Багровый Нимб

Юнги не ждёт и перезванивает Намджуну сразу же после прочтения сообщения. Разумеется, никакими подробностями по телефону адвокат делиться не собирается — он предлагает встретиться через пару часов в ресторанчике недалеко от намсанской башни. Полицейский участок располагается на юге столицы, и дорога через Хан в пик вечерних пробок займёт чуть больше часа, оттого Юнги не медлит и садится за руль. Недопитый кофе отправляется в мусорное ведро. Мин знает, что ему скажут, он знал это с момента, когда увидел лицо Сохи в пусанском приюте. Шкода тормозит на соседней улице от помеченного в навигаторе адреса: Юнги нужно пройтись и собраться с мыслями. Подрагивающие руки не сразу попадают по колёсику зажигалки, и мужчина чертыхается через сжатые зубы. Горло стягивают тугие верёвки, но первая затяжка ослабляет удушающую петлю. Откинувшись головой на спинку сидения, доктор с закрытыми глазами принимается считать от одного до десяти. Только что зажжённый уличный фонарь проникает жёлтым лучом в салон автомобиля и слепит цветастым калейдоскопом через завесу сомкнутых век. Выжатая до фильтра сигарета начинает обжигать пальцы. Юнги редко бывает в центре, а по ресторанам он не ходит в принципе, поэтому, заказав стакан воды, надеется, что за него не попросят половину месячной зарплаты. Внутри мало народа и работает кондиционер — этого достаточно, чтобы назвать заведение приличным. Мин выбрал столик у панорамного окна и сейчас бездумно пялится на огни столичной башни. — Я приехал чуть раньше, но вы всё равно умудрились меня обогнать, — вместо приветствия бросает Намджун, отодвигая тяжёлый стул, который низко стонет, проезжаясь ножками по дощатому полу. Чёрная папка ложится на заправленный белоснежной скатертью стол. — Вы ничего не заказали? — кивает на пустые тарелки, окружённые сталью полированных приборов. — Разговор предстоит не из приятных, но лично я бы от ужина не отказался. Доктор пустым взглядом встречает и провожает подошедшую официантку. Пальцы мнут брендированную салфетку, что мокнет за счёт влаги вспотевших ладоней. На вопрос о желании перекусить мужчина отрицательно мотает головой. — Сегодня утром я получил информацию по материалам дела Ли Сохи. Боюсь, вы были правы. В официальном отчёте значится смерть от удара тупым предметом по голове, но результаты вскрытия свидетельствуют о другом. О другом нам говорят и показания соседки, обнаружившей труп. — Вырванные глаза и кашица на месте половых органов? Намджун поджимает губы. — Не только. На правой руке не доставало кисти — валялась рядом на кровати. В остальном экзекуция над жертвой идентичная всем последующим, за исключением разве что наркотика: его не выявили. Девушка приносит выбранные кушанья. Юнги смотрит будто сквозь неё, сжимая сильнее в руке и без того мятую салфетку. Он не удивлён, он знал всю правду с момента, как увидел воспитательницу на фото, но нервный комок в горле всё равно разрастается, а сердце учащает ритм. — Почему истинная причина смерти скрыта? Это вообще законно? — Рука тянется за стаканом воды; в один долгий глоток Юнги его осушает. — Полагаю, всему виной нежелание правоохранительных органов разбираться. Октябрь, конец года. Статистика нераскрытых дел, напрямую влияющая на систему штрафов и премирований. Ли Сохи одинокая женщина, никто не станет давить и требовать правосудия. — Отрезав кусочек жареной грудинки, Намджун отправляет приправленное соусом мясо в рот и пожимает плечами. — Состряпав на бумажках несуществующее ограбление и смерть по причине неосторожности (ведь нашу покойницу всего-навсего хотели лишить сознания, но не рассчитали), полиция перекинула всю вину на орудующую в городе шайку малолетних беспризорников, за кем уже значились мелкие хулиганства: грабежи, разбои, мятежи, причинение лёгкой и средней тяжести физического вреда. Отделались наши обвинённые колонией и социальными работами. — Поверить не могу. — Доктор снимает очки и массирует переносицу. Во рту — горький вкус желчи. — А что свидетельница? Какие рычаги давления? Её заставили изменить показания? — Их не подшили. Всё вывернули так, будто поступил звонок с жалобами на сомнительного характера запах на лестничной площадке, после чего оперативная группа выехала на место преступления с поверкой и обнаружила труп. Никакой очевидец в деле не фигурирует. — Намджун кивает подбородком на чёрную папку. — Материалы перед вами — можете ознакомиться. Доктор тянется за документами. Он не знает, будут ли отчёты дополнены фотографиями с места преступления, но смотреть на изувеченное женское тело (или то, что от него осталось) ему не хочется совершенно, но, к сожалению Мина, когда он раскрывает папку, стопка цветных снимков обжигает глаза обилием красного. — Боже, — не может сдержать стон. Тонкие пальцы перебирают одну фотографию за другой. Побледневший, мужчина жалеет, что вместо воды себе не заказал чего покрепче. — Такое жестокое убийство в состоянии встряхнуть и поставить на уши целый город, порождая панику и череду опасений. — Это ещё одна из причин, почему дело прикрыли: кому нужна шумиха перед новогодним сезоном отпусков? Ужас липкими влажными ладонями поглаживает спину вдоль позвоночника. Желание отбросить фото и окунуть руки в хлорку нестерпимое. Что сделала Ли Сохи, чтобы заслужить такую кровавую расправу? — Она всё чувствовала? — Юнги начинает тошнить, а в голове просыпается убаюканный таблетками рой диких пчёл. — Да, но в сравнении с другими женщинами ей повезло, ведь под воздействием психотропного наркотика те ощущали боль острее. В крови обнаружен лишь алкоголь. — Да, я вижу бокалы. Она впустила его добровольно и наверняка добровольно занялась сексом. — Как и все сеульские жертвы. — Найдены отпечатки и следы ДНК? — Да, но по базам чисто, отсюда и никаких зацепок для начала расследования. Доктор закрывает папку и качает головой. Позеленевшее лицо не на шутку озадачивает Намджуна. — Как вы смогли докопаться до истины? Это ведь закрытая информация. Намджун запивает мясо крепким чаем и промакивает рот салфеткой. — Связи, господин Мин. Мой запрос не был полностью официальным, но если мы решим приобщить убийство Ли Сохи к делу Чонгука, то нужно будет повозиться с бумагами и поднять архивы. Пусанский уголовный отдел этому явно не обрадуется. За фальсицикацию материалов дела грозит судебный срок. Если будут отнекиваться, запрошу эксгумацию — там не отвертеться. — Удастся ли объединить убийства? — Буду настаивать. Два судебных процесса в разных городах нам не очень выгодны, и это касается не только трудозатратности и финансов: ситуацию с расстройством личности лучше рассматривать последовательно и поэтапно. — Как думаете, Ли Сохи первая жертва? — Убеждён, что да. Чонгук статичен в этапах казни, убийства мало чем отличаются. Если бы в Пусане имелись ещё жертвы со схожим букетом увечий — таким оригинальным в своей жестокости, давайте признаем, — это вычислил бы ещё Сокджин после шаблонного запроса по месту проживания. Скрытое дело подобного масштаба редкое явление. Отбросив измятую салфетку на соседний стул, доктор берёт новую. — Представляю, как обрадуется этот слизняк: коллекция ненавистного Палача пополнилась ещё одним трупом. — Не думаю. Чтобы усадить Чонгука на электрический стул, достаточно и имеющегося материала. Убийство в Пусане лишняя головная боль для каждого в данном процессе. Разве что для вас это зацепка. — Я приехал сюда как раз после сеанса. Намджун вскидывает брови. — Как успехи? — Если брать за основу, что убийство Ли Сохи первое в списке, значит именно эта женщина повлияла на образовавшийся раскол. Насколько я понял, вторая личность — сильная, бескомпромиссная, жестокая — зародилась с целью защиты. Чонгук под гипнозом представился Тони — персонаж гангстерского боевика. Казалось бы, мелочь, но герой выбран под стать преследуемому образу: этакий свободолюбивый и независимый гуляка, коему закон не писан. — Откинувшись на спинку стула, Юнги проводит ладонью по волосам, убирая длинную чёлку со лба. По-прежнему белый как бумага, он нечитаемым взглядом буравит пустую тарелку. — Под конец беседы Тони разошёлся и своими высказываниями о женщинах озадачил меня. — Язык скользит по бледным сухим губам. — Боюсь, имело место психологическое или сексуальное насилие. И скорее всего от лица погибшей мисс Ли. — Это ведь только предположения? — Обескураженный Намджун глупо моргает, неспособный воспринять услышанное всерьёз. — Пока Чонгук не расскажет правду, так оно и будет, но после подробностей смерти его воспитательницы для меня всё становится очевидным. — Что вы имеете в виду под сексуальным насилием? — А что обычно под ним имеют в виду? — нервно усмехается. — Мисс Ли могла домогаться до мальчика? — Да. Отложив вилку в сторону, Намджун тянется к галстуку и ослабляет узел. — Я ознакомлюсь с записями сеанса? — Разумеется. Я хотел повременить со следующим визитом, но после выявленных подробностей проведу его как можно быстрее. — Я зайду завтра в участок. — Будете беседовать с Сокджином о пусанском убийстве? — Да. Чтобы официально поднять мёртвое дело, нужен прямой запрос от следственного отдела. Частным юристам могут отказать. Юнги закусывает щёку. Ногти впиваются в ошмётки истерзанной салфетки. — Я понимаю, что оснований для обвинительного приговора и без Сохи предостаточно, но отделаться от мысли, что это убийство как ещё один гвоздь в крышку гроба, не могу. — Для полноты психологического портрета мы должны приобщить её гибель к делу. Вам ли этого не знать? А ещё Юнги ли не знать, что именно он в ответе за судьбу Чонгука, что, если не удастся доказать ментальную дисфункцию обвиняемого, за все свои деяния в бессознательной фазе тот поплатится на электрическом стуле. Очередная жертва в копилке Палача ощущается на плечах доктора физическим грузом, который он не уверен, что сможет дотащить до финишной прямой. — Вам пока что не удалось заручиться поддержкой терапевтов, практикующих диссоциативное расстройство? — спрашивает, чтобы отвлечься от изгрызающих черепную коробку термитов. В висках торжествует острая режущая боль: с минуты на минуту эта маленькая стрекочущая тварь проест плоть и шмякнется на белую скатерть стола, а может быть и прямо на тарелку. Как бы Намджун отреагировал на подобный ужин? Упитанный мясистый таракан на подложке мозговой стружки. — Я получил два отказа. Первый, потому что человек категорически против выступления в суде, а второй — субъективный, так как вещать на стороне кровавого убийцы специалист не считает разумным. — Даже если этот кровавый убийца и не понимал, что делает? Не психиатру ли кидаться такими принципиальными заявлениями? Очень уж сомневаюсь в его квалификации. Намджун пожимает плечами. — Жду ещё несколько ответов. Для подтверждения существования выдвигаемого диагноза необходим вердикт как минимум двух экспертов, помимо ведущего терапевта. — Сейчас всё плохо, да? — Скажу, что бывали ситуации и получше.

***

Целый стакан рома, выпитый залпом, дерёт горло, но Юнги даже не морщится. Облизав покрасневшие губы, он запрокидывает голову и закрывает глаза. Любовная баллада на минималках звука льётся из колонок дорогущей стерео-системы. Мин подобное не слушает, но незатейливые мотивы отлично заполняют пустоту. Тэхён не задает лишних вопросов. Если посреди ночи к нему заявляется друг и предлагает напиться, значит ему это нужно, сам Тэхён ему нужен. Но изнутри мужчину гложут переживания, и, озвучь он любое из них, Юнги это не понравится. Не самый лучший момент докапываться и лезть с нравоучениями, когда твой гость хлещет ром как лимонад. — Тяжелый день, — Мин сам отвечает на немой вопрос. — Снова Чонгук? — Он сам ни в чём не виноват, Тэ. Прекращай. А вот Ким так не считает. Он уже заочно ненавидит этого парня, который своей повёрнутой кукухой и вытекающими обостряет чужие недуги. — Расскажешь? Юнги ничего не отвечает, продолжая полулежать в кресле с закрытыми глазами. Тэхён понимает, что общаться друг не намерен. — Могу остаться у тебя с ночёвкой? — Не вопрос. Через полчаса безмолвных посиделок Юнги на девяносто пять процентов состоит из алкоголя. Он бесформенной кашицей растекается по креслу и посоловевшими глазами пялится в одну точку. Рубашка расстёгнута на три пуговицы, лохматые волосы падают на лоб, на щеках лёгкий румянец. Относительно трезвый Тэхён дискомфорта в подобной компании не испытывает, он лишь волнуется, украдкой бросая обеспокоенные взгляды на поникшего друга. — В такие дни, как сегодня, я ощущаю себя никчёмным. Жалкий докторишка, на которого повесили слишком много. Я не выдерживаю. — Голос Мина тихий, едва различимый на фоне льющегося блюза, но надломленность и отчанияние в нём заставляют Тэхёна сжаться. — Я не хочу отвечать за чью-то жизнь. Я не прощу себе, если этот мальчик умрёт, ведь это будет исключительно моя вина. — Юнги, не надо. Не наступай на те же грабли. Психиатр горько усмехается, в тёплом свете горящего торшера глаза начинают влажно блестеть. — Если бы я мог. Мне не оставляют выбора. — Откажись вести его. Пусть другие специалисты доказывают факт болезни. Ты мучаешь себя этим делом. — Предлагаешь трусливо сбежать? — очередной смешок. Слеза срывается с уголка глаза и плывёт вниз по щеке. — Он доверят мне, и предать это доверие я ни в коем случае не могу. — В этом ли всё дело? — Что ты хочешь от меня услышать? — звучит разбито. — Что я в очередной раз влюбился в своего пациента? Что в очередной раз кто-то, кто мне дорог, может погибнуть, потому что я плохо поработал? — Хватит обвинять себя в смерти Минджу! — Тэхён не выдерживает и повышает голос. Отлипнув от спинки дивана, он подаётся вперёд, упираясь ладонью в колено. — Мне надоело это слушать! Ты сделал всё, что мог! Она была шизофреничкой с манией преследования. Она отказывалась принимать лекарства, думая, что её пытаются убить. Здесь нет твоей вины! — Ким выдыхается. Огруглыми глазами просто пялится на друга и тяжело дышит. Ноздри широко раздуваются, пальцы подрагивают. Юнги не смотрит на него. — Мы потратили полгода, чтобы поставить тебя на ноги. Лицензия практики висела на волоске. Неужели всё было напрасно? Мин шмыгает носом и тянется за бутылкой, но стакан наполнить не считает нужным: делает глоток из горла, а затем ещё и ещё. Тэхёну приходится подскочить и буквально вырвать бутылку из рук. — Перестань! Алкоголем здесь не помочь, как и таблетками, что ты глотаешь лошадиными дозами! Юнги наконец переводит взгляд на Тэхёна. Блестящие чёрные глаза полны обиды. Мужчина хочет подняться с кресла, но тяжело плюхается обратно, потому что ноги ватные и не слушаются. Жалобно простонав, он принимается молотить кулаками по кожаным подлокотникам от настигшего бессилия. Ким стоит рядом и боится сделать вдох. Растерянный, не решается подойти, ведь может сделать хуже. Юнги в отчаянии топает ногой будто маленький мальчик, а после закрывает лицо ладонями и начинает содрогаться в рыданиях. Тэхёну становится ещё страшнее: за долгие годы дружбы случаи, когда Мин плакал, можно пересчитать по пальцам одной руки. — Я устал. Я так чертовски устал, — едва разборчиво бормочет в свои руки. — Почему это не может просто прекратиться? Ким делает несмелый шаг. Присаживается на округлый кожаный валик. Руки тянутся, чтобы обнять. Юнги не противится. Любые слова придутся не кстати, даже если это искренние слова поддержки, пропитанные переживаниями и любовью. Как бы Тэхен ни хотел помочь, как бы он ни спорил, доказывая, что у любой проблемы есть решение с минимальными последствиями, в сложившейся ситуации он бессилен, ведь преодолеть обрушившиеся тяготы Юнги предстоит в одиночку. Дело Палача может его сломать. Чонгук может его сломать.