Я не пойду за тобой

«Так, значит, погиб?» — думал про себя Глава Дома Исправителей, пока его ученик отточенными движениями программировал курс на Чаар. Известие о том, что готовится пышная церемония похорон двух офицеров первого поколения, достигло его команды — аналитический отдел, состоящий из его ближайших учеников, проанализировал все возможные вероятности и пришёл к выводу, что о Джазе больше никто и не вспоминал. Новостные ленты были пусты — ничего, кроме официальных заявлений лидера Родомеса Прайма. Саундвейва такое положение дел удовлетворяло полностью — он был ответственным старшим братом слишком долго, чтобы прощать безрассудство и беспечность младшего. Клановые узы высших звеньев были очень сильны, но если уж аристократ решал откреститься от своего предназначения и предков, то, как у Главы Дома, у Саундвейва больше не оставалось выбора. Глупая любовная прихоть младшего брата создала проблему для Императора, масштаб которой стоил им целой новой войны. Бывший связист Императора не сомневался, что знания и чертежи о Матрице и древних Праймах попали в манипуляторы врага через глупость и доверчивость младшего брата. Тьюнбласт всегда был таким громким и страстным, даже несмотря на то, что патресы воспитывали его в лучших традициях клана. Младший сильно отличался от них всех. Он был капризным, настырным, упорным и очень своенравным. Когда у Главы Небесных Стражей появился очередной отпрыск того же возраста, что и Тьюнбласт, патресы двух кланов долго смеялись над похожестью личностных настроек огоньков. Ориону Мирному удалось перевоспитать юнца, сделать его ответственным. После того, как в резиденции Дома Исправителей появился этот низший архивариус, Тьюнбласт проявил удивительные качества усидчивости и поискового интереса, в нём зародились трудолюбие и жажда знаний. Он быстро нагнал сверстников в учебном центре, стал одним из лучших фехтовальщиков и воинов среди своих двоюродных братьев. Патресы были настолько впечатлены разительными переменами в своём младшем отпрыске, что с радостью приняли Ориона на работу в качестве гувернёра. Саундвейв же заметил в этом опасную проблему — чем больше Орион сближался с младшим братом, тем меньше брат становился похожим на самого себя. В нём появились те опасные качества, которые отвергались правилами клана Исправителей — милосердие, понимание, принятие, искренность и сострадание. Конечно, Тьюнбласт был достаточно умён, чтобы не проявлять все эти изъяны перед своими создателями и братом, но в отдельные моменты они сами прорывались в нём в случайных мелочах вроде помощи прислуге в обучении чтению и письму или ходатайства по поводу несправедливости их управляющего по отношению к рабочим. Орион отравлял процессор младшего Лорда патетическими мыслями о равенстве и мире, который мог бы существовать, если бы не вся эта несправедливость. Саундвейв пришёл в ужас, когда нашёл в комнате брата письма, где жалкий архивариус заверял юного Лорда, что в представительстве властей должны находиться и рабочие. Рабочие! Которые не владели своими мнемо-полями, не умели читать пальцевые знаки, да и вообще по большей части были настолько неграмотны и невежественны, что годились разве что для исполнения тяжелого физического труда. Проблему пришлось решить, выдернув её с корнем. Уже тогда по Кибертрону стали прокатываться первые глухие раскаты Гражданской войны, сопровождаемые смертями и поджогами. Саундвейв заплатил нечистым на манипулятор патрульным, чтобы те в условленное время и час подстерегли проклятого смутьяна, посмевшего внушать гиблые идеи благородному младшему брату. Патрульные не посчитали нужным уточнять, в каком виде архивариус приговаривался к расстрелу на месте. Также им было всё равно, кто сопровождал несчастного Ориона Мирного в ту злосчастную ночь. Три расстрелянных в упор корпуса рабочих никаким образом не привлекли бы чьего-то внимания. Время в первые вспышки начинающейся гражданской войны было весьма неспокойным, так что горевать по трём случайным жертвам у заброшенного склада никто бы стал. Именно в ту ночь Орион, его подруга Эйриэл и друг Прихват стали первыми жертвами нарушения правил Лордом Исправителем. Он казнил без суда и следствия, исходя из личных мотивов, казнил подло — чужими руками. Но только так он мог скрыть от своих создателей тот факт, что его сила была задействована в нечестивых делах — Исправитель мог убивать только тогда, когда имел для этого достаточно обоснований. Саундвейв полагал, что патресы не накажут его за столь незначительное самоуправство, что будут на его стороне, когда он объявит им, что власть на Кибертроне стоит сосредоточить только в руках самых достойных кланов их Дома. Сине-белый аристократ был полон решимости и подобострастия в вопросах чистоты линии клана, он ратовал за то, чтобы никому из великих Домов не разрешалось связываться с низшими звеньями. Именно по этой причине «разбавленные Искры» мелких кланов стоило погасить, пока они не дали безродное потомство, не имеющее способностей. Саундвейв пришёл к родителям с официальным визитом, под который пришлось собирать всех старейшин из других, более мелких кланов, входивших на тот момент в великий Дом Исправителей. Молодой старший Лорд был полон смелости и дерзости, чтобы вывалить на всех присутствующих свою опасную правду — старые правила давно изжили себя, и жажда власти со стороны других Домов должна быть навсегда остановлена решительными методами. Какой смысл заложен в правление Кибертроном, где вседозволенность называют глупым словом «любовь»? Он предложил убрать часть аристократов руками обезумевшего гладиатора под номером D-16, который был недавно пойман в шахтах за поднятие мятежа. Главы и старейшины пришли в ужас от его пламенных речей. Они посчитали полным безумием переделывать существовавший миллионами лет уклад, руководствуясь единственно чистотой расы, в задачу которой входило исследование космических глубин, а не сосредоточение своего внимания только лишь на Кибертроне. Патресы Дома Исправителей были в ужасе и от мыслей готовящегося занять свой пост молодого Главы. Саундвейв так сильно верил в собственную непогрешимость, что не оставлял в своём плане никакого шанса на выживание простым рабочим и слабым клановым собратьям. Главы Дома Исправителей с горечью отметили, как одержим расовой чистотой их сын, как яростно он преподносит разрушительные для многослойного общества идеи. Создатели Саундвейва приостановили назначение старшего сына, сославшись на неспокойную обстановку в клане, а после пришли к разумному решению, что старший брат не достоин править кланом, что он опасен, а его идеи радикальны и губительны для всей планеты. Независимое голосование выбрало на пост Главы Исправителей младшего и совсем ещё юного Тьюнбласта, который хорошо показал себя в науках и умении сострадать тем, кому не повезло родиться в высшем обществе. Такой Исправитель был бы почитаем, как и все, кто служил планете до него. Саундвейв, узнав через своих агентов об этом решении патресов, был взбешён и поклялся, что не отступит от своих идей до тех пор, пока его достопочтенные родители хорошенько не поразмыслят о будущем планеты, на которой перестали появляться одарённые кибертронцы. Саундвейв сменил родительский дом на свою собственную, отведённую ему после совершеннолетия резиденцию, где начал набирать сторонников своей немыслимой идеи. Второй фазой его плана была встреча с шахтёром-подрывником, посмевшим поднять восстание грязных рабочих против аристократов. Саундвейву хотелось лично посмотреть этому невежественному механизму в оптику, чтобы понять, за что за ним пошло такое огромное количество кибертронцев. С другой стороны, он подумал о том, чтобы погасить Искру бунтаря D-16, чтобы преподнести его голову своим создателям, усыпив их бдительность на время. Поймать лидера повстанцев не составило для аристократа большого труда. Серый невзрачный увалень был брошен к ногам Саундвейва, унижен публичным избиением и допросом. Саундвейв же наслаждался отчаянными попытками сопротивления этого странного яростного плебея, пока не соизволил снизойти до вторжения в мнемо-поле харизматичного шахтёра-бунтаря. То, что он почувствовал, проколов чужие мысли и личностные границы, опьянило Саундвейва, заинтересовало его, увлекая глубже. На следующий день будущий Лорд Исправитель приказал привести D-16 в его покои и оставить там, прикованного к платформе. Шахтёр был стоек и спокоен, будто смиренно принимал свою участь, хотя и откровенно не понимал, чем он так сильно заинтересовал могучего аристократа. Саундвейв был готов убить невежественное низшее звено, пока тот не стал убеждать его в том, что нынешним аристократам не место во власти, что мир должен быть переделан по справедливости и принадлежать только сильным, а не богатым и праздным. Саундвейв впервые встретил кого-то столь же яростно поддерживающего его идеи; это увлекло внимание аристократа из Дома Исправителей настолько, что он не стал лишать плебея ни рассудка, ни жизни. Более того, шахтёр сам предложил своё тело для утех Саундвейва, отчаянно распахнув перед ним грудной отсек, оголяясь в первую встречу настолько откровенно, что у сдержанного Лорда Исправителя сенсоры засбоили. Саундвейву никогда не предлагали полного обладания и растворения в его деспотичной воле добровольно: D-16 пьяно улыбался, будто думал переспать с самой смертью, это куражило его так сильно, что передавалось волной вожделения и Саундвейву. Аристократ, боявшийся запятнать свою честь, отдался неумолимой жажде соития с каким-то простым шахтёром, но он занимался с ним коннектом так, как хотел, а не как обязывал его долг или строгие правила его Дома. Исправителям строго-настрого запрещалось иметь посторонние связи, запрещалось даже смотреть в сторону низшего звена! Однако подобная низменная связь истязала, сводила старшего Лорда Исправителя с ума — он никогда и никого не хотел столь разнузданно и страстно, как D-16. Шахтёр позволял ему воплощать любые сексуальные фантазии, калечить себя, упиваться властью и силой, вечно быть на тонком поводке чужой грубой воли. Саундвейв мог бы погасить наглеца всего щелчком пальцев, но никто и никогда не дарил ему таких ощущений и наполненности безумием торжества страсти и жизни над всем, что происходило вокруг. D-16 терял связь с реальностью, когда чувствовал в себе коннектор Саундвейва, он кончал так долго и ярко, что не мог насытиться своим властным партнёром. Они были очень сильно влюблены друг в друга, что в итоге заставило аристократа ради достижения их общих целей долгие годы обучать своего любовника всему, что он знал сам, и хотя у шахтёра-бунтаря не было никаких особых способностей, кроме его грубой неистовой силы, он был весьма любознателен и прилежен в науках. Совершенно разные по статусу кибертронцы предавались страсти каждое свободное от дел мгновение, и через какое-то время они настолько великолепно научились понимать друг друга, что им не нужно было использовать даже мнемо-поля. А ещё несколькими оорнами позже вместо невежественного яростного D-16 в качестве гладиатора Дома Исправителей на арену взошёл могучий и непобедимый Мегатрон — любимец толпы, который хорошо поставленным голосом и удивительно умными речами начал сеять в процессорах граждан Кибертрона сомнения по поводу правильности политики действующих глав Сената, а также знаменитого в те времена Зеты Прайма из славного Дома Исследователей. Гладиатор умел то, что и аристократы — он читал мнемо-поля, складывал пальцевые знаки, великолепно владел холодным оружием, умел произносить впечатляющие разум речи. Он был идеален во всём, а поставленная Саундвейвом на его мнемо-поля защита не позволяла никому из представителей других кланов прочитать его мысли, чувства, узнать об его способностях. Старший сын Дома Исправителей обезопасил своего любовника настолько тщательно, что его не смогли бы одолеть даже его собственные соклановцы. На апгрейд Мегатрона ушло целое состояние, так что патресы стали интересоваться, куда старший сын тратит свои кредиты в столь нелёгкое для планеты и нации время. Саундвейву нечего было ответить — он целовал своего будущего Императора так нежно и чувственно, что сам терял голову от того, как тот ему отвечал. В Мегатроне были безумие и страсть, властность и дикость, которая покоряла старшего Лорда Исправителя. Он укротил опасного строптивого зверя, который мог одним только своим острым, как его разящий меч, разумом поставить весь Кибертрон на колени. Он, в отличие от патресов, не колебался ни астроклика, когда нужно было вступать в бой. Единственной проблемой, которая лишила Саундвейва покоя, доводя до белого каления, стал всё тот же непереносимый слабак Орион — сдержанный, рассудительный, услужливый, мягкий. Но, в отличие от Мегатрона, он умел через доводы разносить в пыль любую великолепную речь Мегатрона. Последнее слово было за ним всегда. А ещё… Мегатрон был пленён речами смелого архивариуса и предложил ему стать героем приближающейся революции, чтобы переделать уклад планеты по тому образу, о котором так горячо распространялся архивариус. И Орион стал писать для Мегатрона его первые речи, чтобы тот смог набрать достаточное количество сторонников даже среди среднего класса аристократов. Саундвейв взорвался от ревности и ярости! Как посмело это жалкое отродье прикасаться к его прекрасному хищнику, которого он воспитал, кормя с ладони и обучая всему, что было сокрыто для оптики простого безродного племени?! Последней каплей было совращение младшего брата с истинного пути его Дома. Именно это стало неотвратимым росчерком подписи под смертным приговором для Ориона и всех, с кем он был повязан. Первым растоптанным кланом, который прервал своё существование, стал Дом Дающих Жизнь. Чтобы никто не смог нарастить за кратчайший срок огромную армию, все члены клана были испепелены до основания самолично новым молодым Главой, который давно озаботился вопросами передачи власти от своих создателей через их умертвление. Нет, он не убивал их так, как тысячу раз убивал простых плебеев — он позволил им зайти в их родовую усыпальницу и закончить своё существование, взявшись за руки. Патресы нулевого поколения уснули мирным безболезненным сном навеки… Из всех родных ему кибертронцев в этом мире, наполненном болью и печалью, оставался только неутешный младший брат. После смерти своего гувернёра Тьюнбласт наконец-то пришёл в себя и взялся за процессор, усердно исполняя свой сыновний долг в строгости обучения и получения своих навыков. Но отвратительные черты Ориона проявлялись в младшем Главе так же выразительно, как его стремление уйти от ответственности перед собственным кланом. Саундвейву ничего не оставалось, кроме как сослать упрямого испорченного брата управлять карательными отрядами, деяния которых вытрясли бы из него последние зёрна милосердия и сострадания. Глава Дома Исправителей мечтал создать из младшего брата такую же решительную и бездушную машину, направленно идущую к цели. Его не трогали ни истерики младшего брата после ужасных картин зачисток живых кибертонцев, ни показательные казни, ни тот факт, что Тьюнбласт пережёг половину своей нейросети, которая отвечала за восприятие чужих страданий и давала обратную связь. Саундвейв поступательно ваял из брата палача высшей пробы. И в конечном итоге он добился того, чему обучал слишком сострадающего низшим звеньям родственника. Сумрак стал его гордостью, его личным мечом, способным подавить любое восстание и принести любые жертвы. Нет, он не давал присягу Мегатрону как своему Императору, но действовал по приказу свыше, не требуя для себя больше никаких послаблений или разъяснений — горечь утраты любимого учителя была столь велика, что на ней легко образовалась пустота, затягивающая в себя всё то хорошее, что могло быть в Тьюнбласте. Он наконец-то научился пить битву из гранёного бокала страданий гражданских и не обращать внимания на то, что в его присутствии от ужаса замирали даже хронометры на стенах в домах простолюдинов. Непредсказуемое поведение Тьюнбласта в молодости сказалось большими последствиями для будущих планов Мегатрона и Саундвейва. Альфа Триону — единственному выжившему представителю своего клана — удалось воссоздать древнего рыцаря, да ещё и наделить его силой Матрицы! Это была немыслимая дерзость! Именно тогда, когда амбициозные революционеры гонялись за действующим Зетой Праймом, который каким-то невообразимым образом постоянно избегал битвы, в поле зрения всей планеты попал мудрый и сильный воин по имени Оптимус. Зета Прайм ненавидел войны и стычки, он понимал, что стихийное развитие Империи рано или поздно поставило бы всю планету на колени. А когда от Зеты Прайма отказались и все его сторонники, включая аристократов ближайших лояльных домов, он понял, что его убьют. Это осознание пришло к нему сразу после того, как он вернулся в резиденцию своего Дома Исследователей, не застав там никого, кто мог бы дать ему ответ, как ему быть дальше. Альфа Трион боялся встречи с Зетой Праймом, так как тот был слишком видной мишенью, рядом с которой всё пылало и умирало. Единственное, что успел сделать хитрый и мудрый аристократ из Дома Дающих Жизнь, — это извлечь дампы адаптационных протоколов Матрицы Лидерства…

***

«А теперь ты умер, мой дорогой брат. Ты долго копал себе могилу и создал такой мир, при котором большинство желало похоронить тебя. Так покойся же с миром, младший Исправитель, гаситель жизней, каратель Сумрак. Те, кто мог бы тебя знать, — мертвы, те, кто хотели бы тебя помнить, — будут искажать историю твоей жизни, доводя до абсурда твой настоящий облик». Саундвейв был не рад смерти брата. Он знал, что за последние миллионы лет автобот Джаз стал настолько знаменитым героем Кибертронских войн, что едва ли кто-либо признает в нём некогда неустрашимого командира карательного отряда. Но остатки многочисленных друзей первого поколения готовились отдать ему последнюю дань памяти в главном мемориальном комплексе, где должны были состояться проводы. Тьюнбласту удалось одурачить даже их, внушив им ложное представление о себе и мотивах своих поступков. Знали ли они его настоящего? Нет. Никогда. Никто из этих низших никогда бы не постиг сущности Сумрака, не умея читать его мнемо-поля и заходить в околополевое невербальное пространство, чтобы узнать его достаточно, чтобы называть его другом. «Жил во лжи и умер в ней же. Тебе не найти покоя, мой мятежный брат. Но я позабочусь о том, чтобы все они — оставшиеся друзья — в ближайшее время составили тебе компанию в последнем пристанище на границе Вечности». Однако, снедаемый внутренним беспокойством от слишком уж простого вторжения в свою память во время проведения важной операции по ликвидации Прайма, Саундвейв был вынужден раз за разом проводить всё свободное время в медитациях. «Твой последний удар был точен, брат мой. Жаль, что только к концу своей жалкой жизни ты смог проявить свои настоящие способности», — думал Глава Дома Исправителей. Он прокручивал цепь событий и тот момент, когда младшему брату удалось пробить его ментальную защиту, чтобы успешно разминировать одного из проклятущих автоботов второго поколения. Гальватрон будет недоволен тем фактом, что его самый ненавистный враг внезапно волшебным образом спасся. Ультра Магнус должен был умереть по высшему приказу Гальватрона, а тут получилось так, что он выжил, хотя и претерпел некоторые издевательства над собой. Сумасбродный Император отдалённой колонии Чаар на каких-то невиданных для нежити инстинктах понимал, что Ультра Магнус — такой же опасный в близлежащей перспективе противник, как и неопытный рыжий наглец, случайно завладевший Матрицей Жизни. Саундвейв терялся в догадках, помнит ли Гальватрон всё то, чему он учил его в прошлом? За последнее время гневливый Император был одержим только идеей разрушения всего, что попадалось ему под руку — так он проявлял раздражение от большого проигрыша кучке недотёп из алозначной фракции. Мегатрон был куда более мудрым, рассудительным и осторожным, он бережно распоряжался доверенной ему информацией, чтобы держать аристократов в страхе, добиваясь от них финансирования войны и политики захвата ближайших населенных миров.

***

Космос, как и всегда, был бездушен и до циничности наполнен холодной пустотой. Что такое свет звёзд вдали? Тревожное мерцание гигантов, давно закончивших свой жизненный цикл. Светом звезды нельзя согреться, если она недостаточно близко расположена к планете. Саундвейв вспомнил Землю и те отвратительные мгновения, когда ему приходилось мириться не только с дикостью и буйным расцветом органической природы, но также и с тем фактом, что местные аборигены были настолько примитивны, что не жаждали повелевать космическими пустошами, предпочитая всем благам развития цивилизации праздное времяпрепровождение. Именно по этой причине людей было так просто поставить на колени, если бы не жалкие автоботы, которые вмешались так не вовремя. Люди… Узколобые грязные букашки, копошащиеся в недрах своей планеты для того, чтобы шантажом и угрозами поглотить какие-то там границы других стран. Триста разных языков, миллионы диалектов. Разве можно было договориться с ними? Они понимали только один известный во всей Вселенной язык — язык насилия и уничтожения… Даркскрим склонился в уважительном поклоне и протянул карту маршрута своему наставнику, чтобы тот поставил на ней свою энергоподпись. Даже в мелочах Саундвейв так и не научился доверять своему ближайшему окружению — корабль невозможно было развернуть или перенаправить без его на то разрешения или ведома. Везде, где требовалось принятие решения, стояла только его глифическая подпись, как барьер, удерживающий бунтарей от необдуманных поступков. Ученики не сопротивлялись и не бунтовали, они слишком хорошо знали, что в канале разумов, в который заключил их Учитель, невозможны ни вольнодумие, ни высказывание своего мнения. Для Главы Дома Исправителей не важен был персонализированный интеллект учеников — только слепое следование и подчинение. Единственный, кому он позволял выражать свою волю, был преданный, тихий и покорный Даркскрим. — Единый Глава, вы пропустили приём энергона сегодня. Простите мне мою назойливость, но вы сами всегда говорили нам о своевременности и дисциплине в мелочах. — Это не мелочи, кадет, это важные вещи. Мои повреждения и размышления о смерти брата отвлекли меня от этого ритуала. — По этой причине я живу, чтобы служить вам, Единый Глава, — выразил своё крайнее почтение Даркскрим, элегантно выставляя перед Саундвейвом несколько кубов именно в такой последовательности, в которой их следовало бы принимать для поддержания своих особенных способностей и сил. — Я знаю, мой ученик. Как успехи в твоих тренировках? Тебе есть чем меня порадовать? — Глава, я неустанно чту кодекс Исправителей и не посмел бы прервать цикл тренировок, который вы составили для меня. Вчера я заставил Даркская и Бомбхантера практически уничтожить их привязанность, которая возникла в результате нелогичных и запрещённых встреч на пятой палубе. Теперь они заклятые враги, и их фракция против меня распалась. Я внушил им ложные ожидания, после заменил участки их памяти и добавил некоторые особо яркие детали. Их мнемо-поля переформатировались под более пластичную и податливую для моих возможностей структуру. Теперь они будут послушны мне и лояльны вам. — Весьма похвально, Даркскрим. Как обстоят дела с твоими видениями? — поинтересовался Саундвейв, медленно опорожняя куб за кубом. Даркскрим был его гордостью, его личным проектом, который он вырастил с самых ранних сроков зачатия. Он выходил его, выкормил и воспитал как своего сына. Остальные собранные сыновья разных кланов проявляли к нему антипатию, но из страха быть выкинутыми из канала Гармонии старались проявлять уважение. Даркскрим был стройным, высоким и гибким, черты его лицевых пластин были настолько аристократически идеальны, что остальные ученики завистливо косились в его сторону. В нём было идеально всё, кроме ярко-голубых, отвратительно напоминающих автобота линз. Лучшему ученику приходилось носить алый визор, что наталкивало самого Лорда Исправителя на неприятные воспоминания об его родном брате, и хотя алый цвет скрывал этот невыразимо нелепый недостаток, в будущем Саундвейв планировал лично исправить это. Операция по смене линз могла состояться только тогда, когда формирование мнемо-полей юного ученика перестало бы осуществляться. Но удивительным образом потенциал Дарксрима был настолько велик, что этот процесс затягивался, откладывая операцию на неопределённый срок. В отличие от остальных учеников, Даркскрим сочетал в себе удивительные способности управлять жизненными силами внутри корпусов трансформеров — он мог не только парализовать их волю, но даже заставить их собственные внутренности уничтожать своего хозяина в обход протоколов самосохранения. Другими способностями Даркскрима были дар предвидения и дар метаморфозы. Ученик будто впитал в себя способности сразу нескольких кланов, и это настораживало Саундвейва. Но больше всего Глава Дома Исправителей ценил дар искусства врачевания на живой Искре, которое время от времени практиковал его талантливый протеже. У Даркскрима не было недостатка в материалах, чтобы не тренироваться в этой науке каждый день. Саундвейв надеялся, что если он не раздобудет Матрицу, то в любом случае попробует провести операцию на Искре Гальватрона, чтобы очистить его от мрака и скверны Юникрона. Корабль вышел к орбите Чаара, и околоорбитные станции недоверчиво развернули носы своих боевых башен, чтобы в случае несоблюдения протоколов дипломатического вхождения в пространство мини-планеты открыть по интервенту огонь. Но ученики, работавшие на опережение, внесли все необходимые пароли, чтобы башни развернулись в их прежнее состояние. — Свипы на подходе, Единый Глава, — отрапортовал Саундвейву его лучший ученик. — Что ж, встретим их честь по чести, Даркскрим. Открой центральные ворота нижней палубы — нехорошо заставлять свиту Императора ждать. Свипы стройными рядами заняли положение внутри нижних палуб, где их встретили ровные шеренги многочисленных кадетов. Это заставило лидера свипов нервничать, и он, приглаживая бороду в нетерпении, стал выискивать алчным алым взглядом силуэт Саундвейва. Свипы скалились на молодняк, дразнили, пытались спровоцировать, но ученики все как один стояли в безмолвии, ожидая команды своего Главы. — Я бы не стал дразнить молодых Гасителей, даже зная, что они младше меня, — Саундвейв вышел навстречу, стараясь сохранить гордый и невозмутимый вид даже несмотря на недавние повреждения. Кнут только презрительно хмыкнул — он разглядывал помятое мнемо-поле экс-связиста Мегатрона и самодовольно скалился. — Ты называешь этот сброд Гасителями только потому, что мечтаешь их чему-то вразумить? Эти дети не способны даже шарктикона одолеть, не то что одного из моих воинов. — Даркскрим, — мягко позвал своего лучшего протеже Саундвейв. Ученик коротко кивнул, посмотрел на самого нахального из свипов и, сложив несколько пальцевых жестов, метнул в нежить последний знак. Свип заревел, задёргался в конвульсиях, падая на пол, катаясь по нему с жутким дентовым скрежетом. — Достаточно. Демонстрация весьма впечатляющая, — холодно прокомментировал Кнут, даже не оборачиваясь в сторону пронзительных звуков позади себя, которые издавал его солдат. Даркскрим ритуально поклонился и отступил, делая знак отмены действия, будто перечеркивал-рассекал пространство крестом. Свип, жалобно скуля, кое-как поднялся на ноги и, дотрагиваясь до своего шлема, поспешил спрятаться за спинами товарищей. — Император недоволен твоими действиями. До нас дошли слухи. Ты идёшь с нами, Саундвейв, — уже более уверенно проговорил Кнут, снова злорадно полыхая линзами. — Повинуюсь, — коротко ответил Глава, жестом останавливая ученика от необдуманной атаки на главаря свипов. Даркскрим прочитал в мнемо-поле нежити что-то такое, что грозило его наставнику большой опасностью. Он вымученно посмотрел на учителя, выражая всем своим существом глубочайшую степень беспокойства. — Остаёшься на корабле за старшего, Даркскрим, — коротко распорядился Саундвейв. «Не беспокойся. Я знаю. Всё знаю. Это часть нашего плана», — передал он более мягко протеже. «Но Единый Глава!» «Выполняй приказ. И не переживай за меня, зои». Эта особая связь между ними сложилась в далёкие годы и была тайной для всех остальных учеников. Даркскрим не знал другого патреса, кроме Саундвейва, и доверял ему настолько сильно, что был готов отдать за Главу свою Искру. Саундвейв был очень тронут заботой своего любимого ученика, это был единственный бот во всей Вселенной, который грел его чувства теплом в Искре. Кнут вёл Саундвейва через озёра плазмы по узкой тропинке. Вся планета словно говорила о том, что создатель будто определил её для проживания подобной нелепой нежити, как Гальватрон и его свита. Самопровозглашённый Император сидел в тронном зале, как и полагалось боту его статуса, оптика его была чуть притушена, а поза выглядела величественной. Всё же, отметил Саундвейв, каким бы отвратительным ни был юникронианский дизайн, а величия своего бывший гладиатор не утратил. Но Глава Дома Исправителей не спешил обманываться ложными впечатлениями, так как подле трона, словно земные блудницы, с широко раскинутыми ногами и истекающими вязкой смазкой портами валялись остальные свипы. Саундвейв заподозрил что-то неладное, когда попытался проверить свои силы на ближайшем перезагружающемся свипе — тот не просто не желал повиноваться вторжению в свои мнемо-поля, а более того, никак на это не отреагировал. Семена неуверенности просыпались набором быстро бегущей строки из нолей и единиц в процессоре, и Лорд Исправитель постарался держаться как можно более независимо. — Ты не убил Ультра Магнуса. Почему? — донеслось внезапно из-за плеча экс-связиста. По контактам мгновенно прошёлся холодный ток. Как только Саундвейв не смог заметить Циклонуса?! — Он сам себя убьёт. Его поместили в заведение для Искрово-больных. Он больше не опасен, — коротко ответил Саундвейв, выжидая, когда когтистая лапа задумает проткнуть его со спины. — Так он сошёл с ума? Какой позор для воина его статуса. Но мы договаривались не об этом, Саундвейв. Хотя результатами гибели Джаза и Сайдсвайпа мы довольны. «Мы, — подумал Саундвейв. — Это «мы» — как лишний повод показать мне, что Гальватрон и его свита неразделимы, что они проводят после своего позорного изгнания всё своё свободное время в разврате и праздности. Такие же бесполезные механизмы, лишённые воли, подвластные кукловоду с большой пушкой». Циклонус обошёл Саундвейва по кругу. Зачем-то просканировал его при этом, сделал это не тайно, а так, чтобы Лорд Исправитель почувствовал это, заметил, повёлся на эмоции и выпалил что-нибудь протестующее. Но сине-белый десептикон проявлял выдержку и полнейшее спокойствие. — Да, ты утратил свою силу. По крайней мере, я уже не ощущаю угрозу от тебя, как раньше, — задумчиво изрёк заместитель Гальватрона. — Кто-то смог победить тебя даже в ментальном мнемо-поле? Плохо дело. Если нежить узнает о том, что он получил значительный пробой от своего упокоившегося с миром братца, то наверняка будет посягать на его порты. — Этот наглец уже мёртв. Сила всё ещё при мне, — строго заявил Лорд Исправитель. — Это ложь! — внезапно громогласно произнёс Гальватрон, резко вставая со своего трона. — Я тоже не чувствую в тебе силу твоего Дома. Что позволит мне заполучить тебя сегодня. — Заполучить? — недоуменно наклонив шлем набок, переспросил сине-белый десептикон. Безумное вооружение и такой же неумеренно безумный сексуальный аппетит раба Юникрона встревожили Лорда Исправителя. Он понимал, что взбунтоваться он не мог, уйти — тоже. Любой блеф считает Циклонус… Почему же сила Главы Дома покинула его? Почему именно сейчас? Гальватрон подошёл настолько близко, что Саундвейву стало не по себе. Сильные пальцы схватили его за подбородок, и визор Саундвейва отразился в малиновом безумном блеске чужой оптики. — То, кто забрал твою силу, — жив. В этом даже сомневаться не стоит. Ты же убил всех Исправителей, кроме одного, о котором никогда не упоминал при мне. Так кого же? Сайдсвайпа или Джаза? Говори! Саундвейв впервые растерял всякую уверенность, запаниковал, судорожно соображая, могло ли статься так, чтобы кто-то из этих двоих выжил. Он хорошо помнил, как разлетелось по стене содержимое чёрного шлема автоботского штурмовика, как безжизненный алый корпус упал к его стопам. Но совершенно не помнил, что случилось с его младшим братом, который был объявлен погибшим. — Они оба мертвы, Повелитель, — спокойно отчеканил связист. — Мертвы? — расхохотался Гальватрон, с силой отбрасывая шлем Саундвейва, упершись когтистыми пальцами в наглухо закрытый забралом фейсплейт. — Значит, ты настолько ослаб, что непредусмотрительно заявился сюда? Какая небрежность. Такое следовало бы наказать. Когти резко и ловко подцепили резное забрало, сковырнули одним движением преграду, оголяя губы Саундвейва. Это лицо было вечно юным и прекрасным настолько, что Император Чаара отшатнулся от своего слуги. Немыслимая красота! Не чета его убогим свипам и прихлебателям базы. — Знал бы я, что такой красавец ходит среди моего воинства, не стал бы тратить время на свипов. Циклонус, отведи его в мои личные покои. Я хочу потолковать с Саундвейвом в приватной обстановке. Мерзкое, отвратительное чувство всполохом прокатилось по системам — Саундвейв не сомневался, для каких целей он удостоился подобной аудиенции. Помощи было ждать не от кого — он строго-настрого запретил Даркскриму заявляться в логово нежити, пока у того не станет получаться разрушать плотные структуры полей перерождённых. Единственным его оружием исправно в таких случаях служили кассетники, но даже ими Лорд Исправитель рисковать бы ни в коем случае не стал. Оставался единственный вариант — акустический удар… На удивление, в личных покоях Гальватрона всё было устроено по уму. Там было идеально прибрано, минимум вещей, как когда-то было в комнате Мегатрона, который во всём стремился к минимализму и спартанским условиям, дабы не отвлекаться на роскошь и уют. Император чинно прошествовал к любимому широкому креслу и уселся в нём, пригласительным жестом указывая на рядом стоящий предмет мебели куда более скромного дизайна. — Ты ведь уже догадался, что теперь ты в моей власти, Саундвейв, и ничто не сможет теперь спасти тебя — ни твои амбиции, ни способности. Я помню кое-что из своей прошлой жизни, так что тебе не придётся обрушивать на меня очередную ложь. Я ценю твои старания по завоеванию и возвращению Кибертрона. Но не кажется ли тебе, что мне уже плевать на это? Юникрон мёртв, меня после служения ему никто на Кибертроне не ждёт. Я не совсем выжил из ума, чтобы не понимать этого. Моя частота изменилась, я стал сильнее, могущественнее. Однако Матричный свет плохо сказывается на моём теле — я вынужден каждый раз отступать. И жить с этой необузданной яростью внутри себя мне становится труднее. — Мой Повелитель, есть выход даже из этого положения, — в голосе Саундвейва зародилась надежда. Такая отчаянная и сильная, что экс-связист весь вытянулся навстречу некогда своему любимому десептикону. Что, если Гальватрон помнит всё, кем они были друг для друга? Надежда прожгла контакты, взвилась пеплом прекрасных воспоминаний о часах, когда влюблённые и амбициозные кибертронцы разделяли на двоих все горести и трудности. Саундвейв был готов поклясться, что перед ним на миг проявился всё тот же Мегатрон, просто уже другой, немного с иным, непривычным для оптики дизайном. Пусть выглядит как хочет, лишь бы снова ощутить его губы, жёсткие прикосновения, отчаянное желание обладания… Но последующий ответ оборвал приятную блажь воспоминаний, втаптывая помыслы Лорда Исправителя в грязь: — Так ты занимался именно этим, Саундвейв? Искал выход из моего незавидного положения? — смех прокатился по всей кварте, отразился от стен и жутким эхом зазвучал в голове сине-белого десептикона. Гальватрон не растерял навыка играть чужими чувствами, только на это раз он выбрал для себя объект поинтереснее. В малиновых линзах запрыгали опасные оранжевые искры безумия. — Ты думал, что я должен измениться, чтобы удовлетворять твои жалкие представления о слабаке Мегатроне? Я неотвратим! Непобедим и неуничтожим! Разве не об этом должен мечтать любой сильный механизм, способный сломить одной только своей волей таких опасных десептиконов, как ты, Саундвейв? Твоя слабость заключается именно в этом — ты слишком сильно уповаешь на прошлое, не заботясь о будущем. Твои жалкие потуги обзавестись личной армией ликвидаторов на основе древних кодексов, придуманных для того, чтобы подчиняться каким-то там правилам, не что иное, как идиотская попытка удержать привычный мир в манипуляторах, не меняясь самому. Твои взгляды архаичны, ничтожны, по этой причине ты терпишь неудачу. Ты не готов идти дальше, Саундвейв. Император встал, медленно подошёл к гостю и, нарушая все допустимые протоколы по рекомендуемой дистанции, провёл большим пальцем по нижней губе сине-белого десептикона. — Лживые речи, исторгаемые этим прекрасным ртом, так пленительно похожи на правду. Но у меня есть для него другое применение. И ты знаешь, что нужно делать, не так ли? — острый, как лезвие меча, коготь прошелся по щеке Лорда Исправителя, и тот замер в ожидании чего угодно — удара, удушения, исполосования нежных частей металла на фейсплете. Но вместо того его шлем с усилием наклонили к паховой броне, практически заставляя упереться во внезапно оголившуюся верхнюю часть сочащегося смазкой коннектора. Здесь Юникрон не вносил никаких изменений, так что Саундвейв не сильно удивился тому, во что его ткнули. Это было унизительно, пошло, низменно, но быть закрытым с психом вроде Гальватрона — это означало рано или поздно слиться с ним по его инициативе. Защититься без полного и чёткого мнемо-поля от представителей нежити было невозможно. Саундвейв пытался убедить себя, что занимается этим точно так же, как когда-то они делали с Мегатроном, что его не принуждают, а просто это часть их длительной сексуальной игры, выражавшейся в смене ролей. Он также утешал себя мыслью о том, что как только его кадеты войдут в половозрелый возраст и смогут контролировать свои опасные способности, он сможет обездвижить Гальватрона и насильно изменить его структуру при помощи Матрицы. А сейчас нужно перешагнуть через всё это, согласиться ради великой цели. — Глотай, — повелительно и яростно приказал ему Император, когда после нескольких минут оральных ласк его коннектор наполнился смазочным эякулятом. Саундвейв выполнил и этот унизительный приказ, стараясь не сопротивляться и не дёргать шлемом нарочно резко, когда его насильно вжали до основания сплетений ребристой части скрутки. — И помни, кому ты служишь, тварь, — сквозь плотно сжатые от первого оргазма денты прорычал Гальватрон.