ID работы: 13409271

На положенном месте

Гет
NC-21
В процессе
441
автор
Doctor Kosya соавтор
Размер:
планируется Макси, написана 941 страница, 55 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
441 Нравится 1003 Отзывы 210 В сборник Скачать

Глава тридцать пятая – Кольцо

Настройки текста
Примечания:
      Милдред Гойл была довольна. Очень довольна! Да, в общем, она и не сомневалась. Сопливая девчонка доставила вначале неприятные минуты. Но кто она такая, чтобы тягаться с ней, с Милдред? И не таких она сгибала. Даже сёстры Блэк, наглые до предела, не рисковали заходить на её территорию. Хотя затея невестки с кабинетом была недурна. Сейчас, после того как всё наладилось, это можно было признать.       Милдред отпила чай и с наслаждением уставилась в глаза Джинни. Выдержать её прищур та пыталась каждое утро, с переменным успехом. Сегодня вот отвела глаза. Значит, дела её были неважны. Вот и хорошо.       – Сегодня мы должны нанести визит Яксли. Это их приёмный день, а мы давно там не были.       – Хорошо.       И комната вновь погрузилась в тяжелую тишину. Милдред знала, что умела давить своим присутствием, считала это своим достоинством и пользовалась всякий раз, когда её было нужно добиться своего. Единственный, с кем этот приём не проходил – Уильям. Да, на секунду отвлеклась Милдред, вздыхая, а это было бы очень кстати.       Ни её мужа, ни Грегори за столом не было: в сентябре, по заведённому порядку, Уильям объезжал свои фактории и рудники, включая дальние, ирландские и в Исландии. В этот раз он уехал с Грегори. Милдред только успела спросить мужа о том, не возьмёт ли он сына, а тот уже кивнул ей и сказал, что вот и пришло время парню учиться по-настоящему. И добавил, что поездка будет долгой, на каждом месте он будет оставаться подольше, чтобы ввести Грегори в курс дела. Милдред поддакнула, а потом спросила, не согласиться ли Уильям взять с собой ту шлюшку, к которой Грегори привык за последние недели. Это был её провал. Уильям бросил: «Пусть едет». А потом уставился на неё и спросил, откуда у Грегори деньги на шлюх. Ну, а дальше даже вспоминать было больно: ор, круцио одно за другим, потом он пинал её, валяющуюся на полу, ногами, и ей удалось выскулить пощаду только тем, что она все это делала, чтобы воспрепятствовать невестке охомутать сыночка. Он тогда отошел от неё к окну, рванул на себя створку, раскрывая, чтобы вдохнуть холодеющий к ночи воздух и бросил зло:       – Крыса! Мои деньги воровала… крыса.       И лишил её доступа к галлеонам. Вообще. Да, Милдред платила за счастье своей семьи страшную цену. Рыжая девка должна была ей с каждым днём все больше.       Милдред опять перебрала в голове, что еще можно было сделать. Спали они уже давно в разных комнатах, Милдред заявила, что так принято в нормальных чистокровных семьях, когда у каждого должна быть своя комната и не надо всем, как домовикам, ютиться в свалку. Рыжая полыхнула глазами, правильно поняв, что речь идёт о её семейке, но промолчала. Её комнату Милдред определила прямо около своей, подальше от сына. И стала каждый день держать её около себя, с утра до вечера. Грегори, если и успевал её видеть, то разве что за столом, да в те ночи, когда у его шлюхи были месячные. Конечно, Милдред утомляло держать около себя безотрывно кислую рожу невестки, но той было куда как хуже, это она отмечала и Милдред это приятно будоражило. Девка сначала еще топорщилась, но в сентябре начала уже тихо сникать, и этим радовала Милдред всё больше и больше.       В комнату влетела сова и плюхнула рядом с Джинни пергамент. Та протянула руку к письму. Милдред подняла брови.       – Немедленно отдай письмо мне.       – Оно же мне адресовано.       – Ты замужем! Я – мать твоего мужа. Если бы он был здесь, он бы не дал тебе читать это письмо, пока не прочёл его сам. А пока его нет, это буду делать я. Мало ли, кто тебе пишет, милочка. Домовик, сюда мне пергамент!       Джинни понимала, что выхватывать сейчас письмо из лапок домовика нельзя. Но как же все это было унизительно!       Милдред с торжеством развернула услужливо протянутый ей эльфом пергамент. Это было письмо от Рона, из Хогвартса. Невеселое письмо студента с факультета Пуффендуй.       Милдред медленно водила глазами по строчкам с наслаждением на лице. Ей явно нравилось то, что она читала. Пока вдруг глаза Милдред не округлились, и она не обдала сидящую вдалеке Джинни слюной от злобного «Тт-ыыы!..». Пергамент отлетел в сторону.       – Как ты смела, наглая девчонка?       Джинни сразу поняла, что взбесило Милдред.       Неделю назад, осознав, что на новенькой метле летать ей так и не дадут, она бережно упаковала её и отправила в Хогвартс Рону. Пусть хотя бы брат полетает на ней всласть. В эти дни как раз набирали игроков в команду Пуффендуя и с такой метлой шансы Рона повышались.       – Раз я не летаю, незачем стоять на приколе такой хорошей метле. – Джинни собралась с силами, чтобы дать Милдред отпор. Ту напружинившаяся невестка ничуть не испугала. Она набирала обороты иступлённого бешенства.       – Запомни, в этом доме нет ничего твоего, ни кната! Ты к нам пришла голодранкой, трусы, которые сейчас на тебе, и те покупались на деньги Гойлов! Подарки дарились не тебе, дура! Когда это ты получала хоть от одного из пожирателей такие подарки? Это всё дарилось не тебе, а нам, Гойлам, в знак уважения нам, нам! И ты, паршивая шаболда, вздумала разбазаривать наши капиталы, перетаскивать своей семье?!       Милдред подскочила к Джинни и в следующее мгновение та отпрянула от чего-то обжигающего, полоснувшего её по щеке. Только после второго удара она поняла, что свекровь хлестала её крепкой ладонью по щекам. Джинни попыталась перехватить её руки, но свекровь саданула по её ладоням заклятьем, подскочили по её приказу домовики, Милдред выхватила палочку Джинни, началась какая-то свалка…       Через некоторое время все утихомирилось. Палочка Джинни торчала в кулаке Милдред, она сама была крепко прижата к стулу висящими на ней, как гроздья, домовиками.       – Вы не имеете права отбирать у меня палочку!       – Еще как имею! Воровка, какая воровка… Домовики, запрещаю вам выдавать моей невестке пергамент и письменные принадлежности. И никаких сов ей! Теперь милочка, писать письма ты будешь только под моим надзором. И немедленно в комнату её!       Милдред выдохнула и, очень довольная, посмотрела в сторону уводимой невестки. Она чувствовала себя победительницей. А еще надо было написать Уильяму, что она застукала девку на расхищении их семейного добра. Удовлетворение разлилось по ней, как бальзам «Безоблачное счастье».       Нимму, семенивший в конвое за Джинни, навострил уши. Повод же был. Но нет, наказанная шла молча и никого не ругала. Надо было ей помочь.       Вообще неделя у Нимму не задалась. Видимо, предыдущий успех оплачивался текущими несостыковками. Выступление в доме Малфоев, на которое он делал такие ставки, было неудачным. Выступил он хорошо, ругать себя Нимму не мог. Но профита от его выступления не было. Потому что в конце его речи ближе к столу пробился тощий домовик и заявил, что тоже хочет что-то сказать. Оро попытался его заткнуть, но тот заартачился, что право говорить есть у каждого домовика на собрании. Почти все поддержали тощего. Нимму покосился на Оро, молча предлагая ему отработать свой галлеон. Но плешивая тварь смотрела в потолок и делала вид, что там находится что-то интересное. Никогда больше никакой предоплаты, зло отметил про себя Нимму.       А наглый выскочка тоже забрался на стол, рядом с Нимму, и заверещал:       – Домовики, надо посчитать. Если посчитать, то получается дорого, домовики не осилят. Поури предлагает давать друг другу под честное благородное слово. Если не отдадут, тогда бить, навалившись, всем. Это больно, всякий после такого долг отдаст!       – Уууу, – загудела толпа, – это да, больно, особенно если ногами.       И все в доме Малфоев согласились давать друг другу деньги в долг просто так, а не вернувших в срок сообща бить ногами.       И Нимму убрался из поместья ни с чем. Крепко запомнил имя «Поури», но пока не знал, что с этим делать.       А потом покатилось по наклонной. Министерские домовики и домовики Хогвартса тоже отказались быть вкладчиками его банка, наверняка прослышав про то, что решили в доме Малфоев: все школьные и министерские домовики были ушлые, знали новости и нос держали по ветру. Только у нерасторопных домовиков дома Ноттов Нимму удалось собрать семь галлеонов и четыре кната, но сборы, конечно, резко упали. С такими темпами о четверти тысячи галлеонов думать было нечего, а сентябрь уже вовсю шёл … Господин зельевар в октябре расскажет все хозяину – и прощай Нимму, а не только его галлеоны.       Поэтому-то особенно важна сейчас была эта невестка Гойлов. Нимму распихал всех домовиков, семенивших около рыжей волшебницы, забежал вперед, так, чтобы она его видела, и сделал очень печальные глаза. Но та шла угрюмо и смотрела под ноги. Ничего.       Нимму приложил все усилия, чтобы побыстрей остаться с волшебницей один на один. Он суетился, кричал, отправляя эльфов по поручениям. Под его напором достаточно быстро исчезли все. Он встал прямо напротив Джинни, уперевшись в неё взглядом.       – Госпожа пострадала незаслуженно, Нимму видел, Нимму готов помочь!       Джинни, помнившая рассказы Гарри о Добби, немного воспряла.       – Мне нужны будут пергамент и перо с чернилами. И сова!       Нимму хотел было сказать «пять галлеонов», но осёкся. Монет у этой волшебницы не было. Вкладываться бесплатно в это предприятие, рискуя ушами, Нимму тоже не хотел. Да говори же ты, рыжая, неприязненно подумал он про себя. И заверещал:       – Нет, нет ничего у Нимму. Достать не может. Такие хозяева!       И вздохнул, предлагая рыжей продолжить, какие конкретно хозяева.       Однако рыжая оказалась совсем непонятливой. Она скинула туфли и забралась с ногами на постель, сцепив руки в замок на худых коленках.       – Ты мне сможешь помочь?       Нимму дипломатично завесился ухом. Даже кивать он не хотел: дело явно начинало пахнуть тухло.       – Если бы госпожа была хозяйкой… – сделал Нимму вторую попытку. По его разумению, волшебница должна была четко сообщить, что да, она мечтает стать полноправной хозяйкой поместья Гойлов и, тем самым, открыть Нимму возможность получения галлеонов от Тайного мага.       Но волшебница упорно не делала того, чего добивался Нимму. Она молчала! Как немая. Да еще зачем-то начала плакать. После этого делать в комнате Нимму точно было нечего. Он щелкнул пальцами и растворился: время было дорого, октябрь приближался с каждым часом.       Появился он перед Милдред, и, мелко и часто кланяясь, затараторил, что госпожу невестку сопроводили в её комнату, где она небережно сбросила дорогие туфли так, что одна каблуком упала прямо на другую, и сейчас сидит на кровати. Мнет одежду и кровать. Но в целом он доложил с той степенью отстранённой дистанции, чтобы с него не смогли взыскать за непочтительность к существу из племени волшебников. Манёвр удался. Госпожа Гойл велела быть ему неотступно при невестке и докладывать ей обо всём. Нимму был чрезвычайно доволен. Он получил должность и сэкономил не меньше десяти галлеонов, а то и тринадцати, которые бы пришлось отдать главному домовику поместья за перевод на эту должность. Вообще Нимму был недоволен Ажжэ. Тот, явно пронюхав, что галлеончики у Нимму водятся, стал изворачиваться, пытаясь содрать с Нимму деньжат за всё: за собрание Нимму заплатил, и это правильно, тут спору нет. И за каморку. Но Ажжэ явно вошёл во вкус и стал требовать с Нимму монеты буквально за всё. А Нимму отнюдь не простофиля, чтобы разбрасываться кровными галлеонами. Он отвёл Ажжэ в дальний угол парка и вдумчиво объяснил тому один на один, что и так уже переплатил, а галлеоны совсем не его, а даны на сохранение, как домовику честному и порядочному. Ажжэ не воспринял. Но ведь и Нимму не дурак и вот как хорошо всё устроил. Кстати, надо свою невесту навестить как-нибудь. Сказать, чтобы она попросила себе подарки на свадьбу у хозяев, а еще кое-что из хозяйского добра тихонько себе в приданное взяла. С неё какой спрос, всё равно надолго она в доме господина зельевара не задержится, а в их семье достаток будет. Вообще у Нимму открылись глаза на мир после того, как в лапках появились галлеончики. Он обратил внимание, что, если отщипывать что-то из волшебниковского имущества потихоньку, никто этого не замечает. Первый раз он трясся, когда стащил кусок пирога, но на это даже не обратили внимания! И Нимму приободрился. А, заодно, и запрезирал этих ротозеев, которые так легко прошляпили его грабеж среди бела дня.       Единственное, чего он опасался пока – тащить вещи: проклятый Ажжэ вполне мог сунуть нос в его личную каморку. Впрочем, для себя Нимму называл её апартаментами. Так солиднее. К тому же надо было воспитывать в себе умение жить в условиях, сообразно его достатку… Да, а вот когда он женится, то жена у него войдет в апартаменты со своим большим приданым, и тут уж бери, сколько хочешь! – кто проверит, вещи это из приданного или те, которые забрал Нимму? Сундук надо купить, отметил он себе. Или даже два. Хозяйство должно быть большим. А пока, за неимением сундуков и прикрытия в виде вещей, которые притащит его наречённая, Нимму воровал только еду. На хороших харчах он окреп, посолиднел и на домовиков, к которым приходил с коммерческим предложением, должен был, по его собственному мнению, производить впечатление состоявшегося эльфа.       Милдред уставилась на домовика – что ещё ему нужно? Тот, сморгнув, быстро исчез. А Милдред уселась поглубже в кресло, чтобы написать письмо. Она страшно не любила это занятие и поэтому хорошее настроение, которое овевало её с самого утра, быстренько испарилось. И это несмотря на то, что само письмо, которое она уже почти сложила по словам в своей голове, было ух, как хорошо! Она еще раз вздохнула и подвинула к себе пергамент, а за ним и перо.       «Господин Снейп, - вывела Милдред, собираясь поставить точку. Но потом вспомнила свадьбу. И, поджав губы, дописала, - многоуважаемый директор!       Прошу Вас выполнить одну небольшую просьбу».       На слове «просьба» её рука дрогнула, но иного варианта подобрать было нельзя: ни поручение, ни приказ никак не подходили. А жаль.       «Моя невестка по недоразумению отправила в Хогвартс метлу, подаренную нашей семье на свадьбу. Прошу Вас незамедлительно вернуть её в наше поместье».       И подписалась полным именем, исключающим всякий намек на возможные равные отношения: «миссис Милдред Аннабель Дафна Гойл».       Прекрасное письмо!       Сова вылетела тотчас, ориентируясь на север.              

***

      Рон теперь ненавидел завтраки. Обеды и ужины – тоже. Потому что каждый раз надо было садиться в большом зале за стол Пуффендуя. Живя в этой барсучьей норе, он за чуть больше, чем пара недель, осознал всю катастрофу произошедшего. Но родители напрочь отказывались забрать его из школы, Джордж тоже хлопал по плечу и предлагал перетерпеть, словом, Рон остался один. С этими крысами. Точнее, с барсуками. Немного грело, что Нотт тоже оказался рядом, буквально на соседней кровати. Присматриваясь к нему, Рон отлично понимал, почему Теодор сейчас у барсуков. Отец сдувал с него пылинки, объясняя ему, что он единственный наследник и надежда рода, а после того, как Нотта-старшего вместе с Малфоем схватили в отделе тайн Министерства и определили в Азкабан, Теодор, вероятно, перетрухнул на всю оставшуюся жизнь. И поэтому сидел сейчас, хорошо соображающий, тише воды и ниже травы. И очень заискивал перед Снейпом, это Рон видел. А, заодно, и перед Слизнортом. Да еще и перед всяким слизеринцем, заглядывавшим к барсукам, а, точнее, к барсучихам, на огонёк. Это, кстати, страшно злило Рона. Они в башне Гриффиндора витали в облаках и не замечали, что в Пуффендуй Слизерином была протоптана широкая тропа. Фактически он давно не был отдельным факультетом, это были вассальные задворки Слизерина. А Когтевран всегда был якобы над схваткой, в действительности присягая победившему. Словом, понятно, почему, по рассказам родни, в битве за Хогвартс в основном участвовали бывшие гриффиндорцы, а представители остальных факультетов, за редким исключением, просто исчезли. Вот и сейчас Гриффиндор был особняком в Большом зале, а студенты других факультетов перемещались от стола к столу, болтая друг с другом.       Он отломил вилкой кусок котлеты и, подчерпнув им картофельное пюре, отправил в рот. Единственная радость в эти дни – посылка от Джинни. Метла, какая метла! Рон и не мечтал о такой. Как он злился, глядя на эти щегольские полированные ручки дорогих мётл, их скорость, маневренность. Когда Нимбус Гарри разлетелся в хлам, он испытал какое-то облегчение, будто что-то тяжелое сползло с его души.       Сейчас у него метла была лучше, чем те мётлы у Гарри и у Драко. Рон про себя считал, что то, что он не стал капитаном команды на Гриффиндоре, полностью зависело от того, на какой метле он летал. Попробуй бы он на Нимбусе сделать то, что вытворял на обычной школьной метёлке, его бы… Да, может, даже в профессиональные игроки пригласили! Рон сглотнул. Это была идея! Надо выступать как можно больше, нарабатывать опыт, глядишь, напишут в «Пророке», если они выиграют чемпионат школы, а это уже шанс для профессиональной спортивной команды. Жаль, Джинни не прислала шлем: Рон смекнул, что метла – это подарок ей на свадьбу от Снейпа, а ведь Гермиона говорила тогда еще и о противобладжетовом шлеме. Это было бы отлично. Надо написать сестре. И поговорить со всеми ребятами, входящими в команду Пуффендуя. В конце концов, что такого в желании занять в этом году первое место? Наоборот, они даже докажут, что с Пуффендуем надо считаться.       Он оглядывает факультетский стол: в пределах видимости только Теодор, который старательно его не замечает. Ну, для дела можно, решает Рон.       – Эй, Теодор, хочешь выиграть чемпионат школы по квиддичу в этом году?       – А ты что, раздаешь призы? – Теодор вроде бы и огрызался, но не злобно, поэтому разговор с ним можно было продолжать.       – Я просто хочу выиграть, и думаю, что это здорово. А тебе что, всё равно?       – Убиваться для этого на тренировках? Нет, я хочу провести этот год спокойно, раз уж так всё повернулось. Всё равно он последний. – Нотт равнодушно покачивал в руках вилку. На самом деле, он бы очень хотел победить, но признаваться Уизли в этом не стоило: тот сразу бы стал командовать, распоряжаться. А вот сейчас, отметил про себя Теодор, Рон сник, а это значит, что за долгие тренировки еще можно будет с ним поторговаться, пусть почувствует себя обязанным.       – Но мы выиграем кубок для факультета, наши имена будут на нём в музее! – Рон, как ему казалось, выдал самый сильный аргумент.       – Так что из этого? – Аккуратная чёлка Теодора качнулась от того, как презрительно он тряхнул головой. – Стараться ради Пуффендуя? Я, например, не считаю этот факультет своим. А ты, стало быть, уже проникся его духом, да?       Рон уставился на Нотта через стол яростными глазами. Как хотелось сейчас треснуть этого уверенного в себе слизеринца! Вечно они выворачивали всё так, что гриффиндорцы оставались в дураках!       Теодор, глядя на Рона, ухмыльнулся.       – Но знаешь, вот натянуть нос другим факультетам можно. В этом резон есть.       Рон почти не верил тому, что сейчас услышал. Теодор легко смог выбесить его, но тут же пошел на попятную. Рон кивнул на слова Нотта, пытаясь понять, что за всем этим стояло.

***

      Сон не стирает её напряжения: слишком давит на Грейнджер всё то, что происходило и о чём говорили они вчера. Когда она открывает глаза, то видит пустую постель и плоскую, зелёного бархата, коробку.       Она садится и смотрит на неё. Большая… Странное чувство – у неё нет особого любопытства, что в ней лежит. Не то, чтобы ей было совсем безразлично, что там внутри. Но ей гораздо важнее понять, что сам Снейп вкладывал в суть этого подарка. А для этого нужно, чтобы он был тут, когда откроется коробка, чтобы Грейнджер смогла увидеть его лицо и уловить то, что не передаётся словами. Если там есть, что передавать. Значит, лучше сейчас не трогать подарок. А он, скорее всего, на тренировке.       Ну и хорошо. Гермиона не очень понимала в течение всей своей жизни, как надо «праздновать» день рождения. Пожалуй, она даже восхищалась теми, кто умел это делать, заранее настраивая себя и, главное, окружающих, на то, что вот-вот, скоро, на будущей неделе, наконец-то уже завтра, да, да, сегодня мой день рождения! Человек сам подогревал атмосферу, с удовольствием погружаясь в неё и окуная всех попавших под тяжелую руку именинника.       Её день рождения приходился на учебный год. Родители не могли прислать поздравления: то, что они были магглами, не давало им возможности без неё даже войти в Косой, не говоря уже о том, чтобы воспользоваться общественной совой. Они дарили ей подарок заранее, еще на каникулах, всегда сопровождая это словами: «Ты же понимаешь…». Она понимала.       И, просыпаясь в своей кровати в Хогвартсе, всегда знала, что в это время в Лондоне папа и мама думают о ней. И она улыбалась им в своих мыслях. А остальные могли и не вспомнить о том, что у неё праздник – кажется, даже наоборот, вспоминали о её дне рождения в Хогвартсе только пару раз. Один раз Парватти и Лаванда, и то только потому, что буквально за несколько дней они увлечённо выясняли, кто когда родился, чтобы написать эссе на тему уточнения пророчеств путём заваривания разных сортов чая в зависимости от маггловского гороскопа того, кому адресуется пророчество. Сивилла превозносила их исследование до небес, три занятия подряд твердила, что это прорыв в науке предсказаний и заставила весь курс до одури пить чай, разбив их на испытуемые группы, пока, наконец, не выдвинула исследование Браун и Патил на общехогвартский научных конкурс студенческих работ. Девочки очень дулись потом на Гермиону, что проиграли в нём и первое место досталось ей. А на четвертом курсе мальчишки, Гарри и Рон, неожиданно закричали ей с двух сторон в уши «С днем рождения, Гермиона!», когда она сидела в библиотеке. И еще тот день рождения в палатке. Вот, пожалуй, и всё.       Ну, так и надо провести этот день как обычные, коробка не в счёт. Грейнджер быстро надевает майку, худи и шерстяные брюки, хватает палочку, мчится в ванную, чистит зубы, затягивает хвост и быстро-быстро спускается по лестнице вниз, в гостиную, оттуда, через дверь на террасу в парк.        Уже через окна первого этажа Гермиона видит Снейпа, он, видимо, отрабатывает уклонение от тех, особенных заклятий, к которым неприменимы щиты. Вспыхнувший интерес окончательно развеивает мысли об особенности дня.       Начав несколько дней назад называть его на «ты», она внезапно обрела легкость некоторых действий по отношению к нему. Не всех, не во всём, но что-то стало получаться проще, как то, что она выпалила, еще подбегая к нему:       – Северус! Ты же обещал меня брать на тренировки.       Северус, выползший из постели и надеявшийся вернуться в комнату до пробуждения Гермионы, повернулся, оступившись на траве. Разгневанные пять с половиной праздничных футов шли к нему с палочкой.       – Ну не сегодня же. – он встретил её полуулыбкой. Уж очень хороша была Грейнджер, топающая с решительностью новобранца. Снейп в два больших шага навстречу оказался рядом и, едва не получив острием палочки в глаз, продел руки ей в подмышки и покружил на месте, быстро описав телом Гермионы несколько почти идеальных кругов, прежде чем поставить на место.       – С днём рождения.       – Спасибо! – она даже немного растерялась и, это было очень хорошо видно, застеснялась, – я видела коробку на твоей подушке, но трогать не стала. Я хочу открыть её вместе. Ты давно занимаешься?       Снейп пожал плечами.       – Где-то полчаса. Мы можем немного размять тебя, раз уж ты оделась. Беги. – буднично порекомендовал Северус.       Чем дальше шло время, проведенное ими вместе, тем более слабыми заклинаниями он её гонял. Сейчас это были вообще не заклинания, а снопы искр, аналог пейнтбола – по их гаснущим следам было видно, ранил, убил или не попал. Они пробегали так еще минут двадцать.       Грейнджер петляла все лучше. Завернув за розовый густой куст, она прытко обогнула его и Северус, поняв это слишком поздно, пропахал подбородком траву. Его темная палочка, взмыв в воздух, очертила полукруг – и Гермиона, хотя и не поймала её сразу, быстро подняла у своих ног.       Снейп сел на траве и потер ссаженную кожу.       – Носишься как горная коза. – прокомментировал он с удовольствием. – Молодец.       Грейнджер разглядывала руны на рукоятке его палочки, но улыбалась похвале. И, подойдя, вручила ему оружие рукоятью вперед. Северус принял поражение и, поднявшись, стал отряхивать руки.       – Замерзла? Хочешь еще раунд или пойдем домой?       Гермиона вдруг пощупала его меж лопаток, где струился пот.       – Пойдем в дом.       Северус не возражал. Заходя, они встретили отбывающих Принцев. Марджери сжала губы, глядя, как они распарены и довольны друг другом даже в одежде, но процедила:       – С днём рождения.       Аурелия сопроводила это энергичным кивком.       – Спасибо! Приезжайте на вечерний чай.       Аурелия скривилась: девчонка приглашала её в её же дом, но промолчала. После вчерашнего вечернего Снейпа Принцы были шёлковыми. Позволить себе хоть какое-то едкое замечание Аурелия, пока его вспышка ею не забылась, не могла. Марджери лелеяла надежду, что рано или поздно услышит, как Снейп орет на грязнокровку так же, как вчера на них.       Они разошлись по траекториям: Принцы пошли к точке аппарации, а Снейп с именинницей – наверх, в ванную.       – Никого, можно спокойно помыться. – заметил Северус.       – С другой стороны, мы лишились счастья утреннего чая в пикантной обстановке с Принцами.       – А в чем пикантность?       – В том, как бы они изображали радость от присутствия на завтраке.       – Они бы слопали твой торт и наговорили гадостей.       И подмигнул ей, неизвестно во что больше не веря: в то, что они съедят торт, или что наговорят гадостей. Снейп явно в хорошем настроении.       – А у нас на завтрак есть торт? Я хочу пить.       Грейнджер спрашивает, хотя и понимает, что он об этом позаботился. Ей приятно, особенно от того, что для неё это неожиданно. Северус задержался в комнате, а она проследовала не к душу, а к ванне. Дождавшись, пока она уляжется в начавшую набираться воду, Снейп зашел следом, держа в руке бутылку её нектара.       – Придется пить из горлышка. – откупорил он флакон, и, дурачась, опрокинул едва не вверх дном. Из носика стала хлестать перламутровая струя в горячую воду.       Оба услышали всхлип. Он вернул бутылку в вертикаль, но всхлип повторился. Не глядя на валяющуюся в цветной и переливающийся воде Грейнджер, кузина быстро сделала два шага внутрь, схватила забытую косметичку и сдавленно извинилась.       Северус растерянно посмотрел на Гермиону и подал ей бутылочку, чтобы она попила. И только тогда стал снимать с себя пропахшую одежду.       – Принести тебе кусочек торта?       – Нет, я пока не хочу ничего есть. А ты? Тебе уже пора в Хогвартс?       – На пару часов, не больше.       Избавившись и от трико, Снейп садится на край и съезжает, скрещивая с ней ноги, и лицо у него неуверенно-шкодливое: его тяжелое опустившееся тело выплескивает на пол поблескивающую воду.       – Хорошо, правда?       Северус кивает.       

***

      Марджери возвращается в гостиную, где ее ждёт тетка. Аурелия смотрит на племянницу во все глаза.       – Что? Что случилось с тобой? Тебя что, ударили?       – Тетя, он ей в ванную льёт flos pollen!       – Мерлин! – Аурелия застыла, через секунду выдавив: – Какая расточительность! Марджери, это свойственно плебеям.       На портрете заёрзали дед с бабкой, не зная, как реагировать. С одной стороны, полукровка заслуживал оплеухи всегда, по определению; с другой стороны, все-таки он был из Принцев и называть его плебеем было как-то неловко. А вот Эйлин не раздумывала:       – Северус не плебей! – понеслось с портрета. – Северус благороден!       – Да-да, милочка, – моментально парировала Аурелия, беря Марджери под руку и собираясь уйти. – Особенно вчера, когда он нас всех тут повалил, а на тебя орал, как сапожник. Или ткач? Кем там был его папаша?       – Тобиас был механиком! А Северус заботится о беременной жене! И не жалеет для неё ничего! – это неслось уже в спину дамам, выходящим из дверей. – Так же, как его отец.       Эйлин не врала. Тобиас в её сердце заботился о ней изо всех сил. Она всю жизнь помнила день на исходе лета, когда он вошёл вечером в дом, сгрёб ее в объятья и велел закрыть глаза. А потом она почувствовала, что его руки разжались, но он продолжал говорить, чтобы она не размыкала век. Были какие-то неясные звуки. Эйлин стояла с закрытыми глазами и улыбалась. А потом Тобиас сказал: «Смотри!». В коридоре были почти новенькие коляска, кроватка и даже ванночка! И узел с детским приданым, разномастным, но тоже почти новым! «Дали в благотворительном фонде», – гордо сказал Тобиас, – «видишь, теперь у тебя все есть».       – Такой же, как его отец! – Эйлин с портрета произнесла это с улыбкой в полной тишине пустой комнаты.       

***

      Всего раз он кидает взгляд на покоящийся на подушке футляр – Гермиона, одеваясь, украдкой наблюдает. Исследовательский интерес заставляет её довести до логической точки, и только когда Снейп, убедившись в её невнимании к подарку, подходит к двери, Гермиона наносит расчётливый удар в спину:       – Ты мне откроешь?       Прямо в яблочко. Мазнув рукой по двери, Северус разворачивается.       – Давай.       Возня с маленьким замком, удивительно долгая для приловченных к мелкой работе рук зельевара.       – Вот.       Снейп смотрел куда-то вниз по диагонали и совсем не походил теперь на обладающего тактическим интеллектом злого гения, абсолютно расчетливого в своих планах и действиях. Он стеснялся себя. Да он и на камни, переливающиеся дрожащим светом в пламени огня камина, тоже не смотрел. А Грейнджер, чуть склонив голову набок, наоборот, смотрит. То на него, выискивая в его лице что-то важное для самой себя, то на гарнитур – очень изящный, как всякая гоблинская работа, и безоговорочно дорогой. У неё смешанные чувства.       Лучший подарок, который он мог бы подарить ей – свобода, её личное право распоряжаться собой, своим телом, своей судьбой. Ждать от него такого подарка, и она это понимает, ни на день рождения, ни когда-либо вообще не следует. По крайней мере, пока. Тогда надо найти в этих камнях что-то, что примирит её с тем, что происходит. Его желание сделать ей приятное, подарив очевидно красивую вещь? Порадовать в день рождения? Показать, пусть таким прямолинейным способом, что она дорога ему? Она тихонько вздыхает. Пусть будет все это сразу. Делает шаг к нему, проводя по камням пальчиком.       – Какие красивые! Невероятно! А почему ты их выбрал?       И поднимает к его лицу свою нежную мордашку.       Северус не двигается, только сосредоточенно отгрызает от губы чешуйку кожи. Внешне с него будто слетает десяток лет.       – Хотелось, чтобы у тебя было что-то значимое. Книга плохой подарок для читающего человека, какую ни возьми. И ещё кольцо нужно было. Там есть. – совсем убито добавляет он.       Да, колечко с солитером утоплено аккурат между серьгами.       – Очень красиво, – еще раз повторяет она ему, а слова о кольце, учитывая тот выпад Марджери, совсем трогают её. И ей хочется его подбодрить, потому что из них двоих в этом диалоге не ладится больше у него.       – Спасибо! Мне очень приятно, правда. Может быть, ты мне наденешь кольцо? Или ожерелье? – она думает, что, вовлекая его хоть в какую-то деятельность, может выдернуть Снейпа из этого странного состояния. А он определенно в странном состоянии с тех пор, как протянул в её сторону коробку.       Северус блеснул на неё внимательным взглядом.       – Повернись спиной.       Кольцо в такой диспозиции исключалось. А вот то, что любой поворот спиной к Снейпу таил в себе опасность, было понятно. У неё морозом покрылась кожа плеч: не то чтобы она прямо ожидала чего-то плохого по отношению к себе сегодня, чего-то того, что бы расстроило её, нет. Скорее, ей не хотелось даже предполагать, что такое может произойти. Но он взял ожерелье, сунул футляр ей под локоть и пропустил сквозь волосы украшение, подхватывая с другой стороны.       Переливающаяся холодная петля потянула Гермиону назад – следом едва различимо щелкнул замочек. Северус обошел её и поддел ногтем кольцо.       – Немного большое. – прокомментировал он, разглядывая заключенный пальчик.       – Спасибо! – она в действительности не знала, что еще сказать, поэтому снова повторила благодарность. – Может быть, мы пойдем завтракать? Я, наверно, останусь в этом.       Она это сказала прежде всего потому, чтобы порадовать его. Нельзя было сразу снимать комплект. Конечно, это было абсолютно нелепо: с утра, в домашнем платье и в таком ожерелье. Но ей хотелось, чтобы сегодня был мягкий, уютный для всех день. Не только для нее.       Потому её напоказ не смущал ни дневной свет, неприемлемый для бриллиантов, ни то, что её платье было совершенно не вечерним. А Снейпу это, кажется, понравилось. По крайней мере, он одобрительно кивнул, следуя за ней.       Они прошли мимо портрета. Бабка готова была захлебнуться по поводу этой парочки желчью. Изысканность работы бросалась в глаза даже старшему подслеповатому поколению. Эйлин вовсе распахнула глаза. Домовики принесли торт, и её сын взмахом палочки наколдовал на нем огоньки.       Девчонке исполнялось только девятнадцать.       – Загадывай желание. – попросил Северус. Он, никогда не участвовавший в подобном, сидел прямо, как на большом празднике.       Глаза сына ловили эти огоньки темной радужкой.       – Пусть все за этим столом будут очень счастливы, – Гермиона буквально повторила слова Дастинуса.       – Дуй.       Гермиона дунула, и огоньки потухли, оставив в воздухе специфический запах погасшей свечки: Снейп был по обыкновению тщателен к деталям. Домовик подал ей огромный нож. Им она исполосовала торт мгновенно, и, жахнув большой кусок Снейпу, положила не меньший себе.       То, с каким энтузиазмом орудовала Грейнджер, вызывало в душе тёплое смятение, затапливающее его. Хотелось сделать ей хорошо.       – Это ты очень красивая. – тихо сказал он в тарелку.       Она, не выпуская нож, наклонилась и порывисто обняла его. Испачканное лезвие мелькнуло так близко, что Северус ощутил аромат шоколадных коржей.       – Будет мальчик, – вернувшись в свою ось, ни с того, ни с сего сказала Грейнджер внимательно следящему портрету. – Северус хочет назвать его Дариусом. А Распределяющая шляпа сказала, что он будет учиться на Слизерин.       – Слизерин? – недоверчиво скрипит дед. – На Слизерин берут только чистокровных.       – Северус учился на Слизерин, а потом почти двадцать лет был его деканом! – запальчиво произносит Эйлин и смотрит, смотрит с гордостью на затылок сына.       Снейп сосредоточенно жует, пока его маленькая «жена» беседует с родственниками, готовый сегодня даже поджечь раму, если они скажут ей какую-либо гадость. И, похоже, портрет это чувствует, потому что они необычайно покладисты.       – Она могла бы учиться на нашем факультете. Это не более, чем предрассудок, укоренившийся даже у шляпы. Как и то, что надо распределять единожды. В этом году в качестве эксперимента мы распределили каждый год.       Портрет благоразумно молчал.       Слова матери льстят ему. Однако Снейп еще сердит за вчерашнее, и, не оборачиваясь, выходит из-за стола, берет в руки мантию.       – Я вернусь быстро, как смогу. Очень скоро.       Гермиона кивает. Моргнув от вспышки аппарации, она съедает треть своего куска и понимает, что больше не сможет. Или сможет, но тогда ляжет на диван и больше весь день с него не встанет.       Она уже поднимается, как Эйлин произносит:       – Я хотела назвать его Дариусом.       – Северус мне рассказывал. Он именно поэтому так хочет назвать своего сына. Потому что это имя когда-то ему выбрали Вы.       Эйлин улыбается. Не девчонке, а своим мыслям.       – У меня очень хороший сын. – несётся Гермионе в спину ее звенящий от нежности голос.       – Как мы вчера в этом убедились. – добавляет бабка.       В кабинете Эрнста Грейнджер встала перед тремя шкафами и уставилась на них в полной прострации: какой выбрать?       Порядок требует начинать с одной или с другой стороны. Но её притягивает средний шкаф. Правда, он и самый большой. Две огромных створки, каждая из которых по длине больше, чем длина её распахнутых рук. И по девять полок с каждой стороны. Гермиона решила начать сверху, справа. И смогла разобрать только треть полки, когда голос Снейпа, усиленный сонорусом, позвал её.       – Ты что же, занималась работой? – Снейп появляется сам спустя секунду. – В твой день рождения?       Подняв под локти Гермиону, он выпрямляется.       – Хочешь, пойдем гулять? А хочешь, я тебе что-то почитаю? – продолжает он не давать ей отвечать. Его торопливые вопросы, все вместе и каждый отдельно, кричат: «Я сделаю так, как ты хочешь, то что тебе нравится». Может, он так и не думает, но ей почему-то так кажется.       – Гулять? – Грейнджер улыбается. – Может пойдём по парку, посмотрим его, а то я его толком не видела. А ты можешь рассказать про то, как дела в школе? У тебя и у старшего курса. Чем они занимаются, кто лучше всех успевает. Мне иногда грустно, что я не учусь. Так и останусь недоучкой. Я не жалуюсь. Просто … просто жаль, ты понимаешь?       – Пойдём. Я там кое-что нашел, пока резал… – Снейп осекается и поправляется, – резал черемуху. Боковая аллея, ведущая к призрачным орхидеям, необлагорожена. В них полно диких цветов и лечебных растений, даже если не отходить от дорожки. Мне нравится та часть. Только оденься.              

***

      Гермиона послушно утеплилась и теперь напоминала в серо-коричневом шерстяном облачении белку, зябко пожимающую лапками.       Северус вёл ее за плечи по аллее.       – Начались занятия, чем-то напоминающие дуэльный клуб. Куча травм. Выбитые пальцы самое меньшее. Новая медсестра, заменившая Помфри, уже сбилась с ног, но она мне нравится, не возмущается. Гриффиндор теперь почти не отличается от Слизерина. Сейчас их храбрость подсдулась, оно и понятно. А честолюбие у нас всегда было одно на двоих, только способы отличались. Но это снизило конфликты. На занятиях, о которых я говорю, старшекурсники сбрасывают свой пыл, а младшие побаиваются их дразнить. Дикая нехватка тварей для занятий по уходу за магическими существами, они будто попрятались, хотя, ещё когда замок восстанавливался, приходилось кое-что выгонять прямо из зданий. Я даже думаю купить что-то на развод. Словом, ты ничего не теряешь. – он наклонился и мазнул своим носом по её лбу жестом утешения. – Школьную базу и сверх неё ты знала еще на пятом курсе.       Они пришли. Северус отвел несколько густых ветвей, пропуская Гермиону в заброшенный угол, ведущий к орхидеям. Мощный поток магии пронизал ноги Снейпа, как будто он наступал на сотню плотно прилежащих друг к другу гвоздей.       – Это от них.       Она делает шаг и замирает.       – О, Северус! Постой, я должна привыкнуть. Ты чувствуешь то же?       Снейп кивнул.       – Помнишь, ты мне говорил, что тот предмет, который я нашла в Брашове, реагировал на тёмную магию. Может, его принести сюда? Конечно, орхидеи не несут такую, но этот заряд такой мощный, может, ты что-то сможешь понять про многоугольник?       – Этот цветок по всем известным мне справочникам, упоминается только в связи с известным тебе зельем и еще с несколькими ядами. И всё. – Снейп потянул её за ладонь ближе.       Изящные цветы, как живые, чуть покачивались на ветру, будто кивали, и, кажется, вообще не собирались еще умирать. Северус поймал один и приподнял белый бутон, раскрывая его.       – Надо собрать их. Займусь завтра. Что касается твоего сувенира, он ставит меня в тупик. Он как ненасытная бродячая собака. Вытягивает любую магию, которая в пределах его досягаемости. И как будто становится наглее. – Северус посмотрел на Гермиону и, завидев замершее лицо, поспешил улыбнуться.       – Вряд ли он только вредит. Слишком заметный для этого. Думаю, чтобы от него что-то получить, надо его насытить. – от его руки прошла волной потревоженная природная сила.       – Не хочется уходить, так здесь бушует магия. Слушай, а ты можешь взлететь? – Гермиона попросила это совершенно неожиданно для себя. – Как тогда, в лесу?       Он, взяв её подмышки и сцепив в замок руки между её лопаток, приподнимает их плавно от земли сантиметров на семьдесят.       – Выше?       – Выше, да, если можно. Что такое для тебя – летать? Для меня это такое блаженство.       Гермиона вглядывается в его лицо: Северус расслаблен.       – Чувство всесилия.       – А ребенок… сын твой сможет летать? Все-таки, если это способность Принцев, то этой крови у него будет мало. А Эрнст тоже умеет? А как думаешь, они ходят сюда подпитываться магией?       – Подниму его лет в пятнадцать, как тебя сейчас, и отпущу. И выясним.       Северус пребывает в летаргии. Достаточно прохладно, ветер приятно треплет волосы и ему, и ей. Гермиона поглядывает вниз, но, как достойный представитель своего факультета, молчит. А потом подбирается, стискивает ворот его сюртука и целует его в губы, и это ощущается, будто она целует его впервые.       – Про Эрнста мне неизвестно. Практически, это требует большой концентрации. Моя мать не могла. У меня от Принцев вообще ощущение чахлости. А может дядя и делает что-то внятное.       Они нехотя возвращаются в дом. Едва Грейнджер взмахивает палочкой, чтобы усилить огонь в гостиной, в комнате возникает эльф.       – Хозяин, хозяйка, там какой-то человек у ворот. Страшный человек. Просить?       – Проси. Это Долохов наверное. Поговорю с ним коротко.       – Мне уйти?       – Зачем? Нет.       Он пожимает ей пальцы, задевая кольцо, которое Гермиона, в отличие от остального гарнитура, не сняла перед прогулкой, а затем встаёт навстречу раздавшимся тяжелым шагам. Ещё до того, как двери гостиной распахивается.       – Антонин, приветствую!       – Северус. Миссис Снейп.       Долохов насторожен неизвестной ему причиной приглашения и новым местом, а потому церемонен на словах. Но не в действиях. Он, не скрывая, крутит головой вокруг.       – Здравствуйте. – произносит Гермиона, а Северус показывает ему на кресло, появившийся вновь домовик заставляет столик перед ними чайным сервизом и тортом, по-своему трактуя появление незнакомца.       – У Гермионы день рождения, так что ты выбрал очень удачный день.       – Желаю, чтобы в Вашей жизни все было так хорошо, чтобы никого больше не приходилось охаживать забвением. – с иронией поздравляет Долохов.       – Спасибо. Это уж как получится, – отвечает Грейнджер в тон ему.       Долохова коротко дергает, но он ничего не говорит ей.       – Брось церемонии. У неё есть имя. Тем более, мое предложение таково, что, если ты его примешь, общаться мы точно станем более тесно.       Гермиона разливает чай.       А Снейп, отпив, продолжает:       – У меня есть кузина, она чистокровная. Не имеет собственного состояния. Род Принцев. Ей двадцать восемь.       – И что, ещё девица?       Первый вопрос Долохова ставит Гермиону в ступор. Но не Снейпа.       – Конечно. – Снейп наклоняется и ставит локти на колени.       – Откуда такая уверенность? – резко интересуется Долохов. – Ты же впервые увидел её недавно.       – Именно потому, что Северус увидел ее недавно, – повествовательно и вникуда произносит Грейнджер.       – Стал бы я предлагать её для брака, будь это не так? Прекрасная возможность для вас обоих. – продолжает Снейп, бросив на неё тяжелый взгляд. – Ей нужны дети и чистокровный супруг. Она довольно мила. Показать? – Снейп, достав сигарету, подкуривает. Сизый дым струится вверх тонким потоком.       – А зачем это тебе, Северус? Это моя жизнь и жизнь твоей кузины, с которой ты едва познакомился. Для чего тебе самому это?       – Хочу сделать тебя безопаснее для себя. – ответил Северус, постукивая сигаретой о пустующее блюдце. – И сделать жизнь кузины лучше. А ты единственный сочетаешь в себе нужные ей личные качества и деньги.       Долохов помолчал, размышляя.       – Лояльность предполагается взаимной, я правильно понимаю, Северус?       Снейп кивнул.       – Давай, показывай колдографию. Но это ещё не согласие, я просто хочу посмотреть. Говоришь, хочет нормального мужа?       Долохов повёл плечами, потягиваясь, и отправил кусок торта в рот.       Северус отдал домовику поручение – тот притащил маленькую стопку карточек и положил на стол перед Долоховым.       – Приятная. В достойной оправе будет еще лучше. – продавливал Снейп свое мнение.       – Послушай Северус, если под достойной оправой подразумеваются вот эти штучки, – Долохов кивком подбородка указал на колечко держащей чашку чая Грейнджер, – то я побуду холостяком. Я, конечно, понимаю, что бриллианты жены остаются в семье и с веками дорожают, но интереснее жить в своё удовольствие.       – Нет, я не так прямолинеен. Я о том, что муж придаст ей уверенности и снимет это… нервное состояние, знаешь. На какое-то кольцо, конечно, потратиться надо. Ради того, чтобы жить в своё удовольствие.       Северус ухмыльнулся и подвинул еще кусок торта Долохову.       – Ну, – потянул Долохов, разглядывая колдографии, – ничего, да. Не в моем вкусе, правда, ты знаешь, я ведь больше люблю тёмненьких.       Грейнджер потупилась, сознавая, что на их вечеринках вкусы каждого были очевидны.       – Жена не обязательно должна соответствовать вкусам мужа, ты это хочешь сказать, Северус? А какой у неё характер?       – Надо обломать под себя немного. Она строит из себя много, процесс обещает быть интересным. Любит заботиться о доме и саде, насколько я понял. Свадьба может быть здесь. – он обвел остатками сигареты гостиную и затянулся последний раз. – Подумай, я не тороплю.       – А что миссис Снейп думает о моей потенциальной невесте? – Долохов кидает ей этот вопрос как камень, и, что забавно, избегает обращаться к ней по имени.       Грейнджер думает лишь секунду.       – Мне кажется, она очень сильно хочет стать хозяйкой дома. Настоящей хозяйкой, а не девушкой, живущей при родственниках.       – То есть она с властным характером? – по интонации Долохова заметно, что это не лучшее женское качество с его точки зрения.       – Нет, – Гермиона улыбнулась, – никакой властности. Просто острое желание собственного дома.       – Вы с ней хорошо общаетесь? – смысл этого вопроса Долохова ускользает от неё.       – Нейтрально.       Долохов опять отпил из чашки.       – Северус, ты гарантируешь, что это будет беспроблемная, спокойная, услужливая жена?       – Да. Она немного нервная, но замужем это пройдёт.       Он кладёт руку так, что она оказывается рядом с ладонью Гермионы, и поглаживает пальцами её руку. Долохов наблюдает за этим, будто примеряя на себя.       – Хорошо.       Снейп тянет эту руку ему и пожимает.       – Познакомлю вас. Живое общение сразу всё прояснит.       Долохов кивает и поднимается. Гермионе смутно кажется, что он уже решил принять предложение Снейпа до встречи с Марджери. Снейп встаёт вслед за ним и уходит проводить до точки аппарации. Она не слышит их продолжившегося разговора и остается одна.       За окном накрапывает дождь. Домовик тихо появляется и убирает чай.       – Хозяйка, подавать ужин?       – Не сейчас, попозже, пожалуйста.       Домовик краснеет и исчезает.       Северус, немного промоченный дождём, появляется на пороге и тут же начинает сушить себя заклинанием.       – Чарли пойман.       – О! – Грейнджер сильно-сильно зажмуривается. – Бедные Уизли! Что их сейчас ждёт… Северус, он обречён?       – Да. Думаю, несколько дней у него в запасе есть.       Снейп подсаживается к ней на диван.       – Давай ты не будешь думать об этом. Это не твоя проблема, ты никак к этому не причастна, чтобы испытывать что-то... такое.       – То, что это будет в Хогвартсе… значит, что это будешь делать ты?       Мысль о том, что отношения со всеми Уизли будут окончательно потеряны, летит уже вдогонку сказанному. А Снейп молчит.       – Ты точно к этому будешь причастен, я же помню, как Темный Лорд ещё в холле Мэнора сказал всем Уизли, что любое причинение вреда Пожирателям – и ты будешь решать их судьбу. А я... Я тоже причастна к этому.       В памяти всплывает Северус в кресле в Мэноре после круциатуса Темного Лорда, его сломанная нога и то, как они с Юки дрожащими руками собирали её.       – Ты сам, ты лично что думаешь о Чарли и что считаешь справедливым?       – Иди сюда.       Снейп тянет её к себе, усаживает на колени и слегка раскачивает. Длинные пальцы вплетаются в её кудри отточенным жестом.       – Не имеет никакого значения, что я думаю. Их предупреждали в Мэноре, а он намеренно ослушался, да еще напал. Я думаю, что он идиот и очевидно, что его уничтожат. Сам бы я вряд ли стал его преследовать. – последнее он добавляет исключительно ради хрупкого перемирия. – Не расстраивайся.       Гермиона кивает и кладет голову на плечо.       – Это же сколько стоит это кольцо? – раздаётся с картины скрипучий голос бабки.       Насмотревшись на гарнитур с утра, она была дополнительно взбудоражена замечанием Долохова и решила уточнить у беспутного внука цену кольца, которое, слава Мерлину, не сгинет в лапах грязнокровки, а все-таки потом, со временем, останется в фамильном сейфе семьи. Вопрос задаёт она, но дед и Эйлин тут же ярко проявляются на портрете и очень внимательно всматриваются в обнимающуюся пару.       – И что это за Антонин, – маскирует меркантильный интерес дед, – не из тех ли русских Долоховых, которые с турками воевали века два назад?       Северус игнорирует их долго: курлыкает со своей девчонкой. И, только когда бабка, потеряв терпение, кхекает, поднимает взгляд.       – Я не знаю, сколько оно стоит. В чеке точно было столько, сколько нужно, чтобы изготовить это. Да и ваше ли это дело. – отвязываясь, отвечает он. Снейп не задал гоблину этот вопрос, понимая, что тот его не обманет. Не в его нынешнем положении. – Его родственники когда-то имели связь с Британией, да.       – Так никаких галеонов не напасёшься! – дед искренне возмущён, забыв что вообще-то спрашивал про Долохова.       – Да, да! – вторит ему бабка.       Эйлин пользуется случаем вставить шпильку и показать родителям, какой удачный у неё сын.       – Северус может себе позволить, – значимо говорит она, сама не вполне веря в произносимое.       – Один раз, может, и может, а потом точно по миру пойдёт, на штаны будет не хватать с такими тратами! – торжествующе заявляет бабка, – да что там на брюки, на еду скоро, может, не будет хватать, он разбазарит Принц-холл!       – Что, – его ласка становится настырнее, он поддевает пуговицу её коричневых вельветовых брюк. – Предпочла бы, чтобы у него получилось?       Отвлечённая гомоном плоских родственников, она сначала даже не понимает, о чём он говорит. Хотела бы она сейчас, чтобы его убил Чарли тогда? В мае она бы не колеблясь кивнула, да и в июне тоже. И может быть, даже в июле. Но сейчас сентябрь. Слишком много времени она проводит так близко с ним, что, кажется, пропиталась его запахом. И беды ему Грейнджер уже не хочет. Только своей свободы. Как это желание сочетается с тем, что в ней находится их общий ребёнок, она не знает.       – Нет, – она поднимает лицо к нему и смотрит открыто, прямо в его зрачки, – не хотела бы.       – Только представь, если бы у него получилось. Так, как есть, гораздо лучше. И расстраиваться тебе не из-за чего. Тебе вообще надо меньше расстраиваться.       – Да, – покорно отвечает она.       В сущности, тут нечему возразить. Если бы она осталась в мире ПСов и Темного Лорда одна, беременная, вряд ли бы её участь была завидной. Мгновенно она вспоминает, как быстро Барти вытащил её в Мэнор в тот день. Она даже не успела ничего понять.       Он бесцеремонно расстегивает ей брючки.       – Скоро у тебя здесь появится темная полоска. – Снейп проводит пальцем от пупка к середине лобка.       Грейнджер, сидящая в углу дивана, невидима для портрета. Поэтому её тихий писк от щекотки встречает настороженная тишина, и, после пары мгновений, они возобновляют порочащий диалог. Снейп не намерен останавливаться: она уже хорошо знает эту его медленную разборчивость в касаниях к ней. Он приучил знать.       Гермиона егозит под ним, высвобождаясь из нижней части одежды, и подставляет свои прелести сначала под пальцы, а потом – и под язык, прокалывающий ее розовую плоть, и нос, трущийся вверх по устьицу. Писк сменяется несдержанным, непристойным стоном. Северус, поймав согнутые ноги за лодыжки, не торопится, пока его нижняя треть лица не становится такой же влажной, как сама Гермиона, и только тогда шуршит собственной одеждой и звякает пряжкой, выпрастывая член. После следующих звуков – исторгнутого Гермионой, и ещё ритмичных шлепков, сомнений не остаётся. Грейнджер держит Северуса за затылок, глядя вниз, на то, как он энергично работает бедрами, и старается подергивать своими в такт.       Они в той странной позе, в которой делали любовь на узкой полке поезда, но это совершенно не мешает им.       А потом небо разрывается на кучу искр. Голубые, красные, белые, зелёные – эльфы рвут все фейерверки подряд с проворством впервые дорвавшихся до петард детей. Грохот, раздающийся в окне, перекрывает стонущее дыхание Снейпа.       – Ой! – Гермиона поворачивает голову, и, завидев искры, отбивается от Северуса как уложенное на спину четвероногое. – Пусти!       Как есть, с голой задницей, Грейнджер бежит к окну и влипает в него – смотрит вверх, растопырив пальцы на стекле. А Северус смотрит на неё.       Смотрит секунд пять, потом поднимается и плавным шагом загнавшего в угол добычу зверя подходит к ней, подхватывает под живот и скользит вниз, к бедру, подтягивая к себе. Гермиона поворачивает к нему лицо со своими умоляющими бровками – ей так хочется испытать эту праздничную мимолётность! Ее ладони, так и упёртые в стекло, синхронно съезжают по нему.       – Смотри-смотри, – выдыхает Северус, подминая её снова. – И больше не убегай от меня.       В голосе столько утробной угрозы, будто он говорит не про её побег к окну, а про весь её год в лесах.       У Гермионы мешается восторг от фейерверка с накатывающим наслаждением. А он наблюдает ладошки, кудрявую голову и позвонки, чувствует нежное, отдающееся тело и для него это самый лучший фейерверк. В этой части комнаты, освещаемой всполохами за окном, видно только их силуэты, полупрофилем. Эйлин опускает взгляд, чтобы себя не смущать, но все же смотрит на отбрасываемые тени на полу. Полупрофиль сына знакомыми до боли движениями делает девчонке хорошо.       Кобелиными мелкими толчками. От них её шумные вздохи превращаются в прерывистое «а-аа», но он не торопится расстаться – наталкивает имениннице до отказа, затыкает её так и стоит, поводя бедрами. От горячечного дыхания cтекло перед ними слегка запотевает.       Фейерверк продолжает греметь, озаряя комнату разноцветьем.       Двое стоят, прижавшись друг к другу, замерев от щемящести этих секунд.       – Как отец, – нежно и мечтательно вдруг вырывается у Эйлин.       – Да?! – в голосе бабки смешаны недоверие и ажиотаж. – Он был так же хорош?       – Это что такое! – возмущается дед, – на глазах у родни, в гостиной!       Эйлин как будто не слышит последней реплики и отвечает:       – Удивительно хорош! Он был таким... Никто, никто не может с ним сравниться!       Северус продевает руку под серый свитер Гермионы и гладит её по животу, груди, остреньким соскам. Она видимо млеет под рукой, чувствуя себя слабой и развлекаемой одновременно, и даже привстает на носочки вслед за его телом, когда он решает рассоединиться. Грейнджер стыдливо натягивает ниже одежку.        Он не сказал ей про подарки от Уизли, поскольку его замысел с огоньками был бы тут же раскрыт пытливым мозгом, а теперь и не знает, как сказать. И решает молчать. Подсунет их завтра. Сегодня пусть плавает в этом состоянии. Северус застегивается.       За окном все стихло, только бестолковый Йоппо, старавшийся помочь эльфам, которым был поручен мини-праздник, собирает обуглившиеся картонные футляры, совершенно не заботясь, есть ли среди них неразорвавшиеся.       – Позови его, пока не убило. – кривится Снейп, видя эту картину.       – Как так можно! В приличном доме! – бабка снова меняет милость на гнев. – Так заботиться о домовиках!       – Я без штанов, позови его сам, а то он совсем ошалеет, увидев меня в таком виде около окна. – и она уходит по стенке к дивану, чтобы выпасть из радиуса обзора портрета.       – Да он дальше своего носа не видит, ещё бы ему издалека разглядеть твой задок, – Северус цедит последние слова с наслаждением. Но открывает окно и кричит:       – Йоппо, бросай и иди сюда!       Маленький старый эльф озирается, ища, откуда голос, и бросив коробки точно там, где стоял, высоко поднимая ноги и умудряясь при этом шаркать, спешит к дому. Он почти чистенький, несколько лишайных пятен немного проглядывают на ушах. Снейп смотрит на него с интересом и произносит:       – Йоппо, пусть несут ужин.       Через несколько минут у них на столе появляется мясной пирог с бараниной, лазанья с ветчиной и пудинг с говядиной и почками.       – Мясо с тестом в трёх вариациях, – задумчиво произносит Грейнджер.       – Хозяин Эрнст всегда заказывает себе такой ужин, когда остается в доме один! – пискнул незнакомый им эльф. – Хозяева недовольны?       Но Северус был в восторге от выбора дяди. После физических усилий любого рода он знал, что ему нужно, чтобы чувствовать себя окончательно хорошо: вздремнуть или поесть. Слова эльфа потонули в звяканиях ножа о тарелку, пока он отпиливал кусок пирога. Они голодно, без сантиментов, оба едят. За этим черным делом их и застают вернувшиеся Принцы, и аппетит, который не смог испортить портрет, все же портится. Оставив обе их тарелки, Северус подпихивает Грейнджер впереди себя.       Лица Принцев сосредоточены, каждый из них оценивает урон для поместья, нанесенный в их отсутствие.       – Марджери, зайди к нам позже. – остановившись, бросает Северус с нечитаемой постороннему хитрецой.       Когда они достигают спальни и Северус ногой захлопывает дверь, Гренджер оборачивается к нему.       – Теперь мы можем продолжить. – он делает шаг, тесня к кровати. – Ты же хочешь? Ложись на постель и покажи мне себя.       Гермиона пытается уловить, что стоит за этим, и не понимает.       – Почему ты сам этого не сделаешь? – решается спросить его она, мешкая.       – Какая противная почемучка. Залезай на постель, я сказал.       Снейп подходит к тумбе со своей стороны кровати, краем глаза замечая, как Грейнджер перебирает коленками, чтобы оказаться на мягком одеяле.       – Снимай штаны и на спинку.       Она послушно переворачивается и раздевается, тревожно поглядывая в его сторону. Северус садится к ней поближе, чтобы помочь. И разглядеть.       – Давай-ка раздвинем. – Снейп мягко кладет на постель рядом с собой кожаный сверток с палочкой и инструментами.       Клитор, раздразненный их кратким соитием, алеет в мокрой мякоти. Северус проводит по шелковистым волосикам вокруг, а после берет угол простыни и мягко утирает слизь. Рука тянется к кожаному несессеру. Он достаёт из него палочку. Затем вылавливает маленькое серебряное колечко. Освобождает стальной иглодержатель.       И тонкую острую иглу. Прежде чем Гермиона успевает испугаться, ее руки и бедра занемевают от невербального заклятия.       – Не бойся. Больно не будет.       Он достаёт ещё маленькую бутылочку с рябиновым отваром и зубами сжимает пробковую крышку, откупоривая. Руки делают все быстро: Северус приготовил столько препаратов для лаборатории, что тела не боится. В мире магглов он мог бы стать хирургом.       У Гермионы от страха моментально каменеет всё тело. Несмотря на то, что Северус сказал, что больно не будет, хищный вид самих инструментов, рябиновый отвар, который нужен при ранах, и то, что он её сковал, затопляют Грейнджер ужасом до того, что она глотает слоги.       – Северус?       – Я собираюсь сделать тебе небольшой прокол.       Секундная боль – он оттягивает ей кожицу на клиторе и быстро ее накалывает. Вытягивает иглу, заменяя её колечком – оно оказывается над головкой клитора, и замыкается на крошечной головке, венчающей украшение. Сверху тяжело капает пара капель зелья. Визг испуганной Грейнджер ещё звенит в ушах, когда Северус успокаивающе проводит по низу её живота.       – Это только выглядит страшно, ну всё, всё. Это тебе обручальное.       Почувствовав, что руки свободны, Гермиона садится и смотрит себе меж ног.       – Ты меня будешь держать на привязи за это кольцо?       Северус в удивлении поднимает брови.       – «Держать на привязи»?       Он прихватывает маленькое металлическое колечко пальцами. Гермиона шире раздвигает ноги, серьезно побаиваясь обретенного украшения.       – Хочешь, чтобы я держал тебя на привязи за это колечко? – он еле уловимо натягивает, и Гермиона, вздохнув, приподнимает бедра вслед за рукой.       – Северус, не надо. Я как будто совсем подчинена тебе, даже двинуться не могу, пожалуйста, отпусти, ноги затекают.       Северус, секунду помедлив, отпускает, уловив мягко возникшую полоску света под дверью.       – Марджери, раз ты не спишь, подожди меня минуту. – говорит он громче и собирает инструменты.       Движение палочки распахивает дверь.       Снейп кивает кузине, чтобы проследовала в комнату. Та подчиняется из любопытства – но в комнате нет ни воздушных шариков, ни подарков, ни даже цветов. Только грязнокровка.       Валяется на кровати, но уже натянула на себя одеяло, наружу торчит только левая голень. Марджери быстро обегает глазами спальню ещё раз: разбросанные вещи, беспорядок, и, не успевает Марджери с торжеством подумать, что они вообще не стали праздновать, раз гостей нет, как она видит солитер на пальце. Крупный. И очень красивый. Марджери сглатывает и отводит взгляд.       – Марджери, послезавтра здесь должен быть человек, который может стать твоим мужем. Тебе стоит ему понравиться. Он хочет жену с покладистым характером, учти.       – И кто он? Я не выйду за первого встречного. – Марджери, поскольку сейчас под защитой дома дяди, дерзит ему своим тоном.       Северус слишком сыт, чтобы её воспитывать. Пусть этим займется Долохов.       – Подойди, я покажу. – он жестом зовёт ближе. Кузина делает еще шаг, Северус быстро берет её за виски и наклоняет голову вперед, мягко вталкиваясь в зрачки. Марджери, схватившись за его колени, шумно дышит, памятуя, как неприятно в её сознание лез Волдеморт. Снейп делает по-другому, куда деликатнее. Не имея под рукой колдографий, он показывает ей Долохова своими глазами.       В динамике, во время их собраний в Мэноре. И, улыбнувшись, добавляет несколько секунд, где Антонин занят какой-то девушкой, которую ебет с упорством животного.       Марджери отдергивает голову, вырываясь из отеческой хватки Снейпа, и краснеет.       – Антонин Долохов. Пожиратель Смерти. – комментирует Северус и отводит взгляд. – Нравится? – на полтона ниже спрашивает кузен.       – Он такой старый, – манерно тянет Марджери, усаживаясь в кресло, куда её никто не приглашал.       Но по лицу видно, что она заинтересована, правда, скорее, не самим Долоховым, а открывшейся перспективой стать женой чистокровного, богатого мужчины. Да ещё и Пожирателя. Пожиратели сейчас ценные женихи.        – Да брось, – кривится Снейп, – ты же видела, в какой Долохов форме. Или не разглядела? Ещё показать?       – Нет.       – Ну, потом сама разглядишь, – произносит Снейп и продолжает, – тебе двадцать восемь, ему, кажется, немного за шестьдесят. Не такая уж и разница, зато он с устоявшимися характером и взглядами на жизнь. Тебе останется только принять их.       Грейнджер слушает, как звучит из уст Северуса этот рецепт идеального брака. А Марджери, судя по тому, как гордо взлетают её нос и подбородок, уже приняла решение.       Она кивает на Гермиону:       – А он не будет ко мне относиться так?       – Как – так? – Северус отклоняется на постели, чтобы достать рукой Грейнджер, и подтягивает её за ногу к себе ближе, чтобы пощекотать под коленкой. – Марджери, я не могу тебе гарантировать его неравнодушие.       Марджери ухмыляется гадкой, слащавой улыбкой, меряет взглядом девчонку на постели и произносит:       – Как мы с тетей и говорили накануне, ни одна чистокровная женщина такого отношения к себе, сравнимого с отношением к домовику, терпеть не будет. Поэтому для меня это вопрос, который следует выяснить заранее. Я не хочу возвращаться к тете из-за того, что мой муж решит, что ему позволено все.       Северус поворачивается обратно. Только что Марджери косвенно назвала Гермиону грязнокровкой. Это считается или нет для обещанной пощечины? В любом случае, надо кое-что проверить. Поэтому Снейп упруго поднимается и, подойдя к сидящей Марджери, прихватывает ее рукой за челюсть с силой, способной эту челюсть если не сломать, то вывихнуть.       – Если ты будешь артачиться с Долоховым, боюсь, к тёте возвращаться будет некому. – очень отчетливо произносят жесткие губы. – Или найти тебе кандидатуру поскромнее, соответствующего тебе калибра?       Договорив, он держит руку возле лица замершей Марджери, и неясно, это застывший жест или будущая пощечина в ответ на любую дерзость из этого рта.       Марджери зашкаливает от злости. Она четко успевает понять, что Снейп старается не ради неё – этот брак нужен ему самому. Значит, она должна получить сполна: и от брака, и с грязнокровки.       – Мне важно, чтобы со мной не обращались также.       Грейнджер слушает это и горечь опять подкатывает к горлу. В такие моменты, когда она видит своё положение со стороны, да кто-то ещё и комментирует, обида на Снейпа вырастает моментальной глыбой в душе. Она опускает голову вниз, смотрит на простыню и глубоко дышит, стараясь не думать и не слушать.       Северус дает Марджери по губам наотмашь, так, что дергается голова.       – Будешь со мной торговаться, прекрасно понимая, что это был лучший вариант, я отдам тебя Сивому, как только стану твоим опекуном. Клянусь. Родишь волчат. – выплевывает Снейп, рука вцепляется в белокурый висок.       – Ай!       Марджери взвизгивает – она не ожидала, ей больно.       – Ты ещё стань сначала моим опекуном! Да даже если так, никто не позволит отдать чистокровную за оборотня! Я же не неизвестно что! – опасная фраза, но напрямую она никого грязнокровкой не называет.        – Меня очень интересует, чтобы со мной не смели так себя вести, чтобы всё было достойно в моей спальне и в моем поместье!       – Ни слова про брак я не говорил. Я отдам тебя ему для развлечения. – Снейп, вконец взбесившись, поднимает Марджери из кресла, удерживая за белые нежные локоны. – Я из тебя выбью всё высокомерное дерьмо.        Марджери отчаянно пинается и визжит. Дверь отлетает в сторону и в комнату врывается Аурелия в халате с палочкой наперевес, направляя её на Снейпа. Северус не выпускает добычи, наоборот, берет её за горло, разворачиваясь к тетушке.       – Только попробуй – и я сломаю ей гортань. Выйди отсюда, я с ней не закончил.       Снейп не смотрит на свою палочку, которая лежит на постели.       Вот тут надо действовать. Гермиона рывком хватает её и направляет на Аурелию. Одеяло, естественно, с Грейнджер слетает.       – Лучше Вам прямо сейчас уйти, – предупреждает Грейнджер.       И на коленях, держа Аурелию на прицеле, подползает по постели ближе к Снейпу, прежде чем сунуть ему палочку в руку.       – Спасибо. – Северус свободной рукой хватает рукоятку, не сводя напряженного, злого взгляда с лица Аурелии. – Уйди. – повторяет он требование глухо. – Если ты не можешь привить ей манер, этим займусь я.       Голая Гермиона производит впечатление на тетку, она на секунду отвлекается даже от Северуса, держащего её племянницу так, как они планировали с этой племянницей. Поскольку ей совершенно неясно, что он собирается сделать с Марджери, на лице скользит неуверенность. Марджери, придавленная, молчит, даже не хнычет – пальцы, сомкнутые на горле, предупреждающе похлопывают по хрящу.       Аурелия пятится, и так и уходит, не повернувшись спиной. В конце-концов, не убьёт же он Марджери.       – Ты будешь делать всё, что мы тебе скажем. – вырывает Марджери из небытия голос Северуса.       Марджери злится. И одновременно лихорадочно думает, как бы ей не уронить собственного достоинства, но и не пострадать. Снейп отпускает девицу и, после того как та быстро, не играя в поруганную честь, уносит ноги, запирает замок и накладывает чары.       – Ловко ты с палочками.       – Ловко я с голой попой. А с палочками – это привычка работать в команде. Знаешь, сколько я мальчишек страховала? Рона в особенности.       И усмехается. Потому что получалось, что Снейпа она сейчас сравнивала с Роном.       

***

      Снейпа качнуло магией, отбрасывая от Мэнора обратно, к гостевой точке аппарации.       Чтобы меньше шуметь при заснувшей Гермионе, он оделся довольно легко, и сейчас даже окружил тело согревающими чарами. Волдеморта не волновала его прогулка по чавкающей от сырости аллее. Он совершил привычный маршрут, и застал любопытную картину.       Массивный Чарли, сейчас похудевший, с пересекающим глубоким порезом поперек живота, видным из-за задравшейся одежды, висел вниз головой прямо перед Тёмным Лордом.       Сделав пару вдохов, Снейп миновал последние шаги и почувствовал азартный взгляд уже на своем лице. Лорду нужна была его радость. Северус же не торопился развлекать Повелителя с места – не скомрошество было его стезей.       – Мой Лорд. – в ответ на вкрадчивый тон Снейпа Чарли, до этого висящий неподвижно, задергался.       – Северус… ты не рад? – разочарование опасно скатывалось с языка Томаса горькими нотками. Годы научили Снейпа, что его «Сееееверусс» это не то же, что рубленое «Северус», суровое как само имя, и уж точно не то же, что «мой Северус», и ласкающее, и подчеркивающее его вассальный статус одновременно.       – Рад, Повелитель.       Волдеморт на секунду захотел подвесить Снейпа рядом с Чарли.       – Я не вижу этого.       – Меня слегка выжал этот день, мой Лорд.       – Чем же?       Томасу нравилось это звучное, отчетливое «мой Лорд», а не сдавленное «милорд».       – Уговаривал Долохова приютить мою кузину в качестве жены. Она развязно ведет себя по отношению к мисс Грейнджер, приходится это пресекать. Воевать проще, чем убеждать женщину.       Волдеморт издал смешок и повел рукой к Чарли.       – Ты придумал, что с ним сделать?       – Да.       Манера Снейпа не говорить больше спрашиваемого сейчас превращала сильнейшего темного мага в нетерпеливого ребенка, бродящего вокруг новенького паровозика, застывшего в витрине закрытого магазина.       – Вы хотите слышать сейчас или видеть своими глазами позже?       В голосе послышалось желание угодить. Волдеморт прикрыл бледные, тугие веки. Чертов Снейп. Ему надо было родиться в английской колонии, чтобы сделаться заклинателем змей.       – Скажи ему. – спустя мгновение, отзывается на вопрос Снейпа Лорд. – Я хочу видеть, впечатлит ли это такого отважного бойца.       Северус склоняет голову в быстром поклоне и делает несколько шагов к Чарли. Глаза смотрят на Снейпа с огромной ненавистью – что промазал, что попался, что сейчас вынужден висеть перед ним, как разделываемый индюк.       Северус наклоняется и убирает рыжие вихры. Сказанное на ухо заставляет глаза Чарли остекленеть.       Волан-де-Морт, глядя как рыжеволосый пытается уйти от продолжающих шептать что-то губ Снейпа, разражается больным, лишенным юмора смехом.       Наконец, Северус отходит.       – Нужно его подлечить. У нас есть время до Самайна? Это особое время для всех нас и к этому времени план его казни вызреет.       Волдеморта передергивает, он не торопится отвечать.       – Мне все равно, Северус. Но ты не мог подготовить это раньше?       – Если Вы прикажете, у меня есть возможность сделать это иначе. Но Вам понравится, если Вы готовы выждать, Повелитель.       – Северус... – прокатил имя Лорд, глядя на Чарли, – Ты, надеюсь, понимаешь свою... ответственность за это промедление.       – Всецело. – ответил Северус. Под мантией мужчина свел до боли лопатки: тело кричало ему «не надо» простреливающим спастическим дерганьем мышц вдоль спины.       Волан-де-Морт был вполне удовлетворен таким ответом. Если ему не удастся насладиться казнью, их разговор давал ему основание не просто выломать эти гордо развернутые плечи из суставов, а подумать больше месяца, как именно это сделать.       – Я тебя предупредил.       Снейп ничего не ответил на это, и не дернулся больше, и не залебезил. Так что внушить ему предвкушение, которое охватило его самого, не получилось. Нагайна зашипела на Снейпа, чувствуя раздражение хозяина, напрягла плоскую красивую голову, как перед броском. Северус повернулся и посмотрел в глаза змее долгим, терпеливым взглядом, жалея лишь, что рептилию нельзя подвергнуть легиллименции.       – Крови сколько натекло. Ты бы прибрала. – предложил Северус гадине, и та зашипела еще сильнее – никто не смел обходиться с ней как с питомцем.       Но директор уже определил нового маскота дома Слизерин, вместо издохшего в Тайной комнате василиска.       – Мой Лорд... – Северус поклонился. – Есть ли какие-то документы по Франции, которые Вы готовы обсуждать? Я закончил с порученной мне частью и хотел поделиться своими соображениями, если Вы этой ночью располагаете временем.       – Да, Северус.       – Я только предупрежу... домашних, что не вернусь.       Волдеморт скользнул алыми глазами по лицу Снейпа.       – Северус, ради всего святого.. – Томас поморщился, будто Снейп сделал что-то очень отвратительное. – Зачем тебе это?       Снейп посмотрел на него холодно.       – Мой Лорд, мисс Грейнджер должна знать, где я, чтобы сообщить об опасности, если она ей будет угрожать.       – Кому она нужна... разве что вот ему… – Лорд ткнул в висящего Чарли пальцем. – Ты и её хотел убить вместе с моим слугой, отвечай? Она носит его сына, и, если бы тебе удалось, ты покончил бы со Снейпом и Принцами навсегда.       Соблазнительные картины поплыли в измученной подвешением голове Чарли. Декан Слизерина стоял, как черный каменный столб. Чарли презрительно отвел взгляд и закрыл глаза. Видения не прекратились, Волдеморт ломал его собственные мысли легко, как ботинок ломает хворост.       – Хотел. Но её не достать. – хрипло признал Чарли.       После того, что сказал ему Снейп, единственным желанием Уизли было спровоцировать одного из них на смертельный удар. Заранее сознавая, что этого не произойдет, Чарли, тем не менее, не видел смысла таить то, что было в его сердце. Пусть Снейп бесится.       Северус просто отошел, качая головой.       – Мой Лорд, его рану, её надо залечить. Иначе он не дотянет.       И сел за стол, отодвинув Чарли чуть в сторону, как предмет интерьера. Бумаги, оставленные в Принц-Холле, Северусу не требовались: он держал те крупицы золота, что вымыл из этой грязи, на мысленной ладони. Оба не придавали никакого значения конфиденциальности в присутствии пленника, что автоматически означало, что у этого Уизли шансы на выживание равны нулю.       В Хогвартс Северус прибыл с рассветом. Мимо лавки Джорджа он прошел, машинально опустив голову: встречаться совершенно не хотелось, даже если вероятность встречи мала. Новость о Чарли будет уже в утреннем «Пророке».       На завтраке, перед тем, как эльфы подали еду, Северус выпрямился перед учениками за общим столом и заговорил, не трудясь пользоваться чарами.       – Ученики шестого и седьмого курсов, проявившие инициативу в изучении темных искусств, могут, а, если они рассматривают себя пригодными для присоединения к числу Пожирателей смерти, то и обязаны, посещать дополнительный класс, который будет проводиться во внеучебное время профессором Ташевым… – директор понизил тон еще, зная, что только негромкая речь по-настоящему обостряет внимание, – … и мной лично.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.