***
Прошло немало времени со дня знакомства с Апо для того, чтобы не ждать дальнейшего развития событий, когда Майл получил предложение о сотрудничестве с Vision. В тот день он просто собирался на совещание с советом директоров, возглавляемым его отцом, когда его помощница сообщила, что Майла пригласили дать очередное интервью. Обычно он никогда не соглашался, потому что в его жизни было более чем достаточно времени, когда журналисты нагло и бессовестно копались в его грязном белье, так что после этого он попросту не хотел иметь с ними дела. Но теперь любопытство и желание снова увидеть Апо взяли над ним верх, так что, недолго думая, Майл дал свое согласие и постарался не слишком задумываться об искреннем недоумении, мелькнувшем на лице его ассистентки. Вся его следующая неделя прошла в монотонном и душащем ожидании назначенного для интервью времени. Майл прокручивал в голове тысячи возможных вариантов развития событий (профессиональная деформация), в которых они с Апо встречались и разговаривали, встречались и не разговаривали или не встречались вовсе. Последнее заставило его начать слегка сомневаться во всей этой затее, но Майл был инвестором, а значит любил и умел идти на риск. В конце концов, это же просто глупое интервью, а он взрослый разумный мужчина. Какой вызов ему может бросить этот журнал вместе с его пленительным главным редактором, к которому он не может быть готов? Ну конечно. Самого чертового главного редактора.***
Майл приехал на встречу с командой журнала с ощущением легкой нервозности. Снаружи он выглядел безупречно, только слегка вспотели ладони, но он списывал это на волнение из-за интервью, а не кое-какого конкретного мужчины. Как оказалось, Vision собирался написать о нем статью, а также сделать несколько фотографий в предоставленной лично для Майла модной одежде от дома Dior. Для этого в люксовом отеле был снят просторный пентхаус, в который Майл приехал с утра к назначенному времени. Внутри уже находилась довольно большая команда работников, стилисты, визажист и фотограф, которого представили Майлу первым же делом. В центре пентхауса стояли широкие бархатные кресла, кофейный столик, а рядом с ними на свободном пространстве было оборудовано место для съемки. Апо нигде не было видно. Майла без лишних слов усадили в кресло визажиста, чтобы слегка подправить его внешний вид, загримировать легкий налет усталости и недосыпа на лице, а также более профессионально уложить его волосы. Обычно Майл лишь слегка зачесывал пряди назад с помощью геля, потому что со своей пушистой шевелюрой был похож на собаку настолько, что иногда выглядел идиотом. Для фото же его волосы уложили капитально, превращая его в идеальную статую, от которой невозможно было оторвать глаз. Майл никогда не сомневался в своей мужской красоте, пусть она и не была классической и общепринятой стандартами его национальной культуры: довольно крупный нос и широкие брови всегда выделяли его из толпы. Но эти его отличия как будто наоборот добавляли ему шарма, а широкая открытая улыбка довершала дело, всегда располагая к себе каждого, кто еще не успел влюбиться в него с первого взгляда. Когда же он переоделся в шикарный легкий костюм цвета капучино и вышел к команде, то попал в водоворот комплиментов, восторженных вздохов и облизывающих взглядов всех присутствующих, в особенности фотографа, который явно воспылал к нему особым интересом. И Майл определенно насладился бы этой небольшой минутой своей славы, если бы его взгляд не нашел чужие сияющие глаза в другом конце просторной гостиной пентхауса, и весь его мир вдруг снова не сошелся в одной точке — Апо Наттавин был там и смотрел прямо на него, такой же впечатленный, но куда более сдержанный. На этот раз он был одет в высокие рваные джинсы и классический черный пиджак, перетянутый ремнем и идеально подчеркивающий его узкую талию. Конечно, под этим чертовым пиджаком ничего не было, а его оголенная грудь и роскошные ключицы, распростертые как лебединые крылья, заставили Майла на мгновение потерять себя. Он никогда не видел ничего красивее, чем этот мужчина, но нерациональное спонтанное желание осыпать его тонкую шею бриллиантами заставило его смутиться и в панике отвести взгляд. Все, что происходило дальше, было больше похоже на яркий радужный калейдоскоп, потому что Майлом управляли все, кому не лень, заставляя его постоянно передвигаться по номеру, садиться то так, то эдак, делать хмурое лицо, не делать хмурое лицо, улыбаться, не улыбаться, наклонять голову чуть правее, а теперь еще на несколько градусов правее, и так до тех пор, пока Майл не пожалел о том, что родился на свет. В университете он часто имел дело с камерой, потому что был очень популярен и играл в группе, так что нередко становился участником различных социальных проектов, лицом университета или попадал в объективы всех девушек подряд. Но с тех пор прошло так много времени, что Майл успел забыть насколько все это дерьмо выматывает. Единственным, что заставляло его проходить через все это и хоть немножечко наслаждаться, было присутствие Апо. Мужчина был повсюду вокруг него, сиял своими восхитительными кошачьими глазами и контролировал съемку, а люди вокруг слушались его безапелляционно, словно не меньше Майла завороженные его движениями и звуком мягкого голоса. Майл впервые увидел Апо в работе, такого смелого и дерзкого, но в то же время деликатного и чуткого. Его присутствие было почти незаметно, потому что он давал своим людям полную свободу действий, но при этом каждый обращался к нему за советом и желал получить его оценку, заставляя Апо ощутимо влиять на процесс. От этого мужчины невозможно было отвести глаз. Несколько раз Майл получал замечания от фотографа за то, что его глаза были обращены не в камеру, а куда-то за ее пределы, а мечтательный рассеянный взгляд портил образ авторитетного и сильного лидера. На это Апо только смеялся, и Майл ничего не мог поделать с тем, что смеялся в ответ. Когда съемка наконец была закончена, Апо пригласил его в до того момента запертую соседнюю комнату пентхауса. Там у окна находилась маленькая зона отдыха, из которой просматривался проход в спальню. Кофейный столик и два пухлых бархатных кресла стояли в небольшой уютной композиции, а под определённым углом на штативе была установлена камера. — Мы будем одни? — удивленно спросил Майл, когда понял, что Апо закрыл позади них дверь, оставляя суматоху рабочего процесса позади и погружая их обоих в приятную тишину. — Верно, — улыбнулся Апо, подходя к штативу и включая камеру легким незамысловатым движением изящной ладони. — Присаживайтесь, Мистер Ромсайтонг. — Майл, — тут же поправил он. — Я думал, что прелесть должности главного редактора в том, чтобы делегировать подробную работу команде, — Майл снова изобразил удивление, усаживаясь в удобное кресло так, словно он собирался начать торговаться за выкуп компании. Апо грациозно приземлился напротив. — Прелесть должности главного редактора как раз в том, что я сам могу позволить себе работать с тем, с кем хочу. Майл не смог удержаться от улыбки и от того, чтобы не продолжить развивать эту беседу, желая получить от Апо более провокационный ответ. — Так пригласить меня сюда было Вашим личным желанием или нуждой журнала? — спросил он, не сводя глаз с насмешливой ответной улыбки мужчины, с которой он осматривал Майла теперь. — И то, и другое, — ответил Апо несколько долгих секунд спустя, игриво закусывая губу. — Вы удивлены? О, Майл был более чем удивлён. А еще у него перехватило дыхание от вида ровных белых зубов, вбирающих в рот пухлую розовую нижнюю губу. Он сам был бы не прочь укусить эту губу. — Мне казалось, что я не имею ничего общего с модой, — честно признался он, переведя взгляд выше и сталкиваясь с сияющими глазами Апо. — Ну, Vision – это журнал не о моде. Он скорее о моде в искусстве, — пояснил мужчина, закинув ногу на ногу и положив сверху на бедра планшет, в который даже ни разу не заглянул. — Бизнес – это тоже своего рода искусство. Нужно приложить немало усилий, чтобы вообразить результат, и еще больше, чтобы претворить его в жизнь. — Так значит, Вас интересует компания, — понимающе кивнул Майл. — Да, признаюсь, инвестиционный бизнес – это чертовски сложно. Знаете цитату: «Я на американских горках, и мой поезд едет только вверх»? Он никогда никого не щадит, и если ты хочешь чего-то в нем добиться, то у тебя нет шанса облажаться. — И вам это удалось, — подхватил мысль Апо. — Насколько мне известно, даже в моих кругах многие люди беспокоятся о том, чтобы правильно вложить свои активы. Ваша компания могла бы им с этим помочь. Майл не сводил пристального взгляда с Апо, который смотрел на него в ответ, чувствуя, как снова потеют ладони. Они сидели в глупом пентхаусе и их снимала глупая камера, а он не мог держать себя в руках и перестать желать мужчину напротив, как какой-то подросток. — Реклама моей компании тоже необходима и Вам, и Вашему журналу? — лукаво спросил он, усмехнувшись. — О, нет, — отмахнулся Апо, мягко рассмеявшись. — Исключительно журналу. Мне плевать на Вашу компанию, — вдруг дерзко и прямолинейно заявил он. — О ней я вдоволь могу прочитать в гугле. А вот о Вас – ничего. Хотя за Вашим бизнесом стоит Ваша личность. Теперь их взгляды друг на друга ощущались как противостояние. Словно бы Апо бросал вызов, а Майл... Много лет он избегал общения с журналистами и выставления себя напоказ, но почему-то присутствие Апо как будто заставляло его сменить фокус: вместо того, чтобы волноваться о своем прошлом негативном опыте, он мог думать только о том, что хочет впечатлить другого мужчину. Пусть и поводов для впечатлений у него было не так уж много. — Что Вы хотите знать обо мне? — Как Вы смогли добиться такого успеха? Я видел Ваше имя в списках самых преуспевающих бизнесменов страны, за этим определено должен лежать какой-то секрет, — подмигнул ему Апо, опуская подбородок на аккуратную ладонь и приготовившись слушать. На самом деле у Майла не было никакого секрета. Он просто учился, а затем работал круглые сутки, забывая о сне, питании и развлечениях, чтобы однажды занять место отца и сесть в дурацкое кожаное кресло в кабинете генерального директора на 30-м этаже небоскреба и сказать: «Да, черт возьми!». Но он точно знал, что его родители убьют его, если прочитают что-то подобное в СМИ. — Как Вы только что сказали, за бизнесом стоит личность. В случае моей компании – сотни личностней, сотни людей, — с расстановкой объяснял Майл, взвешивая каждое слово. — Все они отдают свои возможности, способности, время и силы на то, чтобы компания процветала. Их успех – это мой успех, а потому их благополучие – это моя ответственность. И в этом нет никакого секрета. Забота о людях, вот и все. — Звучит очень мудро, — поддержал его ответ Апо. — Должно быть, Ваши люди очень Вас уважают. — Надеюсь на это, — кивнул Майл, почувствовав смущение. Теперь взгляд Апо на нем был теплее и больше располагал к откровениям, так что Майл сам не заметил, как продолжил: — Не то, чтобы я никогда не ошибался ни с кем из них. Познание людей и их потребностей – это процесс, который длится всю нашу жизнь. В нем мы можем принимать правильные или неправильные решения, но все они в конце концов ведут к тому, что мы получаем опыт и становимся мудрее. Так что, я думаю, что в некотором роде даже ошибки делают нас лучше. — Говоря об ошибках, — продолжил за ним Апо. — Если бы Вы могли вернуться в прошлое и исправить их, было бы там что-нибудь, что Вы бы изменили? — Может быть, — задумался Майл. — Это как-либо связано со смертью Вашей невесты? Ох. Если и были темы, которые он надеялся обойти стороной в этом интервью, то это была одна из них. — И да, и нет, — расплывчато ответил Майл, выпрямляя спину и тем самым стараясь почувствовать себя более уверенно. — Разве Вы не упоминали, что ничего не нашли обо мне в гугле? — все же не смог не уколоть он. — На самом деле, ничего, кроме этого, — пожал плечами в ответ Апо, выглядя также безмятежно, как и несколько минут назад, как будто не он теперь пытался разбередить чужую рану. — Вас долгое время винили в произошедшей аварии, а потом в один момент оправдали. Никто не знал, почему и как это произошло, а Вы никогда не говорили об этом с прессой. Майл на мгновение задумался, не зная, что ответить. Он привык к тому, чтобы воспринимать свое прошлое, как прошлое, но для всех тех людей, кто прочитает статью, оно станет его настоящим. И, будучи слишком откровенным, он мог навредить себе и своей репутации больше, чем был готов, потому что общество никогда не щадило публичных людей, и ему это было хорошо известно. Но он также был человеком принципов, а лгать Апо казалось ужасной идеей, поэтому Майл заглянул в лицо мужчине в надежде найти в нем ответы на свои вопросы. Апо был спокоен, как вода в безмятежном океане, его карамельная кожа переливалась золотом в лучах полуденного солнца, а глаза дарили покой и уверенность в том, что все будет в порядке, если он поделится чем-то сокровенным именно с ним. И Майл, сам не понимая, почему, доверился этому. — В тот день мы серьезно поругались, — вдруг произнёс он, на мгновение поражаясь самому себе. — Мы оба были пьяны, возвращались с вечеринки и никак не могли прекратить весь этот кошмар. И я зачем-то начал записывать все это на видео... Думал, что просто заставлю ее пересмотреть все это позже, чтобы понять, насколько дерьмово все это выглядит со стороны. Но случилась авария и она разбилась, потому что весь удар пришелся на место водителя, — Майл тяжело сглотнул, закрывая глаза в попытке сдержать бушующий внутри ураган чувств. — Долгое время я не хотел компрометировать ее и портить память о ней, поэтому о записи никто ничего не знал. Но мой брат до последнего не верил, что я мог быть виновен, он нашел эту запись и отнес ее в полицию. Меня оправдали в тот же день, — с горькой усмешкой на губах закончил он свой рассказ. Было странно говорить о произошедшем с кем-то, кроме своей семьи. С совершенно незнакомым человеком, который не обещал Майлу быть к нему милосердным или хранить его секреты. Он боялся реакции Апо и, если честно, того, что мнение мужчины о нем испортиться, и Апо больше никогда не захочет иметь с ним дело. Но когда он открыл глаза, то увидел в лице напротив отражение своей собственной боли, настолько искренней и живой, словно Апо был его самым близким человеком, который беспокоился о нем больше, чем о самом себе. Как будто его сердце болело за Майла больше, чем за кого- либо в целом свете. — Вы любили ее? — спросил он так тихо, как будто боялся разрушить ту невероятно хрупкую близость, которая установилась между ними в ту минуту. — Какая-то часть меня любила, да, — кивнул Майл, с грустью вспоминая, какими были его чувства в тот день и в то время на самом деле. — Но наши отношения были очень сложными, очень напряженными, так что... Он больше не нашелся с ответом. — И что Вы почувствовали, когда ее не стало? — все так же тихо спросил Апо. — Сначала боль, — слегка усмехнулся Майл, следуя тем же фантомным чувствам, которые испытывал когда-то. — А потом облегчение.***
Они больше не говорили. После того, как Майл открыл ему душу и ответил на его вопросы, Апо безмолвно поднялся и выключил камеру, а затем предложил Майлу проводить его до машины. Они шли в полной тишине до самого места назначения, и каждый был погружен глубоко в свои мысли. Майл не знал, что стоило сказать мужчине, который тебе нравится, который тебя восхищает, после того, как ты фактически признался ему, что не жалеешь о смерти когда- то любимого тобой человека. И, если честно, он готов был принять, что Апо больше никогда не захочет иметь с ним ничего общего. Так что, когда Апо открыл для него дверь машины и протянул свою визитку с личным номером, Майл был достаточно удивлен, чтобы просто встать и таращиться на нее, не зная, что сказать. — Позвони мне, если..., — запнулся мужчина, смущенно улыбаясь и отводя взгляд. Майл впервые видел его таким уязвимым и это, кажется, затронуло какие-то особые струны его души, потому что больше всего в тот момент ему хотелось защитить Апо от всего мира. Даже от самого себя. — Если когда-нибудь захочешь поужинать со мной или..., — наконец их взгляды встретились, а рука Апо, мягкая, нежная и такая тёплая, легла на руку Майла. — Если захочешь выпить в джаз-клубе. Майл никогда в своей жизни не хотел ничего больше, чем этого.