На положенном месте

      Джинни проснулась, когда Грегори ещё спал, но ей не хотелось ни вставать, ни даже просто показать, что она уже не спит. Джинни снова крепко закрыла глаза. И открыла их лишь когда долго льющаяся вода в ванной неминуемо стала сигнализировать, что Грегори очевидно завершает свой утренний туалет.       Джинни отчаянно захотела домой, к родителям. И с такой же силой поняла, что это невозможно. Она любила свою семью. Всех по отдельности, конечно, тоже, но больше всего она их любила как семью, как единое целое. Семья была для нее всегда крепостью и укрытием, без семьи она себя не представляла.       Сейчас все переворачивалось в её жизни. И этого самого важного теперь не будет за её спиной. Она безжалостно понимала, что, чтобы спасти и себя, и семью, ей надо навсегда отделиться от нее. Не забыть, не бросить, нет. Но перестать себя чувствовать частью своей семьи ей было необходимо. Только так, думала Джинни, она могла приобрести самостоятельную силу и защитить самых близких для нее людей. Было нужно, чтобы семья осталась у неё за спиной. И в прямом, и в переносном смыслах.       Отныне надо контролировать каждое слово и каждый жест. Джинни натянула халат, услужливо разложенный эльфами на банкетке в ногах кровати, и улыбку. И приоткрыла дверь ванной.       – Грегори, я войду?       – Заходи, – спокойный все ещё мальчишеский голос ответил не сразу и в нем совсем не читалось ни нежности, ни интереса. Хотя и неприязни тоже не было. Белый лист, подбодрила себя Джинни.       Грегори стоял перед раковиной и прополаскивал рот. Она увидела в стакане рядом с чёрной щеткой перламутровую ручку, очевидно предназначавшуюся ей, и вытащив ее вместе с коробочкой зубного порошка и одновременно нежно проведя Грегори по спине другой рукой, зашла за стеклянную стену душа.       – Как ты спал? – крикнула она ему сквозь шум воды, вынуждая ответить и, что важнее, посмотреть на неё.       Крикнула она в самый благоприятный момент: засохшая кровь размочилась и окрасила струи воды в бледно-розовый цвет. Если Грегори ничего не понял ночью, чего совершенно не исключала Джинни, он должен был понять это сейчас. Грегори смотрел внимательно. Его лицо прорезала ухмылка.       – А я и не думал.       – Так я же тебе сказала вечером.       – Я до этого не думал.       Это надо было использовать.       – Ну как же я могла, если мне нравился ты? Неужели ты этого не замечал, скажи мне?       – Нет, – протянул Гойл, – в голову не приходило.       – Да? А мне казалось, это так очевидно. Неужели ты не помнишь, как я на тебя смотрела, когда мы сталкивались? И ты, что, не замечал, что я всё время попадалась тебе на глаза, тебе не приходило в голову, что это не случайно?       – Нет, – опять повторил Грегори с той же интонацией, – не приходило.       Джинни выключила воду и вышла из-за стекла.       – Какой же ты невнимательный! А я ещё переживала, что ты надо мной специально смеёшься и поэтому делаешь вид, что не замечаешь. Дай мне полотенце, пожалуйста.       – Нет, я бы не стал, – протянул Гойл не из-за того, что он в действительности не стал бы так делать: ситуация была для него такой невероятной, что он не знал, как в ней поступить. Ему просто хотелось, чтобы этот бальзам лился на его самолюбие. Надо сказать, лился впервые в жизни.       Он протянул полотенце:       – На.       Джинни расцвела улыбкой:       – Ты не хочешь сам меня вытереть?       Грегори не то, что бы заартачился, скорее, он был природным тугодумом и на все новое реагировал тяжело и недовольно. Грегори любил привычный ход вещей. Естественно, до этого момента он вытирал только себя. Но перед ним стояла юная девушка со светлой молочной кожей в веснушках и смотрела на него ласково. Это можно было попробовать. Это было не тяжело.       – Давай, только ты ближе подойди. – и он неловко начал вытирать ее полотенцем. Когда Джинни повернулась к нему спиной, она через плечо проговорила:       – Грегори, я так волновалась этой ночью. Я так до этого много думала, переживала, представляя её. А ты мне ничего не говоришь. Я, конечно, понимаю, что у тебя есть опыт, а у меня нет. Но ведь отсутствие опыта – это же для девушки не порок, да?       Грегори солидно засопел. Вообще его очень будоражило, что Джиневра не только была им, оказывается, увлечена, но и еще относилась к нему, как к взрослому и важному мужчине. Так к нему тоже пока никто не относился. И ему это очень нравилось.       Копируя кого-то вальяжного, он барственно похлопал ее пару раз по ягодицам и сказал в том же, подражательном тоне:       – Ну, что ты. Как раз наоборот. Это твое достоинство.       И горделиво осмотрел её.       Джинни повернулась к мужу лицом:       – Грегори, а давай останемся здесь и позавтракаем вместе, только вместе? – и сделала такое счастливое выражение лица, что даже сама удивилась. – А что ты любишь на завтрак? – тут же спросила Джинни, как будто вопрос с местом завтрака уже был ими решен.       – Ну, не знаю, что дадут, то и ем.       – А что ты любишь?       Грегори пожал плечом. Ничего особенного он выделить не мог. Скорее, он просто любил поесть так, чтобы потом чувствовать тяжесть и сонливость.       – Хорошо, – она опять рассмеялась, – тогда заказывай то, что придет в голову, а для меня чай с молоком и оладьи с маслом и джемом.       – А, ну ладно, – и Грегори вышел из ванной.       За столом Гойлов было занято только два места. Ни сына, ни новоиспеченной невестки.       – Что это они не идут, – недовольно пробурчала миссис Гойл.       – Да какая тебе разница, может, спят еще.       – В доме должен быть порядок! – поджала губы Милдрет.       – Вот и наблюдай за порядком дома, – резко осек её супруг. Он еще отходил от того, как прилюдно Снейп заставил его вскочить навытяжку и залебезить на глазах у всех.       – Давай! – кивнул он домовику-чтецу и тот начал с заглавной статьи о свадьбе в их доме в «Пророке». Про происшествие, действительно, как Рита и обещала, не было ни слова, ни намека. Еще бы, поморщился Гойл, за пятьсот галлеонов еще и не так заткнешься.       Мадам Гойл слушала «Пророк» вполуха. «Ведьмин досуг» она начнет изучать позже, за завтраком его никогда не читали.       – Эй, – поманила она тихим голосом, чтобы не заглушить чтеца, домовика-официанта. – сходи к молодому господину, узнай, когда он встанет.       – Молодой господин уже встал. Он потребовал завтрак для себя и молодой жены в комнату.       – Уильям! Ты слышал? – от гнева Милдрет забыла, что прерывать чтеца, когда газету слушал супруг, не стоило.       – И что? – ледяной голос Гойла мгновенно вернул её в поникнутое состояние.       – Есть правила, Уильям…       – Мне не интересны твои дрязги, Милдрет.       И снова кивнул чтецу:       – Продолжай!       Из-за стола Милдрет встала, желающей самой жестокой мести. Единственным, на кого могла быть направлена эта месть, была Джинни. Отмахнувшись от домовика, семенившего к ней с «Ведьминым досугом», миссис Гойл тяжёлой поступью устремленно двигалась в сторону комнаты сына.       

***

      Книга по зельеварению, с которой Грейнджер копошилась третий день, была написана в нехарактерном для магов стиле. Она не включала рецепты, а ставила проблемы. Гермиона заложила пальцем страницу и перевернула на титульный лист. Без автора. Просто название. Грейнджер посидела с полминуты и вернулась к проблеме, о которой читала – ей невозможно захотелось попробовать найти пути решения. Все проблемы были обозначены в книге как тупиковые, более того, приводился подробный разбор многих вариантов решения каждой проблемы. Это манило, дразнило и завораживало. Гермиона накинула рабочее платье.       И только в лаборатории поняла, что провозится долго. Солнце уже садилось, когда в дверь раздался стук и на пороге появилась Юки.       – Хозяйка, Вам письмо. – и передала свёрнутый пергамент.       – Спасибо, Юки.       Домовик был озадачен и уходить не собирался.       – Может, хозяйка посмотрит? – любопытство и тревога в её голосе перемешаны.       Грейнджер вскрывает конверт и только после понимает, что от волнения не проверила его на вредоносные чары. Быстро пробегает глазами текст. Ей противно. Ну, конечно.       – Юки, тут ничего особенного. Просто каким-то волшебникам я явно не нравлюсь.       – Зачем хозяйка получает плохие письма? Мы, домовики, чувствуем, какое письмо. Не надо хозяйке, носящей наследника… – она обернулась, будто опасалась, не подкрался ли к ней Снейп, – великого дома Принцев-Снейпов, такое читать.       Юки сузила глаза, дёрнула носом и, фыркнув, удалилась.       А Грейнджер положила письмо в кабинете и опять вернулась к колбам и котлам – с головой, в которой крутился не рецепт, а этот текст. Который, конечно, не мог выдержать сравнения с тем, что Снейп сделал в субботу перед Лордом и ближним кругом. Ей надо было увидеть Северуса.       Он не заставил себя долго ждать – из гостиной меньше, чем через час, послышался звук его шагов. Гермиона могла отличить их из тысячи: одинакового темпа тихие шаги, поначалу они пугали её так, что она укрывалась с головой, стоило заслышать их возле двери её комнаты.       – Что с лицом?       – Посмотрите, пожалуйста, письмо на cтоле.       Он нависает над столом на кулаках, опустив рядом книги из библиотеки Принцев. Потом поднимает взгляд на мнущуюся в двери лаборатории Грейнджер. Странный, любопытствующий взгляд.       – И что ты об этом думаешь?       – Что на Вас началась охота, пока очень топорная. И я мешаю.       Неясно, на какой ответ Северус рассчитывал, но он тщательно сворачивает пергамент.       – Это свадьба твоей подруги по указке Темного Лорда подстрекает ажиотаж вокруг этой темы. Все разговоры за сегодняшним чаем свелись к тому, что всем пора подыскивать выгодную партию, а мне намекали, что моя шалость со своим нагульным брюхом не помешает браку. Я сказал, что меня всё в моей жизни устраивает. – Снейп снова смотрит на неё. – Тетя рассмеялась. Потом меня проводили в библиотеку, а мисс Паркинсон – я сказал, что она гостила сегодня у Принцев? – увязалась за мной и стала говорить, что никогда меня не считала неприятным. Или что-то в этом роде. Не получай этих писем. Я скажу Юки не кормить неопознанных сов.       Грейнджер понимает, что он ей ничего не обещает и говорит лишь о том, что его все устраивает в моменте. А её и в моменте не особо устраивает. Да и нужны ли ей его обещания? В общем, нет. Но вот её безопасность ей очень нужна. Она быстро перекраивает то, что хотела сказать ему:       – Ну почему же со «своим брюхом». Его, кстати, ещё нет. Да и может не появиться, мало ли что может произойти.       Все это она произносит небрежно, без напора на какую-то мысль. Действительно, разве выкидыш – это редкое явление? Пока тут же острым ударом мысли в мозг её не парализует – а есть ли составы, которые способны этого не допустить? Она не знает… но, если есть, Снейпу это может прийти в голову, как пришло ей. Его срочно нужно отвлечь! И она продолжает, не меняя тона:       – Я не стану больше открывать такие письма.       Пауза.       – И лучше тебе меньше лежать в кипятке.       Мгновенный обмен взглядами. Он знает, панически колотится в голове, он всё знает. Гермиона, чтобы сменить тему, подходит к книгам, которые Снейп положил на стол, рассматривает их, наклонив голову:       – Это книги из библиотеки Вашей семьи?       – Да. Вот это – хорошая книга по колдомедицине, редкая, я ее случайно увидел. А вот – по ингредиентам, небанальная, тщательно описаны дополнительные свойства. Для тебя – боевая белая магия. У Принцев хорошая библиотека, да и всё поместье довольно приятное. Много дерева, сводчатые потолки. Сходим позже вместе. Да, – добавляет Снейп, – Я не нашел там книгу, на которую рассчитывал. Надо поискать ещё в одном месте, это в пригороде Лондона, и, желательно, не откладывая. Поможешь мне с этим завтра?       – А мы сможем немного погулять после или перед этим? Мне очень хочется в театр или кино. Вы могли бы это устроить?       – Почему бы и нет.       Идея ему понравилась. Проветриться без разговоров, обязательств и узнаваний, да еще с Грейнджер, можно было только в маггловском мире. Северус раскрыл рот, как будто хотел сказать что-то, но осекся. Если она решила убежать, то слова этого не предупредят, а последствия побега она понимает и без его слов.

***

      Йоппо, свесив уши, тихонько сидел в подсобной комнатке на сундуке с фамильными пожитками рода и думал. Думы были тяжелыми, да и думал он нелегко. Предать хозяев было нельзя, невозможно. Но вошедший господин зельевар как круциатус продирал его с головы до ног одним своим видом.       Йоппо видел сквозь его черты черты молодой мисс Эйлин, а это значит, что и хозяина Роальда, и даже из ила памяти пробивались черты хозяина Этельреда, хотя тогда он был ещё крохотным эльфёнком. Да, хозяин Эрнст был из рода Принцев, и его чёрные глаза были такими же, как у господина зельевара. Но Йоппо не мог сам себе сказать, что он служит потомку Роальда, когда называл Эрнста своим хозяином. И поэтому он вздрогнул от восторга, когда домовик господина зельевара объявил о том, что старшая линия Принцев – это дом Принцев-Снейпов. Все вставало на свои места. И Йоппо тогда первым подтвердил, что признаёт это первенство. А ещё он затаил в душе надежду, что их настоящий хозяин вернётся к ним. И тогда в душе Йоппо наступит мир.       И тут как раз произошло страшное. Хозяйка Аурелия приказала следить за господином зельеваром. Для чего, Йоппо не знал, но понимал, что с нехорошей целью. И поэтому подробности о том, как молоденькая волшебница-гостья прижалась к господину зельевару, он пересказывать не стал, что, конечно, было частичным нарушением приказа. Он себя страшно наказал, полночи колотил по голове. Но письмо от госпожи Аурелии пришлось передать. То есть ему пришлось предать того, кого его сердце так хотело назвать хозяином! И эта мысль давила его и не давала дышать.       Старые глаза слезились, казалось, как обычно. Но нет, Йоппо плакал. Горькие, горькие слёзы предательства. Пока его не пронзила счастливая мысль! На собрании домовиков было приказано сообщать о всех злоумышлениях против Того-кого-нельзя-называть и Пожирателей господину Тайному магу. А ведь господин зельевар – Пожиратель cмерти! Да и в поместье он пришёл с Тайным магом. Счастье мягким облачком легло на сердце Йоппо и он прямо с сундука аппарировал в поместье Крауча.       – К господину Тайному магу с докладом о злоумышлении, домовик младшей линии Принцев.       – Про процент помнишь? – проскрипел Рупо.       – А? – Йоппо так обрадовался, что можно дать знать господину зельевару о заговоре, что про деньги и не вспомнил.       – Мне, один галеон, что, забыл?       – Я и пять отдам! – пробормотал счастливый Йоппо.       Рупо покосился на домовика со странностями, но отказываться от повышенной ставки не стал. И нырнул к своему хозяину в комнату. Тот как раз только проснулся.       – Заходи, – поманил через минуту Рупо домовика младших Принцев в приоткрытую дверь, а сам выскочил в коридор.       – Ну? – Крауч приготовился к развлечению. Побывав вчера в поместье вместе со Снейпом, он пришёл к выводу, что представленное на его обозрение семейство отличается разной степенью сочетания недальновидности и заносчивости. Сложносоставных заговоров он от них не ждал.       – Вчера хозяйка Аурелия впервые пригласила в поместье мисс Паркинсон. А когда приехал господин зельевар и господин Тайный маг – поклон в сторону Крауча, – хозяйка велела Йоппо идти за господином зельеваром и мисс и в замочную скважину подглядывать. Если будет что-то, то доложить.       – О! И что же сделал господин зельевар с мисс в библиотеке?       – Господин зельевар ничего не сделал, но мисс говорила господину зельевару о своих чувствах.       – Вот как? Продолжай!       – Йоппо ничего не сказал хозяйке. Но хозяйка всё равно потребовала пергамент и отправила письмо, кому – Йоппо не знает.       – Зато я знаю. – Крауч усмехнулся. Появилась возможность снять напряжение в отношениях с Грейнджер после веритасерума. – Иди.       Через несколько минут из окна спальни Крауча в воздух поднялась сова, в лапках которой был пергамент, адресованный Снейпу. Летящим почерком Барти излагал сказанное домовиком, заключая своё послание замечанием, что теперь он знает, что в библиотеках может быть интересно и патетическим восклицанием, почему это Северусу достались объяснения в любви, а ему – нет.

***

      «Дорогая тетя Аурелия (Северус мне сказал, что такое обращение будет Вам особенно приятно), бесконечно благодарна Вам за столь пристальное внимание. Я понимаю, что при Вашей занятости уделять столько времени мне – это значит демонстрировать искренние чувства, а не формальное расположение. Я глубоко тронута Вашим желанием завязать более тесное общение и с благодарностью принимаю протянутую руку. Мне очень приятно, что Вы еще до рождения ребенка так вовлечены в судьбу своего внучатого племянника. Надеюсь обрадовать Вас своим посещением в ближайшее время. До скорой встречи, тётя! Гермиона».       Грейнджер перечитала и хмыкнула. Ранние часы чудо как хороши для написания художественной литературы. Она вернулась в спальню, положила пергамент на прикроватный столик Северуса и нырнула под одеяло. Снейп тяжелой рукой подтянул её ближе, не открывая глаз.       – Ходила в туалет?       – Нет. Письмо тёте написала.       – Мерлин. – выдохнул Снейп в тёплый лоб.       – Я положила возле палочки. – предвосхитила вопрос Грейнджер, и, послушная держащей руке, устроила голову рядом с ним. Снейп отключился ещё на час. И она, пригревшись рядом с горячим, расслабленным телом.       Их разбудила стучащая в закрытое окно сова Барти, которая принесла письмо. Северус дотянулся до палочки и пустил птицу, которая с очень независимым видом сбросила ношу на постель и уселась на верхушку столбика кровати, наблюдая за двуногими с лукавым видом. Если сова вообще может быть лукавой. Казалось, даже угощение её не интересовало так живо, как лицезрение хозяев дома в постели.       – Даже совы для него шестерят. – не без восхищения пробормотал Cнейп. Сощурился и резко бросил заклинание в сову. Птица взмахнула крыльями, отмахиваясь от вспышки, и сердито гукнула, но не преобразовалась ни в кого более интересного.       – Ну ладно. – примирительно сказал Северус. – А идея хороша, правда?       Снейп не знал ни одного анимага, имеющего форму совы. тогда как эта форма была идеальной для шпиона. Совами пользовались почти все.       – Это гениально. – улыбнулась Гермиона.       – А ты, ты никогда не хотела стать анимагом? Это же трансфигурация. Я бы поласкал какую-нибудь зверушку на своих коленях.       Cнейп, механически вскрывая письмо, уставился на выглянувшие из-под простыни темные соски Грейнджер. Только когда она прикрылась, его взгляд залетал по строчкам.       – Следила. – Северус протянул письмо Гермионе и поднялся с постели. – Но знаешь, Барти ведь донёс их домовик. Это неплохо. Он либо доносит всё, что видит, либо ему не нравятся его хозяева, и тогда мы сможем прогуляться по поместью и без внимания моей родни. Если я не ошибаюсь, он нас пропустит.       Пока она читала, Снейп успел одеться и взять письмо для Аурелии, поэтому Грейнджер спешно заколола волосы и тоже вскочила на свои обросшие мясцом ножки. Во всём её виде сквозило желание оказаться в Лондоне.       – Добавь сегодня перья в веритасерум. Он почти готов, осталось дать ему настояться.       – Пока не разливать? – смирно спросила Гермиона.       – Нет, просто добавь и погаси под котлами пламя.       Снейп, прежде чем выйти, наконец озвучил то, что её интересовало:       – Я вернусь из Хогвартса около двух, ты будь готова.       Уже с лестницы донёсся его сдавленный смех.       – Отправляй. – крикнул Снейп вверх. – Увидеть бы её лицо, когда она это получит. А может, отправить Юки?       Северус свернул пергамент и зашёл в кабинет, чтобы облечь его в конверт и запечатать сургучом со своими инициалами, чтобы тетушка не рискнула думать, что он не в курсе этой маленькой переписки. Грейнджер, немедленно прискакавшая сверху, с некоторым воодушевлением порылась в наборе смол и расплавила нежно-лавандовый кусочек. Таких скопилось, надо признать, большое количество.       – Я хочу отправить совой. Нечего посылать Юки с таким незначительным поручением. – сказала она, вытаскивая подсохшее письмо из его пальцев. Когда Гермиона вела себя по-хозяйски, он испытывал смутное удовлетворение, и потому Снейп промолчал. Только припечатал, словно тоже сургучом, ее лоб поцелуем.       

***

      Грейнджер наслаждалась всем: звуками, движением, переменой обстановки. Они шли по Шафтсберри-авеню, оживленной, несмотря на время, и нарядной. Она здесь бывала часто на каникулах: её мама считала, что следует обязательно смотреть драматические и музыкальные спектакли. Она остановила эти воспоминания на той точке, пока они не стали болезненными. Минут через пятнадцать прогулки они добрели до Риджент-стрит. Слева от них оказалось солидное пятиэтажное здание светлого кирпича, по стилю смахивающее на Гринготтс. Собственно, вся улица смахивала на Гринготтс.       – О! – воскликнула Грейнджер, – смотрите!       Шедший навстречу им прохожий скосил на них глаза. Грейнджер показывала на не очень приметный вход. «Regent street cinema» гласила вывеска. И ниже: «Закрыто».       Грейнджер обернулась:       – Мне мама рассказывала, что они ходили в него с папой на независимые фильмы, но его закрыли вскоре после того, как я родилась.       – Это чтобы ты не посмотрела все независимые фильмы.       Снейп пытался скрыть смятение. Он не знал о закрытии. Он и был здесь в последний раз, когда ему было пятнадцать. Гермиона повлекла его дальше.       – Я знаю один, здесь недалеко. – бодро говорила она.       Им пришлось здорово пройтись почти до самой Национальной галереи. Повезло, что на дневные сеансы в будний день горожане ходили мало. Поэтому, когда они наконец подошли к кассам, девушка, сияя, предложила странной парочке билеты на последний ряд. Северуса это устраивало: он не знал назначения последнего ряда, потому что с девушками в кино не ходил, однако не любил людей за спиной, и вдвойне – когда за спиной хрустели едой.       – Какой сеанс?       – Ближайший. – бросил Снейп, вынимая деньги.       – Закажете девушке напитки или попкорн? – поинтересовалась доброжелательная кассирша, указывая на уголок, пахнущий смесью сыра, карамели и сладкой ваты. Северус посмотрел на Гермиону: мягко и дисциплинирующе одновременно, как строгий отец.       – Я сыта, – пожала она плечами. Им предложили поцелуйный места. По выражению лица Снейпа она поняла, что он не в курсе пикантности ситуации.       – Хорошо. – Северус кивнул не без облегчения. – Это все. – обратился он к кассиру.       Та сочувствующе посмотрела на его молоденькую спутницу. Такая симпатичная девочка рядом с крокодилом не редкость, но крокодил должен быть хотя бы щедрым. Этот щедрым не был, и не был уютным, он был никаким.       – Приятного просмотра. – качнула головой девушка за кассой.       Они пошли по ряду с кинозалами, ища свой. Сеанс уже начинался, громко крутили какую-то рекламу. Северус подал ладонь, как только они преодолели тяжелые шторки, чтобы Грейнджер не упала. Когда они опустились на диванчик, Снейп вытянул шею и осмотрел кинозал. Посередине сидело несколько ценителей уединенных просмотров и сжигающих время в ожидании магглов.       – Впервые сижу на таких местах. – Северус погладил место, где должен был располагаться подлокотник.       – Вы никогда не ходили в маггловском мире в кино с девушкой, - утвердительно припечатала его Грейнджер. – Значит, все Ваши женщины были из волшебного мира. Эти места называют «места для поцелуев».       Снейп скосил на неё взгляд.       – Не ходил. Это совершенно не значит, что у меня не было маггловских женщин. Разве кинозал единственное место для этого?       Гермиона мельком вспомнила, как Снейп скупо рассказывал ей про женщин, и как его рассказ логически разрешился выводом, что добровольно с ним не оставались. Снейп хозяйски потянул её рукой ближе, чтобы ощущать её мягкий бочок. В зале было уютно, экран мерцал начавшимся фильмом, но Северус больше интересовался ею.       – Они бы имели большую популярность, если бы раскладывались. – мужчина сполз и уперся своими колени во впереди стоящее кресло, и склонил заплетенную головку Грейнджер к себе на плечо, продолжая обнимать. Выходило, по его мнению, очень нежно.       На экране вспыхнуло название «Сон в летнюю ночь», Грейнджер улыбнулась: эту чудесную пьесу она любила. С экрана светилось улыбкой милое лицо Мишель Пфайффер. А вот Снейп не мог сосредоточиться на происходящем на экране. Тёплая рука доверчиво и расслаблено лежала на его ноге, обещая (или только дразня?). Он напряженно сидел, застыв и ожидая чего-то. Время шло, Грейнджер, по-видимому, увлеклась происходящим на экране – это хорошо, что она развлекалась. Вдруг она подняла мордочку к нему:       – Вам не нравится?       Снейп наклонился ближе, носом отыскивая её ухо:       – Забавное представление магглов о любовной истории Кандиды. Любопытнее, откуда они про неё узнали.       Тут только Гермиона соображает, что история, которую она знала с детства, действительно очень сильно напоминает ту часть биографии Кандиды Когтевран, где та увлеклась волшебником из рода Олливандеров.       – Шекспир, – шепчет Грейнджер, – жил четыреста лет назад, всякое могло быть.       Снейп даже не особенно улавливает ответ, потому что, говоря с ним, она теряет статичность и начинает то теснее прикасаться к нему бедром, то, поворачиваясь, задевает грудью. И, наконец, её ладошка приходит в движение и начинает рассеянно водить пальцами по его ноге. Почти незаметно. Убийственно волнующе. «Места для поцелуев», – набатом звучит у него в голове. Когда пальчики мелкими защипываниями ткани оказались самую малость выше, Северус дернулся.       – Мисс, Вы мне брюки испортите. – Снейпу с трудом удается добавить в осипший голос каплю иронии. – Вы либо решайтесь, либо нет. В Вас должны были остаться какие-то гриффиндорские привычки.       Грейнджер замерла – эта машинальная ласка его, похоже, распалила настолько, что он морально готов на всё. Одному Мерлину известно, при участии каких способов он оставался спокоен в школе, окруженный даже на своем факультете стаей девиц всех мастей, форм и степеней сговорчивости. Или не оставался? Кто мог вообще про него подумать такое? Рон, после кратких отношений с Лавандой Браун, авторитетно полагал, что Снейп такой злой, потому что у него нет никакой личной жизни. Завалив зелья, чего только не скажешь. Гермиона вдруг подумала, что империо прекрасно могло избавлять его от мук преподавательской этики и скосила на него взгляд.       Снейп не смотрел на экран. Он смотрел на неё. Наконец, ему надоело, он расстегнул пуговицу и визгнул собачкой по молнии, а после, подняв лицо Грейнджер пальцами, стал без спешки целовать её болтливый ротик. Целовал долго, с толком, наслаждаясь поцелуем сам и явно желая, чтобы Грейнджер наслаждалась этим тоже. Никак это не было похоже на те рваные кусания, которые назывались поцелуями в мае. Становилось томительно. Гермиона чуть отстранилась, округлив на него глаза:       – Что, здесь?       А он растекается вдруг вырванным наслаждением, хотя, конечно, держит в голове, что все это может закончится какой-нибудь её бесполезной и безумной попыткой бежать. И кивает, что да, он не против. И, чтобы показать, насколько не против, берет её руку и кладет её на свой, уже полностью вздыбленный член. В принципе, ему сейчас этого почти достаточно, а уж если она пожмет его своими шелковыми пальчиками, если будет поглаживать ими, как сейчас гладила коленку…       Нежные пожатия возбуждают его покладистостью так сильно, что он кончает не сколько от её мягких действий, сколько от сознания того, что вот сейчас она это делает. Хотя, конечно, готов к тому, что Гермиона попытается воспользоваться его расслабленностью. Поэтому твердо перехватывает её запястье, как только судорога проходит по его телу и прижимает к своей ноге. Ты под контролем, Грейнджер. Ей совершенно ясно, что это не просто накопленное воздержание, а чистая, незамутненная взвинченность её лаской. Стало быть, Снейп поддается ей. Гермиона не без смущения чуть отворачивается от него и утыкается в его горячую и влажную шею. Как он быстро дышит.       – Выше ожидаемого. – Снейп вытягивает из кармана платок и вытирает сначала её пальцы – тщательно, по одному, будто она испачкала их, скажем, в мороженом, а потом промокает себя.       Финальная сцена фильма только подходит к середине, как Грейнджер чувствует, что он извлекает из рукава палочку. Возразить она не успевает – с хлопком, заставившим обернуться сидящих в центре зала магглов, они исчезают.       И там, куда их выталкивает аппарация, Гермиону ждет совсем другой городской пейзаж.       Серость и скудость роящихся друг на друге домов вгоняла в тоску. Даже садиков у них не было. Очень бедный район, Грейнджер в таких никогда не бывала. Влага разбавляла дым сильным запахом ила и травы. Наверное, где-то поблизости цвела от тепла река.       – Пойдём.       Поозиравшись, Северус двинулся с ней вдоль одинаковых дверей. Они миновали проем меж домов, прежде чем остановились у интересовавшего его углового дома. Внезапно он извлек из кармана ключи.       Скрипнувшая дверь показала Гермионе часть узкого коридора и лестницы, по которой сразу же наверх ушёл Снейп. Раздался скрип давно не открывавшегося окна. Да, стоило расшторить, чтобы осмотреться. Пахло травами, нагретой сыростью и, одновременно, камином: запахи в доме были неживыми, лабораторными — если травы, то срезанные, альдегид выстиранного до хруста белья и еще немного книжный запах. Северус наверху недолго пошумел и спустился. На его волосы налипла паутина.       – Я так и думал. Книги, где это может быть, на чердаке в стопках. Я выйду в магазин и куплю что-нибудь поесть, по-видимому, быстро мы здесь не управимся.       Движением палочки внешняя дверь захлопнулась. Лязгнул замок.       Гермиона, стоявшая всё это время внизу, пошла осматривать дом, параллельно разглядывая местность через окна.       Внизу прихожая с чуланом под лестницей (Гарри, милый Гарри), запертым, маленькая прихожая, кухня и гостиная. Узкая, с высокими ступенями, а потому неудобная лестница. Под потолком приоткрытый уже лаз на чердак. Спальня по правую руку от лестницы, рядом, в совсем крошечной комнате – небольшая лаборатория, в которой оставленное плотно гнездится на столешнице. Грейнджер даже не поверила своим глазам, когда увидела обои лаборатории: мячики, пароходы и паровозики. Что за бред? И только затем её догнало понимание: в этом доме Снейп жил всегда! Даже, когда был маленьким. Это – его бывшая детская. Между этими комнатами была небольшая ванная комната. Рукомойник, как сказали бы в модном дизайнерском бюро, «глубоко винтажный, рустикальный», такой же туалет и сидячая ванная. Маленький дом. В целом чистый, но одновременно оставляющий впечатление заброшенности, вероятно, потому, что по всему видно, что этим домом не интересуются. В нем спали, ели, варили зелья.       Ну, что ж, решила Гермиона, дом полностью отражает индивидуальность хозяина. Надо же, усмехнулась она, для профессора Хогвартса, и уж тем более для доверенного лица Темного Лорда, жил он довольно скудно. Значит, с юности он работал на Волан-де-Морта за идею, а не за деньги. Идейная сволочь.       Она даже сунула голову в дырку чердака, о чем немедленно пожалела – едва она потянула связанные бечевкой ближайшие книги, как взметнувшаяся пыль покрыла её ровно до плеч так, что она пошатнулась на приставной хлипкой лестнице. Ухватившись покрепче, Гермиона таки-вытянула эту связку на последний рубеж и аккуратно нащупала ногой перекладину.       – Ой!       Её ступня ухнула на фут вниз, потому что это была не перекладина, а ладонь Снейпа, которую тот подставил. Теперь он держал обеими руками всю голень, фиксируя её на лестнице.       – Давай лучше я. Тяжелые же.       От брошенного им на полу пакета остро пахло мясом и лапшой с овощами в китайском стиле и ещё, почему-то, хот-догами с горчицей.       – Отнеси на кухню и оставь на пакете согревающие чары, а я пока достану.       И, как только Грейнджер потопала с пакетом вниз, Северус оперся ладонями по обе стороны от люка и влез, сгибаясь, на чердак. Проем светился слабым люмосом.       – Помоги с левитацией. – вниз выплыли две стопки. Мужчина копался там, шоркая коленями по деревянному настилу и отбраковывал какие-то из связок, заталкивая их подальше. Гермиона перехватила эти, а потом ещё одни, и ещё, левитируя вереницей на полупустой верстак лаборатории.       Когда книжный разбор оказался окончен, с чердака к ней вернулся покрытый пылью, прилипшей к вспотевшему от напряженной позы и тесноты лицу хохлик с растрепанной шевелюрой, лишь константно-злыми глазами напоминающий её, прежнего Снейпа. Грейнджер сдерживала широкую улыбку.       – Что? – рукавом Северус стер с линии рта серый пот. – Ты их куда выложила?       Он спрыгнул с последней ступени и задвинул лестницу обратно на чердак.       – В лабораторию. Это Ваша бывшая детская, да? Вы давно здесь не живете? Но Вы сюда все же иногда заходите и вещи храните. А зачем? – Грейнджер в своем репертуаре.       – Где-то три года. Руки не доходят разобрать этот чердак. – он подошел к столешнице, сохраняя лицо в окружении нарисованных мячиков и паровозиков. – Не хочется перевозить рухлядь из дома в дом, но и выбросить всё, не разбирая, было бы недальновидно. Ищи поисковые чары. Обложка такая, скорее всего, не встретится. Ориентируйся на оглавление. Если оно, конечно, есть – мрачно прибавил Северус, отворачивая обложку первой книги и не обнаруживая за ней названия.       – Я сейчас дома такую читаю – ни названия, ни оглавления. – пожаловалась ему в тон Гермиона. В действительности ей хотелось узнать хоть что-то про эту книгу, про то, что получилось у него самого, работая с этой книгой. Снейп не ответил.       За несколько часов они успели отчаяться. Книги убывали, а поиск всё не приносил результатов. Северус начинал сомневаться, что его мать не ошиблась, когда говорила, что эта книга именно была у неё. Как вдруг…       – Вот! Вот, смотрите! – Гермиона затыкала пальцем в бумагу и он придвинулся, чтобы заглянуть через локоть.       – Ты просто молодец. – сухие губы клюнули её в перепачканные пылью волосы. – Теперь я найду эту мразь.       – Это... – она, оборачиваясь, смотрит на него из-за плеча, жалко и нелепо кривя губы в просящей улыбке, – Вы же не убьете его, да?       Ей не надо было говорить, что она нашла эту книгу, укоряет она себя. Тогда бы нашел он сам, возражает она себе же. Но другая мысль поражает её больше всего: она не просит за Чарли. Она боится, что Снейп убьёт еще одного человека. Именно этого она не хочет больше всего.       Он молчит – и Гермиона рассеянно начинает собирать книги.       – Оставь, пусть лежит. Уже поздно, ещё нужно привести себя в порядок и поесть.       Снейп доходит до ванной и, вымывая руки, мельком обращает внимание на небольшое овальное зеркало.       – Мерлин.       – Вам лучше вымыться.       Он подтаскивает её в отражение.       – И мне тоже. – заключает она, стряхивая пыль с волос.       – Здесь, конечно, не очень удобно. – жест его руки какой-то болезненно стесненный.       Да, старая, с ржавыми потёками и черными сколами ванна, хоть и сидячая, а всё же отчаянно напоминающая корыто. Занавеска. Все чистое. Но это не старые ванны на Гриммо или в Хогвартсе, где столетия придавали мрамору ванных комнат шарм веков, которые можно ощутить своей ладонью. Здесь это бедность, которая износилась с годами. Такие вещи не становятся со временем ценнее, разве что только через тысячелетие их найдет археолог, гадая, для чего древние использовали этот странно выгнутый кусок чугуна.       – Наверно, тогда Вы первый? – прерывает она затянувшееся молчание. А потом понимает, что то количество пыли, которым каждый из них пропитался, не позволяет ходить по дому в ожидании, пока другой помоется.       – А хотите вместе? – Грейнджер сама удивляется, как просто ей было это ему предложить.       – Давай. – глухо отвечает Снейп и немедленно принимается стаскивать с себя одежду. – Тергео. – выпотрошенные от пыли вещи он складывает поперек раковины, и, уже нагой, начинает раздевать Гермиону. Будто разворачивает рождественский пряник. Места мало. Застоявшийся душ сначала плюется в них холодной водой – Грейнджер коротко взвизгивает – но потом наступает блаженное тепло. Он больше поливает её, чем себя. Созерцать жмурящееся лицо и как она пускает фонтанчики изо рта ему приятно. – Акцио полотенце. – безуспешно. Платяной шкаф в спальне, скорее всего, закрыт на поворот торчащего в нём ключа. – Сейчас.       Он отдает ей гарнитуру душа, быстро и неловко вылезает и через минуту возвращается. Малые расстояния – неоспоримое преимущество этого домишки. Полотенце переброшено через шею Снейпа, в руках какой-то халат, подозрительно похожий на отельный, из вафельной ткани.       – Пойдемте есть, – Грейнджер опирается на его плечо и перелезает, балансируя, через высокий бортик. – Какое же наслаждение вымыться после того, как пропотеешь или покроешься грязью, да? А помните, в лесу, как мы купались в озере?       Она тут же останавливает себя. Ей кажется, что он может неверно это понять, как заигрывание с ним, что ли. А Грейнджер просто хочется ему сказать, прямо сейчас, что только что по-человечески ей с ним было приятно находиться. Как и тогда, на озере. Внизу, в кухне, Гермиона и Северус выставляют большие тонкие тарелки и перекладывают в них еду. Приятно, что она горячая и ароматная. Перец, специи. Он повернут на запахах.       – Будешь? – он достаёт бутылку с соком, подвигает Гермионе тарелку и садится напротив через узкий стол, на табуретку. Она сидит на шаткой, небольшой софе. Как королева, нервно мысленно хихикает Грейнджер. Что-то не вяжется с этим местом. Фарфор. Тонкий, хороший. Снейп разливает им в обычные стаканы сок, приподнимает в воздух свой, будто... и осекается, молча отхлебывая. Еда вкусная. Гермиона действительно проголодалась, и теперь с аппетитом ест свою порцию, такую же большую, как у него.       – Ну как, нравится?       – О, да! Вкусная китайская еда, да ещё на дивном старинном фарфоре. Я всегда считала, что посуда добавляет или убавляет что-то от вкуса еды, в зависимости от того, какая она. Железные миски убьют любой вкус. А вот фарфор, наоборот, раскрывает.       Очевидный дегустационный провал стаканов Грейнджер предпочла обойти. Снейп, отправляя ворох намасленной лапши в рот, вяло листает найденную книгу, не забывая подливать ей сок, потом кивает на подкипающий чайник. Из пакета извлекается сладкое суфле. За окном, где было серо, сквозь дождь зажигаются скупые, темно-желтые фонари, и, вкупе с дымящимися чашками и молчанием, становится уютно. Насколько вообще может быть уютно с таким человеком за одним столом, в его заброшенном доме. Это всё свет. И чайник. И вкусный десерт, который Снейп поглощает, глядя на неё.       Теплый, постепенно опускающийся занавес лета. Гермиона вытягивает ноги и зевает. Дождь баюкает её. Следы их пиршества намекают, что на кухне неплохо бы убрать. Северус поднимается и собирает коробки и салфетки, а тарелки переносит в раковину и начинает. Руками. Мыть.       Он стоит к ней спиной, и это удачный момент, потому что он может не следить за реакцией мимики.       – В Хогвартсе были девушки и гораздо симпатичнее меня. – Гермиона почти неслышно сглатывает.       – Ты обращала на меня внимание. Легко спутать это с взаимным интересом. Что касается симпатичности, то... Это дело вкуса.       – Я думаю сейчас, как Вам объяснить. Понимаете, Вы всегда были для меня завораживающе интересны, и урок в классе совсем не насыщал этого интереса. А потом, когда я узнала, что Вы в Ордене… что Вы ходите туда, к Нему, и возвращаетесь… – Гермиона смутилась, – словом, когда стало обнаруживаться, что под каждым слоем, который известен, есть ещё следующий, я все пыталась представить себе Вас как человека. Не как профессора, шпиона или какую-то ещё функцию. А как человека. И никогда не получалось. Ну, это как космос: ты знаешь, что он безграничен как данность, а вот умом это представить же невозможно. Вот. И меня все время тянуло, чтобы попытаться понять Вас. Я очень переживала, что Вас не ценят. Не ценят, как должно. Потому что даже Ваш факультет упивался Вашей язвительностью и резкостью, но я не помню, чтобы они за вас вступались.       – Это было некомфортно настолько, что поначалу мне хотелось как-то прекратить это, как-то отвадить. Помнишь, ты как-то навязала всем шапочек на Гриммо? Было утро Рождества, мне надо было передать неотложную информацию от директора. Фред и Джордж встретили меня в коридоре в голубых шапках, как два гребаных эльфа, – он звякнул, задев кран, тарелкой, – следом вышел Поттер, сокрушаясь, что эльфы зря не берут такие теплые шапки. Меня раздражало, что все праздно шатаются по натопленному дому, а я не нахожу никого из взрослых, потому что все, очевидно по радостным восклицаниям, на кухне. И когда мне пришлось туда зайти, весь Орден был в шапочках. Я не помню даже, что точно сказал тогда. Кажется, про околевшие мозги. Точно какую-то гадость. – бормотал Снейп. – Ты после тех каникул долго не приходила.       – Ну вот как Вы себе представляете, чтобы я Вам связала шапочку? Я, знаете, серьезно обдумывала этот вопрос. Но когда представляла себя, протягивающую Вам шапочку… замечу, черного цвета! То есть я уже знала, какую свяжу: черную, гладкую, даже без отворотов, и уж – тут Грейнджер невольно судорожно хихикнула, – точно без помпонов и кисточек, так вот, как только я себе представляла свои протянутые ладони с шапочкой, то вторым кадром шли мои вырванные руки и вбитая в плечи голова. Вы сами виноваты. Надо было быть приветливее.       Он помолчал.       – Мне тогда на минуту показалось, что ты выйдешь замуж за младшего Уизли, он уже вертелся рядом с тобой с молчаливого одобрения Молли. И что твоя светлая голова обречена. Кроме того... Когда ты знаешь, что все ждут, пока ты уйдёшь. — Северус повернулся.       Спросить или нет, крутится в голове Грейнджер. Нужно ли ковырять его сердце, узнавая о прошлом? Да и что он скажет? Да, любил? Она уже сама это понимает. Да, люблю до сих пор? Тебя - как тёплую женщину рядом, ее как идеальную? Да, такое тоже бывает. Грейнджер все не может решиться. Но как только он заполняет чайник водой и снова ставит его греться, она, сама не ожидая, выпаливает:       – Почему вы не поженились с мамой Гарри?       Снейп быстро посмотрел на неё, но ответил не сразу.       – Насколько честный ответ тебя устроит?       – Самый честный, на который Вы способны.       – Мне нечего было ей предложить. Ей не нравились ни мои увлечения, ни мои приятели, только летом мы сносно общались. Потом мы разругались из-за одного инцидента. Ты знаешь, что я был в натянутых отношениях с Блэком и Джеймсом Поттером. Известно почему?       – Нет. – она произносит это слово аккуратно и не отводит он него своих глаз.       – Джеймс избрал меня мишенью для битья. К тому времени, о котором я рассказываю – это был пятый курс – я научился обороняться. Сам случай был непримечателен происходившим, но вот выбранное им на сей раз средство многое объяснило. Понимаешь, Джеймс использовал моё заклинание. Моё. Она знала, что это происходит, что они, Блэк и он, так развлекаются время от времени. И все равно, походя, она вооружила его и обезоружила тем самым меня. И пришла защищать меня сама воззваниями к милосердию. Я разозлился. И тогда мы поругались. Всадили нож в самые слабые места друг друга. Я – в ее происхождение, она – в мою общую несостоятельность. Я начал первым. И поэтому, несмотря ни на что, считал себя виноватым. Мы так и не помирились, хотя я сделал попытку объясниться. Поттер добился своего. Она согласилась выйти за него уже через год после Хогвартса.       Северус замолчал, будто закончил рассказ, но потом снова заговорил.       – И это был неправильный выбор. Потом я делал еще попытку. Когда Темному Лорду стало… вернее, когда я сказал Темному Лорду, – поправился Снейп, – о том, что будет рожден мальчик, которому по силам уничтожить его, я не думал, что это будет её мальчик. Я даже не знал, что она беременна, понимаешь? Когда ребенок родился, я уговорил Тёмного Лорда не трогать её. Он обещал. Обещал не трогать, если она будет благоразумна. И, поскольку я не был уверен, что она не встанет на его пути, то параллельно просил Дамблдора защитить её. Ни то, ни другое не сработало.       Слишком много он ей говорит того, что, слово за словом придавливает её. Она пытается в бешеном темпе, вслед за его словами, поставить себя на место Лили. Она бы сама рассказала про заклинание? А потом – на место самого Снейпа – пошла бы она к противоположной стороне просить за любимого? А потом снова за Лили – что бы она делала, если бы её лишили ребенка и мужа?       – Можно я Вам задам много вопросов, – робко спрашивает она. Потому что за каждым из этих вопросов трагедия.       – Давай. – Снейп берется за вскипевший чайник, заваривает новый чай.       – Вы понимали тогда, что, рассказав про заклинание, Лили выбрала папу Гарри?       – Формально их общение тогда сводилось к взаимным задираниям, так что, я, конечно, не понимал. Не на уровне рационального понимания точно.       Грейнджер молчит, раздумывая. Ковырять явно больное ей не нравится, но, чтобы ей понять Снейпа, этот вопрос надо задать.       – А что бы Вы сейчас сказали себе тогдашнему, как бы оценили?       Снейп смотрит на нее внимательно.       – В пятнадцать или когда? Может лучше спросишь напрямую?       – Хорошо.       Она упирается своими ореховыми глазами прямо в его.       – Сейчас Вы понимаете, что уже тогда, когда Лили рассказала про заклинание, она твердо выбрала другого?       – Сейчас понимаю. – четко произнес Снейп. – Только не понимаю, что этот вопрос прибавляет к основному твоему вопросу.       Грейнджер чувствует его раздражение. Значит, все правильно: Лили для него вне критики и любой намек на это приводит его в ярость. Надо же, он, оказывается, умеет хранить верность.       – Так, для моего внутреннего понимания, - отвечает она, пожав плечом. – Ничего особенного.       Но жалость к нему улетучивается и она готова кромсать его своими следующими вопросами.       – Вы уже тогда были преданы своему господину, да? Он знает, что Вы обратились потом к Дамблдору?       – Внутреннего понимания чего? – Северус видимо напрягается. – Какая разница, отдавал я себе отчет, что не нужен ей, или нет? Я тогда не мог поступить иначе. Нет, Темный Лорд не до конца погружен в детали той ситуации. А ты хочешь его посвятить? – он с изумлённым недоверием смотрит на эту попытку чего? Манипуляции?       Грейнджер не собирается ему отвечать. Она вообще жалеет, что начала разговор.       – Вы предполагали, что мама Гарри поведет себя, как Вы сказали «благоразумно»? Вы надеялись на то, что она даст убить своего сына? А что бы было потом?       – В таких вопросах решает случай, как бы ты к этому не относился и не готовился. Но сына можно родить, когда ты жив. – Северус посмотрел на расстроенную девчонку. – Что, уже не считаешь меня недооцененным? – с вызовом сказал он. – Вот поэтому я не люблю правду. Правда никого в этой жизни не осчастливила.       Снейп сжал кружку и покрутил на дне чай, механическим действием успокаиваясь.       – Она никакого отношения не имеет к нашей с тобой истории.       – Какая же у нас с Вами история? Семья, как Вы когда-то сказали? – чуть устало произносит она, опустошенная этим разговором. – А Вас в этом случае не волнует, что мне тоже не нравятся Ваши друзья и увлечения?       – Я, до того, как ты появилась перед носом, ничего такого не хотел, без этих желаний легче жить. – Снейп разглядывал вот это существо, злящееся на него, когда в нём заключался её единственный шанс выжить. – У меня нет друзей. А мои увлечения теперь не увлечения, а источник сносной жизни.       – Значит, единственное, что мне может нравиться или не нравиться в отношениях с Вами – это Вы? – примирительно спрашивает она. Или сами эти отношения, добавляет она в голове.       – Я знаю, что ты не на такое рассчитывала. Но в целом мы же неплохо уживаемся? В целом у нас всё хорошо?       Северус перебирает край столешницы пальцами. Он ей так и не сказал главного. Как он иррационально млел при её виде. Как представлял с её участием вещи, которые прежде посчитал бы вульгарными. Но если бы ей дано было разгадать, что за сладкие мысли бродят в нём, Грейнджер, наверное, сбежала бы с родителями. А, скажи он здесь и сейчас – стошнило бы в чай.       Она видит, что он о чём-то размышляет и ждёт, наблюдая за ним исподлобья. Потом соображает, что это слишком пристальный взгляд и отводит, цепляясь глазами за его руку. Пальцы напряжены. Ей хочется услышать от него что-то ещё. Но вряд ли он скажет, судя по этим пальцам.       – Да. Пока да. – отвечает она. В самом деле, как ему сказать, что «Всё хорошо» имеет совершенно иной смысл?       Простой ответ заставляет его обмякнуть как недоеденное ими суфле. Он садится к ней и продевает руку в пространство между тонкой спиной и спинкой, и единым гладким движением пересаживает ближе. Круглые глаза Гермионы секут его, как радар – она пытается предугадать, что он собирается сделать. Ничего, не бойся. Его ещё горячая после воды ладонь находит край халата, лезет за него. Он кладет руку поперек живота и молча гладит в проекции матки.       – Давай я тебя приласкаю.       Снейп сползает с маленькой софы и проводит по её прикрытым бедрам, усаживаясь как дрессированный.       А ей тоже отчаянно хочется доверия и уюта, и этот очень бедный дом и особенно дождь за окном, барабанящий по дому так, что равно достаётся и кровле, и окнам, обостряют это простенькое желание человеческого тепла до предела. Она смотрит ему в глаза и проводит рукой по влажным ещё волосам Снейпа, будто поглаживая.       Он так нежно и усердно разлизывает её шершавый, поросший щетинкой персик, целует его, пока он не пускает сок.       А когда Грейнджер опущенной ножкой пробует, упруго нажимая, его пах, то утыкается в медовое тело спинкой носа, всем лицом.       Родительская кровать за ночь успевает выскрипеть все лады – и привычные, смутно вспоминаемые Северусом, ритмичные, и долгую, агонизирующую нежность. Она довольно узкая для двоих и не слишком удобная, но, сытые, под немилосердный дождь, они засыпают здоровым звериным сном.

***

      В Мэнор он постарался появиться раньше всех, и, когда ему удалось, Снейп испытал уверенную радость – давно они с Лордом не говорили наедине, так сказать, по душам. Ещё это покушение. Книга, копию нужного раздела которой он имел с собой, должна была помочь с Чарли.       – Мой Лорд.       – Северус. Я и забыл, когда ты прибывал первым последний раз. Неужели устал от своей питомицы?       – В Хогвартсе дела идут своим чередом, теперь я могу сказать, что точно успеем закончить реставрацию к осени. Теплицы восстановлены, мадам Помфри и её новая помощница сажают там растения, необходимые для травологии. Профессор Слизнорт размещает мебель, а встречает её младший Уизли. – Снейп приподнял руку, останавливая сам себя. – Не считая Рональда, я о Джордже.       Волан-де-Морт сдавленно крякнул. Он и сам едва не забыл уже о блеклом друге Поттера, как забываешь о раздавленном комаре.       – Что же касается мисс Грейнджер, я доверил ей веритасерум в этот раз. Прилежная ученица.       – Ну так что, она беременна?       – Да, мой Лорд.       – Хорошо. Мне нравится, как ты усмирил эту девчонку. Есть в этом известный фатализм. Если бы ты не оплошал, Северус, я бы тебе и рыжую отдал. Ты же любишь рыжих… Но я решил не поощрять твои промахи.       Снейп смиренно склонил подбородок.       – Принцы похоже взяли тебя в оборот? Беллатриса надоедала мне своими визгами по поводу прессы пару дней назад.       – По-видимому, они решили наладить отношения, Повелитель.       – А ты?       – А я наблюдаю.       – Хорошо, Северус. Хотя меня иногда ставит в тупик твоя прямая позиция, никогда не забывай старых обид.       – Да, мой Лорд.       – Что ты принёс мне?       – Это поисковые чары. Нашел в библиотеке матери. Немного нестандартные в подходе. Я думаю, нужно накинуть их на Хогсмид, близлежащие деревни и, может, вооружить ими тех, кто ищет в Лондоне. Для начала. Наш беглец ведь не мог пересечь границу? – аккуратно спросил Северус, закладывая руки за спину.       – Исключено, даже под видом маггла. Министр держит все пути под контролем. Он в Великобритании, мой друг. – змеиные прорези напряглись, вдыхая. – Я хочу видеть его как можно скорее.       – Да, мой Лорд. – монотонно повторил Снейп.       – Соберутся остальные и расскажешь поподробнее про чары, Крауч прибыл. – проговорил Томас и подал кивком к двери. Он чувствовал чары Мэнора куда лучше самого Малфоя-старшего. – Оставь нас ненадолго, Северус. Я позову.       – Повелитель. – Северус сделал два шага назад и круто развернулся. Барти поднял руку в знак приветствия и зашагал мимо него к Лорду. Свежий, и довольный, отметил про себя Снейп. Хорошо бы поблагодарить его как-нибудь, после его письма и переданных слухов про Эрнеста он более, чем заслужил.       Снейп плотно затворил двери в хозяйские покои и ушёл в холл. Там в креслах у камина сидели Гойл-старший и Люциус: первый что-то возмущённо выговаривал второму, но замолчал, как только зашёл Северус.       – Как Грегори? Справляется с гриффиндорской загонщицей? Мне она язвить опасалась, но в Хогвартсе у Джиневры отбоя не было от ухажёров, а это накладывает отпечаток на любого.       – По себе знаешь? – Люциус откинул ладонью свою гриву, насмешливо оглядывая зельевара.       – По тебе. – парировал Северус. Его губы тронуло тонкой улыбкой.              Люциус расслабленно улыбнулся: ему всегда нравилась их пикировка с Северусом. И да, он знал, что чертовски хорош. Пожалуй, самый красивый маг своего поколения.       – Грегори справляется. – процедил Гойл, буравя Снейпа. Имея грязнокровку, он стал каким-то более раскованным, что ли. Так, будто наличие у него в рабстве девчонки делало его наследным принцем или чрезвычайно повышало его шансы в глазах остальных. Плебей, подумал злобно Гойл, и всегда им останется.       Люциус же был любезен.       – Грегори, как и Драко, не хочет возвращаться в школу. А я говорю, как это нужно.       – Люциус, Драко мечтал бросить её. Что касается Грегори, он тоже сдал СОВ, хотя и не сразу, но сдал же. У него наверняка другие, более практические интересы. – уклончиво ответил Северус.       Ему не хотелось иметь головную боль в виде двух свеженьких Пожирателей, дующихся от гордости и впадающих в неповиновение учителям, если Волан-де-Морт наградит меткой и отпрыска Гойлов. Чего исключать нельзя. Гойл, кроме того, ещё и туп.       – Если он не пойдёт учиться, я хочу отправить Драко во Францию. Поговаривают, что Лорд намерен разведать обстановку. А у меня там родственники.       Люциус демонстрировал влияние на решения Лорда.       – Драко преуспеет. – отозвался Северус безэмоционально.       Значит, решил не затягивать. Ну да, победа в Великобритании далась ему слишком легко из-за гибели Поттера. Убитых Пожирателей Темный Лорд считал, но не придирчиво. А пушечное мясо никто не считал вовсе.       Когда Лорд неожиданно тихо появился в холле Мэнора, Северус вздрогнул, мыслями застряв во Франции: обдумывая шаги, которые тот захочет предпринять, свою роль в этом и время, которое придётся затратить на это.       Лорд показал рукой в сторону гостиной и все двинулись к своим привычным местам за столом. Крауч занял место напротив Снейпа. Появилась, откидывая палочкой кудри набок, Беллатриса. Тенями стали возникать остальные.       – Я планирую несколько расширить наш круг осенью. Говоря круг, я подразумеваю не наш близкий круг. Для этого мы должны быть уверены в тех семьях, откуда происходят кандидаты. Что не возникнет случайностей или иных проблем. Каковы наши успехи в поимке предателей? Северус хочет поделиться с тобой, Антонин, и с нами всеми соображениями по поводу поисков.       Снейп ловко бросил Долохову свернутый пергамент с копией книжных страниц.       И, не отворачивая лица от Лорда, начал:       – Суть этих поисковых чар до элегантного проста. Они цепляются не за мысли искомого субъекта и не за его магию. Эти чары называют «нюхачом» среди заклинаний. Оно показывает, были ли следы магии, и какой.       – Дай посмотреть. – Беллатриса перегнулась через пустующее кресло Нарциссы и протянула руку к Долохову.       – Нетрудно понять, – продолжил прерванный Снейп, – что, раз Уизли прячется не среди волшебников, – Люциус ведь это проверил, – то следы надо искать поодаль домов, в которых живут волшебники. Чем ярче след, тем он свежее. Мы проверим деревню, о которой говорил Струпьяр, а потом примемся за общественные пространства Лондона.       И Снейп умолк.       Дальше был долгий доклад Малфоя, который неимоверным рвением засыпал свой канарский провал. Он рассказывал, как они, попутно поискам Чарли Уизли, выслеживают иных беглецов по Великобритании, что нескольких они изловили, и одного пришлось убить на месте за неповиновение. Он оставил акцент, что лично сделал это.       Крауч больше слушал, вставил лишь пару замечаний. Северус упёрся ему взглядом в глаза, захватывая внимание, и молча пригласил на сегодняшний поздний обед. Барти кивнул. Спустя всего полчаса они уже расходились.       – Гойл, Снейп, задержитесь.       Барти остановился и махнул от ступеней, мол, я тебя подожду.       А Гойл, который любил уходить последним и только поднимался, грузно осел обратно.       – Зачем ты создал это неловкое положение? Неужели ты не способен сосчитать гостей своего сына? Я начинаю сомневаться в твоих интеллектуальных способностях.       Снейп почувствовал приступ удушающей тревоги, а не радости. Что Томас хочет сказать этим?       – Повелитель, это не я. Это распорядитель свадьбы… – залепетал Гойл, безотрывно глядя на старшую палочку.       – Северус, он лжёт мне, правда?       – Я не знаю, мой Лорд. Я не так искусен в области чувств. Но могу проверить, если Вы прикажете.       – А мне показалось, что вполне искусен. – Волан-де-Морт медленно обнажил зубы, вспоминая полный власти и томления танец. Северус слегка наклонился с ответной выверенной улыбкой.       – Или ты хотел уязвить его через его девчонку?       Побледневший мужчина затряс щеками из стороны в сторону.       – Идите.       Снейп быстро поклонился и первым стремительно покинул зал. Барти стоял уже возле точки аппарации.       – Как там Гойл, унёс ноги?       Зельевар подал ему ладонь и перенёс домой, прямо в гостиную.       – Едва штаны не обмочил. – ответил Северус, едва они оказались в более интимном, чем Мэнор, месте.       – Юки, принеси мистеру Краучу выпить. – крикнул он домовика. Крикнул громко, чтобы Грейнджер также слышала, что он не один.       Юки выскочила с бутылкой ледяного игристого наперевес, в жёлтой наволочке, перемазанной мукой.       – Господин Тайный маг желает шампанского или что-то из крепкого?       Она кланялась на ходу и, несмотря на подобострастную позу, пребывала в отличном настроении.       Снейп неловко подтолкнул Барти, озирающегося в пустой гостиной.       – Слушай, мы до сих пор не перенесли мебель с террасы, надеясь, что будут ещё тёплые дни. Кабинет тебя не оскорбит? Там есть, где разместиться.       – Северус, ты же знаешь. – Барти ловко подцепил бутылку из рук эльфа.       Снейп протянул руку по направлению к кабинету.       – Гермиона очень благодарна тебе за предупреждение. – Северус усадил Крауча на диван и придвинул низкий столик к нему, звякнув бутылками. Юки зашла в кабинет следом.       – Какой господин Крауч желает обед? – пискнула эльф, приседая.       Снейп подошел и толкнул дверь в лабораторию. Грейнджер стояла над котлом, что-то туда добавляя. Рядом с ней лежала лягушачья кожа, аккуратно разделанная на четыре части. Северус повернулся и осмотрел дверь: на ней было заглушающее.       – Пойдём пообедаем. Мистер Крауч пришёл со мной. – он мельком оглядел содержимое котла. – Ты, вижу, увлеклась.       Снейп развязал на ней тяжелый, большой ей фартук и отложил в сторону.       – У меня, кажется, получается.       – Прекрасно.       С тех пор, как их отношения немного изменили плоскость, Северус не скупился, где считал нужным, на похвалу, и из его уст она была до того непривычна, что обескураживала.       – Мистер Крауч знает, что ты не сидишь без дела. – громче сказал Северус, имитируя диалог, и пропустил вперёд Грейнджер.       Барти встал и отсалютовал девушке бокалом с улыбкой.       – Знаешь, Барти, мы делаем сыворотку правды для тебя вдвоём. Через неделю будем тестировать.       Он налил в пустой узкий бокал рядом со своим нектар для Гермионы. Крауч одним выпадом ловко плеснул туда же шампанского, игнорируя тяжелый взгляд Снейпа.       – «Беллини» для беременных. Надеюсь, зелье будет что надо. Помню, мисс Грейнджер немного страдала, что по защите от Тёмных искусств у неё «превосходно», а по зельеварению в тот год только «выше ожидаемого». Я считаю, – опустил тон Барти до заговорщицкого, – это один мерзкий профессор ревновал Ваше внимание, обращённое к чемпиону квиддича куда больше, чем к зельям. Слава Мерлину, я закончил Хогвартс на год раньше, чем его назначили. – и заулыбался, садясь обратно на диван.       Северус остался стоять с едва уловимой усмешкой. Грейнджер взяла свой нектар и сделала большой глоток, прежде чокнувшись с Барти бокалом.       – Спасибо Вам за письмо.       – Не за что, детка. – Крауч отпил шампанское. – Ну и задница же у него тетка. Ещё большая, чем он сам.       Гермиона кинула быстрый взгляд на Снейпа. Тот зевал, его скорее забавило, что о нём в его кабинете говорят в третьем лице и в нарочито оскорбительном тоне.       – Она и мне письма пишет. Вчера я даже ответила. – Гермиона ловко закинула ноги на сиденье. Крауча она почему-то не боялась, хотя, наверное, следовало бы. От него исходила благодушная дурашливость и они часто шептались с Северусом, и ещё в тот вечер с веритасерумом был «за» зельевара, а не «против» него.       – Аурелия, наверное, уже в Мунго, изрыгает изо рта пламя. А эта сельдь, как тебе она? Ты будешь на открытии Хогвартса? Я планирую солидную вечеринку.       Снейп сухо поджал губы.       – Да, Северус, тебя я тоже позову.       – Изжога, – отвечает Гермиона важным тоном, лицом давая понять Краучу, что дурачится, – это не тот результат, на который я рассчитывала. Инсульт с поражением лицевых мышц – вот наша планка.       Крауч хохочет:       – А ты злая.       – Ещё какая. – вставил Северус.       – Ну, недобрая. Племянницу я видела мельком на свадьбе, там она стояла, потупив взор, и иногда вскидывала глаза. У меня сложилось от её вида ощущение профессиональной невинности.       К радостно залившемуся смехом Краучу присоединился басистый смешок Северуса, так и стоявшего над ними.       – Я буду у вас чаще бывать. Оказывается, Северус, у тебя в доме очень весело, – решительно заявляет Барти.       – Это не у меня в доме, это мисс Грейнджер весёлая. Мы тебе рады, Барти.       – Давайте вместе спросим про вечеринку господина директора, – возможно, у него другое мнение на этот счёт.       Снейп исподтишка кинул на Гермиону взгляд, исполненный гордости.       – Я не возражаю. – сдержанно ответил он. – Только это должно не касаться учеников, да?       – Конечно-конечно…       Вошла Юки с торжественным видом, левитируя сразу четыре огромных подноса.       – Легкие закуски! – объявила она, установила под каждым подносом ножки, превратив их в столики, и удалилась. Барти весело оглядел пиршество:       – Северус, я и не знал, что ты сибарит! А ещё поддеваешь Малфоя.       – Вам придется поверить на слово, что обычно ужины проходят без таких представлений, – вмешивается Грейнджер, – мистер Снейп аскетичен. Это Юки явно хочет произвести на Вас впечатление.       – Произвести на меня впечатление? – промурлыкал Барти, раскрывая салфетку хлебной корзинки, из которой одуряюще пахло смесью свежеиспеченного теста, семечек и, кажется, фенугрека. – Это возможно. Я, признаюсь, раб желудка. Я вообще люблю чувственные удовольствия. А Северус во всех удовольствиях аскетичен?       Крауч с наслаждением провоцировал. Он отметил про себя, что девочка не называет его приятеля по имени. Да, все согласуется. Майский трофей. Стало быть, только привыкает.       – Нет, – в тон ему ответила Грейнджер, – он непритязательностью в еде компенсирует любовь к изысканности в других сферах.       Барти довольно разваливается на диване. Когда он улыбался, казалось, что Крауч немногим старше Грейнджер.       – Я рассчитывал, что Вы сейчас скажете, что он непритязательностью компенсирует излишества, и собирался уже прижать Вас к стенке относительно того, не… не замучил ли Вас Снейп. Вывернулись!       Уверенно чувствуя себя хозяином на этом застолье, Крауч стал передавать тарелки с вкусно пахнущей снедью всем. Артишоки в остром масле, вяленые помидоры с мягким сыром и зеленью, полоски вяленого же мяса… Снейп долил шампанское в их бокалы. Барти отломил кусок булки, намазал паштетом и с аппетитом отправил себе в рот небольшой кусок. Снейп жевал корочку чиабатты, погружая её в горячее масло с травами.       Гермиона посмотрела на довольных мужчин и произнесла:       – Мистер Крауч, а Вы читали обзор со свадьбы, в котором Вас назвали самым выгодным женихом?       – Ну, не меня одного! Подумать только, попасть в одну компанию с младшим Малфоем, это оскорбление для солидных состоявшихся мужчин, да, Северус? – Барти совершенно не рефлексировал, что Снейп тоже был в этом списке, а он обсуждал это с Гермионой.       Лицо Снейпа стало неприятным – так он выражал своё скорбное согласие.       – Так вот, – перебивала Гермиона их конвульсии относительно жениховства, – буквально на днях я видела приворот, распространённый в юго-восточных землях Европы. И сейчас кое-что навеяло воспоминание о нём.       – Да? Чего же нам опасаться? – Барти игриво кинул в рот хлебный мякиш.       – Итак, указывалось, что средство высшей степени надежности. Берётся любое тесто и начинает обминаться определенным образом. Если быть абсолютно точным, то его месят своими обнаженными гениталиями, приседая на тесто.       Крауч остановил взгляд, вытянулся, и тут же резко закашлялся, переводя взгляд с Гермионы на Северуса. Он кашлял до покраснения, периодически срываясь на смех, а вот Снейп хранил серьезное молчание.       – Считается, что приворот действует железно. Советую вам избегать изделий из хлеба в непроверенных местах. Правда, – Грейнджер смущенно хихикнула, – у меня два вопроса к привороту: что, если сразу несколько претенденток воспользуются им, и может ли приворожить таким образом мужчина.       Барти, казалось, пропускал последние слова мимо ушей, напряжённо перебирая что-то в голове. Северус скользнул взглядом по Гермионе. На секунду его посетила мысль, что осведомленность о таком странном способе приворота не может быть случайной. Он даже стал припоминать случаи, когда принимал что-либо хлебное из её рук. И тут же внутренне дрогнул. Ты просто смешон, смешон и жалок, Северус. Во-первых, потому, что это ты иссохся по ней, и вряд ли Гермиона бы… Снейп почувствовал, как кровь прилила к лицу, и молча взял кусок сыра, окуная его в мед, чтобы чем-то занять себя.       Появилась Юки с новым подносом, установила и его, сняла крышки с их тарелок и скромно отступила.       – Спасибо, Юки. – не выдержала председатель ГАВНЭ.       Эльф прижала уши и бессознательно сделала ещё полшага назад. Снейп поднял тяжелый взгляд.       – Вы до сих пор верите в это, да, Гермиона? – Крауч спросил с удивленным умилением, будто отголосок человека из прошлого коснулся его души.       Грейнджер кивнула и потянулась к своей тарелке.

***

      Чарли уже которую неделю сидел в какой-то маггловской ночлежке. Или притоне. Он до конца не понял. В одну из ночей, когда он ночевал в парке Гринвича, он, не успев выхватить палочку, вскочил, дико озираясь от хохота, который накрывал его со всех сторон. Спросонья он подумал, что Пожиратели его нашли. Завертел головой и только спустя несколько ударов скомканного сердца смог увидеть в полосах немагического света маггловскую странную одежду, мягкие шапки, несмотря на лето, длинные волосы, свитые у некоторых жгутами и, главное, расслабленные лица.       – Ты, парень, храпел так, что мы стали искать, откуда идёт звук. Эй, ты как, в порядке?       Чарли что-то пробормотал пересохшим от стресса ртом.       – Э, а ты по-английски совсем не говоришь? Слушай, да как ты сюда попал?       И кто-то из этих людей попытался на пальцах ему показать их вопрос о нём. Чарли сглотнул пару раз наждачным горлом.       – Я говорю, – наконец, ему удалось произнести два слова.       – О, парень, а что так долго тупил? Датый? А, обкуренный! Слушай, хочешь, шагай с нами. У нас весело. Но все приблуды только за свои деньги, понял? И у других не таскать. А чай-кофе, ну там, туалетная бумага, общие. Еду мы забираем из магазинов. У нас договорённость с тремя супермаркетами, нам просрочку отдают. И готовим по очереди. Ну, что, идёшь? Смотри, такое предложение редко обламывается, ты нам просто очень понравился. Храпишь, как дракон. Разве что огнём не дышишь.       И вся компания разразилась хохотом. Чарли быстро кивнул, переводя взгляд с одного на другого. Его потрепанный вид закрепил в новой компании понимание, что парень немного не в себе, хотя и мирный.       Он поселился в заброшенном доме, который захватила эта беззаботная компания. Вернее, компания была больше – человек пятьдесят. Всегда кто-то не спал, всегда кто-то играл на гитаре или ударных, а ещё кто-то – сидел со стеклянными глазами и блуждающей улыбкой. Так проходили дни. Чарли даже не прикасался к палочке, хотя его буквально раздирало желание узнать, что же произошло после его нападения. Как и все обитатели дома, он мало следил за собой и постепенно у него стали отрастать усы и борода, чуть длиннее стали волосы. Его не спрашивали об имени, он сам не называл своего. И не интересовался, как зовут его соседей. Друг для друга они были просто «ты» – мирно, сиюминутно и обезличено. Один из тех, кто был ночью в Гринвиче, как-то сказал ему:       – Хочешь постучать на барабане? Прибыль пополам.       Чарли кивнул. И они пошли вдвоём в центральную часть Лондона, парень играл на губной гармошке, Чарли стучал по барабану – к вечеру набралось около двух десятков фунтов. Деньги, действительно, разделили по-честному, купили в общий дом кофе и чай, и бумажные тарелки, – так было заведено, и стали ходить на разные улицы Лондона почти каждый день. Иногда к вечеру было десять фунтов, иногда – семь. Когда совсем было плохо – пять. Такого удачного дня, как первый, больше не повторялось. Когда первые монеты оказались у Чарли в руке, он понял, что отчаянно хочет узнать, что происходит в его настоящем мире. Эти деньги были пропуском в него, стоило только скопить денег на маггловский билет до Даффтауна. В идеале, конечно, ещё и на какой-нибудь маггловский хостел, но это была уже роскошь, из-за которой в Лондоне можно было не оставаться. Только билет. Точнее билеты, потому что магглам требовалось два поезда и два автобуса, чтобы за пятнадцать часов добраться до Даффтауна. Оттуда уже только пешком.       Все эти недели Чарли, в основном, молчал. Он молчал и раньше, в Румынии, работая с драконами. Но тогда все мысли собирались вокруг текущих действий: обрезать когти, задать корм, почистить вольер, и эти мысли были такие необходимые, такие правильные, что больше ни о чем Чарли не думал. А когда приходил домой, то просто падал на постель и мгновенно крепко засыпал. Сейчас молчание раздирало душу, хотя и говорить ни с кем не хотелось. Липкие мысли болезненно давили на ум, тревожили душу. Убив Снейпа и сбежав, он надеялся на то, что дальше волна сопротивления пойдёт сама собой, воодушевлённые его примером, светлые маги из непокорённых начнут разить ПСов и министерских приспешников одного за другим, волна наберёт силу и сметёт всех! Он был уверен, что увидит сигналы этой борьбы, даже здесь, у магглов: когда тёмные сражались с ними, лихорадило весь Лондон, рухнул «Миллениум».       Отойдя от шока произошедшего, Чарли увидел, что ничего не происходит. Сейчас он уже не надеялся на свой героический пример и думал о тех, кто примкнёт к нему, о том, что нужен план борьбы, о Сопротивлении и Пожирателях, о Том-кого-нельзя-называть, о тех, кто сидит в Азкабане.       Спустя прилично времени он понял, что ни разу не думал так тяжело о семье. Наверно, сказалось то, что он давно уже жил один. В самом конце августа он заглянул на кухню, а там была суматоха. Синеволосая девушка, которую он и раньше иногда видел, одновременно красила кого-то в зелёный, кого-то в розовый, кого-то в белый.       – Эй, – обернулась она на шум, рыжим быть не надоело?       Чарли мгновенно сообразил.       – В чёрный, только ещё и бороду и усы!       Кажется, это была самая длинная фраза за все его пребывание в доме.       – Какой ты говорун, однако! – синеволосая посмотрела на него оценивающе и ухмыльнулась. – Чёрный? Ну, ладно, не мое дело. Садись.       Утром не очень опрятный мужчина, с чёрными как сажа волосами и такой же растительностью на лице покинул дом. Уже на вокзале Чарли под бликом упавшего сверху света увидел, что волосы на его пальцах и руках сияли рыжим. Он натянул рукава куртки до предела и поспешил к кассе.

***

      – Вкусный чай, правда?       Грегори неопределенно пожимает в ответ плечами.        – А что ты хочешь делать сегодня?       Тот же неопределенный жест.       В долгосрочных планах Джинни было три главных пункта: привязать к себе Гойла, приучить его к своему безусловному руководству им и получить самостоятельность и автономию от старших Гойлов. По большому счёту, Джинни, не думая об этом, хотела воплотить сценарий отношений своих родителей в браке с Грегори. Грегори не хотел ничего. Собственно, это было его обычное состояние. Джинни улавливала это, пусть и смутно, поскольку на свои вопросы чаще всего получала пожатие плечами или неопределённый ответ. Оживлялся Грегори лишь на темы, связанные с квиддичем. Однако сидеть и смотреть игру в первый же день вдвоём вряд ли было бы возможно, и точно не принесло бы для Джинни ожидаемого результата: ей нужно было говорить с Грегори и заставить его что-то делать совместно. Спешно создавать их собственную территорию, и на этой территории устанавливать свои правила игры. Только тогда у неё мог быть шанс, о котором говорила Лестрейндж.       И ей в голову пришла счастливая идея. За неделю до свадьбы Билла она и Молли застали его невесту со списком гостей в руках и со списком подарков, которые некоторые гости прислали заранее. Флёр писала благодарственные письма.       – Я не хочу потом тратить время медового месяца на это, – прелестно грассируя, объяснила она Джин и Молли, – а так останется только разослать.       – Фу, – комментировала после Молли, – сколько деланности, неискренности! Жеманная девица, околдовала моего мальчика.       Тогда Джинни согласилась с матерью. Сейчас она смотрела на все это другими глазами. Важно было правильно выстроить каждую фразу.        – Грегори, ты же знаешь, что принято благодарить тех, кто пришёл на праздник и сделал подарки?       – И кого это я должен благодарить? – надменно фыркнул Гойл.       – Как? Темный Лорд, госпожа Лестрейндж, господин Крауч, господин Малфой, господин …       – А, – прервал её Гойл, напряжённо думая, – это да. Это нужно.       – Ты хочешь сам написать или доверишь мне, а сам будешь подписывать?       – Пиши сама. – солидно, как будто подумав, сообщил Джинни Грегори.       – Но знаешь, чтобы письма не были формальными, мне надо знать, кто что подарил. Ну, и полный список гостей в главном зале. Это нужно вместе с пергаментом с твоей монограммой.       – У меня нет монограммы. – набычено сказал Гойл.       – Да? Удивительно, – как бы невзначай бросила Джинни. – Но ты же взрослый мужчина, у всех обычно есть печать и монограммы, ты, наверно, просто не придавал этому значения. Скажи домовикам, пусть они это быстро сделают или закажут. С благодарственными письмами нельзя медлить. Наверно, лучше нам пойти писать в твой кабинет?       Джинни била наверняка, кабинета у Гойла точно не было. Что и подтвердил его ответ.       – О, – Джинни подошла к Гойлу и взяла его за руку, – знай, как бы к тебе не относились другие, ты для меня глава семьи и мужчина, слово которого имеет решающее значение.       Грегори судорожно втянул воздух носом. Его жена тщательно старалась не замечать оскорблений, наносимых его родителями.       – Грегори, – дверь спальни распахнулась, как от удара ноги, хотя, объективно, госпожа Гойл-старшая ею для открытия двери не пользовалась, – какого эльфа ты не явился на завтрак и торчишь у себя? Или тебя, – и тут её голос приобрёл самые уничижительные нотки, – тебя кто-то сильно увлёк в этой комнате?       Её сын смотрел на неё злым взглядом, таким хорошо ей известным взглядом мужа.       – Мы обсуждали деловые вопросы.       – Да? – мадам Гойл вложила весь сарказм в интонацию, продолжая насмешливо рассматривать девчонку Уизли и обращаясь, минуя сына, к ней. – Какие же?       Милдрет вынуждала ответить Джинни. Джинни это понимала. У неё был выбор: сделать вид, что она не понимает, что к ней обращён вопрос и дать возможность ответить Грегори или принять бой. Джинни не захотела прятаться за пока ненадёжного партнёра.       – Доброе утро, миссис Гойл. Я рада, что мы увиделись наедине. Я Вас очень прошу выделить нам домовика. Надо убрать в комнате, я подразумеваю, конечно, постель и простыни в крови, и мне бы хотелось, чтобы это было сделано деликатно.       Миссис Гойл опешила. Девчонка зашла с козырей. Но сделала это предельно цинично, хотя её Грегори, конечно, этого не понимал: он стоял, гордо глядя на мать. Милдред поджала губы. Ну ладно. По крайней мере, не подстилка Поттера.       – Тут стыдится нечего, – произнесла она в пространство, ни к кому особенно не обращаясь. – Я бы даже сделала это публичным. Пусть домовик трепет на всех углах, нам от этого только польза.       – Зачем? – Джинни дернула бледным плечиком, – если бы Грегори не был во мне уверен, он бы на мне не женился.       – Ну да. – уверенно подтвердил Гойл-младший.       Милдред открыла рот и осеклась. Сказать сейчас при сыне очевидную вещь, что им всем приказали, она не смогла: потому что сын уже верил в то, что он сам принял решение. А оба Гойла не выносили, если кто-то пытался перечить им в том, что они считали собственным принятым решением. И отец, и сын становились одинаковыми: злобными, упрямыми и угрюмыми. Паскудная девчонка, подумала Милдред, как успела его за одну ночь облапошить.       Джинни видела весь состав эмоций на лице свекрови, но шла дальше с упорством ледокола:       – Грегори поручил мне написать благодарственные письма главным гостям и поблагодарить их за подарки. Я прошу Вас прислать домовика со списком гостей и списком подарков, а ещё нужен пергамент и перья.       – Куда ты лезешь, девочка? Это не твоё дело, я напишу.       – Госпожа Гойл, от того, как будут написаны эти письма, будет зависеть то, как Грегори будут воспринимать читающие их. То есть от них зависит фактически представление о Грегори как о главе семьи, это база для начала личных отношений с этими волшебниками – так, Грегори? – тот кивнул. – Поэтому это должен быть текст каждый раз индивидуальный и полностью отражающий отношение Грегори. Меня, как жену, Грегори всегда сможет поправить, а вот мать, чтобы не огорчать, никогда. Поэтому эти письма мы с Грегори решили готовить сами. Да, Грегори?       – Угу. И придется это делать… не знаю даже где. Я поговорю с отцом.– лицо Грегори озарилось идеей. – Сейчас!       И он выскочил из комнаты, чтобы потребовать у отца собственную печать, пергамент с монограммой и комнату под кабинет, как и полагается солидному женатому человеку. Мать эти вопросы не решала.       Джинни и Милдред остались стоять друг напротив друга. Лицо свекрови исказилось надменной ухмылкой:       – Думаешь, победила?       – Я не думала ни о чем, кроме заботы о Грегори. – ангельским, наивным голоском произнесла Джинни.       Война обещала быть долгой и тяжёлой, а каждое выигранное сражение таило в себе зерна будущего поражения. И единственное, что подбадривало Джинни в этом – её собственная готовность к бою и понимание того, что, кроме неё, сражаться за ее судьбу, по сути, некому.

***

      Вечером Снейп откинулся в кресле и охватил руками виски. Если догадка про старого домовика была верной, он придёт. Веки тяжело опустились, Северус мысленно, очень настойчиво звал рухлядь к себе. Хлопок. Согнутый в комок домовик расправил седые уши и посмотрел на него снизу вверх с щенячьим подобострастием.       – Молодой хозяин…       Гермиона прижала руку к губам.       Ей было ужасно жаль его мозоли, его струпья на ушах, его наволочку, за долгие годы службы превратившуюся в подобие тряпки, которой дальнобойщики утирают мазут.       – Ты можешь провести нас в поместье незаметно?       Эльф заколебался, подслеповато щурясь на них обоих. Девчонка глазела на него. Беременная грязнокровка, как называла ее хозяйка. Правда, домовик хотел слышать и слышал только первую часть фразы – и его сердце пело. Ведь это означало, что сын Эйлин Принц уже продолжил вымирающий род. И, с его хваткой, за проявлениями которой эльф пристрастно следил, он легко обойдёт досадное недоразумение с лишением его титула.       Поэтому домовик поклонился обоим ещё раз.       – Да, хозяин.       – И твои хозяева не будут об этом знать? Даже под угрозой смерти?       Похоже, судьба домовика Снейпа не слишком волновала. Гермиона с грохотом отодвинула кресло.       – Перестаньте!       Она подошла к старому домовику и присела перед ним на корточки:       – Меня зовут Гермиона. А тебя?       Старичок запыхтел, сильно заморгал слезящимися глазками:       – Йоппо. – он тут же посмотрел на Снейпа: – Хозяин, те другие волшебники не мои хозяева. Хозяин может быть только один.       Юки, смахивающая со стола отсутствующую пыль, покосилась на старого домовика и так, чтобы было слышно, наставительно произнесла:       – Хозяин и хозяйка.       Гермиона взяла его сморщенную лапку за самые кончики пальцев и сказала: – Посмотри на меня, Йоппо. Хозяин подразумевает, что, если ты только почувствуешь опасность, ты должен немедленно аппарировать сюда. Какое-то время хозяин просит тебя поработать в поместье, но раз ты сам признаёшь господина Снейпа своим хозяином, тебя никто не может остановить в том, что ты вернёшься к нему. А здесь мы с Юки о тебе обязательно позаботимся.       Скептические фырки Снейпа и Юки были синхронны. Грейнджер обернулась. Оба в унисон уставились в сторону.       – Ради Бога, – процедил Снейп предводителю ГАВНЭ, – с ним ничего не случится.       Юки кивнула так, что её крупная голова едва не покатилась футбольным мячом по полу.       – Сразу после того, как господа Принцы отойдут ко сну, аппарируй сюда и забери нас. В поместье есть магия, о которой мне следует знать? Например, та, что не выпускает без ведома хозяев?       Эльф задумался, погружаясь при этом в почти медитативное состояние.       – Нет, на выход нет никаких чар. – ответил он спустя долгую минуту.       Юки важно прошла мимо Йоппо.       – Иди.       – Спасибо, Йоппо! – добавила Гермиона, и старый эльф вздрогнул, прежде чем исчезнуть.       – Моя милая девочка, – нежной язвой раздалось слева, – если ты хочешь, чтобы у него разорвалось от когнитивного несоответствия сердце, почаще благодари его и свяжи ему шапочку.       Их домовик прибежала с пирожным и поставила перед Снейпом и Гермионой по чашечке крепкого кофе.       Северус погрузил ложку и задумчиво стал мять воздушность сливок.       – Думаю, они лягут не более чем через пару часов. Поработаю немного. – сказал он, размазывая по языку тирамису.       – Знаете, – Гермиона садится ближе и аккуратно поглаживает его руку, – посмотрите, какой он старенький, несчастный. И как он Вам обрадовался, неужели Вы не увидели? Давайте возьмём его к себе, у него будет хотя бы старость обихоженная.       – И как же я, позволь, буду попадать в поместье? Может быть, у тебя завалялась мантия-невидимка Поттера? – Северус возражал, но его рука оставалась недвижима. Прикосновения маленьких пальчиков трогали напрямую сердце, мазали этот камень топленым маслом. Но тут же переключали мысль.       – Тебе надо обработать руку после него.       Грейнджер тряхнула головой, подразумевая, что ничего страшного с ней не будет. И продолжила:       – Если его убьют, Вы же все равно не сможете туда попадать. И, потом, Вы же можете спросить у него, есть ли там домовики помоложе, что признают Вас хозяином.       – Все домовики дома Принцев признали старшинство рода Снейпов, – заметила, как бы про себя, Юки, забирая пустую чашечку. – Публично, на общем собрании.       – Не будем торопиться, не нужны лишние слухи. Он вроде бодрый ещё.       Комментарий Юки не вызвал у него должных эмоций и домовик повернулась уже в дверях с обиженным личиком. Её дипломатические старания хозяин не только не одобрял, но даже не замечал. С надеждой она глянула на Гермиону.       – Юки, тебя очень, очень ценят в этом доме! Просто мистер Снейп сдержан в проявлении своих оценок. Но он о тебе и о твоих усилиях самого высокого мнения, не сомневайся!       Однако Снейп уже широким шагом направился в лабораторию, чтобы взять снадобье для Гермионы и чтобы не слышать уговоров о новом престарелом питомце для Грейнджер. Ему хватало потрёпанного битвой низзла, заведшего привычку ложиться на вещи в его шкафу, если только ему удавалось туда шмыгнуть.