На положенном месте

      Он не ответил матери, а, посчитав до пяти, сбежал на второй этаж. Уже на лестнице он наткнулся на замшелого домовика.       – Йоппо. – кивнул ему Северус, не сбавляя шага.       Йоппо поклонился в ответ, побрел дальше, сосредоточенно нашаривая ногами край ступеней, но потом подпрыгнул с неожиданной для него прытью и побежал за Снейпом:       – Хозяин, молодой хозяин, вы снова в гостях?       – Нет. Йоппо, аппарируй в мой дом и помоги Юки доставить мисс Грейнджер сюда. Дождь всё сильнее.       Домовик, больше не уточняя, растворился.       Чары появились на каждой двери, кроме трёх спален. Дверь в намеченную для них с Грейнджер оказалась закрыта на замок, и, даже отпертая чарами, подалась только под нажимом плеча. Внутри оказалось несметное количество пыли. По углам потолка ширилась паутина, а темно-серое покрывало побила моль. Все, что сделал Северус – распахнул окно, заскрипевшее и угрожающе качнувшее стеклами в рассохшейся раме.       Особняку требовался хороший уход, теперь, при тусклом, но ещё дневном свете, Снейп это видел ясно. Результат разговора с Темным Лордом его устраивал: он перероет здесь каждый сантиметр, рухнет в любую грязь, но оставит дом за собой. Принцы его просто не заслуживали – неприятные, тщеславные попусту, занявшие поместье с проворностью тараканов и не удосужившиеся ни разу позвать его, хотя бы знакомства ради.              

***

      Гостиная их дома преобразилась. Она вся переливалась каким-то перламутровым цветом, ярко горел камин, удивительно нежно пахло счастливыми тропиками. А на столике перед диваном стоял чайный сервиз и очень красивый нежно-розовый торт.       – В честь хозяйки!       – Чудесный торт, Юки, большое спасибо!       Больше Гермиона ничего не успела сказать, потому что зазвучали чары предупреждения об аппарации, которые Северус установил после визита Драко. Они обе посмотрели в окно гостиной: от точки аппарации быстро перемещался домовик, держащий цветы, направлявшийся к заднему входу.       Юки пошла из гостиной ему навстречу.       Через несколько секунд до Грейнджер долетело:       – К миссис Снейп домовик дома Малфоев.       – Хозяйка в гостиной, – в ответе Юки смешивались гордость от того, что кто-то вслух именует её миссис и удивление, что это делает домовик чужого дома.       Буквально тут же Гермиона увидела домовика, в низком поклоне протягивающего какие-то удивительно красивые серебристые розы.       – Мистер и миссис Малфой приветствуют миссис Снейп и желают ей счастливого брака и плодовитости во имя укрепления дома Снейпов!        – О, благодарю! Подожди пару минут, я напишу благодарственное письмо.       – Кеудо обязан ещё передать слова мистера Снейпа.       – Да!? – с тревогой произносит Гермиона.       – Мистер Снейп распоряжается прибыть как можно быстрее в Принц-холл, взяв те вещи, что понадобятся для того, чтобы жить там.       Сказать, что Грейнджер удивлена – не сказать ничего. А Юки, кажется, потеряла лицо, потому что ее глаза занимают все его пространство.       – Юки, поставь, пожалуйста, цветы в воду.       Домовик Малфоев вздрогнул и диковато посмотрел на них. Должно быть, от «пожалуйста». Гермиона быстро написала благодарность Малфоям за внимание и цветы, и их домовик растворился. А они с Юки остались, глядя друг на друга.       – Юки бросают? – вдруг горестно возопила Юки.       – Нет, нет, что ты! Просто так надо, видимо, это для чего-то нужно. Юки, у нас так мало времени. Чай откладывается.       – Хозяйка возьмёт торт с собой. Ещё неизвестно, чем там кормят.       – Ох, Юки, это… – Гермиона хотела сказать, что это совсем не главное, но это обидело бы её эльфа. – Это прекрасная идея! А сейчас собираемся. Ты упаковываешь мою одежду и… – она замялась, – наверное, пару свежих комплектов для мистера Снейпа, а я все остальное. Только необходимое, хорошо?       Через полчаса в гостиной стояли несколько саквояжей с вещами, её баночками и кремами, которых стараниями Снейпа, постоянно сопровождавшим ими книги, набралась целая сумка, стопки аккуратно перевязанных бумаг, которые она взяла с тумбочки и со стола Снейпа, ориентируясь на то, что это, должно быть, срочные дела, серебряное ведерко, в которое Юки поместила розы Малфоев, торт, Крукшанс на веревочке, его миски, её книги.       Старый Йоппо тем временем засеменил к дому.       – Хозяин ждёт хозяйку в поместье, Йоппо проводит и Йоппо поможет с вещами.       – Мда? – Юки кинула на Йоппо взгляд, исполненный сомнения. – Уж лучше Юки поможет. Йоппо не донесёт. Йоппо только проводит.       Йоппо было расправил плечи, намереваясь возразить, но Юки мгновенным щелчком пальцев сгребла саквояжи, перевязи бумаг и книг, сумки и, вторым щелчком уменьшив их, сгребла руками и прижала к животу.       На полу остались ведерко с розами, торт и Крукшанс. Грейнджер посмотрела и поняла, что это её ноша. Снейп не притронется к торту, если Йоппо возьмет его в руки, по той же причине мог пострадать Крукшанс. Главное, не растерять все при аппарации.       – Мы готовы.       – Йоппо сделает все очень хорошо!       Ба-бах! И они стоят, чуть покачиваясь, в гостиной Принц-холла. С ведерком, цветами, котом и тортом и прочей ношей. Когда глаза фокусируются, Грейнджер видит идущего ей навстречу Снейпа.       Принцы сидели каждый в своём кресле: Марджери и тетушка пили пустой чай, Эрнст был погружён в тяжёлый мрак собственных мыслей. Каждый из них сумел даже не повернуть головы на треск аппарации, хотя Марджери вздрогнула от резкого звука.       Его бедняжка даже зарозовела щеками от скорости сборов.       Северус, достигнув девушки, взмахом палочки выдернул из ее рук поклажу, кроме кота, повторять принудительный хват которого Снейп не решается. Вместо этого он схватывает поперек талии Гермиону, совершенно не стесняясь трёх пар глаз, уставившихся на них.       – Привет. – Северус полуоборачивается к домовикам. – Йоппо, средняя незапертая спальня. Все вещи туда. Смахни там пыль, я буду рад. Юки, возвращайся в дом, отдохнёшь немного.       Но Юки довольно холодно смотрит на хозяина, хотя ее уши мотаются от поклона, как всегда. Эльф исчезает. Йоппо левитирует за собой чемоданы и прочий бумажный скарб: те, сталкиваясь, немного поскрипывают. Гермиона с тревогой смотрит на коробку с тортом, и Снейп возвращает ее ей в руки – и Живоглот, почуяв сливки, начинает на всякий случай урчать. На руках у хозяйки незнакомый дом его не пугает.       Аурелия не может скрыть прегадкую мину. У камина совершенно негде сесть этим двоим: в самом большом кресле полулежит Марджери, а два других также бесповоротно заняты. Но мерзкий племянник не теряется. Взмах его палочки сдвигает их с Эрнстом кресла в сторону с легкостью, будто мебель пуста. На освободившееся место медленно ползёт, царапая паркет, претяжеленный старый диван, простоявший у дальней стены приблизительно вечность.       – Проходи, – негромко бросает Северус, подталкивая Грейнджер к огню. Она всё-таки выдавливает «Добрый день», падающее в безответную тишину, и идёт к дивану. С тортом и Крукшансиком. Сажает его в угол дивана, в другой помещает торт.       Сбоку шипит что-то нечленораздельное Аурелия. Марджери смотрит на парочку, как на личных врагов. Эрнст, наконец, выходит из скорлупы:       – Не слишком ли ты распускаешь свою палочку. Кто разрешил тебе это делать? Кто позволил приволочь эту мохнатую тварь? Дом не твой!       Эти слова для Аурелии как выстрел сигнального пистолета. – Ты нас больше не одурачишь! Ты лакей, полукровка, цепной пёс, твоё место – привести и увести приглашённых, да сторожить, кого скажут! Тебя выставили вон, как только надо было обсуждать важные дела – мы это своими глазами видели! Не смей распоряжаться здесь! Я скажу Тёмному Лорду и тебя накажут!       Северус опускается аккурат рядом с Гермионой. Направляет палочку на огонь, чуть усиливая игру пламени, чтобы сосисочка не замёрзла – на побережье, в маленьком уютном доме куда как более продумана система каминов, да и дом несравненно меньше, а значит, и его обогрев не составляет труда.       – Здесь негде сесть. – медленно отвечает мужчина. И переводит безразличный взгляд с дяди на взорвавшуюся в очередной раз тётушку. – Скажи обязательно. Не ты ли сама приготовила мне подстилку в этом поместье? – артикулируют вдруг губы.       Марджери на этих словах выкатывает глаза, как взбесившийся бульдог.       Северус прищуривает веки, откидываясь затылком на спинку дивана, и протягивает руку к Грейнджер. Ладонь пожимает ее ладошку: все нормально.       – Так что, если ищешь, кого обвинить, начни с себя. – выдаёт Снейп и, приподняв локоть, пускает на колени Крукшанса. Кот, видимо, решил, что самое время отдавать должок за спасение на пожаре. Он шипит, обнажая острые клыки в сторону Принцев.       – Ты грязная, неблагодарная тварь! Тебя пустили в приличный дом, тебе дали шанс, а ты, ты…       Аурелия задыхается, чтобы подобрать слова, самые едкие, самые обидные. И задыхается снова, но уже от другого.       Грязнокровка, устроившаяся на диване, берет руку Снейпа в свою.       – Не сметь в моем доме! - кричит Аурелия. Она сама не может объяснить в первую секунду, почему её это так разозлило. Потом нагоняет уже осмысленное раздражение: то, что они оба довольны, то, что Снейп расправляет от этого ободряющего жеста плечи, то, что Эрнст смотрит на разыгрывавшуюся сцену хищно.       – Твоя грязнокровка не смеет находиться в одной комнате с нами! Пусть сидит в гостевой! – Аурелия не стесняется: ей в голову приходит, что чем несдержаннее она будет, тем легче выведет Снейпа из себя. И он или сделает роковую ошибку, или сам покинет поместье.       – Лэнглок. – бросает Снейп, вытягивая палочку в сторону Аурелии. И та замолкает, потому что её язык приклеивается к небу.       – Я буду делать это столько раз, сколько буду слышать это слово. А тебя, Марджери, я предупреждаю второй и последний раз – я ударю тебя по губам, если услышу это слово. Ударю даже при Темном Лорде, клянусь. Не надо меня злить, я в гневе неприятен.       Гермиона приподнимает тяжелую руку и целует там, где на кисти виднеются вены. Смешанное чувство владеет ей: она благодарна Снейпу, но этот поцелуй, скорее вызван не признательностью ему, а ответным желанием посильнее раздразнить Принцев. Кажется, ей это удаётся. Что владеет Снейпом, она не может понять, но и он внезапно весьма откровенен. А впрочем, вдруг он решил, что в семейном кругу не стоит стесняться?       – Надо обновить эту старую кровать наверху. Я буду трахать тебя так сильно, что тетушка пожалеет, что лишилась только дара речи, а не слуха.       Коуквортский гадкий мальчик с удовольствием сообщает о своих планах.       Собственно, Гермиона не против. Его явное стремление защитить, его норов вызывают у неё единственное и самочье желание.       – Я торт возьму наверх? И как мне быть с Крукшансом? Сейчас ему с нами нельзя… И ещё нужны ложки для торта.       Из угла, куда Снейп отодвинул кресло Марджери, раздаётся её больной стон:       – Торт едят десертными вилками!       – Да когда ты его последний раз ела, в детстве? – живо реагирует Снейп.       Крукшанс спокойно наминает ему бедра лапами и собирается устроиться на самом тёплом месте. Северус глубоко вдыхает.       – Кот найдёт себе место. Я думаю, домовик может организовать ему лежанку неподалёку от камина. Дядя, как зовут домовиков, что обслуживают дом?       – Не стоит звать меня дядей. Для тебя я – мистер Принц. Домовики приходят только по моему приказу. А я твой зверинец обихаживать не намерен в своём доме. Про кота Темный Лорд не говорил ничего. – едко добавляет он последнюю фразу и переглядывается с Аурелией. Разногласия ушли. Он мгновенно схватил её идею выбешивать выскочку. Ну что ж, он сможет.       – Чтобы я не слишком привязывался? – подумав, с нехорошим оскалом, демонстрирующим местами сколотую эмаль, отвечает Снейп. – Фамилиары волшебников путешествуют с ними, это известно каждому. Не советую трогать его.       Северус поднимает рукав и выставляет предплечье. Нетронутую метку стрелами пронзают две глубокие, мясного цвета рытвины. – Когти низзлов ядовиты, раны болят и долго заживают. Домовик!       Какой-то, довольно робкий на вид, появляется в гостиной, и бросает взгляд. Старый Йоппо, пыхтя и присвистывая шепелявым ртом, рассказал ему и всем, до кого дотянулся, что поместье на пороге дворцового переворота, и среди домовиков поднялась огромная паника – это видно по глазам, стреляющим по старым и новым хозяевам.       – Две ложечки, нож и два блюдца.       – Пожалуйста. – прибавляет Гермиона ласковым, неожиданно грудным голосом. Домовик краснеет и убегает стремглав.       – Какая низость! – восклицает Марджери, – есть на наших глазах, в нашем доме! Я-то подумала, что у тебя – она презрительно кидает это грязнокровке, – хватило воспитания прийти в чужой дом с небольшим знаком внимания, но нет! Вы, оказывается, собираетесь по-плебейски впихивать торт в себя, боясь растерять крошки.       Марджери, которая с содроганием вспоминает сцену в их доме, после Мэнора решила, что тетка права, и поэтому вновь присягает ей, вдвойне ненавидя полукровку с его подстилкой.       Тетя одобрительно сверкает Марджери глазами.       – Дорогая Марджери, - Гермиона говорит ласково, – мы не будем его есть на ваших глазах, что ты! Торт предназначен для нас. Мы сейчас уйдём в спальню, ты же слышала, что сказал мистер Снейп, и унесём торт с собой. Так что наблюдать за тяжёлой для тебя сценой поедания жиров и углеводов ты не будешь.       – Не разорвись от восторга, – осаживает Марджери, – если на тебе и женились, это ещё не ставит тебя вровень с другими жёнами.       И Марджери бьет оружием, которое раздобыла в засаде, разглядывая эту парочку.       – Мы сами слышали, что Снейп от Пожирателей скрыл, что женат. И свадьбы у вас не было! Да что там, у тебя даже кольца на руке нет.       И Марджери с наслаждением насмешливо произнесла, подчёркивая последнее, самое обидное, с ее точки зрения:       – Так где же твоё кольцо?       – В пизде. – отчётливо бросает Снейп далеким от обычного велюра голосом.       Он поднимается, Крукшанс спешно спрыгивает с его колен на пол, – и, не дожидаясь эффекта своих слов, протягивает Грейнджер руку.       Она вкладывает ладонь. В эту секунду домовик застенчиво тянет Северусу приборы и тарелки, стараясь не смотреть ни на новых, ни на старых распорядителей. Он всего лишь ветер в ветвях вековых крон, твердит себе эльф, надеясь не напороться на наказание.       Подняться на второй этаж, не миновав портреты, невозможно. Поэтому Снейп приобнимает хрупкие плечи Гермионы, не прибавляя шаг. Излучать злое достоинство Северус умел. – Грязнокровка! - с торжеством ворчит его бабка. – Что происходит? – перейдя почти на беззвучие, шепчет ему Грейнджер. В тоне различаются растерянность, смех, страх, удовлетворение и что-то еще, не улавливаемое им пока. – Перед Йоппо появился домовик Малфоев с поздравлениями, желала счастья в браке. Сейчас Марджери. Что происходит? – Что, боишься быть моей маленькой покладистой женушкой? – они проходят по лестнице и ныряют в левое крыло, где Гермиона ещё никогда не была. Она взглядывает на него с испугом, пока Северус уверенно ведет её к нужной двери. – А вот здесь будет наша спальня. – добавляет он тоном экскурсовода, будто и правда привел в свой дом только-только после свадьбы пунцовую от перспективы невесту.       – Что Вы задумали? – достаточно отчетливо спрашивает она, озираясь по сторонам. Чувства опасности у неё нет, но его странное поведение не может действовать расслабляюще, это уж точно. Он затворяет за ними дверь.       – То, что сказал. Собираюсь занять это поместье. Ну что ты такая растерянная. – Снейп делает шаг, понижая тон, и освобождает её руки, движением палочки отправив торт на каминную полку. – Я же не для себя стараюсь.       Он бесцеремонно комкает легкую юбку, подтаскивая Гермиону к себе ближе. У него странное, разломанное напополам лицо. Смесь страдания и настороженной жесткости: будто первое, невнятное, вмиг готово укрыться за непробиваемым щитом второго.       – Не хочешь быть моей женой, да? Противно? Но это надо сделать, так будет всем нам лучше. – уговаривает её Снейп, как уговаривают сделать что-то сомнительное. Нет, не так делают предложение в порядочных вековых домах. Он продолжал с маниакальной силой подтаскивать её плавными рывками, пока она не уперлась сложенными руками в его грудь. Теперь они стояли нос к носу и он искал откровенный ответ в каждом движении её лица.       – Я не думала об этом никогда, – честно отвечает она ему, глядя в близко надвигающееся лицо своими ясными глазами, и произносит она это очень серьёзно, несмотря на всю странность мизансцены и его руки, шарящие сейчас напряженно по её ягодицам. Понимание мгновенно озаряет её:       – Вы беспокоитесь о ребенке, да? Вы правы. Это правильное решение, что он родится в браке.       Она говорит, отстранённо оценивая ситуацию: понятно, что для неё не изменится ничего. Но тут же вспоминает, что, действительно, касается её саму.       – Только пожалуйста, не надо больше так отвечать про кольцо. Понимаете, это ведь бьёт и по мне сильно, Вы, наверно, не чувствуете, но поверьте на слово. Поэтому, может, стоит купить самое простое, чтобы я меньше отвечала, где оно? А Малфои прислали совершенно удивительные розы, я таких никогда не видела. Я написала ответную записку.       – Вот и хорошо. Темный Лорд мог сказать это и в шутку. Здесь нужно очень взвешенное решение. – он мазнул своим горбатым носом по мягкой щеке. Блестящий, требовательный взгляд исчез за веками, а он, мнущий лапами добычу со сладострастием стервятника, приподнял девчонку под бедра повыше, преодолевая разницу роста.       – Купить тебе колечко? О да. Пожалуй. – он, помедлив, поцеловал её розовую щеку.       Судя по порядком повеселевшему Снейпу, ответ был истолкован им как то самое «да». С поправкой на обстоятельства.       – Обними меня. – еле слышно попросил он.       Её охватывает кураж от странности происходящего: она вдруг чувствует себя в команде, сражающейся против отвратительной стороны, и ей неимоверно хочется их победить. А еще он отчаянно хорошо целуется и его руки знают, как ласкать, поэтому она не просто обнимает его, а охватывает ладонями его виски, пристально смотрит ему в глаза, будто обещая что-то и требуя такое же обещание с него сама, а потом уверенно шепчет: «Мы победим их» и припечатывает это обещание долгим, раздражающим до предела поцелуем.       Снейп крепче стискивает её, отклоняясь, чтобы оценивающе осмотреть сначала её – по обыкновению, Гриффиндору всё равно, против кого, главное – воевать – а затем спальню. Гермиона оборачивается в направлении его взгляда на совершенно запущенную комнату, посреди которой лежат их вещи.       Помещение, в котором Йоппо навел уют, не подходит для приведения в него невесты. Домовик прибрал своеобразно, в зоне его досягаемости. Паутина с потолка никуда не исчезла, а покрывало, которое Снейп скинул на пол как непригодное, снова аккуратно расправлено на кровати.       – Что было в записке Малфоя?       – Пожелание счастливого брака. – говорит Гермиона тихо.       – Вот и хорошо.       Снейп ссаживает её, берет лежавшую свернутой на их вещах мантию и аккуратно расстилает по кровати.       – Залезай на постель. – раздаётся тихий приказ. Северус не сразу входит в колею их обычного взаимодействия: вид у него то ли от несуразной обстановки, то ли от обилия мыслей какой-то потерянный. – Я же заслужил первую брачную ночь со своей невестой. – он приходит в себя и начинает расстегивать воротник, высоко задрав подбородок. Очевидно, он намерен сделать всё как привык.       Он определенно сегодня не похож на себя, регистрирует её мозг.       И Гермиона аккуратно пробует его на сопротивление.       – Я тоже заслужила, – очень тихо, даже с улыбкой произносит она, решаясь на очень рисковое, – того, чего у меня не было. Чтобы это было моей настоящей брачной ночью.       Конечно, она подразумевает совсем не секс. С сексом она испытала все ночи во всех их возможных вариациях, как ей кажется. Грейнджер нужно ощущение своей власти над этим мужчиной. Интуитивно она улавливает, что такая возможность бывает у невест в ту самую брачную ночь. У немногих женщин власть не связана с голодом мужчины перед первым обладанием, наоборот, чем дольше мужчина с такой женщиной, тем больше усиливается её власть над ним. Грейнджер смутно догадывается, что такие женщины есть в природе, но себя к ним точно не относит. Да и чего в такой связи больше: особенных качеств женщины или силы привязанности мужчины?       Грейнджер чуть наклоняет голову и смотрит на Снейпа искоса, немного улыбаясь. Ну же, говорит её взгляд, поддайся мне.       Он неуверенно стянул сюртук и, развязав платок, вынырнул, не расстегивая пуговиц, из рубашки, в конце стаскивая с усилием рукава. Северус предлагал ей то, что умел наилучшим образом и то, в чём у них почти не было разногласий.       – «Настоящей»?       – Да. – она шагнула в этот Запретный лес и теперь смело идёт по нему в темноте, раз уж первый шаг сделан. – Ну, Вы же когда-нибудь думали о том, какой должна быть Ваша первая брачная ночь?       – Нет. – Снейп дернул челюстью, напряженно всматриваясь в Гермиону. Её глаза масляно блестели в каминном тусклом свете. Грейнджер сидела одетая, с ногами на постели, а он стоял навытяжку, касаясь коленями жесткого остова кровати. – О таких вещах можно думать только конкретно.       Даже сфера с мечтами была в его голове загнана в отведенное ей место и упорядочена на то, о чём думать можно, и то, о чём – нельзя. Или бесполезно.       Её это совсем не остужает. Даже наоборот: разгорается азарт.       – Ну, так помечтайте сейчас. – она смотрит на него и чуть кивает в такт своим словам, как будто убеждая поиграть с ней в особую игру, которая в итоге будет приятна им обоим.       Ступор, охвативший Снейпа, кажется можно потрогать. Он сглатывает и переступает на месте, а потом ложится перпендикулярно на край мантии – её шерсть щиплет кожу – и оглядывает поджатые ступни девчонки. Как тогда, в душевой.       – О чём? О том, что моя невеста мне рада? – выдавливает он.       – А почему бы и нет? – Гриффиндору в Запретном лесу море по колено, ей хочется посмотреть на необычного Снейпа, и она явно ощущает, что продвинулась в этом начинании. – Давайте попробуем, – подбадривает его Грейнджер. Северус взял лежащую перед ним лодыжку и потянул Гермиону за ногу. Ступня задергалась, и он стал дополнительно её щекотать удерживающими пальцами, улыбаясь тому, как заизвивалась Грейнджер. После её замученного смеха он прекратил, сжал цепче, чтобы она не лягнула, и прижался к розовой пятке губами. Просто и с удовольствием. Он одобрял не ту игру, в которую Гермиона предлагала поиграть – даже наедине с собой он представлял какие-то такие, земные вещи, далекие от многослойных иллюзий. Но Северусу нравилось, что она вообще с ним играет.       Каждый робкий шажок к нему он встречал первобытным восторгом, и теперь вспоминал маленькие события, которые секундными зарисовками подкидывало ему воображение все эти годы. Что характерно, все эти зарисовки предполагали единение. Она оставалась его и только его даже в собственных мыслях. Он был смешон в этой тяге: Северус хорошо сознавал это, и так же хорошо прятал. Сначала – чтобы не оскорбить её и себя случайно выданным волнением. Потом мысли становились гаже. Он понимал, что лимит их общего с ней времени, каким бы ни был исход войны, стремительно убывал. Его самообладание – тоже.       Северус мягким перебором целовал щекотящуюся ногу, закрыв глаза.       Вот она стоит в теплой пижаме на лестнице ночного Гриммо: его разговор с Артуром застал её во время похода в ванную комнату, и она думает, что её ноги в штанах не видно в проем перил, и нервно чешет одну о другую, прислушиваясь к его мерному докладу. Босая. А на улице бушует слякотная, ветреная непогода. Укрой меня, мудрая девочка, возьми с собой, возвращаясь обратно. Дай хотя бы полежать рядом; а лучше – вылизать тебя прямо после уборной, мягкую, налитую раскованной девичьей силой. Десятки похожих, парализующих волю мимолетных сцен, всегда невовремя, всегда до больного. До ночной бессовестной дрочки мордой в подушку, пока ткань не пропитается то ли слюной, то ли слезами. Нет, Северус не умел мечтать о том, чего быть не могло.       А Грейнджер могла! Если бы она не мечтала, стала бы она ведьмой, девочка из хорошей английской семьи зубных врачей? Если бы она не мечтала, хватило бы у неё сил почти весь первый год учиться в Хогвартсе, когда её почти все сторонились, без друзей? Да если бы она не мечтала, смогла ли бы она выжить в эти месяцы после мая? К счастью, она не думает об этой разнице, а запросто кидается в это нагнетенное её самой ощущение безмятежности и счастья. А, главное, тащит за собой и этого тяжелого человека рядом. Она чувствует его поцелуи на своих ногах и начинает зачем-то ему что-то рассказывать про свадебные обычаи в разных странах, о которых она читала в одной занятной книге, а потом сама себя прерывает и проводит пальчиками ног по его скуле, обрисовывая абрис лица. Он, лежавший щекой на её ноге и смотрящий вникуда во время её долгого рассказа, когда Гермиона касается его, закрывает глаза. У него темные, с синеватыми венами веки. Когда Снейп лежит так, то выглядит умиротворенным. Грейнджер некстати вспоминает, как разглядывала его, уснувшего, прежде чем положить сверху его некрасивого лица подушку.       И спрашивает, чуть повернувшись на бок:       – Ты счастлив теперь?       Почему-то «ты». Почему-то про его счастье. Как будто про самое важное в мире. Он молча отворачивается в мантию, закрываясь её ногой, будто этими словами она тычет в него.       Что он может рассказать про счастье? Он знал, что оно есть, нарядное и пестрое, как проносимая мимо большая подарочная коробка, установить содержимое которой дано кому-то, но не тебе. Что несколько лет его представление о счастье ограничивалось секундами судорог перед тем, как слезть с проститутки и ощутить бестелесным чутьем легиллимента повисшее отвращение к нему, называвшему её (беззвучно, в волосы, подогревая то, что существует только у него в голове) чужим именем? Что оглушительно он был счастлив, когда погнался за Грейнджер в Лаймингтоне, обдирая о ветки ладони, и когда впервые погладил её, воровато, по щеке? Что теперь счастлив всякий раз, когда под его сосредоточенным взглядом она зажмуривается, разевает рот и утробно стонет, сжимая до синяков его бока и дергает бедрами, обливаясь испариной и соком, потому что в этот момент ей и правда хорошо с ним?       – Хотя бы и так.       Гермиона сама не знала, что слышит основной и единственный принцип жизни Северуса Снейпа.       – Хотя бы? Разве у тебя сейчас нет почти всего, что ты хотел получить? А что тебе нужно, чтобы ты был абсолютно счастлив?       Она очень добрая девочка и сейчас интересуется не из праздного любопытства. Она вполне искренне готова ему помочь в достижении счастья, как готова помочь Юки. И Йоппо.       – Да, у меня всё есть. – сквозь зубы выдохнул Снейп, оклемавшись из полузабытья, в котором лежал, и оперся о руки, садясь.       «Всё есть» – универсальный ответ. Даже сидя в обносках.       Его наэлектризованные о мантию волосы смешно торчат.       – А ты не отмалчивайся, когда я могу сделать для тебя что-то. Мы же живем вместе. – у него губы белеют от туго сжавшихся челюстей.       – Конечно. Хорошо. Я скажу. – она чувствует его настрой, и хочет окутать его своим облаком доверчивой нежности.       Она тихонько начинает его гладить, куда дотягивается и старается переключить его от растревоживающих мыслей:       – Чувствую, с Принцами общаться будет трудно.       – Можешь уже выпускать иглы. Немного хамства не помешает. Меня даже заводит, когда ты затыкаешь рот кому-то. Лорд медлит, чтобы придать этому отобранию собственности флёр и некоторую… показательность. Они поживут тут ещё некоторое время. – Северус выдает эти фразы одну за одной, не прерываясь.       Он становится обычным, рассудочным, но не сопротивляется ее нежным прикосновениям, даже наоборот, подбирается ближе, подставляя лицо, пока не оказывается в пяти сантиметрах.       – Я могу для тебя что-то сделать?       – Поцелуй меня.       В её глазах искорки покачиваются, как пузырьки в бокале с шампанским, и пьянят его. Она улыбается ему открыто и доверчиво, не ведая своей всесильности. Снейп, помедлив, прихватывает ее волосы и подтягивает к себе в руки. Грейнджер предупредительно слабнет. Они отвратительно долго, обстоятельно лижутся, почти буквально. Гермиона сама расстегивает на нем брюки, тискает пульсирующий под руками член. Они возятся на мантии, занимая привычную, животную позу и стараясь не соскальзывать на проеденное молью покрывало, и наконец – шёлковое тело, целующая головку влага. Он чувствует себя как выигравший в телевизионную тупую лотерею, что так любил смотреть его отец – причём получивший за неполные пять месяцев ряд суперпризов, ранее ему и не светивших.       – Пожми, пожми ещё так. – просит он, поглаживая ее, и, когда Грейнджер отзывается частым пульсом сильных мышц, отвечает ей крепкой, ритмичной еблей – жадно до примитивного удовольствия. Она постанывает, обвиснув в его руках и приподняв маленькую попу, работает только ее влагалище. Остальная тушка безвольна, и ощущается перышком, на которое подул ветер. Северус, фрикциями вытряхивая из их матраса пыль, оглушительно чихает, едва не кончив от такого разнообразного напряжения. Немного удовлетворив желание взять немедленно, он ложится сверху, укладывает ее голову себе в захват. Кудри жутко щекочут лицо, он находит ухо и прижимается к нему. Как хорошо.       Грейнджер под тяжестью тела сильнее распахивает ноги и начинает двигаться, приподнимая ягодицы в одном ритме. Наплывает шёпот Беллатрисы из того дня в Мэноре – «сожми его и кончишь», и да, это так, она снова разражается длинными, одуряющими волнами удовольствия и трётся щекой о его руку. Вены, такие же твёрдые, как и мышцы, переплетаются на руке.       Снейп гнёт её амперсандом, протащив ладонь под горячий низ живота, и давит, давит на пульсирующую теснину, не даёт ей выйти из этого долгого спазма. Она коротко покрикивает, как маленькое неразумное животное, понимающее, что то, что с ним происходит – случка – вообще-то совершенно законна с точки зрения природы – и позволяет всему случиться. Он начиняет её грубыми рывками. Её поскуливание заставляет расслабившиеся нервы подергиваться приятным послевкусием. Некоторое время они лежат. Пока Снейп не решает проявить себя джентльменом:       – Будешь торт?       – Буду.       Он берет в руки палочку и левитирует к ним торт и приборы.       – Мы должны найти следы сокрытия тех орхидей, про которые доложила кузина. Я не могу присутствовать здесь постоянно, Гермиона. Поэтому это ты должна проверять документы. Все, что найдёшь подозрительного. От скорости зависит скорость их выдворения отсюда. Но не переутомляйся.       Он отрезает ей примерно половину торта, кладёт на блюдце и втыкает в бисквитную часть ложку.       – Перекуси.

***

      – Сколько это будет длиться?! – Аурелия дождалась, пока эти двое выйдут, досчитала про себя до двадцати, и кинула вопрос всем.       – Его надо подставить, – солидно сказал дядя. – Его или его девку. Что легче.       – Девку легче, – быстро заметила Марджери.       – Ну да, конечно, – согласилась Аурелия. – Просто надо ещё раз пригласить Паркинсон и .. я подумаю, кого ещё. Про неё явно есть то, что она скрывает.       – А если ничего не найдём? – озадаченно спросила Марджери. – Да и времени это может занять уйму.       – Ну, хорошо, а ты что предлагаешь? – Аурелия раздражена.       – Надо подумать… – тянет Марджери. – Вот и думай! – Аурелия совершенно недипломатична.       – Её надо раскрутить на тему Поттера. Или Того-кого-нельзя-называть. – солидно замечает дядя. – Это и так понятно! Вот как это сделать? – Аурелия морщится.       – Надо.. надо поговорить с портретами. Пусть ее портреты окликают и спрашивают! – вдруг выпаливает Марджери. – Умница! – восхищается Аурелия, а дядя солидно и одобрительно крякает ей в такт. – Вот что значит испанская школа. Не зря ты там училась!       Марджери розовеет от похвалы. И тут же краснеет. Потому что сверху несётся совершенно очевидный стон, крик, вой. Деревянные перекрытия между этажами, высота потолков, ковры – ничто не заглушает этих животных звуков.       – Какой позор! – чеканя каждый слог, произносит Аурелия. – В нашем доме!       Дядя невольно вперивается взглядом в потолок. – Эрни! – рявкает Аурелия, – не смотри туда!       Конечно, она не ожидает, что на потолке вдруг появится картинка, иллюстрирующая непрекращающиеся чувственные звуки, но интерес в глазах мужа нужно прихлопнуть.       Эрнст гасит взор и утыкается глазами в рисунок ковра.       – Да, – тётя старается перевести разговор, с темы, которая не даёт себя забыть, – ты видела розы, с которыми она к нам демонстративно притащилась? Это же сорт «Звезда аристократии», растёт только в Малфой-Мэноре, я читала в «Ведьмином досуге». Его больше нигде нет, вообще! Малфои запрещают его продавать. И не дарят никому саженцы. И она нам чуть в лицо этими розами не …       Слова Аурелии прервала новая волна женских стонов.       – Выносливый, собака, – бросает Эрнст.       – Просто он плебей, дорогой, как и его папаша, – Аурелия на удивление ласково прикоснулась к руке мужа. – Невероятный плебей! – вторит ей Марджери, боясь посмотреть на тётку, потому что в эту самую секунду память подсовывает ей ощущение горячих яиц на её бедре.       – Да, о чем это я? – отряхивается от давящего на всех них впечатления Аурелия.       – Розы, тётушка.       – Ах, да, – но тема утратила для неё всякий интерес. – Впрочем, это все пустое. Давайте пить чай.       – Надо торт заказать домовикам – пыхтит Эрнст.       С потолка прилетает очередное женское «ааа», смешанное с невнятным звуком, но уже явно мужским.       – Наконец-то! – язвительно говорит Аурелия. – Хотя бы чай попьём в тишине.       – Домовик!       Что-то убогое появляется у ног Аурелии.       – Чай и пирожные, немедленно!       Домовик вытаращил глаза и исчез. Пирожные не заказывались Принцами уже много лет. Печенье и сконы изредка назывались Аурелией. Чаще же всего это был просто чай с молоком. Стройность не даётся даром. Эрнст добирал своё вне дома.       – Мы проведём дивное время в тишине и вдали от этой парочки, – светски улыбнувшись, заключила Аурелия, – к столу, дорогие мои, к столу.       Она указывала рукой на небольшой чайный стол у окна.       Марджери поднялась вслед за тёткой и не успела сделать ещё шага, как утробный, чувственный звук полоснул по ней, как хлыстом.       Тетка гневно уставилась на потолок:       – Да что ж это такое? Животные!       – Низшая раса! – с наслаждением процедила Марджери.       Дядя молчал, его колотило. Племянник явно демонстрировал феноменальную жизненную силу. Эрнст машинально посмотрел на часы. Стрелка отсчитывала минуты торжества полукровки.       Марджери нервно стучала ногтями по столу. – Я вообще не понимаю, почему это творится в нашем доме! Эрнст, ты должен сказать им. – Скажу – буркнул ее муж, но Аурелия не почувствовала решимости в его ответе.       – Эрнст, это непристойно! Наш дом не бордель, в каком привыкли жить эти двое.       И тут, кажется, наконец, стихает. Принцы пьют чай чинно, с пирожными, но совершенно не глядя друг на друга. Каждый немного боится предстоящей встречи с получившим своё Снейпом.       

***

Грейнджер смешно от этого приглашения съесть торт в исполнении Снейпа и она хихикает.       – Если бы не Юки, положили бы мы зубы на полку. Да, я понимаю про документы. Вы дадите мне какие-то советы, или магия здесь не поможет, нужен обычный осмотр?       Она оглядывается вокруг.       – Слушайте, давай сейчас, ну не совсем сейчас, позовём домовиков. Вы пойдёте в гостиную смотреть документы, а я здесь обеспечу нормальную уборку. И ещё. Может, вызвать Юки? Нам же надо что-то поесть на ужин и я бы не отказалась от чистого постельного белья и полотенец.       – Мы не будем есть отдельно. Мы оденемся и спустимся к ужину. Что касается полотенец и постели, действительно, не помешает. Но потом. Думаю, египетский хлопок можно попробовать стребовать и с Йоппо.       Северус смотрит, как она ест, и переводит взгляд на толстую папку по французской кампании.       – Думаю, что дядя никак не маскировал свои документы. Поэтому это неприятная работа, требующая внимательности. Я буду прибывать пораньше и присоединяться к тебе. Но прошу твоей помощи с этим, чтобы мы побыстрее избавились от них. Я обошёл особняк. Тут столько нужно подвергнуть ремонту. Посмотри его, погуляй. Если что, бросим эту затею.       Снейп спокойно посмотрел на неё. Глаза не выражали ни тревоги, ни чего-то подобного. На самом деле, ему жутко нравилось темное родовое гнездо, навсегда овеянное тайной недоступности. Северус однако не хотел принуждать девочку ещё и к этому. Он перевёл взгляд на торт, отрезал себе полоску и стал с удовольствием есть. Юки расстаралась на славу.       – Дом чудесный и он мне нравится, помещение библиотеки, по крайней мере, для меня будет навсегда овеяно флером … ночных свиданий, назовём это так. И, потом, это Ваш дом, точнее, дом, который должен был быть Вашим изначально. Про бумаги поняла. Я обещаю, я буду очень стараться.       Северус сгребает её, перемазанную кремом, даже толком не прожевав последний кусок торта, и, прижавшись виском к губам, гладит по волосам.       – Спасибо. Всё – наше общее. – несколько сдавленно произносит Снейп, и это нехарактерный для него монолог. Он вдруг долго, неприкрыто зевает, и смотрит на плешивое покрывало куда как с меньшей критичностью, чем час назад.       – Двадцать минут, ладно?       Неловко заваливается на бок, образуя полукруг длинным телом. Он, конечно, попадает головой и ногами и на покрывало, зато Грейнджер предоставляет возможность лечь на мантию. Та устраивается плотно к нему, и Северус запахивает девчонку полой тёплой шерсти, чтобы она не замёрзла. Оказавшись в этом плотном коконе, Гермиона быстро усыпает, как и он сам.

***

      – Так, – Аурелия была полна планов выживания полукровки и его подстилки из поместья, – мне кое-что пришло в голову. Эрни, тебе придется немного пострадать, но это во имя дела.       Эрнст насторожено уставился на свою жену. – Мы заставим их убраться из поместья, – хищно улыбнулась Аурелия. – Домовик!       На пороге появился очередной их домашний нерасторопный остолоп.       – Запоминай, что подашь нам на ужин. И не смей ничего подавать отдельно тем двоим.       Она обернулась к Марджери и энергично ей подмигнула:       – А мы это используем для нашей красоты. Я давно хотела скинуть несколько килограммов.

***

Проснувшись где-то через час, они быстро занялись самым неотложным: Северус уткнулся в бумаги, предварительно вызвав Йоппо и кивнув ему на Гермиону:       – Предупреди домовиков, чтобы по её вызову они являлись.       Домовик закивал и уставился на очень доброе лицо своей новой повелительницы.       – Йоппо, мне нужно сейчас несколько молодых домовиков, такие в поместье есть?       Йоппо подумал и сообщил, что постарается найти. Грейнджер попросила у него ещё хорошее постельное белье и полотенца. А потом сама подошла поближе и стала внимательно рассматривать его заросшие струпьями уши. Снейп поднял вопросительный взгляд.       – Иди, Йоппо, спасибо! Знаете, его надо лечить.       – Домовика? Лечить?!       – Вы ещё скажи как Барти, что их надо убивать.       – И скажу, – не понятно, шутит Снейп или нет.       – Он – живое существо!       – Говядина тоже, – пожимает плечами Снейп.       Грейнджер достаёт другие аргументы:       – Он предан Вам, и он, видимо, их глава. Разве его лояльность не нужна? Он же поможет и Вам, и мне. А он больной, ему плохо, а ещё он еще может заразить других домовиков. Представляете, все домовики в лишае?       – Вот я и говорю, что проще...       – Проще – лечить! – ей внезапно в голову приходит еще один аргумент и она, секунду подумав, всё-таки решается на него, хотя даже в мыслях совсем не собирается так устроить свою жизнь. – Когда Вы станете старым и больным, учтите, я Вам эту фразу припомню!       – Я не домовик, – отзывается Северус.       В комнату с Йоппо вместе аппарируют пять домовиков.       – Добрый день, – говорит им Грейнджер, – меня зовут Гермиона. Нужно очень хорошо убраться в этой комнате.       Йоппо шамкает что-то под нос. Домовики кланяются несколько растерянно.       Грейнджер продолжает:       – Нужно вымыть окна, потолок, стены, полы, выбить мебель: матрас и кресло, и еще ковёр, протереть снаружи и внутри комод, стол и тумбочки, почистить камин. Если что-то нужно уточнить, спрашивайте у меня, я отвечу.       Домовики опять кланяются и чехарда начинается. Грейнджер просит первым вычистить хорошо комод и тумбочки и начинает раскладывать вещи.       Северус чертыхается: ему приходится переходить с кресла на диван и обратно. Но через пару часов комната сияет, хорошо пахнет и у неё в целом не такой пугающий вид. Просто чистая комната в очень старом доме. Йоппо появляется со стопкой полотенец и постельного белья, кровать приобретает нужный вид.       – Знаете, я не понимаю, надо ли нам оставлять туалетные принадлежности и полотенца в ванной, – говорит Грейнджер Северусу, – это безопасно или нет, учитывая, что мы её делим?       – Я не собираюсь ходить каждый раз за халатом. Если там есть шкаф, разумнее разделить его пополам. Гадить магией они побоятся. Разве что вытрут полотенцем Йоппо. – кивает на домовика закинутой на колено ногой Снейп.       – Ну, хорошо. Тогда все свои кремы и баночки с притираниями я отнесу туда вместе с полотенцами.       Ему, судя по лицу, очевидно нравится, что у Грейнджер много баночек, баночек, которые он сам приносит ей.       – Йоппо, пойдём вместе со мной. Посмотрим, можно ли поставить в ванной ещё один шкаф. Я бы предпочла, чтобы у нас был свой.       Йоппо засеменил рядом. В довольно просторной, но холодноватой ванной свободного места было много.       – Отлично, ставим здесь наш шкаф! Доставь сюда, хорошо, Йоппо?       – Да, хозяйка!       Когда раздался гонг к ужину, Грейнджер только закончила всё расставлять в ванной.       Грейнджер возвращается в их комнату.       – Вы слышали? Гонг, очень солидно. Как у Вас дела, что-то интересное есть?       – Драко работает по принципу маггловского аппарата, который всасывает в себя все без разбора.       Снейп защелкал пальцами, вспоминая.       – Пылесос?       – Да! И мне это надо фильтровать, а фильтровать нечего. Мерлин, отчёты их министерства за семь лет, пустая болтовня ни о чем, самое ценное из всего – их шпионские сведения об Испании. И то неясно, насколько это правда. Говнище. – с наслаждением ярости произнёс Снейп. – По косвенным признакам можно понять, что кое-что они внезапно взяли на вооружение у наших авроров. Посмотрим, что у моих родственников на ужин.       Они приходят в гостиную последними. Стол у окна накрыт на пять приборов. Аурелия оборачивается с совершенно брезгливым лицом:       – Мало того, что из-за вас мы, как плебеи, должны есть в гостиной. Так еще и это опоздание. В нашем доме не принято приходить к ужину после последнего удара гонга. Вы очень задержались.       – Да, – бурчит Эрнст, – мы все вынуждены ждать.       Северус не реагирует на замечание. Он ведёт к столу Гермиону, сажает справа от себя, а сам опускается, спиной к камину, во главе стола, и медленно разворачивает салфетку на колени.       – Прошу к столу. Спасибо, что позаботились об ужине, тётя.       У стола появляются три домовика с большими блюдами. Северус принюхивается и выражение его лица не оставляет сомнения – запахи его озадачили.       – Приятного аппетита! – со сладкой улыбкой произносит Аурелия, кивая всем и невозмутимо усаживаясь рядом со Снейпом с другой стороны.       Грейнджер отвечает тем же пожеланием, а вот Снейп спрашивает:       – И каково же сегодняшнее меню?       – Тушеный мангольд с ломтиками брюквы и отварное просо! – громко верещит домовик.       – Не думал, что вы в таком бедственном положении. – обращается Северус, повернув голову к Аурелии. – А мясо?..       Гермиона смотрит на тарелку, а потом на Снейпа, который малость растерян от подобного меню. Его даже жаль: чёрные глаза бродят по тарелке, не зная, с чего ему начать. Потом он поддевает лист мангольда и отправляет в рот, сосредоточенно пережевывая.       – Как диетично, – тоже подцепляя лист мангольда и прожевав его, произносит Грейнджер, – без специй, соли и масла!       – Да, – осанисто отвечает Эрнст, – мы питаемся здоровой, полезной и очень качественной едой.       Грейнджер выразительно смотрит на Снейпа, и по её лицу он, конечно, может прочитать, что он должен пересмотреть её идею с Юки и судочками, которая не так уж и дурна.       – Я не буду это жрать. – Северус вдруг сатанеет. Малфой-младший, занимающийся, судя по результатам, сбором французской макулатуры, подвёл его к краю, и, выходя к ужину, Снейп надеялся на внятное и успокаивающее чувство сытости. Он берет тарелку за край, швырком отправляет в камин.       Ударясь о камни, фарфор звонко бьется, а вываленная в огонь влажная еда шипит. Стул с жалобным скрипом сдвигается: мужчину оставляет всякая куртуазность.       – Сиди здесь. – на ходу Снейп касается плеча Гермионы, прижимая обратно, и аппарирует с грохотом, похожим на громовой раскат.       Грейнджер откладываю вилку и нож и говорит домовику, маящемуся в углу:       – Убери, пожалуйста, тарелку и приборы у меня и мистера Снейпа и замени на новые.       – Пожалуйста? – едко цедит Аурелия.       – Вежливый человек вежлив со всеми, – улыбается грязнокровка.       Северус возвращается не больше чем через двадцать минут с пакетом из «Теско». Не глядя на родственников, Снейп проходит обратно и кладёт пакет поверх скатерти. Помимо пары пачек сигарет, там сосиски, бекон, яйца, какие-то йогурты и масса фруктов.       Венчает покупки пачка сырных палочек.       – Хочешь сосиски? – спрашивает Северус негромко, берет вилку и, вскрыв ею пластиковую пачку, накалывает колбаску на острие.       – Конечно! – бодро отвечает Гермиона, вытягивая из горы продуктов пачку бекона, вскрывает его ножом, обматывает сосиску беконом, а её кончик ещё и надрезает.       Принцы следят за ними молча, на губах у Марджери играет тонкая улыбка.       Но когда грязнокровка начинает жарить сосиску прямо в камине, Аурелия морщит нос. Запах, уверенно подкреплённый ароматизаторами, проникает прямо в мозг и вызывает порыв слюны.       Она с достоинством продолжает жевать мангольд, не глядя в сторону камина.       – Эта тарелка была старше тебя вдвое. Как ты планируешь сохранить особняк, который так вожделеешь? А ты, милочка, посмотри – в следующий раз вместо тарелки будешь ты. Мы всё это видели.       Снейп вздрагивает. Поход в маркет остудил его, как и запах нормальной еды, но сейчас даже вены на лице вздуваются – ясно, куда клонят эти намеки.       – Заткнись. – шипит мужчина, сжимая вилку. – Смотри в свою тарелку.       – Что делать, тётя, – максимально безмятежно говорит Грейнджер, от старания поджаривания сосиски даже высунув кончик языка, – у меня же выбора нет. Разве что переключить гнев сурового мистера Снейпа с себя на кого-то другого? На какую-нибудь девочку… для битья?       – Я тебе не тётя! – зависнув на мгновение, отвечает женщина, прежде чем благоразумно замолчать – Снейп даже затылком излучает свою огромную злобу.       Северус протягивает девушке тканевую салфетку, чтобы накалившаяся вилка её не обожгла. Лицо не смягчается, он уходит глубоко в себя, чтобы не грубить, но ласков к Грейнджер. Положив ей морковные готовые палочки на тарелку и медово-горчичный соус, Северус проделывает то же со своей тарелкой. Сейчас, когда он сознает, какое оружие есть в руках его родни, сытная еда кажется ему неотличимой от ботвы, предлагаемой в начале вечера. Да, это оружие не приведёт ни к чему – Гермиона никуда не денется от него. Тем не менее, оно способно обеспечить немало неприятных минут и ему, и ей. Снейп трёт бровь, и только после выныривает, когда скребёт вилкой по пустому фарфору.       – Ты знаешь, дорогой, – перескочившая так внезапно на «ты» несколько часов назад Грейнджер решает пока остаться в этой зоне интимности, по крайней мере, пока они вдвоём против Принцев. Её голос долетает до всех заинтересованных слушателей, – у меня предложение. Люциус Малфой, помнится, очень одобрял мои кулинарные познания, ты помнишь, как мы с ним обсуждали способы копчения утки? Очень жаль, что не все женщины из чистокровных семей правильно воспитаны и не могут похвастаться таким умением руководить домом, как очаровательная Нарцисса. Согласись, что то, что в доме Малфоев Тёмный Лорд живет месяцами, говорит само за себя. Может быть, ты поручишь мне организовать питание в Принц-холле?       Аурелия переглядывается с Марджери и Эрнстом. Девчонка сообразила быстро. И нагло прикрылась именем и мнением Малфоев. Да ещё и пнула их, совершенно не стесняясь.       – Я не буду есть маггловскую еду, – выпаливает Марджери, сама не понимая, зачем.       – Несколько дней назад от голода в обморок падала, а теперь не буду? – мстительно вопрошает Снейп глухим голосом, после чего встаёт. – Я думаю, Гермиона сможет обеспечить хорошее меню. Пожелания по брюкве – или что это было – она тоже, конечно же, учтёт.       – Дядя, возможно вам следует добровольно выдать мне документы, которые интересуют Повелителя. – Северус подходит к его стулу и берётся за его край рукой, немного склоняясь к уху. – Вы же не хотите больших неприятностей?       Эрнст подскакивает с невероятной прытью для его комплекции. С Северусом почти одного роста, они стоят нос к носу.       – Не надо угрожать мне. Ты никто.       – Как угодно. – Снейп не сводит взгляда, пожимает плечами. – Тогда я сам. Гермиона, ты доела? Тогда пойдём, поможешь мне.       Когда эти двое выходят, в гостиной повисает тяжёлая пауза. Слишком тяжёлая.       Каждый размышляет о своём. Эрнст лихорадочно вспоминает, что его может выдать и с ужасом думает, что он не помнит! То ли выбросил он эти бумаги, то ли нет. В его голове рвано воскрешаются уже давно запамятованные сцены получения запросов из Исландии и Норвегии, переписка с выторговыванием им лучших условий и полной конфиденциальности и их финальные письма с датой, на которую назначался приезд курьера. Ему смутно кажется, что он жёг эти письма в камине. Или все-таки нет? Саднящее беспокойство бередит ум и он вновь и вновь проматывает плёнку своих воспоминаний. Кажется, все-таки он их сжёг.       Аурелия мрачно размышляет над тем, что племянник ощетинился, не таясь, а его девчонка слишком активно ему помогает, должно быть, мечтая расположиться в хозяйской спальне. Затея с едой, увы, не удалась, но вот идея с портретами вполне жизнеспособна. И Аурелия погружается в свои мысли, думая, как лучше это сделать.       Марджери со скукой гладит ручку чашки и смотрит на огонь в камине. Агрессивное поведение Снейпа напоминает ей о разговоре в его доме. Тогда она присягнула ему, и сейчас обдумывала, правильно ли она сделала, вновь переметнувшись на сторону тетки. Ее, конечно, очень раздражала его подстилка, внезапно оказавшаяся с неприкосновенным статусом с правами «моей девочки». Как себя вести, она, действительно, не знала.       – Ааа! – Аурелия издала почти боевой клич, заставив вздрогнуть мужа и племянницу. Их недоуменные взгляды она проигнорировала.       – Домовики!       Трое тут же выросли перед ней.       – Гвозди, молоток, шёлковый шнур! Вот здесь, – она указала пальцем на стену, – разместить картину.       – Какую, госпожа? – пискнул один из домовиков.       – Портрет Роальда Принца с женой и дочерью!       

***

      Утро зарождалось скромно-солнечным. Такими бывают осенние неуверенные лучи, которые то ли теплые, то ли просто светят. Северус проснулся рано, выскользнул из постели и, следуя данному себе обещанию, был намерен размяться на улице. Он нацелил палочку на постель, где круглым комком лежала Грейнджер, набросил заглушающие чары и полез в скрипучий комод за одеждой. Его шерстяной костюм, который он носил зимой под брюки, был здесь. Снейп взял мягкий комплект, быстро оделся и пошел, всё ещё почему-то крадучись, в приусадебный парк.       Парком Аурелия занималась действительно плотно: газон был идеально подстрижен, розы, уже готовые к укрытию на случай внезапного холода, аккуратно роняли алые лепестки. Надо узнать, какие из домовиков занимаются садовыми работами. Северус обернулся на спящий дом, зависший в дымке утренней влаги, и почувствовал себя... правильно.       Он потянулся, поднимаясь на босые носки и вытягивая вверх руки, и по-собачьи встряхнулся всем телом, стараясь быстрее избавиться от пронизывающей прохлады. Снейп разминал круговыми сначала ленивыми, а потом размашистыми движениями каждый сустав, каждую жилу. Диафрагму приятно запекло и заломило. Тело слушалось его как и прежде, несмотря на полное безделье в своём отношении в эти сладкие, сладкие месяцы с обретенной своей партнершей. Северус усилием воли отогнал образы проходившего без тренировок времени – это было непродуктивно и заставляло отвлекаться на то, чтобы поправить через ткань моментально отзывающийся готовностью член. Эта часть тела, криво усмехнулся Северус, была натренирована теперь до совершенного состояния. Мужчина опустился на траву и стал отжиматься, четко вскидывая тело и раз за разом едва не касаясь носом стриженого газона. Дождавшись забегавшей горячей крови по телу, Снейп достал палочку и стал двигаться, будто отбиваясь и нападая на воображаемого соперника. Пригибался, уклонялся, бросался в сторону и падал, не переживая по поводу будущих синяков. Он делал это долго, до автоматизма. Пока не сбилось дыхание и Северус не сел на траву, склонив лицо меж коленей и позволяя поту свободно стекать вниз. От него в утренней дымке валил пар.       Марджери застыла у окна как изваяние. Она любила утром смотреть на поднимающееся над парком солнце, если ей не спалось. Сейчас, с появлением Снейпа в поместье, нервная её организация совсем расшаталась, она вздрагивала от каждого шороха. Блондинка опасалась – не без спертого дыхания – его мести за своё нейтрально-злобное отношение, которое она продемонстрировала и Снейпу, и Тёмному Лорду. О, как ей хотелось бы, чтобы он пару раз расправился с ней, как хозяин поместья. Марджери пришлось саму себя укорить за эти мысли. Укор не ладился.       Окно сегодня показывало не только длинный рассвет. Снейп, в какой-то непривычной одежде, непривычно облегающей тонкой шерсти водолазки и таких же трико, Снейп, состоящий будто только из сухожилий, был на улице. И он не гулял. Он мял газоны. Он метался по всей площадке перед домом – резкие, полные витальности движения. От некоторой плавности, которую придавала ему просторная одежда, не осталось и следа. Марджери села на низкий подоконник окна и прижалась к стеклу лбом, стараясь не дышать на ледяную поверхность, чтобы лучше видеть. Будто выточенный из мориона: длинные голени и бедра, поджарая спина, рубленые линии расходящихся от шеи плеч.       Он тяжело задышал, уперевшись в колени ладонями. Молодая женщина, отделённая прозрачной преградой, дышала вместе с ним, зажав бёдрами полы тёплого халата, в котором сидела. Невероятно, что этот холодный человек источал своим телом столько жара. Невероятно, что он растрачивал попусту этот жар.       Марджери продолжала сидеть, не отрываясь лбом от стекла, хотя Снейп, хлестко поднявшись, ушёл, то ли в дом, то ли в парк, выпав из ее поля зрения.       За ее спиной раздался скрип – дверь отворилась, тетя, по праву старшинства и давней родственной связи всегда входила в её комнату без стука.       – Это что-то несусветное, – тётя была взволнована, дышала резкими, частыми вздохами, – так помять наш газон! Он же его в проплешинах оставит за один раз.       Аурелия скривилась.       – Ты видела? – Марджери, не поворачивая головы, кивнула. Прошло не больше пяти минут, как он пропал из вида. Он ещё мог вернуться, надеялась Марджери. – Конечно, Эрнст прав. Это выносливость плебея.       Аурелия нуждалась в том, чтобы поливать Снейпа оскорблениями. Без этого чёрный абрис сухощавого мужского тела, очевидно очень гибкого и очевидно очень выносливого, слишком будоражил воображение. Слишком, потому что вблизи Аурелия не видела таких мужчин никогда. Марджери дёрнулась, выгнувшись: стал слышен хруст гравия, опять мелькнула чёрная одежда. Видимо, часть своей гимнастики Снейп доделывал на дорожке перед лестницей из гостиной, спускающейся прямо в сад.       Марджери перевела беспомощный взгляд на тетю и почти прошептала:       – Мы же не сможем ему это запретить?       – Да, это сложно, – отчеканила Аурелия.       И замолчала.       Шаги по коридору вывели их из состояния фрустрации.       Его шаги. Он явно шёл в ванную. Марджери поднялась и быстро подошла к двери, приоткрыв её. Снейпа в коридоре уже не было. Оставался лишь терпкий запах тела.       

***

      Ужасно неудобно, когда ванная находится не рядом со спальней.       Да ещё, когда её надо с кем-то делить.       Грейнджер проснулась одна, Северуса рядом не было. Ей нужна была уборная. Она вылезает из кровати, идёт по коридору, стучится в ванную.       – Да? – нелюбезный рык.       Ну, раз он там, значит, она не описается.       – Северус, это я! Пусти меня!       Распахнутая дверь предъявляет ей голого и достаточно веселого Снейпа.       – Я настроился на Марджери, а тут такое приятное начало дня…       И пытается её обнять.       – Северус, нет, нет! Я умираю, как хочу писать!       – Жена, что ссытся при виде мужа – почти мечта.       – Уф! – она уже устроилась на унитазе и её лицо озаряет блаженная улыбка, – Даже не надейся.       – Я буду над этим работать, – обещает Северус. – Иди сюда.       – Я ещё зубы не чистила!       – Да и я.       Они забираются вместе в старомодный тесный душ, чистят зубы, Снейп трется мочалкой. Промеж коротких фраз, которыми они перебрасываются, в дверь раздаётся серия частых, раздражённых ударов и доносится голос Марджери:       – Ванная общая! Это не дом свиданий, не бордель!       – Мы только моемся, Марджери. – отзывается Снейп спокойно и даже дружелюбно. Намыливая тёплую попу, Северус прижимает её к себе. Грейнджер упирается ладонями в стенку душа, послушно раздвигая бедра, с готовностью принять его здесь и сейчас. Он поглаживает ее по низу живота и пальцами аккуратно мнёт ее лобочек.       – Надо ей уступить комнату, да?       Снова раздаётся стук. Снейп, очевидно, в небольшом смятении, и набрасывает полотенце на свою стекающую струями голову. От незамысловатых ласк у него тяжёлый пах, отирающийся о поясницу и ягодицы Грейнджер.       – Ну да, – неохотно говорит Грейнджер, – а то вдруг она тоже готова описаться.       Они выходят. Их встречает злой взгляд Марджери. Она бегло смотрит на лохматую девчонку рядом со Снейпом.       И на него. Он уже чистый, смывший с себя все запахи – только отголоски лосьона после бритья.       Будто не было этой напряжённой работы тела. Марджери замечает, как он, пропустив Грейнджер перед собой, едва уловимо подталкивает её. Сейчас они зайдут в их комнату, и все достанется его дворняжке – жар, тяжесть, семя, снова, ещё раз.       Блондинка сглатывает от обиды и заглядывает в чёрные глаза виноватым взглядом. Северус, с живым любопытством скользнув по глазам в ответ, отворачивается и равняется с Гермионой, чтобы отвести её в спальню и устроить ей физкультуру тоже. Послезавтра у неё день рождения. Провести его вне этого дома они не смогут, так хотя бы сделать спальню уютной, обжить её за сегодня. И подарок, конечно, подарок…       – Судя по лицу, она реально хотела в туалет. – говорит Северус, закрыв дверь, и улыбается уголком рта.       – Судя по её лицу, она реально хотела тебя.       – Слишком грустная для желающей. – раздеваться слишком холодно. Снейп подраспускает халат, тонкая пола цепляется за вздыбленный ствол. –Сядь, я хочу твой рот.       Северус мгновенно переходит на жёсткий, почти злой тон. В состоянии крайнего возбуждения он или такой, как сейчас, или, наоборот, очень нежный. От чего это зависит, Грейнджер так и не понимает. Она опускается на кровать, раздвигает ноги, Северус одним шагом оказывается вплотную, охватывает её затылок.       А она начинает делать то, что знает уже хорошо: крепко охватывает губами член и начинает прокатывать его, специально чуть стискивая губами; одновременно языком часто-часто бьёт по головке, теребит уздечку и ямку канала, перекатывает в руке яйца, а второй ухватывается за его ягодицы. Они оба слипаются во что-то одно, Северус качается в такт её движениям, поправляет её голову.       – Девочка моя ласковая, сосочка... – Снейп обнимает пальцами её от ушей к подбородку, раскрывая и помогая ей неторопливыми, но сильными движениями бёдер. Слюна начинает течь из уголков рта Гермионы, она не сопротивляется, часто сглатывая. Северус с прищуром смотрит, как она, прикрыв глаза, старается, и, когда Грейнджер, причмокивая, берет максимально глубоко, обнимает её затылок, чтобы не вырывалась, и кончает, глухо вздыхая, в отзывчивый, горячий рот.       – Оближи. – произносит он, когда Гермиона поворачивает голову, чтобы дышать полноценно, и Грейнджер лижет головку, украдкой взглядывая на него. Северус не перестаёт разглядывать. Её влажный подбородок, который он осторожно вытирает пальцами, её ресницы, внимательный взгляд.       – Хорошо. – говорит звучно, но голос сел. – Как же хорошо ты это делаешь. Я так быстро…       – А я как рада, что ты быстро. – она ещё рвано дышит, восстанавливая дыхание. – Потому что долго это вряд ли возможно выдержать. Когда совсем без воздуха и ещё с таким ритмом.       – Мне нравится так. – упрямо выговаривает Северус. – Я люблю держать тебя за затылок, пока твой умный рот занят. – черные глаза вдруг решительно смаргивают поволоку, которая была на них после оргазма.       Грейнджер задумывается.       – Я умом понимаю, что плохого ты мне сейчас не сделаешь, но понимаешь, есть же ещё инстинкты. Самосохранения, например. И ум не всегда успевает за инстинктами. И тогда это животный страх. Хотя потом, анализируя, я могу сказать, что бояться было нечего.       Раздаётся гонг. Вчера после ужина Гермиона говорила с Йоппо и главным домовиком кухни, поэтому завтрак сегодня будет съедобный.       Они спускаются в гостиную, Северус уже с мантией в руках – сразу после еды он готов аппарировать в Хогсмид.       – Мне начать с кабинета? – спрашивает она его по дороге.       – Да, это третья дверь от гостиной по коридору слева. Только не сиди там весь день.       У стоящих у стола Принцев отстраненные лица.       – Доброе утро! – они с Северусом произносят это почти синхронно, в ответ получают кивок и неясное бормотание от Эрнста, надменное «Bonjour» от Марджери и полное игнорирование от Аурелии. И ещё кое-что они получают. Голос, через секунду понятно, что с портрета, скрипит:       – А что это, они все вместе за столом будут есть?       Гермиона поворачивает голову: дед и бабка глядят на Северуса с нескрываемым раздражением, Эйлин смотрит то на сына, то на родителей.       Северус задирает голову тоже. Секундное раздумье, он нахмуривает брови, но отодвигает стул для Гермионы и садится, как и вчера, во главе стола. Фронтально к портрету, хотя и спиной. И, судя по Северусу, это всё равно что сесть на раскаленные гвозди. Он чувствует себя сверхнеуютно.       Домовики подносят завтрак, но Снейп смотрит на Грейнджер, будто ищет в ней успокоение для нервов, и находит, потому что вымучивает небольшую улыбку, означающую обычно "всё в порядке".       Портрет, когда они садятся, негромко переговаривается. Эйлин молчит, глядя куда-то вниз. Она смотрит искоса, незаметно, на девушку, которую привел её сын. Хорошенькая. Слишком хорошенькая для него, слишком молодая. Северус наблюдает за ней, и плечи его смягчаются из гордой горизонтали, он начинает есть. Всего лишь игрушка в её маленьких цепких лапках, думает Эйлин.       – Что у нас сегодня на завтрак?       Северус концентрируется на том, чтобы получить удовольствие от еды. Гермиона довольно кивает домовику у стола. Шея Аурелии покрывается пятнами гнева. Она в мгновение отодвинута с пьедестала хозяйки дома.       Ещё два домовика аппарируют с подносами. Северус и, надо отметить, Эрнст, с интересом смотрят, как на столе появляются морковный сок и сливки, чай, панкейки, кремчиз, голубика и мёд. И отварная брюква.       – А нектар? – интересуется Северус, выкладывая на свою тарелку панкейки, поливая их мёдом и добавляя горку кремчиза.       – Голубику сверху еще положи. Так вкуснее. Сегодня днём доставят ящик.       – Это что же за нектар? – Аурелия то ли желает изобразить беседу, то ли ей жгуче интересно.       – Flos pollen, – спокойно отвечает Снейп и жмурится от вкусного кусочка.       Тетка давится чаем.       – Flos pollen? Ящик? Ты что, богаче Гойлов?       Все трое Принцев на портрете вытягиваются и замирают. Впрочем, как и трое за столом.       – Нельзя экономить на ребенке. Вы так не считаете? – спрашивает Северус, прожевав. Голубика похрустывает на зубах.       Марджери смотрит на Гермиону с неприязнью. Лакать ящиками то, что покупают обычно для поддержки слабых рожениц, и то, по большому исключению; с тем же успехом девчонка могла бы принимать ванны из белужьей икры. Наглая морда дворняжки улыбнулась ей с показной вежливостью. Да, она могла бы заниматься растратой.       Кузина переводит взгляд на Снейпа, в глазах мелькает замешательство и тоска. Какой идиот.       Эйлин же несколько уязвлена фразой, брошенной сыном вскользь и явно без умысла. Её бедный мальчик был желанным, о, каким же желанным ребенком. По крайней мере, ею.       – Женщина обязана соизмерять свои желания с возможностями мужа, – несётся с портрета голос Эйлин.       Аурелия счастливо выдыхает: ее решение перевесить портрет было попаданием в яблочко.       Грязнокровка растеряно смотрит на Снейпа.       – О, Эйлин, дорогая, это не всем дано. Только женщине с пониманием долга, воспитываемом с молодых ногтей.       – Какой долг? – несколько невпопад скрипит бабка, которая вообще-то считает, что у Эйлин это качество атрофировано, раз она связалась с Тобиасом.       – Остальные, – с напором продолжает тетка, заглушая не туда понесшуюся речь с портрета, – просто стараются урвать с подвернувшегося мужчины побольше, зная, что скоро он их раскусит и выкинет из своей жизни. Те, что поумнее, вытягивают галлеоны, а совсем никуда не годящиеся удовлетворяются тряпками да едой, которой раньше в глаза не видели.       Снейп вдруг кладёт приборы со звяком на тарелку.       – Она может делать все, что ей заблагорассудится, пока это безопасно. – напряжённо и очень отчётливо говорит он, не оборачиваясь. Пальцы придерживают, обминают грань тяжелого стола. – Гермиона прекрасно воспитана, мама, и смиряет свои желания даже слишком. Не надо портить ей одну из немногих радостей. Что касается ваших размышлений, тетя, боюсь, их безмерная мудрость для меня уже неактуальна.       Северус наливает себе ещё чай, смотрит на напольные тёмные часы у стены и залпом выхлестывает его, чуть запрокинув голову. Кадык ритмично поднимается и опускается.       – Не слушай их. – говорит он вполне слышно, встаёт и, мельком сжав плечи девушки, аппарирует по-английски.       Грейнджер доедает в гробовом молчании завтрак, произносит как в пустоту: «Хорошего дня» – и уходит. Аурелия смотрит на портрет. На месте все трое. Говорить или нет? Впрочем, Эйлин уже столкнулась с грязнокровкой, и её сын встал на сторону девчонки. Матери такого не прощают. Значит, стоит сказать. Немного подкорректировав.       – Если мы все что-нибудь узнаем о том, что девчонка плохо отзывается о Том-кого-нельзя-называть или хорошо о некоем Гарри Поттере, её в поместье не будет.       Аурелия молчит, что в этом случае не будет и Снейпа: Эйлин может вступиться за сына. А на девчонку наплевать всем троим. Портрет молчит, но Аурелия уверена, что её услышали все.       – И ещё, – продолжает она, – надо как можно меньше, пока девчонка в поместье одна, бывать в этой гостиной. Сидите по комнатам. Пусть она здесь будет. Так больше возможностей.       Марджери и Эрнст молча кивают. Эрнст завтракает с наслаждением. Угроза какой-то невнятной травы прошла стороной, и он с удовольствием отправляет на тарелку последний панкейк. К брюкве не притронулся никто.       

***

      День Грейнджер прошёл муторно: сначала надо было просто понять, где в этом кабинете бумаги. Три больших одностворчатых шкафа темного дерева, тумбы стола, этажерка. Кажется, это все.       Она села и стала думать. Это были давние бумаги, может быть, единожды зафиксировавшие продажу. И все-таки Грейнджер решила начать со стола, в надежде, что именно в нём Эрнст держит наиболее ценные пергаменты.       Это было безумно утомительно: за почти шесть часов она разобрала только левую тумбу. Глаза стали сухими, но никакой зацепки не появилось. Грейнджер вышла в парк, немного походила по аллеям и вокруг дома. Да, ребёнку здесь было бы особенно хорошо. Как жаль, что Северус был всего этого лишён.       Начинается дождь. Она возвращается в дом, идёт в гостиную и просит домовика принести чай.       Садится рядом с камином с чашкой, как вдруг с портрета раздаётся:       – Где тебя нашёл мой сын?       – В лесу.       Пауза.       – Что ты там делала?       – Пряталась.       – От кого?       – В том числе, от него. От Пожирателей.       – Почему?       – Я воевала на противоположной стороне.       – Воевала? Такая молодая девчонка?       – Что делать, жизнь иногда заставляет что-то делать очень рано.       – И как ты оказалась с ним?       – Он попросил Волан-де-Морта оставить меня в живых и передать ему, так как считает, что из-за смешения только чистой крови рождается все больше сквибов и нужен приток свежей.       – Какая глупость! – хор деда и бабки был слажен.       – И Тёмный Лорд с ним согласился? – с торжеством спрашивает Эйлин.       – Да, Ваш сын сказал, что мои способности и ум надо использовать.       – Ну, не знаю, – тянет с неприязнью дед.       – Откуда мой сын знал о твоём уме?       – Я училась в Хогвартсе. Меня называли умной.       – Ну, не знаю, – тянет уже бабка.       И портрет замолкает.       Под дверью Аурелия напряжённо вслушивается. Нет, больше ничего не слышно. Самая умная ведьма своего поколения. Надо же. Как измельчала эта молодежь.       Эйлин поворачивает голову, следя за Грейнджер глазами. Она думает, разглядывая сидящую за чаем девушку, что Северус лукавит. Что не только ум и манеры этой девочки его поманили, конечно. Она, не считая некоторой молодой и раздражающе гриффиндорской растрепанности, в сущности, красива. Маленький носик, большие и искристые глаза, изящный контур лица – тонкая фарфоровая кукла на шарнирах, из тех, что коллекционируют богатые девочки. Такие были в детстве и у Эйлин. И теперь такая у его сына.       Он не польстился на брак по кровному расчёту, хотя, судя по передовицам и витавшим новостям, стал достаточно значим, чтобы чистокровные ведьмы не воротили от него лица. И, на личный вкус Эйлин, Северус имел своё обаяние – мрачное обаяние держащего себя в руках холерика. Прямо как Тобиас.       Только тот периодически не удерживал ни себя в руках, ни эти руки от страшных поступков.       Да, девочка явно была тщательно, неслучайно выбрана, и не от вспышки похоти.       За все время, пока Северус преподавал зельеварение, Эйлин не слышала ни от него, ни от кого бы то ни было ни единого слуха о его симпатии к студенткам. И почему-то он остановился на этой. Про себя мать решила пока не отваживать её от разговоров, тем более, с этим прекрасно справлялись ее собственные родители.       Северус целый день был на взводе. Во-первых, его бедная девочка осталась с его небедными родственниками. Их постепенно отпускали впечатления от встречи с Волан-де-Мортом, и они ощетинивались, считая, что вправе.       Снейп помнил о том, что Грейнджер и зубами загрызть может при желании, но их было с портретом аж шестеро, а она одна. Во-вторых, он совершенно не представлял, что подарить этой маленькой сосисочке.       Гоблин, прибывший к нему с образцами, предложил подогнать под тонкую шею парящий будто в воздухе гарнитур. Северус согласился, скрепя сердце. Этот подарок, хотя и был в высшей степени красивым – легкое ожерелье, кольцо с крупным солитером, изящные длинные серьги – не отражал тепла, которым Снейп хотел с ней делиться. Тепла, которое принадлежало только Гермионе. Гоблин в ответ на его немые сомнения даже оскорбился, сказав, что не продал его только из уважения к господину Снейпу, но теперь уже сомневается.       Успокоив мастера деньгами, Северус погрузился в тяжёлые раздумья. Пока ему в голову не пришла прекрасная мысль – они могли провести время вместе где-нибудь в отеле на природе, пока ещё тепло, погулять, вкусно поесть, вне компании родственников. В этом была лишь одна загвоздка – оставлять Принцев, пока следы сопротивления делу Хвоста не были найдены, нежелательно.       Когда он оказался дома, мучимый сомнением, дом был подозрительно тих. Спустившись из спальни, где он появился в первую очередь, Северус застал тётку в интересной позиции, простонародно именуемой «раком», когда она прислушивалась к происходящему в гостиной.       Мужчина сделал ещё несколько текучих шагов вперёд и с сильным шлепком опустил стопку бумаг по Франции на гладкую консоль.       Аурелия подпрыгнула, умудрившись по-кошачьи развернуться в этом прыжке.       Лицо её окрасилось секундным стыдом, но потом пришло к спокойствию.       – Что ты тут вынюхиваешь? – Снейп опередил Аурелию, задав этот вопрос прежде, и та задохнулась от возмущения. Не дожидаясь ответа, Северус толкнул створчатые двери и шагнул в гостиную.       Гермиона повернулась в его сторону и её губы, до этого печально поджатые, тронула улыбка. Северус метнул взгляд в портрет: взгляд, способный прорвать холст пополам. Смутная тревога о том, что родственники постараются максимально подробно расписать все недостатки его семьи и его самого, его неприглядных поступков, оформилась в уверенность. Снейп остановился в дверном проёме и не находил себе места. Если бы у него был хвост, он бы вибрировал, как у гремучей змеи.       Он не двигается, взгляд рыщет то по Грейнджер, то по портрету.       А Гермиона твёрдо решила со вчерашнего дня, что здесь они должны поддерживать друг друга и без какой-либо игры стала относиться к нему как к самому близкому человеку.       – Устал очень? Ужин хочешь сейчас?       Снейп отмирает. Гермиона с виду не разочарована в нём, наоборот, она ласкова и любезна.       – Нет, не устал. Как ты? Удалось что-то выяснить? – он, не оглядываясь, захлопывает двери взмахом палочки так, что Аурелии едва не прилетает полотнищем по лицу.       – Устала. Немного гуляла по парку, он хороший, но пока вокруг дома в основном, ничего особенного не видела, а так все время провела в кабинете. Посмотрела, где искать и начала со стола. Наверно, неправильно, потому что это давние бумаги, но я подумала, вдруг всё-таки их считали важными? Пока ничего. Сейчас пила чай, говорила с твоей мамой, она спрашивала, где ты меня нашёл. А у тебя как дела? Так когда ты хочешь ужинать?       Аурелия остаётся перед закрытыми дверьми не зря. Итак, девчонка роется в бумагах Эрнста. Ну, что ж. Хоть и крупицы, а важно. И она быстро поднимается на второй этаж, к мужу.       – И что ты ответила? – Северус поднимает взгляд на портрет, но Эйлин на нем безмолвна и недвижима. – Это правильно, что ты начала в кабинете. Я думаю, там оно и есть. Хвост вряд ли сможет уже что-то рассказать, поэтому нам нужно найти что-то. Дядя не пытался тебе препятствовать? Если вдруг, не щадя, обездвижь его. – негромко говорит Снейп, а потом делает полшага к ней и прижимает к себе, укладывает подбородок на мягкую макушку. – В Хогвартсе все нормально, хотя Рон чуть не подрался с мисс Паркинсон, когда она сочинила небольшой памфлет про барсука в львиной шкуре, ещё и с фамилией срифмовала. – удовольствие, мелькнувшее в голосе, сложно пропустить, Снейпу тяжело было остаться беспристрастным. – Думаю о казни Чарли. Наши его ранили. Для Франции началась подготовка старшекурсников, которые хотят… влиться… И там тоже хватает проблем, пришлось присутствовать в больничном крыле. – кажется, Северус будто жалеет о том, что ему приходится делать это.       – О, Мерлин! Чарли поймали? Казнь, какой кошмар… почему ты должен об этом думать? Это потому, что он напал на тебя? Принцип талиона? – она сгибается пополам, её как будто мутит.       С тоской она думает, что Снейп опять должен будет убить человека. Что слишком много раз он должен убивать.       – Потому что Лорд хочет, чтобы это прошло в Хогвартсе. Его пока не поймали. Но это произойдёт скоро. Так не могло не закончиться.       И потом ещё одно предложение доходит до Грейнджер.       – Семикурсники будут во Франции? О, Мерлин, зачем им это, зачем? Неужели они не понимают, что война – это ужас, зачем ввязываться в неё добровольно?       Она говорит и осекается. Она сама была на месте этих старшекурсников, причём гораздо, гораздо раньше.       – Мы тренировались в Выручай-комнате, – зачем-то говорит она. - Без непростительных. Покалеченных у нас не было. Не знаю, может это и полезно.       От всех этих известий ей хочется рыдать. То, что Рон ругается с Паркинсон, кажется такой слюнявой возней.       Он с интересном склоняет голову.       – Да, а потом Долорес накрыла вас, как маленьких сосунков. Но кое-чему они научились. Хотя и зря, конечно. – Северус вспоминает, как этих детей швыряли по Хогвартсу, как тряпичные игрушки, и бестолкового Невилла, попытавшегося напасть и которого он вырубил в углу, чтобы его отвага не привела к смерти. – А ты можешь мне сказать, кто из тех, кто вернулся в школу, занимались? Очевидно, они не могут быть допущены в наши ряды просто так. Велика вероятность предательства.       Она невесело странно качает головой. То ли соглашается, то ли отказывается. Потом поднимает глаза на него:       – Ну, так душ и ужин или в обратном порядке? Да, а твоей маме я сказала, как было, что ты меня нашёл в лесу.       – Что она там от Пожирателей пряталась и вообще воевала на другой стороне! – сварливо сообщает бабка Снейпу. В голосе, тем не менее, читается неприкрытые интерес – подтвердит ли он то, что девчонка сказала Эйлин. Северус, выслушав, поворачивается снова к портрету. Медля, он разглядывает черты бабки, которую никогда не видел.       – Она не пряталась, она защищала своих друзей. – вдруг говорит Снейп и утыкает Гермиону носом в свои ключицы. – И да, она воевала. Она вообще никого не боится и ни от кого не прячется. Ужин, душ, кровать.       Грейнджер остро ощущает, что он ценит её. Понимает, что уважает её усилия. И это сжимает сердце.       – Седу! – зовёт она домовика, отвечающего за подачу еды.       Снейп смаргивает.       – Ты их что, успела по имени выучить?       – Не всех, конечно, но нельзя же общаться обезличенно.       – Что за новости? – хрипит с портрета дед. Северус явно намерен с ним согласиться. Домовик уже трясёт ушами рядом с ними.       – Гонг и еду, пожалуйста.       Бабка с дедом тихо комментируют друг другу её слова.       Эрнст приходит первым, в его лице видимо оживление. Марджери и Аурелия спускаются синхронно, с последним ударом. Все садятся на уже привычные места.       – Приятного аппетита! – бархатным голосом провозглашает Снейп, давая этим и сигнал к подаче блюд и фактически приглашая всех начать ужин. Его статус хозяина очевиден.       Грейнджер распорядилась, чтобы к ужину мужчинам и ей подали по целому цыплёнку-корнишону, запеченному с луком, чесноком, черносливом, бататом и тыквой. Марджери и Аурелии предназначалось по половине тушки. Зелёный салат с сыром перед жарким. Мороженое и чай в конце. В середине стола торжественно разместили блюдо с отварным мангольдом для любителей. Любителей не нашлось. Рядом с прибором Грейнджер поставили бутылочку нектара.       – Как вы провели день? – Гермиона обратилась ко всем. Без задней мысли. Просто, чтобы начать нейтральный разговор.       Аурелия взвилась. Девчонка намекала, что она шпионила за ней.       – Пока ты рылась в чужих бумагах, мы с Марджери занимались садом!       – Корчевали орхидеи? – негромко спрашивает Снейп.       Его голос будто наносит удар мизерикордией.       Аурелия задыхается от возмущения так сильно, что начинает хватать воздух ртом. Как ядовитая рыба, выброшенная на прибрежный камень. Марджери пучит глаза. Дядя с раздражением бросает вилку на фарфор и, воинственно постукивая ножом, оскорбленно произносит:       – Не надо шутить с этим, Северус! Ничего противозаконного Принцы никогда не делали! Мы – порядочные люди. По крайней мере те, кто действительно считает себя Принцем.       – Да, да, – с упоением кивают с портрета дед с бабкой. Камень в огород про чистокровность заброшен дядей так весомо, что не заметить его невозможно.       Северус смотрит на него с умилением. Трястись над своим происхождением было выученной привычкой Эрнста, как и в других домах, Принцы пестовали это в каждом. И сейчас Снейп думает о том, что, слава Мерлину, в его матери женский инстинкт последовать за бодрым потенциальным отцом потенциальных детей перевесил усвоенную заносчивость.       – Извините, дядюшка. – произносит он вслух, ни капли раскаяния на его лице, разумеется, нет. – Иногда я забываю, что только кровь определяет достойное поведение. Что с нас, с полукровок, взять. Жаль, что с мозгами дело так не обстоит. – с наслаждением продолжает Северус, отламывая толстую ножку у маленького, но увесистого цыпленка.       Ужин сегодня прекрасен. Мельком Снейп думает, что потреблять таких куриных юнцов позволить себе могут не все. Он, например, долго не понимал, чем они лучше увесистого окорочка, которым можно наесться. Однако мясо у них и правда очень нежное. Смотрит он при этом совсем не на курицу. Гермиона лопает за двоих, и это Северуса вдохновляет.       – Очень вкусно. – спокойно произносит он, любуясь ею. Черные глаза блестят – трахают её прямо на этом столе, аккурат между мангольдом и блюдом с салатом. Грейнджер улыбается, вытирая уголок рта, и опускает взгляд, потому что Северус, когда он игрив, игрив внезапно и напролом.       – У Гермионы послезавтра день рождения. Так что готовьте подарки. – Снейп, не стесняясь, ехидно кривится, отправляя в рот ещё кусок куренка и приступая к гарниру. – Можете ограничиться памятной открыткой. Этот день должен быть наполнен радостью, я подчёркиваю. Мы еще не решили, как его проведем.       – Ах, как приятно это узнать, мы конечно, подготовим открытку. Вот только вряд ли получится вручить её лично, ну, ничего, передадим через домовика. Видишь ли, Северус, именно послезавтра нас с Марджери пригласила на весь день моя давняя министерская подруга…       – В Министерстве бывают друзья?       – Нам незачем было грызть глотки друг другу. Ни карьерный рост, ни министерские деньги ничего не меняли в нашем статусе и образе жизни.       Тётя умеет быстро реагировать и пнуть по самому, с её точки зрения, уязвимому. – И, потом, мы дружны ещё с нашей юности, вместе ходили на балы дебютанток, участвовали в выставках юных цветочных фей…       Аурелия впадает в нежные воспоминания о том, какой интересной, насыщенной и яркой была их юная чистокровная жизнь.       – Бедная Марджери, – тётя сочувственно тянет к ней руку, но уже не называет деткой, должно быть, чтобы не спутать с Грейнджер, – ты, к сожалению, лишена этих радостей. Увы, эпоха элегантности ушла. Никакой светской жизни! Правда, проводить время в уединении в родовом поместье все же лучше, чем таскаться месяцами по лесам в компании чужих, весьма сомнительных мужчин. Так вот, – она говорит быстро, чтобы не прервали и весомая оплеуха точно досталась бы грязнокровке, – мы отбудем рано утром, потому что Энни хочет нам показать, как распускается какой-то экзотический цветок в ее оранжерее на рассвете. – Аурелия врет вдохновенно. – Ну, и пробудем там до вечера, поскольку ее супруг просил прибыть ещё и Эрнста, а он от своих строительных дел освободится очень, очень поздно. Да, Эрнст?       – Безусловно, – сквозь непрожёванный гарнир и цыплёнка слово вылетает неразборчиво.       – Вы так ошибаетесь, тётя! – Грейнджер говорит это не затем, чтобы ей возразить, а чтобы повеселить Северуса. – Светская жизнь сейчас просто фонтанирует. Чего стоят приемы в Мэноре, публичные и частные. А недавний вечер по случаю открытия Хогвартса? У меня просто не хватит слов, чтобы описать его. Думаю, вы с Марджери потеряли бы дар речи, побывав на нем.       Снейп смотрит на Марджери, переводит взгляд на тетку и совершенно серьезно произносит:       – Да, это явно затмило бы все цветочные балы.       Тетя поджимает губы. Но Марджери готова идти в атаку.       – Ты ешь наравне с мужчинами, – бросает она Гермионе, расправляющейся с целым цыплёнком.       – Марджери, я бы и для тебя распорядилась приготовить целого, он такой вкусный. Но не захотела зря расходовать продукты, ты же на диете. Я вообще приятно удивлена, что ты его ешь. Это безусловно, правильно. Мне бы только с хозяйственной точки зрения хотелось определиться. Ещё раз подчеркну, что я за рациональное ведение хозяйства, в том числе – за правильное расходование продуктов. Второй день подряд на стол подаётся брюква и мангольд, приготовленные привычным вам способом. Вы к ним не прикасаетесь. Я не хочу выбрасывать продукты. Поэтому, пожалуйста, ответьте, будете ли вы есть их или такую еду на стол я распоряжусь более не подавать.       – Это могут доесть домовики! – Аурелию трясёт от этого «я распоряжусь» в устах грязнокровки. И, конечно, от того, что она их ткнула носом в очевидное.       Снейп с удовольствием и интересом, слегка наклонив голову, смотрит на Принцев.       – Значит, больше подаваться не будет, – утвердительно произносит Гермиона.       – Какая экономия для бюджета! – Марджери саркастична.       – Правильно воспитанная женщина, дорогая Марджери, заботится о финансах семьи независимо от размера трат в сопоставлении с размером состояния. – Хорошо, что Грейнджер не видит портрет. Хотя это не ответ Эйлин. А вот Марджери зеленеет, и прямая, бросает салфетку и встаёт из-за стола.       – Я сыта. Всем этим. Доброй ночи.       – А я ещё совершенно не сыт. – игривый Северус вряд ли даст возможность в ближайшее время Марджери уснуть за стенкой.       Когда Марджери ушла, остальные продолжили ужинать. Снейп, справившись с горячим, принялся мороженое и залил это чаем. Его решимость заняться разнузданным сексом не улетучилась, хотя подвижность была существенно сокращена.       Гермиона тоже ела за двоих. Снейп мельком глянул на портрет: с него мать взирала на волчий аппетит невестки.