***
В гостиной Пуффендуя, было, пожалуй, менее тревожно, чем в общих комнатах других факультетов. Послушность судьбе, этот отличительный признак пуффендуйцев, играл сейчас им на руку: их не будоражило горячечное воображение и холерический темперамент, как гриффиндорцев; не раздирало, постепенно заменяя страх, честолюбивое желание оказаться в числе избранных, как слизеринцев, на глазах которых нескольких из них Тёмный Лорд выделил, оставив при себе; они не погружались в холодные расчёты будущего, корректируя его тем, что увидели вечером, как когтевранцы. Нет, в их гостиной уютно пылал огонь в камине, а они, полукругом сгруздившись перед огнем, держали в руках кружки и смотрели на мягкое пламя. Тишина, запах душицы, неяркий свет – все вместе было таким тягуче-мирным и спокойным. Почти каждый из них желал побыстрее забыть произошедшее, стряхнуть это как морок ужасного сна. Ну, что ж поделать, ничего уже не изменишь. Да и нечего было покушаться на школу. Зачем, если победитель уже ясен? И вообще, в их жизни такого больше не повторится, потому что они ведь поступают так как надо, да? И сначала один что-то шепнул другому, потом другой, и аккуратно, будто пробуя, раздался спустя время первый смешок, а за ним – второй, и потом кто-то сказал, что хочет есть, не добавляя, почему из-за общего стола в Большом зале они вышли голодными. И ему закивали в ответ со всех сторон, торопясь сказать, что тоже голодны, все плотнее, надежнее закрывая пустяковыми желаниями от самих себя произошедшее. Вызвали кухонного эльфа. Тут же на полу (так было лучше, чем-то напоминало пикник) появились пироги, сладости, их брали руками, куски отламывались, падая вниз, руки сталкивались: мелочный хаос происходящего плотнее законопачивал прошлое и создавал рой событий вокруг, на которые можно было отвлечь своё внимание. – Эй, Фарран, ты раззява, у тебя вся начинка сейчас упадёт в чай! – Роуз, передай мне вот тот кусочек! – И мне! – Нет, постойте, вы сейчас расхватаете самые вкусные пироги только из-за того, что они рядом с вами стоят! – Нечего придумывать, не тяни свою руку, Хитклифф, около вас тоже вкусные пироги! – Вот и забирай тогда их, а нам отдай те! Восклицания становятся все громче, живее, какой-то девчоночий голосок произносит: «А на прошлый Самайн…» и начинает, торопясь, рассказывать потрясающую историю. Её слушают, уточняют что-то, короткие смешки переливаются в этом повествовании со словами, в разговор вовлечены все. Кроме одного. Рон сидит у дальней стены, так, что на него не падает свет и он загорожен темнотой как щитом. Странная память: он совсем не помнит лица брата сейчас, вместо него – бледное, в темных веснушках, с закрытыми глазами лицо Джиневры, а вот крик, истошно бьющийся в ушах – это точно голос Чарли. И еще навязчивый, тяжелый металлический запах, будто он сам был на том помосте с Чарли, а не в десятках футов от него. Он даже не заметил, как на мягкое сиденье рядом с ним легко опустилась девушка. – Ронни, – он вздрогнул от осторожного касания руки по плечу. Покосился. Это была Агнесс Роули, новая ученица Хогвартса. Агнесс не только на Пуффендуе, но и со всеми учениками в школе вела себя ровно и ласково, всегда была тихой, но с внимательной улыбкой на узком личике. – Ронни, поплачь. Рон вытращил глаза. – Да пошла ты! Девушка не обиделась, не вскочила, наоборот, она перехватила его руку и сильно сжала её. Около камина в гостиной нарастал перелив голосов: ученики стали говорить свободнее и, как это всегда бывает с большой компанией, распались на маленькие группки. Агнесс подвинулась теснее к Рону и быстро зашептала ему в самое ухо: – Ты правильно все делал, никто не сможет упрекнуть тебя, что ты против Тёмного Лорда. Я смотрела на тебя все время, правда! Я очень переживала за тебя. – Зачем это ты на меня смотрела? – щетинится Рон. – Я переживала за тебя, – как будто поразмыслив, повторять ли ему эти слова снова, отвечает Агнесс. И опять пожимает ему руку. А потом добавляет: – Ты очень хороший. Просто не все это видят. Я – вижу. Рон смотрит на Агнесс теперь, полностью повернувшись к ней. Его недоверие, колючее и злое, сталкивается с удивлением. Он нравится? И шалая надежда, что у него может появиться сейчас близкий друг, девушка, такая ужасная, потому что тело брата наверняка еще в Хогвартсе, мешает боль и почти исчезнувшую мечту в один постыдный комок. О таких мыслях никому не расскажешь. А Агнесс смотрит на него понимающе, и в колеблющемся полумраке их дальнего угла её глаза блестят, словно переполненные слезами. Или они действительно переполнены? – Тебе непременно надо поесть, Ронни, это придаст тебе сил. Рон не успевает даже понять, что же Агнесс сказала, как та аккуратно разжимает свою ладошку и вспархивает с места. Она действительно легкая, почти невесомая, и своей бледностью и неслышностью очень походит на бабочку-капустницу. Но такая заботливая. У него вновь накипают слезы на глазах. Агнесс быстро присаживается к разоренному пуффендуйцами пикнику, мягко улыбаясь, просит то одного передать ей пирог, то другую – и вот у неё уже полная тарелка, с которой Агнесс возвращается к Рону, держа в другой руке большую кружку с дымящимся ромашковым чаем. – Здесь много вкусного, Ронни. Вот это попробуй. И протягивает ему тарелку так, чтобы прямо перед ним оказался большой кусок пирога с индюшкой. Рон повинуется этой ласковой просьбе, берет, откусывает и еде успевает проглотить кусок, чтобы не закашляться: его снова душат слезы. Он схватывает воздух ртом и низко наклоняется к коленям, стискиваясь от боли за себя, за брата, за все-все, что так неумолимо происходит в его жизни. А Агнесс ставит тарелку рядом с собой и мягко поглаживает его по согнутой спине. Рону так, оказывается, нужны эти касания, и он совсем не стыдится сейчас перед Агнесс за свои слезы. Наоборот, они приносят ему облегчение. И еще ему хочется, чтобы Агнесс не уходила. А она и не уходит. Агнесс принадлежала к той части обширной семьи Роули, которые после первой магической бежали невесть куда. Вернувшись в июле, они не оказались в фаворе: Волан-де-Морт помнил, что эти Роули скрылись после его временного поражения и не содействовали победе, объявившись лишь после окончательного торжества чистокровных, да и то с промедлением. Никакого места в Министерстве Лелланд Роули не получил, и семья тихо жила в возвращенном им дальнем, очень небольшом поместье в глухой части Дарема, где-то далеко за Дарлингтоном. Денег у них было не много. У Агнесс было еще четыре младших брата, все погодки, но старший из них родился, когда Агнесс было уже десять, поэтому в Хогвартс Агнесс отправилась одна. Братья остались в поместье с родителями. Да она их и не воспринимала как братьев: это всё была визгливая малышня. Мать, отправляя Агнесс учиться, наставляла её долго, а теперь и напоминала ещё в каждом письме, что её надо позаботиться о своей будущей жизни прямо сейчас, в стенах Хогвартса. Агнесс четко усвоила наставления матери. Она прекрасно понимала, что хлопотать о своём будущем надо прямо сейчас, в стенах школы. Надеяться на какой-то выдающийся шанс Агнесс не собиралась: ее достоинством было абсолютно трезвое мышление. И это трезвое мышление говорило ей, что шансов у неё не так уж много. Рон привлёк её внимание после той выходки директора с появившейся у Уизли метлой: на факультете строили догадки, кто-то считал, что Рон украл метлу, кто-то – что хотел улететь на ней из школы, да и из Британии. Агнесс ни в одну из этих версий не верила, но подумала, что ей стоит обратить на Уизли свое внимание: вряд ли у нее обнаружатся соперницы. Агнесс, действительно, очень трезво оценивала себя. Она наблюдала за ним все дни и выделяла то, что ей могло понравится. И он, действительно, стал ей нравится: одинокий, без друзей, он не пускался в те забавы и приключения, в которые в юности можно участвовать только в компании. Ей это было симпатично. Плюс в дни, когда их отпускали в Хогсмид, она его видела помогающим в лавке брату, а не шатающимся по деревне в поисках развлечений. Это тоже нравилось Агнесс. И когда в Большом зале на помосте оказался Чарльз Уизли, она, действительно, не сводила с Рона глаз, всем сердцем сопереживая ему. – Ты очень хороший, Ронни, – тихо произнесла Агнесс в рыжий затылок, когда ей показалось, что он немного успокоился. Рон мотнул головой в ответ. Теперь он был готов согласиться с Агнесс во всём.***
Северус дышал ровно и лицо во сне почти разгладилось, не сжималось морщинами. Начинался ясный, холодный осенний день, солнечные лучи рассеивались сквозь дымку. Вчерашний праздник казался нереальным. Гермиона разглядывала его в упор. Она проснулась от того, что почувствовала шевеление ребенка, и немедленно потянула руку Северуса на живот. Вряд ли бы его рука могла сейчас уловить то мимолетное движение, которое она чувствовала внутри, но она так надеялась на это. Пусть почувствует, даже если сам ещё спит. Будить его не хотелось. Каждая минута сна отодвигала тяжесть дня, и Снейп благополучно лежал ещё двадцать, пока тусклый солнечный луч не влез ему в глаза. Гермиона села: – Он злится! Он злится на то, что обещал пленницу, а у тебя брак, а ещё этот дом, да? Ты перестал быть свободным от всего и принадлежащим только ему? – Свои обязанности я исполняю одинаково. Он обвыкнется. – хрипло сказал Снейп, снова прикрывая веки. – Может, мне переехать в дом на побережье? Все будут знать, что ты один, просто в лучших условиях? Он видит перемену, которой не предполагал, и его явно испугало то, что в твоей жизни есть пласт, который он не предусматривал. А это значит, что он понимает, что тебя не просчитал до конца. Ты должен показать, что он тебя видит насквозь, что ему доступны твои мысли до самого дна и это должны быть понятные и принимаемые им мысли. – Нельзя во всём идти на поводу. Сейчас это совершенно ни к чему, он дорожит моей лояльностью и не нарушит свое слово мне. Мы обычно были в своих обещаниях корректны. – Снейп замер, раздумывая. – Или почти всегда. Мы семья. Это очередная игра, тест. В этот раз следует переупрямить его. Иди сюда. Рассудочные слова как будто отпускают предохранители и ей становится до слез страшно. Пусть это ретроспектива, ужас ощутим так, будто произошедшее не в прошлом, а происходит сейчас. Грейнджер до болезненности нуждается в защищенности сейчас. И в предназначенной только ей нежности. А ещё – в подтверждении своей особенности для него. Поэтому на его призыв она откликается с щенячьей готовностью, прижимаясь и ластясь, словно после отчаянно долгой разлуки. – Я тебя больше не пугаю, правда? – аккуратно вворачивает Снейп, приблизившись к уху. Только бы всё не оказалось обмороком от паров белладонны и он не проснулся бы в прошедшей весне на полу своей лаборатории с разбитым лбом. Какая же она всегда была умница, как умела к каждому найти подход. В конце концов, она нашла подход даже к нему самому. Она забросила ногу на его бедро и легкими касаниями полураскрытой писечкой ерзала о него, поглаживая набирающий жесткость член. – Мне нравится смотреть, когда ты томишься. Северус наклонил её к себе и, мазнув по щеке носом, вогнал в приоткрытую дырочку ствол. Держать её так, полулежа, упершуюся в его горло округлыми грудками, было восхитительно. Наблюдать снизу вверх как она оседает с чуть приоткрытыми губами. Постепенно ноги Грейнджер слабеют, она садится совсем, раскачиваясь вперед-назад, охватывает его за шею плотно. – Скоро мы будем счастливы. Снейп сжимает кудрявый затылок, чтобы ритмично двигалась только нижняя часть её тела, старается, чтобы они раскачивались навстречу друг другу, догоняя её долгим, мягким давлением, от которого Гермиона шумно выдыхает возле уха. – Да, ты не таким свой брак представляла. Но посмотри, приём прошел. Он больше не появится. Просто никто не может безразлично пройти мимо тебя. Теперь тебе надо расслабиться. Я найду для нас свободные дни. Снейп, дождавшись первого её грудного стона, остановился на этом ритме, приласкивая словами. – Вот так нужно тебя брать, чтобы ты была мягкой, чтобы принесла нам вовремя ребенка, чтобы сделала это легко. Какое же жаркое у тебя влагальце, Гермиона, какая нежная кожа, какой жалобный голос. Ты, ты только моя, слышишь? Грейнджер дышала часто-часто, обмерев в руках, и даже не подмахивала, а лишь стонала, как раненая, и Снейп жалел её на ухо невнятицей, но насаживал только сильнее.***
Барти, выйдя с молодняком из особняка Снейпа, поманил их всех за собой. Возвращать студентов ночью в Хогвартс в таком состоянии было опасно. Да и сам Барти ещё не решил, что будет написано в газетах в качестве официальной версии. Это ещё надо будет согласовать с Лордом. А с молодняком после этого надо провести профилактическую беседу, чтобы четко придерживались официальной версии. Настолько четко, что даже в разговорах между собой и в своих мыслях наедине она у них осталась бы единственной. Проблема была только в том, что в особняке Барти жил Дасти. Молодняку видеть солиста «Змеюков», который запросто мог выйти навстречу Барти без штанов, было совершенно не обязательно. – Сейчас я вас всех аппарирую в свой особняк. Но минут двадцать или меньше вы подождёте на улице. У меня в доме приватные бумаги разложены повсюду, я живу один. Ничего не имею против каждого из вас, но долг прежде всего: пока я не соберу бумаги, вам в доме делать нечего. Ясно? Студенты покладисто закивали. Ну и отлично, подумал Барти. Пока они жались на предрассветном ветру на газоне перед домом, Барти успел подняться наверх, поцеловать Дастинуса, разбудив его, скомандовал эльфам, чтобы им принесли завтрак, а молодняку приготовили постели в дальней комнате флигеля первого этажа, в одной комнате на всех. Стесняться после сегодняшнего дня им уже было нечего, а под присмотром друг друга они вряд ли вдруг вздумают бродить по поместью. Вместе им будет не скучно и не страшно. Словом, распорядился Барти, поглаживая Дасти по голени и отхлебывая чай, разложите тюфяки, подушки, одеяла. Поспят на полу, не развалятся. Ещё неизвестно, где придется во Франции располагаться. Пусть тренируются. Барти, дробно стуча по лестнице, спустился вниз и кивнул домовику: – Зови. Тот исполнительно поклонился хозяину и рванул к двери. Пока Барти прокручивал в голове, что он им скажет, молодняк тихо и подчёркнуто вежливо переступал порог дома Тайного мага. Они все слишком хорошо помнили, с какой бравадой вчера вошли в двери дома их директора, не представляя ещё, что их ждёт дальше. – Так, коллеги, – Крауч посчитал, что некоторая расслабляющая мягкость в начале не повредит. – Во-первых, приветствую вас в своём доме. Видите, за одну ночь вы побываете у двух самых закрытых сторонников Темного Лорда. – Барти повёл рукой так, будто предлагал им рассмотреть внимательней холл. Он чуть ли не в первый раз в жизни пользовался методом Люциуса – навязчивой саморекламой, но другого пути накрепко объяснить новеньким, что они должны вздрогнуть, собраться и затрепетать после минутного расслабления, у него не нашлось. – Прошу за мной. Видите ли, молодые люди, мой дом – это также и мое рабочее место. А потому я посчитал необходимым разместить вас подальше от секретов, что постоянно входят в этот дом. Входят, – тут он резко обернулся к ним всем и предостерегающе посмотрел, это было эффектно. – Но никогда не покидают этого дома. Даже парней продрал мороз по коже. Аналогия с судьбой Глен О’Райли была очень прозрачна. Барти, видя их реакцию, развернулся и вновь двинулся по коридору. – Мне необходима тишина, покой и конфиденциальность. Поэтому я буду чрезвычайно вам признателен, – Крауч добавил в голосе максимальную официальность, придав и без того официальным словам ледяную отстранённость, – если вы проведёте время под моим кровом тихо и собрано, не злоупотребляя той степенью близости, которая вам открылась. За его спиной кто-то робко проговорил «Конечно, сэр». – Превосходно! – с этими словами Барти распахнул дверь дальней комнаты флигеля и лучезарно, со своим мальчишеским обаянием улыбнулся новичкам, – Ну, не робейте, заходите! Большая прямоугольная комната в торце с окнами на две стороны обычно пустовала. Сейчас тут играл огонь в камине, горели светильники, кресла были сдвинуты и образовали круг, внутри которого эльфы поместили несколько столиков, а по периметру комнаты, между консолями и парой комодов, были разложены тюфяки для каждого из новобранцев. Барти покрутил головой, оглядывая казарму, наскоро образовавшуюся в его доме. – Ну что ж, вполне уютно. Вам как? – Спасибо, мистер Крауч! Это отличное место для отдыха! Мы даже не могли на это рассчитывать! – Блейз рапортовал, как капрал на плацу. Пэнси снова оглядела Забини. Странно он себя сегодня вёл, хотя…кое-что стало складываться в её голове. – Ну что ж, отлично, всегда рад поддержать молодых друзей. А теперь давайте сядем в кресла и поговорим. Желторотики напряглись и опустились в кресла, настороженно переглядываясь. Ну конечно, мягко усмехнулся Барти, о том, что речь не будет идти о светской беседе, догадался бы даже младший Гойл. – Итак, – немного растягивая, начал он, – вы получили метку. Поздравляю вас! Это было сложно. Как вы поняли, мы все прошли через это посвящение также, как его проходили вы. Так вы его себе представляли? – Даже хуже! – Гилсон уставился на Барти. Тот поморщился. – Винвальд, не ври, никому из нас в голову не приходило, что это будет так. – Найман передернулся. – Даже если говорить просто про боль. – Молодец, Бальд, не врешь, – одобрил Наймана Барти и посмотрел на Гилсона. – Недалёкие хвастунишки долго не удерживаются в среде Пожирателей, учти это. Гилсон независимо дернул плечом. – Я говорил за себя. Барти махнул рукой, пресекая его: – Ты завизжал как поросёнок, как только Лорд начал. Представляй ты себе всё именно так, ты бы был готов к этой боли. Это во-первых. Во-вторых, ты бы не пытался встать все время так, чтобы спрятать свои небольшие гениталии. Не обижайся, Винвальд, они действительно крохотные. Калвер довольно заржал. Барти резко поднял ладонь. – Ротус, между собой вы хоть по измерительной линейке ранжирьтесь, но сейчас никто не должен меня прерывать, ясно? Калвер сжал губы и кивнул. Винвальд усмехнулся, глядя Ротусу в глаза. Барти напряг голос и продолжил: – Как и все остальные, Гилсон, ты ничего не предполагал. Как и все остальные, ты боялся, тебе было больно так, как и всем и это была самая сильная боль в жизни, ты, как и все, не думал, что увидишь голым своего директора и свою однокурсницу, делающую ему минет. Пэнси сузила глаза. Но Барти не собирался ее упрекать, нет. Даже наоборот, он одобрительно ей кивнул. И снова продолжил: – Никто, кто не был на наших собраниях, не может представить, что и как там происходит. Это тайна. Так, как никто из Пожирателей не может себе представить, что происходит при собрании ближнего круга. – Что может быть круче того, что было? – Олсоп тихо нагнулся к Беккер и почти прошелестел это в ухо. Барти фиксировал все. – Многое может быть, – улыбнулся он, демонстрируя великолепный слух и прямую принадлежность к ближнему кругу одновременно. Барти на секунду замолчал, а потом решил усилить эффект. – Реальная жизнь Пожирателей отличается от газетных статей. Как отличаются ваши представления о Темном Лорде, о директоре Снейпе, о Пожирателях и их собраниях от того, что вы увидели ночью. Увидели, чтобы впитать в себя эту информацию и никому больше её не передать. Голос Барти приобрёл металл. – Теперь о последнем. Темный Лорд необыкновенно проницателен. Необыкновенно. И он непревзойдённый легиллимент. Полагаю, что мисс О’Райли обратила на себя внимание не только своими заклинаниями и их исполнением, но и тем, как активно она пыталась привлечь внимание Темного Лорда. Для самого Темного Лорда нет тайных мыслей. То, как мгновенно была убита Глен, говорит о том, что она была не искренним сторонником Лорда, а хотела стать Пожирателем, чтобы шпионить в пользу вражеской стороны. Полагаю, что в пользу одной зарубежной страны. Все это я вам говорю вот для чего: Темный Лорд очень милостив, он сохранит семью, которая, по-видимому, никак не связана с кознями девчонки, и, оберегая горе родителей, дал согласие на публикацию другой версии, берегущей её честь. Вы сейчас здесь узнали истинную правду. Узнали. И навсегда забыли. Даже между собой вы не будете её обсуждать. Вам доверили, поэтому вас посвятили во все тайные подробности. Ясно? Кружок юнцов синхронно кивнул. – Ну что ж, отлично! Тогда последнее – между собой вы можете обсуждать что-то, что увидите на собраниях Пожирателей, а увидеть вам предстоит очень многое, – Барти многообещающе покачал головой, – но я настоятельно советую сосредотачиваться на себе и меньше наблюдать и тем более оценивать старших товарищей. Тоже ясно? Молодняк кивнул. – Прекрасные вы ребята! Все понимаете, со всем согласны. Спасибо директору, умеет воспитывать. Отдыхайте. Если захотите пить или в туалет, скажите эльфу, он будет постоянно за дверью. Идея с эльфом пришла Краучу в голову как только он зашел в комнату вместе с молодняком. Лёгкий привкус арестантской у этой казармы Барти не скрывал. Он пластично встал и направился наверх, писать статью. Потом к Лорду, и уж только после этого можно вернуться к Дастинусу. А клейменые детишки пусть помоют им кости (Барти был абсолютно уверен, что обсуждать будут, конечно, старших), чувствуя, что совершают преступление и ходят по острию ножа. И, конечно, Барти было бесконечно интересно, кто из них первым доложит ему, что, несмотря на его запрет, они все время обсуждали длину члена Снейпа. Про то, что эти дети ни словом не тронут историю Глен, он был уверен. Перебрав все версии, он остановился на следующей: Глен О’Рейли, вместе с остальными отличившимися учениками была приглашена на официальную церемонию в Принц-холл. При аппарации она задержалась и оказалась на точке последней. Все остальные уже ушли в дом. В это время из кустов на неё выскочил любовник Чарли, который пробрался в парк, собираясь продолжить дело Чарли и убить Снейпа. Он подслушал разговоры прибывающих в Принц-холл и понял, что Чарли мёртв, а причастны к этому молодые кандидаты в Пожиратели. Сгорая от злобы и страсти, он предательски набросился на Глен со спины и Авадой тут же убил ее. Преступник был немедленно схвачен. Им оказался Родди Бриквик, полукровка из Ирландии. Бриквик немедленно будет передан в руки Визенгамота, правосудие восторжествует! Наши сердца и мысли с родителями Глен, чьё горе безутешно. Барти перечитал написанное. Вроде убедительно и неплохо. Чарли с любовником. Он отыгрывал свой сценарий, но выбранный вариант был оправдан: не сторонники, не подполье, а любовник. Это заткнет рты родне Чарли и сочувствующим. Магическая Британия страшно консервативная страна, все надо менять, все, размеренно думал Барти. Ещё раз пересмотрел текст и прямо из кабинета аппарировал в Мэнор. – Милорд. – Барти осторожно приблизился и коснулся длиннопалой руки лбом. – Посмотрите, это подойдет? Темный Лорд взял кусок пергамента, поднес к глазам. – Это не те ли, о ком говорил Малфой? Которые оказали попытку сопротивления Люциусу и Северусу, когда они собирали разбежавшийся скот? – Да, мой Лорд. Вчера его поместили в Азкабан. По нашим сведениям, он пытался создать дальний портал без разрешения Министра. – Крауч пожал плечом. – Доказательств для Визенгамота фактически нет, но отпускать его Долохов не намерен: он уверен, что Родди доставит большие неприятности. Вот я и подумал. – Молодец, Бартемиус. – похвалил его Лорд, возвращая проект заметки. – Северус стал сдавать со своей семейной, – губы скривились, – жизнью. Он должен был меня предупредить. Барти постарался не выпучить глаза: смерть рыжеволосой студентки была внезапнее, чем что-либо, едва ли сам Лорд осознал её прежде, чем выпустил смертельное проклятье, так что вина Снейпа более чем сомнительна. Барти однако воздержался от комментариев.***
Страховка со стороны Барти (спасибо, Барти) не особенно помогает – несмотря на то, что Северус пропускает завтрак в замке. Сотни глаз смотрят на него, ищут в лице объяснений. Вечером нужно будет что-то сказать, отмечает Снейп и, скрепя сердце, спускается в свой кабинет. Разумеется, его ожидают О’Райли, и, разумеется, они подавлены и не верят новости из «Пророка». Северусу горько лгать, до того бессмысленна эта смерть. Он делает это не ради Глен, чей огненный образ не был осквернен меткой, и даже не ради линии Темного Лорда. Он делает это ради сидящих перед ним родителей, которые и подписали это чертово разрешение. У них есть ещё дети. Но дочь была одна. Снейп монотонно повторяет, что не видел подробностей лично, что убийца уже схвачен, что Глен не успела ничего предпринять, и от удушливых слез матери у него хватает горло тоже. Навязчивым видением под веками появляется сцена, в которой его жену, вьющую сейчас нежное гнездо, распарывают, вынимают ещё живого младенца, рвут на части обоих. Когда разговор заходит на третий круг, Северус извиняется, ссылается на дела и оставляет их с их горем наедине. Единственное, что радо происходящему – стоящий теперь в директорском кабинете мрачный румынский многоугольник; слезы, оброненные О’Райли, будто омывают его, он блестит свежим древесным боком. Снейп до сих пор не знает, что это. Отдаленно похожий предмет он видел в книге о магии крови; главной задачей, описанной в книге, было не прикасаться к нему без надобности, из скупого описания становилось ясно, что предмет черпает магический потенциал как магнит, и сильные выбросы, намеренные или нет, насыщают его. Нет, что Гермиона нашла предмет старый, предмет опасный, сомнений не оставляло ещё в Румынии. Вопрос состоял в том, зачем создавать предмет, отнимающий магический дебет, если его нельзя потом использовать. Или можно? А если можно, то как? Что и сколько вообще должен вмещать этот депозитарий? Северус ощущал себя дикарем, которому подарили изящную вещицу, о предназначении которой ты можешь лишь догадываться – недостаток воображения и информации не давал даже предположить концепцию ритуала, для которого предназначался предмет. Осложняло ситуацию то, что о существовании артефакта распространяться кому-либо было нельзя. Оставался эмпирический путь, в результате которого он рисковал собой, и ничего ужасного произойти категорически не должно было – тем более, что степень ужасности загадочно пряталась от его ума. В кабинете с характерным «пуф» появился замаранный домовик. – Директор! – подпрыгнул он. Снейп, левитировавший многоугольник перед собой, чтобы рассмотреть во всех ракурсах, движением палочки отправил его обратно. Эльф проводил взглядом предмет и прижал уши, не отрывая взгляда от полированной крышки. – Директор, там люди с колдокамерами, идут сюда. Они аппарировали следом за мистером и миссис, которые были у директора утром, и мы не пустили их, но сейчас они вернулись и у них есть разрешение самого Министра магии! – затрепетал голосишко существа. Северус набросил на многоугольник полотно неприметной ткани и задумчиво застегнул ворот. Окатившее его бешенство читалось только во взгляде. Домовик же в нем виноват не был, поэтому и являть ему его было бы неправильным. – Иди. Эльф поклонился, ещё раз взглянул в сторону темного предмета и исчез. Журналисты не заставили себя долго ждать – в дверь троекратно постучали и незамедлительно зашли. Было неясно, по какой причине Пий разрешил им это посещение. Снейп поклялся себе спросить с него за то, что тот не удосужился и предупредить об этом визите. Тикнесс сбрасывал ответственность с Министерства, которое, судя по утренней заметке об О’Райли, в глазах простых волшебников оплошало. Это было ясно. Пусть парень, которого задержали, был уже в Азкабане, гибель юной девочки при новом порядке не прошла незамеченной. – Я Вас слушаю. – Директор Снейп, газета «Выразимцы». – Здравствуйте. Предводительствующий группки, высокий, выше его, коротко стриженный волшебник лет тридцати, которого Снейп не знал, щелкнул пальцами и его палочка разродилась узким грифелем карандаша. – Вы не обеспечили меры безопасности учеников, которые, даже по данным «Ежедневного Пророка» – молодой мужчина сделал говорящую паузу, – не успели и порог Вашего дома пересечь. Скажите, кто должен был отвечать за безопасность их перемещения, и почему Ваш дом не связан с замком, скажем, каминной сетью или порталом? Серые глаза колдуна бесстрашно скрестились с черными. Ничто не ново на этой земле, мысленно иронизировал Снейп, скользя взглядом по незнакомцу. Перед ним стояла оппозиция, незамедлительно возникающая при любой власти. Даже при власти Волан-де-Морта. Любопытно будет посмотреть на то, как они лавируют между опасностью быть объявленными изменниками и потребностями тех, кто утешается оппозиционными точками зрения. То, что «Выразимцы», смело обыгравшие Отдел Тайн, не были выдумкой Барти, становилось яснее с каждым словом. – Эти обвинения в лучшем случае являются заблуждениями. Нельзя выразить отношение к подвергающимся опасности ученикам яснее, чем я. Я никогда не подвергал ей ни одного из них. Чего не скажешь о прошлом директоре. – держа благожелательный тон, отозвался Снейп. Мужчина бросил взгляд на гостевое кресло, стоящее перед директорским столом, но предложения присесть не последовало. – Речь идёт о сопровождении волшебников, которым не было семнадцати, кто должен был отвечать за них за пределами Школы? Не Вы ли? Северус скрипнул зубами. – Вы совершенно правы. Однако среди молодого отряда Пожирателей смерти был лишь один несовершеннолетний, и это не была мисс Глен О’Райли. – То есть этого недостаточно, чтобы заставить Вас принять повышенные меры защиты. – вписывая это в блокнот, уточнял за Снейпа визитёр. – Чего Вы добиваетесь, мистер…? – Мои читатели хотят слышать правду. Разве Ваш новый особняк не окружен чарами так плотно, что подбираться к нему просто опасно. – он так и сказал, «новый особняк», прокатив слова четко очерченными губами. – Вы льстите моим способностям в охранных чарах. – Птичка нашептала, что среди них есть весьма выдающиеся. – холодно продолжил мужчина. – Так как же вышло, что мисс О’Райли оказалась на расстоянии удара? Преступник мог знать точку аппарации только в случае, если бывал в Вашем доме раньше. Бывал? – Разумеется, не бывал. – Значит, он не мог знать, где появится толпа, равно как и то, что эта толпа окажется в Вашем особняке, а не, скажем, в доме мистера Малфоя. – Это Ваше предположение, не моё. Полагаю, в Азкабане смогут дать ответ на заданный вопрос. Парень поднял взгляд, отвлекаясь от записей. – Господин директор, поймите, Вы причастны в любом ракурсе, осталось лишь понять, какой из них верный. Вся история с нападением это колосс на глиняных ногах, которые я только что сломал одной логической цепочкой. Вы пренебрегли повышенной охраной – пути следования школьников или же своего собственного особняка, – если поддерживаете версию «Пророка». Если же нет… Скажите, Вы присутствовали при гибели девушки? – В момент удара я заходил в дом. – Ваша точка аппарации находится прямо возле Ваших ворот, верно? Мы проверили. – он улыбнулся, не давая ответить. – Спасибо за уделенное время, господин директор. Не возражаете? – мужчина взмахнул в сторону колдокамеры, но Снейп предупреждающе поднял руку. – О, простите. Я так и думал, Вы не любите снимков. Два его помощника развернулись, готовясь уйти. Северус испытывал разливающееся по плечам неприятное чувство, которое вот-вот должно было перейти в облегчение. – Вы чувствуете ответственность за действия своих соратников, которые пытаются скрыть истинное положение вещей? – Вы проявляете неуважение. Ваш тенденциозный вопрос основан на слухах. Мистер… как Вас, покиньте мой кабинет.***
Бекер вытянул длиннющие ноги и с хрустом потянулся, потом с силой оттолкнулся от кресла и почти подпрыгнули вверх. – О, неужели наступил следующий день? Я думал, уже никогда. – Да что ты, Леоф? – Гилсон хотелось скинуть раздражение, получалось, что его назвали неумным хвастунишкой прилюдно, а это было обидно так оставлять. – И почему же? – Винвальд, ну, очевидно же. – Бекер, несмотря на задиристость во время тренировок и квиддича, вне этих занятий обычно не любил столкновений. Прежде всего потому, что говорить он не любил, а спорить вообще не умел: обычно просто разворачивался и уходил, а в критических случаях просто бил наотмашь. Калвер кивнул Бекеру. – Ну, конечно, Винвальд! Да все так думают. Алдор, Тенгель, Пэнси, Блейз, – он покрутил головой, – Бальд! Ну что, нет что ли? Кто-то пожал плечами, кто-то кивнул, кто-то усмехнулся. – Я думаю, даже Драко рад, что вечер закончился, – кинул Тенгель, – хотя он сегодня метку не получал. – Еще бы, – тут же включился Алдор. Он был коренастым, широколицым, с оспинами на лице, с широкими зубами и ожесточённо не любил красавчиков, которым девчонки обламывались просто по факту ровного красивого лица. – Так долго нам пел, что он супергерой, а в итоге Темный Лорд его хотел заставить Снейпу отсасывать. Все радостно и зло захохотали разом. – Как думаете, у него бы получилось? – Алдор не хотел упускать тему. – Если у Пэнси как следует не получилось, – протянул Найман. Паркинсон метнула в него взгляд и только открыла рот, как её опередил Бекер: – Может, у Драко больше опыта. – И он больше нравится Снейпу, – уже похрюкивая от смеха, добавил Гилсон. Драко очевидно не любили все. Но точно также всех интересовало, зачем Пэнси поступила так, как поступила. И Олсоп не выдержал первым. – Пэнси, а зачем ты все это затеяла со Снейпом? Могла же выбрать хоть кого, да вон, например, Крауча. Зачем тебе полукровка, к тому же женатый? – Идиот! – прошипел Забини. – Что? – резко обернулся к нему Тенгель, – Испугался запрета? Что скажут взрослые дяденьки? – Паркинсон выбрала самого перспективного, если ты не понял, – свысока бросил Блейз. – Да, Пэнси? Пэнси полыхнула глазами. Да, она была рада, что Блейз заметил то, что ей тоже кинулось в глаза, что Снейп занимал исключительное положение, но она ведь хочет быть с ним не из-за этого! Но сказать парням, что это из-за другого, значит выставить своё чувство на посмешище. И она решила молчать. Но Блейза это не остановило: – Олсоп, ты хотя бы подумал вот над чем, – и он стал цедить по одному слову, загибая в перечислении пальцы. – Наш милый Драко вдруг становится очень вежливым с Грейнджер. Почему бы это? И с ней подчёркнуто любезны такие Пожиратели, как Малфой-старший, Крауч, Лестрейндж. Кресло Снейпа – по правую руку от Темного Лорда. И, самое главное, – магия палочки, та, зелёная, первой кидается к Снейпу. Хорошо, остальное можно истолковать по- разному, но это говорит совершенно однозначно, что он первый после Лорда. Так что Паркинсон не дура. И Грейнджер, кстати, тоже. – Уж да, – вырвалось у Пэнси, – не дура. Говорила она это, думая о сопернице. После слов Забини желание получить Снейпа только усилилось. Только она могла составить с ним хорошую пару. Ну, а публичный минет – и что? Ей стесняться нечего! Ему тоже. Последнее она подумала, вспомнив сильное ощущение его кожи во рту и твердеющий член. – Может, на нас пока потренируешься? – хохотнул Бальд. – Круцио! – заорала Паркинсон и Найман упал в судорогах. – Пэнси, Пэнси, отпусти его, он не хотел! – Стивенс и Бекер подскочили к Пэнси, но та уже и сама отвела палочку. – Будет знать на будущее, – презрительно бросила она. Парни переглянулись. То, что Пэнси постояла на коленях перед Снейпом и весомый член их директора побывал у неё за щекой, они решили при ней не обсуждать. – А, вот почему Грейнджер такая шёлковая, – чтобы разрядить обстановку, Калвер сказал это, несколько дурачась. Забини закатил глаза: Калвер определённо не понимал, что личную жизнь Снейпа лучше не обсуждать. Погореть со всеми Блейз совершенно не хотел, а в том, что их разговоры прослушивают, он был абсолютно уверен. И решил переключить внимание на другое. – Если уж говорить о Снейпе, то дорого же я бы дал, чтобы посмотреть, как его принимали. Если он не издал ни звука. Честно говоря, это круто. Это прямо очень круто. – Да, – включилась Пэнси. – Я даже не могу представить себе. Блейз потянулся и направился к самому дальнему тюфяку. – Знаете, парни, я бы поспал. Вы как хотите, но если будете трепаться, то потише. И завалился на матрас. Пэнси молча легла на соседний с Забини. Они прекрасно понимали мотивы друг друга. Винвальд и Леоф подняли Бальда и отволокли его на тюфяк под окном и сами расположились тут же. Стивенс, Олсоп и Калвер ещё немного пошушукались, хихикая, иногда бросая взгляды в сторону спящих Блейза и Пэнси, но где-то через час и они уже спали на своих местах.***
Как только журналист вышел вон, Снейп оперся на стол и сжал переносицу пальцами, призывая сердце, застучавшее было о ребра, войти в свой обычный ритм. Барти отвык заботиться о подробностях, отвык от необходимости правдоподобия – заметки хавали и так, лишь иногда морщась. Северусу не был знаком журналист, зато уже был неприятен. Вернувшись в кресло, он швырнул движением палочки засов на двери, чтобы ни одни ноги не пересекла больше с подобной вседозволенностью дверь его кабинета. Выяснить подробности облика «Выразимцев», кроме как купить газету, не представлялось реальным. Ничего, заодно он купит что-нибудь для своей девочки. А она его пожалеет. Снейп еще не решил, пересказывать ли разговор Грейнджер, когда в дверь раздался стук куда более деликатный, чем прежде. – Директор Снейп… – это был голос Забини. – Разрешите войти? Северус взглянул на часы. Птенцы отоспались подозрительно рано, скорее Крауч не намерен был тратить на них время и чай, справедливо решив, что накормить их лежит в зоне обязанностей Снейпа. Он снял замок. – Блейз. И действительно, Забини был не один: за ним гуськом потянулся весь выводок. Молодые лица были заполнены преимущественно усталостью, но молодость прощала эту усталость, так что их это не портило. Уже переодевшиеся в форму и все как один держащие левую руку подальше от корпуса, они выстроились в шеренгу перед директором. – Мы хотели сказать Вам спасибо. – Я не имею отношения к педалированию Ваших кандидатур. Но вообще-то, – Северус продолжил сидеть, – У меня есть к вам короткий разговор. Я думаю, мистер Крауч показал вам утреннюю заметку. Все кивнули, жест вышел несколько нервным. – Я думаю, нам всем следует полагаться на мистера Крауча в этом вопросе. – Северус уже сделал вынужденный ход черными и старался не допустить, чтобы фигуры разбрелись по доске произвольно. – Если к вам появятся вопросы любого рода, а они могут появиться, на них не следует отвечать. Вежливый отказ беседовать это тоже ответ. Молодые Пожиратели, польщенные своим статусом, принятие которого слегка омрачилось смертью Глен, были самой очевидной, самой легкой мишенью. Поймать каждого из них на противоречиях было плевым делом, деталей вымышленного произошедшего не знал никто из них. – Мы понимаем, директор. Не маленькие. – заверил его Винвальд и позволил себе ухмылку. – Забудьте это выражение лица при общении в школе. – на виске директора запульсировала жила. – Вы остаетесь учениками, как и прежде, в стенах этой школы. Я не рассчитывал даже упоминать это, но теперь скажу. Если я узнаю о фактах насилия, пренебрежения к другим ученикам, в том числе младшим, я отниму ваши метки, даже если придется отнять их вместе с левой рукой. – свистящей скороговоркой вылетело изо рта директора. – Есть еще кое-что. – подумав, добавил Снейп. – В моих планах обучать студентов начиная с пятого курса основам боевой магии. Каждый из вас в состоянии это делать на сегодня. Я буду весьма признателен тем из вас, кто возьмет на себя этот нелегкий труд в свободное от собственных занятий время. Участки общих гостиных в полной мере подойдут для этих целей. Это будет назидательно. Ваша главная цель, уча, не причинять вреда, а также не порождать никакой иерархии среди учеников. То, что я упомянул раньше, будет этому залогом. – Северус взял со стола списки. – Полагаю, по пять человек посильное занятие для вас. – он протянул стопку стоявшему ближе всех Блейзу, и тот, не глядя, раздал их. – Без темных заклятий. Без большой крови. Больничное крыло будет предупреждено о возможных царапинах. Пэнси скользнула взглядом по бумаге. – Тут все факультеты. – Да, мисс Паркинсон, вперемешку. Постарайтесь отнестись к доставшимся студентам непредвзято. Впрочем, если совмещать это занятие со статусом старосты будет затруднительно, я могу подыскать Вам замену в Слизерин. Вместе с профессором Слизнортом. Пэнси обиженно взглянула на директора. Старостой она была с пятого курса. – По итогу занятий, до Рождества, я хочу увидеть самых способных. Не стоит ничего обещать им, но после каникул начнет работу Дуэльный клуб, и он потребует учеников, которых можно ставить в пару для демонстрации. Словом, вы медленно растите себе замену. – А почему не шестой? – Олсоп был тем самым шестнадцатилетним, и ему было жаль упускать возможность поруководить над сокурсниками. – Неужели не очевидно? – Пэнси фыркнула. – Шестой курс тоже был вовлечен в прошлогодние события. Пятикурсники первые, кто не имеет представления о войне. – Браво, мисс Паркинсон. – медленно проговорил Снейп. Он смотрел на неё как прежде, не больше и не меньше. – Если вопросов больше нет, вы можете идти в обеденный зал. Подозреваю, никому из вас не повредит горячий и обильный прием пищи. – уголки губ директора дрогнули. – Я поздравляю вас, как прошедших инициацию. И ребята потянулись на выход. Пэнси шла последней. Вдруг, неожиданно, она толкнула в спину Бальда, еле передвигавшего ноги перед ней, и сразу же захлопнула дверь, повернувшись к ней спиной. Парни, оказавшиеся за дверью, переглянулись, но поняли, что им лучше быстрее уходить, а не ждать Пэнси под дверью. – Профессор, – в горле у Пэнси опять, опять стучало сердце, – директор… Северус! Я вела себя ужасно, я другая! Правда! Я не хочу корчить из себя невинную овечку как некоторые. – Пэнси надеялась, что Снейп проведёт параллель с Грейнджер, сверкавшей вчера белым платьем на нецеломудренном пузе. – Но я готова для Вас на все. И я никогда никого не предавала. Я всегда буду рядом! И, – Пэнси собралась и бросилась как в воду, – ты мне очень понравился! Очень! Пэнси слышала много раз, что, как бы мужчина не был холоден, то, что ему обещают верность и восхищаются им, не может его не тронуть. – Пэнси. – попытался прервать её Снейп. Не вышло. Он сощурился, чуть откидываясь в кресле. Высокие скулы девушки пылали. Смотреть на это было лестно, но Северус смотрел нарочито-злобно. – Пэнси! Она наконец осеклась. – Послушайте меня. Сядьте. – он указал кивком на кресло через стол. Паркинсон, поколебавшись, подчинилась. Она сидела на самом краешке, будто шило застряло в её точеной заднице, оценить стати которой невольно представилась возможность всем. – Вы вели себя обескураживающе. И я имею в виду не смущение, я имею в виду прямую потерю куража. Пэнси, Вы сознаете, что я женатый человек? И что, поведя себя так, Вы лишили возможности приглядеться к Вашей кандидатуре как минимум Ваших однокурсников, а, как максимум, всего ближнего круга Темного Лорда. Пэнси напряглась и тут же презрительно фыркнула. – Осознаю ли? Более чем ясно! Никто из Пожирателей, не говоря уж о моих однокурсниках, не годится тебе в подметки. Я это осознаю не первый год. А что касается женатости. – Пэнси смело уставилась на него. – Это ненадолго, поверь женской интуиции. Покладистая, вышколенная Грейнджер – я такого цирка в жизни не видела. Она выскочка, прилаживается к тому, кто наиболее выгоден. Год назад она бы расхохоталась в лицо всякому, кто бы сказал ей о её замужестве. Да еще и за сторонника Тёмного Лорда. Да и не в этом дело. – Пэнси утробно почувствовала болевую точку Снейпа. – Она просто заморочит тебе голову. А как только найдёт, как бы ей получше пристроить себя – даже не вспомнит, как тебя зовут. – Ваша женская интуиция интересует меня в последнюю очередь, Пэнси. – это было определенно вежливой просьбой вынуть шило и засунуть на его место своё выдающееся мнение. – Я иного мнения о Гермионе. Полагаю, и она обо мне тоже. Вы противоречите сама себе. Снейп жестко улыбнулся, он любил хорошую, аргументированную перепалку, но в этих обстоятельствах Паркинсон лезла не в своё дело, оценивала степень крепости его нервов, как вчера оценивала мужскую. – Я же хочу сказать Вам, что, даже если Вы правы, это ничего не изменит. Пэнси, я отношусь к Вам хорошо. Ровно и хорошо. Не более того. Я не хотел бы, чтобы Вы где-то распространялись о том, что произошло между Вами и моим телом. – он замолчал, не зная, как выплыть между Сциллой и Харибдой – каждое слово будто било девчонку, в сущности, неплохую. – Только не расстраивайтесь. – Снейп засёк задрожавшие губы. – Я честен с Вами и не хочу пользоваться Вашими чувствами. – Это не чувство. Это больше. – Пэнси твёрдо решила не плакать и закусила себе губу, сощурив взгляд. – Нет, она тебя не любит. Вспомни, как спокойно она стояла за твоим креслом, когда я ласкала тебя? Я же видела, тебе было хорошо со мной. – А Вы бы сделали иначе на её месте? Бросили бы в Темного Лорда империо, как ночью бросили круцио? – насмешливо прищурился в ответ Снейп. Он не хотел пользоваться легиллименцией, но дебаты нужно было сворачивать: её ждал обед, а его текущие дела, плавно переходящие в поиск треклятой газетенки. – Пэнси, я ничего не чувствовал. Я умею ничего не чувствовать лучше всего на свете. – Северус устало потер лоб. – Теперь о деле. Если обучать другие факультеты проблема, я действительно предлагаю Вам устраниться от обязанностей старосты. Тем более, через полгода, перед выпускным, это все равно придется сделать. – он ловко съехал в плоскость рабочих отношений. – Как ты считаешь нужным, – пожала плечами Паркинсон. – Просто, если ты меня освободишь прямо сейчас, парни начнут рассказывать, что это потому, что я плохо тебе сосала. И знаешь, ты сейчас сам попался. Если ты заставлял себя не чувствовать, значит, было что чувствовать. И, кстати, у тебя все равно не получилось. Я только рада, не дергайся, я не буду сейчас раздеваться или ловить тебя в коридорах. Я понимаю, что сейчас, видимо, не ко времени. Но мне важно, чтобы ты знал, что я у тебя есть. Когда ты застукаешь Грейнджер с другим – зови. Я не буду злорадствовать, не буду торжествовать. Я буду любить тебя верно, как люблю сейчас. Это я тебе обещаю. Пэнси встала и, перегнувшись через стол, впечатала в щёку Снейпа быстрый, короткий поцелуй. И вышла. Снейп проводил девушку пронизанным скепсисом взглядом. Оставалось потерпеть её около полугода, а затем она сдаст ЖАБА и пересекаться они будут лишь на собраниях. У Северуса не умещалось в голове, что заметная Пэнси, гордая с самого ребячества (он вспомнил, как лечил её ожоги после того, как она попыталась схватить директорского феникса, чтобы выдрать у него несколько перьев – ценного, по его словам, ингредиента – а она, стиснув зубы, говорила, что перья у этого феникса не самые хорошие, вот она и передумала), станет пресмыкаться подобно скромному ужику. От этого выдумщицу было жаль. Северус стер поцелуй одним движением, написал Барти записку, позвал домовика – снова появился тот, который пялился на подарок Грейнджер, – и велел отправить мистеру Краучу. Письмо состояло из десяти слов: «Что за выблядки выразимцы и как у них оказалось разрешение?» Шалость удалась. Снейп снял мантию со спинки кресла и отправился в библиотеку. Если эти щенки не вчера открыли глаза, что-нибудь о них, да будет. Поиски дали результат. До прихода к власти Лорда газетенки не существовало. Внешне всё было пристойно: новое издание с нейтральной позицией. Держаться на плаву им позволяло только восхваление Темного Лорда, что не позволяло удавить их на корню. Зато теперь шпана умудрялась в каждом из своих нечастых выпусков собрать какой-то компромат на Пророк или сотрудников Министерства. Вероятно, следующим был Снейп. Он возвратил подшивку. Как только Снейп оказался в Косом, оформляя за свои собственные галлеоны подписку на это убогое издание, он столкнулся с Барти, который, похоже, собирался сделать то же самое. Крауч заулыбался. Северус запахнулся плотнее в мантию, дожидаясь, пока адрес поместья выведут в специальной книге, сведения из которой передавались в издательство. – Неприятно. – заключил Барти, приподнявшись к уху. – Не смертельно. – качнул головой Снейп. – Поговорим о подробностях позже. Его очень интересовала охрана моего особняка. Как зовут их корреспондента? – Я пока не выяснил, кто из троих был у тебя. Разрешение выдано на издание, а не на журналиста. – Похоже, он не в Хогвартсе учился. – закончив с оформлением, они пошли вдоль Косого по направлению к Лютному переулку. Встречи на этом не были окончены: по ту сторону дороги на них смотрел Артур Уизли. Вернее, на Северуса: с нескрываемой ненавистью. Трудно было ввести его в такое состояние, надлом был столь велик, что Снейп не без тревоги отметил, что Артур может этот надлом никогда не соединить. – Можно спросить его. – Барти, по обыкновению, развлекался чужими проблемами. – Хребтом чую, они тоже замешаны в чем-то подпольном. Чем-то слабом, подпольном и неубедительном, что доставит нам с тобой немало проблем, Северус. – Лорд как в воду глядел. – отозвался Снейп, припоминая хозяйское веление им с Барти собраться. Они дошли до лавки зелий и Крауч остановился, уже подозревая, что на этой точке они разойдутся восвояси. – Привет мисс Грейнджер. – Передавай тоже. – немедленно среагировал Снейп. Это можно было расценить и как подкол, и как горячее заверение в надежной дружбе. На самом деле, Барти устраивали оба варианта: это и импонировало Северусу. Снейп толкнул дверь лавки, и не более получаса спустя был дома. Он приземлился на вчерашней, публичной точке аппарации. Ну конечно! Ударить сюда с места, в котором можно укрыться, да еще сквозь чары, было просто невозможно. Северус мысленно выругался на Барти, а затем на себя, за то, что не принял участие в утренней заметке. Уважительная причина в виде организации вчерашнего дня вплоть до ублажения Долохова (надо зайти к Марджери и справиться, как она) не извиняла его собственную невнимательность. Известно: хочешь сделать хорошо, сделай сам. В лавке зелий Северус неожиданно для себя увидел и приволок для Грейнджер великое множество мелких укрепляющих, усыпляющих, бодрящих, украшающих и так далее зелий, россыпью. Если натянуть все их бирки в руке, выходило подобие стеклянно-самоцветного букета. Снейп смутно вспомнил северный фольклор на этот счет, прежде чем ему навстречу вышла Гермиона. Как дважды два: над поместьем готовилось к закату розоватое солнце, пробивая лучами верхушки деревьев; жена стояла в тонком наряде, который ветер трепал по её ногам. И картины более идиллической и быть не могло. Северус невольно расслабился, грузный день отваливался от него постепенно, кусками, но, как только он миновал площадку, на которой занимался, почувствовал себя в безопасности. Странное чувство быть дома. – Ты промахнулся на целую сотню ярдов. – утвердительно спросила Гермиона. Она увидела темное пятно возле изгороди, и поняла, что в первый раз сегодня ей не показалось. – Что-то случилось? – Замерзнешь. – сказал Снейп, полой мантии прикрывая плечи и уводя жену в дом. Прежде чем зайти, он порыскал взглядом по границам поместья: магия резонировала с ним, потрескивала, как трещат сухие прутики в костре. – Нужно было проверить, как далеко граница чар от ворот и точки аппарации. – пояснил он в доме, подтягивая край мантии к себе вместе с женой с паучьей ловкостью и заключая уже в более тесные объятия. – Я принёс занятные зелья: и пользоваться, и поупражняться в разборе состава. – Снейп нырнул к Грейнджер носом под кудри, оставляя на шее едва влажные следы поцелуев. Здесь, в облачке её бисквитного запаха он ощущал себя королем мира. Грейнджер, несмотря на то, что в «той» комнате уже давно было убрано до скрипучего пола, весь день чувствовала, будто там стоит гроб. И не заходила в неё. Даже подойти к той комнате она не могла. Она пыталась было отвлечься своими обычными умственными занятиями, но её ум не был способен воспринимать составы зелий или трактаты по трансфигурации. Гермиона останавливала себя, чтобы не обдумывать случившееся: пока было слишком рано, слишком. Надо было чем-то себя занять. И она с эльфами весь день перетрясала дом, кроме той страшной комнаты. Чтобы вытравить дух вчерашнего ужаса. Снова все мылось, чистилось, переставлялось. Снейпу казалось, что дом не может стать лучше, но Гермиона изменяла что-то неуловимое – и становилось лучше. Даже состав семейного портрета, который первые дни после передачи им поместья хранил траур, сейчас почтительно кивал, когда один настойчиво говорил другому, что дом стал теплее. Эйлин же следила за девушкой пристально, но молча. Гермиона бесед не заводила, а сама Эйлин не хотела выглядеть заискивающей. Но сегодня, когда Грейнджер взяла у старого эльфа из лапок тяжелую раму и была вынуждена просесть под весом пейзажа, мать Северуса не выдержала и сказала отрывистое «брось его, дурочка». Грязнокровке, запыхтевшей, моментально помогли подоспевшие эльфы, вертевшиеся у неё под ногами преданными собаками, и пейзаж остался цел. Как и её будущий внук. А Гермиона посмотрела на застывшую Эйлин внимательно, и отчего-то кивнула ей.