На положенном месте

      За стеной было на удивление тихо. Так что ночь могла бы пройти спокойно, но Марджери не спалось. Она по старой привычке даже пошла вниз, только потом вспомнив, что буфетная закрыта. А звать домовика и требовать принести печенье она не хотела – еда по ночам была ее маленькой, очень интимной тайной.       Когда забрезжил рассвет, Марджери села к окну. Ждать пришлось недолго: Снейп ещё в полумраке выскользнул на газон. Марджери почувствовала сильное биение сердца, перекрывавшие ей возможность дышать. Он снова упал на траву и стал отжиматься. Как будто кто-то под ним был. Марджери ярко представила себя. И наполнилась желанием и острой злостью. Почему грязнокровка? Она стояла и злилась, наблюдая за ним.       Марджери, засидевшись в поместье, скопила внутри себя взрывоопасное количество желания покорять. Так, чтобы к её ногам падали. И сейчас этот динамит сдетонировал о Снейпа. В сущности, если абстрактно, именно он ей был не нужен. Но ей требовалось поклонение, восхищение и признание её манящей женщиной. Да ещё эта, лохматая, рядом. Снейп с какой-то навязчивой тяжестью раз за разом демонстрировал Марджери преимущество этой девчонки перед ней. А Марджери не собиралась с этим смиряться. Положа руку на сердце, она не считала грязнокровку соперницей себе: очевидно, что, кроме юности да пикантности биографии за той ничего не было. Не был и Снейп пределом её мечтаний. Но ей хотелось победить в этой схватке и хотелось его признания её первенства. Так, чтобы потом, мазнув его по губам неосуществимой надеждой, навсегда остаться для него недосягаемым идеалом. Да, это как раз то, что она точно хотела – чтобы он признал в ней свой идеал, чтобы смотрел издалека с собачьей тоской, не смея надеяться на большее, чтобы осознавал, что его удел – мечтать о ней, Марджери, пользуясь своей грязнокровкой.       Вдруг, сама не ожидая от себя, решительно выдернула из шкафа светлый шёлковый халат, в котором она будет такой притягательной и, от зябкости, дрожащей (и от того такой ранимой), и выскочила из комнаты.       Вниз, вниз, вниз! К нему! Выскочила, задыхаясь от того, что делала, и растеряно закрутила головой. Снейпа не было на лужайке. Марджери прошла несколько шагов по гравию. Разминуться они не могли, разве что он аппарировал сразу наверх. Она остановилась. Из боковой аллеи в утренней тишине раздались шорохи. Марджери почти наудачу поспешила туда. Да, он был там! Чёрная фигура стояла около большого черемухового куста.       Северус с полным животом спал откровенно отвратительно. Гермиона лежала вверх жопкой на расстоянии локтя, а до этого нежилась и искала защиты неясно от чего в его лапах. В таком состоянии напасть на нее и предложить недвусмысленно бесцеремонный трах было бы неприятно. Не ему, ему бы было приятно, даже пикантно. А ей.       Поэтому Снейп убрался во двор поместья пораньше, намереваясь сбить мучительно перезревшее желание, болящее незаживающей раной в его животе, хотя бы физической усталостью.       Розы Малфоев они переставили в принесённую домовиком вазу, подобающую цветам, и настало время наполнить ведерко. Поэтому утром, перед физкультурой, он сгреб кожаный арсенал вместе с палочкой, чтобы после пойти на промысел. За нехитрым, но тщательным изготовлением розог из гибких ветвей его и застала Марджери.       Снейп обратил к ней мрачное лицо и немного поднял брови: она подрагивала и была наряжена в тонкий халат, не предназначенный для английских парковых прогулок, тем более осенью. В своем темном тонком облачении он и сам чувствовал настойчивый сегодняшний ветерок, охлаждающий распаренное тело.       Кузина же явно рисковала остыть до болезни. Случайно она оказаться здесь не могла.       – Доброе утро. – произнёс Северус, возвращая взгляд снова на руки, чтобы не порезаться. Отсек последнюю выбранную ветвь и расположился с ними на каменной скамье. Вытянув один прут, он стал снимать с него тонкую жесткую кожицу, поддевая лезвием крючковатого инструмента.       – Не замерзнешь? – Снейп избегал смотреть на нее. Избегать было чего – дрожащая кузина рисковала пропороть халат своими розовыми, как ему помнилось, сосками.       Марджери сама себе не могла бы объяснить, как она оказалась перед ним, а, тем более, ответить внятно на этот вопрос, если бы он ей его задал. Из-за этого она страшно рассердилась на себя и на него, но больше всех на грязнокровку, из-за которой они оба попали в такое дурацкое положение.       Она потуже запахнула халат на груди, тонкая ткань ее совсем не грела.       – Я второй день смотрю в окно и любуюсь на тебя. – она решила ему сказать то, что точно ему польстит и на что он наверняка не сможет ответить резко.       Северус чертыхнулся, полоснув себя по пальцу возле ногтя, стряхнул налившуюся каплю крови и продолжил свое занятие.       – Я просто не могу оторваться, глядя как уверенно ты двигаешься, какие гибкие и сильные у тебя движения. А что ты делаешь? – её голос был нежным, в нем не просто сквозили, а бушевали ноты восхищения.       – Делаю розги. – отозвался Снейп негромко. – он отвлекся, собираясь ее отправить в дом, и тут же об этом пожалел, и снова опустил голову.       Тем более, что она опять заговорила.       Марджери после слов о розгах чуть не воспарила. Вот оно что. Значит, он бьет эту девчонку – а для кого бы еще они были предназначены – а это означает, что он относится к ней как к домовику. Ну, кто бы сомневался.       – Хочешь, мы можем попить сейчас чая или позавтракать вдвоём, пока все еще не проснулись?       – От чая я не отказался бы. Ты иди, я закончу и поднимусь. А то совсем замерзнешь. – проворчал заботливый кузен себе в руки.       – Я буду ждать тебя в гостиной. – в голосе Марджери было столько счастья, и она почти побежала в дом. Холода она уже не чувствовала. Она торопилась распорядиться о самом изысканном и вкусном чае. Домовик был вызван прямо с порога Принц-холла. Девушка вспомнила все уроки, которые она получила в Шармбатоне: во Франции были факультативы для волшебниц по искусству общения с противоположным полом, Марджери посещала их четыре года и была на них отличницей.       Она велела домовику затопить камин, положить большой плед, подвинуть к дивану маленький чайный столик, чтобы расположиться там вдвоем и принести очень горячий чай, немного рома, сливки… и тут она задумалась. Марджери не знала, что Снейп предпочитает к чаю. Пусть будут пальчиковые бутерброды, решила она. Мужчины любят поесть, а Северус это любит особенно. Когда дверь распахнулась, она обернулась, сидя на диване, и улыбнулась Снейпу.       – Иди сюда. Чай уже ждёт.       Северус, тщательно смотав розги тонким срезом коры, зашёл в гостиную.       Огонь, плед, чай. Прекрасное сочетание. Он потянулся, удерживая края срезанных ветвей и растягивая их над головой, и прошлепал голыми ногами по полу к дивану. Она не сводила с него взгляда, следя за каждым движением.       Рухнув на угол, он бережно устроил идеально вычищенную поклажу рядом, между собой и кузиной, и потянулся к чашке с чаем.       – Спасибо, Марджери. Умеешь же вести себя по-человечески. – охладил он блестящие совсем не по-человечески голубые глаза кузины и отпил чай.       Марджери нежно улыбнулась.       – Я никогда не видела, чтобы упражнения с палочкой были так элегантны. А ты действительно один из лучших дуэлянтов?       В Шармбатоне постоянно говорили, что мужчин надо хвалить. И льстить, насколько это возможно.       – Лучший. – закидывая в рот какое-то недоразумение с красной рыбой, отметил Северус, жуя.       Кузина уловила некоторый скептицизм в его голосе, но решила не отступать и зайти с другой стороны.       – Я знаю, что Темный Лорд тебя очень ценит. Я представляю, каких усилий тебе это стоило, но мне так приятно, что мой родственник такой значимый.       – Боюсь, не представляешь. – Северус запил бутерброд и почувствовал, как прохладная водолазка неприятно липнет к лопаткам. – Ты что-нибудь умеешь? – Снейп оценивающе посмотрел на неё.       Марджери не была готова к такому и приоткрыла рот, думая, что ответить.       – Ааа... в какой области?       – Из темной магии. – терпеливо пояснил Северус.       – Я окончила испанскую школу с отличием.       – Я не спрашивал, что ты окончила. Я спросил, умеешь ли ты что-нибудь. Хотя чай ты делаешь неплохо. Или это домовик? Если да, мне нужно узнать его имя.       – Я давно не практиковалась в темной магии, но, если нужно, навыки восстановлю быстро. Чай я заваривала сама. – Марджери врала легко. И она решила перехватить инициативу в разговоре. Розги будоражили её воображение и дарили очень большую надежду.       – А за что ты её будешь пороть? – спросила она с удовольствием.       – За то, что она хорошая жена и заслуживает хороших розог.       Снейп откровенно следил за реакцией Марджери. Ему любопытно: то, что Марджери нравилось чувствовать себя бессильной, он понял с первой встречи, оставалось проверить эту теорию. Недолго поколебавшись, Северус стянул шерстяную водолазку, пропитанную по спине потом, и бросил вниз, к своим ступням. Уродливые шрамы покрывали его плечи затейливыми узорами. От солнечного сплетения начинались более мелкие и короткие, их редкая рябь уходила к ребрам. Что было со спиной, оставалось только догадываться. Снейп потянул лежавший на спинке дивана плед и завернулся в него, расслабляя спину и обмякая. Сухое тепло колючего пледа кусало кожу.       Марджери накинула незанятый угол пледа на себя. Вот они и вдвоём под одним покровом. И подняла на него плещущие нежностью глаза.       – О! – только и смогла она произнести, – и её пальцы потянулись к его груди, пробегая по ней зыбью лёгкого ветерка.       – Не трогай меня пожалуйста. – Северус не был готов ни к степени интимности, ни к прикосновению, теплому и лёгкому. Поэтому смесь приятного и неприятного чувства вылилась в сдержанную глухоту, которой он ей ответил.       Даже её неопытность уловила брешь этого удовольствия в нём. Надо было продолжать. Она отвела руку, но её взгляд, направленный на Снейпа, потеплел ещё больше, лаская.       Сняв плед с плеч, он набросил шерстяную массу на Марджери целиком, уступая, и положил локоть на локоть. Все же кузина была без мозгов. Это могло бы быть приятно, если бы она не претендовала на их наличие.       – Ты её часто бьешь? – решила вернуться к насущному Марджери. Слова про хорошую порку наполнили для неё слова про хорошую жену едким сарказмом.       – Я её не бью. – Северус посмотрел на девушку, а затем, машинально, поднял голову на портрет матери. – Порка ничего общего с этим не имеет. – он зазвучал, будто немного оправдывался перед портретом. – Порка – это средство общения жены и мужа. – спокойно сказал он уже Марджери.       Марджери решила ему во всем поддакивать, на факультативе им говорили, что это верный способ привлечь мужчину. Мужчина должен много говорить и с ним надо соглашаться.       – Да? А в чем разница?       – Как изнасилование и грубый, но обоюдно желаемый секс. – образно выразил мысль Северус.       Ясно было, что он имеет представление и об одном, и о другом явлении. У Марджери расширились глаза. Мрачность и животность сказанного вызвала оцепенение. А потом накатило все вместе – отторжение, потому что ей стало страшно за себя; обидно за себя же – зачем она, как девчонка, выскочила в сад; злость на него за её потраченные силы. Он просто животное. И она выплеснула все это единственным доступным ей способом: раздражением на грязнокровку.       – Она такая распущенная? Такая развратная? В таком юном возрасте? - голос Марджери набирал обороты презрительного гнева. – А, понимаю, это она в лесу понабралась.       И Марджери сделала то, чему ее научила тетя: встала и стремительно вышла из комнаты. Гордая. Чистая. Чистокровная. Тётя учила, что это лучший способ оставить за собой последнее слово и уничтожить собеседника. Главное – чтобы спина была прямой.       – Она была девственницей, когда я взял её. – возразил Снейп, игнорируя бившие Марджери эмоции. Он видел, как её трепал нервный тик. – Она... жадная. – раздалось уже в спину кузины. – Хорошая жена. – повторился он, провожая взглядом абрис тела под халатом.       Согревшееся, напоенное чаем тело все сильнее озиралось по сторонам.       – Она любит тебя? – тихо раздалось с портрета.       Северус повернулся так резво, как будто его ошпарило.       Сам себе он этот вопрос не задавал.       – Да. Да, мама. Я думаю, она любит меня.       – Думаешь… – горько произнесла мать. – Северус, она молода и красива, и ты её взял в плен. Не привязывайся к ней, сын. Женщины коварны.       Северус дернул плечом и медленно наполнил свою чашку в край, следя за узким янтарным потоком, успокаивающим его.       – Гермиона лояльна мне. – тихо сказал Северус. – Я могу сделать выводы не только по словам.       – Вот видишь, ты тут же говоришь про лояльность, а минуту назад – про любовь. Северус, она чужая, не твоя! Она же играет на том, что ты ею увлечён. Это видно всем! Всем, кроме тебя, к сожалению.       – Она никогда не была со мной чужой или отстраненной, понятно тебе? – Снейпу почувствовал полный рот хины.       Не глядя на портрет, он продолжал:       – Она теперь предана мне, у неё нет никаких игр. Не лезь в это, мама. Ты ничего не понимаешь. Почему ты к ней предвзята?       – Северус! Маггловская пленная девчонка, умная, воевавшая на чужой стороне, гораздо моложе тебя – подумай, зачем ты ей. Посмотри на Марджери, присмотрись к ней.       Северус откровенно расстроился. А когда Снейп расстраивался, это выливалось в болезненную злобу. Он поднялся, зацепив пальцами водолазку, и снова влез в неё, чувствуя себя неуютно. Влез не без труда, борясь с закатавшейся влажной тканью.       – Я сделаю вид, что не слышал, что ты говоришь. Маггловская? – издевательски уточнил он у матери. – Я еще раз прошу, не обижай мою Гермиону. Она беременна, носит твоего внука. От тебя я не ожидал.       – Северус, не обижайся, сын. Я прошла сквозь то, во что сейчас погружаешься ты. Магу и магглу жить вместе очень, очень сложно! Но у нас с твоим отцом хотя бы были взаимные чувства, и мы оба были добровольны в своём решении. А у тебя этого ведь нет! Подумай, прошу тебя! Ты же сможешь забрать у неё ребёнка, воспитать его. Хватит с тебя одной маггловской ведьмы, Северус!       – Она волшебница. В отличие от моего отца. Магглорожденная, прекрасная волшебница. – процедил Снейп. – Ваши «взаимные чувства» я помню даже лучше твоего.       Северус не сразу осознал, что последовало дальше, только почувствовал, что в следующую секунду готов заорать на неё.       – У меня болит от тебя голова. – медленно проговорил он и пошёл из гостиной прочь.       Взлетел по лестнице, зашел в комнату. В любом случае пора было просыпаться. Острый нюх уловил еще на лестнице запах печёного хлеба. А в комнате его встретил приятный запах разморенной, запутавшейся в одеялах Гермионы. Камин они оставили на всю ночь, и сейчас в комнате было тепло, поэтому слегка угоревшая Грейнджер валялась с розовыми щеками, сонно потягиваясь.       Северус присел на край постели.       – Как ты спала?       – Не помню. Спала без сновидений. А ты уже позанимался. Слушай, можно, мы станем заниматься вместе? Последние недели я совсем не тренируюсь.       – Давай. Падать тебе уже, – он подчеркнул, – плохая идея, поэтому только осторожно.       Снейп разглядывал щеточки бровей и ресниц, глаза. Слова Эйлин избили изнутри. И заставляли смотреть так. Он вдруг нырнул к ней ближе и прижался по-хозяйски к губам. Как будто это могло что-то решить.       – И одевайся. Погода стала сырой. Я даже подмерз. – Северус перешел почему-то на полушёпот. – Поднялся разбудить тебя.       Она вылезает из кровати, чтобы пойти в ванную.       – Значит, у тебя приятное утро. Это здорово. А завтракать ты будешь после вкусного чая? У меня по плану сегодня почти французский завтрак. – она хихикнула. – При желании можно придумать, что я пытаюсь подольститься к Марджери и наплевала на твою нелюбовь к французской кухне. Это можно развить в сюжет. Словом, круассаны, ветчина, омлет с сыром внутри. Я тебя соблазнила?       – Да. – отвечает Северус на всё. Он растерянно следит за тем, как девчонка, поправляя трусы, застрявшие, где им было положено, собирается в ванную. Конечно соблазнила. Конечно будет. Кроме круассанов, остальная еда звучит даже не слишком по-французски, и уж точно в ней нет всяких невероятных изысков, оценить которые он не способен, особенно за завтраком.       – Когда я получу свой поцелуй? – Снейп пытается шутить.       Но легкости не получается, слишком напряжено лицо, слишком внимателен черный взгляд.       – Все зависит от того, какой поцелуй ты хочешь. Если, в комплекте с французским завтраком, – французский, то только после того, как я почищу зубы. А если поцелуй, – это эвфемизм… а с тебя станется… то жди здесь и никуда не уходи. В ванную не приглашаю, Марджери опять устроит скандал.       Грейнджер в отличном настроении и её игривый свет на нём пляшет солнечными зайчиками.       – «Французский» это про минет или просто когда язык в горло? – некуртуазно уточняет англичанин. – У них вечная путаница в терминах. – морщится, но веселеет Снейп. – Я готов к любому варианту, поэтому, на всякий случай, буду сидеть и ждать здесь. – он оповещает Гермиону, демонстративно выпрямляется на кровати и даже руки складывает перед животом в замок.       – Знаешь, совести у тебя нет. Второй день подряд минет и только, совершенно не думая обо мне. Хотя…       Поза Снейпа, словно он маленький мальчик ждёт подарка на ёлке, невозможно развеселила её.       – Учитывая, что вчера я уснула сама, претензии снимаются. Французский поцелуй – это поцелуй с языком, есть ещё французская болезнь, это сифилис.       Северус сидел так недолго. Понимая, что ему обещано, он не собирался оставаться исполненным неопределенности и взял ситуацию в свои руки. Испустив голодный вздох, он откинулся на постели, как только закрылась дверь. Cпустил тонкие шерстяные тренировочные трико и повел рукой от мошонки вверх по стволу, рисуя себе сцены того, что будет делать с Грейнджер, когда она вернется. Главное, дождаться её возвращения, назидательно сказал контролер в голове, сейчас Северус был ему благодарен – он увлекся настолько, что почувствовал подобравшиеся жилы, готовый кончить. Поэтому Снейп решительно перестал. Созерцая потолок, он лениво мотал коленом.       – Ну вот что это такое?       Она вернулась быстро, понимая, что тянуть тут нельзя.       – Ты устроился, как на приеме у уролога. Северус, ты догадываешься, кто такие урологи?       – Не слишком. – с честными напоказ глазами отвечает Снейп, на всякий случай прикрывая ладонью то, что прикрывать ладонью тщетно. Разумеется, он знает, кто такие урологи, пусть на приём ему попадать не доводилось. Только к травматологу. Он сбежал из маггловской больницы как только смог двигаться.       Она подходит к нему медленно, крадучись, прищуривая глаза и сдерживая вспыхивающую улыбку.       – Что с Вами, больной?       Гермиона, еще влажная после душа, выглядела решительно. Северус стянул, взявшись за спину, с себя водолазку, и стал опускать ниже штаны.       – Приапизм. Вторые сутки. Случай неотложный, сестричка.       – Так-так, посмотрим.       Она смотрит сверху вниз, делая важное лицо. Берет за щиколотку, ощупывает.       – Больной, а раньше с Вами такое было?       – Только после того, как обратился впервые в вашу клинику. После прошлого осмотра такие приступы. – Снейп перешел на интимный тон, свойственный приемам у врачей. – Скажите, любезная, как с этим бороться? Я измучен.       – Самолечением не занимались?       – Что вы-что вы... – скороговоркой выпалил Снейп, скашивая взгляд на проблему.       – Ну что, посмотрим. Больной, только не дергайтесь. Будет больно, но придется потерпеть.       Она подвинулась поближе и стянула штаны с колен. Передо ней лежал совершенно голый Снейп.       – Я терпеливый. – эта шутка была на грани серьезности, когда он лежал перед ней в россыпи своих старых и свежих заживших порезов и ран.       Похоже, Северуса их забавный пролог возбуждал, потому что член торчал под острым углом к животу.       – Тогда терпите, больной!       Она забирается на кровать перед его ступнями, разводит их и начинает оглаживать голени, вытягивается к коленям и целует их попеременно, и пальцами ведет дальше, по внутренней стороне бёдер, доходит до яиц, потягивает, гладит, перебирает.       – Больной, как самочувствие? Может, наркоз?       – Легче, я прямо чувствую, как легче, доктор. – на одном дыхании цедит Снейп, тут же повышая её в должности.       Северус охотно безраздельно дается в руки, опасаясь лишь, что кончит от этих прикосновений, не приступив к главному.       – Больной, у вас тяжёлый случай. Мы протестируем на Вас новый препарат. Но нужно Ваше согласие и контакты родственников. К кому будем обращаться, если препарат подействует на Вас негативно?       – Я драматически одинок и готов пасть во имя науки. – Снейп выдал это, и, бонусом, долгий стон, когда мягкие тонкие пальчики затрепетали вокруг головки.       – Ну что ж, это решение делает Вам честь. Мало кто готов погибнуть во имя науки.       От их разговоров и ласк Северуса в Грейнджер просыпается желание, но она сама только начинает заводиться, он же находится на точке взрыва. Она быстро смачивает пальцы слюной так обильно, как может, проводит по своим губкам и насаживается на головку.       – Больной, Вы меня видите? Сконцентрируйте свой взгляд на мне. Если закружится голова, немедленно скажите. Больной, Вы меня понимаете?       Северус шипит, как проколотая шина. Он не может выносить этого: маленького животика, обросшего лобка, и этого чувства раздвигаемой его телом ласковой плоти. Поэтому закрывает глаза и откидывается затылком, усиленно не думая о Гермионе. Думать о Франции. Или о Сивом. О Сивом всегда помогало.       Снейп приподнимает таз, стараясь глубже втолкнуть в неё член. Его настойчивое движение дотягивает её до конца. Как всегда в таких случаях, увлажняется она почти моментально. И начинает двигаться: ритм задает Северус, подбрасывая её ударами бёдер. Его глаза закрыты, кадык передергивается в такт движениям.       Она усилием пожимает ствол.       – Ох, – выдыхает он.       – Больной, Вы теряете сознание, нужна реанимация.       Гермиона упирается голенями и руками в постель и начинает ерзать так быстро, как может.       – Живы, больной?       – Наклонись ко мне и мелко подвигай бёдрами вверх-вниз.       Густой голос Снейпа, отдающий команду, прорезывает их игру лезвием реальности. Его рот остаётся приоткрытым, Северус смотрит на неё сквозь ресницы, шумно вдыхая. Руки, напрягшиеся до скрученных канатов, быстро задают ей нужное положение и ритм, и мнимый больной начинает трахать её мощными, короткими рывками, проталкиваясь даже через горячее сжатие мышц. Сопротивляться бесполезно – иначе эти кисти, вцепившиеся в бок и поясницу, разделят Гермиону на две почти равные части.       – Грейнджер, – стонет он, – прости... – и, инстинктивно вжав в неё бедра, чтобы находиться максимально глубоко, кончает.       Бедное умотанное тело перетряхивает крупной дрожью.       – Ох, Северус, – гонг прерывает её. – Северус, я хотела сказать, что люблю, когда ты делаешь это так, когда я могу видеть и понимать, а не еле улавливаю сквозь своё полубессознательное состояние. Но этот гонг навел меня на мысли, что ты дал тайное распоряжение эльфам бить в колокола каждый раз, когда ты кончишь. Знаешь, один галантный главнокомандующий в восемнадцатом веке приказывал палить из пушек, когда добивался очередной женщины. Сознайся, ты давал такое распоряжение?       Северус вяло мотает головой.       – Нет, это мы пропускаем завтрак.       Ему стыдно за несдержанность. Из Гермионы, продолжающей сидеть на нем, подтекает сперма, так он её хотел.       – Хочу доставить тебе удовольствие. Ты пахнешь печеньем и ещё немного каким-то косметическим кремом. – говорит Северус.       – Ты мне доставил, правда. Cейчас тебе нужен душ и все-таки завтрак.       – Когда я закончил на улице, вышла Марджери, позвала на чай. Было очень кстати. Мы выпили по чашке и я поднялся к тебе.       Она замирает:       – Чай с Марджери? После пикировок в гостиной это неожиданное приглашение. Это было приятное чаепитие?       О чем они говорили, она решает не спрашивать, чтобы не возникло ощущения допроса.       Ему совершенно не хочется говорить о кузине. Снейп поднялся получить подтверждение, что его мать наговорила ему глупостей.       – Она не оставляет попыток мне льстить. Но чай был вкусен, и были ещё какие-то такие мелкие бутерброды. И камин. Словом, я с удовольствием согрелся.       – Марджери, конечно, позаботилась о тебе, но всё-таки предлагаю позавтракать. И чем мне, помимо документов, сегодня заняться? У меня столько осталось недоделанным в твоей лаборатории, – меж бровей залегает озабоченная морщинка, – как бы не пропало.       – Я нарезал розог тебе. После завтрака заложишь их в подсоленный раствор с ромашкой.       Как всегда, когда о розгах речь идёт не на пике возбуждения, её внутренне передёргивает. В голове мелькает, что он говорит о розгах «тебе», как будто речь идёт о каких-то цветах.       – Где я возьму ромашку? Попросить домовика? Тогда о том, что ты меня порешь, будут знать все – и домовики, и Принцы, и даже портрет. Мне бы не хотелось. Постой, ты же был с розгами во время встречи с Марджери?       Теперь её передернуло уже видимо.       – Представляю, что я услышу.       Она тихонько слезает с постели.       – Это не то, чего следует стыдиться.       – Да?! А давай тебя будут пороть – скажешь ты после этого, что это то, чего не следует стыдиться?       – Не забывайся. – выдержанно обронил Снейп, и добавил, прежде чем встать. – Ты теперь мне всё равно что жена.       И ушел.       Северус вымылся, обсушил голову свежим полотенцем и переоделся, прежде чем спускаться к завтраку. Он опаздывал в Хогвартс, но не слишком торопился туда – приласканный, он хотел растянуть приятное утро.       В Гермионе боролись разные чувства. С одной стороны, хотелось закрыться Снейпом, тем более, что он же являлся автором этой неприятной ситуации. С другой стороны, она встает этим на путь женщины за спиной своего партнера. Не её путь. Грейнджер натягивает белье и платье. Она готова. В конце концов, это только слова. По крайней мере, пока никто из них в неё не собирается кидать непростительными. Таких мерзких разговоров в её жизни было предостаточно. И, наверняка, ещё будут.       Слова, так легко сказанные Снейпом, крутятся в голове. Не про жену. Про то, что она не должна забываться. Моментально холодные, жёсткие слова, обливающие той реальностью, в которой она живет. И ведь он сам считает себя мягким с ней. Положа руку на сердце, ей не хочется в гостиную, она бы ушла сейчас побродить одна, потому что ни Снейпа, ни Принцев видеть не хочется. И, вспомнив «всё равно что жена», передёргивается снова. Как будто жена – лошадь на рынке, собака на выставке.       – Добрый день!       Принцы отрываются от еды и молча смотрят на неё.       – Одна? Милочка, опаздывать – это плебейская привычка. – Аурелия чинно отпивает чай. Грейнджер совершенно не хочется отвечать и она спокойно садится за стол. Эльф подаёт омлет.       – А где же Северус? – интересуется Эрнст.       Она не успевает открыть рот, чтобы ответить, как Марджери, до этого за пару мгновений с наслаждением отломившая кусочек круассана и отправившая его в рот, откидывается на спинку стула, смеряет её взглядом и, глядя с усмешкой в упор, произносит:       – Он ранним утром решил попить со мной чаю. Не думаю, что после такого приятного утра ему нужен ещё и завтрак. А ещё он резал розги в саду для неё, – она кивнула тёте на Гермиону.       – О! – Аурелия расцвела улыбкой и, одновременно, яростный интерес вспыхнул в её глазах, – какое правильное обращение! Что ж, племянника в этом стоит только поддержать.       Она тоже откинулась на спинку стула. Обе наслаждались ситуацией.       – Я не представляю себе, чтобы осталась рядом с мужчиной, который так поступал бы со мной. – Аурелия говорила это, обращаясь к Марджери, на ее губах блуждала улыбка. – Но так позволить себя вести может только девушка из чистокровной семьи.       – Да, тетя, – важно кивнула Марджери.       Грейнджер глотает ещё кусок. И понимает, что у неё нет ни сил, ни желания давать отпор. Тем более, что направленность её раздражения – не Принцы, а Снейп. И это, действительно, то, что время от времени накатывается на неё глухой злобой, бессилием и обидой. Они не равны, он всё ещё обращается с ней так, как она не смеет обращаться с ним. И в такие периоды она думает, что ему просто удобна. И всё.       К большому счастью, Снейп этой тирады не слышал. Он упруго зашел в гостиную, поздоровался дежурно, сел на не занятое никем место во главе стола и сразу потянулся к ветчине.       – Приятного аппетита.       Марджери и тетка молча смотрели на него, немного улыбаясь. Снейп провёл по волосам машинально, думая, что он взъерошен. И вернулся к еде.       Звяканье вилок изредка прерывало сосредоточенную тишину. Для Северуса это молчание было минутами перемирия, и он блаженно жмурился, тщательно пережевывая.       – Cегодня я вернусь немного позже, мне надо завернуть в Косой. Если хочешь кого-то пригласить, кого-то из Уизли или кого-то другого на завтра, я могу отправить сов из Хогвартса.       – Нет, спасибо. Я лучше встречусь с ними одна, потом.       – Хорошо. – разумеется, изменение тона он регистрирует.       И поднимает взгляд на родственников.       – Есть что-то, что я должен услышать?       – Нет.       Она делает глоток чая. Понимает, что хочет остаться одна, совсем одна.       – Всем хорошего дня. Северус, пожалуйста, принеси для Йоппо состав из чистотела и ромашки.       – Ладно. – Северус, отламывая кусочек омлета, и смотрит на Гермиону. – Мазать или целиком вымачивать? – полушутя интересуется Снейп.       Это смешно, она слабо улыбается.       – На оба случая.       

      

***

      Метка рванула по коже кипятком. А ещё рванула по нервам, но уже фигурально, конечно. Барти, появляясь перед Тёмным Лордом, испытывал страх за Дастинуса. Теперь каждый раз он ждал худшего. Идея о гастролях, пусть сырая и не оформленная, ему самому очень нравилась, и он даже успел вчерне обговорить её со Снейпом, внутренне чертыхаясь, что залезает в обязательства по самое горло. Ну и пусть. Дасти дороже. Дороже всего вообще. В конце концов, если так случится, что Снейп решит разыграть эту карту, Барти готов умереть вмести с Дасти, защищая его. Хотя зачем это Северусу? У него своя головная боль в виде беременной девчонки.       Снейп согласился, что для Дасти такой поворот неплох и обещал поддержать идею.       Значит, надо настаивать. Барти помнил, что пару раз им со Снейпом удалось переупрямить Лорда, ну, правда, парно они тогда же и огребли. Но в целом результат был неплох, Лорд потом довольно подшучивал над ними, что их дерганья убедили его даже лучше словесных доводов.       Волан-де-Морт встретил его в хорошем настроении и у Барти на секунду отлегло от сердца. Значит, не о Дасти. Ну и слава Мерлину!       И от мгновенного облегчения Крауч расплылся в улыбке, одновременно склоняясь к паркету и приветствуя:        – Мой Лорд!       Волан-де-Морт сдвинул лежащую кипу бумаг с пометками в сторону длинным движением руки.       – Садись, Барти. Ты быстро сегодня. Значит ли это, что ты уже не так занят, как мне говорил? Хочу обсудить с тобой кое-что касательно французской кампании.       Укол про занятость Барти решил пропустить: оправдывающийся, как известно, виновен дважды.       – Мой Лорд, я готов.       Готов Барти был к любому повороту разговора или нет, оставалось вопросом. Но Лорд вполне расположено кивнул и продолжил:       – Франция должна стать нашим первым успехом на континенте. И нашим последующим первым бастионом. Нам предстоит долгий путь. Поэтому игра должна быть продуманной и тонкой.       У Барти от слова «игра» сердце застучало быстрее. Лорд планировал многое и так отстраненно, что ничто его не остановит.       Томас с удовольствием продолжил:       – Наши французские … кузены, образно говоря, должны отряхнуться от морока вейл, этих животных, и вернуться в правильное русло. Я уверен, что множество волшебников на том берегу канала с восторгом поддержат нас. Но и мы должны им протянуть некую руку помощи, способствовать их переходу на нашу сторону. Есть ли у тебя какие-то соображения на этот счет, Бартемиус?       Барти уже давно знал этот приём Лорда – задать вопрос врасплох, вопрос, о котором раньше не предлагалось подумать. Лорд поступал так время от времени с каждым из них. А потом, так же шаблонно, колол за невнимательность, нерадение, заставляя каждого из ПСов ощущать себя самым никчёмным в их своре.       Но в этот раз Барти был готов.       – Повелитель, – он склонил голову, пряча довольную улыбку, – по моему рассуждению, нам не достаёт сведений для того, чтобы нанести точный, беспощадный и отрезвляющий удар. Тот, который способен сразу определить судьбу компании и полностью рассеять силы противящихся волшебников.       – Да, решить вопрос на континенте также, как в Британии, будет правильно. Но это общие слова. Что ты можешь предложить, Барти?       Чувствовалось, как медленно начинал закипать Лорд, будоражимый в этот раз скорее готовностью Крауча, а не его растерянностью от заданного вопроса.       – Мой Лорд, – Барти уже распрямился и говорил быстро и чётко, – могу предложить направить во Францию шпиона, он сможет объездить всю страну, потому что его легендой будут гастроли. Сомнений не возникнет, это известный в Британии музыкант.       – Вот как, Барти, ты ручаешься за него?       – Безусловно, мой Лорд.       – Что ж. Пусть.       Барти мгновенно пронзило воспоминание, что именно так Лорд верифицировал нахождение девчонки рядом с Северусом. Неужели ему так легко это далось?       Всё это проносится в голове у Крауча, когда он вновь склоняет голову перед Волан-де-Мортом, как по ней тяжестью бьют новые слова Лорда, змеящиеся из узких губ:       – Поскольку зоной твоей ответственности все-таки является Британия, оставь заботу о наблюдении за этим певцом Северусу. Это будет его дело.       Барти смог бесстрастно произнести: «Как прикажете, мой Лорд».       Лорд, впившийся глазами в зрачки Барти, лишь рассмеялся:       – Ну что, ты, мой Барти, это не распоряжение. Это лишь добрая забота о тебе, и так перегруженному делами. Сейчас здесь будет Северус.       И он, внезапно схватив ледяными пальцами запястье Крауча, задрал рукав его мантии и дотронулся кончиком старшей палочки до метки. Почему-то Лорд решил вызвать Снейпа именно таким образом.       – Наш Северус не имеет той привилегии, какой обладаешь ты, поэтому нам придется немного подождать его. Как тебе с ним работается, Барти?       – Спокойно и надежно, мой Лорд.       – Ну, что ж. Значит я не ошибся в вас обоих?       – Повелитель…       Волдеморт отошёл к столу, положил руку на одну из бумажных стоп, вздымавшихся башнями разной высоты:       – Все это мне прислал Драко. Я послал его во Францию с той целью, с какой ты хочешь направить этого певца. Пока всё не то, чтобы бесполезно. Но ни я, ни Северус пока не смогли обнаружить чего-то действительно важного для нашей будущей компании. Впрочем, может быть, сейчас нас порадуют новыми сведениями?       На пороге возник Снейп.       Он оценивающе оглядел почти пустой зал.       – Мой Лорд? – округло и вопросительно протянул Северус, прежде чем шагнуть к ним. Барти смотрел на него блестящими, лихорадочными глазами. Северус подошел к столу и оперся на спинку своего стула.       – Северус, я говорил с Барти о нашем общем деле на той стороне канала. Барти подготовил для тебя шпиона, поручаю его тебе. Береги его, это, по-видимому, ценный экземпляр. Но мы хотели узнать у тебя твою оценку бумаг, переданных от Драко. Ты, наконец, обнаружил там что-нибудь полезное?       Снейп позволил себе улыбку.       – Хороший шпион должен беречь себя сам, Повелитель. Я пригляжу за ним. Что до бумаг... Судя по деятельности отдельных фигур тамошнего управления, часть бежавших авроров мы можем встретить уже в Париже. Те же методы. Возможно, они даже приняты на службу, конечно, инкогнито. Что-то вроде политического убежища, если это можно так назвать. Хорошо бы Драко разузнать о новых сотрудниках.       Лорд уставился на Снейпа своими угольями.       – Вот как? Ну что ж, возможно. Я не сильно верю в то, что такие сведения Драко удастся раздобыть. Может быть, вам на пару совершить туда вояж, рекогносцировка ведь будет не лишней?       Лорд говорил весело, степень серьезности его предложения была непонятной. Крауч и Снейп переглянулись.       – Я не могу оставить поместье с родственниками на мисс Грейнджер, мой Лорд. – Снейп придумал оправдание первым и изложил с полной уверенностью в его убедительности. – Ей я бы это дело доверил, но трое на одного – это слишком.       Лорд оскалился.       – Антонин с тобой мог бы не согласиться, мой Северус. Но я понимаю твоё беспокойство о поместье, – продолжал Темный Лорд, – хотя, на мой вкус, оно в не лучшем месте и маловато. Стоит ли таких хлопот, Северус?       Барти не сдержал улыбки.       – Вкус, мой Лорд, зависит ещё и от возможностей, которыми обладает его владелец. Для меня это ещё и вопрос принципа. У меня их не так много. И всепрощение к ним не относится.       Лорд перекрестил с ним взгляды, на сером лице появилась гримаса удовольствия.       – Я понимаю тебя, Северус. И ты должен знать, что одобряю тебя в этом.       Снейп молча поклонился.       – Ну что ж, тогда все самое важное придётся раздобыть твоему музыканту, Барти.       Крауч напряженно стрельнул глазами в Снейпа. Угроза жизни Дасти в словах Лорда была прямо читаемой. Однако тот как будто бы не замечал подобравшегося Тайного мага и продолжал, прогуливаясь вдоль стола.       – Вопрос, который я хочу с вами обсудить, требует именно такого узкого круга. Как я успел сказать Барти, очевидно, что во Франции нас многие поддержат, желая скинуть с себя влияние вейл. Однако, если мы начнем нашу кампанию без повода, многих волшебников это может испугать. Начнется суета, движение, кто-то побежит из страны, кто-то, наоборот, примкнет к безумцам, сопротивляющимся нам. Но если мы найдем филигранный повод, то выбьем почву из-под ног неразумных и внушим уверенность в нашей правоте колеблющимся и неуверенным. Это расколет само сообщество во Франции, лишив их единства, и одновременно даст повод перейти на нашу сторону тем, кто готов принять нашу власть. Я считаю, что таким поводом может быть наше устремление на континент, чтобы спасти юного аристократа, приехавшего навестить своих родственников и вероломного захваченного в плен силами, близкими к французскому министерству. Друзья, как вы находите этот план? – и Лорд повернулся к ним спиной, разглядывая пламя камина.       – Мы ведь говорим не о пресловутом шпионе? – Барти понял, что не выдержал, по лицу Снейпа.       – Нет, Барти, я не имею в виду этого певца. Я же сказал – аристократа, а не шавку.       – Повелитель имеет в виду Драко. – мирно сдвинул русло разговора Снейп.       Барти шумно вздохнул. Одна картина в мозгу быстро заменилась другой.       – Это прекрасная кандидатура, Повелитель. Люциус и Беллатрисса, конечно, не должны знать… – полувопросительно-полуутвердительно заметил он.       – О нет. – добавил Снейп ему в тон. – Всё должно быть правдоподобно.       – Только стоит ли, чтобы это был Драко? Мы можем послать кого-то менее ценного, кто сделал меньше.       – А что, собственно, успел сделать Драко...? – ещё до того, как что-то скажет Волдеморт, тихо спросил Снейп. – Сам. – бессердечным уточнением припечатал он следом.       Лорд, не поворачиваясь, кивнул на слова Снейпа.       – Да, – согласился Барти, помолчав. – Драко хорошая кандидатура. Заметен и родовит, экспедиция по его спасению привлечет симпатии на нашу сторону по обе стороны канала. Мой Лорд, нам с Северусом подобрать кандидатуру захватчиков или у Вас есть кто-то? И еще, – Барти прикидывал, во что станет Драко это предприятие, – мы должны будем получать известия о его положении в плену и насколько оно должно быть бедственным там?       Северус хранил молчание, пытаясь по оси плеч Темного Лорда, как по капюшону кобры, различить настроение.       Томас не шевелился.       – Северус сказал все как есть. Пора Драко взрослеть. Нельзя пребывать в нашем кругу и оставаться все время с чистыми руками. Поэтому похищение должно быть правдоподобным.       Что ж, промелькнуло в голове Барти, даже Беллатриса, даже то, что сам разговор об этом идёт сейчас в родовом гнезде Малфоев. Да, всем приходится взрослеть. В конце концов, уже совсем легко подумал он, по сравнению с его годами в Азкабане это сущая ерунда.       – Мой Лорд, позвольте уточнить. Есть ли то, что с Драко не должно случиться в плену?       – Нехорошо будет, если единственный наследник Люциуса умрет. – Темный Лорд повернулся и подошел к слугам. – Постарайтесь этого не допустить. В конце концов, он неплохой парень, и не его вина, что молодежь стремительно мельчает. Мои семнадцать, ваши семнадцать и его семнадцать – это разное количество времени.       – Конечно, Драко останется жив, мы приложим усилия к этому.       Независимо от сказанного, в голове у Снейпа возникали воспоминания о войнах магов, и особенно – о той истории при Сент-Хеленс, которую помнил всякий, знакомый с пятивековым противостоянием трёх домов магической Британии. Яксли тогда захватили наследника Крэббов, чтобы не допустить их соединения с Марволо. И, дабы уничтожить всякую попытку Крэббов сочетаться браком с девицами из рода Марволо, сделали пленника рабом их лесничего. Крэббы после этого навсегда утратили свое влияние. Хотел ли Тёмный Лорд такой же участи роду Малфоев или просто давал карт-бланш на всё, кроме убийства?        Ясно, что Лорду нужен повод. И этот повод должен был быть ярким. Малфоям в целом, да и Драко самому свойственно было притягивать к себе внимание.       Когда Снейп с Краучем оказались в парке, Барти шумно выдохнул.       – Мерлин … Северус, у тебя есть на примете французы, которым можно доверить Драко? Так, чтобы был повод, но чтобы он в итоге остался жив.       – Я никогда не контактировал с ними.       – У меня тоже никого. Послушай, Драко сейчас в Париже, у дальней родни. Люциус на днях говорил, что он почти не выходит из их городского особняка. Похищать оттуда глупо – слишком много следов.       – Скорее, просто невозможно, – заметил Северус.       – Ну да. Значит, надо будет вытащить Драко куда-то в тихое место, подальше от Парижа. Какой-нибудь Канкаль.       – Городок на побережье? Для получения тайных инструкций?       Барти, усмехнувшись, кивнул.       – Что-то такое, да. Назначим ему там встречу. Но нас будет ждать засада. Это я организовать смогу. По бумагам есть ясность, какие там группировки?       – Нет, в этом отношении всё невнятно. Естественно, там точно есть пробританская группа, если ты об этом.       – Да, Северус, мы поняли друг друга. Я найду боковые выходы на нужных нам людей, вопрос в том, кому отдать Драко.       – Пусть решит случай. Так выглядит правдоподобнее. – Снейп качнул головой.       – Я не хочу рисковать, ставя на случай. Цена ошибки слишком высока.       Можно было на секунду подумать, что Барти говорит о жизни Драко. Но нет, он думал о Дастинусе, почти наверняка уверенный, что провал этой операции Лорд выместит именно на нём. Крауч продолжил, прищуривая глаза и глядя мимо Снейпа, размышляя вслух, кружась вокруг главной идеи и надеясь услышать умные возражения, пробуя свои мысли на сопротивление.       – Время… Лорд торопит, ты же видишь. Северус, времени почти нет, а сейчас у нас на руках ничего для взвешенного решения. В проанглийском альянсе Драко точно будет устроен лучше, но этот альянс сам по себе может выйти на мирные переговоры до начала компании и просто вернуть его нам в качестве доброго жеста, чтобы им зачлось на будущее. В таком случае повод будет уничтожен на корню: второй раз мы эту же операцию точно не повторим, Люциус выдернет Драко из Франции немедленно.       – Люциус не должен знать даже о пропаже его сына. Пока мы не будем готовы грянуть об этом в «Пророк» – ни единого слова. А Драко… ну что с ним могут сделать? Кто из нас не изувечен тюрьмой?       – Ты.       Он всмотрелся в Снейпа, оставшегося безразличным.       – Меня обстоятельства наказали иначе. Не надо завидовать мне.       Крауч крепко задумался. У каждого из них был свой эшафот. Но несмотря на всю напряженность разговора лично для него, он озорно улыбнулся:       – Северус, все знают, что Азкабан по сравнению с преподаванием в Хогварсте – просто тихая лечебница с заботливым персоналом. Постой, не отвлекай меня. Так вот, второй вариант – профранцузский альянс. Эти Драко точно не отдадут, повод для нашей компании будет, но, Мерлин, они же могут его убить. А этого не простит ни Лорд, ни Люциус. В идеале, конечно бы, найти какого-нибудь трезвомыслящего мага из тех, кто умеет соображать, с пробританскими взглядами во французском альянсе. И сколько вообще там у них кланов? Мы же ничего не знаем, буквально ничего. О, Мерлин…       Барти застонал.       – Не суетись. – Снейп заложил руки за спину. – Бедный Люциус вряд ли что-то узнает. Тёмный Лорд умеет хранить тайны. Ты – тоже. Хочешь знать мое мнение, никаких наших контактов с ними – до самой Франции – быть не должно. Иначе этот план выплывет. Тогда Драко действительно убьют. Но так тихо, что мы и кусочка не найдем.       Барти с досадой мотнул головой, Снейп явно не понимал его.       – Северус, ты упускаешь очень важное. Смотри, Драко ловят. Мы об этом официально узнаём не сразу. Но, когда узнаём, Пий начинает переговоры, чтобы нам его вернули. Это принципиально. У Лорда должен быть повод упирать на то, что французы вероломны. Поэтому Драко не должны возвратить. Но и умереть он тоже не должен. Сам понимаешь, переговоры будут тянуться. Сколько – не знает сейчас никто, думаю, даже Тёмный Лорд. С нашей стороны это точно связано с готовностью сил. Для этого надо знать, чем располагает французское Министерство. У меня пока такой информации нет. Если у них большие ресурсы, Лорд через Сивого будет привлекать ещё оборотней, они легко перемещаются, в отличие от тех же великанов. Это время. Я сейчас примерно могу просчитать нашу готовность в отношении магов. А вообще конкретно могу сказать только по серьёзным и опытным, по бойцам. То есть от поимки Драко до начала кампании в лучшем случае пройдёт полгода или около того. Ты понимаешь, что это чистый риск, без каких-либо гарантий? Какое, к Мерлину, «положиться на случай»?       – Рассказать надежному человеку, что мы собираемся использовать его, его приятелей кажется тебе более надежным вариантом? Информатор будет одним из нескольких, или даже десятка тех, кто принимает решения. Или может вообще ничего в действительности не решать. Или может не переубедить остальных, когда дело дойдет – или не дойдет – до убийства. А еще он может придать огласке нашу договоренность. И тогда даже Люциус присоединится к французам. Тогда воевать останемся втроем. Вернее, вчетвером с половиной, если считать мисс Грейнджер.       Барти ухмыльнулся. Сарказм Северуса бодрил его всегда, хотя сейчас его Снейп и раздражал тоже.       – Послушай. Я не собираюсь никому рассказывать о наших планах. Но использовать вслепую того, кто пленит Драко, будет лучше, если это будет проанглийски настроенный человек из профранцузской группы. Иными словами – тот, кто способен на переговоры, компромисс, здравые соглашения. Но того, кто, сдерживаемый своей группировкой, до поры до времени точно не отдаст Драко. При этом достаточно весомый и хитрый для того, чтобы не дать его убить… Знаешь, из тех, кто готов переиграть все в любую секунду. Где бы мне откопать такой подарок?       Последнее Барти произнес почти дурачась, мечтательно растягивая слова. Ему не нравилось, что, помимо напряжения самой ситуации вдруг добавилось и напряжение между ними, пусть и созданное в значительной степени самим Барти.       – Не всем достаются такие подарки. – Снейп продолжал дурачиться. Он тряхнул своей жирно блестящей гривой нарочито королевским жестом. – Не переживаешь, что он откажется хитрее, чем нужно?       Барти заржал. Опять уловив хорошее настроение между ними, он спросил:       – Умнее нас с тобой? Я таких не знаю.       И тут же снял улыбку с лица. Никогда нельзя недооценивать противника.       – Давай так. Собираем в четыре руки возможную информацию. Ищем две-три противоборствующие вменяемые группы, больше мы вряд ли найдём. Назначаем Драко встречу от имени министерского информатора – это я устрою. Одному. Точку встречи сдаём самым вменяемым. Сами наблюдаем, кто возьмет, ну и тихо можем помочь отбить Драко тем, кто нам больше подходит. Так устроит?       Снейп, прищурившись, на пару секунд задумался.       А потом кивнул.       Они разошлись – Барти домой, а Снейп – в Хогсмид, где буквально ограбил Джорджа на предмет фейерверков. Джордж немного опасливо передал ему подарок для Грейнджер, и от себя, и от Рона, и от семьи. Не забыл, констатировал Снейп, уменьшающим заклинанием помещая все в мантию.       Джордж за первые две недели получил сверхприбыль, это было видно по тому, как торопливо он показывал помощнику, куда рассовывать новый товар. Дети постарше, которые хорошо понимали, что происходило весь прошлый год, лечили психику и возвращали себе детство с завидным усердием.       – Я рад, что у Вас все хорошо, Джордж. – сказал ему на прощание Северус. Забрав в Косом красивый черничный торт и набравшись решимости поздравить Грейнджер очень традиционно, он аппарировал домой. Сразу к каморке, в которой, как в бараке, ютилась дюжина эльфов.       Там был и Йоппо. Снейп не без отвращения оглядел струпья.       – Кто из вас тут самый башковитый? – грозно вопросил новый хозяин. Эльфы вытолкнули тощего молодого домовика, очень ушастого, крайне скромного.       – На. Завтра, ровно к девяти вечера все это должно взмыть в воздух. Подожжешь дом или сделаешь что-то криво, и я запущу в небо тебя. – всучил Северус коробки Уизли.       Молча передав коробку с тортом самой опрятной на вид домовихе, он развернулся и вышел. Осталось найти виновницу торжества. Но виновницы не было нигде. Зайдя в гостиную, он обнаружил родственников, мирно беседующих меж собой и пьющих вино.       – Уже празднуете?.. – движение палочки отлевитировало еще один пустой бокал к Эрнсту. – Пару глотков.              

***

      Второй день поиска документов не дал ей ничего. Если только не утешать себя пошлой фразой об отрицательном результате. Итак, стол чист, сказала Гермиона сама себе в то время, когда сумерки уже очевидно сгущались. И, взяв тёплую мантию, пошла в сад. Она гуляла так долго, что в конце прогулки уже освещала себе путь люмосом: в парке не было ни одного фонаря. Лишь подходя к площадке перед домом, Грейнджер шепнула «нокс»: от больших окон гостиной на гравий падали арочные отсветы, тьма становилась мягче, расступалась.       Гермиона остановилась чуть сбоку и посмотрела через стекла: у камина на диване сидела Марджери, Эрнст ходил кругами около стола, а Аурелия стояла перед портретом. Ей не хотелось заходить туда и она замерла под окнами. Интересно, когда появится Снейп? Прошло достаточное время, как вдруг она увидела руку в чёрном с бокалом, протянувшуюся из-за спинки кресла. Значит, он уже давно был в комнате и она просто не заметила. Вздохнув, Гермиона поднялась по лестнице перед гостиной и зашла прямо из парка.       – Добрый вечер!       – Милочка, мы вынуждены ждать Вас, и это предельно невежливо! Гонг был час назад. Я уже заметила, что точность – это удел благородного чистокровного, но стоит предпринять над собой хотя бы малейшие усилия. - Аурелия кидает каждое слово, как дротик. Марджери кивает ей в такт.       – Простите, – совершенно бесстрастно произносит Грейнджер. – Не задерживайтесь из-за меня в следующий раз.       – О, дорогуша, я бы с удовольствием, но наш племянник почему-то против этой, такой очевидной идеи, – бросает Аурелия, направляясь к столу. Эрнст уже на своём месте. Они все садятся, домовики подают ужин: маринованные тонкие свекольные ломтики со страчателлой и крохотными листьями мангольда, биф бургиньон и шоколадные профитроли. У французского завтрака должно быть логическое продолжение, думала она пару дней назад, формируя меню. Сладкое Гермиона не хочет. Чуть посидев с чаем, она встает, желает всем доброй ночи и спрашивает Снейпа, где снадобья для Йоппо.       – Здесь, наверное, добрая пинта. – достал Снейп из висящей на спинке мантии флакон и увеличил до его истинного размера. Когда Грейнджер потянула к нему руку, он мягко перехватил запястье, поглаживая его подушечкой пальца.       – Надень перчатки. Не хочу лечить тебя от лишая домовиков. Есть мои кожаные, в комоде.       – Я взяла с собой латексные, маггловские, это удобнее, я купила их в «Теско» ещё когда мы заходили с тобой туда за сосисками и чипсами.       – А что такое чипсы? – живо интересуется Эрнст.       – Маггловская еда, очень вредная, но вкусная, – отвечает она ему.       – Как интересно! – это Эрнст.       – Какой ужас! – это Аурелия синхронно с ним.       – Я боюсь заразиться! – взвизгивает Марджери. – Зачем возиться с домовиком? Он к нам не приближается, а с тобой мы сидим за одним столом. Может, тебе пока стоит есть отдельно?       – Да, конечно, – тут же соглашается она, берет банки и уходит.       В коридоре незнакомый домашний эльф, кланяясь, передаёт ей бутылочку с нектаром:       – Простите, хозяйка, что не подали на стол.       Взгляд домовика полон беспокойства и ужаса.       – Напротив, очень хорошо получилось, так, как нужно. Вы молодцы!       Эльф хлопает ушами и растерянно улыбается.       Предложение Марджери, нацеленное на то, чтобы унизить, в действительности её только радует сейчас. Грейнджер не хочет никого видеть. Ни Принцев, ни Снейпа.       Северус, проводив спину Грейнджер взглядом, смотрит на Марджери.       – А когда домовик стирает твои трусы или трогает вещи, не боишься? –осведомляется он. – Пусть лечит.       – У нас достаточно домовиков. – атакует броском кобры Аурелия.       – Этот домовик всё помнит. – говорит Снейп.       Идея лечить домовика, конечно, сама по себе странная, но чувство благодарности Йоппо в нем немного тлеет – он донес в лучшем виде остальным, что их с Гермионой во благо слушаться.       Эйлин сжимает губы. Выдавить, что этот домовик каждый день смахивает пыль с их портрета, каждый раз угрожающе кренясь на самодельной лестнице, она не может. Но лечить? Кто вообще знает, чем он болен. А она ведь беременна. Взбалмошная девчонка, думает мать Северуса. Каждая идея хлеще предыдущей.       – Запрети ей. – выдает Эйлин. – Она же носит ребёнка.       – Она любит домовиков, мама. – старается оставаться нейтральным Снейп, пусть идея прикасаться к Йоппо не слишком хороша. Возможно, будет лучше, если он подержит его, пока Гермиона будет поливать его струпья. Северус вздохнул, отставил недоеденный десерт и почти побежал за Грейнджер.       – Какая дикость, – с наслаждением бросает Аурелия оставшимся одним Принцам.       Все с удовольствием покивали друг другу.       – Я доем профитроли, раз уж вы соблюдаете диету, девушки, – быстро произносит Эрнст и подвигает блюдо себе.       Северус нагнал Гермиону в коридоре.       – Гермиона! – окликнул он, будто она могла лечить домовика немедленно за дверью. – Я... лучше я его подержу, как нужно, чтобы ты его обработала. Раз уж ты решила. И ты будешь в моих перчатках, а сверху в этих, одноразовых. Драконья кожа явно крепче латекса. – поравнявшись, он наклонил к ней голову.       Снейп как-то слишком предупредителен. Почти напоказ. У неё это вызывает желание плакать, слёзы уже подкатывают к глазам. Грейнджер промаргивает их.       – Тебе не надо быть со мной. Йоппо не будет брыкаться, я с ним поговорила, все объяснила, это лишай, возникший от запущенности, когда старый организм уже не может сопротивляться этому. То, как ты его будешь держать, вызовет его стресс. А стресс только будет вредить лечению. Спасибо, – добавляет она, – это очень приятно, что ты предлагаешь помощь. Я же знаю твоё отношение ко всему этому.       Умом она понимает, что Снейп делает это ради неё, но почему-то все равно очень хочется плакать.       – Двойные перчатки. – Северус идёт за ней. – Он не поцарапает тебя? У них такие когти, когда они нервничают. Я удавлю его, клянусь, если он тебя поранит. Ты ладишь с ними, но нельзя отменять то, что они диковаты. – остановившись возле комнаты, Снейп не заходит внутрь, пока Грейнджер ищет перчатки. – Ты закончила смотреть стол, да? Пойду продолжу. Как закончишь с домовиком, позови меня, не хочу, чтобы ты заразилась.       – Я справлюсь сама: Йоппо не поцарапает меня, я буду с ним очень ласкова. И, потом, я уже объясняла ему, что от лечения ему станет легче. Он понятливый, правда. И очень хороший. Да, стол я закончила смотреть, там ничего. Вероятно, надо переходить к шкафам. Этажерку я бы оставила напоследок, вероятно, на ней самые недавние документы, которые должны быть под рукой. Хотя есть маггловский рассказ, где на самом видном месте прячут самые секретные документы. Другое дело, что Эрнст вряд ли относился к этим письмам как к секретным.       Она выходит, держа в руках перчатки.       – Я думаю, я сама вымоюсь.       – Нет. Я добавлю жидкое серебро – и искупаем тебя. Не нравится мне эта затея. – кривится Снейп и уходит.       Она не хочет это относить к себе, потому что ей он сказал не забываться. Это его забота о ребёнке и о её оболочке, теле, которым он с такой регулярностью пользуется, твердит она себе. И ей до одури не хочется, чтобы он прикасался к ней.       Грейнджер наощупь спускается в подвал.       – Где Йоппо?       Старичок выходит, шаркая, из дальней каморки. Она набита матрасиками, на которых, очевидно, спят домовики.       – Йоппо, свободные помещения здесь есть?       – Нет, хозяйка, всё занято.       Ей надо подумать, что делать. Вспоминая комнату Юки, она понимает, что решать вопрос надо кардинально, одним чистотелом здесь явно не обойдёшься.       – Давай тогда устроимся, где тебе удобно, и я сделаю так, что твоя кожа снова станет чистой, нестянутой. Но постепенно. Надо будет через неделю повторить это, хорошо?       Йоппо кивнул. Прошаркал в какой-то закуток и остановился.       Они занялись делом. Йоппо часто вздыхал и что-то бормотал под нос. Пару раз в проёме мелькали другие домовики, таращившие глаза. Когда она закончила, то поднялась в ванную и попросила домовиху, левитировавшую в коридоре постельное белье, сказать Снейпу, что она в ванной и что не стала заходить, чтобы не дать никому повода переживать о заразе.       Закрывшись в ванной, она встала под душ. Но Гермионе не пришлось дожидаться, чтобы узнать, где её «муж».       Снейп орал так, что у дома дышала тяжелая крыша. Истошно орал. Когда он зашел обратно в гостиную с пачкой документов, чтобы, просматривая их, доесть, на него уставились все имевшиеся в комнате глаза. Они не расходились, всё ждали, чем кончится дело. И, когда Снейп вернулся один, Марджери досадливо хлопнула узкой ладошкой себя по второй руке.       Не то, чтобы ей хотелось видеть грязнокровку, но то, что он ничего не сказал, и снова стал сосредоточенно жевать, говорило о том, что его девка тискается там со старым страшным домовиком, и будет после этого ходить по дому.       Мать Северуса очень знакомым ему жестом поджала губы. Снейп опустил лицо ниже, едва носом не утыкаясь в еду, и напрягся. Эта оборонительная позиция из детства вспомнилась жесткому телу сама.       – И что же?       – Ничего. Дал ей вторые перчатки.       – А, «ничего»… – в голосе Эйлин раздалась патетика, – Ну, не расстраивайся тогда, когда она родит урода.       Снейп (откровенно забегавшийся за день и сам) почувствовал себя шариком в пинг-понге, ловко отбиваемым каждой из любимых им женщин.       – Думаешь, я не способен предупредить заражение?! Думаешь, я всю жизнь не возился с тем, что ты в руки боялась взять?.. Да ты кем блядь меня мнишь?.. Что уставились? – переходя с тихого злого голоса на налитый кровью крик, заорал он на живых Принцев, которые увлеченно грели уши.       – Пошли отсюда нахуй, все! Все! – рука метнулась к палочке, и Марджери вскрикнула, когда три стула, на которых они сидели, опрокинулись. Переевший профитролей Эрнст завозился на полу, как опрокинутая божья коровка, но молчал, только пыхтел от возмущения.       А вот Северус не прекращал.       – Я вас, блядей, отучу улыбаться! – он поднялся, обходя стол с палочкой, и в упор подошел к портрету. Огонь, бушевавший в камине и подсвечивающий в гневе страшное лицо, обострял его черты до совсем рубленых.       – Ты считаешь, что можешь мне указывать? Никогда, и не теперь! –Снейп смотрел на потупившуюся мать. – Я сам решу, как поступать со своей женой, прекрати меня травить. Твой Тобиас сдох, и теперь главный в этой семье я, уясни это – и захлопни свой рот! – отрывисто выговорил Снейп, тяжело дыша.       Он ошибался, впрочем. Тобиас был в нем живее живых, думала Эйлин, находясь в состоянии, близком к обмороку. Слишком давно она не испытывала этого страха, и, не будь она портретом, заплакала бы. Страх перед всегда рассудочным Северусом, который вдруг превратился в демона, был даже сильнее. Да, он не мог её ударить, и не стал бы. Но в сравнении с сыном Тобиас был просто распущенным алкоголиком. Тобиас не сминал людей. А то, что это делал Северус, теперь не оставляло сомнений.       – Северус, не трогай её! – крикнула Эйлин ему вслед, не в силах расплакаться. В ответ Снейп, вылетевший из гостиной и даже не заметивший домовика, захлопнул палочкой дверь в комнату с портретом.       Домовик бесшумно аппарировала в ванную. Её трясло, большие глаза теперь едва не вываливались, как у бульдога.       – Хозяйка, хозяин идет к вам.       Было понятно, что Снейп а ярости.       – Немедленно открой дверь и уйди.       В этот момент бешено задёргалась ручка двери. Домовиха трясущимися руками, с третьего раза щёлкнула пальцами, и дверь распахнулась. И тут же домовик исчез. А на пороге стоял её «муж».       – Все получилось? – Снейп зашел быстрыми шагами, открыл полку, где держал зелья, заклинанием, и стал искать нужный ему флакончик. – Йоппо расцвел? – голос наждаком резал пространство, а спина, обтянутая черным сюртуком, подрагивала.       – Я обработала все поражённые места, надо будет повторить через неделю.       Они старательно ведут диалог в нормальном тоне, при этом она забилась в угол душа и стоит, вроде бы намыливаясь, но охватив себя обеими руками, а Снейп едва сдерживает свой гнев.       – Сейчас... – говорит Северус, накапывая серебряные капли в стакан и разбавляя тёплой водой. Мужчина снял с себя сюртук, быстро остался без брюк и белья. Гермиона, скрючившаяся, стояла под льющейся на неё водой.       – Иди ко мне. – Снейп закрыл за собой створку и шагнул к ней, не переставая потряхивать стакан, чтобы состав не выпал в осадок.       Грейнджер обхватывает грудь руками и делает пару шажков к нему, нагибая голову. Стоит, смотря на пальцы ног. Северус кропит кожу, поправив её волосы, ладонью распределяет маслянистую жидкость по задней поверхности шеи, лопаткам, рукам, опускается к пояснице и попе, насколько достаёт, чуть согнувшись, и переходит на переднюю часть тела, поднимаясь от коленок вверх, к животу и груди.       Он ничего не говорит, и руки у него горячие, как каминные щипцы, а меж бровей кожа готова надломиться от того, как сильно он хмур. Но прикасается как к мраморной. Берет за руку, мажет каждый пальчик. И, уткнувшись лбом в ее лоб, заставляет поднять лицо.       – Северус, – она не выдерживает той тяжести, что придавливает их обоих, – каждому из нас плохо, но плохо по-разному. Почему плохо тебе?       Снейп смотрит на неё бездумным взглядом.       – Мать пыталась диктовать мне, что делать, а что нет. – резюмировал он причину.       Грейнджер превратилась в прекрасное серебряное создание с одним только лицом из плоти.       – Надо постоять так минут пять-семь. – пояснил он тихо.       – Я не устраиваю Эйлин? – спрашивает Гермиона то, что в, общем, является очевидностью. – Из-за происхождения или из-за возраста?       – Она переживает, что ты заразишься от домовика лишаем. И считает, что ты слишком молода для меня. Но это её проблемы.       – Странно, что ты так завёлся из-за, в сущности, пустяков.       Как в прежние, нехорошие времена она почти перестает его чувствовать, перед ней стоит человек, которого она не понимает и боится.       – Да. Мне не следовало. – согласился вдруг Снейп, сжимаясь внутри обратно в тугую пружину. – Почему тебе плохо? – механическими повторяющимися движениями он размазывает серебро по её ладони.       Грейнджер ожидала этого вопроса. Он был неизбежен. Точно также, как то, что последует за её ответом.       – Я все ещё тяжело привыкаю к твоим указанием о субординации.       Это самый дипломатичный вариант, который Гермиона нашла.       – Каким указаниям о субординации? – этот дипломатичный вариант не сразу доходит до Северуса: он заглядывает в лицо и проводит серебристой рукой по чистому лбу.       – Ты велел, чтобы я не забывалась. Очевидно же.       – Следует понемногу привыкать слушаться мужа. Я люблю твою юную взбалмошность, она мне всегда нравилась, но не когда мы говорим серьезно. Для меня послушание означает признание твоей принадлежности мне. Жена для мужа, так во всякой нормальной семье. – Северус вгляделся в Грейнджер внимательно и постарался говорить размеренно.       – Что бы они не говорили, эти две, я не намерен слушать их домыслы. Их не будет здесь не позднее октября. А нам жить целую жизнь, Гермиона. Тебе тяжело знать, что надо подчиниться? Я пытаюсь, чтобы твоя жизнь была безмятежна, но обязанности жены я с тебя не снимал. Доверие нужно довести до абсолютного. Тебе будет только лучше от этого. Я плохо выполняю свои обязанности? Я сделал с тобой что-то, что тебе навредило? Потрудись пояснить, почему тебе трудно дается послушание? Это этот сумасшедший, лишенный гармонии мир внушил тебе, пока ты росла, что это дурно, но это не так. И ты испытываешь неуверенность, это нормально, потому что ты молода, умна, для тебя это новый этап. Да еще переход в него был огромным стрессом. Я, возможно, тороплю то, что должно прийти в спокойствии, когда ты освоишься. Мы снялись с места, где все шло уже правильно, чтобы получить наилучшее место для нашей семьи прежде, чем я приму от тебя первого сына. – Северус замолкает и начинает смывать состав с её худого живота, открывая для себя из-под пленки её безупречную кожу как в первый раз, на бетонном полу Мэнора.       Он молчит о том, что его настойчивость имеет под собой еще и страх, что она его оставит. Страх, душащий леской по горлу. Страх, что его девочка, его сокровище сбежит от него, разрешится одна, и бросит, истекая молоком, плод, чтобы разом оборвать длящийся ужас, к которому она приспособилась.       Грейнджер тяжело его слушать, слёзы опять подступают все выше, выше к горлу. Она сглатывает их, давит, чтобы не дать подняться к глазам. Так и стоит, смотря на пальцы. Потому что льётся его низкий голос, обволакивает, укутывает. В слова она сейчас не вникает, просто не может. Гермиона понимает, что если сейчас поднимет лицо, то увидит его – и точно разревется. Накатывает воспоминание из прошлого: первая тренировка, лестница, пляж, их разговор. Те первые розги.       Она так и начинает говорить, не поднимая головы.       – Это выбрал ты, меня ты не спрашивал. Я бы выбрала другой, равноправный. Я знаю, что ты скажешь мне в ответ, что тип отношений выбирает мужчина, что это правильно, только я не могу этого принять, потому что это не объяснение, это просто право сильного, основанное на «я так решил, так и будет». Я никогда не хотела патриархальную семью, понимаешь? Я воспринимаю порку как возможную в моменты сильного возбуждения, а в остальные тут же чувствую свою полную ничтожность. Когда я сама – только сосуд для твоего ребёнка и мясо для удовлетворения твоих желаний. Я провела весь день в этом состоянии. И то, что мне сегодня говорили Марджери и Аурелия, знаешь, воспринимала покорно. Именно потому, что так себя ощущала – мясом. У меня страшная усталость от всего этого. И желание остаться одной завтра.       Северус передергивается внутренне, методично смывает с неё остатки зелья, не подавая вида.       – Я знаю, что я навязал себя тебе. Что тебе сложно. Но что ты такое говоришь. Ну какое мясо? – поймав ладонь, Северус обмывает её и прижимается губами. – Это не так. Я заставлю их замолчать. Ещё та работа, которая свершается в тебе, отнимает часть сил. Ты перестраиваешься. – Северус отпускает ладонь из руки и проводит по волосам, глядя на опущенное вниз лицо. – Что они тебе сказали?       – Ты думаешь, меня ранят их слова, а не твои? Твои действия, твои слова! И при этом я понимаю, что это неизбежно, и ты и дальше будешь поступать именно так. И я вроде бы, казалось, уже смирилась и даже уговорила себя. А, оказывается, нет. Ты оставишь меня одну завтра, хорошо? Я хочу вдоволь побыть одна, чтобы ни от кого не прятаться и никого не стесняться… Постой, – до неё только сейчас доходит сказанное им пару минут назад, – что значит «приму от тебя первого сына»? Ты хочешь сказать, что… – она наконец поднимает на него взгляд, – ты… будешь сам?       Снейп дергается. Уже всерьёз и видимо, как от оплеухи. Голос остаётся мягким, как и руки, но на лице проступает настороженное напряжение.       – Здесь не будет семьи, где жена управляет мужем. Это ненормально, ты поймешь это. Со временем поймешь. Если тебе надо побыть одной.. Я не хочу, чтобы ты была одна в день рождения, в самом деле не хочу, чтобы ты завела себя в штопор, Гермиона. Но – хорошо, побуду в поместье отдельно.       Его скручивает до тошноты ощущение бессилия, вызывающего только злое сопротивление. Но отвечая на следующий вопрос Снейп берет себя в руки, чтобы не пугать её:       – Это само собой разумеется. Ты не будешь лежать, как больная, раскатанной на стальном столе, пока тебя понукают и делают вещи, которые делать нельзя. Не беспокойся. Когда придет время разрешиться, ты будешь в безопасности и в покое, в нашей постели. У нас долгий путь впереди. Мы сделаем все вместе. – он смотрел своими колодцами, не мигая, и был спокоен, как бывает спокоен только камень.       – Это такой же день, как и все остальные, ничем не отличается, какая разница, – произносит она упрямо. – Я не хочу командовать, я хочу равноправия и… и уважения.       Ей хочется, чтобы он прижал к себе сильно-сильно, и чтобы нашептал какие-то ласковые слова. Чтобы всё изменилось в её жизни.       Но Снейп стоит, опустив руки, даже как будто слегка отклонившись от неё назад. Гермиона понимает, что каждая следующая её тирада будет отшвыривать их друг от друга все дальше, а его слова – замораживать её все больше. Как тогда, у лестницы. Тогда только руки, прижавшие её к нему, смогли выдернуть их из кошмара взаимного холода.       – Обними меня, – просит Грейнджер. – И скажи мне что-нибудь. Что-нибудь важное.       – Никто не должен плакать в день рождения. – Северус её оборачивает руками, подталкивая ближе, и, когда она делает мелкий шаг навстречу, плавно стискивает, выжимая и сопротивление, и желание упрямствовать.       – Я.. я дышать не могу, когда тебе плохо. – Снейп погладил макушку, зажатую мышцами своей руки, и прижался к ней губами. Грейнджер спряталась и сопела, пытаясь немножко вздохнуть, а он убирал её кудри и вжимал уже в ухо жесткие губы. – Ты ценна. Ты моя упрямая девочка. Я отнесу тебя на постель и, как обещал утром, сделаю тебе хорошо, чтобы ты забыла, как плакать.       – Отнеси, – проскуливает Гермиона, мелко кивая подбородком, потому что сделать нормальный кивок стиснутая голова не может. Она опустошена полностью и не может даже отреагировать на его решение о родах. Нет сил.       – Сейчас. – Северус промакивает её, заматывает внахлест, как может, на её голову полотенце и, выйдя из душевой, выводит и Гермиону. Берет за плечи. Брешь в её отчаянной обороне не должна успеть окрепнуть. Снейп толкает полотно двери, чтобы они миновали проём без происшествий. Им-то пройти несколько шагов до их комнаты, чтобы хорошо понять друг друга. И уже все разошлись. Или почти все.       Марджери, ждущая молча впотьмах, пока они выйдут из комнаты, чтобы пописать, уже не решающаяся стучать, когда дверь открылась, замерла в углу, как пойманная мышь.       У девчонки был темненький лобок, видный на фоне молочного тела, и небольшая грудь с такими же выделяющимися сосками. А за ней стоял такой же голый Северус. Марджери отступила неслышно пару шагов назад, не зная, куда ей деться. Снейп взял дворняжку на руки, чуть подкинув, чтобы перехватить удобно, и впился под ухом, что-то говоря ей. Блондинка не хотела подглядывать, но упустить момент не могла, и быстро опустила взгляд, как только голая грязнокровка взмыла вверх. О, Господи. Она немедленно оправдала Эйлин за её грех.       Марджери отвернула голову и покраснела, замирая. Северус сделал вид, что её не заметил – четко скользнув взглядом по лицу, ничего не сказал и пошел в их комнату, продолжая что-то наговаривать.       Раскрытая дверь ванной освещает коридор и на границе полутьмы и света Гермиона замечает застывшую Марджери с чуть приоткрытым ртом. Ее глаза упёрты куда-то в район ягодиц Северуса. Понятно, что она просто ещё не успела изменить траекторию взгляда. Марджери вздрагивает и поднимает взгляд на Гермиону. Их глаза скрещиваются. Грейнджер понимает, что Марджери больше никогда не скажет Северусу ни одного язвительного слова. И надеется, что, бонусом, ей тоже не скажет.       В их полуобжитой комнате Снейп раскладывает её ноги лягушкой, берет мазь и, прихватив влажными пальцами, не торопясь, массирует мягкую кожу вокруг влагалища.       – Там стояла Марджери. – тихо говорит Гермиона.       – Никаких сил не хватает смотреть на неё.       Камин они не гасят с момента, как отвели себе место для сна, и в комнате уже настолько тепло, что можно лежать так, голыми, без дрожи в теле.       – Это на что у тебя сил нет смотреть?       – Понимаешь, – Снейп осекается, обдумывая, какими словами объяснить. – От неё бьет в нос, каждый раз проходя мимо, хочешь ты того или нет, ты регистрируешь это как собственное упущение. Это как... зайти в комнату к семикурсницам, чтобы устроить выволочку за ночной шум, и, оставшись в дверях, уйти тут же. Застав их раскрасневшихся, дерущихся, как кошки, но с придурочным смехом от каких-то соленых рассказов. Истомившиеся по ласке девственницы. – отвечает он, перекатывая тело на весу с руки на руку и нависая над Грейнджер.       Грейнджер слегка пинает его коленом. Она празднует, безусловно, легкое торжество от того, каким тоскливым взглядом проводила их кузина.       – Какая же ты... – дышит он, позволяя Гермионе млеть под тяжестью бёдер, под поцелуями, дразнящими отираниями. Он с ней играет. И делает это с удовольствием. Её ноги, низ живота и ягодицы продирает обжигающий мороз желания такой силы, что кажется уже болезненным. Но ей хватает запала дурашливости, чтобы сказать:       – Ты явно посещаешь общежитие чаще, чем нужно директору.       Он коротким кивком отрицательно мотает головой. А после облизывает губы скупым движением удерживаемых слов.       – Попроси меня. – произносит он коротко через секунду.       Его глаза совершенно пьяные, рот полуоткрыт, он глубоко и редко дышит, но движения при этом выверенные и точные. Это его особый шик – на пределе желания делать все абсолютно подконтрольно.       – Северус, пожалуйста… – она елозит бёдрами и смотрит на него умоляюще. Вполне искренне сейчас ей хочется самого простого. Да, он ловит от этого кайф так же, как от своего самоконтроля.       – Хочу, чтобы ты залила постель прежде, чем мы начнём. – глухо, но очень четко продиктовал Снейп, глядя вниз.       От отсвета камина видно, как на розовой, заярчавшей плоти появляются густые потеки смазки, грозя переполниться и потечь по промежности вниз.       – Это особое удовольствие – вставлять тебе, мокрой донельзя. – он плавным движением вталкивает в нее член. Звук, который издаёт её невинное с виду тельце, принимая его, чудовищно физиологичный, и он нравится Северусу настолько, что он повторяет экзекуцию: вынимает, и снова вгоняет в Грейнджер тяжёлый кол.       Он топит её в кровати, подкладывает одну ладонь Гермионе под затылок, чтобы смотреть на её лицо и приоткрытый рот, и хорошенько трахает. Подконтрольные, глубокие движения. Северус чувствует, как головка прокатывается по ее телу изнутри.       – Чувствуешь, как у тебя всё дрожит? Это так хорошо. – он срывает поцелуй, еще один, потом прижимается долго к губам, начиная трахать её чаще, в такт этой медленной пульсации.        – Как будто родничок бьет, – выпаливает Гермиона, отрываясь от губ, – а внутри такое состояние, я хочу ещё и ещё, хочу, чтобы это не прекращалось.       Гермиона покачивает бедрами в стороны, подставляя те местечки, которые особенно нуждаются в ласке.       – Теперь перевернись, как собачка.       Он опускается на кулаки над ней и снова вставляет. Мерные давящие движения подталкивают Гермиону вперёд, а она упирается, плотнее насаживается, позволяя сливаться с ней тесно. Северус её прикусил. След на плече проступал алыми арками. Она легла на локти, еще выше вздергивая ладный задок.       – Северус, я все, я больше не могу, – произносит она и чувствует, наконец, его тело, нависающее над её и бьющееся в неё с тяжёлой, мерной оттяжкой: до этого вся её чувственность была сосредоточена на маленьком кусочке плоти.       – Еще немного, для меня.       Снейп её перехватил, поднимая вертикально, и стал, не двигая бедрами, сильно и быстро ласкать пальцами, утапливая в плоти, пока Гермиона не запросила пощады снова. Метаться ей было некуда – подаваясь от руки назад, она глубже приседала на член, и, когда она уже заголосила, задергала бедрами, Северус перевел ладонь на живот и с удовольствием придержал, освобождая её горячую норку, из которой потекла смазка. Сняв её, он уткнулся носом в волосы, обнимая теснее.       – Моя куколка. – впавший за их неторопливое соитие в почти медитацию, он взялся за член ладонью и жесткими движениями довел себя до кульминации, брызнув спермой на её промежность и шерстку.       Они опускаются на живот и молча дышат.       – Хочу ссать. – бодро раздается сбоку, Снейп садится и ищет в изножье халат. – Знаешь, я не позволял себе ни одной ученицы, что бы ты там ни вообразила. – говорит он, на секунду остановившись.       Дверь оказалась закрыта, и Северус, поприплясывав с минуту, едва не начал брать дверь штурмом, когда она распахнулась. Укутанная махровым халатом, Марджери была заревана и распарена, и вздрогнула, открыв дверь. Снейп скользнул мимо неё, прикрыл дверь и поскакал к унитазу.       Когда он вернулся в спальню и неслышно вытянулся, стало ясно, что от злобного демона не осталось и следа. Как только Гермиона легла с ним, он стал лишь старательным любовником. Приятно укрощать зверей. Она тронула его плечо.       – Я лет в четырнадцать увидела видеозапись родов, меня тошнило после этого несколько дней. А передергивает от воспоминаний до сих пор. Кровь – это самое приятное в том, что я видела. Мерзкая жёлтая густая смазка, окутывающая проход и ребёнка, его головку, – её лицо сморщилось, – как эта головка начинает появляться, потом какашки, вылетающие из женщины от напряжения прямо в это месиво, да и сама уродливая физиологичность всего происходящего, плюс, наверняка, запахи, крики. Я за металлический стол и за профессионалов.       Он вслушался. Не в слова. В интонации испуганной девочки. С этим надо было решать. Северус вдруг прижал её за висок к плечу и начал говорить, повернув к ней голову.       – Ты описываешь дикость, происходящую в казенной палате. Младенца вытирают от богатой жиром смазки, защищающей его кожу, и уносят от матери, не дав обоим поприветствовать друг друга. Где режут живую пуповину. Где заставляют бедолажку, едва настанет время, делают инъекции, после которых схватки становятся адом на земле. Я бы обосрался задолго до родильного зала. – он пробормотал шутку тем же тоном, что брезгливо описывал действия врачей. – Это преступление против природы. Нет, мы будем дома. Хочешь, я опишу, как это будет? – прижатая за лоб Грейнджер не может покачать головой, так что он продолжает. – Это будет без нагнанного ужаса…       – Я тебя умоляю! – прерывает она, – Можно дождаться схваток и обратиться к врачам, и никаких стимуляторов не будет. Я не хочу, понимаешь, не хочу, чтобы ты видел это, мучащуюся меня, ребёнка, который появляется оттуда, куда ты потом не захочешь взглянуть, да ещё и синюшного, в этой мерзкой смазке. Ты не испытаешь ничего, кроме отвращения. Как я когда-то.       Он не выпускает её вертящуюся головешку.       – Думаешь, я сдам тебя врачам или колдомедикам и пойду прогуляться по Лондону? Или, может, выпью стаута под рокот телевизора, позвав приятелей? Далась тебе эта смазка. Жир и вода, защитный слой для него и для тебя. О, в больнице его быстро смоют, оставят визжащего свиньей, потому что он не умеет контролировать свою температуру. Ах нет, его же сначала взвесят, как кусок мяса. – каждый слог вибрировал. – Мы отложим этот разговор. Если бы ты выросла в... – Снейп явно подыскивал, чем заменить слово «патриархальной» – ...традиционной семье, где из этого не делают болезни, где все знают, как это бывает, ты бы не говорила так сейчас. Ты здоровая и сильная, твое тело прекрасно и останется прекрасным, даже когда ты приоткроешься, чтобы выпустить первого малыша. Поговорим об этом потом.       Северус замолкает и после последнего слова засыпает довольно скоро.       А ей не спится! В голову лезет сразу все: ужас от идеи, мысли о завтрашнем дне, который у Гермионы тесно связан с днём рождения прошлого года…       Зачем ему её роды дома, она понять не может совсем. Грейнджер представляет эти часы боли, которые он будет наблюдать, а потом её вывернутость наружу в самых неприглядных подробностях, да ещё и эта отвратительная смазка, от которой у неё подкатывает к горлу тошнота, как только о ней вспоминает… Очевидно, им предстоит говорить об этом не однажды. Она не знает, как ему объяснить, что до обмирания, до онемения ног и слабости в руках боится того, о чем Снейп говорит так, словно о каком-то чуде. Откуда у него такое восприятие? Его вскользь брошенная фраза о прогулке по Лондону, телевизоре и друзьях со стаутом так конкретна, что явно он говорит о чем-то знакомом. Может, от этого впечатления он и хочет её избавить. Надо уговорить его передумать.       Гермиона уплывает в воспоминания своего прошлого дня рождения. Палатка в каком-то перелеске около рабочего посёлка недалеко от Ливерпуля. Холодный дождь весь день. И у них совсем не было еды тогда. Мальчишки пошли на промысел, но так ничего и не смогли найти. И, конечно, их общее состояние – тревоги, растерянности, опасности. Зачем Дамблдору был такой план? За это время можно было подготовить отряды, явочные квартиры, места сбора, и прочее, и прочее. По сути, то, что их не ловили в течение почти года, было какой-то невероятной случайностью. Закономерной была их поимка, тяжело вздыхает она.       И ещё лежит и лежит в темной тишине, пока, наконец, не засыпает.