Багровый Нимб

За одним глотком виски следует другой, но Юнги надеется, что сможет вовремя притормозить, дабы больше не заявляться на работу помятым овощем в разгаре похмелья. — У меня есть кое-кто на примете, — рассуждает Тэхён, покачивая стакан в длинных пальцах. Янтарный напиток лениво омывает блестящее в свете горящего торшера стекло. — Этот парень работал над делом моей бывшей: она в приступе горячки пырнула ножом отца насмерть. — У тебя была девушка? — Мин выгибает бровь. Тэхён цокает языком и качает головой. — Значит, тебя больше удивляет факт наличия партнёра, а не то, что этот самый партнёр вместо папаши мог прикончить меня? — У тебя довольно специфичные вкусы, и меня вовсе не поражает, что ты мог сойтись с сумасшедшей. — Психиатр залпом оприходует остатки алкоголя. Водрузив стакан на стеклянный столик у дивана, облизывается. — Ты любитель приключений на задницу, и дружба со мной тому доказательство. Ким широко улыбается и наклоняется к столу, чтобы подлить собутыльнику виски. — Я встречался с ней пару месяцев. Ничего серьёзного, просто хороший секс, а иногда и неплохие разговоры после. Когда ты не берёшь трубку и я не могу тебе поныть о наболевшем, приходится искать утешение между ног какой-нибудь красотки. — Избавь от подробностей, умоляю, — фыркает Мин и кривится в наигранном отвращении. Его друг лишь широко улыбается. — Сказать по правде, замочила батю эта деваха в здравом уме, но адвокат попался что надо: он смог доказать факт самообороны, приправляя салат состоянием аффекта. Подругу оправдали, но после суда мы разошлись. — Удивительно, почему это… — усмехается, смакуя новую порцию виски. — Я могу позвонить ей и узнать номерок того парня. Я видел его однажды: шкаф с безэмоциональной физиономией в брендовых шмотках. Хотя с его гонорарами такие вкусы позволительны, да и надменное лицо кирпичом тоже объяснимо. — А вот у тебя из-за денег морда не стала каменной. Как так? — У меня она такой станет из-за бедности. Я на мужика этого все бабки спущу. — Сочтёмся, — налегке бросает доктор, словно обещает какую тысячу вон позже докинуть. — Ловлю на слове. — Тэхён подмигивает и салютует стаканом. — Денег у тебя всё равно никогда нет, но я придумаю, как тебя использовать, голубчик. Сочтёмся, — повторяет за другом и гаденько улыбается. — Я не подставлю свой зад, так и знай! — Я не вставлю в твой зад, даже если все девушки мира разом исчезнут. — Это было обидно. — Юнги показушно хмурится, дуя губы. Товарищ кидает в него диванную подушку, и та прилетает в голову. — Что ты задумал? Поправляя гнездо волос, Мин усаживается удобнее в кресле. Делает глоток виски. — Задумал спасти этого парня. Его защитник — безответственный кусок дерьма, такой же, как и все в следственном отделе, настроенный против Чонгука. Отчасти я не могу его слишком винить, ибо дело действительно проблемное, да и госбюджетники редко когда продуктивно настроены, получая за ведение процессов жалкие гроши, но я всё равно злюсь, всё равно не понимаю такого отношения и всё равно осуждаю. Этот сраный Пё потянет Чонгука на дно. — Но это ведь не вся суть, верно? — Тэхён отлично знает друга и понимает, что тот чего-то не договаривает. — Мне нужна страховка. Работая под началом частного адвоката, я буду в праве вести дело и дальше, по итогу присутствуя в суде. Сокджин не сможет отстранить специалиста, который нанят исключительно со стороны защиты. Тэхён кусает губу. — С отстранением ясно, а если Сокджин обнародует ту ситуацию с беременной девчонкой? Разве независимая судебная коллегия не в компетенции признать твои анамнезы сомнительными по причине… — мужчина запинается, подбирая слова. — По причине невменяемости? — Ким несмело кивает. Юнги хмыкает и дёргает уголками губ в нервной усмешке. — Всё может быть. Но это в самом худшем случае, до него может не дойти. Вдруг Сокджин всего-навсего ни на что не способное трепло. — Нужно подстраховаться. — А что мы можем? Закидать всех деньгами? Мы и так накормили счёта всех свидетелей того казуса шестизначными цифрами, но правда всё равно просочилась. Мы не знаем, откуда пошла утечка, не знаем список всех, кто в курсе. Рискованно, опрометчиво и бесполезно. — А что полиграфолог? — Ещё рано. Когда с Чонгуком уже будет работать нормальный адвокат и я насобираю достаточно информации касательно его болезни, тогда проведу проверку полиграфом. — И чем ты хочешь удивить присяжных? Ведь твоего парня уже сажали на эту машину правды. Юнги делает глоток и пожимает плечами. — Как минимум, повторная проверка подтвердит верность первоначальных расшифровок. Для этого и нужен независимый специалист, чтобы исключить возможность фальсификации данных. — А как максимум? — Тэхён выгибает бровь. — У меня есть план, но его реализация будет зависеть исключительно от моих профессиональных навыков. Есть кое-что, в чём я очень не уверен, — в своих силах не уверен. — Кругом тайны тайные, даже от лучшего друга, — с наигранной обидой бурчит мужчина, перекатывая алкоголь по стеклянным граням стакана.

***

Юнги продолжает дурить Сокджина липовыми отчётами. После первого такого доктору никто с претензиями, к счастью, так и не отзванивается, но Мин бдительности не теряет. Расписывает психиатр в своих коротких медицинских очерках абстрагируемую муть, отмечая некоторые моменты из детства и юности Чонгука, что были уже известны на этапе работы с криминальным психологом. Нельзя выдумывать, внося правки в реальное состояние пациента, нельзя писать абсолютную несуразицу — признак некомпетентности. Юнги уверен, что эти файлы эксперты не смогут приурочить к протоколу, но рисковать, подводя Чонгука, не допустимо ни в коем случае, поэтому даже над фальшивым отчётом мужчина корпит по несколько часов. Для встреч с задержанным Юнги каждый раз связывается с помощником следователя — по таким мелочам Сокджин себя не тревожит, и для доктора это к лучшему. Пару дней назад попойка с Тэхёном вновь не закончилась благополучно, и на следующий день Мин уже дома отлёживался с компрессом на лбу и пачкой таблеток под подушкой. Сегодня относительно нормально. Тупая ноющая боль в висках и слабая тошнота уже привычны. Доктор знает, чем чревато регулярное употребление психотропных анальгетиков, но продолжает их принимать, с каждым разом увеличивая дозу. Выезжая утром на работу, он закидывается уже тремя капсулами. В переговорной неизменно холодно. Сегодня Юнги в обычной хлопковой тёмно-серой футболке — июнь как никак, — и по обнажённой коже предплечий пробегает армия мурашек. Пододвинув стул поближе к столу, доктор тянется к своему электронному компаньону, дабы в сотый раз изучить. В планшете на сеансах Мин копается больше с целью расслабиться и отвлечься, чем с намерением что-либо законспектировать — цифровая игрушка потеряла интерес после начала игр с подставными отчётами. В разговоре с Чонгуком необходимо частенько собираться с мыслями, а клацанье плоских экранных клавиш — неплохое переключение, и сегодня, Юнги предсказывает, он будет активнее обычного зависать в электронном девайсе. — Ты выглядишь отдохнувшим, — подмечает психиатр, стоит Чонгуку устроиться на пустующем стуле. — Вчера, когда охранник приносил ужин, он вскользь упомянул, что на завтра назначен очередной сеанс с вами. — На губах парня расцветает застенчивая улыбка, а у Юнги невольно брови ползут вверх. Чон смущается и тяжело вздыхает. — Это глупо, я понимаю. Но, правда, не вижу других объяснений, почему удалось быстро уснуть и выспаться. Мне нравятся наши беседы. Вы единственный, с кем я могу поговорить, единственный, кто не смотрит на меня как на чудовище. Приятное щекотание под рёбрами у Мина миксуется с горечью на языке, ведь запланированный на сегодня разговор однозначно выбьется из категории «приятных» для Чонгука. — Я не вижу в твоих откровениях чего-то глупого. Мне приятно, что тебе комфортно со мной. В отношениях с психологом или психиатром так и должно быть — значит, я делаю всё правильно. Юнги ненароком выставляет границу: обозначая свою профессию, он определяет настроение всего происходящего между ними. Чонгук мрачнеет, и эта перемена не остаётся не замеченной. — Как твоя голова? Боли не мучают? — После того, как попал сюда, они обострились, беспокоили почти каждую ночь, но сейчас легче. — Как давно стало легче? — Примерно три недели. Юнги прикусывает щёку, понимая, что около трёх недель назад начал работать с Чонгуком. Возможно, совпадение, а если нет, то период ремиссии можно объяснить введением новой переменной под названием «приятное знакомство». Чем обуславливается ухудшение, доктор тоже понимает: не каждый день тебя сажают в камеру, угощают тумаками и грозят смертной казнью. — Я хочу поговорить о твоих провалах в памяти. В последнее время это не наблюдается? Юноша сводит брови на переносице, отросшие ногти скребут стальной браслет. — Существование в камере — непрекращающийся день сурка. Даже если что-то такое и начало бы со мной происходить, не думаю, что заметил бы. — Ты когда-нибудь оказывался в совершенно незнакомом месте или же там, где никак не должен быть? — Я никуда не выбираюсь. Когда нет рабочих смен, то сижу дома: играю, смотрю видео-ролики или готовлю. Из странного помню один раз, когда я зашёл выпить после работы. Бар «Пьяная Вишня» в Инсадоне. Утром очутился в трёх кварталах от него в парке на скамейке. Не знаю, как и почему пошёл туда. Возможно, вечером накануне перебрал. Но такое ведь часто с людьми бывает? — Если ты помнишь, то какой промежуток времени обычно стирается? Минут десять, час, сутки? — В том и беда, что не помню. Я сам будто не замечаю этих провалов. Обычно кто-то или что-то подсказывают о том, что я теряю кусочки собственных воспоминаний. — Хорошо. Давай иначе. Ты обнаруживал в личных вещах что-то необычное? Что-то, что никак не могло принадлежать тебе? Например, я, увидь у себя в ванной флакон женских духов, очень бы удивился. — Ваша девушка не любит парфюм? — Уголки бледных губ приподнимаются, но на лице пациента Мин не читает веселья. Сглотнув вязкую слюну, мужчина не церемонится с ответом: — У меня попросту её нет. У Чонгука дёргается кадык, но взгляда он не отводит. Тёмного, глубокого, купающего какую-то новую эмоцию. — Мне не стоило спрашивать лишнего. Извините. — Всё в порядке. Это не какая-то тайная информация. Но давай всё же вернёмся к тебе. Парень кивает и смаргивает загадочный блеск. Запрокидывает голову, принимаясь изучать встроенные в потолок флюоресцентные лампы. — Нет, не припомню такого, — выдаёт он спустя минуту раздумий. — Что-то необычное я не находил, но вещи не всегда оказывались там, где должны. Посуда на кухне перемещалась с одного ящика в другой, футболки вместо шкафа висели на спинке стула, ванные принадлежности менялись местами, а порой и вовсе оказывались на полу. Однажды внезапно кончилось молоко, хотя я был уверен, что в пакете оставалось на раз-другой. — Чонгук сдвигает наручник чуть выше и потирает пальцами запястье. — Я очень внимательный, с педантичностью ко всему отношусь, поэтому легко замечаю даже такие мелочи. Юнги кивает, для вида стучит пальцами по планшету, якобы набирая текст, а сам подмечает интересный факт: человек, который запоминает расстановку банок шампуня в ванной, забывает по несколько часов из собственной жизни, при этом никак не осознавая провалы и не ощущая временные скачки. Есть опасения, что всё может оказаться куда хуже, чем доктор предполагал. — Ты помнишь, что делал в ночь на шестнадцатое апреля? — Спал дома. Я знаю, что в это время убили последнюю женщину. Следователь мне уже задавал этот вопрос и не единожды. Мин знает. Он читал в личном деле. У Чонгука нет алиби, но даже сконкретизировать свои действия в квартире он не может, зато яро утверждает, что никуда не выходил и дрых как убитый. — Ты помнишь, что спал, или просто знаешь это? Парень теряется. Хмурит брови и хлопает длинными ресницами. — А разве это не одно и то же? — Нет, Чонгук. Иметь чёткие воспоминания и просто быть уверенным — не одно и то же. Задержанный роняет сдавленный звук, похожий на стон. Расфокусированный взгляд мечется по столу. Пальцы комкают джинсу на бёдрах. — Я не знаю, — выдаёт, тяжело сглатывая. Ногти на руках белые от силы сжатия. — Этот факт просто существует в моей голове. Я убеждён, что смотрел телевизор, а потом вырубился без задних ног. — Ты можешь назвать фильм или передачу, которую смотрел? Парень качает головой. С каждой секундой он становится всё более напуганным. Круглые глаза впиваются в доктора с неприкрытой мольбой. — Не помню. Юнги тяжело вздыхает. Сердце в груди учащает ритм. Нужно сказать. Нужно уже попытаться этому мальчику всё объяснить. — Я должен кое-что сообщить тебе, но пообещай, что выслушаешь меня и постараешься спокойно всё воспринять. Чон принимается активно кивать. В глазах плещутся тревога и страх. Чуть крупные передние зубы впиваются в нижнюю губу, и та белеет. — Большинство признаков указывают на то, что у тебя диссоциативное расстройство идентичности или, другими словами, раздвоение личности. — Психиатр только начал, а уже каждое слово даётся с трудом, гвоздями царапая горло. Хочется глотнуть воды. Много. Хочется в ней захлебнуться, чтобы не видеть это страдальческое лицо парня напротив. — Чаще всего альтер эго несколько, и такая ситуация куда страшнее и серьёзнее, она требует более долгого и тщательного лечения, но в твоём случае я могу выявить лишь одного пассажира. — Голос низкий и хриплый, будто вещает сам дьявол из преисподней. Собравшись с силами, Мин наносит финальный удар. — Того, кто действительно причастен ко всем убийствам. Чонгук замирает. Широко распахнутыми глазами он смотрит на доктора, но будто не видит его. Плечи не поднимаются из-за дыхания, спина напряжена, а стиснутые кулаки мелко подрагивают. Юноша буквально давится слюной, камнем прошедшейся по пищеводу, и резко вздрагивает, наконец вбирая полные лёгкие кислорода. — Что вы сказали? — Ты нездоров, Гуки. — Это ласкательное само слетает с языка. Парень мотает головой в отрицании. Цепь наручников натягивается. — Нет-нет-нет! Намекаете, что я убил всех этих женщин и просто не помню об этом? Вы это хотите сказать? — Ты никого не убивал, и это я хочу сказать в самую первую очередь. Чон оседает на стуле. Моргает часто-часто и непонимающее сверлит доктора огромными глазами, влажными от подступающих слёз. — Убийца — совершенно другая личность, но обстоятельства сложились так, что она существует внутри тебя. Знаешь про одержимость бесами? Это почти то же самое. Человек не владеет собой: телом и разумом. Он не виноват и не несёт ответственность за минуты помутнения рассудка. — Что за бред? Какие ещё бесы? Я думал, что вы верите мне! — Не совладав с эмоциями, парень заливается слезами, громко всхлипывает. — Я открывал вам душу, а вы всё это время считали меня ненормальным! — Чонгук, я хочу помочь тебе, и чтобы это сделать, мне нельзя и дальше молчать. Ты должен понимать, что с тобой происходит. — Нет! Это неправда! — продолжает отнекиваться, мотая головой. Кудрявые пряди прилипают к мокрым щекам. — Я никого не убивал! Не убивал! У Юнги сердце, истекающее кровью, бьётся через раз. Тошнота скручивает желудок, рыдающий пациент перед глазами смазывается. Пальцы сжимают колени так сильно, что немеют. Нужно лечь. Срочно. А ещё нужна таблетка. — Чонгук, выслушай меня пожалуйста. — Во рту пересохло, язык прилипает к нёбу. — Я никогда не врал тебе. С нашей первой встречи я поверил в твою невиновность и верю до сих пор. Такое случается: иногда наше подсознание с целью защититься создаёт собственную тень и отправляет туда все страхи и боль, всё самое ужасное, что пришлось пережить. Ты не ненормальный. Ты обычный мальчик, сил которого в один момент просто оказалось недостаточно. — Я не могу… не могу… Нет... — Чон продолжает плакать, прижимая ладони к лицу. — Если я признаю, то признаю, что эти самые руки, — парень отдирает их от лица и смотрит брезгливо как на что-то отвратительное, — эти руки... купались в человеческой крови. У Чонгука начинается истерика. Юнги не может это выносить: с каждым всхлипом мальчишки будто ломается его собственная кость. Наплевав на субординацию, мужчина поднимается со стула и делает пару шагов навстречу, огибая стол. Плевать на пишущую камеру! — Нет! Не подходите! — выкрикивает, подрываясь с места. Глаза красные, губы припухли, по щекам продолжают бежать слёзы. — Не трогайте меня! — Ступает назад, пятясь к двери, пока не упирается в неё спиной. У Юнги кружится голова. Бледный как снег, он тянет к задержанному руку. Ноги ватнеют, глаза медленно закатываются. В черепной коробке тёплая вязкая каша, тело становится непослушным. Комната и вжавшийся в дверь парнишка теряют формы, постепенно погружаясь в темноту. Последнее, что слышит Мин, перед тем как потерять сознание, это отчаянный вопль Чонгука и грохот обрушившихся на сталь двери кулаков.