***
Хотя на двух участках в школе работали теперь Слизнорт и Джордж (причём следовало отметить, что Джордж включился сразу же с абсолютной самоотдачей) на самого Северуса повалилось всё, что отодвигалось из-за необходимости срочно восстанавливать факультеты. Это «всё то» включало восстановление Большого зала, классов, теплиц и еще бесконечного количества нужных и менее нужных помещений, бунтующих лестниц, поля для квиддича. Постоянное прерывание потока созидающей магии, на который и так уходило бешеное количество энергии, делами по управлению тем, что творилось на огромной территории Хогвартса, забирало такое количество сил, что Северус аппарировал домой целым только по случайности, промахнувшись на добрые четверть мили. Поэтому приволокся он пешком, пешком миновал ограду, пешком поднялся по ступеням на террасу. Гермиона пила вечерний чай с молоком, смотрела на море и лунную дорожку. – Посмотрите, какая луна. Завтра будет полнолуние. – Это особенная ночь. Летнее равноденствие выпадает на полнолуние. Травы, собранные в такое время, обладают особой силой. Мы отправимся с Вами в Галлоуэйский лес на целый день. Аппарируем отсюда около трех, чтобы в предрассветный час собрать цветы папоротника, яснотку, хвощ. Когда первые лучи упадут на травы, наступит очередь вербейника, лютика и лесного колокольчика. Затем, в три первых часа после рассвета, будем искать корни волчьей ягоды и васильки. Потом наступает период яркого солнца и до пяти вечера делать нечего. Я убеждался много раз, что аппарировать из леса, с которым ты вступил в магическую связь, собирая травы, до конца цикла сбора нельзя, потому что связь нарушается – и это может изменить свойства даже уже собранных растений. Поэтому найдем укрытую поляну в лесу и останемся там на весь период зноя. Есть в день сбора трав не следует – это не праздное занятие. – Снейп сел с ней рядом и потянулся к её чашке с чаем, пытаясь впотьмах разглядеть лицо Гермионы. – Вечером, на слабеющем солнце, наступит время лаванды. Когда стемнеет, мы должны будем собрать мак и корни крокусов, естественно, приметив их еще засветло. Вам нужно набраться сил, так что идите спать. Я Вас разбужу. Когда он очнулся от настойчивого постукивания палочки о тумбу, вокруг стояла тихая ночь. Луна заливалась в окно и отражалась на всех доступных поверхностях, торжественно, как центральный софит. – Готова? Грейнджер, кивая, зевала. Больше всего на свете Снейпу захотелось остаться сейчас с ней, сонной до безволия. Но хотелось и показать ей оживающий лес, бьющую в лицо магию. – Одевайся скорее. – попросил он, но Гермиона зевала, потягивая руки вверх, пока Снейп расправлял темную холщовую сумку на длинных лямках. – Будет довольно жарко. Но там есть озеро, если захочешь. – закончив с собственными приготовлениями, Северус снял со стула её домашнее платье и надел на всклоченную голову. Она ловко сунула руки в рукава. Он наклонился и прихватил ее туфли с пола. – Пойдём. – Снейп потянул Грейнджер за плечо к себе, приобнял, стоящую на коленях на постели, и уволок в виток аппарации. – Люмос. – вспыхнула палочка. Потревоженный ночной лес замер, встречая нежданных гостей, и спустя минуту снова зажил своей жизнью. Без допинга, в разгар ночи и под светом луны ощущение диковатой свободы было полным. Да и лес был другим по ощущениям. Мощным, величественным. Полным опасных, резвящихся тварей. Грейнджер на секунду замерла, только сейчас оклемавшись ото сна окончательно, но замерла не от страха – от восторга. По-прежнему находясь рядом с самой опасной тварью в этом лесу, она не слишком переживала о чьем-либо появлении. Луна и без света заклинания давала различить силуэты деревьев и кустарника. Но не трав, конечно, поэтому Снейп пошел вперед, опустив кончик палочки на уровень колен. – Выбирай самые высокие папоротники, нам надо будет подождать ещё немного. Пройдя шагов триста, они обнаружили довольно густой подлесок мощных растений. Северус был с ними нежен, как королевский садовник: ласкал руками, отводя стебли в поисках скрытых, ядовито-оранжевых, будто светящихся изнутри цветов. Наконец, первый цветок был обнаружен. Крупной раной он зиял на фоне темно-зеленых листьев. Снейп потянул Гермиону за руку. – Попробуй сама. – он наощупь вытянул из сумки кожаный сверток с инструментами и подал ей острый серповидный нож. – Нежно. – с нажимом проговорил зельевар, стоя позади и вкладывая нож в её руку. Грейнджер потянулась к цветку, подхватила под чашечку и одним острым полосующим движением срезала его. Снейп шумно выдохнул позади. – Умница. Смотри. – призвал он, разворачивая её за плечи. Разросшееся растение, почувствовав верную руку, пришло в движение – один за одним раскрывались яркие цветы поменьше и побольше первого. – Не разоряй, возьми, скажем, пять. Не самых больших. – инструктировал негромко Северус, не мешая ей делать всё самостоятельно. Гермиона срезала пятый и погладила упругие листья. Коснувшись собранного палочкой, Снейп отправил проложенные мягкой бумагой цветы в сумку. Потом они на коленях подрезали твердые стебли стахиса, аккуратно складывая рядом с собой – Северус давно не видел такого богатого урожая и всё не мог уйти от этого места, пока небо не стало светлеть и первые пробивающие лучи коснулись высоких крон. В таком посветлевшем лесу они легко нашли яркие цветы вербейника, нежные колокольчики. Спустя несколько часов, перепачканные пыльцой, они вышли на открытый луг. – Я хочу пить. – попросила Гермиона, касаясь его руки. Снейп развернулся и вдруг провел тыльной стороной ладони по её чуть вспотевшему лбу. – Агуаменти. – он вертикально поднял древко. Вода выбивалась из палочки маленьким фонтанчиком, к которому потянулась вытянутыми трубочкой губами Гермиона, отводя падающие на щеки волосы. – Устала? – Нет. – уверенно ответила она, утирая рот. – Тогда васильки на тебе. Я буду у края вон тех деревьев, там много волчеягодника, приходи. Не трогай только, когда подойдешь, кора обожжет руки. Конечно, она устала. Не разгибая спины, до ноющих пальцев контролирующими движениями заготавливать части растений, упаковывать их, ползать по земле. Но лес, кажется, приветствовал их – чем умереннее были их сборы, тем щедрее находки, будто природа проверяла их на жадность. Гермиона нашла Снейпа сидящим перед раскопанной ямкой и сосредоточенно выворачивающего корни. – Даже дышать рядом с ним сегодня тяжело. – Северус, убирая со лба прилипшие пряди, судя по его тону, был доволен результатами. Стремительно становилось душно, роса испарилась и в лесу сильно запахло цветением. Наконец, корень подался и Снейп бросил его, наскоро обернув плотной тряпкой, в сумку. – Смотрите, олени! – быстро присела рядом Грейнджер. Снейп поднял голову. Пара молодых, с несмелыми рожками самцов действительно ходила по открытому лугу, нервно оглядываясь. – Такие красивые. – восхищенно прошептала девушка у самого его уха. Он скосил взгляд. Желание порадовать её похерило здравый смысл. – Экспекто патронум! – выговорили упругие губы шепотом. Снейп направлял палочку вперёд, в сторону животных. Олени прянули было от голубого света, но потом остановились, как вкопанные, вглядываясь, и побрели навстречу. Свет разросся, обрел форму лани, и не очень разборчивые бычки заинтересованно хрюкали носами, пытаясь дотянуться до странного создания. Снейп склонил кончик палочки на себя. Лань послушно пошла ближе, пока не остановилась в шаге от них, сидящих, не шевелясь, у кустов. Бычки за ней тоже подошли вплотную – так, что можно было различить длинные ресницы на их глазах. Гермиона даже дышать перестала. Пока Снейп не опустил палочку, прекратив удерживать патронус. – Бу. – отчетливо сказал он. Оба самца подпрыгнули в высокий штопор, уносясь от них таким ломом, что подняли комья жирной луговой грязи. Девчонка завороженно улыбалась. Сама сцена так восхитила ее, что мысль о патронусе Снейпа добежала до отчетливой гораздо позднее. Такое нежное и деликатное животное, скорее присущее женщинам. – Перерыв. – объявил Северус. Обосновавшись под огромным дубом, они некоторое время полулежали, прижавшись к дереву спинами, не шевелясь. – Хочешь окунуться? Снейп нашел мягкую, испачканную землей руку. – Да. Снейп повесил сумку на выступ грубой коры, подумав, опустил в траву под ней палочку – нехотя расставаясь с ней. Они пошли налегке – Гермиона за ним, петляя по высокой траве. Воздух обнимал их и приносил облегчение на фоне растущей ароматной духоты. Быстро показалось озеро. – Как же жарко! – Снейп не успел ещё обернуться, как в руки ему Грейнджер положила свою обувь. Она неслась теперь вперед, подпрыгивая – неслась к выступающему сантиметров на пятьдесят над водой каменистому бережку. Оттолкнувшись от камня, девчонка прыгнула, зажмуриваясь, но, вопреки гравитации, почувствовала рывок – и взмыла резко вверх. На высоте пары метров от водной глади Снейп её выпустил, позволив с визгом упасть в прохладную, свежую воду. И упал следом. Грейнджер, вынырнув, посмотрела дикими глазами на берег. Он выловил её, усаживая на талию. В воде это получилось плотно и легко. Озеро было не очень большим, чистым до прозрачности и блаженно холодным. – Ты хорошо плаваешь? – спросил запоздало Снейп. Гермиона перестала сжимать его бедрами и поплыла прочь, ногами взбивая воду и брызгая ему в лицо. Снейп отфыркивался, а, когда брызги перестали, окунулся с головой. Плаванье смыло испарину, приятно охладило тело. Они вылезли на каменный берег – вся его одежда, её белье, его обувь набрали воды – и щурились под солнцем. – Мы что, летели? – Грейнджер села и отжала волосы. Северус коротко кивнул. – Удивительно. – сказала она с мечтательной улыбкой. – Я не думала, что это может быть так хорошо. Ей хотелось сказать, что такой полет ни в какое сравнение не идет с барражированием на метле, и что именно сейчас она, наконец, уловила волшебство магического полета, чего никак не могла понять при тренировках на метле, которые казались ей не более, чем архаичным вариантом маггловских беспилотников с пониженной техникой безопасности, но любое слово могло разрушить это состояние спокойного волшебства и поэтому она лишь еще раз улыбнулась. Они вернулись, напились воды прежним способом. – Надо просушить одежду. – Северус стащил мокрую льняную рубашку и повесил её на ближайший куст, затем достал из сумки чистый кусок ткани, разгладил на траве и, подняв палочку, увеличил до размеров простыни. Раздевшись догола, он расслабленно опустился на неё и вытянулся, разглядывая раздевающуюся, отвернувшуюся от него Гермиону снизу. Она раскладывала на ветках платье, следом повесила белые трусики. Он повел бедром, поворачиваясь на бок. Тенистая крона не давала их телам нагреться после воды быстро. Грейнджер легла на живот рядом, прикрыла глаза и протянула вперед руки. – Хорошо? Девушка медленно покивала. Её переполняло состояние невесомого единства. Травы, деревья, марево света и запахов, голоса птиц, шорохи веток о спины оленей существовали не отдельно, а сливалось в одно. И они, копаясь в земле, срезая стебли и цветы, бережно перебирая травы руками, стали частью этого величественного ансамбля. Все сегодня в лесу было наполнено торжественной, высокой и очень светлой магией. – Я хочу тебя покрыть. – спокойно сказал Снейп, отмечая, как она замерла. Затем приподнялся на руках и подполз к ней одним эластичным гибким движением, чтобы замкнуть между рук. Гермиона извернулась на спину, смотря прямо в это странное, мрачное и такое близкое сейчас лицо. Северус внимательно наблюдал её: пальцы левой руки оказались у неё между ног, мягко поглаживая поверх полных губок. Он не уставал приучать Грейнджер к константе, что так теперь будет всегда, что это будет он, чего бы она там не думала. Каждый раз, когда они оказывались – он в предвкушении случки, она перед неизбежным – лицом к лицу, Северус будто чеканил свой фас на сетчатке её глаз, которые раньше она закрывала, спасаясь от него за темными веками. Сейчас Снейп делал это с ней в укрытии от пронизывающего солнца, среди яркой зелени, в заполненном светом пространстве – и никогда ещё эта мысль не была так полнокровна и ясна. И всё же, Грейнджер не пряталась. Она потянула к нему ладони. Упиваясь податливостью, с которой она раскрыла бедра, Снейп осторожно прилег, отираясь затвердевшим, но не вполне готовым членом, и стал долго прикладываться к губам, будто пил эту ставшую привычной её покорность. Гермиона отвечала, снова касалась пальцами прядей, лица. Отсутствие в ней задавленности сейчас погружало в иллюзию. Она – его маленькая женщина, он её мужчина. Грейнджер стала ерзать, повела попой и прижалась, показывая, что готова. И действительно – потершись о неё пахом ещё немного, Снейп ощутил влажной кожей головки такую же влагу и уверенно толкнулся в приоткрывшуюся щелку, надевая девчонку сразу до упора. Грейнджер рвано выдохнула. Она глядела доверчиво, – опустив подбородок и раскрыв ореховые глаза в густой опушке ресниц. Северус отчетливо понял в эту секунду, что хитрая белочка под ним прознала про то, как это выбивает его из колеи, и делала это сейчас нарочно. Мелькнула даже догадка, что Гермиона знала это оружие против его яда, пусть без эротического контекста, с малых лет. К пронзившему его от вида Грейнджер удовольствия добавился ещё один разорвавший его стальной прут внизу живота. – Всегда смотри на меня так. – он вскинул мягкие ноги Гермионы выше и стал тяжело набрасывать на неё тело, раз за разом. – Аа. – коротко простонала Гермиона, не сводя с него взгляда. – Умница. – сглотнул Снейп. Обоих затапливало удовольствие: сильное, не омрачаемое мокрыми от набежавшего мгновенно ручейками пота телами. Каждое движение чувствовалось остро, и хотелось делать это долго вопреки разморенности работой и плаванием. Снейп подумал, что их морочит и поощряет лес и поцеловал розовое ухо, прижимая Грейнджер через тонкую ткань к щедрой земле. – Давай повернемся, будет ещё острее. – попросил он шепотом, вынимая из неё член. Из Гермионы потекла смазка пополам с его спермой. Северус недоуменно поднял брови – это было странно, но думать об этом сейчас не было времени. Он поднял девушку под спину и повернул. Грейнджер не просто замерла на четвереньках, – она опустила голову на свои руки и выгнулась, замирая. Выдержать это отстраненно в угоду размышлениям не представлялось возможным – у него стояло так крепко, что по голому животу и паху проступили сизые вены. Северус вернулся к ней под её вздох, вошёл сразу глубоко. – Ты такая тихая сегодня. – затылок влажных кудрей согласно качнулся. У Гермионы не было сил сказать, что удовольствие силы, свойственной пику, нагнало её всего после пары минут, как и мелкие частые сокращения внутри нее, которые она теперь сейчас снова смирно получала досыта, стараясь не менять положения тела. Тяжелая рука Снейпа погладила её по обнаженной шее, завиткам волос. Северус всё не мог снять возбуждение, держащее его на крючке за самые внутренности, с удовольствием вонзаясь в неё раз за разом до изнурения, до ноющих бедер. И вдруг, будто кто-то за них решил, что достаточно, их обоих охватила сильная слабость, вынуждающая лечь, тела затрясло дрожью – они оба кончали, вцепившись – она в простынь, он в её тело до синяков. Влагалище девчонки набухло так, что вытаскивать из неё член не хотелось. Да и не было сил. Повеявшая прохлада ветра приятно сушила Снейпу спину. Сколько они пролежали так? Пару часов? Больше? Они точно поспали, потому что Северус очнулся от того, что его обмякшее лицо съехало с плеча Грейнджер, больно стукнув зубами язык. Красноватый луч начавшего садиться солнца заглянул в глаза. – Нам пора. – тронул он плечо спящей, подложившей под щеку ладони Грейнджер. Щеки залиты розовым, дыхание ровное. Она открыла глаза, быстро перевернулась и села рядом, раздвигая согнутые ноги. Вытерла мякоть бедер и подсыхающую общую влагу в промежности – её было слишком, ненормально много – углом сбившейся простыни. И подняла взгляд. Взгляд был по-настоящему растерянным. Ничего более эротичного в своей жизни видеть Снейпу не доводилось. Наклонившись к ней, он поцеловал алеющую щеку и поднялся, потягиваясь. Мышцы ныли от удовольствия, в теле играла сила. Ещё хотелось оправиться. Он снял с ветки просохшее платье Гермионы, бросил ей – оно плавно спикировало в руки – и отошёл за кусты со своей распятой рубашкой. Вернулся он уже одетым, по дороге застегивая пуговицы. – Нам осталось дойти до оврагов. Гермиона сорвала тонкую веточку и, помахивая ею, пошла вперед, накинув на плечо сумку. Они не разговаривали, пока шли через луг, мимо озера, к сгущающимся деревьям. Грейнджер со свистом разрезала воздух гибким прутом – каждый удар прямо ему по нервам. Зайдя в густой лес, по последним лучам они дособрали необходимое. Он остановился возле зарослей черемухи и срезал с десяток гибких, ровных побегов, зачистил их, а после опустил в сумку. И понял, что упустил ускакавшую за крокусами Гермиону из виду. Северус двинулся за ней, ловя направление по едва примятой траве. Смутное чувство вторичности коснулось сердца. И вспыхнуло подлым, полным жестокости пламенем, едва он увидел её – снова на расстоянии удара, снова со спины. Снейп опустил взгляд и, поискав, медленно наступил подошвой на старую ветку. В вечерней тишине раздался хруст – отчетливостью сигнального пистолета. Грейнджер инстинктивно вздрогнула от резкого звука и обернулась на звук. Снейп стоял, чуть расставив ноги, и смотрел на неё, склонив голову. Что-то неотчетливое кольнуло её. Он явно хотел от неё, чтобы она что-то поняла. Она смотрит вопросительно в глаза, медленно поднимаясь и стараясь понять, что же он от неё хочет. Может сейчас, при вечернем сборе, нельзя говорить? И вдруг осознание пронизывает Гермиону. Лес. Хруст под ногой. Она начинает пятиться назад, не отрывая глаз от недвижимого Снейпа, пока спиной не утыкается в шершавую кору дерева. Вид взрезает его. Он наконец сдвигается с места, в несколько прыжков оказывается рядом и ударяется телом о её тело. Это твоё, поглаживает его подсознание, возьми своё. Жесткие губы мнут горло Грейнджер, зубы оставляют будущие следы. Снейп обнимает её под бедра и поднимает к себе, чтобы не сгибаться над ней, оглядывает исступленным взглядом. Это она, это шалая радость охотника, медлительность сдавившей кольцами змеи. Вновь ставший глухим и опасным лес поощряет его, потому как природе всё равно, как именно всё будет происходить – природа работает на результат. Грейнджер быстро берет ладонями голову, осыпает мелкими поцелуями лицо, пытаясь выудить из Снейпа нежность, отбить с её помощью его от темноты внутри, которую видно сквозь его немигающий взгляд. Вспоминается Мэнор, отрешенное его удовольствие, воротник удавкой. На шее девушки появляется раскусанная сукровица, пятно истертой зубами, языком кожи, Снейп лижет его, стискивая Гермиону так, что ей становится трудно вздохнуть. – Профессор. – просит она. Ей страшно. Того Снейпа она боится. Потому что тот Снейп вообще не дорожит ей, для того Снейпа она только добыча, маняще воняющая свежатиной. – Профессор, – повторяет она, уговаривая, – пожалуйста, не надо. – и смотрит в глаза, расширяя свои до того, что не видит ничего, кроме его радужек. Снейп огревает её горячим дыханием, не стряхивая руки, и лезет ей взглядом в голову. Ничего конкретно не ища, просто овладевая ею ещё и так. «Я хочу домой!» – красным росчерком колотится в её голове мысль. – Снимай трусы. – прерывает едва различимым шепотом Снейп, опускаясь с ней на землю и задирая ей юбку. Гермиона сжимает их ткань, а потом приспускает. Он не ждет – сам параллельно расстегивает брюки, и, как только становится достаточно для проникновения, без разговоров берет её, продевая ладони под её ягодицы и подставляя девушку под себя. Грейнджер снова охватывает его виски, продевая пряди сквозь пальцы будто боится потерять эфермерный диалог, пока он раз за разом вталкивается в неё. Поза такая смятая и плотная, что он легко достает членом до шейки, и это чувствительно. Тело начинает вопреки страху вливаться в привычный ритм, отзываться узлом в животе, пульсацией. Сознание Гермионы заволакивало мутной, безопасной стеной, тревожные мысли ушли, не дождавшись боли. Зато всплыли обидные слова Молли. Шлюха. Снейп прижимает её скривившийся от мыслей рот долгим, лишающим воздуха поцелуем, а потом сжимает ей затылок, приподнимая голову от земли. – Смотри, смотри. – напирает бедрами её сильнее, поднимая её таз выше, чтобы ей стало видно. Большой, увитый венами член входит в неё плотно, глубоко, так что волоски его лобка щекочут клитор. Гермиона стонет, не может закрыть глаза. – Ты моя. – говорит ей Снейп, поддергивая затылок. Он сам смотрит конечно не вниз – а на лицо, на её реакцию, ловит выражение, а потом, губами, и её приоткрытый рот, заполняя снова размашистыми последними фрикциями. – Ты не шлюха. К шлюхам не относятся исключительно год за годом. Гермиона некстати вспоминает, как Артур Уизли как-то поделился с ней на Гриммо наблюдением, что, по его мнению, после Дамблдора она первый человек, при котором Снейп плюется во всех ядом чуть меньше обыкновенного. Мужчина поднимается, поправляет одежду, поднимает за руку её, надевает на неё обратно растянутые трусы. – Я только вернусь за сумкой. Будто бы ничего не произошло.***
Они аппарировали из леса прямо на террасу. На ней не зажжено ни одного светильника, но свет, льющийся из больших окон дома, умиротворяюще освещает ее. Гермиона погружается в кресло напротив дивана, на котором уже разместился Снейп. Он опускает сумку на свободное кресло сбоку и бросает сверху охлаждающие заклинания. Юки предупредительно появляется с кувшином воды и бокалами. В нём плавают веточки мяты, лайм, много льда. Разливает им воду, они синхронно отрывают бокалы под снисходительный взгляд домовика, и тут же оба откидываются на спинки. Затем Юки предлагает ужин (они сразу и хором говорят «Да!»). Но Юки нужен бенефис, она начинает перечислять – гаспаччо, персики, запеченные с сыром, и открывает рот, чтобы назвать еще что-то, как Снейп выразительно поднимает на нее глаза – и домовик растворяется. Попытаться ли ей поговорить с ним или нет? Появляются спасительные тарелки и они сосредоточенно начинают есть – почти сутки голода дают о себе знать. Грейнджер перебирает в голове прошедший день. Величие леса было невероятным. Никогда, путешествуя с родителями по заповедникам, она не ощущала такого состояния грандиозного покоя и мощи жизненной силы одновременно. И еще это было очень красиво. Вспышкой в ее мозгу вновь возникает патронус Снейпа. Шок догнал Гермиону, когда она осознала, что увидела. Но как, если несколько дней назад он говорил, что темные маги не вызывают патронусов? Он не темный маг? Да нет, он темнейший, он, вероятно, один из первых среди темных после Волан-де-Морта. Сколько всего страшного он сделал! И с ней тоже. Но при этом она сама видела его нежную женственную лань. Её догоняет ощущение, что в нем живут два человека, два волшебника. Так может быть? Нет, конечно, нет. У магглов это называется шизофренией и вообще-то характеризует уже не Снейпа, а ее. Значит, надо исходить из того, что Снейп может так поступать. Так и прямо противоположно. И никогда не знаешь, какой он сейчас. Он сам понимает, что в нем такие противоположности или для него это нечто естественное, такое сочетание? Грейнджер перечисляет в голове все то, что происходило: его похвала ей за срезанные цветы, невидимую заботу по мелочи, их купание в озере и его приставания там, даже то, как по-мальчишески он сбросил их в воду. И патронус, патронус! – Я никогда не думала, что так приятно летать, как это делаете Вы. – говорит она зачем-то вслух. Снейп замирает с ложкой, она машет рукой – мол, не обращайте внимания, мысли вслух, не требующие ответа. И опять погружается в воспоминания сегодняшнего дня. Если бы все происходящее завершилось только сексом в овраге, ничто не будоражило бы её. Это был бы почти обычный секс с ним. Но их единение под мощным дубом, на поляне, в тени – она запомнила каждое пляшущее пятно света – оно было самым чувственным из того, что ей довелось испытать со Снейпом и одновременно – самым целомудренным. И у этих минут там, под дубом, было какое-то иное измерение, изменяющее все её существо. Как ей понять его, себя и что делать с тем, что происходит?***
Джордж не представлял себе, что можно так вымотаться. Он не помнил, чтобы так пахал – другого эпитета не найдешь – одновременно палочкой, мозгами и руками-ногами даже когда они с Фредом создавали свою компанию или когда совместными усилиями спешно отстраивали дом после того, как Нору сожгли Пожиратели. К вечеру мимо него, сидящего недалеко от точки аппарации и приходящего в себя, сначала пролетел Слизнорт на метле, а потом он увидел Снейпа. Тот шел слишком прямо и концентрировано, так ходят или очень пьяные или тяжело раненые. Джорджу казалось, что Снейп не видит никого. Однако, поравнявшись с ним, тот бесцветным тихим голосом сказал: – Хорошая работа, Джордж. Рад, что не ошибся в Вас. Думаю, правильным будет платить Вам за каждый день работы. Завтра вечером деньги Вам отдаст Гораций, меня не будет, – и протянул десять галлеонов. Джордж не помнил, как эти деньги оказались на его ладони. Аппарация скрутила в вихрь и растворила Снейпа раньше, чем он успел понять произошедшее. Точнее, все остальное, даже галлеоны в его руке, на несколько мгновений затмил снявший тупость усталости острый восторг от того, что он видел: маг демонстрировал невероятный уровень мастерства. Если быть правдивым с самим собой, то этот восторг сидел в нем где-то с полудня, когда Джордж вплотную занялся стенами башни Гриффиндора и залез на стены, аккуратно разрушая те части, которые были выше точки, определенной Снейпом как максимум нового варианта башни. И сверху он волей-неволей видел, как работал Снейп. Сначала – волей-неволей. Где-то через час он был уже так захвачен тем, что делал Снейп, что старался при любой возможности хотя бы десять секунд понаблюдать за ним. Будучи талантливым и работоспособным, Джордж умел видеть и ценить эти же качества в других. Да, он знал, что Снейп – отличный зельевар и маг хорошего уровня. Но то, что он наблюдал со стен, переворачивало его представление об уровне магии Снейпа. Собственно, творимое им вообще переворачивало представление Джорджа о возможном уровне магии. В жизни он такого не видел ни разу. Но, помимо этого, Джордж видел самоотдачу, с которой работал Снейп: на палящем солнце он пробыл весь день, не присел ни разу, ни разу не ушел в тень; работая как вол, еще успевал разбираться со всем тем потоком мародерства, безалаберности и саботажа, которого с избытком хватало на развалинах. Вот так и получилось, что, когда у точки аппарации Джордж увидел фигуру Снейпа, он смотрел на него с чувством почти благоговейным. А в руке тяжело лежали десять галлеонов. Отдельно охватила благодарность Снейпу за то, как незаметно он их передал ему… Да не, сам себя поправил Джордж, какое там благоговение, тем более у него. Но вот такого уважения, какое он сейчас испытывал к этой мрачной фигуре, Джордж никогда ни к кому не испытывал. Разве что к Дамблдору. И тут он дернулся: ведь это именно Снейп убил Дамблдора! Тьфу! Уважение, благодарность… не те чувства он думал испытывать к Снейпу. Джордж взглянул на ладонь. Какие деньги! И это за один день работы! Почему, почему этот волшебник был темным магом? Очень смутно было на душе от того, что это были самые искренние его эмоции, но он не смог бы рассказать о них никому из своей семьи. Кроме Фреда, конечно, с горечью подумал он. Но десять галлеонов и жизнерадостность брали свое. Он решительно аппарировал в Косой и накупил на семь галлеонов того, что они да это время почти не ели: не только мяса, яиц, молока и овощей, но еще сладости и хороший чай. Сначала в Румынии, а потом здесь они жили, прямо скажем, очень небогато даже по сравнению с их прежним скромным житьем. И Джордж, понимая, что на еду нельзя тратить ежедневно семь галлеонов, когда зарабатываешь всего десять, все-таки хотел сегодня устроить праздник всей семье. Чтобы все порадовались, насладились едой и хорошим вечером вместе, как до битвы. Точнее, почти все. … Перси вернулся после разговора с Малфоем в самых разодранных чувствах. Первый раз в жизни он оказался в таком доме. То общесемейное топтание в холле Мэнора было не в счет. Перси понял, что готов пойти на все, чтобы стать таким же вальяжным хозяином собственного поместья, как Малфой. Гримо, который казался ему шикарным домом, померк в одночастье. Действительно, облезлый и громоздкий дом, благородному волшебнику не стоит в таком жить. Он в мыслях уже владел Мэнором. Условия ему были выдвинуты до отчаянья ясно. Но где, где ему раздобыть имена этих волшебников? Перси вздохнул: вот так пожалеешь о том, что ты не обаятельный балбесничающий Джордж, приятельствующий чуть не со всем магическим миром. Перси не имел не то что друзей среди магов своего возраста, у него не было даже коротких знакомств с ровесниками. Они не представляли интереса для Перси, поскольку никак не могли повлиять на его карьеру. С подросткового возраста Перси был сосредоточен на магах значительно старше него, от которых зависело его продвижение по карьерной лестнице, но, к его сожалению, ни с одним из них, несмотря на все его усилия, близких отношений завести не удалось. У него так и не появилось настоящего патрона, который, с точки зрения Перси, был гораздо важнее патронуса. Впрочем, патронуса у него тоже не было. Очевидно, какой-то информацией о семьях, покинувших Британию, владел Чарли. Но он был так взвинчен последнее время, да еще и постоянно припоминал Перси его службу в Министерстве, как будто макая его этим в помои. Сегодня за завтраком Перси заткнул Чарли тем, что работать в Министерстве при прежнем порядке не то же самое, что работать на Снейпа сейчас. За столом повисло тягостное молчание. Хорошо, что Джорджа не было. Ну, если честно, при Джордже Перси этого бы и не посмел произнести. Мать или отец? Да, они, безусловно, тоже что-то знают. Но отец так несамостоятелен сейчас и так стремительно превращается в развалину, что разговор с ним, сам по себе опасный, если о нем узнает Чарли, почти наверняка не принесет результата. А вот разговор с матерью может быть полезным. Надо только обдумать, как. Остаются Рон и Джинни. Рон общался со всем Гриффиндором, прежде всего, конечно, потому, что был неразлучен с Поттером. С Избранным тогда хотели дружить все. Но то, что недавно рассказывал Рон, наконец пришедший в себя после плена, о своих месяцах в одиночестве, когда он покинул Гарри и Грейнджер, доказывало то, что собственных друзей и приятелей у Рона не было. Перси ухмыльнулся, вспомнив тот разговор. Чарли, услышав, что Грейнджер тогда осталась с Гарри, яростно захохотал и стал кричать, что это они со Снейпом все и подстроили, Грейнджер специально аппарировала так, чтобы, на всякий случай, выбить из дела Рона, оставив его на долгое время раненым и бесполезным, специально интриговала, чтобы Рон ушел. – Вероятно, – заключил тогда Чарли, – они со Снейпом договорились, чтобы она, оставшись с Поттером наедине, сдала его или сама убила. Но, добавил он, сощурившись, явно что-то пошло не по их плану. – А окончательно им помешал ты, братишка, – Чарли увесисто хлопнул Рона по плечу, – снова появившись в лесу. – Я тогда в приемнике слышал голос Гермионы, – пытался возразить Рон, – она звала меня. – Да брось! – авторитетно заявил Чарли. – Ты просто слышал девчачий голос, который вел тебя спасать Поттера. Ты тогда решил, что это ее голос, потому что вы втроем всегда были. А вот сейчас бы так сказал? Рон в ответ неопределенно пожал плечами. Да, от Рона толку было мало. Но вот Джинни… Перси, да в целом и вся семья, продолжали относиться к Джинни как к малышке. До всех страшных событий она вроде бы набрала самостоятельности, активной живости и личного обаяния, завела кучу знакомых и друзей, но последний год, битва и, особенно, май, смерть Поттера, как будто стерли все это с существа Джинни и она словно полиняла, опять была маленькой, робкой и почти запуганной девочкой. Правда, Джинни все время сейчас терлась около Чарли или отца, но это можно было обойти. Перси выдохнул. Кажется, становилось понятным, что делать. – Мама, – Перси заглянул на кухню, где Молли устало возилась с едой, стремясь сделать из имеющихся запасов ужин побольше и посытнее, – давай я тебе расскажу про то, что было в Мэноре. Мать, смотревшая на Перси ожидающе и взволнованно, несколько раз быстро кивнула. – Или давай расскажу всем? – Перси заранее продумал, как он будет подавать информацию. – Но там, правда, ничего интересного. – Расскажи мне сначала, – для Молли это было информацией о том, насколько долго и как сильно будет бедствовать ее семья. Чего, увы, она не могла сказать о всех остальных, кто сейчас обитал на Гриммо. – Мама, ну, пока с конкретной работой в Министерстве тянут. – Мать поджала губы. Это означало, что денег скоро совсем не будет и им с Артуром (она твердо про себя решила, что одного его не отпустит) придется обращаться к Малфою. – Но ты знаешь, я готов голодать, однако ни капли не жалею, что мы вытащили Рона, пусть даже такой ценой. После таких слов Перси на глаза Молли набежали слезы. Она порывисто притянула его к себе и несколько раз быстро поцеловала в подвернувшиеся ухо и висок. - Однако я не стал молчать и спокойно принимать это. Я сказал, что надо соблюдать договоренности и раз мы соблюли нашу часть договора, им надо соблюдать свою. – Ты так сказал? Какой же ты у меня, мальчик мой! Перси кивнул. Он уже поверил в реальность пересказываемого диалога. – Малфой сказал, что планирует направить меня в отдел таможни и транспортного сообщения, но пока границы закрыты, он не работает. Пока, на общественных началах, он предложил мне составить новые правила пересечения магических границ. Я думаю, это хорошее предложение. Мы же можем сделать так, чтобы внешне это были правила для Волан-де-Морта, а реально наши друзья могли найти лазейку. Молли стиснула сына в сильнейших объятиях. Вот так! Вот такой у нее сын! – Пойдем, пойдем! Расскажем все нашим! – Да, мама, заодно и посоветуемся. Несколько умов всегда правильнее. Чем один. И лучше прямо сейчас. – Перси сделал крохотную паузу. – Пока Джорджа нет. Молли вздрогнула. – Папа, ребята, идите сюда! – открыв дверь кухни, крикнул Перси. Со времен работы в Министерстве он знал, что тактически более значимое положение занимает тот, к кому приходят, а не наоборот. Семья появилась на пороге достаточно быстро. – Нам надо всем посоветоваться. Сейчас, пока мы одни. – Чарли посмотрел на Перси с интересом. – Слушайте, мне Малфой предложил составить план пересечения границ и наша задача, как мне кажется, - придумать эти правила так, чтобы наши друзья… Лапища Чарли рывком легла на лицо Перси, заткнув ему рот. Он схватил идею брата быстро. И поэтому беззвучно прошептал, выразительно щурясь на него: – Домовик! Перси, глядя на Чарли испуганными глазами, бегающими над рукой брата, все еще лежащей на его лице, быстро закивал. В действительности, домовик не мешал его настоящему плану. Он с досадой подумал, что тут просчитался, и надо срочно выкрутиться. Но Чарли это сделал быстрее: – Мама, пошли домовика в лавку за хозяйственным мылом! Молли закивала, понимающе глядя на сыновей и вышла из кухни, чтобы призвать домовика туда: соглядатаю не нужно было видеть тайного собрания непокоренных Уизли. Домовик выслушал распоряжение и исчез. В соседнюю с тайным собранием комнату. Поури был не дурак и движение в доме улавливал моментально. Это собрание он подслушивал с самого начала. Он вновь расположился подле стенки, распластав уши по стене. А мыло он доставит в одно мгновение позже. Молли вернулась к семье. – Продолжайте, только быстро. Перси заторопился, договаривая прерванную фразу: – Чтобы все наши смогли покидать Британию и приезжать в нее, если в этом будет необходимость. Но это дело рисковое. Они не идиоты и могут заметить подвох. Надо действовать очень тонко. Поэтому сначала давайте прикинем. Если нет тех, кто еще желает покинуть Британию, то нам надо сосредоточиться только на возможностях въезда, хитро спрятав их за обычными таможенными правилами по акцизам на ввозимые иностранные палочки, беспошлинному ввозу фамильяров, гербовому сбору, грузов на представительские цели ну, и так далее. Рон восхищенно произнес: – Перси, ты гений! – Мы сможем помочь всем! – расцвела Джинни. – Семьи Кэти Бэлл и Алисии Спиннет уже давно в Испании, но они всегда смогут вернуться нам на помощь. И, вслед за Джинни, семья посыпала именами тех, кто еще был готов сбежать из Британии или уже укрылся в чужих землях. Поури выслушал этот занимательный диалог с напряжением: было много незнакомых слов. Но Поури все аккуратно запомнил и на следующий день слово в слово передал Люциусу. Впрочем, на сей раз Поури никакого удовольствия не принесли брезгливые гримасы хозяина, обращенные к словам Уизли. Наслаждение ушло. Для Поури оно теперь находилось там, в одиноком доме на побережье, рядом с небесной красавицей в сережках и ее мрачным щедрым хозяином. Зато Перси на следующий день, волнуясь до того, что пергамент обмяк во влажных руках, протянув список Люциусу, испытал всю лавину ядовитого презрения Малфоя. - Молодой человек, начал Люциус, отбросив пергамент и даже не взглянув на предмет гордости и тайных надежд Перси. – Это с каких пор я позволяю, чтобы мне какой-то мальчишка диктовал условия? Перси так растерялся, что сначала даже не понял, о чем идет речь. Ошарашенный испуг, припечатавшийся на его лице, немного внутренне успокоил Люциуса, однако демонстрировать это Малфой не спешил. – Юноша, – продолжал он высокомерно выцеживать каждый звук, щеголяя идеальным аристократическим произношением, – Вы позволили себе в разговоре с родными соврать о том, что практически шантажировали меня, и, что в принципе непростительно – что я поддался Вашему шантажу. – Это были только родные, это никуда не уйдет, это было хитростью, я же иначе не мог выполнить Ваш приказ! – Перси очень торопливо, на слезе причитает, не сводя с Люциуса извиняющихся глаз. – Если бы ушло, я бы Вас убил, юноша. Или если уйдет. – Люциус спокоен. Перси вздрагивает. – А за непростительные слова следует непростительные действия – усмехается Люциус. – Таковы правила между взрослыми мужчинами в правильном мире. Круцио! Перси падает на пол в корчах. Изо рта на хороший ковер льется слюна. Люциуса передергивает. Он щелкает пальцами и указывает на эту грязную сцену появившемуся домовику. Тому все ясно без слов. Он левитирует Перси, все еще находящего в судорогах, на каменную площадку перед камином и кидается очищать драгоценную старинную поверхность. Пена, продолжающая течь изо рта Перси, уже не страшна – от таких пятен камень, в отличие от ковров, оттирается быстро и без ущерба. Малфой спокойно садится в кресло и разворачивает свиток. Ну что ж, неплохо, ушлый сын Уизли. Совсем неплохо. Птички в клетке. Остальное – дело техники. Когда Перси слабо открыл глаза, Малфой, покачивая ногой, уже пил свой обязательный вечерний предтрапезный коктейль. – Вот что, – произнес он, глядя в упор в слабые глаза Уизли, – список неплохой, поэтому я тебя прощаю. Убирайся сейчас домой, когда надо – я тебя вызову. Пошел вон. Перси, отлипая от камня, встав на карачки и цепляясь за каминную решетку, а потом – полку, поднял свое тело и побрел к выходу. – Уизли! – рявкнул Малфой ему в спину. Перси медленно от слабости развернулся. Надежда толкнула его в сердце. – Уизли, в чистокровных семьях принято прощаться перед уходом с хозяином дома. – До свиданья, сэр. – Хорошего вечера, мистер Уизли, – светским тоном произнес улыбающийся Малфой, салютуя коктейлем и вновь пригубляя его. Перси прошел коридоры Мэнора, не замечая их. Вышел к точке аппарации. Посмотрел вокруг. Все опять обрушилось. Когда позавчера после первого дня работы в доме появился Джордж, он притащил множество вкусной снеди. А вчера – просто деньги, пять галеонов. И Молли сегодня с утра уже порхала и напевала песни. Перси крутило от того, что Джордж стал тем, от кого зависела семья. И, хотя он заметил наедине отцу и Чарли, а потом – Молли и Джинни, что это цена работы на Снейпа, все, кроме Чарли, лишь выразительно вздохнули. Он представлял, как сегодня выкинет на стол тридцать, а то и пятьдесят галлеонов и небрежно скажет, что это небольшой аванс. Перси накрыла ярость. Джордж украл у него покровительство Снейпа, когда на веранде начал общаться с бывшим деканом. И тот пригласил на восстановление первого подвернувшегося Уизли, а второго отправил Малфою. А могло бы быть наоборот! И явно подбирался к Грейнджер, также, как он сам, быстро сообразив, что это очень перспективный союз. Не даром Малфой так подчеркнул ему, что Грейнджер – это правильное знакомство! И вот Джордж уже облапывает Гренджер, явно демонстрируя и ей, и Снейпу, что в нужный момент готов стать правопреемником в этом вопросе. Когда Перси аппарировал на Гриммо, Джордж уже был для Перси персональным врагом.