***
Острова встретили их изнурительным позднеиюньским, переходящим в раскаленное июльское солнцем. Люциус ещё от портала сообщил ему, что, раз они вынуждены жить в маггловском отеле, то жить они будут не иначе как в отеле только для взрослых и расплылся в предвкушающей улыбке, которая значила «я за всё плачу». И поездка затянулась. Стоило ковырнуть известные им и без Перси имена – и они будто вскрыли термитник. Договорились первые дни действовать стереотипно: выяснив адрес, один из них приходил по нему для беседы, пока второй блокировал вход и выход из здания снаружи. Беседы обычно хватало. Без всякого веритасерума: застанные врасплох в полумаггловском, камерном, пляжном мире люди пугались очень обстоятельного и неагрессивного появления Пожирателей и сдавали друг друга, надеясь облегчить участь как себе, так и знакомым. Среди беглецов было всего трое человек (бывших служащих Министерства), которые представляли из себя что–то как боевые маги. И только один из них оказал сопротивление, но мгновенно унялся, когда Люциус взамен ответной атаки ринулся наверх, скользя по светлой паркетной лестнице, и приставил палочку к их ребенку. После чего получил и отца, и мать, и их палочки в своё полное распоряжение. Остальные представляли собой скорее иммигрантское сообщество, обсасывающее события, отголоски которых долетали с острова, сокрушавшееся, ломающее руки. Но не более того. Те, кто имел маггловские документы, и вовсе не регистрировались как маги, надеясь, что это убережет их. Несколько разрозненных источников сообщили им, что уцелевшие авроры бежали гораздо дальше, чем на Канары. Искать их было бы занятием слишком несоизмеримым по времени и пользе. Спустя четыре дня Люциус устал. Сославшись на активное солнце и кипящую от него голубую кровь, он остался в отеле лечить головную боль. И если бы Снейп не застал его в шезлонге, вернувшись немногим раньше позднего вечера – за возлиянием Blanton's, а затем рассекающим гладь бассейна в компании, которую даже в бреду нельзя было бы принять за медперсонал – он, может, попытался бы поверить. У них установился нейтралитет: Малфой не отвлекал его и не призывал развлечься, сам нагуливая приятный ровный загар, а Снейп не высказывал никаких претензий по поводу его дневного отсутствия. В конце концов, вероятность нападения на них снижалась с каждым днем пребывания. В субботний вечер Снейп свалился на соседний шезлонг и вычеркнул из разросшегося списка последнего, кого они должны были посетить. Улов был неплохим и лично для него: промежду прочим он сообщал семьям с детьми, ни к кому конкретно не обращаясь, что всё не так плохо и что в сентябре они смогут вернуть чад в Хогвартс. Что может привести к большему доверию к человеку, чем отданный под его опеку ребенок? Не считая метода, которым воспользовался Люциус. Он, кстати, тоже был доволен их распределением ролей. Снейп не поддавался всю неделю на закутить, ссылаясь на порученное дело, и поэтому был даже скучнее обычного. Малфой поддразнил его всё же сейчас, вытаскивая список из рук: – Что, даже плавки не намочишь? – и кивнул на роящихся девушек. – Или я неправильно выбрал отель? – глаза сощурились, пытаясь поймать реакцию Северуса на низкую шутку. Тот искал в карманах брючин пачку сигарет. – Что? – Что? – Малфой протянул руку за сигареткой. Обыкновенно, разумеется, сигареты он не курил. – Ты так ничего и не сказал мне конкретного об участии Совета в жизни школы. – Мне нужно поговорить с Беллатрисой сначала. – А она здесь причем? – Всё после, Люциус. – Снейп выдохнул дым, разглядывая девушек на противоположной стороне бассейна. Те, обратив внимание на следящего за ними, одетого и бледного мужчину, о котором рассказывал уже знакомый им блондин, оживились. – Мне лестно твое предложение, но я должен сделать кое–какие покупки по профессиональной части до портала. И потом, у меня достаточно сильно болит голова. Поработай над ними за двоих. Снейп коснулся его плеча, чтобы с отдохнувшего лица Люциуса пропала недоверчивость, и отвесил девушкам прощальный поклон. Одна из них, поджарая брюнетка, тут же отделилась от толпы, и, балансируя вдоль кромки бассейна, приблизилась к странному британцу, собиравшемуся уйти. – У тебя есть джанк? Рука легла Снейпу на рукав длинной рубашки и выразительно погладила. Её собственное предплечье было отмечено характерными мелкими точками. Рука начинающей инъекционной наркоманки. И её же обжигающая, беззастенчивая, последняя красота. В юности, вынужденный возвращаться на лето в маггловский мир, он насмотрелся на таких. Одна, припоминал Снейп, проявила себя настоящей хищницей. Она освободила его от всех заработанных за неделю денег за один забег по тем, кто готов был ей продать, прежде чем увела к себе домой. Его это не заботило, ведь он хотел трахаться. И тут появился отец этой девчонки. Он оказался бывшим заключенным и был здоровенным, и вот он стащил Северуса с неё, выволок на улицу и четверть часа дико пиздил его с парочкой своих дружков. Словом, брюнетка приняла его за своего. – Я не употребляю. – Да брось? – она переступила с ноги на ногу, опуская голос до грудного шепота. – Я не употребляю! – зло повторил Снейп, скидывая её руки, и зашагал от бассейна.***
Спустя десяток дней Гермиона получила похудевшего от жары, с красно–смуглой шеей индейца и алой спинкой носа Снейпа назад. Он аппарировал не сразу в дом, чтобы не было ощущения, что он пытается застать врасплох Гермиону или домовика. И увидел Грейнджер на террасе, развалившуюся на диване с книжками. Эльф – или сама Гермиона, если у нее стало получаться что–то без палочки – кто–то из них заставил мерно двигаться большое опахало, шевелившее потоком воздуха её платье. – Много увидел, но таких восточных цариц не довелось. – Снейп поправил сумку и поднялся на террасу. – Ты сама зачаровала предмет или это Юки? – Нет, это даже не моя идея. – Грейнджер улыбнулась, – очень помпезно, хотя и эффективно. Я даже не знаю, где Юки раздобыла такое: мне сложно представить, что Вы держали в доме опахало. Синхронно с тем, как Снейп опускается в кресло, Грейнджер скидывает ноги на пол. Также синхронно он теряет жесткость, расслабляясь, а она подбирается, пряменько садясь на диване. – Тяжелая поездка? Давайте я принесу воду и влажное полотенце, как тогда, и скажите, что хочется на ужин – я попрошу Юки сделать. Да, может, прямо сейчас вино со льдом или воду? Гермиона уже встала и стоит перед ним как официанточка. За десять дней одиночества она, почти постоянно думая о нем и анализируя их отношения, все–таки отвыкла от его физического присутствия. И сейчас явно волновалась, понимая, даже ожидая, что сейчас может произойти. И пугаясь того, чего еще не знала. Определенно, это сложно было назвать радостью встречи. – Прямо сейчас другое. – Северус перехватывает запястье. После декады без неё это касание прошибает как ток, и хочется ещё. Снейп заваливает её к себе на колени и трется носом о нежную кожу плеча. – Поездка – да, насыщенная. Люциус спёкся в середине четвертого дня, но мы всё сделали. Министерство теперь утомится встречать сыновей Англии. Он отвлекается от снятия пробы и снова смотрит на Гермиону – так, будто не видел очень давно. Громко зовет домовика. О чём мечтает его эльф вторую неделю, если даже не выходит его встречать, Снейпу откровенно неинтересно. Удовольствие от встречи с Грейнджер не способно омрачить такое мелкое рассуждение, как это. – Собери ужин. Я хочу что–нибудь мясное, бифштекс. И бокал красного вина. И стакан воды со льдом. – переводит взгляд. – А ты что будешь? Грейнджер говорит Юки: – Мне тоже бифштекс, пожалуйста. – и, о Мерлин, немного поерзывает на его коленях, устраиваясь, кладет ноги так, чтобы сидеть равномерно и удобно. За время его отсутствия, спокойно перебирая все произошедшее со времени поимки, Грейнджер решила, что ее ум и характер, – то есть то, что она считала в себе наиболее привлекательным, – не парализуют Снейпа, а вот ее женское начало, которое она сама в себе вообще–то не чувствовала как элемент самостоятельной силы, завораживающе действуют на того, кого она сама для себя называла Северусом. И она стала усердно вспоминать то, что видела в маггловских книгах и даже фильмах про эту сторону жизни. Вспоминать, чтобы повторить. Снейп опускает руку и достает из дорожной сумки сверток. – Взгляни. Я привез пару любопытных книг. – он, наблюдая за ней, притрагивается губами к венке на виске. – Чем ты занималась почти десять дней? Грейнджер рада книгам и такой направленности разговора, поэтому отвечает с легкой душой: – Я экспериментировала. Получила результаты с иргой, компактный по составу вяжущий лосьон, хорошо заживляет мелкие раны. Я такой не видела. – скромно поясняет она. – Ещё мне показалось интересным вымочить камедь миндаля, чтобы использовать её в том виде, в каком безоар – в смысле, в сухом. Он слушал внимательно, застыв. – Я ещё жду результат, я… – Месячные были? – оборвал её Снейп. Гермиона опускает глаза так, чтобы спрятаться от его взгляда. Медлит. – Нет. Но я ничего конкретного не могу сказать, Вы же понимаете, Юки не отправишь в аптеку. – и Грейнджер снова делает паузу, потому что надеется, что он сам все произнесёт за нее, это невозможно тяжело почему–то сказать. Но Северус молчит. И у нее начинают гореть щеки. И бешено колотится сердце. – У меня лишь небольшая задержка месячных. Это ничего может не значить. Просто меняется цикл или реакция на жаркие дни. Сердце потихоньку сбавляется обороты, она шумно выдыхает. Всё это время Снейп терпеливо ждёт, предоставляя ей возможность самой поведать об этом. И, когда она наконец говорит, комок кишок, медленно подбиравшийся к горлу, падает вниз с каким–то скручивающим удовольствием. – Хорошо. – тянет Снейп слово, и, перестав откидываться на спинку, целует ее лоб, снова притягивает к себе. Мутное удовлетворение плещется в его глазах. Солнцестояние. Северус вспоминает необычные ощущения и каскад семени, от избытка текущий по ногам Гермионы. – Я рад, что ты сказала. И буду ещё более рад, если это действительно беременность. Нет никакой причины судорожно проверять, учитывая, что ты сказала, что задержка мизерная. Снейп взял себя в руки, отрезвил. Делать выводы вообще–то рано. Но комок не желал никуда деваться, разлитая нежность к ней пробивалась через каждое его движение. – Ты испугана? – Не знаю. Наверно... Не знаю. Я думаю, это случилось, если случилось, тогда, под дубом, помните? Снейп молчит. Грейнджер начинает торопливо говорить: – Вообще–то тесты и правда не очень верные. Лаванда рассказывала, что Паркинсон так ошиблась: ей тест показал, а беременности не было. Подождем, да? – Пэнси? Затем Снейп мучительно закрывает глаза, осознав, что ему давно уже не должно быть дела до морального облика Паркинсон. Какой–то рефлекс. Минерва. Десять дней потеряны. Руины. Ну ладно. – Солнцестояние – это такой естественный Феликс Фелицис в этом деле. Северус вспомнил, сколько раз там, на травке, кончала сама Грейнджер, и кровь побежала по бёдрам вверх. Да, природа явно расщедрилась к ним. Подоспела Юки с двумя среднепрожаренными бифами и миской салата, элегантно разлила вино. – Испанская наволочка. – просто сказал Снейп, передавая маленький сверток и ей. Юки едва не уронила блюдо прямо на них. – О, хозяин! – и убежала, шлепая пятками и рыдая. – Иногда я задаюсь вопросом, как много эмоций помещается в этих маленьких существах.***
Люциус призвал домовика с Гриммо. У Поури, аппарировавшего на вызов, замерло сердце. Прошло уже несколько недель с тех пор, как Поури видел свою красавицу. Через домовиков дружественного дома Мальсиберов Поури разузнал, что ее зовут Юки. А ещё, что Снейп – из старинного дома Принцев. Поури, в свою очередь, приложил массу усилий, чтобы до Юки дошли сведения о благонравном, надежном поведении, кристальной репутации и больших перспективах роста самого Поури. Последнее было крайне опасно: распространение этих сведений грозило перевести в состояние открытой войны противостояние Поури с Оро, главным домовиком дома Малфоев, но на что только не пойдёшь, когда решается судьба. А Поури был абсолютно уверен, что она решалась именно теперь, и решалась именно с Юки. Вызов хозяина означал, что Поури могут послать в дом благородного Принца, зачем–то скрывающегося под именем зельевара Снейпа. Но нет. День явно не улыбался Поури. Люциус завтракал с семьей, Оро стоял недалеко от стола. – Вот что, – обратившись к Поури, медленно проговорил Люциус. – сейчас вернёшься на Гриммо, дождёшься, чтобы вся семья собралась вместе. – Такого не бывает, – пискнул Поури, – Один сын все время на стройке в Хогвартсе, и ест отдельно, с семьей не видится. Люциус поморщился одновременно и тому, что домовик напомнил ему о Джордже, и самому писклявому голосу домовика: – Я тебе слова не давал. Накажешь себя потом. Плевать на Джорджа, пусть там дальше работает, его даже не зови. А вот когда соберутся остальные, появись и громко и торжественно возвести, что хозяин Люциус Малфой, советник Волан–де–Морта, – сказав это, вытянутый в струнку Люциус приосанился ещё больше, – устраивает вечер в честь Перси Уизли, с помощью которого в Британию возвращены сбежавшие волшебники, поэтому все Уизли, кроме работающего в Хогвартсе, приглашаются на это торжество. Добавь, что отсутствие будет трактоваться как измена. И передай им вот эти галеоны от меня, скажи, пусть потратят на приличную одежду. И кивнул Оро, который сунул Поури небольшую стопку галеонов в лапку, одновременно процарапав ее до крови. Драко, несмотря на постоянное требование матери соблюдать этикет за столом, буквально завыл от восторга. Как хорош был сейчас его отец! Как изысканно и ядовито издевался он над всеми Уизли. Единственное, о чем жалел Малфой–младший, так это о том, что он не увидит лиц этой семейки, когда их домовик им это все произнесёт. – А вечером назад и расскажешь нам, как все прошло! – выкрикнул Драко возбуждённо. И тут же осекся и замер. Отдавать приказания домовикам при отце без его позволения он не смел. Но Люциус, только вчера вечером вернувшийся с Канар в прекрасном настроении, только кивнул. – Да, – подтвердил он домовику, – вечером ко мне. И весело ухмыльнулся сыну. Нарцисса переводила взгляд с одного на другого, и, судя по виду, не разделяла легкого настроения обоих. Поури вернулся на Гриммо мрачным. По–деловому, без огонька, прижег себе уши. Сел на пол около комнаты, где обычно собирались Уизли, и стал ждать. Оправдываясь этим, ничего не делал по дому. Хотя, справедливости ради, надо сказать, что Гриммо Поури за эти месяцы отдраил. Вот Кикимер, перебравшийся в Мэнор по вызову Беллатрисы, запустил Гриммо отчаянно. Поури доложил об этом в самом начале своей работы Оро, но тот проигнорировал информацию: дипломатичный трус повелся на россказни Кикимера о его особой близости к Блэкам. Поури фыркнул. Путать беседу с портретом и расположенность самих волшебников! Как только Оро так долго держится на посту главного домовика при таком уме? Тогда же Поури не отказал себе в удовольствии самому рассказать хозяину Люциусу о том, как Кикимер халтурил на Гриммо. В то время это его вдохновляло. Сейчас – нет. Оро, кстати, как и Кикимер, получили после доклада Поури хорошую взбучку. Настолько хорошую, что, несмотря на множество перемен, произошедших в его жизни, Поури с удовольствием улыбнулся, вспомнив ее. Наконец, в дом возвратились Рон и Джинни, ходившие гулять в парк. Можно было рассчитывать, что скоро все Уизли соберутся в гостиной. Действительно, почти сразу Молли вышла из кухни, недовольно взглянув на домовика, подошла к лестнице и крикнула вверх, чтобы все спускались в гостиную пить чай. Когда Поури вошёл в гостиную, Уизли в полном составе, исключая Джорджа, были в сборе. После того памятного разговора Перси с семьей все как будто стали избегать Джорджа. Нет, он не стал парией в доме на Гриммо, но как–то так получалось, что все ужины и чаепития оканчивались до его возвращения с работы, да и семья стала рано ложится спать, впрочем, и вставали все, кроме него, довольно поздно. С ним разговаривали, общались, когда случайно сталкивались на лестнице и когда было время. Правда, в основном все торопились по каким–то неотложным делам. Их графики так не совпадали, что последние пару недель Джордж просто оставлял галеоны на кухонном столе. Все головы обернулись к Поури. – Благородный Люциус Малфой, советник Волан–де–Морта, направил Поури к семье Уизли, – Поури пищал на отчаянно высокой ноте, считая это верхом торжественности, – чтобы сообщить о приглашении в Мэнор на приём в честь Перси Уизли. И тут Поури взял паузу. Поури был не дурак и из инструкций хозяина понял, чего от него ждёт Люциус. Да, он уже не находил в своём сердечке трепета по отношению к Малфою, но все же профессиональный уровень сказывался: работу Поури делал безупречно в любых обстоятельствах. По крайней мере, Поури так считал. В первую секунду Перси не поверил своему слуху. А потом, потом его затопила такая гордость, что он просто боялся выдохнуть, потому что это точно было бы очень шумно и просто обводил семью сияющими глазами, ища восхищение в каждом лице. Он думал, как бы ему потише перевести дух, так, чтобы для родных не была очевидна внезапность его радости. Перси хотелось изобразить давнее знание об этом, скрытое от семьи до поры. Отравляло это головокружительное мгновение только то, что нужный ему взгляд он встретил только у Молли, Чарли так вообще сощурился, а остальные сидели с какими–то вытянутыми лицами. Ну, все кроме Рона. Тот ел булочки, испечённые Молли к чаю, и на Перси не смотрел. Поури, уловив шевеление Чарли, уже подавшегося с вопросом к Перси, понял, что пора. – Праздник устраивается в честь Перси Уизли, с помощью которого в Британию были возвращены сбежавшие волшебники! Дальше Поури частил, потому что Рон открыл рот, а Чарли стал багроветь. Старшие Уизли уставились друг на друга. Джинни закрыла рот рукой. – Приглашаются все Уизли, кроме отсутствующего сына. Хозяин уведомляет, что отказ прийти будет трактоваться как измена. И милостиво передаёт галеоны для покупки приличествующей празднику одежды. Поури оценил обстановку, засеменил к Артуру и, протянув лапку, положил переданную Люциусом стопку галеонов тому на колени. Чтобы они не упали, Артур автоматически схватил их. И тут на гостиную обрушился ураган. Джинни подскочила к Артуру и вытряхнула галеоны из его руки на пол. Уизли орали, не сговариваясь. Удивительно, но Артур, Молли, Рон и Джинни почти одновременно прокричали Перси одни и те же слова: «Как ты мог?». Злые слёзы, брызнувшие из глаз Перси, не заставили его молчать: – Меня использовали втёмную! Я старался для семьи, для вас! В сгустке этого крика Чарли молча поднялся со своего места и, подойдя к Перси, направил удар своего яростного кулака в совершенно не ожидавшего этого брата. Одним направленным ударом в живот снизу вверх, он согнул его пополам, вторым, пришедшимся на левую почку, обрушил на пол и уже там начал месить ногами, пока опомнившиеся Артур и Молли не оттащили Чарли от кашляющего Перси. Суматоха сникла так же внезапно, как началась. Все сжались и, кроме Перси, опустились на свои прежние места. Тот, коротко хватая воздух ртом после ударов, добрался до дивана, чтобы сесть с матерью. Молли подвинулась ближе к подлокотнику и старалась на него не смотреть. – Значит, так, – первым начал Чарли. – я никуда не пойду. Пусть Перси сам наслаждается триумфом. Молли ломает пальцы рук. Жгучий стыд раздирает ее. Она так ругала про себя Джорджа, все они его ругали, а, оказывается, вот так… Как будто Джинни улавливает ее мысли и спрашивает, не особенно к кому–то обращаясь: – А почему Джорджа не позвали? Этот тихий вопрос вновь обрушивает смерч на головы Уизли. Потому что все эти недели они жили на деньги, заработанные Джорджем, но осуждали и презирали его, молчаливым согласием отсекали от себя. И опять кричит Чарли: – Потому что мы все ослы! А Перси орет всем им в лицо, что не надо делать из Джорджа святого, он работает на Снейпа. – Он Хогвартс возрождает, а не своих сдаёт! – выпаливает Рон, и Джинни исступленно кивает ему. Артур сжимается в кресле. У него начинается его личный ад. Не тогда, когда сломалась его упорядоченная жизнь, не тогда, когда его стали унижать даже на улице как «предателя чистой крови и прислужника магглов», а сейчас, когда его дети из братьев и сестёр превратились во врагов. Ему казалось, что только сейчас. – Чарли, – стонет Молли, – идти надо. Ты же слышал, что нам передали. Тут только она понимает, что все это время домовик внимательно слушает их и кричит, глядя в его сощуренные глаза: – Пошёл вон! Поури мгновенно аппарирует в коридор, под дверь гостиной и слушает дальше уже из–за двери. – Я не пойду! – Чарли непреклонен. – Сбегу, заболею, подохну… – Только не побег! – Значит, на мою смерть ты согласна, ма? – Ну что ты мелешь! Джинни вклинивается в эту перепалку: – Постойте, не надо ссорится! Нам сейчас надо быть всем вместе! Когда она это произносит, то сама для себя, в уме, она не подразумевает Перси. Рон, набычившись, кидает: – Я тоже не пойду! Лучше я бы как Джордж, работал в Хогвартсе. – Вы оба говорите ерунду! – Молли вскакивает, красная, растрепавшаяся за эти жаркие десяток минут. Обводит всех пальцем вытянутой руки, как палочкой. – Никто, слышите, никто не будет сейчас ставить свои амбиции выше интересов семьи. Джинни, девочка, ты правильно все сказала – мы должны быть вместе. Мы сюда приехали ради спасения Рона. Сейчас мы не должны погубить самих себя, нашу семью. Мы пойдём на этот приём. Умные люди поймут, почему так произошло. Кому можем, мы расскажем все сами. Сейчас нам надо подумать, как нам держаться там. Рон, Джинни, соберите галлеоны с пола. Надо их посчитать и прикинуть, что делать. Поури не видел, что Джинни и Рон опустились на колени и стали искать галлеоны под столом, креслами, диваном. Они раскатились по всей гостиной. Люциус бы пришёл от этой сцены в полный восторг. Собранных, их оказалось совсем немного, учитывая количество Уизли. Молли продолжала: – Я считаю, что больше всего денег мы должны потратить на наряд Джинни. Сама тому не отдавая отчёт, она сейчас рассчитывала на то, что ее дочь произведёт на какого–нибудь молодого человека из хорошей семьи самое выгодное впечатление. И это решит многие их проблемы. А когда эта мысль догнала уже произнесённые ею слова, она вздрогнула: получалось, что она исполняла совет Перси подумать о браке по расчёту для Джинни. Ее спас Чарли, пробасивший: – Согласен. И предлагаю ни кната не тратить на одежду для Перси. Зло усмехнувшись, он добавил: – Раз он у нас гвоздь программы, то его одежда не имеет значения. Перси промолчал. Промолчали и все. И как будто с этими словами мгновенно на всех наложили заклятие немоты: Уизли умолкли и так просидели до хлопка аппарации Джорджа. Его прибытие как будто прорвало плотину. Уизли, кроме Перси, выбежали в коридор, и наперебой, там же, стали рассказывать ему, что произошло. Джордж крутил головой, переводя взгляд с одного на другого, слушал, и молчал. Он не мог не понимать своей изоляции в семье все это время, но сейчас, через слова родных, он получал этому ясное и неумолимое подтверждение. – Почему, почему не позвали тебя? – спрашивала Джинни. – Может, тебе угрожает опасность? – Верно! – озарило Молли. – Может, это сигнал? Как узнать? И Джордж произнёс вслух то, что про себя за эти недели он привык говорить часто: – Я посоветуюсь со Снейпом. Молли вздрогнула.***
Боже, храни Британию, размышлял Снейп по дороге в Мэнор, разглядывая ровные, густо–зеленые насаждения вдоль подъездного пути. Ветер охлаждал июльское тепло, которое не шло ни в какое сравнение с островным зноем. Люциус встретил его на улице. Светлая кремовая рубашка удивительно изящно оттеняла его посмуглевшее лицо. – Северус, ты бы мог вкратце.. Но Малфой не успел. К ним энергично, перешагнув клумбу, присоединилась Беллатриса, ныряя рукой под локоть Снейпа. – Северус, расскажи–ка, что ты хотел. Люциус сказал, у тебя ко мне дело. – Да. Хорошо, что мы втроем. Я хотел предложить вам обоим участвовать в качестве наставников в Дуэльном клубе, который планируется возродить. Так мы сможем выявлять перспективных к бою молодых людей и девушек, целенаправленно обучать их. А остальные будут иметь хотя бы базовые представления о боевой магии. – Северус, я не очень прилежный учитель. – женщина оскалилась, повисая на руке. – Зато хороший дуэлянт. – Хороший?! – Белла с силой, всем весом швырнула Снейпа в сторону, так, что ему пришлось ступить на газон, разворачиваясь. Они выхватили палочки – Белла на долю секунды раньше, чем Северус, и Беллатриса засмеялась, убирая свою. – Неплохой. – уголки губ Северуса дрогнули. – Я подумаю. – Давайте вы поговорите после. – молчаливый Малфой выцепил взгляд Снейпа и махнул подбородком в сторону дома. Но Белла шла за ними, лишая возможности переговорить приватно. Волан–де–Морт встретил их плавным жестом и указал на привычные им места. Северус опустился слева, позволяя змее, до того обнимавшей резное кресло Лорда, оплести себе ноги. – Мой Лорд. – синхронно раздалось с двух сторон стола. – С утра из Министерства прибыли вести: волна пошла. – Скоро она превратится в цунами! – Люциус позволил себе несколько нервную улыбку. – Расскажите последовательно. – Волан–де–Морт испытующе посмотрел на Северуса, и тот начал неторопливый, хронологический рассказ. – Проблем не возникло, Повелитель. – Снейп разгладил свиток и постучал согнутым пальцем. – Удалось выяснить, что авроры бежали разрозненно. Кто–то даже в Новую Зеландию. – он брезгливо ковырнул пергамент. – Мы начали с тех имен, которые совпали в списке Перси и по нашим сведениям. Почти каждый из совпавших после разговора согласился назвать ещё фамилии. И здесь началось самое интересное: некоторые изобретательно имеют реальный и номинальный адреса – те, кто не смог выехать, не регистрируясь. На номинальном адресе оставлены охранные чары, которые, похоже, моментально извещали семью о попытке вторжения. Но мы поняли это после первого раза. – И что предприняли? – задал вопрос Лорд, отворачивая голову от болезненного лица Снейпа. – Люциус? – вертикальные зрачки стали не толще волоса. Северус четко ощутил приближение грозы. И она не заставила себя ждать. – Люциус? – повторил Томас негромко. Малфой посмотрел на Снейпа в приступе паники. Тот вдохнул, оглядывая список: – Мы.. – Молчать, Северус. – не переводя взгляда с Малфоя, резко прервал его Томас. – Что–то ты сильно загорел. – когтистая рука легла на стол, подвигая список к себе. Снейп почувствовал, как змея отпускает его лодыжки и стелется на каменный пол. – Сбился с ног, я погляжу. Глупо было рассчитывать, что никто не заметит разницы. Но если бы Снейп не напоминал цветом кожи покойника, было бы проще. Люциус хранил молчание, осознавая, что понятия не имеет об истории с двойными адресами. Северус смотрел в стол. – Повелитель, – набравшись решимости, одновременно подобострастно и с достоинством проговорил Люциус. – этой частью работы занимался Северус. – Какие адреса посетил ты? – Лорд вскинул список в руке. Малфой, выворачиваясь, начал крайне опасную игру, из которой ему не выйти победителем. Напряжение нарастало. – Я рисковал жизнью в доме Эджкомов. Между тем, они помогли, ещё будучи в Англии, ускользнуть нескольким аврорам. Она работала в Отделе транспорта, вместе с Перси. Оливер Эджком напал на меня, едва я зашел. – Люциус попытался придать голосу небрежность, будто не жалуется, а повествует. А затем схватился за виски, бледнея. Лорд прикрывает глаза. Северусу хорошо известно, что тот делает сейчас. Легиллименция открывает Волан–де–Морту всё, что ему недостает из сведений о пребывании Люциуса на Канарских островах. – Взятый в заложники сопляк самое значимое, что ты сделал за десять дней? Круцио! – вспышка ударяет Малфою в грудь и он, взмахнув руками, вместе со стулом резко опрокидывается на спину. Из округленных губ выходит воздух, но получить его обратно он не может, и схватывает себя за кадык. – Меня порядком утомила твоя тенденция искать личную выгоду, Люциус. – неторопливо произносят серые губы. – Разве ты не видишь сам? – дождавшись, пока в распахнутых глазах Малфоя потемнеют и полопаются капилляры, Лорд снимает заклятие и кладет палочку на стол, чтобы убрать из списка имена, которые ему не интересны. – Тебе нужно отдохнуть. Как твои дела с грязнокровкой, кстати? – Создала хорошее зелье для поверхностных ран. – спокойно отзывается Снейп. – Я проверил его утром. На стройке ему не будет цены – оно легко готовится в полевых условиях, дешево. – Когда мы с тобой встретимся в следующий раз, ты уже посетишь Хогвартс. Если, по твоему мнению, мы не успеваем к сентябрю, скажи мне об этом прямо. – и Лорд машет рукой. Снейп учтиво наклоняет голову и отодвигает стул, поднимаясь. – Мой Лорд. Я взял на себя смелость... – Малфой на всякий случай избегает отрываться от пола, чтобы не вызвать новое желание его испытать. – ...обратить внимание Пожирателей на Перси Уизли на вечере в честь его хорошей работы. Я запланировал его на субботу, если Вы не возражаете. Лорд поднимает ладонь и шевелит раскрытыми пальцами, будто раздумывая, достаточно ли с Люциуса. – Ты взял на себя функции карающей и ласкающей руки? Встань. – Нет, Повелитель. – Малфой поднимается: сперва на руках, затем во весь рост, пытаясь не слишком заметно держаться за живот. – Тогда какого дьявола ты не согласовал это со мной. – Я рассчитывал, что результат нашей поездки Вас не огорчит. Волан–де–Морт в ответ смотрит на него, как на слизня, который даже не заслуживает быть брошенным в котел. – Пусть так. На приеме должны появиться наши репатрианты. Мне плевать, Люциус, как ты сделаешь это – хоть лично конвоируй каждого. Включая Уизли, разумеется. Дальнейший разговор Северус не считает нужным слушать – в нём будет много оправданий, к тому же, лучше дать возможность Малфою смыть пару слоев позолоты с его блиставшей на Канарах фигуры в глазах Лорда, а сделать он это сможет только за его спиной. Он аппарировал в Хогвартс с тяжелым сердцем: Снейп оставил им планов дня на три, и не был уверен, что самодеятельность приведет к достаточному результату. Замок был облит солнечным светом, который бликовал на воде красивым ровным блеском. На башне Когтеврана крыша полностью залатана. Снейп прищурился и приложил ладонь к виску: гриффиндорская имела основу балкона, на котором толпились работающие люди. Переместившись внутрь, он налетел на Горация, который был откровенно ему рад. – Северус! Где Вы были?! Этот парень сводит меня с ума! – Слизнорт пустился в карьер с жалобами, поводя рукой в сторону гостиной Гриффиндора. – Что–то случилось? – Он всё переворачивает вверх дном! А три дня назад, когда мы исчерпались в рамках Ваших указаний, он стащил чертежи из моего кабинета и начал проектировать балкон. Я сообщил ему, что отказываюсь в этом участвовать. – Я проверю. Как подземелья? – Снейп стал спускаться вместе с Горацием. – Превосходно. – пузырясь, ответил Слизнорт. – Осталось завезти мебель. Полностью решена проблема с затоплениями. – Неужели? Вы проверяли, Гораций? – Пока нет. Но всё залатано. – До того, как будет мебель, закройте лестницу из подземелий и затопите нижний уровень. – Да, директор. Снейп остановился на секунду. Развернулся и задумчиво пошел к общему залу. Джордж аппарировал туда к нему. Парень прочистил горло, заробев, словно впервые попал на зелья. – Профессор Снейп. – Мистер Уизли. – Я начал возводить балкон Гриффиндора. – Это заметно. Джордж улыбнулся. Шутит, это хорошо. Но рыжий снова сделался серьезным, вспомнив вчерашний разговор. – Профессор, прежде чем мы вернемся к работе, я должен спросить Вас. Северус опустил палочку, которой затягивал тонкой слюдой заклинания окна в Большом зале, и повернулся. – Слушаю. – Утром домовик известил нашу семью о том, что они приглашены к Малфоям в субботу. Все, кроме меня. Я не слышал полного разговора, я ночевал здесь. Показалось, что в чертеж закралась ошибка, но оказалось, всё в порядке. Снейп едва уловимо дернул бровью. – Это вызвано тем, что я делаю что–то не так? – Не думаю. Профессор Слизнорт старается держаться подальше от Мэнора, он не стал бы жаловаться туда напрямую. – Северус отвернулся к окну и снова взмахнул палочкой. – Джордж, Вам надо понять одну вещь. Мистер Малфой хозяин своего дома, и только он решает, кого звать на свои вечеринки, если иных указаний не давал Темный Лорд. А он не давал иных указаний, поскольку мистер Малфой сообщил ему позже, чем Вашей семье – домовик. – в голосе послышались ядовитые нотки. – Похоже, мистер Малфой неравнодушен к тому, что Вы обратились ко мне, а затем и согласились помогать. Ваш брат сдал даже людей, связанных с бывшим, – Снейп подчеркнул, – Орденом Феникса. Помимо просто бежавших. И, хотя его заслуга невелика, она есть. Мистер Малфой хочет повеселиться в субботу. И приобрести себе верного слугу. Джордж смутно почувствовал облегчение от того, что это проблема и Снейпа тоже, а не его личная. – Уверен, Вы ничего не потеряете, если не появитесь там. В маловероятном случае, если вопросы будут у Темного Лорда, я извещу его, что это не Ваше решение. Будьте готовы явиться. – пообещал Снейп. – Спасибо, профессор. Неразборчивый звук в ответ. Джордж ощущает, как начинает гореть лицом. – А Вы... могли бы дать мне аванс? Я хотел бы, – он набирает воздух, чтобы не глотать окончания, – чтобы семья выглядела достойно. Кое–какие накопления у меня есть, но боюсь, их может быть недостаточно. – Сколько Вам нужно? – всмотрелся в него проницательно Снейп. – Да, Джордж, взамен я, возможно, дам одно поручение, когда здесь станет попроще. Ближе к августу.***
Поури дождался, когда Уизли разбредись по комнатам и аппарировал в Мэнор. Люциус традиционно ложился спать за полночь. Допустив к себе домовика, он не позвал сына, рвавшегося утром на этот спектакль, но сам с удовольствием дважды выслушал его рассказ и на прощание одарил одним кнатом. Домовик поблагодарил, раскланялся и исчез. Краем сознания Люциус отметил, что радость от получения монетки у домовика с Гриммо не была такой уж всеобъемлющей, как у других домовиков поместья. «Действительно, скверный домовик, Оро прав», закрепилось в его сознании. Сам Люциус с полной самоотдачей, чтобы не вызвать гнев Лорда повторно, погрузился в подготовку праздника. Волан–де–Морт дал ему некоторые распоряжение, которые следовало соблюсти с зельеварской (тут Люциус поморщился, вспомнив Снейпа) точностью. Темный Лорд желал, чтобы на первую часть праздника были приглашены все репатрианты. И в их присутствии было бы объявлено о благодарности Тёмного Лорда семье Уизли и лично Перси Уизли за неоценимый вклад в воссоединении магического сообщества Британии. Также Темный Лорд высказал пожелание продолжения вечеринки уже гораздо более тесным кругом. Все это надо было спланировать, организовать и, конечно, профинансировать. Люциус тяжело вздохнул. Расплата за Канары была неизбежной.***
Вечером Снейп с неприязнью отметил, что до сих пор робеет женских магазинов, совсем как в день, когда покупал матери красивую шляпу на первые серьезные деньги, что завелись у него на последнем курсе. Одно дело, когда ты стоишь и позволяешь вещам случиться, молча рассчитываясь на кассе, и совсем другое – общение с заскучавшими от отсутствия посетителей девушками, которые как–то просвечивают тебя без искусства легиллименции догола. Поэтому он ведёт себя ровно так, как в семнадцать: выволакивает показавшуюся изящной вещь, справляется о размере, оплачивает и выходит, ощущая себя перевалившим за зенит, но все же мальчишкой Снейпов. Отец тогда, узнав, как сын спустил полученные деньги (которые, как он выяснил, вполне можно менять на фунты!) на бесполезный предмет гардероба, постарался напасть, как всегда исподтишка – и это был последний раз в жизни, когда он попытался сделать это. Пользуясь сполна своим совершеннолетием, Северус порезал его до распадающейся каньоном плоти из мести, и только по мольбе матери, которая, конечно, не знала рецепта от такого, остановился. Больше отец его не тревожил. Грейнджер сидела по–турецки, наслаждаясь кофе, аромат которого плыл через всю террасу. Завидев его, она потянулась вверх потревоженной кошечкой, и сбросила с дивана ноги, чтобы встать. Вчера он дал ей сбежать к себе, и от этого она всё ещё мариновалась в тревоге. Затем Северус увидел Юки, и стоящую перед ней маленькую чашечку с кофе. Их посиделки становились все более непринуждёнными, и значит, частыми, что наводило на мысль, что Гермионе не хватает лёгкого общения, попытки которого обычно несли их диалоги прямо на рифы. Надо наладить занятия с ней, отметил Снейп мысленно. Он молча обвил Грейнджер, греясь в ее орбите, и поцеловал у кромки волос. – Малфой интуитивно, а может и направленно хочет создать мне проблем. Не может пережить, что Уизли были здесь прежде, чем у него. Да ещё Лорд заставил его позабыть об обеде, ругая за легковесность. Скажем, ему чудом удалось сохранить в себе завтрак. Северус охватывает ее мягкое тело и усаживается вместе с ней, чтобы не разрывать объятие. Картонный пакет, висящий на запястье, с хрустом бьется о бок девчонки. – В субботу Малфой собирает друзей и сдавшихся врагов. И меня всерьёз занимает вопрос: в каком мы с тобой сейчас списке? Он намеренно исключил из приглашённых Джорджа, который ему ничего не сделал. Мне не нравится это, но надо быть там. И по такому случаю – вот. Решил, что подойдёт на такой вечер. Если не подойдет, до субботы можешь купить то, что тебе по душе, Юки сопроводит тебя в Косой. Она купила лишь подходящие туфли.***
Северус аппарировал из Хогвартса пятничным вечером и прямо в лабораторию, потому как нашел в одном из коридоров уцелевший, пусть изрядно помятый закрытый ящик с ингредиентами, и теперь собирался осторожно разобрать его, вовлекая в это Грейнджер. Но её не было в лаборатории. Снейп поставил сундучок на столешницу и направился по коридору, чтобы найти Гермиону. Та оказалась в гостиной, занята примеркой, что погасило всякие сомнения в выборе. Ей хотелось почувствовать платье в движении, поэтому она, надев его, спустилась из своей спальни вниз и теперь ходила, кружилась, присаживалась то на диван, то на кресло. Платье её радовало. В комнате не было зеркал, она не видела себя, но ощущала великолепно. Снейп на секунду застыл в дверях, любуясь ею со спины В этом платье Гермиона напоминала перуанского змеезуба. И это было очень впечатляюще. Тонкое, оно имело мягкий отблеск оранжево–красной чешуи, усиливающийся в движении. Волосы, которые Грейнджер наспех собрала в причёску, перестали закрывать шею, и Снейпу немедленно захотелось впиться в гладкую кожу до тех пор, пока она не заверещит. Ослепительно огненная, все же это была рептилия, а не львица. Наиядовитейшая, с плавными изгибами. Только мягкое лицо выбивалось из этого образа. Снейп бесшумно, спиной вперед попятился обратно, в кабинет, порылся в своем столе и вернулся уверенным шагом к ней. Гермиона, будто её застали за чем–то предосудительным, – ну да, примерять платье интеллектуально богатой девушке не пристало, – поправила ткань на бедрах. Сам Снейп перестал напоминать кадавра пару дней назад, выспавшись – Грейнджер три дня напоказ уходила в лабораторию, и, к моменту её возвращения по коридору, его обычно измором брал сон. Разве что совсем немного он осознанно оттягивал близость, приняв правила этой игры. Хогвартс пошел на лад: Джордж делал то, что не делал Гораций – брал ответственность за свой участок работы. Несмотря на то, что уже пару раз отхватил за свою самодеятельность. И не потому, что делал неправильно, скорее, Снейпа раздражал фирменный стиль близнецов Уизли, след которого иногда возникал в действиях Джорджа. Дурашливый стиль. Северус быстро оплёл левое запястье Грейнджер тонкой, не слишком приметной змейкой, застегивая. Браслет был немного велик, и поэтому тяжёлая головка змеи лежала на почти середине кисти. Голова и спинка змеи светились хризолитовой пронзительностью, заключённые в белого золота брюшко. Украшение не было броским, оно шептало (на парселтанге, разумеется) о старых деньгах, индивидуальных занятиях с учителем на каникулах и кропотливой гоблинской работе над тем, чтобы самоцветы остались на этой оправе подвижными. Где это взял Снейп, доподлинно было неизвестно. Снейп отошёл на шаг, чтобы рассмотреть её. Деньги умеют дать достойную оправу красоте. – Сам себе завидую. – Вы выбрали очень красивое платье, – говорит Грейнджер. – И ещё угадали с размером – это, знаете, отдельный мужской талант. – Я им руками показал. После того, что она сказала ему на террасе в день возвращения, Грейнджер сосредоточенно регистрирует, изменилось ли его отношение к ней. В маггловском мире эти слова означали, что мужчина становился внимательнее и ласковее. Ей кажется, что да, он стал, что ли, заботливей. Она неуверенно, как очень тонкий лед под ногами, пытается все эти дни попробовать свои новые возможности, дающие ей власть над ним. Поэтому делает шаг к нему. – Браслет очень красивый. Это старая работа, верно? – она задает вопрос, на который он сможет ответить нейтрально или расскажет, если захочет, подробнее. Почему-то ей сейчас кажется, что он волнуется – наверно, это семейная вещь и у него с ней связана какая–то важная история. – По всем признакам. Купил его в Стамбуле три года назад. «Тебе» он добавляет только мысленно. – Меня кое–что беспокоит в завтрашнем вечере. Вы сами сказали, что Малфой что–то против Вас замышляет. Надо ли мне тогда выглядеть так ярко? Я, честно говоря, думала о глухом сером платье. Чтобы не привлекать внимания. И еще: ситуация может резко стать опасной? Если это не исключается, может быть, я должна быть с палочкой? – Пусть Люциус делает, что хочет. – Снейп смотрит вниз. – Там будет очень много людей. Не нужно, чтобы ты выглядела в глазах Пожирателей как безмолвная рабыня: во–первых, это не так. Во–вторых, нужно подать тебя как кого–то, кто требует обходительного отношения. Одевайся, как тебе комфортно, – платье здесь не главное. Что касается обстановки, – Снейп на секунду задумался. – Темный Лорд может безопасности ради заставить вернувшихся сдать палочки. Но может и нет, чтобы продемонстрировать власть над ними. Да, наверняка нет. Твоя будет в моем кармане мантии. – Северус развернулся. – Я собирался взять её. Чтобы в случае неприятностей ты смогла аппарировать. – Нет, – она пытается понять, что стоит за его словами о её палочке. Когда она произносила свою просьбу, то не исключала, что получит мгновенный резкий отказ. Но нет. Он даже говорит, что сам планировал это. Однако результат в его варианте таков, что она оказывается все–таки без палочки, но при этом не имеет права жаловаться на недоверие ей. Он играет с ней, наслаждаясь сейчас выигранным геймом, или действительно таков был его план? Грейнжер продолжает: – Честно, про возвратившихся и такую стычку я не думала вообще, вряд ли там кто–то будет в таком состоянии, чтобы нападать. Слишком… слишком перебита воля, как мне кажется. Она же была вся завязана на уверенности Дамблдора в личной победе Гарри. Снейп еле уловимо прищурился. Хорошо, что у неё воля не перебита: как на тренировке нападала, с задором, с удовольствием. – Малфой не сделает мне ничего необратимого без разрешения Волан–де–Морта. Вот в отношении тебя, в запале – может. Снейп наклоняется к ней совсем близко, и опускает тон до негромкого. – Не думай, что я не знаю, как ты сковала Долохова на Тоттенхэм Корт Роуд. Лорд потешался ещё неделю. Долохов сильный волшебник, не грязь под ногами. Нам стоит ещё поупражняться, чтобы я не вздрагивал каждый раз, когда на тебя пристально смотрят мои соратники. Дело не в тебе, а в той магии, которую используют они. Грейнджер смотрела на него, как ему казалось, неуверенным взглядом. – Ты не переживай. Скорее всего, это будет вечер безо всяких происшествий. Надо расслабить тебя. – рука его скользнула в вырез на спине и, оттянув эластичную ткань, обвела ямочки на пояснице. – Снимай платье и приходи в кабинет. Гермиона вытащила ступни из туфель и, подобрав их, медленно направилась к себе. В комнате она долго ещё собиралась, глядя на часы: шансов, что он отменит вечернюю встречу, не оставалось. Разве что явится сюда сам. Когда Гермиона спустилась, всем своим видом желая продемонстрировать, что намерений не разделяет, она остановилась в дверях, не в состоянии ступить и шагу дальше. Снейп мягко просушивал платком несколько тонких прутов, заодно хмуро, придирчиво ревизируя их поверхность. В горле защипало, она опустила глаза. Грейнджер застыла на пороге в маггловской, большой ей футболке, которую использовала в качестве ночной рубашки. – Нет, не замирай. – Северус подтащил её за футболку, прежде чем за воротник высвободить её из этой нехитрой одежды. Гермиона рефлекторно закрыла от него руками грудь. Хорошо, что она не смотрела на него – Снейп следил за любой переменой в ней, ощущая, как расползается по жилам страшная похоть. – Отвыкла? Иди сюда, не бойся. – он положил Грейнджер руки на лопатки, подвел к дивану и сел вместе с ней так, чтобы она расположилась к нему спиной. И уткнулся в розовую мочку губами: – Ты меня спросила, не сыт ли я тобой. Знаешь, я никого, кроме тебя, теперь не хочу, милая. Ну что ты закрылась? Ты ведь не то, чтобы не ожидала. Он поддел пальцами её белые простые трусы. – Вымылась, даже шерстка еще не просохла. Такая мягкая. – последнее он выговорил сдавленно, задушено. Теперь уже вся ладонь гладила её по лобку. Снейп свое дело знал – эти комфортные, плавные, хозяйские оглаживания были приятны. Его двигающаяся кисть опустила кромку трусов так, что они оказались почти спущены. – Я тебя буду всю ночь сюда трахать, пока под нами диван не промокнет. Под пальцами, указывавшими, куда, пожалась её плоть. – Совсем сухая. Подрочись немного. Грейнджер бездействовала, замерев с раскинутыми ногами. – Ну. – потребовал мужчина. – Как это? – едва слышно прошептала Гермиона. – Ты не знаешь? – умилился Снейп. – Вот так, вот так! – два пальца без лишних церемоний погрузились в её бархатную норку. Гермиона вскрикнула и выгнулась, но ляжки не посмела свести, хотя от удерживания их на весу они всё чаще пробивались дрожью. – Ставь мне на колени. – она опустила пятки и скульнула: он медленно двигал пальцами, прокатывая каждую стеночку влагалища. – Взгляни на книжный шкаф. Она машинально посмотрела – и тут же дернула подбородком в сторону. – Разве ты не прекрасна. Ничего более развратного, чем она видела сейчас в стекле, пусть это и были только контуры, Грейнджер вовсе не видела. Снейп держал её поперек груди так, что одна грудка оказывалась прижата, а вторая задорно торчала вверх – но это было не главным. Она не видела собственные гениталии – но это и не требовалось. Достаточно было того, как натянутая поверх его кисти ткань растягивается и ослабевает вслед за движениями руки, и эти движения, которые вынуждают перебирать пятками по мякоти его ног, заставляют выставлять себя, чтобы подстроиться под эту ласку. Гермиона замычала. – Теперь получше? – он вошел пальцами до самых костяшек и подвигал ими из стороны в сторону. Девчонка стиснула их мертвой хваткой, и, судя по дыханию, по поджавшимся пальчикам на ногах готова была вскоре обкончать ему руку, еще несколько движений и… Снейп выдернул пальцы и ссадил Грейнджер на диван. – Ложись на подлокотник, трусы пониже. Слушайся меня, я не сделаю тебе ничего дурного. – он взял со стола розги и, пока Гермиона зажато спускала трусики к коленам и на трясущихся ногах перегибалась через диван, мягко рассек ими воздух. Она стиснула небольшую подушку, зажмуриваясь. Ей вспомнилось разом все, что она читала по поводу наказаний в английских школах, вспомнилось, что писал об этом Черчилль… А Снейп, Снейп был деканом и профессором в свои двадцать один. Выходит, руку он набил ещё в школе? Но Дамблдор же запретил публичную порку в качестве меры взыскания. А непубличную когда запретил? – При должном старании, послушание можно выбить за пять минут. – вернул он её внимание, погладив по пояснице. И, взмахнув совсем слабо, опустил руку. – Ай! – пискнула Грейнджер. И услышала смех. И поняла, что не почувствовала боли. Как и удара. Вообще не почувствовала. – Фальшстарт, Грейнджер. Как Вы нежно себя жалеете. И пока она мямлила что–то гневное и, одновременно, оправдывающее её, Снейп хлестнул по–настоящему. Кожу будто обожгло крапивой. Следующий удар пришелся пониже, накрест с первым. Всего их было пять – каждый удар приближал её задок к британскому флагу. Снейп пощадил только припухлое после ласки межножье – не стал стегать её вертикально. На пятом она прогнула спину и приподнялась на носочки. – Тише. Это был последний. Хватит с тебя для знакомства. Ты умница. Ну, покажи мне, что получилось. – его руки легли поверх этих багровых росчерков, поверх испарины, которой покрылась горящая кожа Гермионы, и погладили, раскрывая. Он разглядывал её так, будто покупал. – Чувствуешь, как прилила кровь? Чувствуешь. – утвердительно ответил он за неё, невесомо оглаживая надувшиеся от прошлой настырной ласки и теперь наверняка уже ноющие от твердости губки. Грейнджер чувствовала – жжение от самой поясницы, скручивающееся в эпицентр в её паху. И желание заплакать. И странное, странное желание пасть еще ниже. Снейп ободряюще похлопал её по бедру: эта красота принадлежала ему в любой момент, и он, медля, доводил и её, и себя. Грейнджер стала постепенно возвращаться в реальность. Возбуждение, страх, стыд, еще большее возбуждение парализовали ее ум. Догнала мысль, что он поступил прямо противоположно тому, на что она внутренне себя настраивала: предполагая сейчас ее беременность, он не стал трепетать над ней. Сильнее этих рассуждений был только сжимающийся узел в ее промежности. Хотелось бесстыдного. Самого–самого бесстыдного. Пульсирующий мозг подкидывал картинки, которые она не могла даже раньше вообразить, и все всплывало перед глазами ее собственное отражение и видимые в темном стекле его жадные руки. И она поступила так, чтобы растравить его еще больше, потому что так подсказывало воспаленное, больше ничего не желающее сейчас воображение. Не двигаясь с подлокотника, она опустила свои руки и медленно стала подтягивать трусишки вверх. Очень медленно. – К чему ты их надеваешь, глупая? У тебя же там налито всё до боли. Лучше иди сюда и покажи мне, где сильнее всего болит. Он рывком полулег на диван против неё, расставляя ноги и умещая затылок на противоположном подлокотнике. Натянувшиеся от его позы брюки так недвусмысленно обтянули исключительно оснащенного природой для любовных игр Снейпа, что он стал их расстегивать. Она поднимает лицо так, что упирается взглядом сначала в этот бугор и не переводит его, жадно наблюдая за высвобождением животной части выдержанного зельевара. Она сейчас остро хочет эту штуку внутрь себя. Да плевать ей, что это палка Снейпа, ей сейчас все равно – и хорошо, что никто никогда об этом не узнает. Если хочется, если так сильно, до пульса в губках, хочется, пусть он делает всё, что ей захочется, пусть он сделает с ней то, что он умеет. Гермиона поднимает, наконец, глаза так, чтобы встретиться с ним взглядом. И облизывает губы, глядя прямо в его зрачки. А потом приказывает: – Разденься. Если бы не её горячее дыхание, не её лихорадочные мечущиеся глаза, он бы подумал, что девчонка его неумело соблазняет: острый язычок смешно обводит верхнюю губу, прежде чем помочь произнести эту короткую команду. – Что снимать? – спрашивает Снейп серьезно. Приподнявшись на лопатках, он спускает брюки до середины бедра, убирает полы рубашки, прежде чем снова взглянуть на неё – его спотыкающийся звереныш распробовал простые радости. Вообще–то она себя сейчас чувствует царицей Савской и тигрицей в одном лице. И хорошо, что этого не знает Снейп. Он бы повеселился, несмотря на всю жадную напряженность момента. – Весь, снимай всё. Ты должен быть голым. Как я. Грейнджер стряхивает трусики вниз, виляя полосатой попкой. А потом вытягивает руки вперед, и, опираясь на них, вся подтягивается на диван. И так и остается стоять на четвереньках, выбрав то, что ей особенно нравилось раньше. – Хочу сильно, – таким же приказным тоном произносит она. Снейп выворачивается из брюк, как меняющая покров рептилия из кожи. Затем, сев, через голову снимает рубашку. Накинув её на спинку дивана, протягивает руку к Грейнджер, и, всей ладонью взяв за мягкий затылок, подводит Гермиону по дивану к себе. – «Хочешь сильно»? А не треснешь? Она мотает головой, на секунду опустив глаза и застеснявшись. Северус благоразумно не дает ей задерживаться в этом состоянии и, подняв лицо за натянувшуюся копну, целует. – Развернись. И ляжки пошире, а то свалишься. – он поднимается с дивана, не выпуская, и аккуратно разворачивает её в обратную сторону. Грейнджер, как козочка на привязи, поворачивается, разве что не блеет. Пока. – Сейчас, милая, сейчас я тебя выебу. – голос так ласков, будто собирается смазать йодом ранку. Северус с трудом пробивается в её узенькое, распухшее влагальце, надевая на себя нажимом рук. Грейнджер охает сразу от всего: от сладости вбивающегося в нее члена, от саднящей под хваткими руками кожи, от предвкушения, и сама тут же подается назад – в конце каждого его движения поводит задком. Когда она кончает, то продолжает яростно насаживаться на него, только повторяя: «Еще, еще!». Собственно, ей плевать, что там чувствует Снейп и чего хочет он. Она вполне отчаянно сегодня, как с высоченной скалы, нырнула в чувственность, и сейчас плавала в этой эссенции удовольствия, не смешанной со стыдом или рефлексией, потакая желанию тела. Надо же, у тела могут быть свои, отдельные желания. Когда Снейп, оттягивавший свой пик, сколько он мог, останавливается, сверху вниз глядя на вертлявое молодое животное, Грейнджер не собирается останавливаться. От нарастающего желания она бесцеремонно отпихивает мужчину к краю дивана, поворачивается на живот, комком подсунув под лобок его рубашку, без дела висевшую на спинке, и начинает тереться, ритмично опираясь коленками о кожу кабинетного честера. Снейпу впору ревновать уже к нему. Грейнджер невозможно приятно, она делает это все быстрее, быстрее, пот течет по спине. Ей очень хорошо. Северус, переводя дух, с любопытством смотрел за тем, как невинно теперь она, послушавшись совета, дрочится. Во–первых, девушки на отцовских кассетах так не мастурбировали. Во–вторых, то, как интенсивно это происходило, как были раскрыты были бедра, какой запах течки стоял от неё – все это было восхитительно. Восстанавливающий эликсир. Он жадно ощупал, будто проверяя, все ли так мокро (какая бессмыслица, конечно, мокро), как она приготовила для него щелку, и, поймав задергавшуюся Грейнджер за горло локтем, вошел сразу до самого донышка. Девчонка задышала быстрее и самую капельку приподнялась – он упирался ей прямо в матку. Они продолжили мелкими рывками, примерно в том ритме, который занимал её саму. Гермиона, перевозбужденная, задушено просила, чтобы он наминал ей головкой шейку. Она вцепилась зубами в его руку, чтобы не закричать неконтролируемо, зажмурила крепко глаза, когда её стало потряхивать дрожью, а потом брызнула струйкой, растекшейся большой лужицей под ней. Северус закончил следом в это жмущееся влагальце, но её из–под себя не выпустил. – Еще. Я хочу еще. – он глотал буквы. Грейнджер закивала, напряженное горло ослабело под рукой, выражая всё её подчинение. Слабый пол, втайне мечтающий о насилии. Он перехватил её поперек тела, чтобы переложить на спину. Соски стали крупными от напряжения, и торча, ласкали ему руку. Грейнджер тут же попыталась приподняться, пожаловавшись, что мокро, и они вдвоем завозились, расправляя под ней рубашку. Снейп, на согнутом бедре сидящий рядом, мокрый до корней волос, в переплете уставших вен до самого подбородка, грозный, сейчас удивительно беззащитен. Смотрит расфокусировано в пол. Гермиона порывисто, но как–то очень осторожно обнимает его за шею, как будто маня и утягивая за собой, нет, в себя, и он подчиняется – поворачивает лицо, придвигается к ней и в баюкающем темпе, так, чтобы чувствовать каждое движение, пристально смакует Грейнджер. В ней больше нет вызова – Северус видит, как внутри неё всё дрожит от страха. – Не бойся. Просто не сопротивляйся мне. – от усталости даже в Снейпе проглядывает, как через брешь в боку корабля, человечность. Когда они иссякли, солнце стояло уже довольно высоко.***
Люциус торопился на вызов к Темному Лорду. После выволочки, устроенной Лордом, он вёл себя как нашкодивший первогодок, стремящийся вновь завоевать расположение главы своего дома. Беллатриса, выходившая из спальни Волан–де–Морта танцующей походкой, едва не налетела на аппарировавшего возле двери Люциуса. – Твою бы прыть да в нужное русло, – с нехорошей усмешкой процедила она. Было ясно, что Темный Лорд поделился с ней подробностями пребывания Люциуса на Канарах. – Тебе в спальню нельзя. По крайней мере, пока тебя зовут не туда. И она так глумливо усмехнулась, что Люциуса продрал мгновенный озноб от одной мысли о том, к какому его изощренному унижению могут подтолкнуть фантазия и гнев Тёмного Лорда. Бэлла с нескрываемым удовольствием не сводила с него своих пульсирующих зрачков. – Ага, дорогой Люциус, ты тоже об этом подумал? В следующий раз будешь соображать, чем заниматься. А если не подумаешь, – она снова оскалила зубы, – идею, как оказалось, нашу с тобой общую, я перескажу своему Властелину. Последними двумя словами Бэлла с наслаждением подчеркнула разницу положения между собой и Малфоем при Темном Лорде. Да, в общем, разницу между собой и всеми остальными. – Торопись к кабинету. Темный Лорд уже там. Он решил пока принять тебя в кабинете. – Бэлла сделала упор на слова «пока». И Люциус, вновь как школьник, почему–то не аппарируя, помчался от дверей спальни Тёмного Лорда к его кабинету, находившемуся в другом крыле Мэнора. Когда он постучал в дверь, то изрядным образом уже запыхался, а метка жгла отчаянно. – Заходи, мой ленивый друг Люциус, – раздалось из–за двери, а при появлении склонившегося в приветствии Малфоя на пороге Лорд продолжил: – Я вижу, что ты гораздо более любишь гедонизм, нежели работу с полной самоотдачей. Лорд не сказал: «работу на меня», но из контекста это читалось. Также, как и то, что Лорд был склонен расценивать поведение Люциуса как попытку отступничества. – Я понимаю, – после паузы продолжил он, – что ты считаешь работу с полной самоотдачей уделом полукровок. Но ты ошибаешься. Надеюсь, мне не придется выпускать половину твоей крови, чтобы ты это уяснил. Лорд улыбался, глядя в глаза старшему Малфою. – Мой Лорд, – только и пролепетал Люциус в ответ. – А сейчас к конкретному делу. Есть ли у тебя толковый домовик? Люциус, получивший возможность услужить Лорду, воспрянул. С преувеличенно озабоченной мимикой на лице он перебирал кандидатов. – Да, мой Лорд. У меня есть главный… Лорд неспешным движением поднятых двух пальцев руки остановил его речь. – Мне совершенно не интересно кто это из твоих домовиков будет, Люциус. Я даже удивлён, что ты этого не понимаешь сам. Ты не перестаёшь меня удивлять, – добавил он после паузы. – Меня интересует лишь одно. Есть или нет. Если есть, я добавлю это специально для тебя, а то ты так огорчаешь меня своим непониманием последнее время... так вот, если есть – ты мне сейчас об этом скажешь. Но персональную ответственность за все несёшь, конечно, ты. Люциус заметался мыслью. Конечно, очень важно, предельно необходимо было услужить Лорду. Но Лорд же ставил и конкретные жесткие условия исполнения приказа. Что выбрать? Душа просила сказать, что такого домовика нет, но слово, вылетевшее ранее, уже преграждало путь к отступлению. И Люциус упавшим голосом произнёс: – Повелитель, домовик есть. – Что ж. Ты должен поручить своему домовику собрать всех домовиков Британии. Очень внимательно отнестись к домовикам репатриантов. Обязать их отчитываться обо всем, что делают и о чем говорят хозяева. Получать информацию будет Крауч. Люциус вздрогнул. Его прямо исключали из важного дела. – Остальные домовики обязаны сообщать о всех подозрительных моментах в отношении их хозяев. Это касается всех домовиков, в том числе домовиков Пожирателей. И твоих тоже. Ты понял это, Люциус? Люциус только кивнул, стекленея взором. – Как это будет обеспечено, Люциус, меня не волнует: угрозы, показательные казни, премиальный фонд, все вместе. Кстати, ты понимаешь, что я тебе подсказываю? Малфой молча низко поклонился, Лорд продолжил: – Как – мне не важно. Главное, чтобы работало. Премиальный фонд за твой счёт, Люциус. Учти это. Можешь идти. Малфой, пятясь спиной, поклонился и вышел. Оттирая ледяной пот со лба, дошёл до мраморной гостиной, рухнул в кресло и вызвал Оро.***
Это была хлопотная неделя для Оро. Пожалуй, он даже и не припомнил такой за все годы служения. В списке дел, помимо ежедневных текущих по управлению поместьем, стояла организация грандиозного праздника в Мэноре, куда было приглашено в прямом смысле слова все магическое сообщество Британии. Это само по себе стоило невероятного труда. Но хозяин дал еще несколько приказов: во время этого приема должен был быть подготовлен еще один, для узкого круга самых приближенных к Волан–де– Морту лиц; прием, который изысканностью и роскошью должен был затмить впечатление от масштабности общего приема. Ну, и, наконец, хозяин велел собрать всех домовиков Британии. А когда он рассказал, для чего, Оро стало нехорошо. Ни один домовик, служа чистокровному дому, не должен был предавать его. Прецеденты обратного, конечно, были. Оро со злым вздохом вспомнил Добби, – он был его троюродным внуком и Оро люто ненавидел Добби за то, что домовик, приставленный по родственной протекции к самому хозяину для личных поручений, вместо того, чтобы работать на благо дома Малфоев и собственного клана домовиков, увлекся дурацкими идейками о свободе. Тогда выходка Добби с носками в Хогвартсе чуть было не стоила всему клану высылкой в заброшенное поместье Малфоев на Фаррерских островах, которое волшебники никогда не посещали. Чудо спасло их от изгнания: хозяин подвернул ногу и Оро так кинулся служить ему, что Люциус смягчился. Но на долгие три года Оро был смещен с поста главного домовика и заменен болтливым Трикки. Чего стоило им всем, всему клану, вернуть Оро на его заслуженное место! Трикки сломали шею – в прямом смысле. Беда была в том, что у Трикки остался племянник – Поури, и он явно честолюбиво подбирался к тому месту, что когда–то занимал его дядюшка. Положа руку на сердце, Оро не отказался бы от такого племянника, как Поури, более того, он бы даже гордился таким племянником. И растил бы из него своего преемника. Но Поури не был его племянником. Что было делать? Хозяин раздражался сверх меры в эти дни: подготовка праздника выходила в такие суммы, что фамильный сейф в Гринготтсе заметно опустел. Люциус прекрасно понимал, что Волан–де–Морт бьет по больному: он в течение этих дней то говорил, что нужен общий фейерверк, то – оркестр, потому что зачарованные музыкальные инструменты – это дешево и пошло, добавлял, что вечеринка для узкого круга должна включать самые изысканные коллекционные напитки, а общий прием – демонстрировать статус новой власти, словом, прямо делал то, чтобы было потрачено как можно больше денег Люциуса. У Малфоя даже мелькнула мысль, что Темный Лорд хочет его разорить, спустив его благосостояние до уровня Уизли. Нет, конечно, до такой нищеты потратиться на этот праздник было невозможно, но вот начать смотреть на Снейпа как на богатого человека после субботнего приема становилось вполне реальным. И поэтому Люциус лютовал. Все домовики поместья наказывали себя и друг друга, живого места не было ни на ком. Когда Оро осмелился подойти к Хозяину с предложением собрать всех домовиков накануне приема в шатрах, уже расставленных для гостей на лужайках (Малфой не хотел пускать репатриантов в Главный зал Мэнора, полагая, что им, как и егерям на праздновании победы, будет вполне достаточно лужайки перед дворцом), Люциус взбеленился и велел Оро носить на голове ведерко с раскаленными углями. Но потом отошел: Оро сумел объяснить, что других мест для сбора домовиков в Мэноре нет, а тратить деньги хозяина на шатры специально для домовиков нерационально. Люциус смягчился и даже разрешил Оро досрочно снять ведерко с головы. Аккуратно притрагиваясь к красной шапочке ожога между ушами, Оро уточнил у Люциуса, кого из домовиков надо на этом собрании показательно покарать или даже лишить жизни. На этих словах Оро понизил голос. Если бы хозяин ответил: «Решай сам», это был бы Поури. Но хозяин сказал, чтобы убили кого–то из домовиков репатриантов, и наказали бы тоже из их же числа. Люциус должен был сделать еще кое-что. Небрежно брошенные Лордом инструкции следовало исполнить дотошно. Поэтому в последний отчет Оро Малфой-старший сказал ему, что Воланд-де-Морт учреждает фонд поощрения домовиков, размером в десять галеонов. У Оро загорелись глаза и он сглотнул. Но, к сожалению, эта информация не могла остаться только в границах его клана. Ее тоже надо было огласить всем домовикам.***
Снейп открыл глаза. На диване рядом с ним, тесно прижавшись, крепко спала Грейнджер. Осторожно, чтобы не разбудить, он высвободился, и, натянув брюки, вышел в уборную. Юки перехватила Снейпа перед в коридоре и сообщила, выразительно тараща глаза, что их всех вызывают на общее собрание домовиков в Мэнор. Снейп кивнул: – Иди, раз зовут. Юки протараторила, что завтрак под стазисом в столовой и ринулась вниз, в свою комнату, выбирать наволочку. Перекрутив и перемерив весь свой обширный гардероб, она остановилась на новехонькой наволочке с Канарских островов, покрытой местными кружевами Вилафлора в виде розочек. Единственное, что сдерживало Юки сразу же выбрать эту наволочку было то, что кружева были однотонными, что несколько портило их. Если бы они были многоцветными, в такой шикарной наволочке можно было бы и замуж выходить. Однако, в конце концов, подумала Юки, собирают же нас не на вечеринку, а по работе. Так что однотонность вполне уместна – деловой стиль. Юки пропустила лапки в разрезы наволочки, поправила сережки, оглядела себя и, довольная, аппарировала в Мэнор. У шатра было столпотворение. Домовики толпились у входа, пищали, волновались. Юки поддернула наволочку и решительно вклинилась в толпу, энергично работая локтями. Пробивая дорогу, она поняла, что толпу создавали домовики репатриантов, робевшие войти в шатер, и домовики дома Малфоев, бестолково организовавшие регистрацию. Юки удвоила усилия по расталкиванию локтями всех, попадавшихся на ее пути и, протиснувшись к столу регистрации, заорала: – Домовик дома Снейпов здесь! – Домовики полукровок направо, – проскрипел Оро. – Что? – Юки подпрыгнула от ярости. – От кого Юки это сейчас услышала? Ну–ка, повтори Юки в лицо! – Домовики полукровок направо, – вредным голосом скрипуче вновь произнес Оро. Он старался быть бесстрастным. – Внимание, домовики, внимание! – Юки заорала так, что все домовики затихли. – Юки представляет знаменитый и благородный дом Снейпов. Оро едко захихикал. – Знаменитый чем? Тем, что полукровка живет с грязнокровкой? – Домовики! – Юки даже не повернулась в его сторону, – мы все знаем, как чистокровные волшебники обращаются с волшебницами, знаем? – Да… – протянуло разрознено несколько голосов. – Домовики, служащие в полукровных семьях, у кого волшебник воспитывает волшебницу по непреложным правилам? – Юки горела справедливостью. – Нет такого! Не было! Не видели! – раздалось из разных частей толпы. – Итак, только в чистокровных семьях так воспитывают волшебниц! Юки свидетельствует, что хозяин воспитывает хозяйку! Юки сама приносила ведерко для розог в кабинет хозяину! А ведерко – посеребренное! У кого из вас, домовики чистокровных семей, посеребренные ведерки для розог? – У хозяина оловянное, – пробормотал домовик Гойлов. Остальные промолчали, но по их выразительному молчанию было понятно, что лучшие из домов располагают разве что медными ведерками. Поури любовался на свою красавицу. Ее глаза пылали, ушки с сережками дрожали: она была великолепна. И тут он понял, что ему необходимо помочь ей, поддержать ее – это способно обратить внимание Юки на него. – Домовики! – заверещал он. Оро вздрогнул и обалдело посмотрел на Поури. – Поури, домовик славного дома Малфоев, – Поури уже не считал дом Малфоев славным, но для пользы дела решил слукавить. – Поури свидетельствуюет, что дом Снейпов чистокровен и благороден. Хозяин дома – Принц! Откуда-то их глубины толпы раздалось: – Йоппо и другие домовики представляют дом Принцев, а не Юки. – Йоппо представляет боковую, не главную ветвь! – Поури схватил вдохновение. – Домовики Мальсиберов, подтверждаете, что тот, кого домовики знают под именем Снейп – из рода Принцев? – Подтверждаем, – дружным хором ответили его приятели из дома Мальсиберов. Все-таки приятельские застолья никогда не бывают во вред. – Но, самое главное! – Настал час триумфа Поури, когда он мог покорить Юки, – Посмотрите каждый на себя и вокруг. Кто из домовиков так красив? Кто так изыскано одет? Кто столь украшен? А ведь величие дома волшебника определяется по тому, как устроен его домовик. Поури почти слово в слово повторил фразу, которую Юки небрежно бросила ему через плечо в его последний визит в дом Снейпа. Юки улыбнулась Поури. И нежно опустила глаза. А потом вспрыгнула на стол регистрации и пронзительно заорала: – Значит, так! Хозяин Юки зельевар, директор и Пожиратель! Оро присел. Он только что понял, что Снейп – весьма приближенный к Темному Лорду волшебник. Юки продолжила: – По какой причине хозяин берет фамилию Снейп – не домовиков дело. Но по своему положению хозяин – Принц! Поэтому с этого дня дом хозяина следует называть благородным домом Снейпов–Принцев, – она зыркнула на домовиков Принцев с неприязнью. – Чтобы отличать его от боковой ветви Принцев. Все молча закивали, даже домовики Принцев. – И предоставлять Юки место в первом ряду на всех собраниях! – Уже совершенно спокойно и веско добавила Юки. – Само собой, – вздохнул Оро. Юки спрыгнула со стола и протиснулась в первый ряд, по дороги выхватив за локоть Поури: – Поури нравится Юки, – сообщила она ему игриво. –Поури может заглянуть как–нибудь на чай. Поури исступлено закивал. Если бы не это, собрание напугало бы его, как напугало почти всех домовиков. Оро рассказал о новых требованиях, отрезал уши домовику дома Уайреттов, а его дебильноватый племянник привычно свернул шею домовику Велаунтов. Затем Оро объявил о премиальном фонде и его размере. Поури быстро взглянул на Юки. Та лишь скептически пожала плечом. В финале был представлен личный домовик Бартемиуса Крауча, Рупо, с которым надлежало связываться по вопросам исполнения решения проводимого собрания. На этом собрание Оро объявил закрытым. – Как всегда, пустая трата времени, – обращаясь к Поури, произнесла Юки. – И эти перегибы с убеждением совершенно ни к чему. Поури только повел ушами. Завоевать симпатию независимого в своих суждениях домовика все еще было непростым делом.***
В пятницу за полночь Оро предстал перед Люциусом. Доложил о подготовке. Рассказывать про домовика Снейпа–Принца не стал: в конце–концов, это были их, домовиковые, дела. А рисковать ещё одним ожогом Оро не хотел: у него и так живого места уже не оставалось. По справкам, наведённым Оро у домовиков–дворецких, оказывалось, что Пожиратель–зельевар бывал здесь чаще остальных, причём в основном у Тёмного Лорда. «Значит, и вправду – Принц», решил он и направил домовика к Юки с корзиной пирожных в знак уважения дома Снейпов–Принцев. Юки домовика приняла, но пирожные отослала, сообщив, что предпочитает другие. Оро ругнулся, но названия перечисленных в ответе пирожных себе в памятную книжечку занёс: с этим домовиком ссорится не следовало. – Хозяин, все прошло хорошо. Явились все домовики, одного казнили, свернув шею, одному отрезали уши. Представили домовика дома Краучей для связи, огласили сведения о премиальном фонде. Люциус рассеяно кивнул. – Как остальная подготовка? – Все сделано, хозяин. Полностью. Только… нужны ещё галеоны для оплаты поставщикам. Люциус заорал: – Опять? И в ту же секунду домовик–посыльный кубарём влетел в личную гостиную Малфоя-старшего: – Хозяина в зимнем саду ожидает Волан–де–Морт! Люциус аппарировал с места, на котором сидел. Оказавшись в зимнем саду, он увидел привычную картину: Темный Лорд в кресле, а Нагайна и Беллатриса, тихо переругиваясь каждая на своём языке, пытаются скинуть соперницу, чтобы обхватить ноги Повелителя. – Мой друг, как идут дела по организации праздника, который ты задумал? Волан–де–Морт явно подчеркивал, что это разорительное действо не его фантазия, а потому Люциусу рассчитывать на возмещение нечего. Это было страшно. – Мой Лорд, все идёт хорошо. Подготовка к завтрашнему приему завершена. – Ну, это пустое, – Лорд лёгким движением руки не только не придал значение трудам Люциуса, но заранее обесценил их. – Меня интересует иное: было ли собрание домовиков? – Да, мой Лорд, – поклонился Люциус, обрадовавшийся внутри себя, что тут все безупречно. – Ну, что ж. И каков премиальный фонд за информацию? Люциуса мгновенно поразило, что Темный Лорд не спросил ни о казни, ни о пытках домовиков. – Десять галеонов. – За каждое сообщение? – чеканно произнёс Темный Лорд. Беллатриса оторвала взгляд от лодыжек своего повелителя и с прищуром посмотрела на мужа сестры. – Нет, мой Лорд, это общий фонд. – Круцио! – Люциуса скрутило в сильнейшей спазматической боли. – Неужели ты думаешь, мой прижимистый друг, что домовики, скованные обязательством преданности, продадутся за пару кнатов? Неужели до сих пор, будучи при мне, ты не обучился щедрости? Преданность покупается не по дешёвке, Люциус. Поучись у Крауча, возьми в пример Гойла! Люциуса корчит от боли и унижения. Беллатриса с наслаждением хихикает. – Увеличь премиальный фонд, мой рачительный друг, – усмехается Темный Лорд. – Пусть каждый домовик получает десять галеонов за полезные сведения. Завтра об этом должны знать все домовики. А о Круцио не переживай, – добавляет он, наконец опуская старшую палочку, – интересная бледность тебя только украсит на приёме. Иди отдыхать. И Лорд жестом выпроваживает почти ползущего Люциуса из комнаты.***
Волан–де–Морт вызвал Барти сразу же после того, как поговорил с Люциусом, дал первые инструкции по поводу репатриантов и домовиков. Дальше Барти работал сам, но каждый день являлся перед Темным Лордом и отчитывался о сделанном. Крауч не переставал восхищаться: сама по себе идея Темного Лорда о повальной агентуре среди домовиков, конечно, была гениальной. В развитие этой мысли Барти предложил, что, если не будет доносов от домовиков неблагонадежных семей, он время от времени станет вызывать их для беседы, и в процессе получать информацию. Темный Лорд одобрил. Помимо этого, Крауч собирался использовать субботний праздник для того, чтобы оценить на месте вернувшихся и постараться определить тех, кто готов сотрудничать и тех, кто намерен сопротивляться. Для этого Крауч, также с одобрения Волан–де–Морта, собрал всех домовиков Мэнора и дал им жесткие инструкции о том, что надо слушать и о чем сообщить, шныряя между гостями. Малфой узнал об этом собрании постфактум, от Оро. Протестовать было бесполезно. Еще два года назад Оро от него же получил приказ беспрекословно выполнять любые указания, следующие от Волан–де–Морта, без дополнительного согласия Люциуса. Ну, и наконец, в вечер пятницы Крауч предложил Темному Лорду идею перекрестного шпионажа внутри волшебных семей. Для этого было необходимо стимулировать (пусть и в принудительном порядке) первые браки не по симпатии, а, наоборот, по отвращению или ненависти. В этой ситуации супруги, стремясь избавиться друг от друга, активно использовали бы новое положение закона, которое следовало ввести. В соответствии с ним, супруг, заключенный в Азкабане, либо поцелованный дементорами, приравнивался к убитому Авадой и давал возможность второму супругу заключить новый брак по склонности. Если же в первом браке супруг умирал от болезни, несчастного случая, тайного убийства, самоубийства и прочее – такой исход права на брак по склонности не давал и второй супруг опять должен был вступить в одобренный Министерством брак. Докладывая, Крауч пояснил: – Чтобы это не выглядело давлением на семьи, мы можем объявить, что это делается в целях примирения противоборствовавших ранее сторон, и, более узко – противоборствовавших семей, даже если они находились на одной стороне. И, мой Лорд, естественно, в законе будет оговорка о том, что Вы можете даровать привилегию отступления от этого правила. Темный Лорд усмехнулся: – Ну и что же, Барти, ты хочешь в этом вопросе следовать общей стезе или получить привилегию? Барти замер на секунду, потом его губы прорезала тонкая бесстыдная улыбка: – Мой Лорд, еще некоторое время я бы желал остаться одиноким. – Разве ты одинок, мой Барти? – В каком–то смысле, да, мой Лорд. – Ну что ж, я учту твою просьбу. И подумаю, как уменьшить твое одиночество, если ты от этого так страдаешь. Лорд говорил протяжно. Сердце Крауча стиснулось.