Джаз с отчаянным криком упал с платформы, судорожно отполз к стене, вжался в неё всем корпусом, всё ещё находясь в плену мучительного кошмара. Он мог бы привыкнуть ко всему, кроме этих отвратительных снов, которые выдёргивали его из оффлайна, не давая полноценной перезагрузки. Саботажник тяжело вентилировал, закрыв половину лицевой пластины ладонью единственной уцелевшей руки. На чёрных отполированных пальцах бликовал и переливался алый пучок света от его оптики, словно он смотрел на бегающий огонёк наводки снайперской винтовки.
Почему-то вспомнился Рэтчет — его укоризненная поза, которой он умудрялся выражать буквально большую часть эмоционального спектра своей Искры, от добродушия до немого угрожающего упрёка. Старый друг наверняка пожурил бы его образ жизни, а потом осторожно вколол лёгкий ингибитор, напутствуя не шляться после отбоя по коридорам в поисках приключений на свой бампер.
Сны Джаза так часто полошили криками всю базу, что военврач сжалился над диверсантом и обшил его кварту дополнительным звукоизоляционным покрытием. Рэтчет знал, что означают эти крики — чем больше Джаз слушал историй от воинов Прайма, тем больше его грызла совесть за то, что он творил с карательными отрядами. Он понимал, что единственным шансом искупить свою вину перед автоботами были самые невыполнимые миссии. Товарищи по оружию не понимали саботажника, думая, что он просто нарочно красуется, чтобы оправдать своё место первого лейтенанта рядом с Оптимусом. Но истинное желание Сумрака было только в том, чтобы забыться в очередной сложной игре против десептиконов.
Саботажник редко оставался ночевать у бондмейта — он понимал, что с его тревожными криками командиру точно будет не до нормального оффлайна, а уставший Прайм на передовой совершено бесполезен.
В этот раз сон был соткан из криков обитателей Лунной базы. Каким чудом он, Бамблби и Спайк выжили, находясь в нутре Юникрона? Это было большой загадкой для всех. Для всех, кроме Лорда Исправителя, который своими необычайными способностями пытался сдержать механизмы адского отродья. В первых рядах в плавильню уходили не те, кого он знал лично, а те, кто неудачно попался аристократу на оптику. Жертвовать кибертронцами было трудно, но Джаз не мог позволить Юникрону убить его друзей, за которых он был готов умереть сам. Эта преданность, выработавшаяся за столько тысячелетий в команде Прайма, стала его единственным смыслом жизни. Во имя прощения Сумрак был готов на всё и к сокомандникам относился сугубо как к своему клану, семье. В общении с автоботами Искра первого лейтенанта отогрелась после долгих воорн на службе у брата и его кровожадного Императора.
На базе было так тихо, безмятежно, а Джаз смотрел на алый луч в ладони и думал о том, что его жизнь — это вечная паника и тревога с перебоями на редкие минуты счастья в объятиях любимого. Эти мучительные сны — часть личного ада, через который он проходит снова и снова, без возможности выбраться. Сколько раз его ломали, чинили, потом снова ломали?
Не счесть.
Голос любимого на личном канале был единственным обезболивающим. Теперь там существует уже другой голос, к которому Джаз так и не понял, как относится.
Боль, как говорил Дэдлок, — это показатель того, что ты ещё жив. Фантомные боли были для младшего главы Дома Исправителей не в новинку — он часто возвращался на базу с чем-нибудь жалко висящим на энергоновых соплях. Рука, нога, половина плеча или вообще с зияющей сквозной дырой в торсе…
Сколько раз его пользовали в плену?
Пару раз было… Без интерфейса, конечно, но несколько раз он думал, что такие интимные практики точно не заслуживают того, чтобы о них помнить. Он забывался в сверхзаряженном до тех пор, пока славный автоботский врач не вызывал специалиста по удалению травмирующих воспоминаний — Оптимуса. Всё, конечно же, удалять не получалось, Матричный свет мог лишь отчасти залечить пробитые насилием и болью кластеры памяти. Каким бы сильным аристократом со сверхспособностями ни был Сумрак, в определённых ситуациях убежать легко и быстро из плена у него не всегда получалось — слишком большая ставка из жизней стояла на кону. Желая искупить свои прошлые грехи, он безрассудно жертвовал собой, смиренно принимая даже самые отвратительные аспекты своей профессии.
Они с Бамблби побывали в Аду — в пасти Юникрона. И как Джаз теперь оправдается за то, что не спас Сайдсвайпа? Би чувствовал всё то же самое, что чувствовал он, когда умирали Оптимус и Проул?
Это ужаснее всего! Просто наблюдать внутри себя, до немого крика слушать, как нейросеть не может понять, что реально, а что всего лишь является отражением бондмейт-связи. Джаз пережил это трижды и только чудом не отдал жизнь Гасителю.
Би… Джаз вымученно помотал шлемом, пытаясь отогнать от себя мысли о том, какими словами ему придётся объясняться со старым другом. Что ему сказать? Что ему жаль? Что Сайди был ему как брат? Тогда почему он не заметил, что Саундвейв залез в его голову? Чем был занят ты, Джаз, когда смелый штурмовик выступил против аристократа с абсолютно непробиваемым мнемо-полем?
— Блядство… — посмотрел на хронометр Джаз, когда звериная альтформа снова неумолимо заключила его в тело чёрного хищника, будто орех мгновенно оброс скорлупой, пряча уязвимую сердцевину.
Пока обновлённая Искра приживалась к телу, осваивая новые возможности соединения с Матрицей, Сумрака знатно коротило ментально. Он практически не выходил из своего отсека, добровольно заключив себя в него, будто наказывал себя за что-то. Внутренняя эмиграция, которую сам себе прописал Джаз, была похожа на слишком глубокий уход в себя — всё, что о нём когда-то знали автоботы, никак не увязывалось с подобным поведением. Все ожидали от него поездок в клубы, праздного шатания по базе после успеха миссии, может быть, даже распития сверхзаряженного с непристойными танцами в честь победы над Саундвейвом. Но карателя Сумрака заботили совсем иные вопросы — он подолгу медитировал, как был когда-то вынужден делать это у себя в клане, оттачивал мастерство владения коротким клинком, а также долго размышлял, как ему поступить с Родомесом, которому он уже наобещал чуть ли не ритуальное бракосочетание этим вторым поцелуем.
Поцелуй…
Джаз прикоснулся к своим губам, будто они принадлежали кому-то другому. Молодой Прайм правда хорош в этом. По нейросети от приятного воспоминания забегали колкие искорки, забрались под броню и рассыпались по чувствительным платам нижней части, прямо возле принимающего порта. Джаз впервые за долгое время ощутил это старое забытое чувство лёгкого возбуждения нейросети.
— Нет, приятель, нет. В этой паре ты глава клана, ты доминант, ты самый страшный зверь в этих джунглях. Так что этого Прайма, если до такого вообще дойдёт, мы обязаны завалить. Никак не наоборот. Я его доминант — он мой сабмиссив. Всё. Точка, — ехидно думал бывший начальник автоботской разведки, сидя в кресле и раскруривая ки-гару.
После сложных миссий Джаз всегда много курил. Так много, что приходилось выносить отработанные ки-гары во время общего отбоя в специальной замаскированной под канцелярские отходы коробке. Никто не должен был стать свидетелем его нетрадиционно упаднического поведения. Образ весельчака нужно было свято хранить и лелеять, чтобы друзья меньше уделяли внимания его слегка выдающимся вперёд клыкам.
Автоботы второго поколения тоже имели искажённое представление о бывшем лучшем диверсанте Оптимуса. Для них он был эдакий книжный залихватский парень с великолепным чувством юмора, неиссякаемым оптимизмом и большой склонностью к меломании.
Иногда Сумраку нравилось играть лёгкого на подъём пустомелю, это расслабляло бдительность всех остальных вокруг, давая понять, что он не опасен, простой и свой в балку парень.
Сейчас у него не было ни желания, ни моральных сил поддерживать искажённый, фальшивый образ себя самого. Молодые автоботы искренне не понимали такого дистанцирования монохромного саботажника и пытались наладить с секретарём через закрытую дверь деликатный диалог ради того, чтобы тот вышел и хотя бы показал себя остальным после своего чудесного воскрешения. Но Джаз упрямо скрывал свою кошачью альтформу, стыдясь того дня, когда молодой Лидер автоботов пронёс его до отсека на своём плече, обнимая как большую плюшевую игрушку.
Сказать, что конвой второго поколения был в шоке — это не сказать ничего. Счастливый фейсплейт Родомеса надо было видеть! Он мягко поддерживал чёрное существо со злыми алыми окулярами под увесистую кошачью попу и на вопросы: «Кто это, капитан?» — отвечал: «Любимый питомец».
Джаз стоически снёс подобную транспортировку, промолчал даже тогда, когда Родомес поцеловал его в нос у самого порога спасительной кварты и в довершение погладил по «холке». Большего унижения для гордого Сумрака и представить было сложно.
— Ещё раз так погладишь — прокушу запястье, и тогда отчёты будешь писать носовым конусом, — клацнула пастью пантера, от недовольства утробно рыча.
Может быть, Прайму просто хотелось, чтобы от него отстали все остальные многочисленные поклонники, вот он и решил, что общение со своим секретарём в таком духе отобьёт у претендентов на его Искру охоту писать ему любовные сообщения и постоянно приглашать на свидания в надежде, что несгибаемый лидер автоботов проявит интерес.
— Прости, Джаз, я не со зла, — улыбался абсолютно счастливый Родомес, глядя на своего аристократического жениха с умилением. — Просто этот образ тебе очень идёт.
Они даже не попрощались, понимая, что их странная любовная игра началась с самого начала — Джаз злословит и огрызается, а Прайм смеётся от неисправимо ворчливого характера своего избранника, прекрасно чувствуя, что теперь тот точно никуда от него не денется. Их поля уже разговаривали на совсем другом языке — они тянулись друг к другу, притягивались и вились вокруг. Что бы ни говорил злюка-диверсант, но он стал отвечать на настойчивое желание Прайма иметь с ним тактильный контакт. Сам же Родомес, в прошлом будучи ботом, искушённым в любовных приключениях, прекрасно знал, что с таким, как Джаз, придётся повозиться, но если он его переборет и одолеет, то непременно будет долгое время счастлив. Ведь самым сильным качеством, которым обладал бывший первый лейтенант автоботов, была исключительная преданность тому, кого он любит. Это восхищало, это заставляло прилагать всевозможные усилия, чтобы обладать таким неординарным ботом.
Второе поколение часто меняло партнёров, выбирая удобство, неконфликтность и комфорт. Браки в их парах были не столь крепкими, а жизнь в них — скучной, однотипной и наполненной больше привычками жить вместе, чем чем-то особенным. Даже заключая столь крепкий союз, партнёры допускали свободные отношения, при которых о преданности и чистоте общей платформы не шло и речи. В конце концов, парами было жить просто модно. Второе поколение находило в этом определённую статусность — нет пары, значит, ты неудачник.
Джаз был совсем другим. Он мог быть как в центре внимания, так и совершенно органично пребывать в полном одиночестве. Ему всегда было чем заняться. Второе поколение всё своё свободное время тратило на общение, им было важно иметь как можно больше связей, чтобы поддерживать свой статус-кво. Болтовня ради болтовни…
У Сумрака не было желания подражать им, для себя он видел в этом только опасность быть раскрытым.
***
Джаз был вынужден вымученно встать с кресла, в котором он просидел, пока его моторный отсек не вышел на спокойную, равномерную частоту оборотов. Третья ки-гара догорела между его пальцев, и монохромный кибертронец небрежно отбросил остаток в коробку с отчётами. Стоило признать — он уже не так молод, чтобы видеть кошмары и не обращать на них никакого внимания. Безумно хотелось прогуляться, однако саботажник всё ещё опасался делать это, думая, что кто-нибудь в пределах узких коридоров обязательно с ним столкнётся. Хоть ты снова по потолку гуляй!
Желание побродить в одиночестве победило опаску быть обнаруженным в коридоре — база автоботов на удивление была наполнена безмятежной тишиной и спокойствием. Даже дежурные в рубке связи скучали и клевали носовыми конусами от безделья.
Сумрак подленько осклабился, когда безнаказанно прошёл прямо за спинами Блэра и Спрингера, не издав ни звука. Монохромному десептикону не очень хотелось, чтобы на него пялились, видели его алые линзы и в ужасе прижимались спинами к стенам. Он прекрасно осознавал, что никто на базе не обязан помнить истинный цвет его окуляров, даже после слухов о себе, чудесном воскрешении и внезапном публичном показе, насколько он дорог командиру.
Может, потому они по очереди так отчаянно колотили в дверь его кварты? Небось, хотели получить объяснения…
«Юнглинги необлупленные», — ворчливо подумал Джаз, слабо представляя себе суть таких разговоров.
Однако ему стоило признать, что недостаток в доверительном общении он всё же испытывал — Джазу нужно было хоть с кем-то поговорить о том, что произошло. А произошло немало. Он победил брата, потерял друга и не смог воспротивиться отчаянной любви Прайма. Это срочно нужно было проанализировать!
С Родомесом в силу его занятости он бы точно не стал обсуждать наболевшие вопросы — не хватало, чтобы капитан тратил на это своё драгоценное время! До кучи воображаемого абсурда Джазу представилось, как он сидит на коленях командира, а тот безнаказанно наглаживает его, как какой-нибудь Доктор Зло из фильма «Остин Пауэрс». Ну и парочка!
Звериная мордашка пантеры скривилась в гримасе отвращения — фу, как нелепо снизойти до уровня питомца! Подал дурной пример — теперь, небось, каждый на базе будет его «кыскать» и пытаться погладить.
***
Ранг давно был глубоко в оффлайне, но ему снилось, что кто-то назойливо, мерзким раздражающим скрипом, режет его аудиосенсоры по живому. Психотерапевт измученно перевернулся на другой бок, зажав шлем ладонями в области расположения аудио, однако звук повторился и даже усилился. Ранг подпрыгнул на своей платформе, скинул с себя мягкий плисовый плед, которым так любил укрываться, и направился к двери. Звук доносился за ней, повторялся снова и снова по совершенно чёткому ритмическому рисунку. Когда специалист по мнемо-полям распахнул дверь, то за порогом сидела огромная чёрная кошка, которая одним выпущенным когтем скреблась по механизму дверной коробки, оставляя на нём глубокие полосы.
— Типа, мяу! Прошу простить за позднее вторжение, Ранг, — голос саботажника был спокойным, слегка с нотками тревоги, но психоаналитик не сразу узнал в этом странном звере своего пациента — от неожиданности в первые наноклики отскочил от двери подальше, пугаясь вида алых агрессивных линз.
— Праймус правый! Я подумал, что это Рэведж! Джаз, что за… да что это в самом деле с тобой?! — энергично указывая на огромного кошака пальцем, бурно реагировал Ранг.
— Док, спокойно. Не надо так кричать, а то меня и правда того и гляди пристрелят. Можно войти?
— Входите… то есть входи, Джаз. Я просто не знал, что такие альтформы в принципе существуют! Кто это вообще? — Ранг быстро закрыл двери, чтобы приступить к беседе. Он никогда не отказывал даже таким незваным гостям, если их что-то тревожило — возможно, что у пациента пошли положительные сдвиги, а может, резко усилилась тревога. С бывшими военными, повидавшими много горестей, всегда было так.
— Это земной вид животного, пантерой называется, — небрежно бросил через плечо Джаз. — Хотя я просил у Рэтчета тигра, но он сказал, что пантера — это черный тигр, так что я смирился. Так было надо для моей… — Джаз прикусил глоссу, после набрался решимости и тихо сказал: — …работы. Под прикрытием.
— А линзы? Настоящие? Или ты просто используешь напыление? — поинтересовался психолог, устраиваясь в кресло рядом с небольшим столиком. — Тебе налить чего-нибудь? — Ранг осёкся под саркастичным взглядом гостя, который всем видом выражал укор: мол, ну давай, удиви меня наличием тары для пантер.
— Я понял. Не нужно. Что ж! Давай по порядку. Так они настоящие? — не отступал от саботажника Ранг.
— Конечно. Напыление видно, оно не может дать спектральной разницы. К тому же мне столько раз её выбивали, что я со счёта сбился. Я не за этим пришёл, док. Мне очень нужна… — гордость застряла в горле Джаза, он давился ей, но произнести эти слова вслух для десептикона было равнозначно тому, что он из доминанта превратится в нижнего пассива.
— Да-да? — поправил свои круглые окуляры Ранг, не давая Джазу повода перефразировать начало предложения и лишиться возможности разблокировать для себя новое достижение в вербальном общении с друзьями.
— …помощь, — не без усилия выдавил из себя Джаз. Выдохнув с облегчением, он запрыгнул в соседнее кресло, по-хозяйски в нём умостившись, насколько это было возможно в его звероформе. — Моя Искра восстановилась, и я словно потерял связь с миром внутри себя. Я снова стал чувствовать, причём так, как чувствовал раньше, до всего, что у меня было. Это меня немного озадачило.
— Ты имеешь в виду — до Оптимуса? — мягко направил его Ранг, который за всё время их сессий успел ознакомиться с некоторыми моментами их непростой любовной истории.
— Да. Это причиняет мне… неудобство, словно я предатель и стал засматриваться на других ботов. И самое страшное, — пантера стыдливо накрыла морду лапами, — мне этот бот стал нравиться, я впустил его в свою жизнь. Не слишком ли быстро? Я знаю, какой я несносный, темпераментный, как для меня важен коннект в принципе! Очень важен!
— Тогда что тебя останавливает, друг мой? — мягко ответил ему психолог. — Чего ты боишься?
Джаз, если бы мог только это скрыть, то скрыл бы, и благо, что он сейчас находился в звероформе, но даже его нос нагрелся и покраснел от стыда.
— У меня давно никого не было, — пантера вжалась в кресло, будто захотела стать ещё меньше, незаметнее.
— Ты думаешь, что бот, который, надеюсь, отвечает тебе взаимной симпатией, будет разочарован в твоих навыках при слиянии? А тебе не кажется, что военное время не всегда предусматривает такие виды отношений? Благо ещё, если отношения добровольные, по любви, по взаимности. Но бывает же и иначе.
— Бот, который мне отвечает взаимностью, меня дико бесит! — взревела пантера, выпуская когти в кресло. — Упс, извини, приятель.
Джаз спрыгнул на пол, чтобы дать себе возможность успокоиться, но вместо этого кружил туда-сюда по кварте Ранга, клацая от злости зубами.
— Он бесит меня! Во-первых, он сильно меня младше, во-вторых, он меня тискает, словно я не опасный саботажник, а так — кот на выгуле! В-третьих, он заставил меня с ним подписать определенное соглашение, в силу которого я должен заключить с ним брачный союз. Да ко всему прочему он бесит меня тем, что он меня больше и выше!
Ранг деликатно кашлянул, догадавшись, о ком идёт речь.
— Самое главное, что он не безразличен для тебя, раз ты пришёл сегодня с таким запросом. Что, если у него такое же положение? Он влюбился в грубияна-десептикона, который его доводил всё время своим поведением: игнорирует, оскорбляет — а тут вдруг брачное соглашение.
— Жуть. Стокгольмский синдром какой-то, — посетовал Джаз, расхаживая туда сюда. — Он же меня даже не знает! Меня настоящего, а не то, что я создал, чтобы другие автоботы спали спокойно по ночам.
— Джаз, скорее всего, этот самый бот на все предложения с других сторон долгое время отвечал претендентам отказом, так как был уверен, что рано или поздно вредный десептикон скажет ему «да». Сколько ты знаешь кибертронцев, которые могли проявлять такую целеустремлённость? Знаменитый бот, красив, силён, с таким статусом победителя Юникрона, да ещё и один. Думаешь, легко ему добиваться твоего внимания с такими данными? У него тоже ведь есть гордость.
— Стоп! Как же я не догадался?! — ошарашенно замер на середине кварты хищник. — На нём же никто метку не поставил! Он же чист, как слеза спарка на построении в первый учебный день! Значит, у нас одинаковые условия? И он ждал, когда я обращу на него внимание? Так?
— Получается, так, — развёл манипуляторами по сторонам Ранг, улыбаясь догадке пациента. — Тогда чего тебе переживать и бояться, если этот бот хранил себя для такого несуразного субчика? Он мог не настаивать, верно? Ты ведь не думаешь, что вокруг нет достойных для такого, как он, кандидатур?
— Шарк… а ведь правда, — куснул себя за глоссу Джаз, понимая, что если Ориона он знал давно, то даже тот имел от него тайную любовь, Ариэль. А когда они встретились, то оказалось, что эта любовь была всего лишь прикрытием. Их первый раз был настолько незабываемым, что Джаз даже вздохнул, ощущая забытую дрожь в нейроцепи.
— Послушай, я, конечно, уже достаточно тут нарушил всяких обязательств, но… Мне нужна и твоя помощь, Джаз, с одним случаем, который слишком труден для меня. Я не разбираюсь в межвидовых отношениях, то есть разбираюсь в теории, но тут совсем другое… Понимаешь, десептиконы и автоботы после начала второго кибертронского восстания перестали заключать союзы, так что мне очень сложно найти правильную и адекватную схему лечения кое для кого.
Джаз подошёл ближе к Рангу и заглянул в его круглые окуляры, догадываясь, о ком могла идти речь. Единственный автобот на базе, который был повреждён и насильно запечатан чужой меткой, так и не вышел из госпиталя для Искрово-больных. Остальная команда делала вид, что ничего не произошло, а слухи об этом Джаз собирать не хотел, предпочитая переживать свои тревоги в гордом одиночестве.
— Чем я могу помочь, док? Ты ведь про Магнуса сейчас говоришь?
— Как снять метку десептиконов? — с явным чувством произнёс Ранг, прихватив пантеру за мордочку. Психоаналитик не стал утверждать, что дело касалось заместителя командира, но ему нужно было понимать, был ли шанс вернуть пострадавшему в результате насилия разум.
