Багровый Нимб

Юнги снова ведёт себя как скотина, снова предаёт доверие Тэхёна и плюёт на его заботу, но по-другому поступить никак не может. Дождаться ночи — самое трудное. Ни одной принесённой таблетки Мин не принимает, закладывает пилюли под язык: те обладают седативным эффектом, а для осуществления плана нужны бодрость и сила. Хорошо бы плотно поужинать, но кусок в горло не лезет. За час до вечернего обхода Тэхёна удаётся спровадить домой. Чудо, не иначе. Давно Юнги не играл настолько искусно, притворяясь умиротворённым и уставшим. Он заверил друга, что в полном порядке, а вот тому следует в этот самый порядок себя привести и выспаться наконец хорошенько. Причину звонка Намджуна больной переиначил, а иными словами — соврал. Держать каменное лицо, когда внутри злость и ярость по кусочкам разбирают стены самообладания, трудно, но Юнги умеет натягивать маски. Сбежать. Вот единственный выход из сложившейся ситуации. Нельзя прохлаждаться и сидеть сложа руки: каждая минута чужой жизни на счету. Повседневная одежда развешена в шкафчике, Тэхён недавно привёз сменный комплект, а тот, в котором доставили, отправил в стирку. Худи с капюшоном — то что нужно, когда у тебя забинтована голова. Свободные джинсы, кеды. Нет мобильного и банковских карт. Это действительно проблема, но не глобальная. Двенадцатый этаж. Ретироваться через окно — полный провал, да и не настолько Юнги смелый. Главное — преодолеть пост с медсестрой в приватном секторе повышенного контроля, дальше — на нижних этажах бюджетной госпитализации — всё куда проще. Второе чудо за день: девушка за регистрационной стойкой дремлет. А чего ей быть бдительной во втором часу ночи? Здесь больные проживают роскошнее, чем любой среднестатистический обитатель столицы, — зачем им сбегать? Но Юнги всё же на корточках проползает рядом. От смены положения вестибулярный барахлит. Мужчина хватается за стену, чтобы из-за головокружения не потерять равновесие. Подступает лёгкая тошнота, и приходится пару минуток посидеть на полу с целью прийти в относительную норму, а затем уже медленно подняться на ноги. По коридору расставлены камеры, но передвигающегося пациента на записях обнаружат явно не раньше утра. Лифтом Мин не пользуется, аккуратно спускается по пожарной лестнице, да только тряска и вибрации не позволяют геройствовать дальше одного этажа: синие круги перед глазами и перспектива обморока не лучшие союзники. Одиннадцатый тоже принадлежит к частному крылу с платным размещением. И здесь медсестра уже не спит. Что ж, актёр Мин, ваше время. — Вам помочь? — окликает сотрудница, стоит подойти к лифту и нажать кнопку вызова. — Боюсь, я потерялся во времени и уснул. У меня родственник, — мужчина зыркает в сторону пожарной лестницы и выцепляет номер самой дальней палаты, откуда он, по логике вещей, мог выйти незамеченным для персонала, — находится в сто тринадцатой. — Я не видела, чтобы вы приходили. Юнги надеется, что капюшон в должной мере прикрывает его повязку, да и сам внешний вид не термоядерно-болезненный. — Я здесь с полудня. На вашем месте сидела другая девушка. Проверьте регистрационный журнал, там должна быть запись о посещении. — Лифт поднимается как раз вовремя. — Приношу свои извинения, если побеспокоил вас полуночными передвижениями. Дежурная медсестра растерянно что-то бормочет, а Юнги натягивает вежливую улыбку и шагает в лифт. Двери закрываются, а девушка всё ещё стоит и пялится с неприличной подозрительностью. На одиннадцатом этаже беглеца не знают, поэтому есть шанс. Даже если девчонка сейчас и заглянет в журнал, не обнаружит пометку и поднимет тревогу, у Юнги остаётся в запасе минут пять. Он успеет спуститься на первый, выйти из больницы и поймать такси. Хотя стоп! Денег с собой нет — такси отменяется. В вестибюле галдёж и шумиха даже среди ночи. Новые поступления, обеспокоенные суетящиеся родственники, снующие туда-сюда доктора и медсёстры. Юнги легко сливается с массовкой, легко выходит наружу. Напротив — автобусная остановка круглосуточного маршрута. Чудо три: сейчас как раз подъезжает какой-то номер, и мужчина ускоряет шаг, чтобы успеть. Прокатиться зайцем не такой уж и грех в сложившейся ситуации. Юнги нужен Сокджин. Нужна эта беспринципная продажная сволочь, по морде которой хорошо бы проехаться подошвой ботинка. Сколько ему заплатили за слив? Камеры! Лишённый сознания, Юнги не забрал плёнку с записью сразу после сеанса, а до приезда Намджуна было полно времени, чтобы украсть материалы и приукрасить статью о кровожадности Палача картинками избиения. Глубокая ночь, полицейский участок открывается с девяти, поэтому Мин выбирает первой точкой маршрута свой дом. Да, есть шансы, что его исчезновение уже выявили и подняли тревогу, позвонили Тэхёну как единственному в списке контактов и сообщили о побеге, а Ким первым делом поедет именно к другу на квартиру. Да, риск велик, но Юнги нужен душ и нормальная одежда, нужны деньги, нужны таблетки. После первого автобуса необходимо пересесть на ещё один, который доставит до требуемого адреса. Салоны полупусты, а те немногие, кто путешествуют ночью, дремлют, прислонившись к окну. Время тянется бесконечно, отсутствие пробок не помогает доехать быстрее. Юнги нервно пялит на часы в салоне, кусает щёку и теребит пальцами обивку сидения. Пешком он бы явно дошёл быстрее, добежал, но сотрясение ему не позволит протянуть достаточно. Скрежетание гвоздей в пульсирующей черепушке мужчина вроде как даже научился игнорировать: когда ты одержим какой-то мыслью, вовлечён, физические боли отступают на второй план. Ключи от квартиры Тэхён не додумался стащить. Съездив за вещами, он добросовестно положил их в шкафчик. А вот вернуть кошелёк и мобильник любящий и чрезмерно опекающий друг не удосужился. От машины связка тоже имелась, но та явно не припаркована рядом с больницей, а до сих пор маринуется у полицейского участка, либо же стоит на частной стоянке, а может и отогнана домой. Это Юнги и решает проверить по прибытии: прогуливается по подземной парковке, нажимая на кнопку активации, и — о чудо номер четыре! — отыскивает свою малышку. В квартире никого. Либо его не спалили, либо же Тэхён тормозит в дедуктивном вопросе поиска. Медлить нельзя. Первым делом Юнги ковыляет на кухню. Полка над раковиной, коробка из-под печенья. Долгое копошение и ругательства. Пусто. Тэхён был здесь, он, засранец такой, выполнил обещание и утащил нейролептики. Юнги плюхается на табурет и сдёргивает капюшон. Жарко. Бинты влажные из-за взмокшего лба. Психанув, мужчина разматывает повязку и бросает на пол. Та, окровавленная со стороны височной доли, приземляется на кроссовок. Утерев липкий пот, Юнги тащится в спальню. В нижнем ящике рабочего стола должна лежать упаковка. Обнаружив долгожданные таблетки, Мин забивает на воду и разжёвывает капсулы, проглатывая горькую кашицу с помощью слюны. Скоро станет легче. Холодный душ. Координация пару раз даёт сбой, но стена кабины помогает не упасть. Повязав на бёдрах полотенце, Юнги хватается за сигарету и даже не утруждается выйти на балкон. После первой затяжки кажется, будто силы почти восстановлены, но это лишь таблетки начинают действовать. На часах три сорок две. С волос почти не капает. Они отросли. Длинная чёлка доходит до середины скулы. Маллет на затылке касается спины. Глаза впали и стали чуточку больше, губы сухие, бледные. Иссиня-жёлтая россыпь заживающих побоев. Фигово. Юнги выглядит фигово. И даже бритьё не возвращает ему человеческий облик. Оливковый свитер мелкой вязки, чёрные джинсы, ботинки. Круглые стёкла очков на кончике носа. Несколько купюр налички отправляются в карман. Перед уходом Мин проглатывает ещё парочку пилюль. Движения размеренные, немного неуклюжие. В машине Юнги обнаруживает пустой стаканчик из-под кофе и задумывается над покупкой бодрящего напитка. По дороге встречается круглосуточная кофейня. Запастить доктор решается сразу двумя порциями эспрессо. План простой: дождаться на парковке прибытия этого ублюдка и начистить ему рожу. Словесно. Хотя и от физической составляющей Юнги бы не отказался. Даже таблетки не в силах унять дрожь и бурлящую под кожей агонию. Всему есть пределы, и спускать с рук вопиющую беспринципность нельзя. Намджун наверняка бы выступил против, парируя противоречивыми вытекающими, но Юнги не планирует девиантных выходок, он лишь поговорит. Дыхание с завидной периодичностью отзывается давящей болью в груди. Порой слышатся хрипы. И Юнги это бесит. Он сам бесит. Приобретённая дефектность воспринимается на физиологическом уровне, вызывая отвращение. Ни на что не способный слабак, немощный человечек, так легко вышедший из строя за счёт пары ударов. Как он может спасти Чонгука, если сам разваливается на глазах? Психически неуравновешенный наркоман и алкоголик. Ну что он может? Сделав глоток кофе, Юнги прислоняет голову к боковому стеклу и закрывает глаза. Семь двадцать три. В больнице наверняка обнаружили его пропажу или обнаружат через тридцать семь минут во время утреннего обхода. Впервые мужчина счастлив отсутствию телефона. После восьми первые машины начинают выстраиваться на цементном прямоугольнике парковочной площадки. Сокджин может приехать позже, а может вообще сегодня не явиться — корзинка с чудесами не бездонна. К зданию полицейского участка подъезжает старенькая Хонда выпуска конца девяностых, и из неё появляется небезызвестный молоденький сержант. В голове что-то перемыкает, планы резко меняются, и Юнги пулей вылетает из машины. Переборов синюшных птиц перед глазами и волну лёгкой тошноты, он окликает парнишку. — Господин Мин? Здравствуйте! Не ожидал увидеть вас здесь сегодня. Вы разве не должны быть в больнице? — Я куда крепче, чем кажусь. — Мужчина выдавливает вымученную улыбку, и не потому что выдал забавность, а чтобы юнца не пугать, который смотрит на него как на призрака. — Я вынужден просить тебя об одолжении. — Кан вопросительно выгибает брови. — Организуй мне встречу с Чонгуком как в прошлый раз. Без камер и протоколов. Сержант мотает головой. — Не могу. При всём уважении. Сейчас Чонгук на особом учёте, его режим в камере ожесточён. — Всего десять минут. Не нужно никаких посиделок в переговорной — просто отведи к его камере. Пожалуйста. Ты ведь понимаешь, что он чувствует сейчас и в каком состоянии находится. Я должен заверить, что со мной всё в порядке. — Он отказывается с вами работать, доктор Мин. Юнги сжимает кулаки и впивается ногтями в ладони. — Он подавлен и говорит это под действием вины. Я должен с ним поговорить. Кан тяжело вздыхает и опускает голову. В руке парень перебирает связку ключей. — Поймите, это уже не в моей компетенции. Чонгук под особой охраной. После попытки суицида его наблюдают двадцать четыре на семь. Сердце ухает в пятки. — Что? Сержант смотрит растерянно, растерянно и виновато. — Вы не знали? — Я ещё не виделся с адвокатом, поэтому нет. — Слова гвоздями царапают горло. Порция лжи, чтобы не казаться дураком, кого защитник Ким ни во что не ставит, раз за разом скрывая важную информацию. — Он пытался повеситься на простыне, привязав ту к вентилятору. Нет. Господи, пожалуйста. Снова. Нет. У Юнги мутнеет перед глазами, его ведёт. Кану приходится выставить руки для поддержки. — Господин Мин? Вы побледнели. Вам нехорошо? Давайте сядем. — Всё нормально. Нормально. — Но руками цепляется за чужие предплечья. — Пожалуйста, всего десять минут. Даже пять. Я прошу тебя. — Умолять Юнги несвойственно, и каждая брошенная фраза как болезненный пинок по гордости и принципам. Молодой офицер вымученно стонет. Сдаётся. — Ладно, я попробую. Но не могу ничего обещать. Зайдём внутрь, посидите в коридоре. Доктор благодарно кивает, хочет улыбнуться, но губы будто восковые — застыли в форме перевёрнутого полумесяца. Несмело он плетётся за сотрудником полиции в отделение. Синие татуировки на сетчатке мешают заметить ступеньку, и Юнги спотыкается, но чудом удерживает равновесие. Скамейка под кондиционером ощущается райским местом. Прислонившись к стене, мужчина запрокидывает голову и закрывает глаза. Всё кружится. Нужно было взять с собой ещё немного таблеток. — Пойдёмте. Только очень быстро. — Кан возвращается через минут десять. Юнги разлепляет веки и фокусирует взгляд на запыхавшемся полицейском, который к нему буквально подбежал. — До начала рабочего дня ещё пятнадцать минут. Ваше счастье, что я по привычке приезжаю пораньше. Но нужно торопиться. Не найдясь со словами, доктор согласно кивает. При попытке подняться его снова кренит — приходится ухватиться за стену. Сержант цокает языком. — Ну конечно! Крепче, чем кажетесь! Да вы еле на ногах стоите! — Не сейчас, прошу. Я правда в порядке, просто лёгкое сотрясение. Полицейский удерживается от ответа. Он видел Юнги в тот день, видел на полу в луже собственной крови. Даже без игр с координацией достаточно одного взгляда на доктора, чтобы понять, что он болен. — Скоро пересменок. В выходные в ночную дежурит куда меньше охраны. Там было всего двое, я их спровадил, но ненадолго. У нас времени до девяти. — Камеры? — Наложу статичный кадр поверх записи. Длинный тёмный коридор, ведущий к пристройке с изоляционными камерами. Серый бетон стен. Длинная лента флюоресцентных ламп холодного сияния. Металл решёток. Низкая температура даже посреди июльской жары. Озираясь по сторонам, Юнги неконтролируемо съеживается от дискомфорта. Здесь ютятся бедолаги в ожидании суда или же отбывают наказание приговоренные к краткосрочному заключению. Снова коридор. Пустой. Дальше поворот в крыло одиночек. Очередные решётчатые ворота на пути, которые Кан открывает именной ключ-картой. — Минут семь, не больше. Камера Чонгука девятая. Я останусь здесь. Юнги тянет руку и сжимает плечо сержанта, бросая краткое «спасибо». Ноги не слушаются. Первый шаг робкий и неуклюжий. И дело не в сбоях вестибулярного аппарата после перенесённой черепно-мозговой. Волнение. Сильное и жгучее. Щекочущее копошащимися червячками в желудке. Что он скажет? Как посмотрит в глаза человеку, который его избил? Который считает себя виноватым настолько, что попытался наложить на себя руки? Темно и холодно. В синих пятнах поля зрения маленькие квадраты комнат, огороженные бетоном и железными прутьями. Крохотные окошки под потолком. Так много камер, но все пусты. Намджун говорил, что Чонгук в особой одиночке для буйных, светлом и «мягком» помещении, гарантирующем безопасность в первую очередь для самого заключённого, но эти чёртовы клетки на вид как карцер. Снова ложь? Или нежелание расстраивать? Кому можно верить? Сердце отчаянно колотится, больно ударяясь о груду костей в груди. Чонгук сидит на полу, подпирая спиной стальную ножку кровати. Руки обнимают согнутое колено, голова запрокинута, глаза закрыты. Осунувшийся, бледный. Синяк на скуле, ссадина на губе. Костяшки на руках разбиты, на шее следы от петли. Десять-девять-восемь. Глубокий вдох, затем выдох. Семь-шесть-пять. Сердце пульсирует в горле, а в желудке сворачивается клубок змей. Четыре-три-два. Юнги не знает, как начать разговор, как заявить о себе, как не напугать и не сделать хуже. Один. Неловкий шаг. Руки касаются железных прутьев решётки. Холодно. — Чонгук… Парнишка вздрагивает и резко открывает глаза. Тёмные и глубокие, они полны боли и страха, отравляющего чувства вины. — Господин Мин? — Пытается подняться на ноги, но чуть ли не падает обратно. Слабость. Наверняка отказался от еды. — Вы..? Что вы тут делаете? Несложно углядеть скользнувшую во взгляде радость. Облегчение. Губы норовят растянуться в счастливой улыбке. Заключённый ступает ближе к решётке, но резко тормозит, словно обжёгшись. Демонстративный шаг назад делает Юнги больно. — Уходите. — Чонгук, послушай… — Пожалуйста, уходите. Мы больше не будем видеться. — Ты так решил? — Юнги подходит чуть ближе к ограждению, сжимает тонкие прутья до побеления пальцев. Чон дрожит, беззвучно шевелит губами. — Может стоит спросить меня? Чего хочу я? — Уходите, — повторяет, а затем добавляет несмело: — Вы уж точно не хотите погибнуть от моей руки, стать новой жертвой Палача. — Не говори так. — Доктор сглатывает нервный ком. — Всё, чего я хочу, это помочь тебе. — А всё, чего хочу я, это уберечь вас от чудовища, что сидит внутри. Поэтому уходите и не возвращайтесь. Я не буду с вами работать. — Кто же тогда убережёт от этого чудовища тебя? Чонгук замирает. Кажется, будто не дышит совсем. Смотрит. Ищет ответы. Лицезрит следы собственного подсознательного безумия. Лицо кривится в гримасе горя, а глаза начинают блестеть. — Я не брошу тебя. Я никогда тебя не брошу. — Время, — доносится от стоящего на стороже Кана. — Я думал, что убил вас. Никто не говорил, в каком вы состоянии. — Слёзы всё же обожгли бледные исхудалые щёки. — Не нужно. Этого больше не повторится. Я не допущу. — Время, господин Мин! — Пожалуйста, подойди. — Юнги разжимает кулак и просовывает руку между прутьев. — Коснись меня и убедись, что со мной всё в порядке. Чонгук терзается сомнениями. Растерянный взгляд падает на вытянутую ладонь. — Тебе это нужно. Мне тоже это нужно. Пожалуйста. — Мольбы слетают с языка без вяжущего послевкусия. Если бы Юнги мог, он бы удивился, он бы в сотый раз с горечью осознал, как сильно влюблён. Несмелый шаг навстречу. Ещё и ещё один. Чон поднимает взгляд. Очередное «пожалуйста» обрывает его внутреннюю борьбу. Лёгкое касание сначала кончиками пальцев, затем ладонью целиком. Рука Юнги холодная, рука Чонгука — тоже. — Ты не один. — Доктор осторожно сжимает чужие пальцы в своих. — Ты больше не один. Мы справимся с этим чудовищем. Вместе. — Они идут, Господин Мин. Не подставляйте меня. Большой палец делает медленный плавный круг по внешней стороне ладони, поглаживает ссадины на костяшках. Жест краткий, но донельзя интимный. Попытка улыбнуться, а затем Юнги выпускает мальчишечью руку. — Мне надо идти. Я приду как только смогу. Лучше не смотреть. Не оборачиваться на прощание. Не видеть эти большие оленьи глаза, полные горя и осколков разбитой надежды. Кан не успевает вывести доктора до появления охранников и просит пять минуточек перекантоваться в кладовой, что притаилась под лестницей в коридоре. Пять минуточек превращаются в пятнадцать, но Юнги не жалуется. На обратном пути сержант несколько раз с упрёком сетует о сложности миссии, её рисках и что больше на подобное никогда не пойдет — он чуть не поседел раньше времени. Мин не пререкается, но не забывает лишний раз поблагодарить. Перед уходом Юнги грабит кофейный автомат. На улице уже несносное пекло, и выбор в пользу свитера кажется ошибочным. Шкода припаркована в отдалении, чтобы не мешать служебным автомобилям. Путь до неё под палящим солнцем представляется бесконечным. Вот родная машинка отзывается на разблокировку, вот ворона с громким карканьем слетает с ветки дуба, вот офицер с папками несётся в участок и, не заметив камень, спотыкается, а вот некий Генезис подъезжает к зданию полиции. Юнги не может объяснить причину своей медлительности, почему не садится в авто. Внутреннее предчувствие. И оно не ошибочно. Из салона довольно-таки дорогой игрушки выбирается Ким Сокджин. Поутихшая ярость просыпается как по щелчку. — Сколько тебе заплатили? — Больше никаких формальностей. Эта тварь не заслуживает уважительной формы обращения. — О! Какая встреча! Господин Мин! Рад вас видеть. — Лицемерная улыбка растекается по пухлым губам. — Думаешь, что утопил Чонука этим сливом? Нет, ты его спас, лишний раз доказывая существование альтернативного Я. — О чём вы, док? Какие сливы? Головушку напекло? Или всему виной алкоголь? Неужели взялись за старое? Юнги бросает недопитый стаканчик с кофе на асфальт и хватает Сокджина за отвороты рубашки, чтобы припечатать спиной к собственной машине. — Воу-воу! Полегче, док! — Хоть и изображение перед глазами начинает мутнеть, эта самодовольная рожа чётким пятном вырисовывается на фоне всеобщего блюра. — Боюсь, старые травмы дают о себе знать. Вам бы в психлечебницу обратиться и таблеточкой закинуться, а то кидаетесь уже на невинных людей средь бела дня. Насмешливая улыбка становится последней каплей. Юнги замахивается и бьёт, попадая кулаком в нос и проезжаясь по скуле. Сокджин хрюкает что-то неразборчивое. Из левой ноздри вытекает струйка крови. Губы всё ещё искажает надменная ухмылка. — Ваши дела куда хуже, чем я предполагал, док. Интересно, на сколько вас хватит? Кулак по-прежнему сжат. Рука мелко подрагивает. Юнги слышит, как скрипят его стиснутые зубы. Сердце пульсирует в горле и провоцирует лишний позыв тошноты. — Хотите ударить ещё? Давайте. С радостью. Да, он хочет, и, возможно, не смог бы себя сдержать, если бы на парковке не появились сотрудники полиции. Шаг назад. Второй. Третий. Вытерев руку о свитер, будто дотронулся до чего-то паскудного, Юнги оборачивается и направляется к своей машине. Он оплошал. Дал слабину, позволил сыграть на чувствах. Сокджин снова вышел победителем.