На положенном месте

      Снейп после приземления быстро оборачивается, смотрит, в порядке ли я, и стремительно направляется к Мэнору.       Идёт быстро и я значительно отстаю.       – Грейнджер! – командует он, поворачивая голову, но при этом сам снижает размах шагов и их темп. Догоняю его, он дожидается, когда я поравняюсь с ним и произносит:       – Ещё раз повторю: будь доброжелательна и вежлива. Помни, что тебя никто не осудил. И ничего не бойся.       От этих слов скручивает все внутренности. Снейп ещё раз оглядывается на меня прямо перед входом в Мэнора и вдруг неожиданно подмигивает мне. И тут же распахивает дверь, широко шагнув в холл:       – Люциус!       – Северус!       Я вхожу под переливистое окончание одновременно произнесённых их имён. Снейп поворачивается ко мне и переводит взгляд на старшего Малфоя, то ли представляя меня ему, то ли напоминая, кто я:       – Мисс Грейнджер.       – Мисс Грейнджер. – с той же интонацией, что и Снейп, произносит Малфой. На его лице никаких эмоций.       – Мистер Малфой. – я стараюсь скопировать их общую интонацию.       – Темный Лорд готов тебя принять, Северус. Как всё решилось?       Малфой рукой показал в сторону анфилады комнат, открывающихся справа.       – Я думаю, Люциус, будет правильным, если все первым услышит Темный Лорд. Я уверен, что он предложит тебе остаться, чтобы выслушать моё сообщение. – Снейп очевидно смягчал. – А вот где бы нам оставить мисс Грейнджер, чтобы она не чувствовала себя одиноко в твоём поместье?       – В гостиной сейчас сидит Беллатриса, и я думаю, для мисс Грейнджер это будет отличная компания. – очень светски ответил Люциус.       Меня продергивает по нервам. Взбалмошная, жестокая Белла – я помню ее в Отделе Тайн. Что она со мной успеет сделать, просто развлекаясь? Доходим до той самой гостиной. Белла сидит, надувшись, в кресле, около высоких, двустворчатых тёмных закрытых дверей и играет своей палочкой, которая тут же взлетает в нашем направлении, как только мы переступаем порог.       – Аааа, Северус, – тянет она, – так вот из-за кого Темный Лорд меня не принимает. А ты, я смотрю, со своей поклажей.       Совершенно не понятно, кого Белла имеет в виду: меня или дорожные сумки.       – Торопился увидеть тебя. – бархатным голосом и совершенно расслабленно отвечает ей Снейп. Люциус отточенным жестом распахивает перед ним дверь и Снейп, визуально мгновенно собравшись, опускает сумки прямо там, где стоял – и шагает в жерло открывшейся темноты.       Люциус следует за ним, застывает на пороге, и услышав желанное: «Не стой, Люциус, заходи» мгновенно ныряет в ту же тьму.       Белла жадно вытягивает голову, но ее не зовут. Она даже подпрыгивает в кресле от досады и переводит взгляд на меня. В ее глазах нет злости, скорее, обиженность на весь мир. Я стою напротив неё и с удивлением осознаю, что вижу сейчас не одного из самых опасных темных магов, не человека, проведшего в Азкабане несколько лет, не убийцу Сириуса, а чуть ли не пятилетнюю капризную девчонку. Капризную, но очень обиженную.       – Послушай, грязнокровка, – Белла произносит это ругательство так непосредственно, словно это рядовое обращение в духе «мисс», – Снейп, значит, тебя с собой таскает, да? Интересно. – Она помолчала. – Ну, и что было в этой Румынии хорошего?       Конечно, она хочет услышать об Уизли, но я только что слышала, как Снейп отбрил Малфоя с тем же вопросом. Говорить ей что-то просто нельзя. Ничего не говорить, когда она находится в таком состоянии, тоже неправильно: я только разбужу ее ярость. И тут счастливая мысль приходит мне в голову.       – У меня есть для Вас одна магическая штучка.       Я быстро тянусь к своему саквояжу, расстегиваю его, достаю зеркало и, опять застегнув саквояж, протягиваю Белле. Та, замерев, наблюдает за мной, пока я вожусь с саквояжем, и с момента, когда произношу, что привезла ей презент из Румынии, с ее лица не сходит заинтересованное выражение, которым она вновь подтверждает своё состояние пятилетнего ребёнка сейчас.       – Вот. Оно магическое, но мне не известно, в чем его магия.       Белла выдергивает зеркало из моих рук, не грубо, а живо, и вперяет в него свои глаза. И тут же расслабляется. Ее лицо становится счастливым.       – Какое зеркало ты мне подарила, грязнокровка! Не жалко? Это же speculum amoris!       – Speculum amoris? – раздался страшный голос из распахнувшейся двери.       На пороге стоят все трое: Снейп и Люциус за Волан-де-Мортом.       – Зачем тебе оно, Белла? Тебе известно, что я ценю тебя больше остальных женщин.       Бледное лицо Беллы мгновенна залила краска радости, глаза лихорадочно заблестели, она, спрыгнув с кресла, склонилась в счастливом поклоне:       – Но мне так важно это слышать, мой Лорд!       Волан-де-Морт перевёл взгляд на меня:       – Мисс Грейнджер.       – Повелитель.       Я склоняю голову. Как тогда. И замираю.       – Как Вам Румыния, мисс Грейнджер?       О, Мерлин, он решил вести светские беседы?       – У меня не было времени рассмотреть страну, Повелитель. Я сосредоточилась на задании, которое мне дал… – как мне именовать Снейпа? Ну, не хозяином же мне его называть, – мой руководитель.       Волан-де-Морт осклабился:       – Умна.       – Ну что ж, – обратился он ко всем, – пойдёмте, встретим наших недолгих эмигрантов в холле. Не стоит их пускать дальше порога.       Люциус позволил себе усмехнуться, Снейп был обыкновенно непроницаем. А вот Белла охвачена эйфорией. Когда трое мужчин двинулись вперёд, она, отпустив их на несколько шагов, схватила меня за руку и дёрнула ее:       – Грязнокровка, ты молодец!       Не ослабевая хватки, она потащила меня за удаляющимися спинами на встречу с Уизли.       От чопорного именования «руководитель» Снейп, не сдерживаясь, кривит губы за спиной Лорда. Томас доволен ими обоими, и это главное. Speculum amoris, значит. Зеркало, показывающее сильную любовную привязанность, у Гермионы, по её признанию, было пустым.       – Люциус, я ненадолго, дождусь Уизли и... Пусть домовик возьмет наши сумки. – шагая за Лордом, Северус вскользь касается Малфоя и, не сбавляя ход, просит о содействии, зыркнув на Беллатрису и Гермиону. Исключительного ума эксперимент, мой Лорд. Снейп не сомневается, что девочка теперь в надежных руках психопатки. Обольстительная улыбка Беллатрисы, трясущей обе новые игрушки в руках, могла означать только одно – она теперь не расстанется с обеими по доброй воле.       – Беллатриса, не тряси её, прошу тебя. – долетает негромкий настойчивый голос до женщин.       – Не жадничай! – молниеносно реагирует Беллатриса. В спину Снейпу летит какая-то быстрая черная дрянь, он упруго разворачивается, отбивая удар, и адресует Белле насмешливый взгляд. Черные искры остатка заклинания бессильно осыпают бледное лицо.       – Не тряси. – голос теряет остатки дружелюбия.       Да, это человеческая ревность. Или нечеловеческая, как посмотреть. Малфой только отечески качает головой и резким жестом указывает возникшему домовику на сумки. Тёмный Лорд даже не замечает шалости слуг. Мужчины пересекают холл, застывая в ожидании почти у дверей. Затем Беллатриса, немного более сдержанно стискивающая плечо Гермионы. Замыкает с большим разрывом процессию низенький эльф, – тот, который в первый вечер в Мэноре был назначен ответственным за Гермиону. Он тащит сумки, стараясь не трепать их о пол, почему-то вручную, и очень сосредоточен на своём занятии. Но, когда он узнаёт дохлую грязнокровку, в его огромных глазах, обращенных к не в пример более свежей девушке, чем он помнил, светится страх. И есть от чего. Тело Гермионы благодарно хозяйке за заслуженный отдых, и оно демонстрирует это с готовностью – вернулся легкий румянец, ушли синяки из-под глаз, и кожа снова будто стала подсвеченной. А он её люфой тер. Хорошо бы она его не вспомнила.       – Идут. – брезгливо произносит Люциус.       Когда раздается несмелый стук круглой ручки о дерево, Северус и Люциус переглядываются. Если и можно с порога провалить чувство собственного достоинства, то только так основательно, как это сделал кто-то из Уизли.       – Артур. – одним словом заключает пари Снейп, не протягивая руки.       – Перси. – спорит Малфой-старший, припоминая умеренного сына Уизли, в Министерстве подметавшего хвостом полы абсолютно всех этажей.       Эльф ставит сумки возле Гермионы и Беллы и бежит открывать дверь. Прямо перед дверью стоит Перси, и лицо у него выдержанно-формальное, как у всякого чиновника. Скорее всего, новость о возвращении ударила по нему в наименьшей степени, чем по остальным. По крайней мере, он был собран, расчесан и аккуратен. Будто пришёл на собеседование, мысленно подвёл итог Северус. Малфой посмотрел на Снейпа с победной правотой, на что тот только приподнял плечо.       – Артур. – поприветствовал вошедших Уизли Томас. Синие губы сложились в улыбку, свойственную людям, пытающимся удержать злое удовольствие. Весь вид Уизли, торопливо покинувших сиротливый дом Чарли, и сам Чарли с обескровленным лицом взывал к жалости и вызывал у Волан-де-Морта желание размозжить остатки их воли.       – Тт.. – номинальный глава семьи совершенно не понимал, как ему себя вести. Серое лицо сковывало все мысли, заставляло упереться взглядом в пол и согнуть затылок.       – Как печально было видеть вас по другую сторону. – в ответ на тишину отозвался струящимся шипением Том.       Тишина.       – Говорите, когда Темный Лорд спрашивает! – не сдерживается Малфой, позволяя повысить голос. Раздражающее его семью семейство так близко и в таком полном составе, что пальцы Люциуса с силой сжимают рукоять трости.       Волан-де-Морт взглядом заставляет Малфоя замолчать, а Снейп молчит сам, смотрит с нескрываемым вниманием. Проходят тягучие несколько десятков секунд.       – Вам следует называть Темного Лорда «Повелитель», Артур. – наконец подсказывает Северус, опуская веки снова до безразличия.       – Повелитель. – Перси вместо замершего отца вторит Снейпу и склоняется в низком поклоне. Спина его слегка дрожит.       – Хотя бы у кого-то из Уизли есть манеры. – напоминает о Роне Снейп.       Волан-де-Морт поднимает старшую палочку. Рыжих гостей будто ударяет в живот невидимая сила: все, кроме Перси, резко клонятся вперёд, едва не теряя равновесия.       – Запоминай, Артур. – говорит Лорд и о раболепной позе, и нет, – то, что произошло с вашей семьей, никогда не должно повториться. Если хотя бы кто-то из моих… – он жует слово, думая, что назвать Снейпа и Малфоя слугами перед Уизли было бы неправильно, – советников.. даст мне основание думать, что вы снова предаёте меня, вашей смерти ужаснётся даже Северус.       Снейп закладывает руки за спину, выказывая сдержанное сомнение.       – Перси, как самый сообразительный из вас, продолжит работу в Министерстве, в отделе транспорта. Мне крайне важно, чтобы ни одна крыса больше не покинула нашего корабля. Мы найдём их всех, Перси.       Темный Лорд говорит с патерналистским покровительством. Молли передёргивает. Это называется, «вас не заставят называть имён».       – В отношении Артура... Посмотрим на ваше поведение. Вы ведь уже отработанный материал. – обращается он к старшим Уизли. – Но, возможно, опыт Артура будет полезен. Чем он занимался в Министерстве?       – Магглами, мой Лорд.       – О… – серое лицо меняется, будто Люциус сообщил ему, что Уизли обыкновенно ест из помойного ведра. – Люциус, пусть кто-то из твоих слуг присмотрит за Гриммо и тем, как тщательно слушали меня Уизли. Там, наверное, разруха, так что эльф не помешает, а даже будет помощью. Я надеюсь, что вижу в Мэноре олицетворение бедности последний раз.       Малфой почтительно кивает и взгляд его останавливается у стоящего у дверей эльфа.       – Ты пойдешь. – Люциус хочет решить эту проблему сразу, примелькавшийся эльф подойдёт. Тем более, что Люциус не разделяет решения Беллатрисы бросить особняк, как не разделяет его и Нарцисса. Присмотр не помешает. – Девушки, – бросает Лорд через плечо и поворачивается к ним не без галантности. – Вас не затруднит привести сюда Рональда?       Очевидно, что эта вежливая пьеса для Уизли, потому что от интонации Лорда меняется лицо не только у Беллы, но и у Гермионы. Прежде всего у Гермионы. Это удар обоюдоострым мечом. Северус внимательно смотрит на лицо Грейнджер, считая каждую эмоцию: осознание, что к ней обращаются так, будто она всю жизнь только и занимается исполнением приказов Лорда, понимание, как это видят Уизли. То, как сказан этот приказ, не оставляет сомнений, что его предложение оставить Гермиону окончательно одобрено, и от него разливается приятное умиротворение. Но помочь Грейнджер пережить взгляды Уизли он все же хочет.       Северус делает шаг к Томасу.       – Мой Лорд, Рональд… как я и сказал Уизли, ему не причинено существенного вреда, обращение было даже слишком мягким, но он смердит.. быть может лучше эльф. – поясняет Снейп деликатным полутоном.       Но Молли слышит. Слышит и понимает, кто надавал им обещаний.       – Ах ты…       Снейп переводит взгляд на кончик палочки, которую посмела достать Молли. Ему очень жаль. Он не достаёт собственную, не двигается, просто смотрит равнодушным взглядом на Артура.       – Убери палочку, Молли! – Артур ломается под взглядом и хватает запястье жены до будущего синяка, принуждая опустить.       Волан-де-Морт ухмыляется Снейпу.       – Да. Если вы попытаетесь напасть непосредственно на Пожирателей, Северус сам прервёт ваш неопределенный статус. Я разрешаю.       Снейп делает короткий благодарный поклон.       – Ведите Рональда, Беллатриса, мисс Грейнджер, и учтите, что в ваших интересах держаться от него на расстоянии. Зельеваров травмируют чрезмерно сильные запахи, а вам ещё так плотно друг к другу… – волнующая картина воскресает перед глазами Томаса, – аппарировать.       Беллатриса перехватывает меня за плечо, прижимая меня к себе и выглядит это так, как будто она меня обнимает. Я пробегаю взглядом по всем Уизли сразу. Чарли, Перси и Артур старательно не смотрят на меня, Джордж наблюдает, но в его взгляде я не вижу осуждения, Джинни явно растеряна, а вот Молли… Молли выражает своим взором всю лавину высокомерного презрения, которое она хотела бы вылить на меня. Что и как я могу им объяснить сейчас? Да и смогу ли когда-нибудь?       «Если считаешь, что действуешь правильно, действуй, даже если тебя осуждают самые близкие люди» – так мне с детства говорил папа, поясняя, что внутри ситуации находишься только ты, а те, кто смотрит на ситуацию извне, могут неправильно понимать определенные моменты или не знать о них. Как я тебе благодарна, папа, за то, что понимание этой мысли стало частью меня. Собственно, почти это же мне внушал в поезде Снейп.       Сейчас я иду освобождать Рона, через десять минут он будет с семьей. Это – самое главное. А как это выглядит, меня интересовать не должно.       Беллатриса при последних словах Волан-де-Морта шутливо щелкает каблуками, вскидывает руку с палочкой ко лбу в дурашливом воинском салюте, лихо разворачивается, все еще держа меня за плечо так, что меня чуть заносит на нее, и, видимо пародируя чеканный шаг, поворачивает к левой анфиладе комнат. Она, после того, как взглянула в зеркало, переполнилась игривостью, её энергия жаждет выхода – и Бэлла быстро-быстро тащит меня по анфиладе до бокового узкого коридора, который заканчивается неширокой лестницей, уходящей вниз. По дороге она сыплет вопросами и комментариями, в её представлении максимально дружеского толка:       – Я думала, нормальных среди грязнокровок не бывает. Слушай, а Северус сказал, что ты умная, правда, да?       Вот как ей ответить?       – Я люблю учиться и мне всегда говорили, что у меня хороший, тренированный ум.       – Любишь учиться? Я вообще не знаю, кто бы еще любил учиться, – и тут она радостно хохочет, – хотя, подожди, знаю. Северус! А он вообще как с тобой?       Беллатриса искоса, с жадным любопытством посмотрела на меня.       – По-разному, – уклончиво отвечаю я с интонацией, которая бы не дала ей подумать, что я пресекаю ее вопросы или холодна с ней, поэтому я просто растягиваю это слова, как будто раздумывая. Я прекрасно понимаю, что каждое мое слово дойдет до Волан-де-Морта и до Снейпа и пытаюсь просчитать, что мне не навредит.       – Но он вообще же человек сдержанный и сразу огласил мне четкие правила, которых я должна придерживаться, вот я им и стараясь следовать.       – Ну конечно, Снейп страшный зануда.       Мой ответ, видимо, Беллатрису устраивает. Мы начинаем спускаться по темной лестнице. Белла выходит вперед и коротким «Люмос» начинает освещать нам дорогу, я следую сзади. Каменные ступени ведут вниз, к сводчатому тоннелю. Ей хочется болтать, она, ступив с лестницы в коридор, оборачивается ко мне: – А что ты еще привезла из Румынии? – Книги. Флаконы для зелий. Подставку для перьев и пресс-папье. – То есть из дельного – только зеркало? И мне отдала? – усмехается Беллатриса. – Не жадная. Или тебе оно ни к чему? – Вам оно нужнее, – это самый нейтральный ответ, который приходит мне в голову.       В этот момент свет её палочки выхватывает решетку, которой забрана небольшая ниша. И я вижу в ней Рона. Рона, вцепившегося в решетку со всей оставшейся у него силой. Он грязен, волосы из рыжих стали тусклыми, будто поседели. Весь его вид говорит о тупой надежде, когда жизненные инстинкты перекрывают все остальные эмоции, мысли и желания.       Беллатриса издала неопределенный звук – смесь удивления, презрения и восторга.       – Уизли, слушай, пора выбираться. Что-то ты загостился у нас. За тобой мамочка приехала.       – Гермиона? – растерянно спросил Рон.       Беллатриса яростно захохотала.       – Ну, знаешь, нет. Она, конечно, мамочкой точно будет, но явно уже не твоей.       И посмотрела на меня.       – Рон, – я постаралась вложить в голос как можно больше участия. – Все плохое для тебя закончилось. Вся твоя семья приехала за тобой. Сейчас вы все вместе поедете на Гриммо и будете там жить.       – Гермиона, а ты? – его голос хрипит, надсаженный долгими криками тех страшных первых дней.       – Парень, за нее не беспокойся, твоя подружка теперь в надежных руках.       С этими словами Беллатриса движением палочки уничтожает решетку и жестом показывает Рону, чтобы он шел вперед. Рон, невидяще оглядывая меня, подчиняется и шагает вперед, в свете луча палочки, а я замыкаю процессию.       Белла возвращается к интересующим ее вопросам. Но, учитывая, что мы поднимаемся по лестнице и идём гуськом, она говорит так громко, чтобы услышала я за ее спиной. И уж конечно эти вопросы отчетливо слышит Рон. Неизбежно. Я понимаю, что все дальнейшее непоправимо и просто надеюсь, что Рон этого не понимает, поглощенный своим случившимся освобождением.       – Снейп часто тебя трахает?       – Регулярно.       – По многу раз в день?       – Когда как.       – Как он тебе?       Самый трудный вопрос. Как он мне? Сказать это при Роне… И точно знать, что это будет передано Волан-де-Морту и Снейпу, может быть, тут же, немедленно, в холле. Но Лестрейндж не отстанет. И, не дай Мерлин, вспомнит про сигарную комнату.       Мы уже идем по анфиладе и до холла осталось совсем немного, главное потянуть время. Надеюсь, там встреча Рона с семьей отвлечет Беллатрису.       – Он сам бывает довольным, как я понимаю, ему хорошо.       – Да это как день ясно, я же видела!       О, Мерлин! Беллатриса, молчи, мысленно молю я. – Тебе-то как?       Ну что ж. Неизбежно.       – Мне тоже.       Белла оборачивается:       – Вот и хорошо.       И, очень довольная, обращается к Рону:       – Слушай, ну шевелись! Что, по семье не соскучился?       Она пускается в пространные громкие рассуждения о значении семьи в жизни каждого мага и о семейных ценностях вообще, одновременно подталкивая Рона направленным лучом. Рон резко прибавляет шаг и вот уже через пару открытых дверных проемов мы видим холл.       Я еще иду за Беллатрисой в последней перед холлом гостиной, как Рон, которого Беллатриса буквально заставила бежать, появляется в холле. За спиной Беллатрисы я не вижу еще никого, только слышу стон Молли:       – Рон, мальчик мой, что с тобой сделали!       Когда я вошла в холл, вся семья Уизли жалась около Рона.       – Ничего такого, что было бы непоправимым, с ним здесь не сделали. Все непоправимое Рон с собой успешно делает сам. – раздался методичный голос Снейпа, явно снижающего градус напряжения встречи.       Он смотрел не на Рона, а на Гермиону. Ему откровенно уже хотелось уйти, потому что основное, что касалось планов Томаса, он увидел, а размазывание по Рональду слез матери в это основное с точки зрения Снейпа не входило. Поэтому Северус беззвучно вздохнул и подошел к сумкам.       – Гермиона, иди сюда. – негромко велел Снейп. – Если мы не нужны сегодня Темному Лорду, мы уходим.       – Идите, Северус. – Томас разглядывал рыжее семейство, порастерявшее последние силы в этом раунде. – Заодно покажи Уизли, откуда они смогут аппарировать. Люциус, вместе с домовиком дай им денег на первое время.

***

      Хруст крупного песка, которым посыпана главная дорога Мэнора, буквально режет по слуху. Или это мои измученные сегодняшними событиями нервы так реагируют на вполне невинные звуки.       Снейп идёт медленно, сумки в левой руке бьют его по коленям. Он останавливается, чтобы стянуть с себя рукав макинтоша, и я чувствую сквозь тонкое платье его горячую руку и тёплую ткань, укрывшие меня.       – Я же говорил, что холодно. – замечает мне он.       Мы доходим до точки аппарации. Встаем на нее.       – Артур, здесь. – раздается громче голос Снейпа. Тут, за воротами, почти темно, видны только участки светлой ткани.       – Джинни, детка, – из темноты слышится намеренно громкий голос Молли, – я запрещаю тебе общаться с грязнокровками. Все они шлюхи.       И на этих словах мы исчезаем к дому Снейпа.       Люциус шагает размеренно, замыкая растянувшуюся процессию, чувствуя себя её главнокомандующим. Трость мерно взлетает вровень с правой ногой, ее наконечник поскрипывает каждый раз о песок главной аллеи, когда твердой рукой владельца Люциус ставит трость чуть от себя на отлете. С застывшим почтительным полупоклоном рядом с тростью семенит домовик, не отрывающий от него своего взгляда.       Как только взор Люциуса случайно скользит по его лицу, домовик судорожно цепляется взглядом за зрачки хозяина и торопливо верещит: Хозяин изволил направить Поури на Гриммо. Какие указания изволит хозяин дать Поури?       Люциус мрачно смотрит в спины Уизли, плетущихся на расстоянии от расслабленно фланирующего к точке аппарации Снейпа, обнимающего свою маггловскую подружку.       – Смотри за ними в оба. Являйся ко мне докладывать обо всем, что увидишь и услышишь ежедневно. Видеть и слышать ты должен все.       Домовик трясет головой, тараща глаза в служебном рвении. Последние полчаса для него превратились в сплошную катастрофу. Сначала вдруг объявилась поганая грязнокровка, к которой сам Темный Лорд обращается лично, а госпожа Беллатриса изволит трогать! У Поури колотилось сердечко и темнело в глазах, как только он представлял, что погань сейчас укажет на него пальцем и начнет жаловаться, как он с ней себя вел. Но грязнокровка вообще не посмотрела на него за все это время, так что ему несказанно повезло.       Однако его волшебный хозяин явно все понял, недаром Поури считал, что от него ничего не скроешь, и наказал его ссылкой. Теперь коту под хвост все его годы упорного служения, теперь все начинать сначала. Ну что ж, Поури сможет, Поури докажет хозяину Люциусу, что он достоин быть лучшим и самым приближенным домовиком поместья!       – Поури доложит хозяину о каждом дыхании поганых Уизли!       Люциус усмехнулся и тут же нахмурился.       – Ты не смеешь так называть чистокровную семью. Накажи себя.       Поури взвыл, хватая себя за уши.       – Не сейчас, – поморщился Люциус, – а на Гриммо, и пожестче.       Поури, выкатив виноватые глаза, отчаянно закивал.       – Да, и вот что, – продолжил Люциус, – чтобы особняк блестел! Как бы не вели себя те, кто будет там пока жить, дом должен хрустеть от чистоты, понял?       Кивки Поури стали еще энергичнее.       Люциус, решив этот вопрос, переключился на происходящее впереди, расслышав слова Снейпа о точке аппарации и визгливое хамство Молли, обращенное к подружке Снейпа.       А она дура, меланхолично отметил про себя Люциус. Не заметить, что к девчонке милостив Темный Лорд. А это многое значит для ее статуса. Ну, и оскорблять подружку Снейпа у него на глазах, зная его, а Молли его, как-никак, но знала, не стоило. Неудивительно, продолжил лениво размышлять Люциус, что они все проиграли. С такими-то мозгами. А эта Грейнджер, она ведь ровесница Драко. Северус тщательно взрастил себе эту курочку, вне всяких сомнений. Чтобы потом впиться с удовольствием в неё зубами – он явно ведь планировал заиметь эту девчонку. Дальновидно, ничего не скажешь. «Мой Лорд, она такая умная!» – Малфой фыркнул.       Точка аппарации еще поблескивала магией после ухода Снейпа, когда Уизли столпились возле нее. Но Люциус не торопился. Он вальяжно шел по парку Мэнора, наслаждаясь удачным вечером, своим поместьем, собой. Молли начала что-то настойчиво шептать Артуру, тот таким же шепотом вяло огрызался в ответ. Ни слова было не разобрать, но, совершенно очевидно, что Молли возмущалась Люциусом, который не торопился передать им финансовое вспомоществование, и понукала Артура поторопить Люциуса.       Вот что бывает в семьях, когда мужчина сразу не установит нормальные отношения с женой, расслаблено отметил Люциус. Артур не выдержал напора Молли и сделал пару шагов по направлению к Малфою.       – Люциус…       О, диалог один на один не входил в план Малфоя, который он лелеял с момента, когда Темный Лорд велел ему финансово облагодетельствовать Уизли.       – Не утруждай себя Артур, я сейчас подойду к Вам.       Артур со значением посмотрел на Молли, обернувшись. Бедный наивный чудак, видимо, решил, что Люциус будет с ним обращаться как с себе равным. Все семейство застыло у точки аппарации, обернувшись к размеренно приближающемуся Малфою.       – Артур, теперь о деньгах. Вот галеоны.       Артур протянул руку.       И Люциус точно выверенным движением, глядя прямо в глаза старине Уизли, положил в его ладонь один галеон. Ровно. Артур непонимающе уставился на Малфоя.       – А! – с улыбкой выдохнул Малфой и добавил еще один галеон. И еще один. И еще. Он клал их в протянутую руку Уизли с таким точным расчетом времени, что не допускал сомкнуть ладонь, считая, что подачка окончена, но делал это столь медленно, что все семейство Уизли с каждым галеоном окуналось в кипяток унижения, смотря на своего отца, стоявшего с протянутой рукой перед Малфоем. Было видно даже в темноте, какими багровыми стали все Уизли, кроме, пожалуй, Рона. Тот стоял, задрав голову и смотря на звездное небо, больше не желая замечать ничего.       – Артур, если понадобятся деньги еще – дай знать. Я обязательно дам тебе некоторую сумму опять, – вместе с опустившимся в руку Артура последним галеоном произнес Люциус, тут же развернулся на пятках и, взметнув полой мантии, направился к сияющему огнями Мэнору.       Артур машинально сомкнул ладонь, полную галеонов. Вздрогнул. И через мгновение скомандовал деланно бодрым голосом:       – Ну, ну, все на точку аппарации, только ближе, ближе!       Первым рядом оказался исполнительный домовик. Следом за ним, как будто стряхивая это наваждение страха и унижения, потянулись остальные. Через минуту все Уизли тесно прижались друг к другу. А что им еще оставалось делать в этом бесприютном мире?

***

Приземлившись, Северус минуту медлит, притянув Грейнджер к себе. Он задыхающимся голосом смеется в кудрявые волосы от последней фразы Молли Уизли.       Гермионе удавалось убедить в собственной принадлежности к шлюшьему племени уже второго человека за короткое время, не прилагая никаких усилий –– достаточно было его присутствия рядом. Это о многом говорило, и вовсе не о Гермионе Грейнджер. Северус подумал бы об этом дольше, если бы не было так плевать, что думают другие о воплощении его долгого томительного желания. Задумчивый азарт застыл на его лице, хотя само лицо даже в тёплом свете гостиной выглядело утомленным.       – Дома. – констатировал Снейп, словно очнувшись, но не снял рук с плеч девушки. – Всё в порядке? – развернув к себе Гермиону, он погладил взглядом ореховые радужки. – Ты держалась хорошо. И это зеркало для Беллатрисы... И то, что Лорд привлек тебя. – черные глаза перестали втягивать её эмоции и закрылись. – Хорошо.       Спустя секунду перед ними возникла Юки, на ходу поправляя ядрено-оранжевую наволочку.       – Хозяин, мисс! – эльф затрепетала ушами, из-под свиного уха хитрый глаз разглядывал руки Снейпа, державшие Гермиону за плечи. – Такие усталые! Юки делает вам самый вкусный ужин. – застенчиво саморекламировала Юки.       – Я не хочу есть. Сначала душ. – Северус тряхнул головой, выпутался из плаща и бросил сумки прямо в гостиной, ретируясь. – Юки, помоги мисс. – раздалось уже с лестницы.       Снейп не мог сбросить с себя этот нервный восторг. Он метнулся в спальню, содрал одежду и выкрутил вентиль душевой до кипятка, ошпаривая бледную кожу. Губы с шипением втягивали воздух.       Ничто не могло остановить его теперь, когда маленькой Грейнджер ничего не угрожает. Он ощущал неуязвимость, собственную прочность как никогда ранее. Кипяток смывал задержавший их вечер, смывал впечатления от взглядов Уизли на него и на Гермиону, но не мог совладать с ноющей жадностью внутри Снейпа. Он запахнулся в халат и сел на кровать. Тело приятно собрано. Надо было сказать ей больше, похвалить. Как ловко она придумала дать Беллатрисе это зеркальце, он не придумал бы лучше. Как правильно занимала собственное пространство.       Северус поднялся, круто вышел в коридор и, не стуча, сделал шаг к ней в комнату, уверенный, что она ещё здесь. И да, Гермиона была здесь. Растянувшись по постели ровным вектором, она спала, укрывшись углом покрывала. Снейп остановился, слова, обдуманные по дороге, остались во рту.       Точеные ноги чуть разомкнуты. Стопы покоились пятками наружу, как будто она косолапила. На краю постели сидел соскучившийся фамильяр, не смея тревожить сон хозяйки, но, заслышав открывшуюся дверь, полуниззл решил пересмотреть приоритеты и проведать кухню. Крукшанс соскочил и прытко выбежал на свет. Эта полоса, лившаяся из коридора, и выхватывала изгиб прикрытой спины, расчесанные, наконец, волосы, и маленькие позвонки на шее. Всё ещё слишком тощая, чтобы понести. Но не слишком, чтобы пытаться. Подсознание властно сжало его сердце до настоящего, отчетливого спазма.       Северус хорошо знал, что с собой лучше смириться и просто развязал халат, подходя к постели неслышно. Нет, нельзя. Просто поставить колено на край, чтобы не разбудить. Просто полюбоваться. Уйти. Всё просто: поставить, полюбоваться, уйти.       Большая ладонь, разрушая планы, плотоядно огладила голое теплое бедро.       – Позволь мне. Мне очень нужно это сейчас. – шум возбужденного дыхания Северуса перекрывает сбивчивые слова. Сколько времени он вожделел её, известно, но насколько сильно, становится ясно только сейчас. Полный самообладания обычно, сейчас он униженно просит о подачке. Интересно, бывал ли он в таком состоянии раньше, или это изводит его только теперь, когда он получил любые права на неё.       – Просто позволь. – тяжелое тело накрывает её и выдавливает оставшиеся после трудного дня силы. Северус непреклонен, хотя и ласков, он целует её плечи и шею, охаживает бедра ладонями, с каждым касанием дышит, дышит, дышит, потому что по какой-то причине хочет её прямо сейчас с силой, которая очевидно ни за что не позволит удовлетворить желание иначе. Приподняв её бедра и спустив белье, он не думает ни о простынях, ни о чистоте, и ищет меж белых ягодиц сочащееся – не так важно, что сейчас не от желания – отверстие.       – Скажи, что хочешь меня.       Головка уже внутри нее, от теплой крови у него возникает ощущение, что Гермиона совсем влажная, и ему так и надо, это так хорошо дурит голову, что он болезненно шипит в ухо, медленно проникая в неё, так и не дождавшись приглашения.       – Ты моя. Всегда была моя.       Северус почти не может говорить, её мокрая от крови и слизи дырочка рефлекторно и сонно пожимает его, от чего остатки самообладания растворяются в этих восхитительных ощущениях. Темно, жарко в комнате, спина моментально становится горячей, но не настолько, как горячо ему внутри Гермионы. Он подкладывает ей сгиб локтя под шею и обнимает, медленно трахая и надолго задерживая в ней член, чтобы снова вытащить и повторить самоистязание.       Его рваный шепот накрывает меня вместе с его телом, выдергивая даже не из сна, а из забытья, в которое я упала. Мозг перебивает спасительным ничто нервное напряжение последних часов. Снейп просит, но не ждет ответа, неумолимо раздевает, неотвратимо входит. Двигается медленно и обрывисто шепчет то, что сам хотел бы услышать от меня. В мое сонное бессильное марево начинает пробиваться желание. Жесткая и горячая рука сгибом локтя охватывает мое горло, я чувствую переплетение пульсирующих вен на ней. Его дыхание то пропадает совсем, то звучит резким всхрипом. Он опять выходит из меня, локоть по-прежнему охватывает шею, и я сдавленно произношу:       – Хочу.       Сколько раз он немо проигрывал этот сценарий, совокупляясь со случайными женщинами, пленницами Пожирателей Смерти? Многое количество раз. Всегда в таком случае брал сзади, утопив рукой на затылке в поверхность, чтобы не видеть и не слышать рыдающего лица незнакомки, чтобы не портить невесомую иллюзию. Самой грязной, постыдной фантазией Снейпа была взаимность.       С несусветной этой взаимностью, которая ему никогда не светила, Гермиона сама подтвердила то, чего он так хотел, – и Северусу сорвало резьбу. Он в два прыжка очутился в знакомом состоянии, в котором мог легко убить или покалечить, выдавливая из болезненно жмущегося тела покорность, выдавая её за чужое желание. Но от неудержанного крика жертвы его собственный рот будто наполнялся лезвиями, и каждое движение губ, рождавшее неслышные, очень нежные слова, причиняло боль. Тогда он причинял боль в ответ и, выматывая себя до изнеможения, до абсолютной бесчувственности, с завидным упорством принимал судороги за удовольствие, а хрип в попытке дышать за благодарность.       Одна из таких сцен и стояла перед Беллатрисой, когда она провожала их в первый вечер в Мэноре и не завидовала участи Грейнджер. Только на этот раз и иллюзия, и объект этой иллюзии стали действительностью, и от несоответствия происходящего обыкновенному варианту ему будто вынесло выстрелом мозги. Он замер, прежде чем снова толкнуться в Грейнджер. Свободной рукой развёл ей бедра, заставляя выгнуться в пояснице с риском поломать, и только потом – снова до самого донышка ее тела внутрь, не торопясь обратно. И снова, уже жёстче и увереннее, потому что опустевшая голова стала мыслить уцелевшим основанием мозга, и существенно просела до мозга рептилии, а не человека, оставив диапазон рефлексов. Пусть сейчас это не более чем старая байка биологов — она как нельзя лучше описывает произошедший с его сложно устроенной головой отказ.       Мозг не пытался анализировать поведение девушки, побудившие мотивы — он ушёл в краткое экстатическое плавание, и заставлял тело Северуса добиваться новой дозы удовольствия для себя: уже физического, рваными движениями в поисках удобного ритма. От этого немел низ живота и ещё сильнее хотелось войти в подстеленную Гермиону, да что там – хотелось со всей нежностью проткнуть ее сквозь в этом акте присвоения. На этот раз он не был жесток, не старался причинить боли, только трахал ее с тщанием слизеринского отличника. Пульс ее кадычка, вырывающееся дыхание – в роли послушной девочки Грейнджер была великолепна. Она оперлась на локти, чтобы не ерзать от размашистых фрикций, и теперь принимала его ещё лучше. Северус нашёл маленькое ухо ртом, хрипато вышептал имя с приставкой «моя», и рукой, на которую опирался, накрыл ее ладонь.       – Подмахивай. – лаконичный приказ был подкреплён ударом бёдер, от которого ягодицы Гермионы дрогнули, как крепкое желе. Привстав с неё, он взялся за эти ягодицы и аккуратно развёл, не давая ни сантиметра отодвинуться, настигая ее подставленное тело раз за разом и задыхаясь от того, как плотно это выходит.       Я исполняю то, что приказывает мне он, начинаю в такт ему двигаться. Желание захватывает, мне хочется еще сильнее прогнуться, еще сильнее податься навстречу ему. Я подчиняюсь инстинкту, Снейп издает сзади странный звук – полушипение, полустон. Моя голова начинает ощущать тело каким-то другим образом. Мне хочется извиваться, обвиться вокруг Снейпа, одурманить его, вскружить голову, обворожить собою. Он входит в меня резкими, сильными движениями, стоны сами срываются с моих губ и я не хочу их сдерживать, мне хочется, чтобы Снейп слышал каждый этот животный звук, подтверждающий, как мне хорошо. Я поворачиваю голову вбок, так, чтобы он услышал меня.       Мгновение – и я на спине, он нависает надо мной, опираясь на локти, его член зажат между нашими животами. Поцелуй жадный, странный. Мы целуемся алчно и одновременно отталкиваем друг друга от поцелуя, потому что оба хотим возвратиться к делу. Я выворачиваю голову, целую его подбородок, уже колючий от щетины, грубую кожу около кадыка, оглаживаю обеими руками затылок, ключицы, плечи с выпирающими косточками, сухие бицепсы. Снейп, нагибаясь надо мной, поднимает мои ноги так, что они касаются его шеи, и начинает сильными и долгими движениями толкаться в меня.       – Ты … моя… девочка … - между рывками произносит он.       И замолкает снова. Закрывает глаза, закидывает голову так, что я вижу только его напряженную шею и подбородок, и двигается. Волны удовольствия накатывают на меня от каждого его движения. Я дурею от наслаждения и просто хочу испытать его еще больше и больше. Сбивающимся шепотом я говорю то, что, как мне кажется, может заставить его говорить, то, что, может быть, совпадает в его мыслях с тем, что сказала Молли:       – Я твоя шлюшка?       Да, она действительно подмахивает. Получается под весом вжимающего в постель тела не слишком, но она старается. Усердие, с которым тоненькая девчонка — и откуда в ней силы — раскачивает их обоих, сжигает его дотла. Она действительно хочет подчиниться на этот раз, и делает это так беззастенчиво открыто. Северус ежесекундно сглатывает, потому что в горле сухой ком, грозящий выйти глухим воем. Бесстрашная.       – Ты так хорошо стонешь. – хвалит ее Снейп наждачным голосом. Пальцы стискивают ее до мелких синячков на теле, когда Гермиона заговаривает с ним. От каждого ее слова все сжимается в горячий больной комок, пульсирует, не давая наслаждаться разнузданным, очень мокрым трахом. Северус одним движением вскидывает ее в руках, подтягивает под себя неумолимо. Глаза шарят по лицу девушки, не вполне различимому впотьмах. Грейнджер тянет его к себе. Шея покрывается льдом от ее прикосновений, закостеневает. Коркой матового льда заволакивает и глаза, но потом Гермиона всем весом тянет его, приподнимается и прижимается так доверчиво, что Снейп не понимает, как мог быть таким невнимательным.       Он с трудом переносит эти поверхностные касания пальцев, и не может себя заставить контролировать ее, схватить руки в замок или одернуть голосом. Вместо этого он действительно мягко, как только может мягко, вышёптывает ей в лицо что-то. Взгляд у Гермионы мутный, даже наглый, бедра расслаблены абсолютно – она не заботится ни о чем, кроме этого визуального контакта, и Северус отчётливо ощущает, как теряет собранность, и не мыслит сейчас своего удовольствия без того, чтобы это нахальное существо под ним обкончалось до обморока. Закрывает глаза, чтобы подольше остаться с ней, чтобы чувствовать эти мягкие пожатия ее влагалища, но Гермиона одной фразой заставляет его вернуться в действительность. Снейп сжимает рот до тонкой линии. Его тело давит на неё всем весом, вызывая длинный стон, он ощущает, как головка целует ещё кровящую шейку матки.       – Ты моя пронырливая, умная, обольстительная шлюшка, Грейнджер, и я не представляю, почему потерял столько времени. Надо было просто увести тебя из дома. Это было бы нетрудно, достаточно было помахать интересной книжкой. Утащить и показать, какой ты можешь быть. – Северус смотрит ей в глаза, не меняя темпа, и отмечает, что ее голодные стоны сменяются полукриками, такими жалобными, что хочется ее добить или отпустить.       – Кричи, если хочешь. – он опускается взглядом в её огромные зрачки, показывая, насколько эти ее нежные прикосновения к горлу и лицу сродни прикосновениям каленого железа, и насколько он наслаждается силой этих касаний. Пока Гермиона не мотает головой, разрывая визуальный контакт, и не начинает рвать ему барабанную перепонку визгом. Сокращения ее тела едва не выталкивают член, и Снейп с трудом пробивает себе скользкую дорожку к краю через эти спазмы. Только потом он понимает, что держит Гермину за горло, пока сам кончает, не давая ни шевельнуться, ни дышать. Он ослабляет хватку, уводя ладонь на затылок Грейнджер. Мокрый лоб девушки приятно касается его шеи. – Извини. – не сразу находится Северус. – Что? – все еще хватая воздух ртом, спрашиваю я. Снейп уже поднимается с кровати, натягивает халат, не глядя на меня: – Было больно. – скорее утверждение, чем вопрос.       – Нет. Было хорошо. Оказывается, от этого тоже кричат.       Я успеваю ухватить его за полу халата.       – Мне не было больно. Правда.       – Ты сильно кричала.       Я, подтягиваясь, сажусь на кровати, и тяну на себя одеяло, чтобы прикрыть грудь.       – Не прикрывайся. – Снейп опускает пальцами одеяло, потом и вовсе тянет Грейнджер ближе.       Внезапный накал этого короткого диалога спадает, и я начинаю ощущать себя – до этого все мое существо, еще не вполне пришедшее в себя после сильнейшего оргазма, было сосредоточено на разговоре. И я чувствую мокроту – неприятную, большим пятном растекающуюся под моими ногами. Откидываю одеяло с той стороны, которую не прижал, сидя, он, – и заливаюсь краской. Все в крови. Снейп чуть наклоняется, чтобы понять, на что я смотрю.       – Я всю тебя перемазал. – произносит он без улыбки. Кожу его бёдер тоже стягивают разводы крови. Северус поднимает взгляд с их грязных тел на грудь Гермионы, протягивает руку и гладит, пропуская маленький сосок между пальцев, а, когда Гермиона поворачивает голову к нему, впивается испытующим взглядом.       Я, как мне кажется, краснею уже до самой макушки.       – Это же Юки увидит. Вы можете сжечь эту простынь?       – Да, – произносит Снейп, продолжая без спешки гладить мою грудь, –Да и дом, что уж. Домовику свойственно видеть хозяйские простыни. Наши будут или в сперме, или в крови, – и, прикинув, добавил, – или и в том, и в другом.       Ну вот что тут делать?       С момента, как я нахожусь со Снейпом, вся моя интимность обрушена: в Мэноре происходит то, что происходит, Беллатриса при Роне интересуется нашим со Снейпом сексом и я должна ей отвечать, очевидно, Юки будет посвящена в некоторые потайные детали.       Да, Снейп не преувеличивал, когда говорил, что в его мире границы допустимого совершенно иные. Ведь это фактическое заявление о том, что во время менструации секс у нас будет такой же регулярный, как и в другое время. Его, значит, это не отталкивает. Точнее, он, видимо, просто не придает этому значения.       Странный. Омерзительный, если сухо перечислить всё, что он со мной делал. То, как мы делали это только что, вовсе походило на языческий ритуал. И, по-честному, какая-то моя часть, незнакомая мне, поклонялась ему, будто по моим трепещущим внутренностям он, как кельтский жрец, советовался с богами.       И всё-таки я спрошу:       – Я правильно поняла, что для Вас нет никакой разницы, менструация у меня или ее нет?       – Для меня нет. Если тебе не слишком приятно делать это по крови, я не буду.       Он не смотрит на меня, пальцем выводя на моем перепачканном бедре окружность. Я наклоняю голову, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. Не сколько физиологическим – с ними сейчас все очевидно, сколько к психологическим, пытаюсь перебирать все свои эмоции – и не нахожу их вообще. Может быть, это было связано с тем, что я была задремавшей, и проснулась, когда Снейп уже был во мне, то есть он успел стянуть с меня белье, хотя и оно еще было чистым.       – Знаете, всё непросто. Физиологически мне сейчас было хорошо. Но в предыдущие месяцы у меня бывали боли – и вот в такие дни я очевидно ни на что не способна.       Снейп медленно качнул головой.       – В этом месяце этого не было, а вот как поведет себя мой организм дальше, я не знаю. И еще для меня в такие дни невозможна спонтанность – ну, потому что я не хочу, чтобы Вы видели перепачканное белье, или … – меня смущало то, что я ему говорила, – или прокладки, в которые какое-то время текла кровь.       – О, в такие дни я буду весьма церемонным и стану извещать тебя о своих намерениях заранее. – язвит он в ответ. Я могу различить уже как минимум пять оттенков его язвительности. Этот очень благодушен.       Где-то шестым чувством я понимаю, что после секса, когда ему очень хорошо и он расслаблен, мне нельзя переходить на более живой и независимый тон. Он не должен считать, что с помощью секса я пытаюсь им манипулировать. Если эта мысль попадет в его голову, он перестанет быть расслабленным. И, поскольку его болевая точка – контроль, давить зря на неё не нужно. Известно: что не убивает, делает сильнее. И я продолжаю:       – А если у Вас есть силы, мы сможем после ужина посмотреть книги? И остальные покупки хотела бы еще раз посмотреть. Ааа, – я застонала, закинув голову.       – Что такое?       – Я ничего не привезла Юки. А дарить ей книгу мне кажется плохой идеей, тем более, что я даже не знаю, что там за книги.       – Что я могу сказать, мисс Грейнджер. А еще звались защитником эльфов.       Голос Снейпа сделался скорбно-осуждающим. Я смотрела на него с сознанием своей вины. Он явно наслаждался, разглядывая меня свысока и покачивая головой. Но потом стал открыто подтрунивать:       – Когда я тебя уличил в воровстве, ты выглядела менее виноватой. А ведь тогда ты была маленьким ребенком и попалась на вульгарной уголовщине. Ну, оставьте самоуничижение, милая. Я купил ей очередную наволочку в ее вкусе, она в дорожной сумке. Я ей всегда привожу их, когда возвращаюсь из дальних мест.       – Вы привозите Юки подарки? – я, действительно, обалдела.       – Какой боггарт живет в Вашем сознании под моим именем?       – Я буду с этим бороться. – в это мгновение мне, действительно, стыдно, уже вдвойне.       – Надеюсь, не методом Люпина.       Северус замирает на секунду.       – Подумать только, мы с тобой встречали то Рождество за одним столом. Дамблдор подарил мне эту дурацкую шляпу. – цедит Снейп. – Ну, в душ? Вода течет по нашим телам, ссохшаяся кровь постепенно смывается водой, остается стереть мочалкой совсем немного. Снейп опять натягивает свой халат, а у меня… а у меня ничего нет.       – Вы, мисс Грейнджер, всё норовите пощеголять в неглиже или, того хуже, посягнуть на чужое. Подождите пару секунд. Возвращается он с таким же, как его, халатом в вытянутых руках. Я ныряю в распахнутый халат, он оборачивает меня полами, завязывает пояс и мы идем вниз. Чтобы не споткнуться о длинные полы, я их придерживаю на лестнице.       В столовой Юки стоит, не дыша.       – Юки, мисс Грейнджер выбрала тебе наволочку в подарок.       Северус обходит стол, на ходу снимая из фруктовой вазы яблоко, с хрустом кусает. Он лжет так легко, что от этого страшно.       – Она в моей сумке в гостиной, но ты можешь достать. Только смотри, чтобы мисс Грейнджер не подкинула туда вязаную шапочку. Эльфы Хогвартса находили пару даже в гостиной Слизерина, и, не имея возможности справиться с ними сами, звали как минимум декана. Хорошо не Министра Магии, на этакое-то непотребство.       Снейп круговым движением встряхнул загремевший льдом графин с грейпфрутовым соком, наливая в бокал.       – Хочешь? – Северус делает большой глоток. По горлу течет горький холод, он в наслаждении закрывает глаза и долго пьет.       Гермиона не выглядела несчастной от его произвола, даже наоборот. Так визжала. На шее до сих пор, если замедлить дыхание, можно пальцами нащупать места, к которым она прикладывалась мягкими губами.       Юки перестает делать ручонками жест, будто то собирается обнять Грейнджер, то сама себя одергивает. Снейп окидывает взглядом эту сцену и прячет в бокал рот.       – Юки сделала лазанью, мясо было такое хорошее, такое сочное. – домовик качает головой, отчего уши у неё, как у бассет-хаунда, трясутся. – Ещё зеленый салат. И есть пирог. С персиком. – добавляет скромно домовик, вытирая незанятые руки небольшой салфеткой.       Снейп не слушает, он снимает с блюд крышки и изымает у Грейнджер тарелку. Порции стилтона и лазаньи, которые оказываются на этой тарелке, способны накормить трех Гермион и ещё одного полуниззла, застрадавшего от запаха горячей лазаньи.       – Ешь, ты целый день голодная. Сначала плотный ужин, и только потом книги и всё остальное. – ставит Северус тарелку и наливает ей сок. Затем откидывается на стуле и возвращается к недогрызанному яблоку, с удовольствием точа о него зубы. Взгляд блуждает по столовой.       – Юки, вкусно. Исчезни. – коротко приказывает Снейп после того, как Грейнджер одолевает треть порции лазаньи. – Ты собиралась мне поведать о моменте в Визжащей Хижине. – напоминает Северус.       Он намерен отмерить приемлемую порцию пасты, но глаза внимательно задерживаются на Гермионе. Губы девушки перемазаны, она с удовольствием ест. В простых действиях, домашней посуде, халате, свисающем с плеч есть бесхитростная уютная красота. Дом в её присутствии становится обитаемым, живым, это ощущается кожей. Домовик убегает, нисколько не обижаясь на хозяина, так уж у них заведено – мастер зелий никогда не ведет бесед, ничего не обещает, а делает, как и Юки, которая делает даже больше, повинуясь своей судьбе домовика.       Северус шумно вдыхает.       – Я хочу, чтобы тебе было здесь.. комфортно. Приятно. Жаль, что в Брашове ты не нашла ничего для себя.       Снейп терзает свой кусок лазаньи в напряженном ожидании её ответа, всем видом напоминая, что вообще-то судьба их решена и что бы она не сказала сейчас, он не готов будет отпустить её куда бы то ни было. Случившееся получасом ранее продолжает выжигать по металлу в его голове.       – И я благодарен. Что ты миришься. – последнюю тихую фразу мужчина почти проглатывает. Снейпа пронизывает отчетливое чувство, проклятое чувство, незваное чувство вины, сплетающееся с собственническим удовольствием, и это шокирует. Он быстро смотрит на Гермиону, но она всё так же жует, похожая на маленькую парковую белку. Всё как будто в порядке. Внешне. Отчего он чувствует себя распоследним выблядком?       – За эти недели я выполнила больше приказов, чем за всю мою жизнь. Не буду отрицать, с Вами вообще-то трудно. – Я решила улыбнуться ему. – Но, наверно, Вы бы оскорбились, если бы сказали, что с Вами легко, так?       Я отвечаю подробно, как могу, потому что замечание про Брашов, брошенное вскользь, меня дергает. Надо обдумать, как отреагировать. Он спрашивает просто так или он проверяет меня? Вдруг это не я шла за ним, вернее, пыталась найти его, а он с какого-то момента следил за мной, а я не заметила? И он видел, как я ходила по улицам, явно кого-то ища или как заходила в отделение полиции? Ну, конечно, даже если он не следил за мной, ясно, что почти за целый день я нашла какую-то ерунду и книги, о которых ничего не могу сказать. Быстро придумать, где же я провела остальное время. – Спорим, Вы бы убили меня, без всяких фигуральностей, если бы я реализовала желание купить все приглянувшиеся мне вещи. Видите ли, – тут я начинаю допридумывать историю про то, что видела только мельком, – вторым антикварным был мебельный. Догадайтесь, что на меня произвело впечатление? Я даже ушла из него специально, чтобы подумать, походить по улицам, насколько на меня произвело впечатление то, что я увидела. И снова возвратилась, потому что мне это действительно понравилось. И я долго думала. Но дальше представила себе Вас и загроможденный холл гостиницы, Ваши истощенные финансы и довольную себя, сообщающую, что мебель совершенно не подходит к стилю Вашего дома и необходима сплошная реконструкция. Решение после этого могло быть только одно. А про зеркало я не жалею. Я вообще довольно спокойно отношусь к вещам. В том смысле, что мне, например, важна шкатулка, которую держала в руках моя прабабушка, – я с грустью подумала, где-то теперь эти вещи, где теперь все это, как и моя прошлая жизнь, и загоняя эту грусть вглубь, так, чтобы она не тронула сейчас души, продолжаю, – а зеркальце просто было магическим и симпатичным внешне. Меня больше удивило, как Лестрейндж оказалась счастлива. Я не думала, что она такой может быть. Как я понимаю, speculum amoris показывает сильную романтическую привязанность и отношение этого человека к тебе? Интересно, даже не думала, что есть такая магия. Она, кстати, на мой вкус весьма жестока, хотя Вы, наверно, скажете, что, наоборот, потому что просто позволяет трезво взглянуть на ситуацию, – раздумчиво продолжила я, одновременно отводя его от обсуждения вопроса, что же я делала в Брашове, – вот так живешь в иллюзии расположения своего предмета любви, а тут тебе зеркало с его лицом сообщает, что ты для него пустое место. Хотя, конечно, иллюзиями тоже жить не следует.       Глотнула сок, посмотрела на Снейпа и продолжаю:       – Про Визжащую Хижину мы ведь наверное неправильно друг друга поняли: я в тот момент, когда все в ней происходило, ничего особого о Вас не думала, кроме того, что ругала Гарри за то, что он напал на преподавателя, а потом пряталась за Вашу спину, потому что Вы были единственным, кто мог спасти всех нас. И одновременно я боялась за Вас. Ничего необычного. Просто, когда Вы мне рассказывали о себе в Визжащей Хижине, то сказали, что заболели. И резко потребовали, чтобы я не шутила. А я хотела как раз сказать, что у меня это признание вызвало сильное… сопереживание, потому что я подумала, что это очень-очень тяжело: так держать себя в тисках и понимать, что все это никогда не будет воплощено. Вот.       Я задумалась.       – Ну, правда, Вы воплотили. – я тряхнула головой. – Так странно. Странно и будто не со мной.       – Так ты меня после всего... пожалела? — выдохнул ритмично Северус, вцепляясь в столешницу. Спокойное лицо исказила пренеприятная улыбка, благо, улыбался ею он сам себе, своим воспоминаниям. – Попытки подкормить на Гриммо тоже были из этой серии? Снова чувствую себя эльфом. — беззлобно добавил он.       Гермиона в ответ на его сдержанную благодарность заливается молоденькой канарейкой, и это настораживает. Он отправляет вилку в рот и медленно жует, не отнимая взгляда от ее лица. Многозадачность за столом не его конёк – голова либо думает, либо ест. Поэтому немые ответы заключались либо в согласном кивании подбородка, либо в замирании, чтобы обдумать сказанное.       Снейп не мог никак взять в толк, что именно его беспокоит. Он понял бы безопасное смирение, понял бы попытки любой ценой подчинить его хотя бы доступными ей способами, обслуживая его потребности. Понял бы даже попытку бежать. Но как можно было пожалеть его в условиях, когда Грейнджер стало известно теперь все, или почти все, Северус понять не мог. Это такая форма безусловного принятия? Стокгольмский синдром? Что бы это ни было, оно снижало уровень агрессивного желания подмять в пол, и Снейп, хотя и не мог верить в полную искренность сказанного, был благодарен хотя бы потому, что это принятие внешне соблюдало его условия, и потому Гермиона действительно ничем не рисковала, лаская словами готового разорвать ее на части зверя. Ему было приятно.       – Да, и я очень прошу: не надо мне приписывать то хорошее, что вообще-то делаете Вы, ладно? Наволочку же для Юки привезли Вы. – И я с этими словами подцепила на вилку последний кусок лазаньи. – Мне кажется, я объелась.       – Юки вне себя от счастья, что у неё с тобой установились тёплые отношения, думаю, она смутно могла надеяться. Было бы странно отказать ей в этом, учитывая, что для нас это мелочь. И почему же ты, Грейнджер, так невнимательно слушаешь. Я упомянул мебель, когда отправлял тебя по салонам. – вкрадчиво произнёс Снейп. – Если ты не приобрела личный кабинет Владислава Цепеша, это вряд ли сильно ударит по благосостоянию. А по интерьеру, прямо скажем, не слишком ударит и это.       Северус потянулся вверх, выворачивая плечи.       – Если зеркало действительно показывает хозяину, как игнорирует или активно недолюбливает тебя объект привязанности, это бесполезная абсолютно вещь. Вся прелесть существования подобных безделиц в том, чтобы они обманывали настоящее и могли показать будущее чуть менее мрачным. – пришёл к противоположному выводу Снейп. – Иди сюда, проверим, насколько ты объелась.       Рука подвинула тарелку в сторону и погладила столешницу перед ним. Гермиона опасливо сверкнула на него глазами. Он молчал, поглаживая столешницу, и выражение лица было каменно-неуступчивым. Ничего другого ей не оставалось, как встать. Когда Гермиона подошла, он повернулся, ухватывая ее за бедра, сажая прямо перед собой.       – Я захотел изнасиловать тебя тогда. – сглотнул он, целуя в наполненный горячий живот через ткань. – Это было неприятное открытие, потому что я не думал, что ты, девчонка, способна вывести меня из равновесия настолько. Согласись, физически тогда хотеть было особо нечего. – Северус развязал халат и погладил наетый беличий животик. – Не то, что сейчас. – пальцы пожали бедро. – Позже я подумал, что не стоит себе отказывать в своих желаниях, раз это так, что бы это ни было. Если представится возможность.       Он закрыл глаза и помолчал с минуту, стараясь угомониться.       – Я снова хочу тебя. – Снейп произнёс это отчетливо, злые глаза высматривали в ее лице отвращение. – Можешь отказаться.       В том, что он только что сказал, было нечто не срастающееся. Он говорил про обладание мной, на котором его переклинило, в самых жутких словах, и тут же произносил, что я могу отказаться. И я ему верила. Я действительно могла бы отказаться, и он бы исходил своим желанием рядом, не прикасаясь ко мне. Он, несомненно, старался познакомить меня со своими самыми мрачными демонами. Странно то, что я не боюсь его сейчас. Да, он жесткий, умный, с холодным расчетом, но я не испытываю перед ним страха в такие моменты. Почему? От того, что меня продирает от движения его рук почти болезненный озноб возбуждения по бедрам или потому, что он много раз за это время он мне повторял: «здесь тебя не обидят»? Хотя стоит ли ему верить?       – Час назад мы договорились о другом. Вы обещали мне, что это не будет спонтанный секс, потому что я могу быть в крови. Вот сейчас я в крови. И мне неловко от этого. Вы отпустите меня в ванную?       Снейп отрицательно качает головой, синхронно поглаживая мои бедра до колен. Возбуждение скручивается пружиной в моем животе.       Он долго молчит, следя за движениями своих рук, потом произносит:       – Зачем? Это только кровь. Я видел достаточно крови. Что тебя смущает? Тебя саму?       – Что Вы увидите.       – Я тебе только что все сказал. – он опускает руки, также синхронно, до щиколоток и вновь начинает их вести к бедрам. – Ты меньше, чем час назад из душа, ты свежая. И потом, – усмехается он, – ты, как я понимаю, не возражаешь против спонтанного секса в другие дни.       – У нас не спонтанного секса еще вообще не было.       – Я учту. – растягивает губы Снейп. И тут же меняет тон, возвращаясь к прерванной мной своей мысли. – Спонтанный секс предполагает остатки некоторых физиологических процессов, в том числе на тех частях тела, с которыми приходится… тесно взаимодействовать. Когда в поезде ты делала мне минет, ты думала о том, что в душе я был с утра?       – Нет, – действительно, так. Я понимаю, что он выворачивает произошедшее так, будто я это делала по своей личной прихоти.       Или он сам в это уже верит?       – Вот и я не беспокоюсь о том, что увижу твою кровь. И тебе тем более не надо. Это единственное препятствие?       – Я не возбуждена.       Мне приходит в голову, что, если, он будет исполнять то, о чем его прошу я, наше положение уравняется. Пусть не только я делаю то, что он говорит.       – Развяжите на себе халат, пожалуйста. Мне надо видеть, как Вы меня хотите.       Он видимо удивляется, но начинает развязывать пояс, а я смотрю на ходящий кадык и ловлю тяжелый от напряжения, особенный взгляд. Вероятно, от того, что только что мы проскочили опасный момент, мне хочется шутить. Но комментарий про стриптиз в исполнении декана я все же решаю не давать.       Снейп чуть отодвигается от меня и даже немного откидывает назад корпус, чтобы дать возможность увидеть его эрегированный член. В этом отношении он понимает свои преимущества и лишен рефлексии. Смотрит на меня, берет его в руку, медленным движением проводит вверх-вниз. Потом опять оказывается вплотную ко мне, раздвигает мои ноги шире, берет за шею и притягивает к себе поцелуем. Получается влажно и протяжно. Снейп фиксирует мне спину распластанной рукой.       Потом чуть толкает меня вглубь стола, так, чтобы я попой полностью оказалась на нем, нагибается со мной и кладет меня на столешницу, на нее же затем ставит мои ступни. Как в поезде. Стягивает мои трусы и откидывает их на стул.       Колени оказываются согнуты под таким острым углом, что лобок выставлен вперед и приподнят, как самый лакомый кусок. Он ласкает исподнюю часть бедер, потом обильно смачивает два пальца слюной и вводит во влагалище. Прикрыв глаза, начинает двигать ими, лаская грудь другой рукой и в такт двигаясь всем телом.       Грейнджер вдруг сама пытается рукой ласкать его в ответ, но дотягивается до его внешней стороны бедра только кончиками пальцев и переносит свою ладонь на его руку, сейчас так дивно дразнящую ее. Проводит по ней пальцами вверх и вниз, по тыльной стороне, до локтевого сгиба и ведет назад, к запястью. Конечно, для Снейпа это не имеет никакого эротического оттенка, но сам факт того, что она без принуждения гладит его, впрыскивает эндорфины в накачиваемую сейчас желанием кровь.       Я ему говорю, что хочу слышать его голос.       – У меня голова пустая сейчас, – произносит Снейп мирно. – Говори сама, я буду отвечать.       – А что?       – Что угодно. Хоть про свою мебель расскажи.       Сердце екает. Значит, он ничего не забыл и сейчас старается меня поймать? Ну, конечно, я дышу уже прерывисто от нарастающей чувственности, все еще небольшой, но очень приятной, он надеется, что у меня отключатся мозги? Собираюсь, держа в голове содержимое того магазина так подробно, как могу. А сама в ответ морщусь:       – Это похоже на старый супружеский секс, еще и ремонт обсудим, да?       – Можно, – отвечает Снейп, не вынимая пальцев, наклоняется и поочередно захватывает губами, втягивая в себя, соски. Я вспоминаю то, что мне говорил антиквар:       – Это были письменный стол, рабочее кресло, чайный стол и пара кресел к нему, а еще бюро. Все – Луи пятнадцатый, розовое дерево, маркетри, бронзовые накладки. Посоветовали подобрать обивку мебели и штор, а лучше и стен, из одного материала. Сказали, что туаль идеален. Вы что-нибудь из этого поняли?       – Понял только, что тебе набор понравился. Почему не купила? – и, особенно глубоко введя пальцы, чуть шевеля ими там, издал глухой звук.       – Я внутри себя не чувствовала, что могу это сделать.       – Внутри себя ты должна чувствовать только меня. Кажется, эти слова выбили его самого. Он закрыл глаза, сжал зубы. Я научилась уже понимать, что это мимика запредельного уровня его желания. Мое собственное тело уже разнежено. Я была готова его принять.       – Войди в меня. – тихо говорю я ему.       – Готова?       – К жесткому сексу?       Он не отвечает, качнув головой.       И рассчитанным, умелым и очень спокойным движением входит, придерживая меня за бедра. И полностью вынимает. И опять таким же повторяющимся движением входит. Я начинаю елозить на столе бедрами, потому что хочу удержать его внутри. Снейп наблюдает за мной, выдыхает с кивком, что понял, что сам хочет иначе, подтягивает меня к себе, мои ноги перемещает к себе на плечи около шеи, и немного откинувшись, расставив ноги, начинает очень быстро трахать меня. Нежно? Не знаю, наверно, нежно, – просто мне очень хорошо и я отрываюсь от понимания того, как он это делает. Во мне начинает нарастать упругое ядро кайфа, оно все расширяется, расширяется, мороз продирает меня по коже, я торопливо говорю «да-да-да» в такт каждому удару, наслаждение уже не наваливается волнами, а затапливает одним непрерывным потоком и я вскрикиваю.       То, как она раздвигает ноги как бы привычным простым движением, то, как податливо тело, как спокоен её умный взгляд, перетряхивает Северусу кишки. После их ожесточенной стычки наверху и за это послушание ему хочется сделать ей маленький мокрый праздник, действительно нежный, сообразный её поведению. Поэтому её горячее гнездышко он сейчас не разоряет, а лишь упруго прокатывается, двигаясь быстро, амплитудно, не впахиваясь, впрочем, не пытаясь провалиться в неё. Её нутро довольно быстро набухает, становится твердым и требовательным, и двигаться становится ощутимо тяжелее, потому что набухшее тело и попытки не отпустить лишают его воли. Тем не менее, он продолжает в совершенно одинаковом ритме, пока вздохи Грейнджер не сливаются в одну беззастенчивую гласную. Девичьи пальцы держатся за край стола до побеления, она сама пружинит, выставляя истекающую пизденку поближе, ищет его сама. Северус так увлекается, так концентрируется на её лице, не закрывая черных глаз, что едва не шарахается, когда, пытаясь сбросить упавшие на глаза пряди и нервно мотая головой, замечает боковое движение.       Он наощупь молниеносно отправляет в полет тяжелую тарелку с остатками лазаньи, останавливаясь на секунду, чтобы разглядеть происходящее. Домовик с верещанием, со стыдливым причитанием скрывается в дверном проеме, где только что стояла, придерживая наволочку. С победным мявом в гонку за лазаньей врывается кот, буксуя на гладком полу изрядно пожирневшим и обросшим мехом телом. Гермиона открывает пьяные глаза и приподнимается, но тут же оказывается прижата обратно к столу.       – Всё хорошо, лежи. Вот умница. – артикулирует Снейп, успокаивая её не только голосом, но и длинными, настырными движениями. – Тарелка упала. – поясняет он этим глазам с медленным кивком, призвав весь педагогический талант, и Грейнджер глубоко кивает с раскрытыми губами в ответ, широко разводя ноги. Так получается особенно, до донышка, она быстро запрокидывает голову и сжимает ровные крупные зубки. Северус ощущает эти быстрые сокращения мышц, напряжение прижатого ладонью живота, и продолжает её трахать даже в этой мертвой хватке, продлевая общее удовольствие. Гермиона коротко взвизгивает и внизу становится очень мокро, сочленение их затапливает прозрачным горячим соком. Сжатие влагальца становится таким сильным, что Северус проталкивается сквозь эти тиски поглубже и делает им ещё мокрее, заполняя гостеприимно подставленное тело семенем.       – Ох, Грейнджер. Я думал, это была случайность, когда ты была бесконтрольным пьяным поросенком. Нет. – осипше констатирует Северус и рассоединяется с ней, вытирает тканевой столовой салфеткой от промежности до медовых завитков.       Он стаскивает Гермиону безвольной тушкой со столешницы, придерживает на ногах, пока садится обратно и принуждает занять его сверху. Полы её халата надежно укрывают ненужные чужим глазам подробности. Крукшанс сидит возле расколотой пополам, но теперь абсолютно чистой тарелки, и лапой умывает морду в пятнах лазаньи.       – Юки! – зовет Снейп. Домовик возникает поодаль от стола и её толстая плотная кожа почти розовая. – Принеси нам с мисс Грейнджер чаю и молочник. Можно и мёд. – просит, повернув голову к Юки, мастер. Он поудообнее обвивает Гермиону и подтягивает повыше, устраивая её подбородок на плече. – И перестели утром, пожалуйста, у мисс Грейнджер в комнате, там немного грязно.       – Хозяин, Юки мигом. – отзывается домовик с непринужденным энтузиазмом, не переставая таращиться на них.       Он теряет к домовику интерес, обращаясь к уху Грейнджер. Та на удивление спокойно располагается у него на руках.       – Завтра подготовишь два зелья. Они связаны между собой принципом приготовления. В одном будет не доставать ингредиентов, в другом – пропущены этапы приготовления. Тебе надо будет напрячь память и логику и восстановить оба рецепта, а также отыскать, в чём связь между ними. Ну и сварить. Кроме инструкций, у тебя не будет подсказок. – инструктировал Снейп. – Я оставлю тебе общий справочник ингредиентов.       Гермиона не шевелится, не отзывается. Северус останавливается даже дышать, и понимает, что его маленькая женщина спит. Об этом же говорят рефлекторные едва ощутимые подергивания тела. Он концентрируется и кладет ладонь на каштановый затылок.       – Маффлиато. – едва слышно шепчет Снейп, с облегчением сознавая, что, даже если Юки сейчас выйдет с хором цыган, это не потревожит беспокойный сон. Он долго ещё пьет чай с молоком, не шевелясь, а потом гладким движением поднимается, обнимая ношу под попу. Грейнджер протестующе бухтит ему что-то неразборчивое в ухо.       – Угомонись. – совершенно бесполезно говорит Снейп, забывая, что она под чарами.       

***

      Вот и Гриммо. Сколько всего произошло со всеми ними, со всем магическим миром, с тех пор, когда они почти тем же составом были в доме, прячущимся на этой площади. Нет, и уже больше никогда с ними не будет Фреда. Теперь рядом шагает мрачный Чарли.       Домовик побежал вперед, открыть дверь и быстро осмотреться. Напутствие хозяина Люциуса он собирался выполнить безупречно. Поури озарила счастливая мысль: ему же несказанно повезло, хозяин сам велел ежедневно и подробно докладывать обо всем, происходящим на Гриммо! А ведь это означает, что он сможет каждый день разговаривать с хозяином, показать ему свою преданность, ум, ловкость! Поури даже взвизгнул и потер ладошки. В Мэноре так везло только управляющему домовику. Он сможет, он докажет, что управляющим домовиком должен быть он, Поури!       – Люмос, – раздался усталый голос за его спиной. В узком холле стоял Чарли, засунув руки в карманы и заслоняя от домовика своей широкой крепкой фигурой всех остальных Уизли.       – Домовик, чаю, – неприязненно бросил он.       – Смею заметить, что дом не обитаем, Поури нужны галеоны на покупку всего необходимого, – домовик про себя зло подумал, что этот поганый Уизли смеет пытаться себя вести, как великолепный хозяин Люциус!       – Да, галеоны… - зло протянул Чарли.       – Замолчи! – почти хором крикнули Джинни и Перси, однако интонация их возгласов была разная. Джинни явно страдала за отца, Перси – за срывающуюся от наличия такого братца карьеру.       – Рон, мальчик мой, садись, – захлопотала Молли. – Сейчас, сейчас, вот сюда – и она повлекла его в знакомую им гостиную первого этажа. – Домовик, иди сюда!       Поури оказался тут же рядом, с интересом, но скрытно оглядывая Молли и Рона.       – Вот тебе два галеона. Купишь на них чай и еды – яиц, молока, овсянки, курицу, картофель и зелень, сахар, соль, хлеб, еще лук, – быстро перечисляла Молли, мгновенно составляя план завтраков и обедов на ближайшие дня три.       – Мало галеонов, – пискнул Поури.       – Нормально, – отрезала Молли. – Не надо покупать в самом дорогом магазине Косого переулка. Пойдешь в лавки около Лютого, там всегда все по сходной цене. Да, и еще муки и масла!       Домовик протянул лапку, с наслаждением представляя, как завтра он доложит хозяину Люциусу, что поганые Уизли едят отбросы, забрал галеоны и аппарировал.       Молли опять переключилась на Рона:       – Сейчас вернется домовик. Ты хочешь сначала чаю, а потом в ванную или наоборот? Давай отец или Джордж тебя вымоют, у тебя же наверно, нет сил пошевелиться.       Рон, вытянув ноги, наслаждаясь этим и одновременно, морщась от тупой боли заживающих ран, ответил, что вымоется сам, а потом уже будет пить чай.       – Мы все подождем тебя!       – Пейте чай без меня.       – Нет, я хочу, чтобы мы все сели за один стол, все вместе! – Молли все еще не может выйти из взвинченного состояния.       Пока мать возится с Роном, а домовик умчался за покупками, Чарли уходит наверх осмотреть дом, Джордж и Джинни, не знающие, куда себя приткнуть, идут вместе с ним, под предлогом старожилов показывая комнаты.       Перси, выждав, пока они выше поднимутся по лестнице, так же, как и Чарли первый раз оказавшийся на Гриммо, жадно начинает оглядывать дом, выискивая комнату для себя и прикидывая, как надолго они задержатся здесь. Его раздирает досада от того, что этот огромный дом, пусть и запущенный, все равно великолепнее и больше того, что в лучшие дни было у его семьи. И этот дом настолько не нужен Блэкам, что никто здесь не живет. Потому что у каждого из них еще есть что-то еще. Мэнор, например. На глаза Перси выплескиваются горячие слезы зависти и едкой злобы. Даже собственных домовиков нет! Он не менее чистокровен, чем все эти чванливые Малфои, и уж куда чистокровнее Снейпа. Если бы не глупость родителей, если бы не их беспечность! С досадой, уже поднявшись по лестнице на второй этаж, он шарахнул кулаком по стене коридора.       Артур остаётся в холле один: он зашёл последним, замыкая их процессию. Медленно, механически он закрывает входные двери и даже поводит палочкой, произнося заклинание запирания. Но оно не работает… это невозможно сделать в родовом доме Блэков, не принадлежащем ему, дом не признает никого, кроме титульных собственников. Артур измотанно опускается на ступень лестницы: сил идти в гостиную и видеть замученного сына и нервную жену у него нет.       Поури появляется в гостиной и отмечает сам для себя, что там все еще только Рон и Молли. «По дому шарят» – неприязненно думает он, ставя еще одну галочку в списке ежедневного доклада, мысленно готовящегося для хозяина Люциуса.       – Где накрыть чай? – спрашивает он, избегая хоть как-то обращаться к Молли.       – Мама, – включается в разговор Рон, – я не хочу сидеть за столом, после ванной я лягу на диван и так буду пить чай. Давай будем все здесь.       – Конечно! – Молли соглашается с преувеличенным энтузиазмом, не соответствующим той мелочи, о которой сказал Рон. Но это фактически его первые длинные фразы после Мэнора и Молли воспринимает их обостренно.       – Мы все будем пить чай здесь!       Она понимает, что надо бы спросить домовика, как его зовут, но роль соглядатая у Поури так откровенна, и так ей противна, что никакого желания обращаться с ним добросердечно у нее нет.       – Позови всех и неси сюда чай, потом немедленно приготовь ванну и полотенца.       – Полотенец и белья в доме может не быть, – скрипуче заявил Поури. В его планы не входило разбазаривать имущество Блэков.       – Были! – яростно рявкнула Молли. Домовик ее раздражал с каждой секундой все больше, но выкинуть его не предвиделось пока никакой возможности.       Домовик кивнул за ее спиной, формально выразив принятие приказа, и исчез. Через полчаса Рон лежал на диване, а вся семья, подвинув кресла, расположились рядом и смотрели на него. Только Молли устроилась прямо в ногах Рона на диване и, не переставая, гладила его стопы одной рукой.       Рон пил чай, чай, о котором он столько дней даже не смел мечтать, и рассказывал. О том, как их поймали, о том, как притащили в Мэнор. Их с Гарри. Гермионы не было. Как потом его пытала Нагайна, а затем развлекалась Беллатриса. Как его притащили в зал, где Волан-де-Морт и Снейп на глазах у толпы Пожирателей, подвесив Гарри к потолку, пытали их обоих.       – А Грейнджер? – Молли уже решила, что никогда не назовет эту мразь по имени.       – Я не видел ее тогда. А потом... – губы Рона задрожали, – потом нас с Гарри переместили в другое помещение... и их осталось только трое: Волан-де-Морт, Беллатриса и Снейп.       – Самые приближенные, – Чарли скрипнул зубами.       – Мерзавец! – простонала Молли.       – Его убивали медленно они вдвоем со Снейпом. Точнее, начал Снейп, а потом уже все доделал Волан-де-Морт.       Снейп потом ушел, перед этим наклонился и смотрел на умирающего Гарри.       Наконец, что-то сложилось в голове у самого Рона:       – Почему Гермиона пришла за мной?       – Да потому же, почему Снейп – лучший дружок Того-кого-нельзя-называть! – запальчиво крикнула Молли.       – Мама, - жалобно сказала Джинни, – ты же сама знаешь, ее отдали Снейпу. Она в плену.       – Так кто нам это сказал? Тот же Снейп, это он был под оборотным зельем! Разве ты не поняла? За каких идиотов они нас держат, как он смел так глумиться над нами!       Джинни растерянно смотрела на мать. Артур вступился за дочь:       – Молли, Джинни же его не видела, это ты слышала, что он говорил и смогла связать.       Чарли посмотрел на Рона:       – Дело уже прошлое, но ты уверен, что ваша с Поттером подружка не работала на Снейпа давно?       Молли ахнула:       – Точно! Посмотрите, как она была одета! Такие вещи! А как с ней Снейп разговаривал!       Чарли усмехнулся:       – Снейп – это ерунда. Вот как с ней Тот-кого-нельзя-называть разговаривал – вот это о многом говорит!       Артур перевел взгляд с Чарли на Молли:       – Может, к ней применили империус?       Голос Рона раздался с дивана:       – Когда мы поднимались из подземелья, Беллатриса спрашивала Гермиону, нравится ли ей спать со Снейпом. И она ответила, что спит с ним по многу раз в день и ей это нравится.       Молли и Джинни ахнули вместе, а Артур покраснел при этих словах. Джордж, как и тогда в Брашове, присвистнул.       – Ясно как день, нас давно предали. Эта парочка уже явно много времени служит Тому-кого-нельзя-называть, – сказал Чарли и с досадой начал попеременно сжимать свои тяжелые кулаки. – Как же эта маленькая мразь так могла?       Джинни сидела, смотря в одну точку, потрясенная больше всех. Ей самой было не понятно, что ее больше поразило: двуличие Гермионы или ее развратность.       И только Перси хранил молчание, обдумывая, что хорошо бы не ссорится с этой кудрявой девицей, имеющей такую хватку, и ее покровителем, а, вспомнив старое знакомство, попытаться наладить хотя бы с нею более близкие отношения. Не исключено, что, когда она надоест Снейпу, её захотят выдать замуж. Надо будет тогда предложить свою кандидатуру. С такой женой не пропадешь, хоть она и магглорожденная.       – Ну, теперь все по постелям! Наговорились, напились чаю, пора спать! – хлопотливо проговорил Артур, вставая. – Утро вечера мудренее, – добавил он маггловскую поговорку и болезненно дернулся внутри.       От двери гостиной при этих словах отпрянул Поури, фиксировавший все происходящее для своего великолепного, блистательного хозяина.