***
Стычка с карателями кварталов произошла не случайно — Проул был одним из первых, кто пошёл за первым Праймом. Он вывел отряд повстанцев прямо на вооруженные ряды десептиконов, которые от неожиданности стали отходить на полностью открытое для обстрела пространство. Глава Дома Справедливости был шикарным тактическим гением, но не смог предугадать тот факт, что именно в этот злосчастный день с карательным отрядом в рейд выйдет и его командир. Проул узнал Сумрака по манере двигаться — это была тень, которую невозможно было вычислить или поймать. Он двигался как зверокон, с ловкостью древнего рыцаря и грацией самого прекрасного танцовщика. Небольшой рост, обтекаемые формы и идеально подобранный для скрытых миссий молд делали его неуловимым для систем наведения. От первого акустического удара мятежников отбросило далеко от первой шеренги сражающихся. Проул выругался в наушник снайперу и заставил того следить за тенью, насколько это было возможно. Оптимус в пылу сражений не понимал, почему его воины, превышающие десептиконов числом и подготовкой, вдруг стали постепенно сдавать позиции. Но второго акустического удара хватило, чтобы половина повстанцев стала от полного замешательства их систем наведения стрелять друг в друга. Тень доставала всех, кроме Прайма, который узнал своего противника не сразу, а только тогда, когда виброкогти замерли в нескольких сантиметрах от его горловых топливных магистралей. — Тьюнбласт — НЕТ!!! — скомандовал Оптимус невидимому противнику, и тот замер, приземлившись перед лидером автоботов на четыре конечности, словно всё равно готовился оторваться от земли и, взлетая, завершить начатое. — Кто ты? Откуда ты знаешь моё имя? — зашипел на него распалённый битвой десептикон. — Милорд, это я, ваш наставник, — мягко произнёс крупный трансформер. — Вы помните меня? Не этому я учил вас, лорд Тьюнбласт. Зачем вы идёте на поводу у того, кто уничтожает всё, во что мы с вами верили? — Орион? Ты — Орион?! — голос тени был наполнен и счастьем, и неверием. Опаснейший из карателей не знал, как реагировать. В его Искре всё смешалось — и боль от потери и разлуки, и обида за то, что Орион посмел выбрать какую-то фемботку посредственной конструкции, а не его. — Да. Это я. Только моё имя теперь Оптимус. Я стал первым Праймом, носителем последней Матрицы мудрости многих поколений. Прошу, оставь это безумие и пойдём со мной. — Твои парни не примут меня, мои мне предательства не простят. Ты не ведаешь, о чём просишь, автобот. — Вы можете праведными поступками искупить свою вину перед нацией. Не вы виноваты, мой лорд, что когда-то ваш брат скрыл от вас моё убийство. Я бы умер, если бы не знания из вашего родового архива. Теперь я жив. Идёмте со мной, прошу вас. Слова Оптимуса Прайма тогда подействовали на Сумрака сразу же. Он был так зол на то, что у него обманом отняли любовь, что без каких-либо возражений вступил в отряд нового Прайма. Им пришлось очень долго делиться рассказами о своей жизни, о том, как жестоко распорядилась с обоими судьба. Сумрак был и смущён, и счастлив — звание Прайма уравнивало их статусы, а Оптимус продолжал его называть по старой памяти «мой лорд», как это принято было в их поместье. Разговоры и тот факт, что Тьюнбласт не сразу прижился в команде Прайма, сблизили их. Они подолгу болтали, делились переживаниями и мечтами. И однажды, когда аристократ из Дома Исправителей уже и не думал надеяться на взаимные чувства своего учителя, тот внезапно обнял его и сказал: — Помнишь, как я тогда испугался твоего признания? Это был именно страх. Я уже тогда полюбил тебя, Сумрак. Но я не мог даже помыслить о том, чтобы аристократ обратил внимание на жалкого архивариуса. Тебя бы наказали. — Прекрати меня называть этим ужасным именем, умоляю. К чему ты клонишь? — Я люблю тебя, лорд Тьюнбласт… — Это имя теперь для меня тоже ничего не значит, — мягко улыбнулся десептикон, обнажая свои острые клыки в откровенной улыбке. — Я не переставал любить тебя, Орион, и скорбел так долго и глубоко, что мою боль не могли бы унять и миллионы смертей. Дай мне другое имя, подходящее мне, и я стану только твоим на веки вечные. — Я уже думал об этом, мой опасный прекрасный хищник, но мне ничего толкового не пришло в голову, кроме как Джаз. Мы так называем в отряде тех, кто отклоняется от плана и импровизирует, так что даже именем это сложно назвать, скорее прозвище. — Мне это вполне подходит, Оптимус, — заурчал мотором новонаречённый. — Мне нравится, как ты произносишь моё имя… — прошептали над самым аудиодатчиком. — Скажи ещё раз. — Мой Оптимус Прайм…***
«Инфантильный дурак! Чёртов кретин! Сладострастный идиот!» — ругал себя на все лады Джаз, чуть ли не ударяя себя по лбу сильными ладонями. Губы всё ещё ощущали чужое тепло, горели от приятного чувства. Словно Родомес успел заразить его особой тягой к жизни и дать ему снова словить веяние лёгкости от соблазна находиться в руках Прайма. Их частоты были так похожи! Чёртова Матрица! Джазу нужно было выкричать из себя всё то, что скопилось в нём за долгие циклы после трагедии. Он пережил столько потерь, что ещё одну был бы не в состоянии вынести. Даже если этот наивный ало-рыжий мальчишка плохо его знает, глупо и нелогично себя ведёт, это не значит, что он легко смог бы пожертвовать им. Убийства молодого лидера, едва взошедшего на пик славы после битвы с Юникроном, ему не простят. А достопочтенный брат, если только узнает о присяге Родомеса, обязательно воспользуется удачно подвернувшимся случаем. И тогда случится то, что случилось с ними, когда Джаз по неосторожности попал в плен. Глава Дома Исправителей знал, что мятежный младший брат ушёл на сторону врага, чем опорочил честь своего клана. Это настолько разозлило старшего брата, что он без особого сожаления решил наказать своего близкого родственника, внедрив клановую программу распыления Искры. Тот, кто зачал новую жизнь в аристократе, должен был умереть от руки своего любовника — таков был равноценный обмен в понимании главы. Джаз вернулся в расположение автоботской базы по частям, изувеченный до неузнаваемости. Он был едва жив. Глава Дома Исправителей правильно рассчитал реакцию любовника — Оптимус впал в такую истерику и скорбь, что на долгие циклы автоботы не могли вернуть себе прежнего уверенного в себе лидера, позволяя десептиконам безнаказанно творить свои бессовестные козни. Они потеряли бэту… Такую долгожданную и с таким трудом заполученную. Первый лейтенант не шёл на контакт, он закрылся у себя в кварте и напивался до потери сознания, пока Рэтчет при помощи Айронхайда не выволакивал его в медотсек, стараясь привести в чувство. И как бы Оптимус ни пытался поговорить с бондмейтом, Джазу было слишком горько, чтобы признаться в том, что в этой вылазке и потере он виноват сам. Прайм не винил его — он видел, с какой благодарностью к начальнику разведки относился спасённый им Мираж. Но для саботажника это не имело никакого значения, ведь он совершил самый ужасный равноценный обмен жизни на жизнь. Проул был первым, с кем Джаз заговорил сам. Так начались их встречи прямо на оптике командира, с которым первый лейтенант стал разговаривать холодно и отстранённо, избегая близкого и доверительного общения. Проул был аристократом низшего круга, но он терпеливо выдерживал посягательства на себя и свой корпус, понимая, что Джаз уже никогда не станет прежним, если ему не помочь. Проул имел у взбалмошного, опасного второго сына Дома Исправителей определённый авторитет. Быть может, это было обусловлено тем фактом, что Проул был куда старше самого Оптимуса. И хотя никакой интимной связи между двумя представителями знати быть не могло, Оптимус не мог не ревновать Джаза к своему заместителю. Первые опасные срывы начались внезапно. Джаз, как обычно, присутствовал на офицерской планёрке, коротко отвечал на вопросы офицеров, раздавал стратегические советы по продвижению разведчиков в условиях, особо тяжких для сбора информации. Прайм научился дистанцироваться от бондмейта, но никогда не отказывал ему в связи, как личной, так и дружеской. Он очень сильно переживал за Джаза, финальный разговор с которым у него так и не состоялся. И внезапно в процессе совещания лицевые пластины саботажника изменились, он словно сам весь посерел, отступая спиной к стене, вымученно, в безнадёжном порыве, схватил Проула за плечо и прошептал: «Я его сейчас уничтожу…» Проул не сразу понял, что произошло, но его намётанный профессиональным чутьём глаз позволил сбить начальника разведки в процессе прыжка на Оптимуса. В паре сантиметров от топливных магистралей с глухим звуком пролетели выпущенные виброкогти. Они рассекли воздух, попав тактику автоботов по лицевой пластине. Энергон длинной неоновой полоской очертил аккуратную линию на полу, и присутствующие автоботы вжались в стены, нутром ощущая опасность непредсказуемого поведения диверсанта. Наблюдать подобное преображение для Оптимуса было физически больно. Но и рисковать потерей своего лучшего офицера по тактике он не желал. Прайм отбросил от обезумевшего саботажника несчастного Проула, всей силой и массой прижав экс-десептикона к полу. Джаз ревел и вырывался, оглашая базу такими жуткими звуками, будто его пытали. И если бы не подоспевший с транквилизатором Рэтчет, то в закрытом и узком для манёвра крупного трансформера помещении лежали бы сплошные трупы. Любовь и привязанность, которые извратил глава Дома Исправителей, превратились в манию уничтожения. Оптимус был подавлен и разбит, он перепробовал все способы вернуть бондмейту разум, пока мудрый и рассудительный Проул не предложил ему себя и часть своего меридиана Искры, чтобы снизить активность поражающей сознание цепи чужой воли. В первый раз Прайм ревниво и наотрез отказался от этого предложения — он не мог себе вообразить, что кто-то третий займёт хотя бы небольшую часть в интерфейсе горячо любимого Сумрака. После чего Проул дал клятву Оптимусу, что его желание сохранить жизнь и рассудок Джаза — всего лишь часть его долга перед высшим звеном. Лидер автоботов знал о многих странностях в кругу аристократов, но ему не хватало понимания, чтобы принять это. Джазу не становилось лучше — накладывался отпечаток его прошлой жизни и тех вещей, которые он творил, будучи на стороне десептиконов. Эта память разъедала его, опуская на дно такой дикости, что Рэтчету пришлось заключить первого лейтенанта в особый стационар для неизлечимо больных рассудком автоботов. Видеть бондмейта в одиночной мягкой камере, полностью обездвиженного и униженного своим недугом, Оптимус долго не мог. — Оптимус, — мягко обратился к нему Проул, с трудом отворачиваясь от вида текущего по командирским щекам омывателя, — мой меридиан может вернуть ему осмысленность всего на несколько ротаций. Но есть способ, который обезопасит тебя от него. Вы сможете существовать вместе, но я должен буду постоянно контролировать силу его меридиана. Я понимаю, что остальными это будет восприниматься как конец ваших отношений, но на самом деле это их только спасёт. Я не имею никаких романтических побуждений в отношении первого лейтенанта, и я даю тебе слово главы Дома Справедливости, что никогда после нашего интерфейса с Джазом не притронусь к нему. Но…это единственный способ, чтобы вернуть его назад. Вы оба будете ощущать моё присутствие, но это никак не скажется на вашей жизни. Я готов пойти на это — мы не можем потерять тебя, командир. Не сейчас, когда у нас на фронте сплошные неудачи. — Скажи мне, Проул, почему он не пришёл ко мне раньше? Он не хотел этого сам или это всё то, что с ним сделали? — с горечью отозвался хмурый лидер автоботов. — Сэр, вы были чудесной парой. Вам удалось без высокого происхождения зачать жизнь. Аристократ может получить бэту только от такого же аристократа, как он сам — это непреложный закон нашего общества. Но каким-то чудом вы смогли это. Для нас подобное может означать, что нашей власти и эпохе приходит конец. Больше не будет никакого неравенства. Это ли не то, за что вы боролись? Я отдаю долг Сумраку, который пощадил мой клан. Вы хорошо воспитали его — он проявил милосердие, рискуя быть раскрытым. Это равноценный обмен, таковы наши законы, Прайм. Жизнь за Жизнь. Матрица была создана по аналогичному принципу. Один лидер погибал — второй приходил на его место. — Что за способ, Проул? — с надеждой спросил Оптимус, хватая тактика за плечи. — Присяга сэр, древняя присяга артефакту. Носитель Матрицы приравнивается по своей силе к главе любого высшего Дома. Если то, что вы мне когда-то рассказывали, правда, то ваш наставник Альфа Трион при воссоздании Матрицы заложил в неё аналогичные принципы подчинения. Программы Дома Исправителей работают по принципу подавления чужой воли согласно иерархии. Так как вас собрали по образу и подобию древних аристократов того времени, то присяга Матрице полностью аннулирует подчинение Джаза чужой воле главы его Дома. Он станет свободен, но… — Но? — испуганно переспросил Прайм. — Если вы погибнете, то связь с Матрицей и присяга останутся ровно до того момента, пока не ослабнет мой меридиан. Как только блокировка исчезнет, Джаз погаснет и уйдёт вслед за вами. Если наш дорогой друг не даст новую присягу новому лидеру — он убьёт и нового носителя Матрицы, и себя самого. — А если погибнешь и ты?! — возмутился командир автоботов. — Ты подумал об этом? — По моим расчётам, даже если я погибну, у Джаза будет время объясниться с новым лидером и продлить себе жизнь. В любом случае, по древней традиции он будет принадлежать артефакту, а не его носителю. Матрица решит его судьбу, — спокойно пояснил тактик, сверкая голубыми линзами. — Могу ли я сделать для него аналогичное? — стал торговаться Оптимус, совершенно убеждаясь в том, что Проул говорил ему правду. На этот вопрос мудрый глава Дома Справедливости отрицательно покачал головой. — Если вы только посмеете произнести присягу Сумраку, то ОН станет вашим доминантом. И тогда, не сбросив оков его деспотичного брата, вы оба станете вассалами Дома Исправителей. Последовательность присяги определяет власть одного Дома над другим. Именно по этой причине все матрицы лидерства были в своё время уничтожены, так как благородные Дома и кланы убивали друг друга за власть и желание подчинить один Дом другому. Дом Исправителей оттого и считается старшим Домом, что он произошёл от первой великой ветви наших создателей. Сами создатели давно покинули Кибертрон, оставив его на аристократическое общество пяти великих ветвей: Дом Исправителей, Дом Справедливости, Дом Исследователей, Дом Стражей, Дом Дающих Жизнь. У всех них были матрицы лидерства, которые должны были сменяться по очереди, чтобы не нарушать цикл развития всей планеты. Но со временем междоусобицы и политическое коварство оставили нам, потомкам первых трансформеров, единственную уцелевшую Матрицу Дома Жизни. Клан Исправителей оставался незаслуженно главенствующим до наших дней, а Мегатрон своими отравляющими речами всего лишь склонил эту ветвь аристократов к сотрудничеству. За что все они и поплатились, погибнув от рук своего же главы. Ваша Матрица — это точная копия уничтоженной. Дающие Жизнь отвечали за пополнение населения вне зависимости от потрясений, кризисов и катастроф. Также они давали нам, аристократам, вечную молодость. Я старше вас, сэр, но выгляжу не так, как следовало бы кибертронцам моих почтенных лет. Оптимус недолго размышлял над словами своего советника и согласился на всё, только бы его бондмейт выжил. Так Джаз стал рабом Матрицы. Но взамен он вернул свою любовь, пускай теперь им и приходилось жить и существовать тайно от всего отряда. Проул покрывал их встречи, ни на что не претендуя и не задавая лишних вопросов, и его тонкий и проверенный кусочек Искры помогал несчастному искалеченному саботажнику жить его непростую и насыщенную жизнь.***
Джаз давно не прибегал к курению. В отличие от Капа, он никогда не курил публично — в его отсеке для этого дела был отведён специальный уголок, где специалист по разведке долгое время предавался раздумьям в клубах едкого дыма. Сейчас его не спасла бы ни одна ки-гара во вселенной… Сумрак думал о просторном кабинете Ранга, об его мелодичном, спокойном голосе и сдерживающих акустический удар блокираторах, которые заботливый психоаналитик заказал для него на всякий случай. Акустический удар — крик его Искры, которая была заперта на замок для всех. В особенности для молодого Прайма, который как кибер-клещ вцепился в бывшего начальника разведки. Ранг подобрал именно такой вид терапии, который помогал ветерану сохранить его рассудок и вылить из себя все эмоции в безопасном для всех режиме. И если раньше монохромный авантюрист с большим сарказмом и сомнениями относился к терапии Ранга, то теперь буквально мечтал умчаться к нему в тихий спокойный кабинет, чтобы никто не мог видеть, сколько ярости может запечатлеться на идеально сложенном аристократическом фейсплейте. Родомес своей глупой выходкой отнял единственную вещь в мире, которой Джаз ещё мог распоряжаться самостоятельно без поддержки кого-либо ещё. Смерть. Его план изначально был продуман до мелочей — он хотел поймать достопочтенного брата на архивы Проула, которые были ему так необходимы, чтобы уничтожить последних потомков аристократии, а затем сойтись с ним в последней битве, как того требовал ИХ кодекс. Джаз поставил на этот план всё, что у него было! Матрица призывала его к смирению, к принятию своей судьбы и напоминала о клятве, данной Оптимусу много миллионов лет назад, но теперь всё это потеряло малейший смысл. И уйти красиво не получится… Идущий во Тьму мог утянуть за собой и того, кто дал ему присягу. Даже достопочтенный старший брат не придумал бы лучшего способа избавиться от него, Прайма и Матрицы вместе взятых! Ранг умел чувствовать дистанцию и личностные границы. Он не вдавался в подробности, не спрашивал о личном. Просто мирно черкал что-то в своём датападе, изредка задавая наводящие вопросы. Иногда он говорил: «Давай прогуляемся по твоему страху вдвоём и посмотрим, где его границы», — и этого хватало, чтобы ощутить чужое присутствие, оставаясь преисполненным долгом перед незаконченной финальной арией. Тьюнбласт не боялся дезактива, но он ужасно боялся, что его порочная и испорченная прошлыми прегрешениями жизнь никогда не окупит сделанного. Он страшился, что то, что он делал всё это время на благо алого знака и справедливости, припишут ему как ложь, выживальчество и лицемерие. Гордый аристократ, принявший выбор благодаря своим друзьям и любимым, никогда не сожалел об этом. К тому же никто, кроме него, не смог бы выполнять грязную работу лучше! Его опыт и знания были бесценны, а навыки уникальны. Изначально саботажник и не думал воспринимать тщедушного круглоокулярного психолога всерьёз — второй сын Дома Исправителей сам мог дать всего лишь одну команду тонконогому ученому, и тот поспешил бы её покорно выполнять, прогнувшись под чужую волю. Никаких аристократических корней Ранг не имел, его системы мнемо-полей были для Сумрака открыты и беззащитны, мягче воска. Но десептикону захотелось дать специалисту шанс, и тот его не разочаровал — неофит второго поколения сумел дать понять, что и у новых кибертронцев есть чем оправдать своё существование на Кибертроне. И для этого не нужны были ни главенствующая элита, ни рабство перед артефактом, ни Императоры. У нового поколения были знания, терпение и авантюризм, которые окупали всё и давали такую свободу, о которой они с Оптимусом и мечтать не могли. Конечно, Джаз предполагал, что Ранг мог знать об его Искровом состоянии чуть больше, чем он сам рассказывал, но даже такое знание ровным счётом ничего бы не изменило. Ранг научил диверсанта не отрицать собственные слабости, а принимать их как часть своей сущности. Это было совершенно новым открытием для него — аристократа с необычной способностью контролировать чужую волю одним лишь только кивком головы. Собственная сила и власть в кабинете психолога просто переставали существовать, принося облегчение и немаловажное принятие пациентом себя в большей степени как Джаза, чем как Тьюнбласта или палача Сумрака. Имя Сумрак Джаз никогда и ни при ком не упоминал. Глава карателей Кибертрона для всех должен был быть мёртв. Лучшему саботажнику автоботов всегда было страшно открываться. Паранойя и подозрительность стали его профессиональными заболеваниями, которые он успешно прятал под личностью весёлого и дружелюбного Джаза. За маской беспечного меломана скрывались пропасти, наполненные сингулярностью — они засасывали в себя мечты о нормальной жизни и личном счастье в пучину отчаяния, за которым стояла сильная и величественная фигура старшего брата. Как бы Джаз ни пытался откреститься от своей семьи и клана, но он был их неотъемлемой составляющей. Думал ли когда-нибудь его высокопочтенный брат о том, что они не имели права так часто играть чужими жизнями? Там, на далёкой от Кибертрона Земле, они сражались, отбросив свои ранги и прошлое. Стычка двух фракций для таких, как они, была просто очередной заварушкой, лишённой опасности. Но старший брат имел все права на клан и право распоряжаться остальными членами семей других Домов — этого Джаз простить не мог. Коварный аристократ мог бы сперва добраться до умницы Проула из клана Справедливости, а потом легко раздавить бунтаря Дэдлока из Дома Стражей, но он не спешил сделать это сразу, предпочитая каждый цикл показывать, насколько ничтожен его младший брат, принявший сторону низших звеньев и алозначного врага. Старший брат устилал дорогу Джаза трупами, не давая поймать себя и перехватить власть клана Исправителей. Он играл с ним, как играют обычно с братьями в шахматы. Ранга Джаз посвятил только в те тайны, от которых несчастному психологу не пришлось бы потом убегать на другую планету, дабы остаться в живых. По неизвестной Тьюнбласту причине старший брат методично убивал всех аристократов, на которых только указывал могучий перст Мегатрона. Это не нарушало правил, пока старший сын Дома Исправителей занимал высокое положение, но не соответствовало принципу всего их древнего рода. Глава клана мог делать то, что считал нужным, согласно провозглашённой эпохе. И если Дому Исправителей нужно было перечеркнуть несколько сотен или тысяч жизней во благо развития Кибертрона, то именно этим глава клана и занимался, сокращая-исправляя популяцию, зашедшую в тупик. Ранг знал о меридиане Искры, оставленном Проулом для стабилизации нервных систем Джаза. Диверсант в общих чертах передал суть дела, упоминая плен и некоторые подробности касательно вмешательства в его разум со стороны десептиконов. Психолог читал об этой технологии, но никогда с ней не сталкивался. И тогда Джазу прошлось показать, как это работает. Хронометр пребывания, записанного на тонком меридиане основных личностных характеристик Проула, включая его повадки и голос! В такое было тяжело поверить, но корпус диверсанта мог даже двигаться с такой же грацией, как когда-то это делал прежний тактик автоботов. Дом Справедливости был ниже Дома Исправителей, но имел не меньший статус и положение в обществе Золотого века. Подобная технология сохранения чужого сознания и использования его как защитного барьера вызвала искреннее восхищение психотерапевта, и он горячо просил Джаза поведать об этом больше, дабы спасти не один десяток поломанных войной жизней десептиконов. Джаз ему в этой просьбе не отказал с одним лишь только условием — что эта технология никогда не будет применяться насильственно. Из рассказа диверсанта Ранг также узнал, что строгий порядок, раскладывание вещей под линеечку и вечный перфекционизм доводили Джаза до яростных припадков, но именно подобная рутина помогала ему переключиться от созерцания своей внутренней тьмы на что-то полезное для алого знака.***
Монохромный кибертронец закурил на выходе из здания, где совещались автоботы. Он не знал, как заставить себя вернуться назад в закрытое помещение, где его Искра будет метаться в присутствии глупого ало-золотого мальчишки, пусть и Прайма. Но без него они не начнут и уж точно не согласуют план по разминированию пути спасения малышей. Когда Дрифт встал за кафедру, чтобы выбросить на экран список всех террористов, Джаз заставил себя посмотреть в сторону Родомеса. Лидер сидел ни жив ни мёртв, великолепно маскируя волнение и непонимание секретарской истерики, случившейся в его кабинете, под деловитость и сосредоточенность. Саботажник отметил и тот факт, что влияние проклятой Матрицы Лидерства больше не придавливало его болевыми импульсами в груди — не было даже ни намека на тяжёлое мерзкое чувство, похожее на смесь стыда и разочарования в себе. Родомес безрассудно принёс себя ему в жертву, только чтобы добиться его любви. Разве в этом был вообще какой-то смысл? Джаз про себя цинично хмыкнул, отводя взгляд в сторону, чтобы ненароком не пересечься с Праймом. Новая связь не спешила давать Джазу все привилегии, которыми наделялся доминант после принесения присяги. Матрица сама себя обманула только с ей одной ведомой целью. «Мы похожи, — подумалось саботажнику, когда он зашёл в совещательную комнату, где автоботы уже сидели на своих местах. — Хот Род оказался в таком же положении, в каком когда-то был и я, думая, что по моей вине убили Ориона. Почему я раньше не подумал, что теперь этот новый титул Прайма звучит для мальчишки как самое худшее и страшное наказание? Он занял место того, кого так же отчаянно уважал и любил, так и не простив себе его ухода по своей же вине! И я ещё посмел обвинять его в смерти Оптимуса?» Они встретились с Родомесом взглядами, долго смотрели издали друг на друга, пока обоим не стало неловко. Ещё ничего не было закончено — для них всё только начиналось по вине отчаянного молодого Прайма. «Влюблённая идиотина», — ухмыльнулся сам себе Джаз, усаживаясь в своё кресло. Дрифт сделал вид, что ничего не видел не заметил, хотя враньё Сумрака о том, что он легко передаст Родомеса в его заботливые манипуляторы, очень быстро потерпело фиаско. Слишком уж красноречивыми были взгляды этой парочки. Мечник не мог противиться бывшему начальнику карательного отряда, но он всё ещё не решался отступать от первостепенного плана. Он давно разошёлся с Арси, легко и без особых усилий красиво охмурил простого и открытого Спрингера, а после так же без особого труда переключился на новенького из оперативной группы штурмового отделения, Блэра. Белый рыцарь отчаянно искал того, кто смог бы дать ему шанс зачать. Но ни Арси, ни Спрингер, ни даже красавчик Блэр не обладали этими качествами. Их Искры были слишком просто организованы, а корпуса едва ли выдержали бы слияние с аристократом уровня Дома Стражей. У Дрифта, как у последнего из рода, тоже были свои собственные способности. Абсолютный щит. Свечение старинных доспехов только усиливало этот эффект, что не мешало мечнику прыгать в самую гущу событий и безрассудно ввязываться в любой бой. Абсолютный щит не брали ни бластеры, ни нуль-лучи, ни даже виброкогти. Стражи обладали неуязвимостью ко многим вещам, кроме влияния высшего Дома на своё сознание. Мечник вывел всю картотеку на общий экран, и бывалые автоботы заулюлюкали. — Эффектиконы? Чем им-то на бампере ровно не сиделось? Квантовы уроды! — ругался Сайдсвайп. — Ничего удивительного, Сайди, вспомни, кто выпустил эти бешеные Искры из тюрьмы, кто дал им такие корпуса и возможности. Неудивительно, что они назвали себя группировкой «Возмездие». Мегатрон был для них почти что альфой. — В семье не без эффектиконов, — злобно съязвил красный штурмовик. — Но я не могу согласиться с тем, что Мотомастер способен так детально и точно продумать каждое своё действие. В прошлых наших сражениях мы довольно легко обыграли этих идиотов. — Отличное и весьма дельное замечание, лейтенант Сайдсвайп. По этой причине я бы хотел, чтобы вы дослушали мой доклад до самого конца, — Дрифт пристально посмотрел на Джаза, передавая ему сообщение по интеркому: «Хватит это прятать. Они должны знать, кто он и зачем появился именно сейчас. Ты не можешь вечно держать всех в неведении, Тьюнбласт. Твой достопочтенный брат просто убийца, которому не знакомы законы чести и морали. Ты давно перерос его, так почему же всё ещё покрываешь?» «Потому что одна вытянутая нить из общего полотна потянет за собой все последующие. Я знал, что он рано или поздно станет выслеживать Прайма. Что с того, если я не расскажу салаге о нас, о том, кто мы и за что боремся на самом деле? В какую игру ты сейчас пытаешься играть, Дрифт?» «В правду! Если тебе нечего терять, то им — есть. Их друг в смертельной опасности, их будущее тоже! А ты всё так же продолжаешь жалеть себя и дуть на старые раны. Если Оптимус принял тебя тогда, то почему считаешь, что новый Прайм не поймёт сейчас? Или ты боишься, что он отвернётся от тебя как от кандидата на его Искру?» «Иди ты в яму со своими пошлыми намёками, сэр трах-твою-плату Дрифт! Он слишком молод, чтобы что-то понимать». «ОН ПРАЙМ! Его выбрала великая Матрица. Не тебя, не Магнуса — ЕГО! Научись уже считаться с этим, пока не попал в неловкую ситуацию». Битва взглядов снова и снова, пока Джаз не встал сам и по разрешающему знаку докладчика не произнёс имя: — Наш противник — Саундвейв. Каждое слово давалось ему с такой тяжестью, что присутствующим показалось, что саботажник не очень здоров. Бамблби и Сайдсвайп замерли от тревоги, Мираж вздрогнул и тут же попытался выйти на интерком Джаза, но линия не отвечала. Второй сын Дома Исправителей впервые говорил такое на публику, что насторожило всех, кто был хоть как-то в курсе. Молодые автоботы второго поколения только фыркали — мол, беглый десептикон не представляет из себя никакой опасности, не страшнее Юникрона! Знали бы эти наивные молодые платы, каким на самом деле был глава Дома Исправителей и как тонко он вёл свои игры всё это время! Оптимус никогда не забывал про существование старшего брата, ведь именно он и отдал тогда приказ об убийстве Ориона. Это с его лёгкого манипулятора начинались войны кварталов, после которых Мегатрон приказывал усмирять протестующих руками главы карательного отряда Сумрака. Бластер, сидевший рядом с Джазом, хмуро буркнул: — Да не парься ты так! Я разберусь с ним в два счёта! Сколько раз мы прогоняли его с базы! А как долго преследовали по всем кварталам, пока он не исчез? — наивный кассетикон улыбался. В его представлении Саундвейв был обычным ручным приспешником на службе у почившего эго-маньяка. — Я предупреждаю вас всех — Саундвейв не картонный злодей, который позволит так легко себя уничтожить. Он наделён силой, которая вам даже в страшных перезагрузках не привиделась бы! — настаивал на своём Джаз. Но никто и не думал воспринимать эту угрозу всерьёз — у второго офицера Мегатрона была репутация неудачника после битв на Земле. Искажение рассказов о войне с десептиконами работало даже лучше, чем мог бы себе вообразить враг. Не воспринимая кого-то всерьёз, занимая позицию бахвальства и попустительства, второе поколение рисковало провалить миссию. Здесь Джаз уже был бессилен что-либо сделать. Новые автоботы верили в истории больше, чем в тех, кто в них участвовал напрямую. Идеальная информационная война, в которой старшему брату Тьюнбласта не было равных, была практически выиграна. Фальшивый образ припевалы-неудачника при Мегатроне полностью нивелировал настоящие и сокрытые от молодых оптик способности главы Дома Исправителей. Даже у Дрифта вытянулось лицо, когда он увидел, с какой несерьёзностью отнеслись к заявлению Джаза автоботы второго поколения. — Напыщенные идиоты! Он убьёт вас, если вы дадите ему такую возможность! Он может управлять разумом, он может внедриться к любому из вас, если… — Джаз почти переходил на крик, пытаясь вразумить молодняк, но те шептались о том, что саботажник нездоров и что его военный синдром только портит очевидную картину лишней паранойей. Дрифт схватил Джаза за плечи, насильно усадил в кресло, коротко передавая: «Всё. Успокойся, дальше я сам. Они поймут потом. Надеюсь, что при этом никто не погибнет». Отчаяние хлестало монохромного десептикона по лицу тонкой плетью: он выглядел нелепо, заявляя перед всеми о Саундвейве. Ничто бы не изменило бы этого отношения, добавь бы он к этому, что Саундвейв — не кто иной, как его досточтимый брат. Автоботы, победившие титана Юникрона, всё ещё находились в иллюзии своей славы, так что судили противника по размерам и опасности, не подозревая, что тонкие военные игры не менее серьёзны, чем нападение планеты-пожирателя миров. Джаз словно остался совсем один. Дрифт только участливо сложил знак невмешательства, чем окончательно вывел диверсанта из себя. Находиться в таком обществе для Джаза не представлялось больше возможным. Секретарь Прайма бросил на лидера весьма пронзительный взгляд, а после с достоинством и великолепной проуловской выправкой покинул помещение, где творился просто какой-то абсурд. — Я прошу тишины, — раздался величественный голос Дрифта. — Я понимаю, что для вас главарь кажется совершенно безопасным и даже незначительным, но хочу напомнить, что он смог легко пройти мимо службы безопасности, а также захватить в плен Ультра Магнуса. Нам нельзя легкомысленно относиться к данной ситуации. — Дрифт прав, — подал голос Прайм, — прекратите свару! Нельзя сравнивать древнего десептикона с Юникроном, это верно. Но коварство таких злодеев порождает ещё больших злодеев. Разве нам стало легче, когда откуда ни возьмись появился Гальватрон? Так почему бы не прислушаться к мудрости первого поколения и не принять тот факт, что нам просто повезло иметь Матрицу автоботов, чтобы остановить опасность? Собравшиеся пристыженно замолчали. А автоботы из конвоя Прайма благодарно воззрились на молодого лидера. Когда-то Оптимус разъяснял им нечто подобное. Теперь же пришёл и черёд нового поколения внимать мудрости их командира. Родомес всё совещание боялся смотреть своему секретарю в оптику, так что полностью был сконцентрирован только на том, что происходило на виртуальной доске. Даже когда обе оперативных группы получили свои задания и позиции, Прайм сделал вид, что ему нужно было уточнить и прояснить некоторые мелочи. Джаз тоже не питал никакого энтузиазма закончить прошлый разговор. Фактически он уже ничего не сможет сделать для Прайма, даже если тот будет его умолять. Родомес воспользовался этим правом инстинктивно, в момент отчаяния, когда понял, что даже какие-то там нежности не дадут ему полноценных отношений с опасным саботажником. После произнесения присяги Джаз словно оградился незримой стеной, из-за которой и не думал выходить. На самом деле монохромному десептикону было очень страшно принять на себя ответственность за чужую жизнь. Родомес совершенно ничегошеньки не понимал в аристократических играх, правилах и обязанностях, он, словно капризный спарк, который почувствовал себя сильнее, решил использовать возможность всё сделать так, как ему нравится. Присяга с носителем Матрицы связывала на всю жизнь. Это было куда большее событие, чем брачные узы или стандартное сожительство. Джаз не сможет снять ограничительную мембрану своего Дома до тех пор, пока носитель Матрицы, который принёс клятву, не погибнет. В это не хотелось верить…