***
Как хорошо оказаться дома. Северус почувствовал сильный запах зелья и потянул его носом, прежде чем послушаться мягкую руку, пытающуюся открыть ему рот. От похмелья, нежно узнала голова. Но ведь у него активная интоксикация, а не похмелье, какой тупица... Второй выбор чуть лучше: Снейп растирает языком маслянистое бодрящее зелье и почти благодарен. Ему казалось, он только на пару минут прикроет веки, чтобы не видеть морду Фенрира. А теперь? Снейп осторожно потрогал лежащую под пальцами правой руки мантию на предмет вещей, обнаружил палочку и зелья, не пожалел безоар и, нащупывая его, открыл глаза. Глаза жутко зарезало, он зажмурился. Мимика годами скованного лица не менялась, но видеть его прибито-осоловелым было, должно быть, забавно. Гермиона наклонилась ближе. Он глядел на неё как на фею, принесшую ему нектар из райского сада. – Воды. – запах можжевельника от джина, несмотря на зелья, был ещё внутри рта, он хотел его смыть. Снейп приподнялся, чтобы попить лежа, и, сжав плотно веки, быстро лег после обратно, уплывая в неизвестное ничто с большим облегчением. Пятнадцать минут поспать, не более того, строго пообещал он себе. Грейнджер вдруг гладила его по лбу тонкими пальцами, и это было как в детстве. Нет, даже лучше, потому что её пальцы были теплыми, так что вместо пятнадцати он провалялся сорок, и только потом снова открыл глаза, чтобы вынуть из-под языка и бросить на пол потемневший камень. Фокус нещадно плыл, он оперся получше ногой и усилием заставил себя смотреть. – Вам лучше? – Гермиона взмахивает полотенцем в воздухе быстро-быстро и точным движением тореадора накидывает ему на лоб. Ледяная влага сковывает виски диким спазмом, но стоит перетерпеть – и становится легче. – Я принесу ещё воды. – и возвращается с минералкой. Но Снейп не хочет больше пить, поэтому делает ровно глоток из вежливости и отпускает горлышко бутылки. Мельтешение чуть взмокшей от усилий и все ещё источающей сладковатый аромат млечного мака Грейнджер вызывает в его голове испепеляющее желание трахать её. Сейчас. Северус не может поднять даже затылка, но вдыхает, когда Гермиона наклоняется к нему, и смотрит, найдя её взгляд, бессмысленным запоем, как попавший в сачок ее запахов самец, в голове которого осталась только мысль, как спарить самочку. Гермиона недосягаема сейчас. Его тело обмякшее, он полулежит на подушках, не столько уже отравлен спиртами, сколько обессилен. Она недоверчиво смотрит на него, заметив некоторое изменение в белом лице. Что ж, мисс Грейнджер. – Посиди на мне. – сипло предлагает ей Снейп, не сводя одуревшего взгляда. – Расстегни всё и потрись о меня. Я знаю, что ты думаешь о том же, ты пахнешь на выданье. — бесстыдно четко артикулируют губы. – Это будет хорошо, как в лесу, где твою маточку под завязку набило, она сдалась и, наконец, пустила. – обещает голос. – Ты ведь, наверное, и правда беременна. Грейнджер вообще-то полна злости на него за этот вечер, где на нее накатывал волнами страх то от встречи с Темным Лордом, то от того, что происходило на ступенях Мэнора, хотя с Сивым и Краучем тягаться сегодня некому. Пахнет она липкой испариной страха и суеты, а уж никак не беззаботным потом страсти. Но Снейп сейчас с расфокусированным взглядом и таким же нюхом не в состоянии их различить, а, может, и не хочет этого делать. Но Гермиона понимает, что потакание его желаниям сейчас способно принести ей что-то значимое, может, она сможет найти в нем то, что подчинит его ей? И поэтому она не уходит, не возражает, а лишь застывает напротив, так, чтобы он ясно ее видел, и чуть склоняет голову набок, слушая. В Снейпа будто влили веритасерум, потому что он говорит и говорит, и говорит то, что обычно держит. – Иди сюда. Покажи мне свои дерзкие грудки, дай их приласкать. Я так хотел вести ЗОТИ, а в итоге эти уроки проходили ужасно. Как мне хотелось почесать тебе за ушком, когда ты сидела, сжав от усердия кончик языка, и строчила что-нибудь, моя умная девочка. А когда все уйдут, повалить на высокий стол и сделать своей, чтобы ты барахталась в моих руках и визжала. Но я не смог. Позже мы выяснили с тобой, что там почти некуда. Не лез толком безымянный палец. Это меня надломило, знаешь. — медленно произносит последнюю фразу Снейп. – Как и то, как ты кончила первый раз со мной, сильно нетрезвая. Понимаешь, я увидел, какая ты, когда полюбовно хочешь. Грейндежр прикасается к нему. Северус умолкает, когда Грейнджер расстегивает ему рубашку, расслабляет и стягивает до колен брюки. О, Мерлин, она все же стала стаскивать с себя узкое платье: оно ползло по ней, открывая ноги в тончайших до невидимости чулках, затем мягкий лобок – мисс не стала портить идеальное прилегание трусиками – живот, грудь, ключицы. – Достань из внутреннего кармана мантии палочки и положи их сюда. –глазами он указывает на привычное место палочки на тумбочке. Когда она послушно выкладывает их, только на секунду задержав в руках свою, Северус, который смотрел как Гермиона ходит голая по комнате, продолжает. – Теперь-то можно очень сильно трахать тебя, уже нечего бояться, твоё тонкое тело такое… жадное, эластичное. – Гермиона снова от него вдалеке, опять, манкая, голенькая, ушла и стоит в изножье кровати, внимательно слушая, её тёмные соски остро выделяются на ареолах. – Когда я вижу тебя возбужденной, понимаю, почему в палеолите мужчины поклонялись женщинам. – его шея от собственного перевозбуждения покрывается ветвями вспухших вен. – Я растрахаю тебя так, что другим ты откажешь, потому что их члены будут казаться карандашами в стакане. Она ставит на кровать коленку, вторую, быстро перебирает ими по постели, прежде чем замирает над ним, широко расставив бедра. – Для этого я должна их видеть. – произносит вдруг Грейнджер. Стоит раздумчиво, наклонив голову набок, как будто прикидывая, как бы сесть, и садиться ли вовсе. Конечно, предполагает, как, но тянет время. Слушать то, что говорит Снейп, ей нравится. Он произносит эти полные грязи фразочки так, будто говорил рядовые фразы, без переполняющей рот слюной похоти, без жеманных улыбок и причмокиваний. Он тянет свою руку, пытается захватить бедро. Грейнджер, не трогаясь с места, отклоняется. Северус откидывается назад. От жара крови и близости желаемой дырочки у него наливается твердо член, хотя и не торчит под острым углом к животу, как обычно. — Попытки показать явно будут. Снейп делает ещё какую-то ревнивую попытку её ухватить, отчего по затылку ударяет тяжесть, как по наковальне. Головой лучше не шевелить. – Я был так рад, что взлелеянный персик, уже надрывающий собственным соком шкурку, упал именно в мои руки. Хорошо, что это был я, а не какой-нибудь молодой эгоист? Да, он определенно вышел за пределы разума. Его язык несдержан в разговоре настолько, насколько бывает несдержан только при другом занятии, когда разглаживает ее сочащуюся мякоть. – Сядь уже, или я за себя не отвечаю. Сквозь его нетрезвую, покладистую откровенность прорывается характер, не позволяя забыть, что кольца обаятельного, ничем не маскируемого сладострастия, которые он стягивал вокруг неё, заманивая, все же принадлежали змее, готовой заглотить ее целиком. Но не сейчас, конечно. – Видишь, как он тебя хочет. – Снейп бледен от того, как кружится голова, лицо серьезно. Он едва заметно кивает на член, по головке которого стекает капля смазки ему на пах. – Это никогда не пройдет. Я намерен стребовать за все вынужденное ожидание. – рыскающий взгляд ловит ее глаза. – Наденься сама, я хочу видеть твоё лицо в момент, когда ты подашься, чтобы заполнить себя. Гермиона испытывала странную, сковывающую её смесь отвращения и жуткого, изматывающего возбуждения от его слов. Её тёплые ладони легли ему в район солнечного сплетения, причем одна накрыла вторую. Ему стоило большого труда не осведомиться, какие показания к сердечно-легочной реанимации Гермиона разглядела в его пьяном теле. Она чуть надавила на грудь, опираясь, и, аккуратно придержав член, легко скользнула по нему вниз. Он входит в неё с подробным чмоканьем, рождающим очень мокрую и плотную посадку. Снейп услышал этот короткий выдох, когда он уперся в свод её тела. Ах, маленькая подружка… Он снова опустил веки, чтобы не смущать её. – Похвально, мисс Грейнджер. – чтобы она не сбежала, он на всякий случай придержал её колени. Но Гриффиндор и не собирался капитулировать. – Смотрите сюда! – напряженно скомандовала она. Следующее упорное движение выбило вздох уже у него. Пришлось открыть глаза. Гермиона трахала его с любопытным выражением лица: сосредоточенным, но отсутствующим. Ему казалось, что её расфокусированный взгляд был обращен не столько на него, сколько в себя: она пыталась понять, нравится ли ей, и как именно нравится. – О, посиди так. – упавшим голосом просит Северус, потому что Грейнджер, захваченная тем, как его мутит от желания, жмёт горячий кол внутри себя медленными, сильными порциями. – Господи... — ещё тише. Гермиона не отрывает взгляда, подвигав бёдрами вперёд-назад и поёрзав. – Пожалуйста. – умоляет уже шёпотом, сцепляет руки ей на пояснице замком и сам двигает ее так, как она только что делала, чтобы не прерывать мелких фрикций. – Наклонись. – возвращается к нему голос. Он сначала массирует ей поясницу, эти восхитительные ямочки, на которых повернут, а потом склоняет сильнее за спину, чтобы добраться губами до уха. – Как сладко ебаться с тобой. Ни с кем не было так сладко, как с тобой. Это потому, что ты одна только моя послушная девочка, только моя, предельно моя. – Северус переносит одну ладонь ей на низ живота, удерживая двигающийся таз между ладонями и помогая насаживаться. Под рукой стучит быстрый пульс. – Но неужели у Вас никогда не было девственницы? Не поверю, что Вы не брали женщин, до этого не принадлежавших никому. Ей интересно – таким она его никогда раньше не видела. Полной чашей Грейнджер сейчас пьет власть над ним, пьянея от этого не меньше, чем опьянен сейчас Снейп. – Как-то я сделал это с сокурсницей. Как всякая хитрая и опытная девственница, она полагала, что сможет меня остановить этим – после того, как выкрадет свою долю удовольствия. Но я уже носил метку, делал такие вещи, что мне было до пизды, что скажут ее министерские родители. Потом мне попадались девственницы, но я узнавал об этом по факту. – отозвался он. – Я не об этом. Я о твоей готовности ввериться, о том, как ты поджимаешь ноги, когда я беру тебя, о том, как ты отдаёшься. Спокойно и просто. Ты не пыталась манипулировать этим. Не потому, что не было смысла — ты ведь понимала, что я тебя не изнасилую. Просто ты всегда знала ко мне подход, и теперь тоже. Ты стараешься привыкнуть ко мне. Я вижу. Ты делаешь мне очень хорошо этим. Он вернул ее в вертикальное положение, синхронно с ней приподнимаясь и опускаясь на постели. Лицо у Грейнджер было такое серьёзное сейчас, что Снейп вспомнил, что пьянство – не повод для потери контроля. Гермиона видела под собой сейчас кого? Пожирателя смерти, которому случалось, по собственному признанию, с удовольствием осквернять девушек, вообще не интересуясь, довелось ли им пробовать мужчину раньше? Её профессора – язвительного ублюдка, который и без бэкграунда доставлял им не раз неприятности? Зажигательную смесь первых двух личин? Он хотел бы посмотреть на неё своими глазами, но от выпитого был сейчас не вполне уверен в своих силах. Не хотелось убедиться в том, что его пассы про особое странное понимание, существовавшее-де между ними, вызывают у неё омерзение. Да ещё эти непрекращающиеся кивки бёдрами, волнообразные движения ее мышц. Кем бы он ни был для неё, Гермиона тщательно трахала его, слепо вглядываясь в него. Её приоткрытый рот часто втягивал воздух, и Снейп поймал себя на том, что сам смотрит безотрывно и не может отвлечься. Правильные мысли, прорвавшиеся через пьяное бесконтролье, казались сейчас несущественными и требующими быть отложенными в сторону. – Повернись спиной, если хочешь. Так тебе будет лучше. – все, что произнёс Снейп, прикрывая наконец глаза и позволяя утонуть в новом приступе одновременно тошноты и сжимавшего его желания, держа ладони так, чтобы подталкивать ее и руками и бёдрами вверх. Она поерзывает, выискивая то положение, в котором Северус будет максимально плотно в ней. По спине от её лопаток стекает теплая капля пота. Как же хорошо. Она пожимает мышцами горячий орган, ловя при этом кайф, с которым может сравнится только наслаждение от того, какой он сейчас. Совсем другой, совсем не похожий на того, кого она знала и видела в школе, в Ордене, у Пожирателей. Просто с незнакомыми людьми. Таким, каким он наедине с ней, она его больше не видит нигде. И это наркотик – ей очень хочется, чтобы таким он был с ней все время, не превращаясь в профессора или Пожирателя. Странным образом его жестокость, про которую он говорит апатично, да что там, ту, которую она видела сама только сегодня, не отталкивает. Хотя должна. Значит ли это, что она сама стала жестокой? Грейнджер отрицательно качает головой. – Мне так нравится. – и, переждав спазм удовольствия, продолжает, – Я не была ни с кем, не потому, что хотела стать постарше, а потому что не хотела размениваться. А последний год вообще было не до этого, да и с кем – мы же по лесам прятались, никого не видели. Мне хотелось, чтобы это было особенно. – и опять замолкает. Глаза сильно блестят, она задирает лицо вверх, сглатывая. – Я думала, что первый раз будет страшнее. – Гермиона только успевает это договорить, как резко распахивается дверь, Снейп выставляет схваченную с тумбы палочку, а другой рукой хватает девчонку поперек спины и пригибает к груди. – Ой… – тянет расслабленный голос Беллы, – а мы беспокоились, что ты своей палочкой не владеешь. Довольная Беллатриса совершенно не собирается уходить и расслабленно болтает: – Слушай, раз уж я здесь и у тебя все хорошо, завтра в пять вечера у нас чаепитие, приходи. Мы собираемся посмотреть друг на друга и узнать о твоем желании. Очнется ли Сивый, правда, неизвестно. Она отошла от двери и ищет, куда бы присесть. – Представляешь, Люциус болел за Фенрира! Каков? Ну, девчонка тебе подробно расскажет, да? – Угу. – глухо произносит Грейнджер, прижатая к груди Снейпа. Беллатрисе за счёт этого видно все подробности. Её взгляд с любопытством скользит по иссеченным ягодицам Гермионы. – А я болела за тебя. Ладно, не буду мешать. Сам понимаешь, ты один, палочка могла быть не у тебя. Вот меня и прислали. – Уж пожалуйста. – Северус отпускает плечи Гермионы и не глядя кладет палочку обратно, напряженно удерживая голову над подушкой. От порога Лестрейндж снова оборачивается: – Северус, я в восторге, реально! Сейчас всем расскажу. Мало того, после всего еще трахаться можешь. А по виду не скажешь. И, довольная, хихикнула. – Меня реанимировали гуманным обращением. – пальцы освободившихся рук невесомо пробегают по спине сидящей на нём Грейнджер. – Амикус и Гойл сдохнут от зависти. Они по трезвому-то... И еще раз фыркнула уже в коридоре: – О, Люциус, сдохнешь ли ты? Северуса бьет легкий озноб, но шоковая терапия пошла на пользу – он аккуратно садится, взглядывая в лицо Грейнджер прямо перед собой, неспешно укладывает её на спину и подтягивает под себя. – Давай так. Хочу, чтобы ты расслабилась. – говорит Снейп и начинает глубоко, медленно раскачиваться в ней, обняв рукой её висок. Это не вполне дееспособный секс, тягучий и от этого нежный, до боли обнаженный, даже беззащитный. – Таким мог быть наш второй раз. Ты бы привыкала к тому, как двигается в тебе член, постепенно переставала бы хмуриться от саднящего распирания, пробовала бы сжать, пока не начала бы тащиться от того, как он медленно заполняет тебя до отказа, приучает к мысли, что теперь это будет вот так, не больно, а даже хорошо. И стала бы тоже двигаться – приподнимать навстречу таз, чтобы было быстрее, а я бы восхищался твоей смелостью, разминал стеночки, как сейчас… Дышать, говорить и трахаться одновременно это выше ожидаемого от него сейчас. Он переводит дух, стараясь дышать смесью эвкалипта, которым отдает противопохмельное, и алкоголя в сторону. Грейнджер протягивает руки к нему, даже поглаживает. Глаза она не закрывает – после разговора на пляже он не может бросить слежку за этим – и тихо быстро дышит. Постепенно, приноровившись к этому варианту, они делают его чуть ритмичнее и заканчивают вместе, ткнувшись в плечо друг друга. Снейп, которого изрядно укачало, быстро вздергивает тело на ноги, уплетается в ванную, придерживая расстегнутые брюки, успевает захлопнуть с грохотом дверь – и проникновенно, долго жалуется унитазу. В приоткрытую дверь спальни деликатно заглядывает Юки, явно заслышавшая эту песнь умирающего феникса. И, судя по лицу домовика, она впечатлена. – Я всё сделала, как Вы велели, хозяйка. – говорит она Гермионе. – Кто-то отравил мастера зелий?***
Тем временем, Беллатриса аппарировала, по праву члена семьи, непосредственно в комнату Мэнора, где располагалось их усталое собрание. – У Снейпа всё в порядке. – коротко рапортовала она и стала разглаживать подол своей юбки, опустив хищную улыбку, и делала это долго, прежде чем негромко добавить: – Трахает свою грязнокровочку. Разговоры стихли. Малфой явно был намерен что-то сказать, но сам себя осёк, потому как Лорд издал глухой смешок и стал царапать когтями голову Нагайне, устроившей её на подлокотнике. Змея зашипела. – Я удивляюсь, друзья мои, миролюбивым радостям Северуса. – А я потенции. – Барти пострелял глазами по сторонам, пытаясь увидеть в присутствовавших смятение. – Физически он достаточно вынослив. – произносит в ответ Том. – Никто не доставляет мне такого удовольствия во время круциатуса. Ни с кем я не заходил так далеко. Думаю, Снейпу было почти так же интересно, в какой момент наступает точка невозврата. От Лонгботтомов уже не узнаешь. Жаль, что он так исполнителен. – Томас прикрывает глаза, – Остается наказывать за промахи только Люциуса. Старший Малфой принужденно улыбается, стиснув челюсть так, что проступили желваки. – Раз уж мой хозяин заговорил о наказании, – продолжает Беллатриса, возвращая внимание Пожирателей на себя, – Северус к ним тоже неравнодушен. Он явно порет мисс Грейнджер. Судя по её ягодицам. – Ах вот где мандрагора зарыта. Какова девка! «Ангельский характер», – нервно хохочет Крауч, не стесняясь. – Белла, как ты успела заметить? Или ты… поучаствовала мельком? О, я бы на это посмотрел. – Барти сглатывает. – Боюсь, мисс Грейнджер не было бы дано это пережить. – И ладно. – плотоядно отвечает Беллатриса, чувствуя, как слова Барти горячат не только его. *** Джордж сидит в гостиной в купленной вчера мантии как на иголках. Семья аппарировала к Мэнору к восьми. На часах уже начало десятого, но никаких известий из Мэнора нет. Снова прокручивая разговор со Снейпом, он перебирает варианты возможного. Безусловно, ему очень хочется, чтобы о нем даже не вспомнили… Вот только как там семья? Дверь хлопает резко. – Уже? – Джордж выскакивает в коридор и видит, что все возвратились. Нет, не все. Перси нет. – Все нормально? – Нет! – Молли кричит. – Все ненормально! – Я просто-таки неимоверно завидую тебе, Джордж, что тебя не было на этом торжестве подлости, - цедит Чарли. – Я даже не знаю, за какие твои заслуги ты этого позора избежал. И поднимается наверх. За ним гуськом Рон. Молли устало похлопывает Джорджа по плечу. Джинни идет на лестницу последней и тихо говорит Джорджу: – Я сейчас переоденусь, приму душ и спущусь, все расскажу. Артур, раздавленный не меньше, чем вся семья, обращается к Джорджу: – Ну а мы с тобой давай чай попьем. Мы же сможем не испачкать парадные мантии? – и улыбается своей доброй, совсем беспомощной улыбкой. – Я и не припомню, когда у меня такая красивая мантия была. Наверно, в юности, когда я еще франтил и ухаживал за твоей мамой. Спасибо, Джордж! – Ну что ты, па! На кухне Артур устало садится на свое место, в торце стола. Джордж быстро ставит чайник. Домовика нет: отбыл в Мэнор еще вчера днем, проскрипев, что до середины воскресенья будет занят в общих работах всех домовиков Мэнора, обеспечивающих прием, подготовку к нему и уничтожение последствий. Так и сказал «уничтожение последствий». Должно быть, это у них в поместье такой привычный распорядок, усмехнулся Джордж. – Ты знаешь, Джордж, самым страшным было то, что Перси в присутствии всех поблагодарил Тот-Кого-Нельзя-Называть. За то, что он сдал всех, кто был на этом приеме. А потом он вызвал Перси вперед, к Пожирателям. И кто-то закричал «Подлец». Тогда он, – Джордж даже сразу сначала не понимает, кто это «он»: Перси или Темный Лорд, - сказал, чтобы тот человек бежал. И послал Снейпа его догнать и привести обратно. Снейп его уже окровавленным пригнал назад. И Тот-Кого-Нельзя-Называть велел Перси применить непростительное. – Перси? Чайник кипит, но Джордж этого не замечает. – Да. И он применил. Круцио. На глазах у всех. Вот так. Потом его позвали пить шампанское, он сам подавал бокал Тому-Кого-Нельзя-Называть. И всем велели веселиться. Там были шатры. Все по ним разбрелись. Мы было сунулись в один, второй, но нам прямо с порога кричали, что мест нет, а в том шатре, что был пустым, только мы и оказались. Больше никого. Если кто-то заглядывал, то тотчас и уходили. Перси мы больше не видели. Да, что же это я! К нам зашла мисс Грейнджер. Поздоровалась. Она с Джинни и Роном потом вышла на улицу, мать и Чарли были против, ну что уж. Она на ступеньках вместе с Пожирателями стояла. – Гермиона? – Да. Молли считает, что она из них. Именно в этот момент в кухне оказывается Джинни. Резко выключает чайник, расставляет чашки, делает чай. – Ничего подобного, мама ошибается. Во-первых, у нее нет метки. И потом, мы с ней поговорили. Она все время при Снейпе. Он Пожиратель, это понятно. Если он там стоял, то ее место было при нем. И вообще, она сказала, что не знает, увидимся ли мы, потому что не знает, что с ней произойдет ежечасно. – Продажной сукой больше, продажной сукой меньше – никто не заметит, - из коридора зло донесся голос Чарли. – нашла кого жалеть. И зачем ты с ней пошла? – Чарли, а ты не думаешь, что все остальные также смотрят на нас? – На Перси они так смотрят, а не на всех нас. – Да? Тогда почему никто с нами не общается? – Потому что ослы! – У тебя все ослы! – Все и есть ослы! Перепалка, державшая Чарли в дверях, прервалась еще одним резким хлопком входной двери. На пороге стоял мокрый до нитки Перси: – Такой прием, так много народу… – пробормотал он, увидев Чарли. – Ливень хлынул неожиданно, а на точке аппарации столпотворение. Пришлось ждать, пока все не аппарировали. Промок до нитки. Мантия, надеюсь, не сядет. Перси явно считал, что обсуждать произошедшее не стоит. Чарли молча развернулся и пошел наверх, к себе. Перси, дождавшись, пока его шаги стихнут, тут же рванул в свою комнату. Артур покрутил пустую чашку в руках: – Ну, наверно мне пора. Старикам надо пораньше ложиться спать. – Поднялся и пошаркал в общую с Молли спальню. Джинни еще раз эмоционально повторила Джорджу то, что выпотрошено-безучастно рассказывал Артур. Кроме той части, где они говорили с Гермионой, Джордж уже все знал. Совет Гермионы сестре ему показался правильным и дельным. И отдельно он улыбнулся, когда услышал, как Гермиона пыталась на его примере переубедить Рона и Чарли. Она все понимала правильно. Именно так Джордж и считал. – Да, тяжелый день, – подвел он черту под рассказом сестры. – Ужинать, наверно, никто не будет? Тогда, пойдем, что ли, спать. – И беззаботно, как это сейчас получалось только у него, добавил: – Ну и высплюсь же я завтра! За все недели! В Хогвартс завтра надо только к двенадцати! После возвращения Снейп решил, что пока на восстановлении будут работать без выходных дней. Однако разрешил пару раз в неделю начинать рабочий день с двенадцати. Когда в доме стало совсем тихо, из своей комнаты выбрался Перси и направился на кухню. За весь прием в Мэноре ему не удалось съесть ни крошки: его не пускали ни в один из шатров, а к семье, которая, как побитые собаки, уплелась в одинокий дальний шатер, он, конечно, сам не пошел. К Пожирателям же его пока не позвали. Его очень утешало то, что Грейнджер, он видел, тоже болталась на лужайке, когда Снейп ушел в Мэнор. Он испытывал в ней чувство злого соперничества и, оценивая сегодняшний вечер, понимал, что они были в совершенно равном положении. А ведь она каждый день отирается около Снейпа. А он-то только пару раз говорил с Люциусом – и вот какой одинаковый результат! А Джорджа вообще не позвали. Нет, что ни говори, меня нельзя не заметить, думал Перси, быстро запихивая себе в рот второй кусок пирога. И тут в кухню вошла Молли. С досадой посмотрела на Перси и сказала: – Что же ты один ешь? Зови всех, давайте поужинаем. И через пять минут на кухне сидела вся семья, как в первые дни на Гриммо. Но как все изменилось с этих пор, думала Молли. Очнулась она от стука в окно – за стеклом сидел огромный филин Драко Малфоя. Все переглянулись. Перси затрепетал. А к кому еще Драко в этом доме мог послать своего филина? И ясно, что, если бы письмо было деловым, его бы направлял Люциус. Джордж открыл окно, филин, сделав круг над столом, бросил письмо в руки Джинни. Джинни машинально сунула филину кусок булки. Птица обалдело посмотрела на такое подношение, но скептически взяла. – Джинни, – Молли первая отошла от шока, – ты говорила вчера с младшим Малфоем? – Мама, нет. Молли выхватила палочку из кармана фартука и повела ею над письмом. Палочка заискрилась голубым светом. – Вроде бы вредных чар нет. – Ма, – досадливо поморщился Чарли, – зачем ты письмо проверяешь на вредные бытовые чары? Ну. Тут же, если есть, явно другое. – Достал свою палочку и стал водить над письмом. Молли засуетилась, занервничала, вскочила из-за стола, отвернулась к плите, стала бормотать под нос что-то про вредоносность бытовых чар. Палочка Чарли тоже искрила голубым. – И все же я думаю, что лучше конверт вскрыть мне. Ты не против, сестренка? Джинни пожимает плечами. – Вскрывай, я секретной переписки с Малфоем не веду. Чарли рвет конверт и, раскрывая письмо, тут же начинает читать: «Привет, Джинни! Видел тебя вчера у нас. Цвет платья прямо кричал всем о твоих желаниях. Поэтому своего братца с публичным объявлением о том, что ты жаждешь замуж, могла бы не посылать: это и так слепому было понятно. Темный Лорд очень заботится о чистоте крови и ты, наверно, поэтому думаешь, что у тебя есть шанс. Так вот, ни я, ни Забини не будем иметь дело с бывшей в употреблении у Поттера. Забудь! Твой шанс, если не хочешь остаться одинокой – Гойл или Яксли. Даже уродец Селвин, услышав Перси, скривился. Учти это и про меня больше не фантазируй!». Последнюю фразу Чарли читал с раздувшимися ноздрями. Но вскочил он из-за стола одновременно с Джорджем, также нацелившимся на Перси. Тот выхватил палочку и немедленно аппарировал из кухни. – Он в свою комнату прыснул! Я его сейчас урою! – орал Чарли. Джордж выскочил из кухни и, перескакивая по три ступеньки своими длинными ногами, помчался по лестнице к комнате Перси. Тот сидел, заперев дверь и закрывшись защитными чарами. – Выгнать его к ядреной матери из дома! – орал Рон. – Как ты мог так с сестрой поступить? – кричал около двери Перси Джордж. Джинни яростно уничтожала письмо заклинанием испепеляющего огня прямо на столе. Артур молчал. – Что нам делать, что нам делать, – повторяла Молли. Перси, вдруг обнаглевший от страха, посредством соноруса из-за двери проговорил: – Я никуда не пойду. Этот дом дали, прежде всего, мне. Выметайтесь сами. А в итоге сделаете то, что вам говорят. Только хуже и больнее. Чарли подпрыгнул и помчался на второй этаж выбивать дверь спальни Перси. Джордж, стоявший около комнаты брата, подключился к нему. Несмотря на их усилия, двери не поддались. – Да и оставайся здесь. Хоть сдохни. – зло произнес Джордж, опускаясь на площадку и вытирая пот от бесплодных усилий. Слушайте, – закричал он вниз, – в Хогсмиде нормальный дом, аппарируем туда, а? Ну, будем жить в захолустье, но все равно же Рону и Джинни в Хогвартсе учиться, будем совсем рядом, а? – Правильно! – воспряла Молли. – Сейчас же собираемся! Вещей было немного. Через полчаса все, кроме Перси, были в гостиной. – Подумаешь, - вслух продолжала бормотать Молли, – домовика не будет! Очень он нужен, сколько лет без домовика жила. Да и характер у него противный. В пылу сборов никто не вспомнил, что на Гриммо их ведь обязали жить при возвращении, как никто не вспомнил о том, для чего к ним был направлен домовик. – Аппарируем! – скомандовал Чарли, достав палочку. И через короткое время Молли, Артур, Джинни, Рон и Джордж стояли на точке общественной аппарации в Хогсмиде. Чарли с ними не было. Как не было его и на Гриммо.***
Северус после изгнания из себя можжевеловых духов почувствовал себя настолько хорошо, что долго мылся, смывая липкий пьяный пот. В спальню он вернулся равномерно красный, едва не сняв с себя кожу, зато ультимативно чистый. Забрался к раскинувшейся на его постели, задремавшей Гермионе, секундно полюбовался ею – и затих на боку. Ему ничего не снилось, он не просыпался больше, но утром был вечнозеленым, как упомянутый кустарник. От отца его сейчас отличали чистое тело и здравая голова. Да, ещё он испытывал сейчас, в отличие от отца, раздражение только на себя, а не только не на себя. Снейп взглянул на часы. Нет и восьми утра. Сквозь зашторенное окно даже света не видно. Грейнджер за ночь сменила позу и теперь спала кверху своим крепким ладным задком, подтянув одну ногу. Как хорошо было бы навалиться на неё в этой позе и прямо по вчерашнему вечернему долго вбиваться в податливую девчонку. Северус неслышно спустил ноги, взял халат и вышел из спальни, чтобы дать ей доспать. Накинуть халат. Спуститься на свежий воздух. Кажется, спала ещё даже Юки, хотя от приоткрытой в её подземное царство двери тянуло запахом разваренного мяса. Северус нашел графин воды на столе в кабинете, напился, не наливая в стакан, и вышел из дома. Не сошедшая роса пополам с остатками дождевой воды и неприветливый ветер, исходящий от серого моря, существенно остудили двор. Снейп сел на диван на террасе, слушая хлопки надувающейся укрывочной ткани, и потянул на себя плед, покоившийся рулоном в изголовье. Его била дрожь. Ветреный воздух очищал голову, трепал волосы и остужал горевшие виски. Когда проснулась Гермиона, в ванной уже было тихо, и Северуса не было ни в ней, ни в спальне. По крайней мере, ходит, подумала она. Страх того, что могло произойти вчера, вырубись он раньше Сивого, только начал подступать к ней, но не давил ужасом, вероятно потому, что был ретроспективным. Мгновенно, в одну секунду, она почувствовала, что весь вчерашний длинный вечер мало отличался от тех секундных мгновений, когда она пряталась за его спину возле Гремучей Ивы. Но тогда никто из них не ввязывался в схватку с оборотнем добровольно. Поговорить с этим внезапно лихим выпивохой очень хотелось. И не только о достоинствах выпитого джина. Грейнджер быстро умылась. Почему-то невозможно захотелось быть красивой – вероятно, то, что вчера она была в так ей пошедшем платье, но не смогла этим насладиться, вытягивало желание продлить это состояние. Она стала перебирать плечики с вещами, которые за эти два месяца почти полностью заполнили гардероб. А, вот она! Широкая юбка. И к ней вязаный джемпер с рукавами чуть выше локтя. Гермиона быстро заплела волосы, как там, в поезде, взглянула на себя в зеркало ванной, одобрила – и поскакала вниз. На кухне, куда запах приводит её, Юки стоит над кастрюлей, с любопытством глядя на её содержимое. – Юки, доброе утро! Где хозяин, ты знаешь? – Доброе утро, хозяйка! Хозяин лежит на террасе, Юки собирает ему завтрак. – Его завтрак – это как раз варившийся бульон. Можно выключать. Пожалуйста, сними с голяшек мясо, порежь, растолки чеснок с солью, добавь красный и черный перец и это залей бульоном. Ну, а я буду чай с молоком и яйцо всмятку. Сделаю сама, пока ты занимаешься бульоном. Когда все было готово, Гермиона пошла на террасу, а Юки левитировала туда же поднос. Северус лежал на диване с закрытыми глазами. – Вы спите? – тихо спрашивает Грейнджер, аккуратно перехватывая поднос и ставя его на столик перед диваном. Снейп открывает глаза и быстро садится, смаргивая набежавшую на веки свинцовую тяжесть. – Нет. – прорезается хриплый голос. Он подтягивает упавший с плеч плед повыше, сжимая его в попытке не дрожать. Юки не без торжественности подвигает глубокую миску с бульоном, от которого поднимается специевый пар, прямо к нему. Черные глаза заглядывают в бульон внимательно, как в Омут памяти. – Спасибо. Что это? – Снейп смотрит не на Юки. Разумеется, домовик бы не выдумала нечто такое. Он видел это определенно впервые. – Это старинное восточное блюдо. Называют по-разному. Хаш, хаши. В армянском лечебнике начала двенадцатого века «Утешение при лихорадках» его рекомендуют есть при внезапных недомоганиях. Ваш случай. Попробуйте. А чтобы Вы съели все, скажу Вам, что у меня масса вопросов о вчерашнем дне. Чем больше Вы съедите, тем дальше оттянете этот разговор. Кстати, есть добавка. Снейп косится на неё, но молчит. Видимо ему действительно нехорошо. Юки вдруг встряхивает ушами: на точке аппарации перед домом оказывается неизвестный домовик. Он быстро семенит ногами, подходит к ступеням, и не поднимаясь на террасу, пищит: – Могу ли я обратиться к домовику достопочтимого мастера зельеварения? Снейп издает мрачный смешок, но тон его разрешающий. – Домовика славного дома Снейпов-Принцев зовет к себе хозяин Крауч. Немедленно. – кланяется и вновь торопится на точку аппарации. – Какого-какого дома? – Потом расскажу хозяину, – независимо бормочет Юки, – потом расскажу. – Почему тебя зовут к Краучу? – спрашивает у неё Гермиона. Снейп смотрит на обеих. Юки немного мнется, оглядывается на домовика, который её ждет. – Молодая хозяйка, можно Юки потом всё расскажет? – Можно. – удивленно отвечает Гермиона. Юки срывается с места и с необыкновенной прытью перепрыгивает через ступени, лишь бы домовик не ждал. – Их собирали на какое-то собрание. – медленно произносит Снейп. Перебросив плед на плечи, он утапливает ложку в бульоне и зачерпывает горячую жидкость. Наклонившись вперед, Северус аккуратно пробует. – Острое. Спасибо. А потом начинает есть с волчьим аппетитом, немудряще и сосредоточенно, как рабочий, возвратившийся после тяжелого физического труда. Гермиона садится с ним рядом, наблюдая. Он ничего не говорит, не комментирует. Вываренные сухожилия похрустывают у него на зубах. Снейп не выглядит как Принц сейчас. Он выглядит как Снейп, и это грубое обаяние отца – доесть на маленькой кухне, посмотреть на жену, взять её без затей здесь же, – сквозит в нём сейчас. Миска пустеет. – Давай поговорим, пока Юки не возвратилась. – задумчиво произносит Северус. Тело, которому было сначала неудержимо холодно, а потом просто холодно, согревается благодарной кровью, разгоряченной пищей. – Давайте. Только… Принести ещё? И как мне задать свои вопросы – по очереди или все сразу? – Поговорим, и я сам возьму ещё. По очереди. – Северус отставил тарелку и поднял на неё глаза. – Тогда, наверно, по хронологии. Или как получится. Темный Лорд сказал, что Вы хотите отправить нас с Джорджем к Минерве. Вы хотите, чтобы мы ее смогли уговорить своим примером и теми аргументами, которые придумали каждый для себя, чтобы жить, как мы живем сейчас? Да? Я сделаю это. Но с ужасом думаю, что она скорее всего не согласится, как не согласился вчера со мной Чарли, когда я уговаривала Рона и Джинни жить в предлагаемых обстоятельствах и пытаться принести пользу. Что будет с профессором МакГонагалл, если она откажется? Снейп понимал, что она спросит это. И ответ у него был готов. – Да. Мы поговорили на днях. Это был короткий, неудачный разговор, обусловленный.. В общем, мне нужно от неё две вещи. Обещание не собирать никаких протестных организаций и обещание быть лояльной. Взамен – жизнь, ещё любимая работа, достаточное жалование и самостоятельность в пределах факультета. Попробуй убедить ее. Если она кого и послушает, то тебя. Если откажется, мне придётся закончить c этим. Я и так даю ей время. Лорд.. имел со мной неприятный разговор, суть которого сводится к закладыванию неприятностей в фундамент замка мною же. Предельно понятно. Хотя сами слова не называются. Он убьет Минерву. А ей, Гермионе, предлагается выбор. Да, конечно, формально она идет уговаривать Минерву жить. Но реально нужно встать или на ее сторону, или на его. Если она на его стороне, то идет, уговаривает, и, если не получается, принимает смерть своего декана как неизбежность её выбора. А если она на ее стороне? Что же делать? У неё нет ответа. Грейнджер понимает, что все больше и больше погружается в ситуации, в которых у неё нет ответа. Все то же самое будет сделано и без неё. Значит, её выбор только в том, будет она делать то, что предлагает Северус или нет. И, самое дикое, что если не будет, сама сожрет себя за то, что, может быть, могла спасти Минерву. – Я пойду к ней. Я постараюсь ее уговорить. – Хорошо. – Снейп отзывается, не разрывая взгляда. Гермиона набирает воздух. – Потом… Потом Вас направили за тем мужчиной. Что Вы с ним сделали? И зачем сказали Перси про эту девочку? – Его поведение будет иметь последствия для всей его семьи, если не исправить ситуацию. А если Перси заинтересуется его дочерью, это будет достаточным возмещением. – Но Вы сказали, что, учитывая сегодняшнее, это необязательно. Я поняла, что Вы предлагали воспользоваться Перси этой девочкой, просто воспользоваться. Я ошиблась? – Это рáвно решило бы проблему. Не думаю, в целом, что Перси бы сделал это. – Но она же! Она же ребенок! А если бы это была Ваша дочь? – Он не сделал бы этого. — перебил Снейп. – На его месте я думал бы, прежде чем открыть рот. Да, наверное. С точки зрения холодной головы это глупость. Ей все равно страшно жаль этого мужчину, эмоционально выкрикнувшего то, что способно уничтожить всю его семью. И уж, тем более, эту девочку. – Когда Вы уже спали на диване, там, в Мэноре, Сивый очнулся и сказал, что он выиграл, сказал, что хочет.. поиметь меня и сожрать. Ну, только он грубо сказал. Зачем Вы ввязались в этот спор? – Гермиона. – Снейп опустил веки, чтобы сформулировать ясно: визуальная информация, сытый желудок тянули его вновь обнять жалкий плед, а лучше и Грейнджер тоже, и уснуть. Приходилось сопротивляться. – Темный Лорд формально позволяет Сивому считать себя независимым союзником, в действительности он – простая цепная собака. Никто, конечно, не дал бы ему сделать это с тобой. У нас случаются ситуации, которые на первый взгляд, формально, ничего не значат. Вчера вот Сивый хотел подчеркнуть превосходство, идущее от того, кто он есть. Ты знаешь, что он одержим распространением ликантропии? Он полагает животное начало в себе большим преимуществом, дающим возможность общаться и со зверьем, и с человеческой расой. Надо было напомнить ему, что всё, что у него есть –пёсий малоуправляемый рассудок. Не следовало только спорить с ним на неопределенное желание. – добавил Снейп, стушевано разглядывая тарелку. – Вы только что говорили, что не делали бы глупостей, будь Вы на месте отца этой девочки. Потому что за глупость взрослого мужчины Вы посчитали нормальным расплачиваться этой девочке. Неужели Вы не видите, что Вы и он – одинаковы? И Вы были готовы расплатиться мной, только не за глупость, а за свою браваду. И это было очевидно не только Темному Лорду. Крауч клеился ко мне самым мерзким образом. Он пошёл аппарировать обратно меня и Вас. Он был готов поиметь меня прямо здесь, учитывая, что Вы готовы так легко распоряжаться моим телом направо и налево. А я тряслась от страха, я думала в самый критический момент воспользоваться своей палочкой, если успею достать её из мантии, но понимала, что это означает в итоге сдать и Вас, и себя! – Я понимаю, ты была испугана. – Северус сжал зубы. – Я поставил тебя в неприятную ситуацию. Но не передергивай, я не готов был расплачиваться тобой, ты не товар. После того, что сказал Темный Лорд про метку, никто не тронул бы тебя и пальцем. Мне в голову не пришло, что желание Сивого будет связано с тобой. Да он озвучил его только потому, что был пьян. – напряженно проговорил Снейп. – Что касается Барти – ты интересуешь его не более, чем я Юки. Что он сказал тебе? Северус не блефовал, но сам прекрасно понимал, что слегка преувеличивает безопасность произошедшего. Осознавать это было неприятно. Он не подумал за неё, он привык думать только за себя. – Вы считаете, что это нормально. Хорошо. Я поняла. Зачем Вам знать тогда, что говорил или делал Барти, если Вы так уверены, что все это ерунда? Тема закрыта. Вам к сведению: Люциус довольно неприятно говорил о Вас, формально вроде бы переживая за Ваш ум, говоря, что у Вас только интеллект из хорошего, но все почувствовали крайнюю неприязнь. Ему подыгрывали Кэрроу. Крауч предложил им повторить в лицо для Вас эту сцену. Вы, кстати, помните, что сегодня в пять вы собираетесь? Я хочу остаться дома. После его слов о Сивом и Барти, после того, как он оценивает угрозу вчерашнего вечера для неё, она больше ни о чем не хочет спрашивать. Гермиона встает. – Вы знаете, я хочу пройтись по берегу. – Когда я спрашиваю, отвечай мне, а не решай, в чём я уверен. – ощерился Снейп и рывком поднялся вместе с ней. – Сядь. Пожалуйста. – он сглотнул, заметив её секундный испуг, и смягчил тон. – Я не считаю, что то, что я сделал, было правильно. Я объяснил, почему стал с ним спорить. Продуманно? Нет. Я допустил ошибку, суть которой понял уже после того, как начал. Что ты хочешь услышать от меня? Что я раскаиваюсь в том, как поступил с этим мужчиной, потому что сам могу допускать ошибки? – Снейп выпрямился. Помятый вид не мешал ему выглядеть так же закрыто и чванливо, как он умел. – Нет, не раскаиваюсь. На месте Перси я бы держал круциатус, пока его дочь сама бы не разделась. Но Перси слабак. Если Сивый изнасиловал бы тебя там, в вероятности чего я сильно сомневаюсь, я уничтожил бы его, как только пришел бы в себя, наплевав на сотрудничество, и никто не посмел бы остановить. Есть внутренняя мера, Грейнджер. Её надо держать. Только она имеет значение, когда нет никаких правил, и больше ничего. Или ты думаешь, что я только приказы исполняю? – тошнота от резких движений подкатила едким огнём к солнечному сплетению. – Иди, можешь не спрашивать. Раз ты хочешь. – он сел обратно и растер лицо пледом. Во всем, что он ей говорит, есть больное мужское самолюбие – и больше ничего. Гермионе хочется уйти подальше от него. Подумать. Пережить. Ещё раз перебрать и оценить аргументы, которыми она связывала себя со Снейпом. – Оставьте мне задание, с розовоцветными на этом этапе я немного разобралась. Не хочу бездельничать. И, уже спускаясь по ступеньке, она бросает: – От того, что Вы убили бы потом оборотня, Вы бы сделали легче себе, но не мне. Мне бы Вы уже ничем не помогли. Уходит. Ну конечно уходит. К физическому недомоганию добавляется покалывание одиночества – взбрык привыкшего к светлому присутствию Грейнджер сознания. Недоверие, что оборотень не посмел бы посягнуть на неё в иной, лишь умозрительной ситуации, прямо следует из слов Грейнджер. И вызывает в нём чувство ничтожности: так абсурдно позволять ему взяться за дело на основании ситуации, которая не случилась. Могла случиться из ста вероятностей, но не случилась бы. Сивый не стал бы рисковать миром с ним. По той же причине Снейп готов был положить на мнение Малфоя-старшего и обоих Кэрроу разом. Он знал, что не нравится никому, и это освобождало. Ничтожность и одиночество. Раз все в сборе, пора идти, встряхивает лохматой головой Снейп, прежде чем встать. В лаборатории он оставляет ей запрос на аконитовое зелье, выкладывает неподготовленные ингредиенты на стол. После переодевается и взглядывает в зеркало. Синяки под мутно-красными глазами, меловое лицо, гротескно яркие от неоднократной рвоты губы, обрамленные щетиной. О, уродливость тоже здесь. Мы переживали, что ты заблудилась. Аппарируем. В Хогвартсе проще, чем дома. Какие-то вещи даже в его жизни оставались неизменными. После аппарации его ожидаемо едва не выворачивает хашем, горечь запекает горло. Из холла, прекрасно отполированного, Северус ступает на лестницу, плавно уходящую вниз. Замок, поняв, что его наконец прекратили грабить и вроде стали восстанавливать, больше не ломает никому шеи. Прекрасная возможность проверить всё в одиночестве. Сквозь раскрытые главные двери с улицы доносится слабый запах костра –– и ни единой живой души внутри. Он успевает прогуляться по подземной части замка, непривычно сухой для вчерашней погоды, заглянуть в гостиную Пуффендуя, которая всегда напоминала ему уютную ночлежку, даже в свой старый кабинет, посмотреть, как его отреставрировали. После его находит Джордж. Рыжий выглядит чуть свежее него, но это фора молодости – Уизли не спал всю ночь. – Решили, что одеться празднично и не пойти на праздник расточительно? – за пару шагов до Уизли вместо приветствия язвит Снейп. – Профессор, Чарли сбежал. – выпаливает Джордж и зажмуривается, будто готовится получить удар. – Вообще-то мы все сбежали от Перси в Хогсмид. Но Чарли сбежал и от нас. Искал его всю ночь по знакомым. И он его получает. – Джордж, до сегодня я никогда не считал Вас идиотом. Как много домов Вы успели обойти? Что именно говорили? – Ничего! Не забегал ли к ним Чарли, вот и всё. – Ночью? – елейным тоном уточняет Снейп. – Ваш отец, я полагаю, в Хогсмиде? – бледная рука проворным выпадом хватает Джорджа за плечо и аппарирует их на площадь перед магазином. – Зови и аппарируй обратно, поработаешь, сколько сможешь. День обещает быть насыщенным. Артур выходит к нему, и Северус не без отвращения констатирует, что отсутствие воли в Перси может быть и унаследованным качеством. Судя по согбенным плечам, Уизли думает, что в его лице им уже явилось возмездие. – Северус. – Что за выходки, Артур. – шипит Снейп, не тратя времени не раскланивание. – Где может быть твой великовозрастный драконолюб? – Вчера мы повздорили с Перси, и, когда договорились аппарировать сюда, его уже не было. – Уизли прячет глаза. Он так и не смог, честно говоря, оправиться от стыда, что столько лет был некрупной послушной мухой в паутине молчаливого, знающего своё дело Снейпа, а теперь вынужден говорить с ним, пока он переваривает его, завернув в кокон. Из щели шириной в ладонь как можно более незаметно высовывается мордашка Джинни Уизли. Она жадно смотрит на лицо бывшего слизеринского декана, будто оно может косвенно дать ответ о делах Гермионы. – Возвращайтесь на Гриммо. Сейчас. Если Перси решится препятствовать, передай ему, что это я так решил. И чтобы никаких склок. Мне ли объяснять бывшему работнику Министерства, как это всё выглядит? – он выделяет «бывшему» так прочно, что до отца семейства долетает запах перегоревшего в Снейпе джина.