из желания обладать ими и изучать их. Пользоваться по собственному усмотрению... Это сила, все ее хотят. И Дитон не исключение. Но да, маска тихого гуманиста приклеилась к нему еще с тех времен, когда он любил называться ветеринаром и прятаться за перекладиной из рябины, когда в очередной раз отказывался вмешиваться в дела, напрямую не касающиеся стаи. Но теперь ему придется поучаствовать. Если и не стоя перед зверем, то хоть с демоном пообщается напрямую. Кстати о зверях. Питер поворачивается и видит, что его неслучайный попутчик сидит, прислонившись лбом к окну и с любопытством разглядывает ночные улицы. Совсем как Стайлз. - Ты знаешь, чего добивается зверь? Почему он не вылезает из канализации. - И ты знаешь. Цербер учует его и убьет, прежде чем он успеет забрать свое, - забрать, не поквитаться... Он поднимает взгляд на полу-оформившуюся луну. – Там, где было полно, теперь пусто. Неметону это не нужно, вот он и прибрал. Припрятал. Если зверь это найдет, то жертв будет слишком много. А дерево уже получило свое, оно хочет спокойствия. Процветания... Мм, как и все мы. - Так значит, цветок – не метафора? Мередит говорила, что зверь придет за цветком. Но что это? Что он с ним сделает, когда найдет, - Питер осекается, осознавая, что все еще разговаривает с демоном. - Ты о том предсказании? – он лениво поворачивается и вздергивает бровь. – Вы неправильно его истолковали. Но учитывая, как вы использовали такой дар, неудивительно. Поэтому Неметон не будет защищать вас от зверя. Что с вас взять, если у вас один друид уже тупой, а второй еще недостаточно поумнел. Если вы на чужих ошибках не учитесь, то дорога только по собственным. Странно, но Питеру даже мерещатся некие покровительственные нотки в его тоне. Будто за этим скрывается что-то еще, какая-то старая история, которая не написана в книгах, не осталась на устах. Возможно Стайлз бы мог заглянуть в это, провалиться в прошлое, как он умеет, и прочитать его. Но это никогда не бывает слишком легко и не дает прямых ответов. Питер просто чувствует, что здесь что-то есть эхом своего волчьего чутья. Или человеческой интуиции, которая у него осталась. Демон причинил много вреда, но сейчас бояться надо не его. По крайней мере, Питер хотел бы верить, что тот получит свое и уйдет. Пусть забирает чертов артефакт, одно горе от него. Пусть хоть все хранилище вынесет. Ценен только человек, в чьем теле демон предпочел остановиться для достижения одному ему известной цели. Только Стайлз имеет значение. Если нужно что-то отдать, чтобы вернуть его, то Питер отдаст. Не важно, волшебную вещь, семейную реликвию. Или даже чью-то жизнь. Такая мысль ужаснула бы его, если бы он находился в своем уме. Но Питер уже не в своем уме. И для этого не понадобилось опаивать его аконитом или обсыпать его золотой пыльцой. Всего лишь отобрать у него то, что принадлежит ему по праву. И в данном случае это не волк. Питеру чудится в этом что-то знакомое, уже с ним случавшееся, и ему это не нравится. Это так близко, что можно прикоснуться... И обжечься. Питер паркуется возле дома и отмечает, что машины Дерека нет. Племянничек где-то пропадает, и хорошо. Главное, чтобы не вернулся в самый неподходящий момент. Кора должна быть на соревнованиях. Но все остальные члены семьи там, в доме. Спят в своих кроватях, даже не подозревая, что Питер привел чужака. Что он позволит демону переступить этот порог и бровью не поведет. Даже если кто-то из них проснется, то не почувствует неладное. И Питер надеется, что кто бы это ни был, он определит их по запаху как своих и перевернется на другой бок. Демону не нужно убивать, он сказал об этом. Ему нужен лишь ключ от тайника в хранилище. Но что он сделает, если кто-то попытается встать у него на пути?.. Противоестественно не чувствовать все эти жизни внутри дома. Не слышать их спокойного сонного дыхания. Не знать, где они находятся и что делают. Не вдыхать их запахов, несущих в себе все, что они собой представляют. Питер надеется, что это временно. Думает о том, что даже если демон не вернет ему волка, то Стайлз сможет. Ведь это его сила отбросила того за пределы досягаемости, выгнала на одну из тех неведомых троп, где так легко заплутать. И впервые Питер чувствует свою вину перед волком. Ты прав, я могу быть очень жестоким. Но как бы еще он смог вернуться в этот мир, где его никто не ждал. Прежде. Лестница ведет вверх, пролет за пролетом. А Питер не может избавиться от крутящихся вокруг него воспоминаний. О языках пламени, пожирающих стены другого дома. Того, что медленно разваливается, все больше и больше обступаемый лесом. То, что покинули люди, природа забирает обратно. Все, что было ему дорого – сгорело в том огне. Все, что стало ему дорого, он не отдаст... Перед тем как зайти, Питер обошел дом, чтобы убедиться – ни одно окно не горит. Но спят здесь далеко не все. Как знать, Дитон еще не закончил бессмысленную ежедневную рутину. Или настолько трясется за свою задницу, что навешал на дверь амулетов, которые будили бы его в случае неожиданного вторжения на его гребаный чердак. Так или иначе, когда Питер открывает дверь его рабочей комнаты, тот уже сидит на своем старом и жутко неудобном стуле, сложив руки на груди и подозрительно глядя на нежданных ночных гостей. Несколько секунд его лицо еще сохраняет обычную маску невозмутимости и скучающей отрешенности. Но ее поверхность быстро трескается, когда он всматривается в Питера и видимо не находит в нем того, что там должно быть. - Что случилось? Где твой волк, Питер? Я его не слышу... – он встает и выглядит крайне заинтересованным. Если бы Питер все еще мог считывать эмоции, то скорее всего узнал бы что-то еще. Например, что он доволен или даже рад. - Вышел погулять. Иногда их надо спускать с поводка. Чтобы они возвращались домой еще более преданными. Правда, Алан? Побитыми, несчастными, но полными любви к хозяину, - он вертит язычок молнии туда-сюда, то расстегивая куртку, то застегивая под самое горло. – Жарко тут. Душно... Страшно? - Стайлз, о чем ты... – Дитон смотрит на него, встает и делает шаг назад, незаметно заводя руку за спину. То есть, это он так думает. – Ты не Стайлз. - Не-а, нет, - это не ответ на вопрос, которого по сути и не было. Он качает головой, грозит пальцем как нашалившему ребенку. – Даже не думай, ты только зря их потратишь, - он вздергивает подбородок, и Дитон замирает. Рука появляется из-за его спины скрюченная, неестественно выгнутая назад. Пальцы разжимаются, и амулет выпадает из них. Демон подходит, брезгливо осматривает его и давит мыском ботинка. – Посмотри на него, Питер. Делает вид, что не узнает меня. Хотя прошло всего, сколько? – он изображает, что подсчитывает на пальцах, но быстро бросает это занятие. – У вас людей память такая короткая. Но знаешь, что? Тогда он был помоложе, не таким откормленным. Но уже таким же мешком с дерьмом, как ты о нем и думаешь. - Питер, не слушай, - пытается Дитон и хрипит, потому что что-то явно мешает ему не только договорить, но и дышать нормально. - Где ключ, Алан? Я его чувствую, - глаза, совершенно безумные, шарят по комнате. – Скажи мне, или я испорчу все твои игрушки. А потом и тебя так испорчу, что никакой заговор не поможет. Будешь пускать слюни на подушку в «Доме Эха» до конца своей никчемной жизни. А когда она кончится, я приду проводить тебя. Ты знаешь, повод у меня есть. Питер наблюдает, как он один за другим срывает со стен обереги и крошит их в руках. Видно, что это действительно доставляет ему удовольствие. Он открывает шкаф с книгами, берет первую попавшуюся и принимается вырывать из нее страницы. Под его пальцами они превращаются в труху и осыпаются вниз, оседая на куртке и джинсах. Страдальческая гримаса, появившаяся на лице Дитона, говорит о многом. Но Питер все еще не видит страха. Он больше не может его прочитать, но отлично помнит, как это должно выглядеть. Дитон не боится за свою жизнь. Может быть, он надеется, что его придут спасать. В доме с таким количеством волков должно быть чувствуешь себя достаточно защищенным. Почему-то Дитону кажется, что у него есть какое-то преимущество. Как и всегда. И это выводит из себя. Наигравшись с книгами, демон подходит к полке со склянками и задумчиво их оглядывает. Улыбается лукаво, проказливо. Если он начнет бить стекло, будет шумно. Вся стая сбежится. Неужели Дитон этого не понимает? Он знает демона, не может не знать, на что он способен. Неужели готов рисковать всей стаей? Да что такого в проклятом артефакте? Какие желания и возможности стоят жизней дорогих людей? Если демон спокойно приходит в дом альфы, то он совершенно точно не боится ее. Значит, он может справиться с ней. Не выглядит он настолько отчаявшимся в своей потребности завладеть ключом и открыть ту дверь. Просто развлекается, издеваясь над друидом и изничтожая его труды. Портит бесценные книги, которые наверняка хранятся в единственном экземпляре, и радуется как ребенок. У Стайлза такое же лицо, когда он играет в приставку и думает, что его никто не видит... Только вот это и есть его лицо. Питер следит за рукой, зависшей над полкой, и думает, успеет ли он что-то сделать. И что вообще он может сделать в данной ситуации. Даже если никто не прибежит на шум, Талия придет. Рано или поздно она почувствует неладное. Учует, что жизни ее ненаглядного друида что-то угрожает и примчится спасать. Вот та причина, почему Питер до сих пор не переломал Дитону все кости. Талия любит его. Не разрешила себе быть с ним, но оставила при себе. Не смогла расстаться. - Больше всего меня раздражает, что это был ты, Алан. Не один из тех, что были тут до тебя. Хранили покой стаи и не подпускали к дереву всякую шваль, - он отходит от полки, но все еще посматривает на нее. – Не тот, кто заставил меня подчиниться и запечатал. А такое жалкое ничтожество, как ты. И то, что тебе удалось обмануть меня. Меня... Я подумал. Я их всех убью. Оставлю одного, у которого глаза не отведены, и он найдет для меня ключ. Потом убью и его. Ну а с тобой мы пойдем по уже озвученному сценарию. - Не убьешь, - Дитон больше не пытается вернуть контроль над своим телом и просто стоит вполоборота. – Не сможешь, ни одного из них. Они под защитой, ты это знаешь, - вот оно. Вот почему он не боится. Стая заговорена от демона... Лучше бы ее заговорили от пожаров. А не от того, кто и так не хочет их убивать. - Время идет, защита истончается. Любые чары ослабевают. Сначала я заберу их волков, отпущу на волю, заставлю забыть дорогу назад. Немного полюбуюсь на их панику. Досыта наемся их яростью. Может, я и не убью их. Может я вообще их не трону, - он расхаживает по комнате, покачиваясь из стороны в сторону, словно идет по канату. Питер понимает, что был прав. Но какова причина. – Но как только охотники поймут, что стая беспомощна, они не станут ждать. Второго такого шанса не представится. Альфа, лишившаяся силы, больше не будет для них помехой... Ох, нет. Я придумал кое-что получше. Я заберу у нее это окончательно и необратимо. Она многое тебе прощает, Алан. Но этого не простит. Так что давай по-хорошему. И вот теперь Питер видит страх. Он искажает лицо Дитона мгновенно. И честно говоря, на это приятно посмотреть. Но мысли Питера уже захвачены другим. Это способность демона или Стайлза? Если он может отобрать силу альфы, то... Может и дать ее. Это же так просто. Вот он его безопасный способ. Волк нашептывал ему об этом. Но сейчас волка при нем нет, а Стайлз все еще спит, и демон занимает его место. Если он не получит желаемого, то беспокоиться о силе альфы и возможностях ее получить уже не придется. Питер укоряет себя, позволять подобному малодушию захватить разум, когда на кону столько всего. Но тем не менее, он не забивает эту мысль, не избавляется от нее. Просто на время откладывает подальше, прячет от себя. Чтобы потом, когда все закончится, вернуться к ней и подумать ее хорошенько. Даже находясь в таком, казалось бы, бедственном положении, он предчувствует хороший финал. А чутье его не обманывает. Вот именно. Вот именно. Волк все еще здесь. Демон уже отпустил Дитона, но тот какое-то время оглушено стоит, словно не может сориентироваться в пространстве. А потом во всем его облике проступает безысходное смирение. Из-за самолюбия он готов подвергнуть опасности всю стаю. Но к тому, что Талия отвернется от него, он не готов. В какой-то степени Питер даже может это понять. С другой стороны, он довольствуется этой малой компенсацией. Наконец видеть, как Дитон показывает истинные эмоции, как он боится, хотя и не дрожит за собственную шкуру. И как он опускается на колени. Да, всего лишь чтобы стереть защитные руны с пола и снять пару досок, под которыми спрятан замотанный в ткань артефакт. Но вид все равно приятный. Дитон разворачивает ткань и протягивает незамысловатый шестиугольник демону. Артефакт выглядит как обычная поделка из дерева. Как игрушка, из тех, что вешают на ловцах ветра. Плоская фигурка, украшенная витиеватым орнаментом, в котором угадываются зашифрованные руны. Но Дитон знает, что это отнюдь не безделушка. Злость и ненависть читаются на его лице теперь также отчетливо, как и страх. - Ты же не думаешь, что я такой дурак, - он отходит и движением руки снова заставляет друида замереть на месте. Что весьма дальновидно. Дитон конечно трус, но возможность бы не упустил. – Один раз я на это повелся, второго не будет. Питер, забери ключ. В этот момент Питер понимает, какая роль ему уготована. Демон все продумал. Подобрался к Стайлзу, а с его помощью и к Хейлам. Мейсон для такого не годился, понятное дело. Стайлз стал его потенциальным носителем, стоило ему вернуться в город. Не только волк почувствовал силу и потянулся к ней. А теперь он значит хочет, чтобы Питер прикоснулся к этой дряни. Чтобы стал тем, кто беспрепятственно вынесет артефакт из дома и откроет заветную дверку... Питер накрывает артефакт, но демон за его спиной тихо посмеивается. - Я хочу, чтобы ты взял его голыми руками. Не заставляй меня ждать, я могу перестать быть к тебе таким добрым. А я не хочу на тебя злиться, Питер. Ты мне нравишься. И ты прав, я с тобой еще не наигрался. Это конечно не те игры, что ты предпочитаешь со своим сладким мальчиком. Но надо довольствоваться тем, что имеешь. Хотя если так подумать, тебе не кажется, что я поимел вас обоих? Так что ломаться уже поздно. Или тебе перечислить все то, что я могу сделать с этим телом, прежде чем ты согласишься? На нем раны сами собой не заживают. Питер бросает взгляд на Дитона, ожидая уловить злорадство в его глазах, но видит только сожаление. Интересно, о чем он сейчас жалеет. О том, что отделил волка тогда. Или все-таки о том, что никто из охотников не добрался до Питера и не убил его. Впрочем, какая разница. Сейчас у Питера проблемы посерьезнее. Артефакт конечно не убьет его, но бывают вещи и похуже смерти. По крайней мере, собственной. Питер прикасается к шестиграннику и с удивлением ощущает исходящее от того тепло. Колкое и чужеродное, но тепло. Будто эта штука живая. Мне ничего от тебя не нужно. Ничего. Вряд ли это так работает и убережет от воплощения чего бы то ни было. Любой потаенной прихоти, которую артефакт может выудить из его подсознания. Но Питер все равно надеется и повторяет про себя как мантру, что ни в каких магических услугах не нуждается. Все, чего он хочет, так это избавиться от артефакта поскорее и не схлопотать по первое число за то, что посмел своими грязными руками прикоснуться к реликвии. Бездумно, или же вынашивая какие-то планы, не важно. Это не про него. Когда они покидают чердак, Питер замечает легкое движение руки демона, и понимает, что оно ему знакомо. Это барьер, и он только что был снят. Питер много раз видел, как Дженнифер устанавливала их, когда хотела, чтобы разговор был конфиденциальным. Уверен, что и сейчас не ошибся. По какой-то причине демон не хотел, чтобы другие обитатели дома услышали, что происходит на чердаке. И это еще раз косвенно, но подтверждает его догадку. Это не про собственную безопасность. Не про возможность завладеть артефактом. Демон не просто не хочет вредить стае, он подстраховался, чтобы этого точно не произошло. Он мог бить там стекла, крушить мебель или орать во все горло. Никто бы не услышал. Глядя на то, как он деловито пристегивается, а потом разглядывает себя в боковое зеркало, вытягивая шею совсем как Стайлз, Питер все хочет спросить. Но сомневается, не разозлит ли это его. - Ты обращал внимание, что он совсем мало ест? Кофе — это не еда, Питер. Остановись где-нибудь, я не хочу, чтобы это тело рухнуло в голодный обморок в самый неподходящий момент. - Или ты можешь просто признаться, что привязался к человеческой еде, - Питер вбивает в навигатор название популярной круглосуточной закусочной. Артефакт в нагрудном кармане неприятно покалывает, сигара кажется безвкусной, но слишком крепкой. Теперь у нее есть возможность отравлять его легкие, но не то чтобы Питер беспокоился о своем здоровье. – Дорогуша. - Пошел ты, - да, в точности та самая интонация, искусно. – Хочешь подыграть мне?.. Ты не задумывался, почему он все время норовит за всех заплатить? За того парня, за охотницу. За тебя. - Стайлз не платил за меня. - Пока нет, - он лукаво улыбается в зеркало заднего вида. – Но заплатит. Утром Питер и не подозревал, что будет ужинать с демоном. И пытаться делать вид, что это нормально. Если уж быть совсем точным, ужин больше похож на ранний завтрак. А демон все также похож на Стайлза, как это ни прискорбно. Пока они едят, Питер старается заставить себя забыть о его словах, не зацикливаться на них. Правда это или очередная уловка, он не хочет знать. Стайлз и так пострадал, если позволить себе размышлять об этом, раскручивать это, то можно совсем сойти с ума и совершить глупость. Одну он уже сделал, взял артефакт голыми руками. Будут последствия... Демон продолжает наслаждаться своим превосходством и как будто никуда не торопится. За это время Дитон мог поднять на уши всю стаю, а ему и дела нет. Допивает свой молочный коктейль и лениво смотрит по сторонам, улыбается официантке. Второй раз за ночь оказавшись возле школы, Питер испытывает усталое раздражение и нетерпение. Пусть все это уже закончится, а дальше... Дальше я разберусь как-нибудь. Небо уже сизое, предрассветное, и если присмотреться, то вдалеке можно разглядеть тонкую светлую полосу. А в школе все также темно и безлюдно. Но не в хранилище. Питер ожидал встретить кого угодно, но не Скотта и Киру. Он останавливается, встретившись с красными глазами альфы. Нет, именно этого и стоило ожидать. Сначала Дитон чуть ли не поставил под угрозу всю стаю ради чертовой магической безделушки. А теперь вот и МакКолла подставил, а тот зачем-то притащил лису. Питер вздыхает и закатывает глаза. Он уже просто устал и хочет кого-нибудь убить. Почти не метафорически. Если бы на месте Стайлза был кто угодно другой, он бы развернулся и пошел домой, спать. Так его все это доконало. Но Скотт конечно стоит здесь, закрывая спиной вход в хранилище и угрюмо сопит. А Кира конечно перехватила свою катану обеими руками и приняла боевую стойку. С кем они собрались тут сражаться? Герои хреновы. - Что я вижу, - демон выглядывает из-за спины Питера обманчиво осторожно. – Оборотень, который отказывается охотиться. И лиса, которая не умеет лгать. Алан видимо решил, что я умру со смеху, и так вы меня победите, - он делает шаг, еще один. – Или он подумал, что я настолько проникся тобой, Скотти? Однажды волк был моим другом... Или, что я пожалею лису, как уже пожалел в прошлый раз? - Ты – кицунэ, - пораженно говорит Кира, и стойка ее становится менее уверенной. - Когда-то был, - он не останавливается, и Питер понимает. - Скотт, не дай ему... – но не успевает. – До себя дотронуться. Очень быстро. Слишком быстро. Стремительно. Скотт только собирается уклониться, но рука демона уже оказывается на его предплечье. Сжимает, и судя по потухшему взгляду, выталкивает его волка. А другой рукой забирает у Киры меч. Лезвие бликует в слабом свете подвесной лампы. Взлетает и оказывается у Скотта в груди. Практически мгновенно. А потом входит глубже и глубже по самую рукоять. Питер не может почувствовать боли, но видит ее в глазах Скотта. И слышит в пронзительном крике Киры. И отстраненно думает, что, если демон не даст ему исцелиться. Если чертов Скотт только попробует тут сдохнуть. Стайлз себе этого никогда не простит. Он низверг себя в колодец из-за парня, которого застрелил другой человек. Что с ним будет, если лучший друг умрет от его же рук. - Прекрати, - Питер подходит и бесцеремонно отцепляет его пальцы от рукояти. – Оставь его. Тебе нужна была дверь и то, что за ней. Так иди и возьми это, - он оглядывается на Киру, в ступоре прижавшуюся к стене. – Ничего не делай. Даже с места не двигайся. - Вот поэтому ты мне и нравишься, Питер, - демон отступает, и Скотт, пошатываясь опускается на колени. – У тебя нет ни волка, ни помощи, ничего. А ты все командуешь. Питер не оглядывается. Просто открывает хранилище и идет к потайной двери. Вытаскивает артефакт из нагрудного кармана и вставляет его в выемку. Четко, как влитой, стыков почти не видно. Гребаная магия. Щелкает где-то в стене затворный механизм, и дверь сама собой открывается. Внутри тесно и затхло, все в пыли. Питер светит телефоном, выхватывая взглядом скрывающиеся за наслоениями паутины полки. Демон отталкивает его и ныряет внутрь. Брезгливо пробегается пальцами по поверхностям. Заглядывает в черные от пыли коробки и сундучки, перетряхивает и скидывает на пол книги. Питер решает не принимать участие, чтобы ни к чему не притрагиваться. Лишь отрешенно наблюдает со стороны, одергивая себя и стараясь не прислушиваться, хрипит ли все еще Скотт там у выхода. Стараясь не следить за временем. Пока наконец из темноты комнаты не раздается радостный возглас. Нашел свое. И демон появляется оттуда с банкой в руке. В ней слабо тлеет маленький светлячок. Учитывая, что он должно быть находится там очень и очень давно, это не просто насекомое. Так долго они не живут, без пропитания, а главное – без воздуха. Глядя, как он слабо перебирает тонкими лапками по стеклу, Питер испытывает иррациональную жалость и что-то еще. Что-то знакомое и больное. - Открой банку, и я уйду, - нарочито спокойно говорит демон. И Питер замечает, что крышка не простая. Сделана из дерева и испещрена рунами. Демон к ней не прикасается. Вот оно что, сам он не может. – Быстрее! Крышка поддается легко, и светлячок радостно, - или так только кажется, - но вяло вылетает на свободу. Садится на плечо демона и исчезает. А потом Питер слышит рычание и понимает, почему он так заторопился. Оказывается, с альфами это так не работает. А может с истинными альфами. А может все дело в том, что это чертов Скотт МакКолл, всегда восстающий из любого дерьма как дурацкий супермен в джинсах и толстовке. И теперь он неумолимо приближается, чтобы в очередной раз поменять правила игры. Не об этом ли говорила Лидия. Где-то что-то сдохло. Где-то что-то определенно должно было сдохнуть, если Питер радуется появлению Скотта. - Оставь его, или я сделаю. Дитон сказал мне, - Скотт тяжело дышит, рана в его груди все еще кровоточит. Но помирать он явно не собирается. – Как убить тебя. Я не хотел бы, но, если другого выхода нет – сделаю. Демон – не человек, да Скотт? Его можно и убить. Действительно, гуманизм строго избирательный. - Как ты меня достал, Скотти. С самого начала мне мешаешь, - он разводит руками. – Ладно. Ладно. Я уйду, - он пятится и врезается в Питера, поворачивается и хватает его за грудки. – И от парня твоего отстану. Каюсь, хотел себе оставить... И волка тебе верну. Совсем верну, Питер. Маленькая благодарность, - он опасливо, теперь действительно опасливо, косится на МакКолла, который стоит в проеме двери и кажется на голову выше. Он в ярости. – Но ты не расслабляйся. Может я совсем уйду. А может и нет... В любом случае, ты даже не заметишь, если я того не захочу, - скрипуче шепчет он Питеру на ухо. – Ах да, мой прощальный подарочек, - пальцы его касаются щеки обманчиво нежно. Свет меркнет, и темнота забирается в глаза. Земля уходит из-под ног, а Питер падает в гулкое ничего. Странный вакуум, который будто всосал в себя окружающее его пространство. Или это его вытолкнуло из привычного мира в совсем другой. Скорее так. Это так. Голос, или осколок чьей-то мысли долетает до него и врезается в голову, проходит через все тело, раздрабливая и его самого на мелкие кусочки. Чтобы собрать обратно, склеить и спаять намертво. Пока не перекраивает окончательно, и Питер вздрагивает, ощущая на себе взгляд. Из темноты смотрят на него светящиеся синие глаза волка. От него не убежать, не скрыться, не оградить себя невидимой чертой. Волк идет. Он не хочет причинить вреда, не преследует, просто возвращается на свое законное место. Встраивается туда как потерянный кусочек мозаики. И тогда Питер получает доступ к его памяти. Воспоминания волка никто не забирал, они всегда были при нем. Питер хочет убежать от них, увернуться, но они настигают, наваливаются и придавливают, выбивая воздух из груди. Ты тоже забирай свое. Это больно, не физически, но достаточно, чтобы заслонить собой все остальное. Волк сильнее Питера, он хочет выбраться и довершить начатое. Противиться ему тяжело, и на какой-то момент стирается та грань, которую он себе выстроил. В свободном и всеобъемлющем есть правильное, закономерное. Питер знает, что он что-то обещал, но не может вспомнить, что именно. И боится, что не сможет сдержать слово. Чьи-то руки приподнимают его и усаживают. Он чувствует за спиной опору, медленно открывает глаза. Расплывчатый образ складывается в упрямое обеспокоенное лицо Скотта. Но в ушах будто вата, и звуки долетают с опозданием, превращаются в бессмыслицу. Скотт оборачивается и хмурится, там сзади Кира пытается привести Стайлза в сознание. Глубокий сон. В груди горит непривычное, яростное, а Питер не может этого оттолкнуть. Вдыхает и закашливается. Скотт кладет руку ему на лоб и смотрит пытливо. - ...шишь меня? Питер, - рычание в голосе придает словам смысл, складывает их верно. – Что он с тобой сделал? Ты... - Я не могу... – Питер вцепляется в его руку, сжимает пальцы и видит вспыхнувший алый блеск в его глазах. – Остановить... – и понимает, контроля больше нет, это выберется из него и разрушит. Разрушит... Изменит его тело, как однажды меняло. Поэтому Дитону пришлось прибегнуть к таким варварским методам. Проблеск человеческого сознания неумолимо гаснет под напором волчьего, животного. Дикого. – Бегите... Бегите! На несколько секунд он еще различает непонимающее лицо Скотта над собой. Обшаривает взглядом уже идущие помехами предметы, окружающие их в хранилище. Останавливается на руке Киры, поглаживающей щеку Стайлза, пытается зацепиться за этот спокойный образ и остаться. Но вскоре и он тает в темном мареве безумия.