На положенном месте

      С портрета на Снейпа уставились трое.       Вчера, пока гостиная пустовала, они впервые за почти сорок лет поговорили друг с другом, не кидая фразы кому-то по ту сторону портрета. Эйлин была горда сыном. Она и невесткой была горда, потому что страшно боялась расстроить Северуса, а ему эта девочка очень нравилась. Дед и бабка же страшно суетились и были озабочены. Вся спесь слетела с них. Дом переходил полукровному внуку. Но переходил при чистокровном режиме! Это значило только одно – их внук настолько исключителен, что законы крови значили меньше, чем он сам. Таким внуком стоило козырять. И дед с бабкой не знали, что же делать. А вчера ещё забегали друг к другу портреты, дрожа от предстоящих неведомых изменений. Все прятались друг у друга. Но ничего страшного не произошло: их всех протерли, причём второй раз – молоком, и они вздохнули свободно и заблестели. Но волшебники в гостиной не появлялись, и весь вечер и следующий день родственники провели в ожидании и разговорах. Основным предметом обсуждения был Северус. Эйлин рассказывала родителям, какой у неё умный, талантливый и отважный сын. Он такой с самого детства, улыбаясь, говорила она. Родители внимали. А мужским обаянием весь в отца, потупясь, тихо-тихо добавила Эйлин. Но бабка расслышала.       – Ну да, – заметила она, – мы видели и убедились.       Однако сказала она это так, что Эйлин не расстроилась, хотя картина, когда ее сын вбивался в свою жену у окна гостиной, тут же всплыла у неё перед глазами.       Дед же волновался по другому поводу. Внук вершил историю! Принцы встали у руля магической Британии! Это надо было обсудить, ему надо было дать множество советов, дед, в конце концов был не последним человеком в своё время.       И когда Снейп появился в собственной – его ум еще ласкал это прилагательное – родовой гостиной, все трое обрадовались неимоверно.       – Северус! – нежно прошелестела мать. Бабка улыбалась, кивая в такт.       – Северус, как Темный Лорд, что в Министерстве? – дед сразу начал настоящий деловой разговор, без этих женских сантиментов.       Снейп кивнул портрету и положил массу пакетов прямо на диван.       – Я не был в Министерстве. Я не был в Мэноре. Я был в школе. А потом в Лондоне в магазине. Мама, ты не знаешь, где Гермиона?       Вид у Снейпа был рассеянный, даже странный. Он медленно перебирал ручки пакетов и мыслями был не здесь.       Эйлин сразу отметила это, он был таким, когда увлекался чем-то – её не слишком уклюжий сын натыкался на углы мебели, спотыкался, когда его ум был занят. А этот мужчина – нет. Его тело, судя по тому, что она слышала от Аурелии и Марджери, было отлаженным механизмом, и даже сбоило оно по установленному хозяином расписанию.       – Нет, мой дорогой, я не знаю! – Эйлин никогда так нежно не говорила с сыном, но сейчас ей очень хотелось, чтобы эти слова были очень привычными им обоим, словно произносились ею всегда.       Северус кивнул и поднёс палочку к горлу, на все поместье разнеслось: «Гермиона!». Ему понравилось называть её женой (про себя, дабы избежать стыда от слащавости).       На поворот ручки двери Северус развернулся всем корпусом, но ласка ожидания в глазах тут же погасла: в проеме показалась приторно-учтивая физиономия Аурелии, которая улыбалась ему как ни в чем не бывало.       – Северус, дорогой, – она это почти пропела с удивительной естественностью. Эйлин и даже дед с бабкой вытянули шеи, стараясь разглядеть её с портрета, в обзор которого дверь не попадала, – твоя жена пошла гулять в парк, но я уже послала за ней домовиков, не беспокойся.       Гермиону запыхавшийся домовик застал под разлапистым клёном. Она стояла, уже долго, закинув голову, любуясь переплетами веток, их вольным ростом в стороны, будто старающимся захватить пространство вокруг, прогалинами неба в редеющей листве и самими листьями, пышущих красным в самых разных оттенках. Грейнджер собрала целый букет из опавшей листвы, и размышляла, вдыхая особый горький аромат осени, когда услышала:       – Добрая хозяйка, – видимо, вслед за Йоппо этот вариант обращения стали повторять все домовики поместья, – хозяин зовёт Вас. Он в гостиной.       Вид у домовика был такой заполошный, что, вероятно, надо было спешить. Что случилось? Ничто не предвещало такой суматохи с утра. Сердце заныло от неизвестности. Идти, и даже бежать в дом было долго. А, вероятно, нужно было торопиться. Она аппарировала прямо в центр гостиной.       Северус, стоявший спиной, ещё не успел развернуться, как Аурелия, переступавшая с ноги на ногу на пороге комнаты, воскликнула елейным тоном:       – Ах, какая прелесть, никогда не думала, что букеты можно делать из листвы! Давай я поставлю его в вазу, он так будет украшать эту комнату!       Снейп покосился на Аурелию долгим, не предвещающим ничего доброго взглядом, но ничего не сказал. Он исповедовал мысль, что хорошая ссора лучше фальшивого мира, однако на этот раз речь шла не о нем, а о микроклимате в доме и безопасности его девчонки.       – Привет. – поприветствовал он Гермиону, и подошел к ней несколькими размашистыми шагами. – Голова не кружится после аппарации? Я не уверен, что стоит ею злоупотреблять без необходимости, пусть нигде нет ни слова о том, что беременным это нежелательно. – Северус смотрел на листья вдумчиво, как на ингредиенты, но не нашел среди них ничего, что могло быть использовано, и только тогда понял, что вообще-то это украшение, как и говорила Аурелия.       – Поставьте, тетя. – наконец обратился он к Аурелии и, когда тетушка отвернулась к вазе, поднял подмышки Грейнджер, чтобы оставить на губах короткий поцелуй.       – Я бы не пользовалась аппарацией, но поспешила, потому что думала, что что-то случилось.       Снейп покачал головой, не выпуская её из кольца рук.       – Ах, как приятно видеть искренние чувства, – течет по спине Северуса тётушкин сироп, но он не успевает даже повернуть голову в ответ, чтобы добавить дегтя этот источник слащавой благости, как дверь прикрывается и тетя окончательно исчезает в коридоре.       – Я не знаю, какой вариант отношения Аурелии меня пугает больше, – произносит Гермиона тихо.       Снейп сегодня вернулся чуть раньше, и они вместе идут в библиотеку, чтобы, как и планировали когда-то, разобрать её и привести в тот порядок, который нужен им обоим. Грейнджер садится на пол перед книжным шкафом и разбирает нижнюю полку, по памяти уже легко ориентируясь в старинных томах.       Неожиданно для самих себя они ужинают вдвоем, почти в полной тишине. Уютной, не тягостной. Тетка прислала к ним домовика сказать, что у неё внезапное недомогание и она хочет остаться у себя. Вслед за ней не спустилась и Марджери.       За ужином, который все ещё накрывался в гостиной, потому что Гермиона забывала сказать о том, чтобы еду стали подавать в столовую, Северус уткнулся в свою тарелку и с наслаждением жевал, периодически отрезая от своего куска антрекота, орудуя как голодный мясник, а не джентльмен. Грейнджер, под стать Снейпу, тоже с увлечением резала свой. Северус следил, с каким аппетитом она ест, и явно удерживался от того, чтобы положить жене свой кусок, лишь бы маленький хищник перед ним продолжал всем своим видом урчать.       Молчание не нарушал и портрет, Эйлин глядела с него нейтрально-хитро: ей нравился передел влияния, нравилось, как стала подобострастна жена её брата, всегда свысока судившая о её выборе, а Северуса полоскавшая весь период их знакомства. К сожалению, у портрета слишком мало прав, чтобы возражать живому волшебнику. А ещё она очень внимательно наблюдала за невесткой.       Марджери, когда тетка сказалась больной, попросту не решилась к ним спуститься. Она сама испугалась своих утренних взглядов. Мгновенно представилось, как он вламывается к ней в спальню, а потом… А потом уходит. Да, это самое страшное: оказаться минутным увлечением. Или развлечением. Мерлин, ведь теперь он женат! Марджери морщится. Магическая Британия не знает разводов. Даже неверность жены не позволяет расторгнуть брак. А захочет ли так быстро после женитьбы Снейп стать вдовцом, она не знает. Наверно, нет. Жить как родственница и быть его любовницей? Марджери смотрит в зеркало на себя, выпячивает нижнюю губу, капризно мотает головой. Нет, это слишком. Марджери скисла: обещания Северуса задерживались, жених не объявлялся, и она начинала всерьез обдумывать, не обманул ли её расчетливый кузен. От досады и злости она готова царапаться. Надо что-то придумать.       А Снейп со свой девочкой, не ведая этих терзаний, после ужина сразу поднимаются в спальню, хотя еще очень ранний вечер.       Северус берет с прикроватного столика ту самую банку, не отрывая взгляд от Гермионы, и отвинчивает тяжелую крышку.       – Садись. Я аккуратно. – предупреждает Северус.       – Северус, – её сердце начинает учащенно биться, – мы же, кажется, договорились, что ты не будешь этого делать. Мне страшно, некомфортно, и снова страшно. И до отвращения неприятно. Понимаешь, роды – это неприглядный, болезненный процесс. И я хочу пережить его, когда это будет неизбежно, с врачами, в больнице. А ты, я понимаю, что из лучших побуждений, но собираешься меня окунать в мысли об этом через день. А у меня трясутся поджилки от ужаса. Я не хочу, чтобы ты это делал.       – Я не буду делать тебе больно. – глухо отозвался Северус. – Как только станет чересчур, ты мне скажешь. Просто массаж. Клятвенно обещаю ничего без предупреждения не делать. – он зачерпнул мазь и уставился непробиваемым, матовым взглядом. – Дети не появляются по-другому в этом мире. И я буду присутствовать, с врачами или без. Это не обсуждается. Но обсуждается остальное. Я хочу, чтобы тебе было наименее болезненно и трудно. Во всех отношениях. Я вижу, как ты стараешься для нашей семьи.       У неё от волнения начинают гореть щеки и глаза окутываются слезами.       – Я в такие моменты чувствую себя лишенной всякой личности, ощущаю себя препаратом, над которым ты ставишь эксперимент.       – Не плачь. Я даже ничего не делаю. – Северус, державший левой рукой банку, ставит её на край постели. – Для экспериментов нужна какая-то неуверенность в том, что это требуется, да и препарат – это разменный материал. А ты не разменный материал. Ты моя единственно возможная женщина. И я всего лишь хочу сделать так, чтобы тебе было полегче. – он подтянулся к ней ближе на постели, анализируя выражение лица. – Я сварил это не по собственному рецепту, а модернизировал тот, что нашел в книгах. Я много читаю о том, как быть родителем. Хочу быть хорошим. Да, я не видел женщину в родах, но я видел гораздо более физиологичные вещи. Раскрытую брюшную полость, порванные кишки. Меня это не трогает. А твоё тело трогает. Желанием помочь.       – Мне кажется, раскрытая брюшная полость менее отвратительна. По крайней мере, там нет таких мерзких запахов. И, потом, ты же не спал потом с тем человеком. А кто это был? И как это получилось? Это боевые заклинания, да?       – Запах кишок не из тех, что мечтаешь обонять. – Северус положил руку ей на живот и стал гладить круговыми движениями над лобком. – Там стало так плотно. – голос у него сделался робким. – Все пройдет как надо. Ты прекрасна. И прекрасно в тебе все. – не отвлекаясь от размеренных движений, Снейп, подумав, стал отвечать: – Нет, не спал, это был мужчина. Это были последствия моего заклинания. Не так важно, кто именно. Мы ведь не о нем говорим. Посмотри на меня. Нам подвернулась возможность разнести этот дом и собрать новое жилище по крупицам. Такое, как тебе нравится. Неужели лучше будет куда-то нестись? На сталь и под лампы? Ты мне не доверяешь? – Северус дождался, пока она повернет лицо, прежде чем задать этот вопрос.       – Это два несостыкующихся вопроса.       Она выныривает из-под руки и, подтягивая ноги, садится.       – Роды – это другое совсем. Понимаешь, я бы хотела, чтобы они прошли мимо меня, чтобы я заснула и провела это время в забытьи. Я боюсь этих часов, очень боюсь. И твой интерес добавляет мне страха. А еще я не понимаю, почему для женщин так много физиологической боли от союза с мужчиной. А мужчинам все легко и приятно.       Лицо Снейпа неуловимо изменилось: выражение не изменилось, но расслабленность с него будто срезали.       – Это не будет сном, Гермиона. Но никаких «часов» боли тоже быть не должно. Сначала редкие схватки, между ними ты будешь спать. Нужно дать твоему телу возможность сделать то, что положено. – он подбирал обтекаемые слова. – Я думаю, женщины по своей природе более выносливые и ценные. Поэтому сначала природа их охраняет от мужчин, а потом пользует на свое благо. При помощи мужчин. А мужчина, – Северус скривился, – просто набор экспериментальных признаков, удачных или не очень. Если «не очень», то с ним все ясно. Если удачных, то у него есть шанс эти признаки закрепить на еще одно поколение. Если потомство выживет.       – А я думаю, что хотела бы быть мужчиной.       – Я разговор предлагаю не заканчивать. Так или иначе, времени еще много. В семье врачей выросла такая трепетная к физиологии девочка. И всё же, я рад, что ты не мужчина. Во-первых, тогда тебя убили бы. Во-вторых, я остался бы один. – Снейп натянул узкие губы в подобие улыбки. – Надо повторить визит к врачу, убедиться, что всё как надо. Спешки нет, когда будешь готова. – он подтянул банку и накрыл её крышкой, чтобы капризная мазь не сохла. Накрыл, а не завинтил. Грейнджер выдыхает от полученной передышки.       – Я не боюсь лечить зубы, совсем! И ещё я люблю чистоту и порядок.       – Зубы у тебя что надо, один к одному. – Северус демонстрировал куда как менее жемчугоподобные.       – Раньше ты так не думал. – Гермиона посмотрела на него в упор.       – В подростковом возрасте все непропорциональны.       Она продолжала удерживать взгляд.       – Это была глупая попытка тебя задеть. Досадование.       – Я тогда так плакала. – медленно дожимала Грейнджер. – Считала себя уродиной.       Снейп царапнул зубами верхнюю губу, что указывало на его беспокойство.       – Это не так. Я прошу прощения.       Маленькая победа отважной дрессировщицы.       – По попе видно, что ты меня недавно порол? – спрашивает она тихо.       Северус разворачивает её кругом, поднимает юбку и проводит ладонью по ягодицам.       – Немного. – пальцы проходятся по ложбинке, нащупывают анус, а, найдя, начинают массировать. – Несколько полос сильнее остальных. Их хорошо видно сейчас. – повернув Гермиону обратно, он ныряет в её голову без объявления войны, и показывает то, что увидел сейчас: покрытые мурашками и следами розог половинки, беззащитно голые. – Нравится? Мне нравится. – он мнет мышечное колечко размеренными движениями, пока Грейнджер смотрит сама на себя, и чувствует, как горячеет промежность. Его женщина начинает теплеть и таять, и Северус готов был спорить, что опусти он пальцы чуть дальше – и наткнется на сок.       – Полосы как символ твоей власти надо мной?       – У меня есть другой. – Северус ныряет ей ладонью меж ног, находит колечко и чуть потягивает нежную шкурку. Он прав, её сахарное место уже влажное.       – Покажи. – пальцы отпускают, её молочные ляжки, сжимающие руку, немного расслабляются. – Вставай на четвереньки. Хорошо прогни поясницу и покажи мне. – напряженным голосом указывает Северус.       Снейп переходит на обрывочные приказы, а это означает, что он находится близко к точке взрыва. Гермиона ещё ни разу не медлила после таких слов, потому что боялась представить, каким он станет и что он сделает. Голос его в таких случаях теряет всякий бархат и становится жёстче, чем когда бы то ни было. Грейнджер показалось, что даже с Сивым Северус разговаривал тогда мягче, чем в такие минуты с ней. Она вытянула руки и опустилась на матрас, чтобы ноги были расставлены шире, чтобы прогиб спины был сильным. И замирает. Замирает, как когда-то прежде он ей предсказывал. В томлении.       – Знаешь, что я больше всего люблю в эти минуты? – Северус смотрит на замершее в такой животной, симпатичной позе тело женушки, расстегивая на себе брюки. – Что ты, правильная, организованная до зубовного скрежета, стонешь, а иногда кричишь, ты выпускаешь все напряжение, в том числе и струйками, и наслаждаешься так сильно. Ты хочешь, чтобы я имел над тобой эту власть. – обнажившееся колечко вздрагивает вместе с Грейнджер.       Снейп сильно склоняется над ней, упирая руку в загривок, и, помедлив, берет одним толчком, как берут испуганную невесту. Он не дает даже двинуться, подперев её бедра своими, и повторяет требовательное движение, вырывающее из узенького влагалища совершенно мокрый, непотребный звук.       Грейнджер пищит, но пищит, коротко, жадно подмахивая. Он зажимает Гермиону еще сильнее, едва не складывая пополам, и прилежно, крепко пашет, натягивая эластичные губки и кропя её медовыми капельками постель.       – Ты моя собственность. Нежная маленькая сучка. Как же в тебе хорошо, ты это знаешь? Умница, да, пожми еще. Я это люблю. – Гермиона отзывается протяжным полувыдохом-полузвуком, пытаясь удержать своим сильным телом раз за разом протыкающий её член и расслабляясь только когда сводит весь низ живота. – Я чувствую в тебе целое озерцо, ты давно хочешь. – прерывисто утверждает Северус, сам взведенный до состояния, когда терпеть нельзя, а Грейнджер отзывается непотребным воплем внезапно узнавшей плотские радости девушки, взбрыкивает и замирает, прежде чем начать длинными движениями подставляться, действительно переживая удовольствие. Северус не дает ей отползти, таскает фрикциями туда-обратно теплую притихшую тряпочку, сочащуюся горячим. Уговаривать себя не смотреть туда больше нет смысла, Северус бросает взгляд на эту опухшую сытую дырочку, исходящую соком, и опирается о девчонку второй рукой, краткими выдохами выталкивая из себя заодно и всё дыхание.       Через какое-то время Гермиона открывает глаза и даже может сесть. Северус переворачивается на спину, и, закинув руки за голову, смотрит на неё с наслаждением послевкусия.       Гермиона проводит рукой по его плечу.       – Это в схватке?       Он кивает.       – Ты помнишь про каждый шрам?       Снейп дышит размеренно, позволяя касаться тела и даже не шевелясь, как согретое лучом лампы пресмыкающееся в террариуме.       – Нет. А надо? – черные глаза внимательно разглядывают Грейнджер. – Надо вымыться и поесть. Я тебя помажу перед сном.       – Я ощущаю их под пальцами, когда прикасаюсь к тебе, сжимаю. Просто у тебя спина исполосована не меньше груди. И я хотела спросить в действительности, каких шрамов больше: от круцио или от схваток.       – От велосипеда. – Снейп мрачно коротко скалится. – Как-то меня за разбитый чужой велосипед отмудохали будь здоров. – шутит он или нет? – Круцио это также своего рода схватка.       – Ты врешь.       Грейнджер закидывает одну ногу на его пах и бедро, и аккуратно, пробуя, устраивает голову к нему на плечо. Проводит пальцем по нетронутому зазубринами шрамов и ожогов участку кожи:       – Как бы я хотела, чтобы в твоей жизни все сложилось иначе. Думаешь, Дариусу тоже придется пройти через боль? – конечно, она его косвенно спрашивает, какой он видит судьбу его сына.       Северус даже засопел от этой тактильной близости.       – Ты делаешь мою жизнь лучше. – Снейп прижимается губами ко лбу, и долго гладит затылок под волосами. – Дариусу... да, Дариусу придется пройти через боль. Но это ничего. У него будет хорошая жизнь. – задумчивый тон как дым, тает завитками звуков. – Не тревожься. Все с ним будет хорошо. С вами.       – С вами? Почему не с нами?       Почему он отделяет себя от неё и Дариуса, почему говорит, что делает жизнь лучше, а не другой – значит, чуть лучше, значит, она у него почти не изменилась? И слова о Дариусе говорят о том, что он решил, что их ребёнок или дети, и дети детей, и дальше, и дальше, будут служить Тёмному Лорду.       – Потому что в отношении себя я не так уверен. Тебе нечего бояться. – он теснее прижимает её бок. – Какое счастье, что ты хорошо бегаешь по пересеченной местности.       Снейп явно утаивает от неё что-то, что удавкой обвивает его жизнь. Хотя она знает, кто эта удавка. Она ещё водит пальцами по коже, рисуя нечто неведомое ей самой, долго молчит и, наконец, все-таки решается:       – У нас не может быть все очень хорошо, если у тебя будет плохо.       – У тебя, у Дариуса и у меня все сложится. Мы будем жить в этом доме, вместе. Поняла? – подбородок Грейнджер не кивает, и он прихватывает его пальцами, чтобы погладить губы.       Он потянулся, встал и подхватил её на ноги. Они, чувствуя себя обязанными быть полностью одетыми при родственниках, снова натянули то, что общим комком валялось около постели.       Грейнджер, застегивая пуговицы, сосредоточенно думает. Лучше уйти сейчас физически от этого разговора: предчувствие страшной неизвестности, разверзающейся под ногами, тянет ей сердце. И ещё пронзает мысль, что что-то странное есть в том, что он так настойчиво хотел Дариуса, а сам не уверен в том, что у него все будет хорошо. Очевидно же, бежит дальше мысль, что они с Дариусом не выживут в этом волшебном мире, если Северуса не будет. Но он упорно не хочет об этом говорить. Гермиона задумывается, не похоже ли его состояние на состояние обреченного, жаждущего получить от жизни все соки, пока ему не снесло голову. Ей стоит быть внимательней к тому, что он говорит и что делает. Может быть, тогда она сумеет понять то, что он ей не говорит.       – Скажи, пока мы здесь, что мне надо учесть, готовя приём для Темного Лорда и могу ли я сюда пригласить Джинни и Джорджа?       – Тебе надо учесть, что никто не ждёт таких домовиков. Учесть место, где ты не будешь слышать гомон гостиной, когда сама устанешь. Приглашай сюда кого хочешь. Это твой дом. Строго говоря, учитывая обстоятельства и время его приобретения, это вообще наша совместная собственность.       Они дошли только до гостиной. Оттуда приятно тянуло выпечкой, Юки неторопливо раскладывала приборы за прежним столом, где они ели во время вынужденного соседства с Принцами. Мать вытянула шею, когда до неё из коридора донеслось, что сказал Северус про родовое гнездо. С недавнего времени она стала здороваться с Гермионой, если та бросала взгляд на портрет, и имя девочки тоже запомнила.       На Снейпа его домовиха взглянула обречённо.       Гермиона, потянув его за рукав, снова вытащила в коридор.       – Послушай, – настойчиво заговорила она, – давай ты посмотришь на случившееся беспристрастно. Уверена, что тогда ты сам скажешь, что Юки прежде всего сражалась за тебя, за то, чтобы… – она замялась, подыскивая слово, – ну вот ты можешь себе представить, чтобы Юки подошла к тебе и стала говорить о Марджери? Это же невозможно! Это то, что называют женскими разговорами, понимаешь? Она оберегала этим прежде всего тебя, думая, как уловки Марджери отразятся на отношениях между тобой и мной. Понимаешь? Юки готова всё для тебя сделать! Просто не всегда это предполагает обращение напрямую к тебе. Давай мы сейчас вернемся и ты скажешь, что ты все понял и благодарен ей за то, что она так беспокоится. Но еще раз повторим, что такие вещи надо говорить при нас обоих, хорошо? Юки же замечательная, лучше, чем она, никого не найти. Поверь мне, такой искренности, с какой она привязана к тебе, я не встречала. Знаешь, – Гермионе казалось, что её веселый тон обычно смягчал Снейпа, – если раскрывать карты, то Юки в мае все не хотела давать мне халат, а подпихивала твои рубашки. И рассказывала, что ты исключительно прекрасен и столь же исключительно одинок. Кто бы так еще смог?       Пока Грейнджер говорит, а говорит Гермиона нежным голосом, она все время гладит дракона то по руке, то по груди. Дракон выслушает её молча, не прерывая.       – «Женских разговоров»? Это домовой эльф. – возражал Снейп вяло. Очевидным было то, что Юки это не просто домовой эльф. Что кипучая энергия домовихи скрашивала ему неустроенность, и уют его дома на побережье взялся не сам по себе тоже. – Да, она умный эльф. Но болтливый и суетный. Я не нуждаюсь ни в надзирателе, ни в сиделке, способен держать себя в руках при виде любой юбки.       У неё было два варианта ответа. Но один исключал другой, потому что повороты разговора в этом случае были слишком перпендикулярными. Один взывал к разуму, во втором случае (а она хотела спросить, удержится ли он при виде её юбки) Грейнджер явно срывалась на беспомощное кокетство. Но ей очень хотелось использовать все ресурсы, чтобы вытащить Юки из немилости.       – Это не было надзором, она предупреждала об опасности, понимаешь? Просто опасность была такова, что ты бы её не почувствовал, а я бы её ощутила сразу. Она ведь говорила о том, как женщина смотрит на тебя.       Неожиданно для неё самой получился третий вариант: её слова обрели округлость недосказанности, и фраза как будто намекала Снейпу на что-то в её отношении к нему.       Он уставился на неё пристально:       – Мой отец сношал любую девушку, которую хотел и которая была готова. Это случается только – и всегда – по желанию мужчины. Я считаю это неприемлемым.       Разговор уходил в другую плоскость.       – Да, я понимаю. А ты понимаешь, что Юки не желала тебе ни на дюйм зла? И что она не шпионила за тобой?       – Если ты понимаешь, о какой опасности речь и зачем ей наблюдать за мной. Мы можем говорить без посредников. В том числе об этом.       Грейнджер думает, что Снейп то ли её не понимает, то ли не желает понимать.       – Да ты понимаешь, я этого действительно не заметила! И Юки это увидела, она увидела, что этого не замечаем ни я, ни ты – и решила нас защитить. Неужели это так не понятно?       «Не заметила». Северус ощутил, как сгребло и сдавило пониже гортани.       – Предельно понятно. Я все ещё не думаю, что ей следует влезать. И без неё все непросто.       Они возвращаются в гостиную, на столе приготовлен чай и уютные сконы, и снова будто заклинание силенцио опускается на них в этой комнате: они пьют чай в тишине, но иногда их взгляды сплетаются между собой. Грейнджер погружена в размышления о предстоящем празднике, который, конечно, будет чем угодно, только не праздником для неё самой. И, судя по мрачному Снейпу, оживляющемуся в буквальном смысле лишь на территории постели, для него тоже. Именно это, пожалуй, беспокоило её больше всего. Северус провёл с Лордом много времени и «праздников» с его участием тоже видел много. Но было слишком очевидно, что его этот грядущий день дергает. По крайней мере она решила, что завтра же позовет Джинни и Джорджа, если они смогут прибыть.       Выйдя из-за стола, они вернулись в их спальню. Пылал камин, в комнате было тепло.       Гермиона написала письма обоим Уизли и сразу же направила к ним домовиков.       А Снейп сидел на постели, прислонившись спиной к стене, и читал бумаги, разложенные полукругом вокруг.       – Северус, скажи, а что любит Темный Лорд? Цвета, вкусы, запахи, расположение, само устройство вечера – что?       Северус отложил лист, который держал в руках, и посмотрел на Гермиону. А потом погладил место рядом с собой, смещая крайнюю пачку.       – Я не знаю, что он любит сейчас. Подозреваю, что человеческие радости давно ему безразличны. Он любит витальность. Разрушать её. Это касается всего, Тому нравится нарушать гармонию жизни. Ты обратила внимание, как он ведет себя с Пожирателями? Он следит. Следит, и в самый разгар, в разнузданный момент может нанести удар, чтобы получить удовольствие не от твоего плотского наслаждения или веселья, а от того, как ты его теряешь. — Снейп понизил тон. — Как раздавить торт на чужом празднике. Думаю, лучшим устройством вечера будет умеренное старание. Простая еда, возможно, купить сигары, немного цветов. Необходимо создать несколько мест, где можно рассредоточиться по интересам. Кресла и столы. Развлекать мы никого не нанимались. И, прошу тебя, не бойся. На территории дома и в твоем положении он тебя не тронет, только обойдись без дерзости. Веди себя так, будто пригласила в дом малознакомых людей. Что бы ни происходило, не влезай между нами, даже если очень захочешь повлиять на что-то. Если обстановка будет накаляться, просто сошлись, что заболел живот. И уходи, забейся в самый дальний угол дома.       Грейнджер кивнула, сползла вниз так, чтобы устроиться рядом с его бедром. Ей очень хотелось спать.       Но в комнате возникли сразу оба эльфа, отправленные к Джинни и Джорджу. Первая мысль, которая выскочила у Грейнджер – хорошо, что они со Снейпом просто лежат, а он ещё и читает. Могло бы быть совсем иначе.       – Хозяйка! – завопили они оба и хором, – я выполнил поручение!       Дальше дуэт был невозможен, потому что один говорил про Джинни, другой – про Джорджа. Оба Уизли готовы были прибыть в Принц-холл завтра к одиннадцати.       Гермиона их поблагодарила за работу и все-таки в конце спросила, как они узнают, можно ли войти в спальню. У эльфов затрепетали уши. А вот Снейп улыбнулся. То ли тому, что она спросила, то ли тому, что сказала то, отчего, наконец, у эльфов задрожали поджилки. Второй вариант Грейнджер, конечно, самой не понравился. Она должна была подумать об особенности восприятия её слов эльфами.       – Мы могли заходить всегда в спальню прежних хозяев, – пропищал более смелый эльф.       – Пожалуйста, – обратилась Грейнджер, – теперь, если мы вас не зовём сами в комнату, причём не только в спальню, появляйтесь за дверьми и стучите. Спросите разрешения войти, хорошо? Это касается всех-всех эльфов. Юки знает.       Юки появлялась в их спальне и без предупреждения, но старалась это делать, отвернувшись от них. Но она же она была особенной, и не учесть это было нельзя.

***

      А утром, когда Гермиона потянулась к вещам, чтобы одеться вслед за Снейпом на тренировку, Северус взглянул на её живот и сказал: – – Дуэлей на разминках больше не будет. Постарайся больше растягивать мышцы, это тебе полезно. Но это лучше делать здесь при открытом окне, а не на улице.       То, что он говорил, было справедливо. Гермиона осталась в комнате, перетащив на пол покрывало, и стала делать те немногие упражнения, что вспомнились из детства, когда она наблюдала за уроками йоги по телевизору, которыми так увлекалась её мама. Мысль о родителях тут же заставила мышцы лица сжаться. Складывающиеся обстоятельства удерживали её от того, чтобы сказать Снейпу, что она готова их увидеть и попытаться возвратить им память. За последние несколько лет Грейнджер научилась доверять своей интуиции. В конце концов, все то, что чувствовало сердце, но избегал думать ум, случалось. Она опять с болью вспомнила щемящую тоску последнего года. Она старательно отгоняла её от себя, говоря, что это действие крестражей. Мысль оттолкнулась от крестражей и скакнула к Темному Лорду. Он будет здесь. Ни манера приема Мэнора, ни манера приема Гойла им очевидно не подходили. Северус сказал, что человеческие радости не трогают Волдеморта. И что все должно быть простым. Грейнджер снова задумалась, медленно протягивая корпус вдоль отведенной на полу ноги. Мама, устраивая приемы дома, всегда говорила ей, что он будет удачным, если каждый гость будет считать, что о нем подумали особенно. Она не может знать, как будет развиваться вечеринка: в гостиной Слизерина Барти устроил сюрприз в том числе и для Снейпа, он не знал о девушках. Что придет в горячие головы Пожирателей, было неведомо. Но нужно учесть привычки и желания Темного Лорда, Барти, Малфоя, Долохова. И Северуса. Дом не поразит богатством и пышностью. Но может произвести впечатление обратным – сдержанностью и уютом, притягательным для каждого без исключения. Гермиона мысленно ещё раз прошлась по комнатам первого этажа. Надо было задействовать их все, раскрыть двустворчатые двери, чтобы по возможности организовать большое, но разветвленное пространство, оставив одну закрытую комнату для избранных, если такая идея уединения придет Лорду в голову. Ему нравится быть вершителем судеб, он желает властвовать. Даже в самых ничтожных проявлениях. Это значит, что в каждом помещении должно быть что-то, исполняющее роль трона на возвышении, откуда хорошо просматривается пространство, рядом с которым другим можно разместиться только ниже. Но это не должен быть трон по виду, по виду это должно быть кожаное обычное кресло, может быть, даже немного потертое. Это всё вокруг должно недвусмысленно говорить, что кресла иные, пусть хоть обитые пышным шелком – места для его слуг. Решив с Лордом, Гермиона стала прикидывать о том, что предложить Барти. Кроме его пристрастия к «Змеюкам», а, точнее, к одному из них, она ничего о его вкусах не знала. Люциусу надо было устроить гедонизм за отдельно взятым закусочным столом. Простое, но способное удивить Малфоя меню – то, над чем она должна была подумать. И Долохов … вот уж о ком она ничего не знала совсем.       Поэтому разгоряченный Снейп вернулся в самый нужный момент.       – Северус! А какие пристрастия у Барти и Долохова? И на кого мне надо обратить ещё особое внимание, кроме них и Малфоя? На Беллатрису?       Снейп прошелся по комнате, выворачивая суставы в попытке высвободиться из промоченной потом водолазки, и остановился возле Грейнджер, которая полулежала на локтях. При этом ноги были раскинуты по сторонам, и она, задавая вопрос, неровно выдыхала, сдерживая занывшее от утренней растяжки тело. – У Барти? – казалось, этот вопрос вызвал у Северуса едва ли не больший ступор, чем когда на месте Барти обсуждался Лорд. Ясным было одно – ни один Пожиратель Смерти, даже зная в лицо своих соратников, был в своем уме и никому из них не доверял, по крайней мере, настолько, чтобы заводить настоящую дружбу. Хотя в отношениях Барти и Северуса была тонкая нить приятствования интеллектуально развитых людей. И даже невероятный совместный поход на концерт, выполнявший в отношении этих двоих, скорее, роль пакта о ненападении, чем развлечения. Как два крупных животных, ни одно из которых не заинтересовано друг в друге как в добыче, и однако знает, что из себя представляет визави. Неподвижный, безразличный крокодил и ягуар, охотно играющий своей испачканной пятнами шкурой.       – Барти, я думаю, будет на твоей стороне. Он любит провокации, только не воспринимай это как образ действия. Все должно быть нейтрально. Как и Беллатриса, он сам себя развлечет, если заскучает. Если ты покажешь ему библиотеку, он будет один из немногих, кто способен её оценить. Держи это в голове как безопасный способ уйти из общих гостиных. — пришло в голову Снейпу. — Беллатриса любит хорошее игристое вино, сплетни и боль. А Долохов… — губы Северуса дрогнули. — У него будет персональное занятие в этом доме. Я намерен дать ему понять, что он может распорядиться моей кузиной и до официальной свадьбы, если Лорд не будет иметь возражений.       Гермиона подняла глаза, в которых едва ли не впервые мелькнула жалость к Марджери в форме девичьей солидарности и легкое возмущение.       — Это оказалось очень сладко, быть первым осознанно, зная, что ты станешь моей навсегда. Так пусть и Долохов поймает этот момент.       – Если он на ней женится и только после этого станет первым, что, момент будет упущен? Сладость затмит горечь супружеских обязательств?       — Я не знаю, как тебе это объяснить. Ты когда-нибудь брала что-нибудь без спроса? Это как украсть то, что ты можешь купить. Вдвойне приятно, и речь не об экономии. Это что-то первобытное. — прибавил он и протянул к Грейнджер руку: отвлекать от созерцания сейчас Снейпа было совершенно нельзя: в касаниях не было грубости, напротив – он словно ласкал фигуру из песка. – Взять кричащую от возмущения самку, которая, конечно, выбирала и прикидывала, но не тебя.       – Ты же, когда брал меня впервые, не думал так. Только в качестве матери ребёнка, да?       — Я никогда не думал попользоваться и выкинуть. А ты и не кричала. Ни в первый раз, ни во второй раз.       Гермиона раздумывает, как сказать про то, что тот раз связан у неё не столько с болью, сколько с жутким открытием, каким он может быть, и что он естественен, когда он такой. И что именно его такого она боялась, когда в лесу в равноденствие он нагнал её на закате.       – Я тогда думала не о боли, а о том, что это часть тебя, с которой я не соприкасалась. И что ты просто можешь когда-нибудь обернутся ко мне этой стороной. – Она не хочет на этом ставить точку, потому что не обвиняет его сейчас, а лишь делиться с ним своими страхами о нём. И поэтому продолжает, смягчая:       – И еще меня поразило, что ты наблюдал за мной издалека, оставаясь незаметным.       А он отвечает на всё сразу.       – Эта моя «часть», как ты выразилась, она для тебя вполне безопасна. Я умею держать себя в руках. С тобой особенно. Я планирую долгий день сегодня, часть малфоевских материалов возьму с собой, поэтому я не помешаю разговору. Убедись, что Аурелия или кузина не будут этого делать тоже, Уизли отличает особое умение ляпать то, что следовало бы придержать.

***

      Самый худший день в личном календаре приближался неумолимо.       Снейп ненавидел находиться в это время в школе, и вообще предпочел бы закрыться дома. Пусть сейчас нравы Хогвартса огрубели, ученики всё равно неизменно таскали по коридорам какие-то розыгрыши и гремящие дурилки, разучивали бесполезные заклинания, визуально добавляющие их облику нечто пугающее и поголовно отбивались от рук значительно и сильно. Карнавал, который заместил традиционный кельтский праздник, не в последнюю очередь был причиной недовольства Снейпа. Что там –– даже груда тыкв, которую перетаскали эльфы для украшения Большого зала, и на которых преловко вырезали разнообразные рожицы, тоже раздражала его.       Чарли должны были доставить за день до Самайна, заблаговременно. Никому из Пожирателей не хотелось в ожидании хорошего вечера возиться с пленником, и поэтому совершенно справедливо, по мнению Волдеморта, было поручить его хранение Снейпу. Всё равно он не ждал приятного, легкого вечера: это исключалось порученной ему его подготовкой. Извращенная логика Темного Лорда шла дальше, и Северус оказался одной фразой должен по всем фронтам: Волан-де-Морт изъявил желание праздновать казнь предателя не в Мэноре, а в Принц-холле, где, заодно, почтить присутствием как жилище маленькой грязнокровой подданной и собственного слуги, по какой-то сентиментальной нелепости решившего её приютить, так и этот странный брак.       Было ещё кое-что, о чём Лорд сообщал лишь блеском в алых глазах: как они и условились ранее, за долг впечатляющей казни Снейп отвечал собственной шкурой, и это тоже обуславливало выбор места суаре. Расправляться с директором прямо на глазах маленьких волшебников было не к лицу. Слишком неясный мотив, слишком яркие средства для неопытных глаз, слишком страшные крики того, кого они боялись как огня сами. К тому же, Томас не планировал убивать Снейпа в случае его провала, и тогда подрывать авторитет директора школы было просто ни к чему. Заставить Северуса отвечать перед ним в Мэноре означало необходимость транспортировать его после, одному Мерлину известно как. Поэтому прибыть в Принц-холл было оптимальным решением для каждого из вариантов развития событий в Хэллоуин –– Лорд не скрывал намерения развлечься в дату, которая и для него была более, чем памятной. Развлечься любой ценой.       В нескольких сантиметрах от плеча Снейпа взорвалась подвешенная в воздух хлопушка, которую он в задумчивости просто не заметил, и стайка учеников, из младших, прыснула врассыпную, когда увидела, кто налетел на неё.       Для этой малышни не было старого и нового директоров, директор был только один, и то, что усваивали они в первый же месяц –– что директор лишен чувства юмора. Особенно в свойственном им понимании юмора. Северус поднял палочку и пепел, испачкавший мантию, растворился. Какая ирония: Джордж, по обыкновению, создал невообразимое количество всякого барахла, скупаемого в Хогсмиде школьниками в преддверии праздника, на котором будет уничтожен его брат.       Северус гладкими шагами вполз в комнату, где проходили тренировки будущих Пожирателей, чтобы понаблюдать со стороны.       Сейчас двое загнали в угол Ташева, и работали парой прекрасно — лоб преподавателя был покрыт бисером пота, а двоих за вспышками не было видно — они почти съели его щит.       И только когда Ташев громко объявил о перерыве, завидев Снейпа, Северус с неудовольствием отметил, что это Пэнси и О’Рейли держали профессора в обороне.       Девушки раскраснелись, им тяжело давался этот бой, но они понимали, что победили бы, не останови нападение Ташев.       — Директор. — он склонил подбородок, отводя глубокие, синие глаза. Девчонки повторили за ним этот жест. Рыжая смотрела на серба не без женского восхищения, и только Пэнси пялилась на него самого. Северус начинал всерьез опасаться за её пристрастия, хотя он подозревал, что умниц привлекает содержимое его черепной коробки, а не внешняя её лакировка.       — Браво, девушки. — Ташев призвал небрежным жестом кубок с водой. — Вы видели, директор? Что скажете?       — Я скажу, что обе заслужили только порицание, оставив спину без пригляда.       Снейп, конечно, вредничал. Холодные губы покривились, когда О’Рейли закатила глаза, намекая всем видом, где она вертела его дотошность.       — Не судите так строго, они же еще учатся.       — Скоро экзамен. У всех них. И вот задание. — Снейп выдернул палочку и прижал кончик к кадыку: — Каждый к завтрашнему дню из посещающих класс должен найти заклятие достаточно уникальное, чтобы оно не повторялось дважды. Как только вы определитесь, пришлите мне сову. Завтра мы потренируем их друг на друге. Да, разумеется, это сугубо индивидуальная работа: вы ведь не хотите оказаться безоружными.       Отдыхающий от схватки Забини распрямился, как пружина, и быстро пошел к выходу. Пэнси, будто очнувшись, посеменила за ним следом, переходя с шага на бег. Самые башковитые были уже на пути в библиотеку. Остальные еще пару минут задавали ему бессмысленные уточняющие вопросы.

***

      Напоминание Снейпа было кстати. Надо будет наложить заглушающие чары на комнату, в которой они будут говорить, думала Грейнджер. До одиннадцати оставалось ещё три часа, и она после быстрого завтрака занялась вторым этажом. Комнаты Аурелии и Марджери, а также ту ванную, которую они раньше делили с Марджери, Гермиона решила пока не трогать. Эти неремонтируемые комнаты пусть займут в будущем положение гостевых спален. Их надо будет только подновить, как она подновила первый этаж: отмыть, просушить, натереть деревянные панели и мебель, заменить текстиль. Остальное предстояло переделать. Гермиона уже говорила Снейпу, что хочет переделать спальню так, чтобы присоединить к ней небольшую чайную комнату, сделать дом в доме, особую защищённую территорию. Для ребенка требовалась в отдаленном будущем детская. Кроме главной спальни все остальные комнаты были, конечно, меньше, чем большие пространства помещений первого этажа. Но размах планов воплощался легко: еще даже оставались комнаты с неизвестной судьбой, прямо напротив комнаты Марджери. Поскольку Северус дал ей карт-бланш, она вызвала домовиков и разъяснила, что хочет сделать, а сама стала уменьшать мебель в комнатах, и помещать её в коробку с невидимым расширением. Через час у неё все было готово и она аппарировала в Косой, в знакомый уже магазин текстиля для дома. Стальной серый муар, отливавший жемчужным, был выбран для спальни. Грейнджер хотела затянуть им все: стены, кресла, скамейки под ноги, валики и декоративные подушки, да и шторы также сделать из него. Для чайной она выбрала китайский шёлк, тоже серый, только совсем бледный, на котором разными оттенками серого были вытканы деревья с птицами на ветвях. Холл второго этажа Грейнджер решила не изменять: он был обшит такими же старинными деревянными панелями, что и первый этаж. С детской было сложнее. Она задумалась - а какой видит Северус комнату сына? Гостиная Слизерина была такой мрачной, что у Гермионы не оставалось сомнений, что их спальни были ничуть не веселее. И в них жили одиннадцатилетние дети! Не исключено, что Северус посчитал бы нормальным поселить кроху в такие же интерьеры. Она рассеяно перелистывала альбом с образцами тканей, обдумывая комнату сына и детскую, вспоминая свою уютную комнату в доме родителей и старые обои с нарисованными игрушками в его бывшей комнате в Коукворте, пока не увидела обивочный хлопок в тонкую полоску, перемежающую салатовый с голубым. Ткань была радостной, излучающей чистоту и свет. Не взять её, думая о Дариусе, было нельзя. Стены, полог над кроватью и шторы должны быть из неё. По крайней мере, пока мальчик сам не попросит другое. Да и игровая будет прекрасной в том же цвете, думала Гермиона, разглядывая эту ткань. Остальные комнаты могут пока оставаться с чистыми побеленными стенами. Оплатив и договорившись, что сегодня днём пришлют гоблинов-обивщиков, она вновь аппарировала в Принц-холл. До появления Уизли оставались считанные минуты.

***

      Погода была на удивление тихой, отрешенной от должного произойти: замок повиновался директору, а директор, с раннего утра аппарировавший в Хогвартс, сейчас стоял у окна и разглядывал зажженные на подъездном мосту факелы, играющие своим ярким светом с мусковитом окна и его цветным медальоном. Сумерки наползали медленно, съедая метр за метром ту часть моста, что не была освещена огнем.       Долгим звуком достиг замка гул потревоженного Запретного леса – значит, уже близко. Северус повернулся и посмотрел на сидящего на стуле, охваченного по рукам и ногам Уизли. Вчера, первые сорок минут его пребывания в школе, из бледных губ вырывались ругательства столь витиеватые, что пополнить запас смог и выросший в Коукворте директор. При этом молодого парня сотрясала дрожь –– Чарли очевидно пытался напороться на смертельное заклятие. Спустя ещё час, видя, что вербальные замечания его не трогают, он плюнул сухим ртом, метя в Снейпа. Тот в ответ стер с матового пола слюну и ласково вернул её на место –– длинные, прокуренные пальцы шпиговали глотку Чарли и исчезли лишь за секунду до того, как Уизли был готов выблевать их. Спокойствие, с которым Снейп обращался с ним, не сулило легкой смерти. Сейчас он открыл дверь, пропуская домовика с подносом, полным небольших, но наполненных доверху блюд. Два бокала, две тарелки –– Северус обвел их взглядом, кивнул домовику и развернулся к Чарли.       –– Я отпущу тебя на короткое время. Если ты хочешь по-человечески поесть и оправиться перед тем, как всё произойдет. –– голос бывшего его учителя клокотал в горле, он налил себе и, взглянув на Чарли ещё раз, ему тоже. –– Твой брат просил за тебя. Просил воспользоваться зельями. –– Снейп пригубил из своего бокала и, словно опомнившись, взмахнул палочкой, чтобы высвободить из пут Уизли. –– Я не могу сделать этого. Я объяснил ему, чтобы Джорджа не терзало сознание собственного бессилия.       Чарли не двигался с места, от слов Снейпа на нижних веках накипали слезы, и он усиленно глотал их, чтобы не доставлять предателю удовольствия. Что было хуже, похоже, тот и не стремился извлечь его, и это по-настоящему пугало. –– Надеюсь, ты понимаешь, в моём отказе нет никакого личного стремления пытать.       Снейп отвернулся к окну. Палочка была зажата в его пальцах немым предостережением. Он услышал, как Уизли нетвердо поднялся на затекших ногах. В этом состоянии он не был способен напасть. Раздался звук плещущего в бокал вина.       –– Не стесняйся. –– не поворачиваясь, бросил Снейп. В ответ послышались обильные глотки. Услышав, что он мог бы получить от зельевара, и чего не получит, Чарли решил использовать подручные средства. От еды, которую принес домовик, пахло пряными специями, и Уизли сглотнул.       Последний раз горячую, домашнюю еду он ел до покушения. Казалось, с момента его засады прошло много времени, а последние пару недель в Мэноре тянулись как линяющая драконья шкура. Что, если попытаться напасть? Он не ожидал в теплице проворства от этой сволочи. Сейчас шансов было куда меньше. Снейп повернулся.       – Ты слишком слабый. Намерения даже не нужно выволакивать, они сами падают из твоей головы, Чарли. – шансов не осталось. Черные глаза поскоблили веснушчатое лицо.       – Ешь. – Северус кивнул на блюда.       Но едва Чарли осилил несколько ложек тыквенного пюре, тьма заволокла мост, и сумерки здесь были ни при чем.       Снейп повел палочкой, обеспокоенно оглядывая пленника, и Уизли выронил вилку, потому что оба запястья туго оплело заклятьем.       Ничего не говоря, директор прошел мимо него, в двери. Наступила полная тишина. Как отобранный для натаскивания молодых собак побитый лис, Уизли кожей чувствовал опасность. Даже ненависть к предателю отступила на задворки и растерянно мялась фоном. Чарли прижал к себе руки, и с размаху ударился об окно, и упал на пол, завыв от досады. Стекло не билось.       Тем временем Северус быстро бежал вниз по лестнице. Замок угрожающе засверкал, отказываясь повиноваться, и Снейп едва не наступил на пустоту вместо очередного пролета, отрезанный на каменной площадке. Стоило больших усилий привести древнюю магию в чувство –– возмущению Хогвартса не было предела. Ещё одна драгоценная минута и одернутый директором замок распахнул главные ворота. Северус ухнул вниз темным сгустком –– он израсходовал время, отведенное на изящное передвижение. Как только Беллатриса торопливыми шагами пересекла порог школы, Снейп вырос посреди вышколенной толпы учителей и учеников, и в его глаза уперся взгляд хозяина. Как положить на веки два угля. Волдеморт и не пытался скрывать нетерпения.       –– Господин директор, заставили меня идти пешком. –– зазмеился тон. Студенты, старательно разглядывавшие свои ботинки, потупились ещё сильнее, а Снейп улыбнулся, он шестым чувством ощущал, что это благодушный укор.       –– Повелитель. –– директор сильно склонился, его волосы упали вперед. Отеческое прикосновение холодной руки к затылку, обманчиво мягкое. Старший Малфой, одетый в элегантную, но не греющую мантию, отрывисто кивнул Снейпу и прошел следом за Беллатрисой, стараясь её нагнать.       –– В Большой зал. –– Северус повел рукой, и пошел на шаг позади Волан-де-Морта, оглядывавшего учеников.       О’Райли, поднявшая лицо, пялилась в ответ во все глаза, как завороженная, и Темный Лорд расплылся в улыбке, от которой сердце отважной девушки пропустило удар. Она тут же склонила голову, как и прежде.       –– Я решил, не лучшее время года для уличных развлечений. –– негромко говорил шагающий следом Северус, заложив обе руки за спину.       Большой зал был разряжен, как глазированный пряничный домик. Запахи корицы, свежего тыквенного печенья, шныряющие в поисках места младшие курсы. Не верилось, что все произойдет здесь. Единственное, что на это намекало, так это то, что преподавательский стол стоял хотя и перпендикулярно прочим, но внизу, перед столами школьных домов. Его законное место пустовало: на нем не было ни украшений, ни мебели, только каменный пол и стекла, поблескивающие магией.       Беллатриса уже сидела за столом, как и Малфой, который на кого-то ей показывал за столом Когтеврана. Лорд двинул тяжелое кресло директора и опустился в него. Снейп остался стоять.       За ними в зал потянулись два старших курса, которые встречали Пожирателей у входа.       — Вы скажете несколько слов? — Северус наклонился вперед.       — Да, пожалуй.       Не поворачиваясь к ученикам, Томас прижал старшую палочку к горлу.       — Милые создания. Семнадцать ровно лет назад я предпринял попытку сделать то, что надлежало — обрести сильных магов, сторонников, не боящихся принять на себя груз ответственности за нашу страну и магический мир. Эта попытка была прервана сторонниками подобострастного преклонения перед маггловским правлением, перед вынужденной конспирацией — вероятно, из страха, что волшебники не способны удержать серую массу под контролем. Но мы способны.       Старшекурсники обратились в слух, кто-то неслышно плавным движением поставил на место кубок с водой, забыв о собственной жажде.       – Жертва, о которой вы знали с детства, была совершена девушкой, рожденной в семье магглов, и была полной глупостью — она лишь позволила своему сыну умереть смертью куда более страшной, чем предлагал ей я. Магглорожденные волшебники питают эту страсть к несовершенным существам, это им свойственно – равнять их и нас. Это, если хотите, их порок. Поэтому все магглорожденные колдуны и ведьмы, которые милостью все же будут учиться управлять своей магией в стенах лучшей школы, по причине сродства магглам после выпуска будут заниматься низшим управлением, взаимодействием с магглами. Поголовно им не будет доступна высшая магия, потому как высшая магия удел лишь настоящих магов, а не всплесков капризной природы. Однако, в виде исключения, отдельные магглорожденные могут поощряться возможностью продолжать обучение и после сдачи СОВ, и даже оставить после себя след – при условии безусловной пользы настоящим волшебникам и патронажа со стороны волшебных семей. Брать их в чистокровные семьи запрещено, дабы не разбавлять родовую кровь, ценность магической Британии, их слабой кровью. В конечном счете маги нашей страны станут исключительно сильны.       «В конечном счете, существующие грязнокровки просто вымрут, а вновь прибывшие природным способом будут рвать на себе трусы в попытке угодить» — подумал Снейп, не стремясь закрыться мыслями от Лорда.       Да, это было наиболее мягкое решение из возможных, хотя и не вполне отвечало идее Снейпа. Если это было правдой.       – То, что Вам рассказывали в этом зале про якобы убийство всех магглорожденных, ложь. Как ложью было и то, что происхождение не влияет на магический потенциал. Эту ложь проповедовали те, кто следовал за лицемерным волшебником, никогда и никому не сказавшим правду. К счастью, большинство его последователей одумались, когда поняли, как он дурачит их. Одумались даже те, кто сам является магглорожденными, не говоря уж о введенных в заблуждение настоящих магах. Взять хотя бы девушку, чье имя почти так же вам известно, как имя Гарри Поттера. Когда она узнала правду, ей хватило ума признать истинность предлагаемого порядка вещей. Она, являясь образцом магглорожденной с сильными природными способностями, успешно их реализует. Поскольку она давно испытывала симпатию к одному из лучших моих Пожирателей, а он ценил её способности, он, будучи магом не вполне чистокровным и с моего дозволения, взял её в свой дом. И это дало нужный результат. – Лорд на секунду осклабился. – Не будет никакой гражданской войны, если каждый будет знать свое место и принимать его с благодарностью. К большой моей печали, не все способны на это. Кто-то пытается продолжить дело Ордена Феникса. Кто-то откровенно глуп – тем более, что состоит в семье чистокровной, а значит, борется даже не за свои интересы. Его семье была представлена возможность одуматься, как и многим, чьи дети здесь сидят. Гниль необходимо вычищать. Я не прощаю покушений на своих сторонников. Но не будем грустить сегодня, мои милые друзья. Пусть для вас этот вечер, всегда напоминающий о борьбе за будущее магов, будет наполнен мыслями о правильном и должном, и, конечно, шалостями согласно возрасту. — Волан-де-Морт благодушно поднял бледную руку и махнул. На столах появился нарядный ужин. И, сколь не боялись бы присутствия Темного Лорда школьники, сначала те, кто помладше, не улавливающие двойного дна, а потом и остальные принялись за еду.       – После ужина уйдут все, кто того пожелают?       – Северус, тебе ли не знать, как директору, что наглядный пример – это лучший пример?.. Присядь, мой друг. Где твоя девочка, мой еще один наглядный пример?       – Повелитель. – Снейп поклонился и опустился рядом. Когти Лорда в нетерпении царапали край стоящего перед ним блюда. – Она в Принц-холле, я не мог оставить поручения о вечере с Вашим участием на эльфов. – Северус налил несколько глотков эльфийского сначала Лорду, а затем себе, и, не дожидаясь приказа, отпил первым. – Поэтому оставил их Гермионе.       – Ты доволен моим решением?       – О грязнокровках? Это великодушное решение, мой Лорд.       – Слишком великодушное?       – Размеренное сокращение численности без лишнего шума. И, вместе с тем, использование лучших для разбавления той волшебной крови, которой не грозит испачкаться. Таким образом, каждый магглорожденный будет начинать с нуля.       – Да, Северус. Ты понял меня правильно.       – Хочу еще раз заметить, мудрое решение, мой Лорд. – Снейп поднял кубок, празднуя эту мысль. Глаза Томаса наполнились удовольствием.       – Я жду, что твое решение окажется таким же. – Волдеморт перевел взгляд на пустое пространство, приготовленное под эшафот.       – Мой Лорд. – Северус почтительно кивнул и встал, освобождая место рядом с Тёмным Лордом, и отправился за Чарли.       – Грейнджер, стало быть, повезло, – то ли спросила, то ли утвердила мысль О’Райли, обращаясь к Пэнси.       Та сидела, не отрывая взгляда от преподавательского стола. Но волновал ее не Волан-де-Морт. Как всегда, когда в пределах видимости был Снейп, он магнитом тянул к себе её взгляд. От слов главного мага горечь подступила прямо к горлу и слёзы готовы были брызнуть из глаз. Пэнси сейчас ненавидела свою чистокровность.       Она служила препятствием их соединения. Это – и ещё грязнокровка. Эта комбинация рушила её надежды. Грязнокровку саму по себе можно было бы не брать в расчёт, её можно было убрать с дороги любым способом.       Но воля Темного Лорда могла быть только исполнена, и больше никаких вариантов не было. Но на то и характер был у Пэнси, что она не отчаялась, а разозлилась.       – Она не стоит его, – ответила она О’Райли, провожая взглядом спину удаляющегося из зала Снейпа и с вызовом переводя взгляд на Темного Лорда, не веря сама себе, что делает это. И произнесла дальше то, что, вероятно, не могло бы долететь до слуха Волан-де-Морта:       – Это фатальная ошибка. Смесь с грязнокровкой только ухудшит породу. Это надо бы стереть. Ему нужна чистокровная женщина. Он слишком исключительный.       Когда Снейп поднялся в бывший директорский кабинет, Чарли превратился в тряпку. Он разбил себе лоб, пытаясь выломать окно, и рыжая челка стала красной. Северус поднял его с каменного пола за путы на руках.       – Пора. Выпрямись, ты же мужчина. – сам Снейп поморщился от необходимости ободрять приговоренного, которому приготовлено много неприятностей. – Когда и если Лорд даст тебе последнее слово, проси дать тебе искупить нанесенное оскорбление, но не плачь. Это не поможет. – тихо говорил Северус, толкая перед собой удерживаемого за запястья Чарли.       Тот, спотыкаясь, спускался из кабинета, но чем ближе они подходили к Большому залу, тем сильнее его сотрясало отчаяние. Он не смирился, и, в отличие от животных, обладал воображением, которое рисовало ему жженым углем по белой ткани картины, потрясающие злой экспрессией.       – Прекрати. – Снейп перешел на шипение. Он вспомнил, что обещал Уизли, и только сейчас понял, что видел среди гостей Гойла-младшего, а это значило, что Джинни тоже всё-таки могла быть где-то в зале. Могла быть. Северус помедлил, дернув грубо Чарли, чтобы тот остановился. Зельевар отлично знал, где в кабинете зельеварения хранился опийный мак, и мог бы… мог бы, но не стал.       – Идём. – взгляд полоснул по бледному лицу, и они продолжили их странный, ломаный путь. – Чарли, прекрати выть. Прекрати. – монотонно повторял Снейп, понимая, что не сможет его успокоить.       Перед Большим залом Уизли извернулся и ударил его затылком в лицо, и побежал по коридору. В глазах заплясал узор стены, кровь с готовностью брызнула из носа. Северус вытянул руку с палочкой и прицелился, стреножив беглеца. Больше он не был намерен его утешать. Он медленно свирепел. Дернув пропитанный чуб вверх, Снейп ухватил волосы у самого основания и потащил за них, вынуждая перебирать ладонями и коленями завывшего Уизли. И хотя они шли окольным путём, открывшаяся боковая дверь мгновенно привлекла внимание. Разговоры стихли. Северус провел Чарли вперед и дал пинка, чтобы чарами очистить собственное лицо. Голова еще кружилась — они были одного роста, и мощный затылок драконовода пришелся в переносицу, пусть и смазано. Сломан нос не был, не так-то просто сломать такой нос, но кровь сочилась.       Северус затворил за собой дверь. Чарли рядом с ней не было. Он, внезапно вняв словам директора, стоял перед столом Волдеморта на коленях. Без слез на лице. Снейп остановился в нескольких шагах.       – Я все сделал сам, – хрипел он, – никто в мире не знал о том, что я хотел покарать это предательство. Это из-за него мы проиграли. Посмотрите на него! Как он предал нас, так он предаст вашу сторону. Я человек чести и никогда бы не напал на настоящего воина со спины. Обращаюсь к Вам как воин к воину. Я проиграл. Я готов умереть. Я не смог найти смерти сражаясь, как один из моих братьев. Но я прошу последней милости от воина – как воин. Я прошу смерти, как в бою.       Чарли надеялся, сохранив достоинство, получить аваду.