***
От Намджуна приходит сообщение, где говорится, что мужчина на месте. Юнги смахивает уведомление и прислоняется виском к оконному стеклу движущегося как гусеница автобуса. Общественный транспорт непривычен и неудобен, а Шкода всё ещё в автосервисе. Её хорошенько подмяло, поэтому о привилегии частного передвижения придётся надолго позабыть. На сегодня назначена проверка полиграфом. Список вопросов Мин заблаговременно отослал адвокату на согласование. Что-то было вырезано. Независимого эксперта Намджун отыскал за несколько дней, но такого ли независимого? Подозрения не получается выкорчевать из головы. Если ставить вопрос ребром о скептицизме, то Юнги не может дать прямого обоснованного ответа. Это кажется паранойей. Тревожное ощущение, не дающее покоя, как бы ни пытался отвлечься: маленький жужжащий комарик в мозгу, действующий на нервы. Кажется, что куда проще смириться с фактом предательства и вытекающими последствиями, чем признать подозрения беспочвенными. Сейчас будто весь мир восстал против Юнги. Против них с Чонгуком. Даже Тэхён, который всю жизнь был как брат. Кстати о нём. Ким не звонил с момента произошедшего инцидента. Юнги инициативы тоже не проявлял. И здесь не гордыня мешает сделать первый шаг к примирению, а всепожирающее чувство стыда. Хороший из Юнги психиатр: вместо проработки болевых точек он трусливо прячет голову в песок. День начался с холодного душа и двух чашей кофе. Юнги побрился и постарался уложить волосы. Перед тем, как надеть рубашку, погладил её. Но достичь заветного преображения из гадкого утёнка в лебедя не получилось: в зеркале маячит знакомое чудище с красными глазами и землистым цветом осунувшегося лица, пожёванное и выплюнутое самой преисподней. Долго продержаться без таблеток Мин не смог. Прямо перед уходом запил горстку из пяти капсул остатками кофе. В последнее время начались проблемы с сердцем, оно частенько колотится в груди без причины, поднимается температура тела и повышается потливость. Да, последствие не из приятных, но разве есть альтернатива устранения головных болей и зашкаливающей тревожности? До суда рукой подать — нужно любыми способами продержаться в работоспособном состоянии. Полиграфолога зовут Бан Хомин. Полноватый мужчина лет пятидесяти. Они с Намджуном попивают кофе из бумажных стаканчиков в ожидании опаздывающего психиатра. Особый допрос пройдёт в том же СИЗО, где и содержат Чонгука — пятиэтажная кирпичная пристройка за полицейским участком, возвышающаяся серой мрачной скалой. От одного вида этих тёмных длинных коридоров Юнги давится тошнотой. Здесь не кофе нужно пить, а водку, чтобы не растерять остатки самообладания. Выясняется, что господин Бан прибыл с собственным оборудованием, на установку которого в специально подготовленной комнате уходит минут двадцать. — Вы в порядке? — интересуется Намджун. Нет, он не в порядке. Он на нервах и готов вот-вот взорваться. Что, если Тони откажется сотрудничать и допросить его не получится? Если Чонгук под действием стресса не сможет сосредоточиться и его ответы считаются неверно? — Им обязательно здесь присутствовать? — вместо ответа кивает на двух конвоиров у дверей. — Это меры безопасности. — Тони может сорваться. Я хотел бы провести опрос самостоятельно. Намджун поджимает губы. Поправив пиджак, садится рядом с доктором на скамью. — Вы ведь понимаете, что это невозможно? Как вы сами будете без специалиста заниматься расшифровками? Мистер Бан сюда и приглашён для того, чтобы провести проверку. — Глубоко вздохнув, Намджун качает головой — он будто маленькому ребёнку объясняет элементарные вещи. — У вас не выйдет всё контролировать в одиночку, Юнги. Чтобы помочь Чонгуку, нужна коллективная работа специалистов. Он понимает, а ещё понимает, что только себе может доверять на сто процентов. — Давайте хотя бы от охраны избавимся. — Чонгук нестабилен. Я не хочу, чтобы повторился случай с вашим избиением. — Послушайте… — Нет, это вы послушайте, — тон становится жёстче. — Давайте прекратим ненужный фарс и начнём уже работать. Иногда вы забываетесь. Это я адвокат мистера Чона. Туше.***
Когда Чонгука заводят, он с тревогой осматривается, выцепляя в незнакомом помещении предметы, силуэты, лица. Помимо аппаратуры господина Бана установлены ещё и камеры, которые парень не может не заметить. Намджуну Чон приветственно кивает, а вот Юнги удостаивает долгого многозначительного взгляда, который даже сам Мин не в силах расшифровать. Он лишь приободряюще улыбается в ответ, всей душой надеясь, что Тони сдержит слово. Уходит минут десять, прежде чем все датчики и проводки подключены. Наручники никто не отменял, как и двух верзил у дверей отменить не получилось. — Можете начинать, — сообщает господин Бан, полностью готовый к работе. Юнги поднимается со скамьи и пересаживается на пустующий напротив Чона стул. Да, это было его желание сидеть рядом, и никто не стал спорить. В руках Мина папка с вопросами, а сами руки дрожат. Пожалуй, он нервничает даже больше задержанного. — Сейчас я задам тебе ряд вопросов. Ты должен честно на них ответить. Я не спрошу чего-то нового или неизвестного тебе, поэтому, пожалуйста, не волнуйся. — Парень кивает. — Начнём. Первая двадцатка это базовый набор по типу «кто ты, сколько лет, где родился». Чонгук спокойно идёт на контакт, чувствуя себя, по мнению Юнги, вполне расслабленно. Вовлечённый, Намджун внимательно слушает, изредка делая пометки в блокноте. Господин Бан не отрываясь следит на мониторами. — Знаешь ли ты, что задержан по подозрению в убийстве пятерых женщин? — А вот и первый каверзный вопрос. Юнги, затаив дыхание, наблюдает за малейшими переменами на лице Чонгука. Поджав губы, тот опускает взгляд. — Да. — Ты был ознакомлен с личностями погибших? — Да. — Ли Суон. Пак Джихун. Ы Чунхва. Кан Мёндо. Знал ли ты этих женщин? — Нет. — Увидел впервые на снимках после задержания? — Да. — А что насчёт Ли Сохи? Знаешь её? — Да. — Верно ли то, что ты выяснил, кто она такая, лишь в прошлую пятницу на сеансе гипноза? — Да. — Провалы в памяти. Ты страдаешь ими? — Да. — Головные боли? — Да. — Осведомлён ли ты диагнозом, который я тебе поставил? — Да. — Ты знаешь Тони? — Да. — Это твоя вторая личность? — Да. — Он рассказал тебе про Ли Сохи? — Да. — Хорошо. Молодец. — Юнги переворачивает лист. Температура тела повышается, и мужчина расстёгивает горловую пуговицу на рубашке. — На момент убийства Кан Мёндон у тебя нет алиби. В показаниях ты отметил, что на съемной квартире весь вечер смотрел телевизор. Правда ли то, что ты сам не помнишь этого, а просто знаешь? — Да. — Случалось ли, что провалы в памяти восполнялись несуществующей информацией, поэтому ты их и не замечал? — Да. — Ты куришь? — Нет. — Привлекают ли тебя убитые женщины физически? — Нет. — Привлекают ли тебя женщины в целом? — Да. — Чонгук, ты убил этих женщин? Парень закрывает глаза. Тяжело выдохнув, он мотает головой. Не лучший вопрос, особенно когда произошло знакомство с альтер эго и спутало все карты в восприятии действительности, но обойти его нельзя — такой вариант не удовлетворит прокурора и присяжных. — Я не знаю. Юнги бросает взгляд на Намджуна. Тот нервно постукивает кончиком карандаша по блокноту. — Ты так говоришь, потому что познакомился с Тони? — Да. — Контролируешь ли ты себя в моменты, когда Тони не спит? — Нет. — Верно ли то, что каждый раз, когда он бодрствует, ты теряешь память? — Да. — Можешь ли ты призвать Тони, активировать его появление? — Нет. — Он доминирует над тобой? — Да. — Тони убил всех этих женщин? — Да. — У меня к Чонгуку больше нет вопросов. — Перерыв! — оглашает Намджун и подрывается со скамьи, чтобы выпить воды. — Юнги, можно вас? Отложив бумаги на стул, Мин следом за адвокатом выходит из допросной. — Мы же вырезали этот вопрос. Почему вы занимаетесь самодеятельностью? — Вы шутите? Как можно прямо не спросить Чонгука про убийства? Не вам ли не знать, что в суде это первое, к чему прокопается истец. Почему мы обошли этот вопрос — потому что что-то скрываем? — Этим «не знаю» мы подрываем свою линию защиты. Если вы не в курсе, уклон у нас на полную неосведомлённость. Намджуна сейчас до жути хочется ударить, и, чтобы совладать с порывом, Юнги впивается ногтями в кожу на ладонях. — Чонгук знает, что болен, знает, что его руками совершались убийства. Неделю назад он познакомился с альтер эго и впервые узнал, что такое присутствовать в собственном теле, но не владеть им. Хотите сказать, что после всего этого мальчик прямо заявит, что нет, не убивал? Это будет ложь. — Я не хочу рисковать. Мы вырежем эти вопросы из отчёта. — Не хотите рисковать? — Мин нервно усмехается. — Чем же? Жизнью Чонгука или своей карьерой, в которой может появиться чёрное пятно проигрыша? — Вы переходите черту, Юнги. — Бросьте! Я ведь прав. Даже если вы не работаете по указке Сокджина, то вам всё равно на Чонгука плевать. Лишь деньги-деньги-деньги, карьера, репутация. А что о сочувствии и сострадании? Что о ценности человеческой жизни? Готов поспорить, вы взялись за это громкое дело только с целью пиара собственного имени. — Довольно! — Намджун впервые позволяет себе показать эмоции. Обычно хладнокровный и сосредоточенный, будто бы имеющий щит на внешние раздражители, он, широко раздувая ноздри, метает прищуренными глазами молнии. — Позже об этом поговорим. Возвращаемся к работе. — Да, ему определённо нужно прийти в себя и остыть, чтобы не наговорить лишнего. Намджун уходит. Юнги же грабит кулер в коридоре и брызгает несколько капель на взмокшее от пота лицо. Ещё одна пуговица лишается петельки. Чонгук комкается на стуле. Ему дискомфортно. Особенно под проводами как подопытная крыса и в обществе незнакомых людей. Мин приносит ему воды. — Ты в порядке? — Да, всё хорошо, — отвечает, утирая рот тыльной стороной ладони. — Сейчас будет его очередь, верно? — Я попробую пригласить его. Если ничего не выйдет, придётся прибегнуть к гипнозу. — Я готов. Юнги подсаживается чуть ближе. Вцепившись в папку обеими руками, подаётся вперёд, заглядывая задержанному в глаза. — Ты здесь, Тони? Помнишь, что ты мне обещал? Какой шанс, что он явится в присутствии кучи незнакомцев? Этого парня сложно выманить даже в комнате один на один. — Тони? Ты ведь слышишь меня. Конечно слышит — он всегда в сознании и слышит. Но молчит. Чонгук взволнованно хлопает ресницами: тоже переживает, хочет, чтобы опрос прошёл гладко. Облизав пересохшие губы, Юнги разворачивается к Намджуну, представителю следственного комитета и конвоирам. — Выйдите пожалуйста. — Мы уже обсуждали этот вопрос, господин Мин. — Он не появится, пока вы здесь. Это не моя прихоть, а его решение. — Откуда вы знаете, что он там решил? Для подобного используют гипноз, так и прибегните к нему. — Казалось бы успокоившийся Намджун снова начинает закипать. Сегодняшний день рекордный по количеству его эмоциональных осечек. — Просто выйдите. И мы сэкономим кучу времени. — Послушайте доктора Мина. Он общался с Тони и хорошо его знает. Внезапная реплика Чонгука всех шокирует и, на удивление, отрезвляет. Адвокат бросает на Юнги уничтожающий взгляд. Он колеблется, проверяет время на наручных часах, переглядывается с господином Баном. Мина проявление неоправданного упрямства начинает не на шутку раздражать, он намеревается в третий раз озвучить свою просьбу, но Намджун поднимается и, на ходу ослабляя узел галстука, выходит из допросной. Вслед за ним комнату покидает оставшаяся тройка. Юнги утирает влажный лоб тыльной стороной ладони. — Их нет, Тони. Полиграфолог работает с показаниями, его нельзя выставить за дверь. Тело Чонгука обмякает на стуле как по щелчку. Проходит минута. Две. Три. Мистер Бан невзначай выглядывает из-за мониторов. Юнги терпеливо ждёт. Он знает, что Тони здесь, и подобное давление на нервы — его маленькая потеха. — Тебе это доставляет удовольствие? — скрещивая руки на груди, доктор кидает первый камушек. Упавшая на грудь голова медленно поднимается. Чёрные масляные глаза, наглые и насмехающиеся, не оставляют сомнений в произошедшей трансформации. — Да. — Улыбка искривляет губы. — Такими ведь односложными фразами я должен отвечать на твои вопросы? — «Чонгук» вальяжно «растекается» по стулу и запрокидывает ногу на ногу. — Ты наивный, док. Доверять моим словам ой как рискованно. — Ты пришёл, а значит, всё же готов сотрудничать. — Допустим. Но знай, если мне не понравится вопрос, я не стану на него отвечать. У Мина так и вертится хоровод колкостей на языке, но порыв съязвить он сдерживает. — Быть честным и открытым в твоих интересах. Парень молчит. Склонив голову к плечу, смотрит пытливо, с неприкрытым вызовом буквально дыру просверливает. Он свои правила игры огласил, и Юнги остаётся лишь принять их, ведь альтернатив выбора не завезли. — Ты называешь себя Тони? — Угу. — Впервые ты появился, когда Чонгуку было четырнадцать? — Да. — Правильно ли я понимаю, что в отличие от него ты каждую минуту находишься в сознании? — Правильно. — Ты можешь контролировать мозговые процессы вас обоих? — Могу. — Ты заполнял пробелы в памяти Чонгука ложными сведениями? — Да. — Правда ли то, что ты в силах заблокировать сознание Чонгука и разблокировать его, когда посчитаешь нужным? — Да. — Ты блокировал его сознание прежде? — Да. — Ты считаешь Чонгука слабым? — Да. — А ты? Считаешь ли ты слабым себя? — Нет. Хочется пить. Шершавый язык проходится по пересохшим губам. — Ты знаешь Ли Сохи? Доктор клянётся, что слышит, как Тони скрипнул зубами. — Знаю. — Верно ли утверждение, что эта женщина вызывает у тебя сугубо негативные эмоции? — Да. — Ты в курсе, что Чон Чонгук задержан по подозрению в убийстве? — Да. — Считаешь ли ты его виновным? — Нет. — А Ли Сохи считаешь в чём-нибудь виновной? — Да. Он пытается сохранять маску хладнокровия, но Юнги видит, как сильно он напряжён, как впивается пальцами в предплечья, как сбивчиво дышит, как подрагивает носок кроссовка приподнятой над полом ноги. Ли Сохи триггер. Одно её имя — инструмент давления и манипуляций. — Ты куришь? — Да. — Тебя привлекают женщины? — Нет. — Занимался ли ты сексом с женщиной? — Да. — Знаешь ли ты Ли Суон, Пак Джихун, Ы Чунхву и Кан Мёндо? — Да. — Имел ли ты половой контакт с ними? — Да. Юнги закрывает папку. Отставшую часть вопросов он знает наизусть. — Ли Сохи домогалась до Чон Чонгука в подростковом возрасте? — Да. — Отчуждённая каменная глыба, ни единой эмоции на бледном лице. По крайней мере, Тони на это надеется, но, к его сожалению, Юнги умеет видеть глубже. — Ты убил Ли Сохи? Тишина. Неспешный ритм завязавшейся беседы сбивается. Атмосфера накаляется, и витающее вокруг напряжение с каждым мгновением всё явственнее ощущается иголками на коже. Комната сужается до метра, на расстоянии которого они сидят: нет ни аппаратуры, ни камер, ни господина Бана. Юнги наклоняется, максимально сокращая расстояние. Он видит собственное отражение, утопающее в черноте чужих глаз. — Ты убил Ли Сохи? Сухое и твёрдое «да», произнесённое без колебаний, режет воздух как нож масло. Не сожалеет. Не раскаивается. Повторил бы снова. И сейчас доктор не смеет его осуждать. — Остальную четвёрку тоже убил ты? Тони отрывается от спинки стула и подаётся ближе. В огромных смоляных глазах Юнги вязнет с головой, захлёбывается густым и вязким дёгтем, вытекающим за края блестящей радужки. Тот заливает глотку, закупоривает трахеи, забивает лёгкие — тело изнутри пломбирует бетоном, и от этой горячей густой каши под кожей тебя разрывает. Если Юнги чувствует на расстоянии, то через что же прошёл в мыслях Тони Чонгук? — Да. — У меня больше нет вопросов.***
Когда Чонгука уводят, господин Бан делится общей картиной исследования: все до последнего ответы правдивы. Даже злополучное «не знаю» является правдой. У Юнги в черепушке осы с острыми иглами вместо жал. Выжатый лимон — сказочно прекрасное определение для его состояния. Трясущимися руками доктор кое-как собирает в кучу документы. Мучает жажда. Так жарко, что пот заливает глаза. Мужчина спешит откланяться, но Намджун его перехватывает. — Почему Тони отказывается появляться в чьём-либо присутствии, кроме вашего? — Потому, что я его терапевт и он мне может доверять..? — Разве? А не в том ли дело, что Чонгук в вас влюблён? И без того скачущее сердца сейчас возьмёт и вырвется из груди. — Что? — Запись последнего сеанса, что вы передали мне. Полагаю, то, что произошло и о чём вы говорили в конце, должно быть вырезано перед судом? Боже! Чёрт! Чёрт! Чёрт! Юнги забыл отредактировать запись и отдал исходник. Лицо Намджуна мутнеет перед глазами. Ещё немного, и Мин потеряет сознание. — Вы сказали, что для меня важна лишь репутация, а на самого Чонгука мне плевать. А что насчёт вас? Сражались бы вы так активно за жизнь этого мальчика, не будучи ответно в него влюблённым? — Намджун протягивает руку и поправляет чужой воротник рубашки. — Боюсь, Юнги, у нас обоих есть то, о чём не следует говорить вслух.