ID работы: 13409271

На положенном месте

Гет
NC-21
В процессе
441
автор
Doctor Kosya соавтор
Размер:
планируется Макси, написана 941 страница, 55 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
441 Нравится 1003 Отзывы 210 В сборник Скачать

Глава сорок вторая – Он может быть где угодно

Настройки текста
      Джордж не спал третьи сутки. О казни Чарли в стенах Хогвартса «Пророк» сообщил накануне. Что мог сделать Джордж?       Он отправил сову Перси, прося его, чтобы газету спрятали от родителей и не говорили им ничего. Сова от Перси вернулась мгновенно. «Я достаточно ответственный человек, чтобы понимать всю очевидность ситуации», писал ему старший брат. Джордж перечитал еще раз, чтобы понять смысл написанного Персивалем. Да, ясно, что брат ничего не скажет родителям и проследит за тем, чтобы газета не оказалась в их руках, сосредоточенно подумал он. Остальные подтексты письма его не всколыхнули.       Затем сова полетела к Джинни. В этот раз её пришлось ждать долго. Во время празднования свадьбы Перси Джинни рассказала семье, что практически лишена возможности писать: все её письма читаются и ответы даются под диктовку Милдред Гойл, а потом ею же проверяются, не приписала ли чего от себя Джинни. Понятно, что писать напрямую Джордж не мог. Поэтому он отправил сестре не записку, а праздничную открытку, в которой поздравлял её и её мужа, а также его достопочтенных родителей с кануном Самайна и желал волшебного счастья. Но надо было как-то дать понять сестре, что она не одна. Джордж очень боялся, что известие о смерти Чарли, полученное сестрой во враждебном доме, раздавит её. Но как это было написать? Джордж пять раз убирал буквы с открытки: надо было написать естественно, завуалированно и так, чтобы Гойлы не оскорбились, прочитав открытку. Джордж вспомнил опять свадьбу. Только уже свадьбу Джинни, и то, как Милдред хищно ловила каждое слово, обращенное к сестре. Когда, после какого-то из танцев, Джордж, стоя рядом с Джинни, спросил её, как она чувствовала себя в эти дни, Милдред брезгливо посмотрела на него:       – Молодой человек, – растянула она высокомерно, – пора бы отбросить эти Ваши приобретенные у грязнокровок привычки ставить под сомнение всё, что происходит в чистокровных домах, верных принципам крови. Спрашивать, как она себя чувствовала, означает сомневаться в том, что ей было хорошо в Мэноре. А это неслыханная дерзость. Видите ли Тёмному Лорду в Мэноре хорошо, а Вашей сестре может быть плохо? – Милдред гневно фыркнула, словно застоявшаяся, капризная кобыла. Она хотела еще что-то добавить, но её опередила сестра, торопливо сказав, что у неё все было отлично, с самым приятным к ней отношением и она никогда в жизни еще не была в столь комфортных условиях.       Голова Джорджа совсем не работала, ни одной мысли, кроме той, что вот уже скоро Чарли не станет. Что он бы хотел написать сестре? Да, в сущности, ничего того, что буквами можно вывести на пергаменте. Ему хотелось заранее утешить её в предстоящем горе, вот и всё. И Джордж отправил открытку без дополнительных приписок. Он надеялся, что Джинни сможет уловить его чувства через почти официальный текст поздравления.       Ответ от сестры пришел вечером, прямо в канун Самайна. Джинни торопилась, это было видно по брызгам чернил по клочку пергамента. Она писала, что сейчас отправляется в Хогвартс вместе с Грегори, и что ей опять вернули возможность писать самой, без надзора. Джордж застыл с этой кричащей несчастьем запиской в руках, глядя прямо на крашеную стену и очнулся лишь от хлопка петарды на улицы, купленной наверняка в его же магазине. Следом за хлопком послышался смех. Звуков становилось больше, они нарастали, смешивались и, наконец, как будто за руку вытащили Джорджа из оцепенения. Он перевёл взгляд на ставшее совсем чернильным небо и, боясь опоздать, отправил записку Рону с одной строчкой: «Крепись. Будет Джинни, помоги ей».       Рон. Его младший брат был непростым парнем. Упрямым до исступления, но без сильной воли, бесшабашным, но часто завидовавшим: Рона раздирали мельтешащие противоречия его поступков и желаний. А еще он был потрясающе легковерным, и приняв в качестве истины любую чушь, со своим фирменным упрямством отказывался даже слушать любые другие аргументы. Ночуя как-то в Хогсмиде, Рон шепотом рассказал брату о разговоре с Захарией Смитом. И о том, что Снейп порвал записку и сломал его метлу.       – Он убьет Грейнджер, я тебе точно говорю, – Рон стал почти неслышен с дивана, на котором он лежал.       Джордж помолчал. Перебрал в голове то, что видел сам. Как вела себя Грейнджер. Как поступал Снейп. Снова вернулся к сказанному братом. Снейп – Пожиратель, Гермиона – пленница. Это могло бы быть. И именно поэтому этого быть не могло.       – Нет, Рон, нет. Ерунда. Я видел их вдвоём, его. Ему незачем это делать.       – Ты просто его не знаешь как я. Я много чего знаю от Гарри. Хочешь – хоть целуйся с ним, но меня не переубедишь. Просто я не могу её теперь предупредить, он за мной явно следит. Так что, если что-то произойдет, это твоя вина.       И отвернулся от него к стенке.       Рон. Джордж любил брата потому, что не мог себе представить, что брата можно не любить, он же свой, родной, но при этом осознавал, что, будь они чужими, дела с Роном он бы иметь не захотел. Эту мысль Джордж старался не трогать, и так слишком тяжело перенеся всю историю с Перси, чтобы только предположить, что все то же самое может повториться вновь. В память о Фреде Джордж старался думать о всех братьях только хорошо. Рону сейчас предстояло видеть, что будет происходить с Чарли. Хорошо, что он сможет поддержать Джинни. Ужасно, что сам Джордж ничего не может сделать для них всех. А ведь он мог бы помочь. Да, только поддержать – ни о каком спасении Чарли речи быть не может.       Желание быть в Хогвартсе в душе переплетается с бессилием в такие тугие узлы, что он вздрагивает, будто по спине его хлестнули линьком. Или это только иллюзия, самоуспокоение, родным не будет от этого легче. Или будет?       Джордж, как есть, в домашних брюках и в старом свитере Фреда, аппарирует на берег Черного озера. Хогвартс почти слился с темнотой, если бы не множество окон, уставившихся на него голодной волчьей стаей. Ему не по себе, но братьям и сестре там несравнимо хуже.       Джордж садится на камень, охватывает колени руками и ищет глазами ту точку, которая освещена больше всего. Он наизусть знает расположение всех помещений, но сейчас башни не видны и можно только догадываться, где сейчас родные. Джордж, как ему кажется, находит самое большое скопление огней. Но темнота приобретает вязкость и свет окон как буто расплывается, становясь похожим на белесые пятнышки на мантии тьмы. Он, сгруппировавшись, смотрит на тускнеющий свет с таким напряжением, что немеет все тело, но Джордж не позволяет себе ослабить мышцы и смотрит, смотрит всю ночь. Вдруг это поможет Чарли. Джинни. Рону. Замок в такой тьме, что свет из окон Хогвартса едва пробивается. Это не те радостные огни школы, какими он помнил их в самом волнующем детском впечатлении. Он не слышит никакого шума, но в какой-то миг сгущенная мрачность рассеивается и Джордж догадывается, что Тёмный Лорд со свитой покинули школу.       И на него наваливается усталость от осознания того, что самое страшное случилось. Джордж возвращается домой пешком: он понимает, что надо что-то делать, но не понимает, что. Садится за стол, наливает чай. Смотрит на кружку и осознает, что пить сейчас – абсолютное кощунство. Дожидается утренних газет и пишет новое абсолютно бесполезное письмо Перси о том, чтобы он спрятал утреннюю газету. Перси даже не отвечает. Спать Джордж не может, сидеть дома – тоже, открыть лавку кажется немыслимым.. Он выходит на улицу и бродит сначала по деревне, между празднующих людей, не слыша их, но когда до слуха долетает чей-то радостный возглас про сахарную вату, это режет его с беспощадностью мясника, и Джордж почти бежит из Хогсмида на опушку Запретного леса. А добежав, осознает, что это то место, куда чаще всего любил ходить Чарли, когда учился в школе и, прижавшись к первому попавшемуся дереву, обнимает его и плачет. Очень долго плачет.       Джордж возвращается в Хогсмид совсем поздно, но спать все еще не может и просто сидит на стуле, смотря на рисунок трещин на стене. Сознание постепенно туманится, он сам замечает, как медленны стали его движения и мысли. Джордж сам удивляется тому, что у него получилось сделать чай и еще больше – тому, что он все-таки смог его выпить.       Утром нового дня Джордж измотан до предела. Он спускается вниз и зачем-то открывает магазин. Выходит на улицу, застывая около дверей «Вредилок».       – Вы брат Чарли? Очень Вам сочувствую. Я Рудольф Ван Гоук, репортёр. У нас своя независимая газета. Может, Вы расскажете о нем нашим читателям? Мы не «Пророк», нам верят.       Джордж всматривался в говорящего, чтобы лучше его понять.       Нет.       – Нет.       Парень ухватил его за рукав.       – Послушайте, я вижу, как Вам плохо. Давайте я просто побуду с Вами.       Джордж махнул головой, отказываясь.              

***

      Её cын не отвлекался от девчонки: она занимала львиную долю его времени дома. Если он не был с ней, то работал, сутуло склоняясь над бумагами, и молчал. Иногда они делали это вместе, сидя в кресле. Гермиона располагалась на его коленях, правый и левый подлокотник оказывались заняты бумагами, о которых они изредка переговаривались, а потом их тесное тисканье, пусть и по работе, приводило к закономерному финалу.       Северус всегда был угрюмым, с юности. Эйлин не знала, как к нему подступиться, не уча и не спрашивая с него строго. Теперь её костлявый, тонко чувствующий Северус ломал хребты. Это требовало нового подхода.       – Северус, а где она будет рожать?       – Кто – она, мама? – Снейп подчеркнуто не отвлекался от бумаг.       Эйлин вздохнула.       – Где будет рожать Гермиона? Маггловские больницы не место для волшебниц, и надо договориться уже сейчас с Мунго.       – В наше время приглашали повитух. Но повитухи не пойдут к ней. – с торжеством встряла бабка. – По крайней мере, хорошие.       – Дома. Это произойдет дома.       Грейнджер, зашедшая с котлом с золотым ободком, левитируя его перед собой, навострила уши.       – Дома? Северус, в Мунго врачи.       – И? – Снейп холодно взглянул на портрет. – Здесь нечего обсуждать.       Он повернулся к Грейнджер.       – Что это?       – Я доделала. Иди проигрывать.       Северус вскинул подбородок (совсем как в детстве, прежде чем его били, подумала Эйлин), пружиной поднялся из кресла и сделал несколько вкрадчивых шагов к котелку.       Марджери переехала к Долохову, который со свойственной ему практичностью решил, что свадьба состоялась в Самайн, и дал объявление в «Пророке» об их женитьбе постфактум. Их общую колдографию Барти поместил в качестве репортажа перед отбытием новобрачных в маленькое свадебное путешествие. Именно поэтому Марджери в твиде и дорожной мантии и Долохов в такой же дорожной мантии не вызывали вопросов ни у кого. Кроме Аурелии, которая, сидя в Северной Ирландии у родственников, фыркала в страницу газеты и шептала «родную тетку не позвала, неблагодарная!». Но шептала тихо.       Дни потянулись спокойно, вошли в свой обыденный ритм, если не считать того, что Грейнджер, гуляя по парку близко к границам поместья, всякий раз ловила себя на ощущении, что за ней наблюдают. Ощущение было не неприятное и Северусу об этом она решила не говорить.       Потом прилетела сова от Гойлов. Джинни просила увидеться с ней в Косом – Гермиона не знала, что с ней, со дня казни Чарли. Сама по себе ее просьба говорила только о том, что ей очень плохо и, видимо, нужно выговориться. Местом встречи Джинни назначила дорогой магазин одежды.       Гермиона аппарировала заранее и двинулась посмотреть новый ошейник для Крукшанса, как вдруг сзади её схватили за руку.       – Постойте! Вы же … дочь мистера Снейпа, директора Хогвартса?       Дурашливые серые глаза смотрели на неё сверху вниз весело и подзадоривали.       – Вы совершенно правы, – ответила Гермиона.       Человек явно знал, кого и о чем он спрашивал.       – А что вы делаете в Косом?       – Прогуливаю школу.       Сероглазый хохотнул.       – Извините, не представился. Рудольф Ван Гоук.       – Ну, а меня вы знаете. До свиданья.       – Простите! – Сероглазый снова ухватил её за руку. – Но Ваш … родственник такой закрытый, что не могли бы Вы мне кое-что о нем рассказать? Видите ли, я собираюсь устроиться в Хогвартс, но сначала хочу понять, смогу ли сработаться с директором.       – Вряд ли. Я, видите ли, характером вся в папочку.       Он снова улыбнулся. Они оба говорили ерунду, – и он про работу, и она. Но он очевидно производил приятное впечатление – лёгкий, фонтанирующий, подвижный, немного напоминающий Джорджа и Фреда своей искристостью. Он был как из других времён – беззаботных и не страшных. Как будто весь ужас, творящийся в магической Британии, проходил мимо него.       – Извините, мне пора. – Гермиона отняла руку и вошла в магазин, где когда-то купила книззла. Но Сероглазый вошёл за ней. Он внимательно смотрел, намеренно издалека, как она покупает ошейник, как расплачивается. Держась на несколько шагов сзади, он вышел из магазина и пошёл за ней к магазину миссис Оджби.       Волосы Джинни уже мелькали за стёклами витрины. Гермиона вошла внутрь, Рудольф остался снаружи. Но он никуда не уходил. Конечно, платья Джинни были предлогом. Она сказала, что точно беременна и что Грегори каждый день рассказывает ей, как он убивал Чарли. Как всегда, когда она слушала Джинни в последнее время, единственное, что хотелось сделать –плакать с ней вместе. Когда они вышли, Рудольф улыбнулся ей, улучив момент с отвернувшейся от него Джинни, и опять шёл невдалеке, не упуская обеих из виду. Девушки попрощались, расцеловались и аппарировали – каждая к себе. Гермиона приземлилась перед домом. И оглянулась. У ворот стоял он.       Снейп, решивший навестить цветы-призраки и укрыть их получше перед грядущим холодом, увидел, как Гермиона появилась на гравийной дорожке. Она чрезвычайно долго отсутствовала: он успел вернуться из школы и даже проявить нетерпение, спросив, куда направилась хозяйка, у Юки.       Пользуясь, что она не видит его в серо-зеленом, начавшем смеркаться дне, Северус тихо прошел вдоль изгороди, стараясь не касаться рукавом, и, улучив момент, когда она отвернется, появился неподалеку. Выскакивать или хватать Гермиону на руки он не стал.       – Привет. – пророкотал Снейп, – Добавил орхидеям согревающих чар, чтобы они, с одной стороны, спали, а, с другой, не перемерзли. Выкопал одну. У них корни, как у пырея, хватаются один за другой. В некотором смысле, эта поляна это все один сильный цветок. – поделился он.       В этой фразе не было ничего существенного, кроме расположения, стоявшего за ней. Он запустил руки в пушистую куртку, имитировавшую то ли пух, то ли мех, приподнимая её на носочки, чтобы коротко коснуться губами.       Голос Снейпа выдернул её из фантазии, в которую Гермиона с неожиданным для себя удовольствием погрузилась. Кто он? Вряд ли Северус подослал его, чтобы её проверить. А вот другие – могли. Сам собой этот человек здесь появиться и следить за ней не мог.       – Северус, мне кажется, что за домом следят. Вернее, я уверена. Точнее – я не знаю, за кем из нас. Но сегодня приятный молодой человек подошёл ко мне в Косом с вопросом, не твоя ли я дочь. Он просил рассказать о тебе и, когда я отказалась, сопровождал издалека все время: и в зоомагазине, и пока мы встречались с Джинни. И проводил до дома, без моего согласия, конечно. Вёл он себя неагрессивно.       Снейп посмотрел поверх макушки по направлению к воротам. Естественно, никого там не было.       – Как он выглядел?       Гермиона ненавязчиво выскользнула из пальцев, как выскальзывал обычно Живоглот, который наелся или нагладился. Это не было отказом, но и дозволением тоже не было. Северус пошел следом за ней.       – Высокий, достаточно светлый. Громкий. – неопределенно описывала Грейнджер, жестикулируя. Снейп сжал зубы, прогоняя мрак с лица, и сосредоточился на сути.       – Он представился? – пропуская Гермиону внутрь, Северус потянул дверь, и, подождав, обернулся.       Падальщики не далее как вчера прислали свежий выпуск, от которого Хогвартс и все его обитатели, которым посчастливилось встретиться с директором, немало пострадали.       Газета выражала обеспокоенность сведениями Пророка и предлагала провести независимое журналистское расследование, коль скоро такая близкая к Темному Лорду фигура оказалась замешана в событиях столь сомнительных, чтобы на уважаемое министерское издание упомянутый директор не оказал никакого давления. Версия, на которую намекала газетенка, педалировала невозможность убить Глен О’Райли с расстояния, на которое отстоят чары от особняка. Завершалась статья предложением любому желающему проверить это на месте, пустив непростительное в автора.       – Это Джиневра тебя позвала в Косой? У неё что-то случилось? – в голове завертелись шестеренки. Уизли могли свести информатора с Гермионой, легко могли.       – Да, она. Она беременна. А Грегори в подробностях рассказывает ей, как умирал Чарли. – пожаловалась Грейнджер.       Снейп снял мантию.       – Хорошо, что у неё будет ребенок.       – Ей плохо от этих разговоров. Больно. Если ты бы смог ему сказать! – Гермиона с надеждой посмотрела на него.       Северус наклонился ближе и поцеловал самым целомудренным способом, который ему доступен. Исступление, которое он испытывал к этой девушке, как к святой, нужно притупить, чтобы его не разорвало на куски.       – Дочка, значит?       – Да, – легко говорит она ему. – Не он первый, это же регулярно с посторонними, ты сам знаешь. Но он, скорее всего, хотел меня рассмешить. Потому что сам смеялся, когда на вопрос о том, что я делаю, услышал, что прогуливаю школу.       Северус совершенно не страдал по вопросу излишней молодости его жены, но скривился, пусть и нашел ответ Грейнджер остроумным.       – Нас явно пытаются смешить одни и те же люди.       Рука неожиданно крепко сомкнулась на запястье Гермионы. Снейп поднял руку вверх, прижимая тыльную сторону кисти к своей щеке.       – Я надеюсь на твое благоразумие. Этот человек приносит неприятности. Пойдем; ты наслушалась сегодня достаточно. Пара глотков красного вина и мясо тебя согреет и расслабит.       – Ты знаешь, кто он? – Грейнджер спрашивает с интересом: весёлый дурашливый парень не выходит из головы. Что там из головы! Немножечко ноет сердце: это тот типаж мужчины, того возраста и типа поведения, который она себе представляла, когда мечтала о своей взрослой, счастливой жизни.       – Он приходил ко мне, чтобы опросить о смерти Глен. Высокий, неприятно громкий. Он журналист. – Северус зашёл в столовую, продолжая говорить. – Позавчера вышла его статья, в которой утверждается, или, вернее.. предполагается, поскольку утверждать им страшно, – поправился Снейп с неприятной улыбкой, – что смерть О’Райли не могла наступить от удара, и что замалчивание связано с тем, что загадочная смерть произошла в этом поместье.       Северус подождал, пока Грейнджер плюхнется на стул, и задвинул её к столу, как делал обычно. Её живая манера жить легко давала представить, что ей немногим больше семнадцати. Он придвинул бокалы и плеснул символическое количество красного сухого в каждый из них.       – Ааа, понятно. – протянула Гермиона.       Было ясно с самого начала, что ему интересна не она. Но тут же стало отчаянно грустно. Захлопывалась даже фантазия на тему другой жизни. Словно она даже не могла помечтать о другом жизненном пути: радостном, с увлеченным мирным делом супругом и такой же ей, с браком, которому предшествовало знакомство, свидания, взаимное увлечение. С браком, в котором для мужчины она равная. Грейнджер подняла глаза и посмотрела на Снейпа. Это была совершенно другая судьба. С тяжёлым, опасным и предельно властным человеком.       – Нужно выбрать день и забрать оставшиеся книги из Коукворта. – он наколол себе кусочек тёмного хлеба, – Рассортировать, часть сжечь, а ценные забрать и начать, наконец, приводить в порядок библиотеку.       – Если Рудольф снова здесь будет, или подойдёт ко мне где-то вне поместья, ты хочешь, чтобы я ему что-то сказала?       Северус, которого до этой секунды интересовал лежащий перед ним кусок ягненка, невинно торчащий ребрышками, бросил есть.       – Что? – тихо спросил он. И когда поднял лицо, это было лицо страшное, будто из темного камня, неживое лицо, идол. Снейп отрезал еще кусок, не торопясь, отправил в рот и перетер челюстями, которые вполне мог сомкнуть на горле журналиста – не фигурально, а так, чтобы его гортань захрустела под их прессом, а из горла потекла, заливая рот и лицо, веселая кровь.       – Да, хочу. – сказал её супруг, дожевав. – Чтобы проваливал отсюда, пока цел.       В газете был псевдоним. А ей он, значит, представился.       

***

      Гермиона поняла, что переборщила, когда Снейп вместо их вечерних посиделок в гостиной ушёл, заломами сведя к переносице брови, в кабинет.       Она сидела в диване одна, перебирала и передумывала, пока мысли не прервал портрет:       – Я могу попросить тебя об услуге?       Грейнджер вздрогнула. Мать Северуса смотрела на неё, и говорила так сдержанно, чтобы их никто более не слышал.       – Какой? Да, конечно, миссис Снейп. Если я смогу. – предупредила Грейнджер. Ей ужасно захотелось полюбопытствовать, почему услуга адресована не сыну.       – Там в доме… – начала Эйлин, и сразу же помолчала, проверяя, крепко ли спят её собственные родители, – В небольшой рамке стояла фотография моего мужа, обычная фотография. Принеси его сюда.       Мать Снейпа отвела взгляд.       – Пожалуйста.       – Хорошо. Я не заметила её в прошлый раз, возможно, Северус куда-то её положил. Я поищу. – легко пообещала Гермиона.       – Он рассержен. Раз заперся.       Грейнджер понимала это и без неё и кивнула скорее из вежливости.       – Сделай что-нибудь глупое для него.       – А?       Он всегда смягчался, её мальчик, от попыток его повеселить.       Гермиона, не имея ни идеи, побрела в спальню.       Крукшанс сидел в новом ошейнике (пока) и отчаянно пытался стянуть его задней лапой. Она сняла, чтобы ночью кот спал спокойно – и Грейнджер осенило.       Спустя четверть часа Гермиона поскреблась в кабинет. Дверь, до этого глухая, отворилась, и она, обогнув её, посмотрела на Снейпа исподлобья. Тот непонимающе замер, не поднимаясь из-за стола и ожидая, что она скажет что-то. Грейнджер подошла ближе и подняла кудри вверх, так и замерев с поднятыми руками.       – И что бы это зн… – Северус старательно заткнулся.       На девичьей шее блестел лакированной кожей тонкий, с золотистой пряжкой, розовый ошейник.       Бумаги тягуче сдвинулись в сторону.       – И кто это? – зазвучал Снейп куда мягче.       – Нежная, наивная белочка, которая очень хочет своего волшебника и страшно боится за свой хвостик.       Лицо его вытянулось. Воспользовавшись паузой, Гермиона сделала шаг и вплела пальцы в висок. Сейчас, когда он сидел, у неё было наступательное преимущество. Грейнджер погладила острые кости челюсти, параллельно приласкивая тонкую кожу над ухом, под которой ровно и тяжело бился пульс.       – Лучшего волшебника на свете. – выдохнула она ему в лоб.       Северус подается бедрами вперед, позволяя ей сесть на колени, и прикрывает глаза. Эта маленькая... белочка искусно обучена и в чем-то она права – он единственный её волшебник.       – Что с хвостом? Она боится его помять? – Снейп приобнял пушистого грызуна.       Гермиона убрала ему волосы за уши жестом, который он сам прилагал к ней постоянно.       – Волшебник, у белочки беда! Хвостик отвалился. Вот. – потупившись, Грейнджер взяла его за ладонь и сдвинула вниз, на свой крестец.       И снова подняла на него глаза.       – Волшебник поможет белочке?       Когда срезаешь через Гайд-парк, видишь деловито шныряющих в поисках жратвы серых белок, разоряющих туристов на орехи. Они отличаются от обыкновенных примерно тем же, чем американцы от британцев. И, к сожалению, популяционно выигрывают, как бывает, когда наглость и такт схлестываются в схватке. Редко встретишь эти кисточки, этот рыжий, гладко-пушистый хвостик, эти лапки. Так вот, судя по окрасу, Гермиона была исконной британской белкой.       – Иди сюда, милая. – позвал он тоном, которым подзывают несчастное животное, подвернувшее, скажем, лапу, или просто голодное. – Я тебя полечу.       Северус покрепче обнял её поперек живота, развернул к себе спиной, и усадил её так, чтобы бедра оказались по бокам от его ног, а сама Гермиона сидела на уровне его живота, а не паха.       – Маленькая, кто же оторвал тебе хвостик. – тихо, интимно вопрошал Снейп, запуская руку ей под юбку.       Пальцами он сдвигает и прихватывает ластовицу, чтобы поводить по раскрывшимся губкам. Поощряя, она трётся о ребро его ладони.       Вечер определенно становился всё лучше.       – Ах, – горестно вздохнула Гермиона, – я его не видела. Я так боялась, так боялась, когда весь лес зашумел и звери, и даже деревья закричали: «Спасайтесь, это слизеринский змей!». И я побежала… как вдруг чувствую, страшная чужая рука схватила меня за хвост… я дёрнулась изо всех сил! И все… Потом мне его зайцы принесли, они где-то подобрали.       Снейп испытал гамму противоречивых чувств, когнитивный диссонанс, наконец, просто подохерел, но лицо удержал.       – Сейчас мы всё поправим, бедная белочка. Чтобы вернуть его на место, нужно постараться. – двумя пальцами он собрал с губок слизь и прижал пальцы к дырочке ануса.       Гермиона ерзнула, глядя в лицо Северуса. Он был сам ручнее белки сейчас, и воспринял игру так, будто от него правда требовалось навсегда присобачить ей хвост, такой хмурый и озабоченный вид приняли его брови.       – Почему ты не спряталась в своем домике?       Снейп протолкнул пока только фалангу, и теперь неторопливо потягивал ей попу, продолжая лишенный смысла, но наполненный чувством разговор. Гермиона стянула через голову свитер. Темные соски стояли острыми камешками. Северус наклонил её ближе и прихватил один губами, вдавливая палец чуть глубже.       – Понимаешь, волшебник, – она хотела сказать что-то про то, что была далеко от своего домика, но жуткая, дикая пошлость лезла в голову. Какая дикая! – Понимаешь, волшебник, тот, кого называют слизеринским змеем, шёл и звенел орешками. А мне ещё очень давно приходилось слышать, что у слизеринского змея есть самые вкусные орешки!       Северус задрал её повыше, не сдержав улыбки.       – И ты польстилась? Какая жадная белочка. Что же, тебя можно подманить орешками и украсть хвост? Ты могла пострадать, если бы он был голодным. Белки его излюбленное меню, разве ты не знаешь? – покачав кистью из стороны в сторону, он подтолкнул Грейнджер на стол и, придержав за попу, наклонился, чтобы неспешно разлизать её колечко. Бумаги по Франции замелькали у Грейнджер перед глазами.       – Расслабься… умная белочка.       – Так вот кто лопает белок! После от них не остаётся даже хвоста… Слизеринский змей! Вот оно что… Наверно, он подманивает всех на свои орешки. Ох, волшебник!       Он бы действительно мог её сожрать. Начать с тугой, красивой задницы, которую облизывал, потом ножку, кусочек от живота и грудки. Прежде чем оторваться, Северус прикусил ягодицу, чтобы оставить на ней след.       И выпрямил спину, вытягивая рубашку из брюк.       – Будь осторожнее, маленькая белочка. Он может быть где угодно. Совсем рядом. – его взгляд стекленеет.       – Ах, – наконец выговаривает Грейнджер, – значит, он может быть в этой комнате, да, Волшебник? Но ты, ты меня защитишь? Ты же хороший, добрый. Вот, вернул мне хвост, сейчас погладишь по животику и почешешь за ушком. А еще нальешь мне попить? У меня пересохло в горле, пока я бежала от слизеринского змея, а потом пряталась от него.       – Теснее. – командует Снейп, взглядом отыскивая среди образцов на столе что-нибудь маслянистое, чтобы её смазать. Ярко-оранжевое зелье внимания, там есть облепиховое масло. И оно безвредно. Особенно для невнимательной Грейнджер.       Северус делает первую, раздвигающую нежные стенки фрикцию.       – Ох ты ж блядь... – это вырывается почти беззвучно.       Поясница, которую он приглаживает руками, вся в мелких мурашках. На секунду сдавленный его голос и слетающая с губ ругань ударяют Гермиону хлыстом дикого, животного удовольствия. От того, как ему хорошо, ей становится удивительно приятно.       – Ты вся в испарине. Трудно, белочка? – Северус мог бы распахать крошечное отверстие под себя, но то, что он редко вторгается в неё так, имеет свой вес и ценность, и то, что она сама хочет в попу, приводит его в немой восторг. Снейп ритмично, коротко пружинит одними стопами, пытаясь разглядеть в скупом свете растянутую предельно дырочку.       – Да, трудно, – голова Грейнджер опущена, она настолько обмякла, что кудри качаются даже от таких движений. Она кивает, прерывисто дыша.       – Уютный бесстрашный бельчонок. – ласково выговаривает Снейп. – Что у тебя в голове?       Тихий омут, умница-девочка.       – Еби меня и не думай ни о чем, не отвлекайся, – вышептывает Гермиона. – Волшебник умеет своей палочкой заколдовать белочку.       Северус едва ощутимо толкается, разглядывая её – удовольствие белочки это его удовольствие, когда она содрогается, сжимается, или когда трагически морщится нос. Дивная. Он это не произносит, хотя от огненного столба изжигающей нежности у него не остаётся ничего, кроме этих мыслей.       Удивительная. Какое честное слово.       

***

      О, бедная девушка. Этот Снейп был по-настоящему омерзителен.       Рудольф полагал, что в свободный от занятий день они не появятся на улице, и уже вставал из своей засады, которая промораживала его даже сквозь согревающие заклинания. Он отряхнул ладони и сквозь их энергичные хлопки раздался хлопок куда более громкий.       Входные двери распахнулись, и из них появилась Гермиона Грейнджер. Точнее, «появилась» это слишком мягкое слово. Она из них вырвалась и побежала, одетая в тонкое шерстяное платье, прямо в домашних тапочках, быстро и сосредоточенно. Ветер облегал её, как и платье: девушка изменилась с последних колдографий героев в «Пророке», когда их объявляли в розыск. И самым значимым изменением был различимый в профиль живот.       Мужчина нырнул обратно в своё убежище, расположенное вплотную к чарам. Она успела пробежать не более десяти метров, потому что дверь, в которую Снейп врезался руками, ещё раз грохнула, а затем он выскочил, черный как мазут, в каком-то тонком трико.       – Вернись! – заорал он без стеснения и побежал за ней.       Неужели очередная попытка сбежать от допекшего её мерзавца? Ей бы вырваться за ворота, а там он преподал бы Снейпу пару уроков воспитания. Грейнджер выдыхалась, и, бедняжка, дезориентировано бежала вперед. Он нагнал её очень скоро, поймал подмышки и, схватив, описал её телом полукруг, разворачивая. Она взвизгнула, секундно, а потом Снейп заткнул ей рот. Своим языком. Рудольф скривился, наблюдая неприкрыто наслаждающего поимкой директора, её руки, схватившиеся за жесткие запястья, напряжение которых он с привычной легкостью обломал, устраивая их себе на шее. Гермиона сдалась. Она повисла на нём обреченным трофеем, не хватало только кожаной тороки.       Снейп принялся щипать дичь прямо на улице. Рудольф поерзал на месте, раздраженно сжимая пальцы на древке палочки, готовый плеваться.       Жилистые руки нырнули под мягкую юбку, он присел, очевидно, чтобы сунуть ей ладонь в промежность, и, стоя так, смотрел ей в глаза. Девчонка обреченно спрятала лицо в его шее, позволяя ему это. А потом Снейп утащил героиню войны обратно в своё логово, взяв в руки.       Откуда было ему знать, что члены семейства Снейпов играли друг с другом. Он гонял её по поместью, поставив лишь одно условие – огромную фору, чтобы Грейнджер не неслась, сломя голову, и не упала на обозначившийся живот. После таких забегов он нес её в дом, с удовольствием сдирал с неё промокшие трусы и укладывал на ближайшую софу. Как и сейчас.       – Попалась. – прошипел Снейп, и получил пинок в солнечное сплетение. Гермиона не любила сдаваться.       Рудольф не сдался тоже. Он закончил вторую статью, которую обещал читателям, и встряхнул свежеотпечатанными «Выразимцами».       Первую полосу оскверняло снятое им лично фото, не вызывающее приятных эмоций – погруженный в себя, бесстрастный, непредсказуемый директор. Заголовок не входил в диссонанс тоже – он был в меру язвительным и так не похож на передовицу «Пророка» (иногда Рудольф ловил себя на мысли, что отрицательные примеры тоже нужны).       Заголовок вкрадчиво спрашивал: «Директор не считает учеников?»       Статья с первых строк уважительно призывала Волан-де-Морта лично высказаться о гибели мисс О’Райли и заставить господина Снейпа, запугавшего соратников, объясниться перед Визенгамотом, каким же образом схваченный господином Долоховым мужчина мог преодолеть барьер, который способен если не убить, то контузить до необходимости срочного оказания помощи, и почему его выбор пал на невинную мисс, а не, скажем, самого Снейпа (которого оппозиционные силы однажды пытались уничтожить)?       Тем более, что в «Пророке» утверждалось о наличии интимной связи между неспешно казненным Чарльзом Уизли и только ожидающим казни нападавшим. Мотив личной мести был бы куда более правдоподобен, если удар пришелся бы по директору, сдержанно куражился в статье Рудольф.       – Мерлин нам помоги. – дочитав, Брайан, его приятель, расправил свой экземпляр на столе. С момента прошлого выпуска дела их улучшились. В редакцию потекли галеоны и анонимные письма с заверениями о том, что они всё делают правильно. Те из них, что могли компрометировать, они прочитывали и сжигали: обычно там упоминался Дамблдор, жестокие убийства со стороны ПСов и необходимость «со всем с этим разобраться».       Радикализм.       – Я их не боюсь. Пока не трогаешь конкретно Темного Лорда, никто не сможет ничего официально предъявить. А Снейпа, судя по тому, что известно, не слишком жалуют. Даже свои. Неудивительно, они же там все помешаны на чистокровности.       – Я не об этом. Ты... это, – прочистил горло Брайан, – следи за спиной, Руди. Это, конечно, объявление войны. Кстати, о чистокровности. Странно, что он не пользуется своим исключительным положением, чтобы исправить ситуацию, да? Даже наоборот, он же женился на Гермионе Грейнджер, а она магглорожденная. Женился. – подчеркнул парень.       – Да. Я виделся с ней, хорошая девушка. В точности как про неё писали раньше. – Рудольф снял сумку со стула. – Ну, бывай.       На самом деле она была лучше, чем про неё писали раньше. Симпатичная, открытая, как огонёк. В чужой ладони. Совсем взрослая. Она столько всего сделала, через столько прошла, чтобы оказаться инкубатором для непривлекательного, недоброго мужчины, годящегося ей в отцы и ежедневно служащего напоминанием о провале Золотого Трио. Её ладошки, когда он догнал Грейнджер в Косом, автоматически легли на живот, только поэтому он увидел его под просторной одеждой.       Снейп её не испачкал: девушка выглядела довольной, и Рудольф подумал, не поит ли он её чем-то, что облегчает её беспросветную жизнь с ним. Хотелось понять, что с ней на самом деле. Расспросить. Для начала следовало с ней пересечься, и дать ей понять, что не всё потеряно. Гермиона хорошо мимикрировала.       Она встречала его, иногда это случалось во дворе, где она гуляла со своим бременем, и трогательно поднималась на носочки, отчего черная сволочь таяла, о да, таяла, Рудольф это видел, особенно когда она запускала ему пальцы в сальные волосы (брр), чтобы наклонить для поцелуя. Если он и женился на ней с целью осквернить сопротивление и получить заодно потомство, то сейчас безнаказанно наслаждался ею. И раз она вела себя так, то вероятно это был единственный способ мирной жизни с ним.

***

      Дастинус уехал на гастроли и Барти скучал. Нет, он, конечно, был рад что Дасти достались эти гастроли: еще год назад «Змеюкам» нельзя было представить, что их позовут гастролировать. Но постоянные эфиры последних месяцев на Британском магическом радио сделали свое дело. Что ни говори, а Британия задавала тон не только в вопросе политики, с удовольствием подумал Барти, но и в вопросах моды и музыки. И его причастность к последнему грела его сердце ничуть не менее, чем влияние на политику.       Барти никогда не позволял себе по утрам, за чаем, читать газеты, если они были вдвоем. Это было их светлое время, хрупкое, короткое, и потому особенно драгоценное. Ничто не должно было отрывать их друг от друга. Поэтому без Дастинуса утреннее время ощущалось особенно тоскливо, едва ли не тоскливее чем вечер. Вечера были полны страсти, а утра – нежности. Страсть Барти испытывал и с другими не раз, а вот нежность он переживал впервые.       С досадой на обстоятельства Барти щелкнул пальцами. Появился домовик.       – Газеты!       Такое безотрадное утро надо было чем-то забить. Лучше всего – работой. Эльф уже вновь стоял перед ним, держа в лапах всю сегодняшнюю прессу. Был даже «Ведьмин досуг». Но Барти первым вытянул «Выразимцев»: у него было странное чувство стервятника, когда он читал эту газетенку.       Ребята ходили по краю, дерзили и хамили, отчаянно поливая грязью окружение Лорда, но демонстративно не трогая его, наоборот, в каждом таком случае (а только из таких случаев и состояла их газетка), картинно восклицая в конце статьи что-то вроде «Темный Лорд должен увидеть, что творится в его окружении!».       Помимо шелухи, которой были набиты несколько последних выпусков, явно обращали на себя внимание две статьи, лишь первая из которых была прямо вызвана смертью О’Райли.       В действительности ребята из газеты начали охоту на Снейпа. А, может быть, размышлял Барти, начал кто-то еще, лишь прикрывшись ребятами и найдя удачный повод в виде неожиданной смерти несчастной девчонки. Крауч испытал вновь саднящее чувство досады: был бы у него маховик времени, он бы прокрутил его назад, чтобы исправить ту легковесную статью.       Так и есть! Он с досадой рванул страницу, расправляя ее. «Кому мы доверяем своих детей?!» вопил заголовок. А дальше шло то, что мог собрать этот пронырливый светловолосый верзила. Надо сказать, искать он умел, и обстряпывать информацию так, как ему была нужна именно она – тоже. В статье говорилось о том, что моральный облик директора школы, которому доверены юные души, вызывает множество вопросов. Всем известно, капала саркастическим ядом газетенка, что профессор Снейп недавно женился на своей бывшей ученице, причем не простой ученице, а одной из самых заметных фигур сопротивления. Далее следовала колдография с фигурой бегущей по газону Грейнджер. Её животик облепляла тонкая ткань. Не слишком ли большой живот для девушки, совсем недавно вышедшей замуж, вопрошала газета. Могут сказать, что это не имеет значения, вился дальше текст, но нет! Ведь эта девушка – юная ученица, которая шесть лет видела в Снейпе преподавателя. Как получилось, что ее преподаватель перестал в ней видеть ученицу, пусть и мятежную?       «Мне удалось поговорить с близким другом бывшей мисс Грейнджер», – Барти отметил, что автор статьи старательно избегал именовать Гермиону миссис Снейп и вновь углубился в чтение – «который рассказал на доверительных условиях, что в течение всех лет учёбы в школе юная мисс относилась к профессору с настороженностью и без какой-либо симпатии как к человеку, тем более, что она была окружена вниманием молодых людей, более подходящих ей по возрасту и характеру. Поэтому внезапный брак пойманной мисс Грейнджер с одним из самых привилегированных Пожирателей Смерти вряд ли мог быть катарсисом тщательно скрываемого взаимного чувства. Нет, за этим браком явно скрывается иное. И мы можем сказать, что это. Это пестуемое годами низкое чувство, недозволительное чувство взрослого мужчины к юной особе, вверенной под его опеку! Судьбе юной Грейнджер многие из наших читателей не посочувствуют, даже наоборот, наверное, они скажут, что ей досталось поделом. Что это возмездие за ее поведение. Но подумайте о другом! Ведь профессор Снейп стал теперь директором школы. Нам на условиях анонимности удалось поговорить с девушкой, присутствовавшей в доме профессора в тот злополучный день, когда умерла мисс О’Райли, чью ужасную и таинственную смерть мы продолжаем оплакивать».       Мерлин, подумал Барти, что успела наговорить им ты, Пэнси? Неужели у тебя совсем нет мозгов и кроме члена Снейпа ты ни о чем думать не хочешь?       Он впился в газету, и взгляд поскакал по строчкам быстрее.       «Девушка рассказала, что профессор был всегда с ней тактичен и заботлив, внимателен к ее просьбам и чрезвычайно доброжелателен. Наивная девушка, рассказывая нам все это, явно хотела подчеркнуть, как хорош профессор Снейп. Но мы, умудренные опытом люди, мы способны различить в этом другое, не правда ли? Мы снова видим похоть, прикрывающуюся покровительством, профессионально недостойное поведение и попрание высокой роли учителя, кинутое под ноги и растоптанное циничным расчетливым сладострастием».       – Дура! – простонал Барти. Задор Пэнси, направленный на защиту чести Снейпа, естественно, был вывернут самым кардинальным образом.       «После этого вопрос о том, что привело к браку с мисс Гермионой Грейнджер, нам кажется риторическим. Это безусловная похоть, умноженная на политический расчет. При этом, как видите, профессор не оставляет своих привычек в отношении других учениц. Что мы знаем? Мы ведь поговорили только с одной ученицей Хогвартса. А что скрывают от нас в своих юных, неиспорченных душах другие? Я пишу эти строки и холодею от мысли, что моя дочь сейчас была бы в стенах Хогвартса. Пишу и понимаю, что единственным моим движением сейчас было бы немедленно нанять Хогвартс-экспресс и выхватить учеников из лап этого человека».       Барти дочитал до конца и уставился на остывшую чашку чая. Что будет твориться в Хогвартсе в ближайшие дни? Сколько родителей, увлекшись статьей, помчатся забирать своих девочек? А заодно и мальчиков. Такой отток студентов скрыть от Темного Лорда нельзя. Придется объяснять причину. Барти нахмурился, представив себе, что обрушится в этом случае на их со Снейпом головы.

***

      – Проснулся? – Гермиона села на его живот. Снейп открыл глаза: судя по окнам, занималось раннее утро. Он привстал на локтях, чтобы разглядеть её впотьмах. Кудри сбились Грейнджер на лицо, ночная рубашка, которую она надевала теперь для тепла или чтобы прикрыть живот, сбилась и едва прикрывала лобок.       Северус поправил подушку.       – Доброе утро. – ладони сползли к центру живота, погладили его медленными движениями. Сын, пользуясь своим исключительным положением, похоже, спал.       Гермиона легла вперед и вздохнула, задерживая воздух долго. Жар постели, мягкость накрывших волос. Снейп пошевелился, чтобы высвободить край ночной рубашки и пролезть ладонями под него. Кожа к коже было гораздо приятнее. Он круговыми движениями ласкал ей поясницу.       – Не переживай. Всё в порядке. – Северус услышал возле уха шумный выдох. Грейнджер не спала не без причины. Врач был назначен на сегодня.       – Долго ты не спишь?       Гермиона коротко кивнула и Снейп сгреб её обеими руками.       – Давай аппарируем в Лондон и немного пройдемся до Риджентс-парка, прежде чем идти к доктору. Но прежде позавтракаем где-нибудь, где красиво, да хотя бы в Лэнгэме.       Одурительно хотелось успокоить её иначе. Она плотно сидела на животе, касаясь своим медовым местечком голой кожи. Снейп согнал её и потащил в ванную.       – Он не шевелится со вчерашнего дня! – как только горячая вода полилась на неё, всхлипнула сосисочка – и залилась натуральными, настоящими слезами.       – О, Господи. – Снейп подтянул её ближе. – Успокойся, Грейнджер. Не может же он шевелиться беспрестанно. Я ещё ни разу не застал.       Северус обнял припухшее лицо, поднимая, чтобы разглядеть.       – Посмотри на меня. Всё с ним хорошо.       Он злоупотребил полномочиями, взглядывая прямо в зрачки, и Грейнджер провалилась в сладкую вату. Даже тело повисло на подмышках, она присела.       – Расслабься. – Снейп сел вместе с ней на пол душевой и долго поливал их теплым душем.       Несмотря на всю неприглядность ситуации, было в ней то, что игнорировать Снейп не мог. В Гермионе прорастал, пробивал дорогу сквозь аргументы разума, материнский инстинкт.       Они плотно, без спешки съели ранний завтрак, а дальше гуляли, кормили худых бельчат, тем более, что погода располагала – заглянуло даже солнце. В итоге на прием пришлось идти быстрым шагом, чтобы не опоздать.       Щеки от воздуха и ходьбы у Гермионы раскраснелись, она была сыта и вновь источала жизнелюбие. И только когда они пересекли порог, девушку мелко затрясло. Как следует разволноваться Грейнджер не успела – он втолкнул её в кабинет и сжал плечи, не намеренный на этот раз выходить.       Как ни странно, доктор помнил их ещё до того, как открыл скупую карту. Карта ему понадобилась лишь для фамилии.       – Добрый день. Вы редкая гостья, миссис Снейп. Я понимаю, Вы молоды, но хорошо бы появляться почаще. Ваш супруг, я полагаю, это тоже понимает?       Стоило обратиться к слащавым элитным докторам хотя бы по причине того, как их легкое раздражение само собой преобразуется в заботливые фразы, размышлял Снейп, передав жену в надежные руки и сев в кресло. Сначала врач увёл её в отдельное помещение: вернулись они молча, и Северус почувствовал хлестнувший его взгляд. Перебирая в голове, чем могло быть вызвано недовольство – они ведь утром не делали любовь, чтобы не пачкать её – Северус пришел к выводу, что дело в колечке. Да, взгляд врача определенно означал плохо скрываемое презрение. Вероятно, помещение колечка не входило в медицинскую страховку, в отличие от посещений врача ежемесячно, и он сердился на такое вольное отношение. Ладно девчонка, говорили его глаза, она может себе позволить всё, потому что не понимает, но Вы, мистер? Северус перевел взгляд на стену, делая вид, что не понимает этих проникновенных немых обращений.       С ребенкоом всё было нормально. Гермиона лежала смирно, а потом опустила подбородок и нашла его взгляд. Презабавная, она прижимала руки к ключицам, и косилась то на монитор, то на него в поисках одобрения. Сердце от последнего обмирало. Врачу нечего было им сказать, кроме просьбы впредь являться в предусмотренные сроки.       Они вместе дошли до Косого, откуда Снейп аппарировал в Хогвартс, оставив её в кафе-мороженом Флориана Фортескью.       Это был как нырок в ту жизнь, где все было по-другому. Грейнджер села за столик у окна: будним днём здесь было пусто и она ушла в экстатическое плавание от ощущений мирного времени, легко накрывших её.       – Мисс Грейнджер!       Оклик тоже был из того времени. Сероглазый репортёр, от одного упоминания о котором на днях у Снейпа глаза стали страшными омутами, стоял перед ней и улыбался.       – Вот не думал, что увижу Вас в Косом так запросто, да ещё и сегодня.       – Почему? – улыбнулась она ему, – В прошлый раз мы тоже виделись с Вами в Косом, хотя… хотя это был не прошлый раз. После этого я видела Вас несколько раз около поместья. А что же такого удивительного в нашей встрече именно сегодня?       Рудольф на секунду замялся.       – Наверное, я не смогу объяснить. Знаете, ощущения, как оказалось, обманчивые. Мне почему-то казалось, что Вы вряд ли сегодня выйдете из дома в Косой, да ещё и одна. Я рад, что ошибся! – действительно весело сказал он последние слова, стряхивая какие-то свои размышления. – А что Вы делаете в Косом? Неужели Вы появились здесь, чтобы поесть мороженного? Или, постойте, наверно я мешаю и Вы кого-то ждёте?       – Нет, я не жду никого. А Вы как здесь оказались? Встреча?       – Нет, шёл по Косому и увидел в окне Вас.       – Так садитесь за столик!       Рудольф расплылся в широченной улыбке и моментально оказался за столиком. Он устроился напротив, поставив локти на стол и оперев о кулаки подбородок, и стал, улыбаясь, глядеть на неё.       – Вы не представляете, как я рад, что все так получилось. Просто до гениальности.       В его улыбке было много искренней радости, а в смехе эта радость перехлестывала через край.       – Послушайте, – он внезапно посерьёзнел и покрутил вокруг головой, – а кто за Вами следит?       – Что значит «следит»?       – Ну, Снейп же не может Вас просто так отпускать?       – Да нет, отпускает.       – Вы уверены? – он смотрел на неё удивленно.       – Абсолютно. – разговор не переставал удивлять.       – Гермиона! – Рудольф быстрым жестом взял её руку. – Но почему тогда Вы не бежите? А, Вы думаете, Вам не на кого положиться? Нет, поверьте! Я общался со многими людьми. Да, есть те, кто считает Вас предательницей, но большинство-то понимает, что Вам пришлось испытать и что с Вами творили! Вы не одна, Вам будут готовы помочь.       Рудольф говорил жарко и быстро, предостерегающе подняв руку, когда она открыла рот.       – Не возражайте! Я все вижу! Вы беременны, Вас так долго ломали, Вы думаете, что будет с Вами дальше, что побег может быть неудачным. Я согласен, что сейчас у меня нет для Вас никакого плана, я только понимаю, что в магической Британии Вам оставаться нельзя, надо будет бежать. Ребёнок … да, это ребёнок насильника и убийцы, предателя и негодяя, но Вы в этом не виноваты! Все можно будет решить. И у Вас опять начнётся Ваша, только Ваша свободная жизнь! Когда Вы будете выбирать сами занятие по душе, место жизни и того, с кем захотите быть рядом.       Рудольф смотрел на неё с горящими глазами.       – Гермиона, подумайте… Свобода! Полная, абсолютная свобода. Я понимаю, что риски велики, что решиться вот так в одно мгновение очень трудно, да сейчас это и не нужно. Вы просто кивните, если согласны подумать над этим.       Слова Рудольфа о свободе бальзамом забвения накрыли все её настоящее. Она с такой остротой вспомнила то состояние, о котором говорил Рудольф: когда можешь делать, что хочешь, бежать – куда хочешь, не стесняя себя рамками согласия другого человека, делать только то, что хочешь и что ценишь ты. Другого человека… моментально все то, что угнетало её эти месяцы, побежало потоком в сознании, затопляя остальное.       Она кивнула.       Рудольф закивал ей в ответ и заулыбался.       – Тогда давайте встретимся здесь через неделю. Я за это время обдумаю всё получше. У Вас получится?       – Наверное.       Она была как в тумане.       – Сейчас лучше разойтись, чтобы не привлекать внимание. А то вдруг кто-то из ПСов захочет мороженого?       Рудольф едко рассмеялся.       – Да, наверно. До встречи, Рудольф.       Грейнджер встала и пошла к выходу. Эмоции были так сильны, что она как будто плыла в невесомости.       – Гермиона!       Она оглянулась.       – Вы необыкновенная девушка, Гермиона, правда! И ещё Вы очень красивая.       Грейнджер улыбнулась ему растерянно – и вышла. Шок произошедшего разговора был таким сильным, что она промахнулась в аппарации на несколько сот метров, оказавшись около поляны с орхидеями. Что она сделала? Как ей надо было поступить? Что будет? Её раздирали картины прошлого и двух будущих: с Северусом и без него.       Она дошла до дома, поднялась наверх и забилась в угол дивана в чайной.       Когда в дверях появился Снейп, она даже вздрогнула. Оказывается, прошло несколько часов.       Вернее, стоило приглядеться – на месте Снейпа стоял черт, просто маскировался в одежду директора школы. Он коротко дышал, сдирая мантию, толстая шерсть не слушалась и воевала с ним, прежде чем он скинул ее, уничижительно, на пол. Наэлектризованные волосы встали дыбом, и Северус провел по ним рукой, прежде чем сесть на диван по центру.       – Уже читала? – он истолковал потерянный вид Гермионы по-своему, тем более, что перед ней, помимо чая и нетронутых печений, лежала стопка прессы. От его вопроса вид Грейнджер изменений не претерпел, и Снейп тронул её лодыжку, чтобы вывести из задумчивого небытия.       – Я с них кожу буду снимать лентами, а из корья сошью себе новый чехол для инструментов. – негромко сказал черт, пожимая мягкую ножку Гермионы и ни к кому не обращаясь, скорее, декларируя то, что вертелось в голове.       Снейп не любил внимание к своей персоне. «Выразимцы» обрушили его на него ушатом дерьма, к тому же холодного.       – Как ты? – резко оборвал он тему и перевел взгляд. Созерцание Гермионы настраивало на лад более миролюбивый.       – Я … – оказалось, что она особенно не слышала, что говорил Снейп, в голове остались только обрывки фраз про «сниму кожу».       Глядя на него, она в это верила.       – Да, ничего, – несколько невпопад ответила она. – Наверное, пора вниз.       Юки ходила вокруг стола, прижав уши, а, увидев Снейпа, бесшумно налила ему вина.       – Понятия не имею, что этим… – выдохнул он, – нужно, и от кого, но они истощили запас моего безразличия. Плевать, что там Барти думает, я выскажусь напрямую. Это он повел себя как психопат, и я не хочу расхлебывать это за него!       Северус сделал несколько глотков из налитого в край бокала и поставил, откидываясь на спинку стула. Эльф принес им большие тарелки, полные дымящегося тушеного мяса. Снейп не ел, прокручивая пальцами ножку бокала.       – Тебя никто не беспокоил?       – Я долго была в магазине, нет, там никто ко мне не подходил, потом пошла к Флориану, ела мороженое. Как в школе.       Она снова отвечает невпопад. Но у неё нет внутренних ресурсов встряхнуться и сосредоточиться на том, что, видимо, сильно раздражает Снейпа. Она стоит на берегу реки, а он – на другом, она, конечно, видит его, но это маленькая фигура далеко от неё, и ей совсем ничего не слышно, что он кричит на своём берегу. Или как будто бы она в поезде, а он на перроне – и разъезжаются они в разные стороны. Гермиона встряхивает головой, чтобы сосредоточиться. Но Северус уже молчит, сосредоточенно опустив к тарелке нос и пережёвывая мясо так, что ходят желваки. Ей есть не хочется совершенно.       – Юки, спасибо, я не буду.       – Почему? – хищником Снейп поднимает голову.       – Не знаю. Мутит. Просто не хочу.       Она быстро поднимается в спальню, раздевается и ныряет под одеяло с головой. Пусть будет выглядеть, будто она спит. Она должна подумать и ей не хочется, чтобы он сегодня к ней прикасался.       Северус провожает её взглядом и остаётся один. Вино расслабляет нервные жилы, будто гладит по напряженным вискам. Он съедает все, впрок на случай, если разговор с Томом не задастся и это его последний ближайший ужин.              

***

      Она проснулась до того, как застучала палочка Снейпа на тумбочке. И поняла, что старается не называть его по имени. «Северус» был связан с большим количеством хорошего и думать о том, что предложил Рудольф, было невозможно. Грейнджер боялась оглянуться на прошлые дни и месяцы: сделай она это – и десятки, нет, сотни ниточек накрепко привяжут её к Снейпу, привяжут как сиамского близнеца. Гермиона выбралась из его рук и из-под одеяла и ушла в ванную.       – Северус, – когда они стали завтракать, Грейнджер обратилась к нему, стараясь сделать голос нейтральным, – расскажи мне, какая судьба уготована Дариусу. Учитывая то, что сказал в гостиной Темный Лорд о положении нечистокровных.       Снейп стер с губ крошки от тоста и сделал глоток кофе, чтобы быстрее прожевать.       – Он будет рожден от двух волшебников, и да, он не чистокровный. Как им не был и я. Как видишь, мне это не то, чтобы сильно мешает. Скорее, в свое время это стало серьезным стимулом, – он хмуро поправил сам себя, – вернее, одним из стимулов. Чистая кровь расхолаживает. У него выдающееся будущее, Гермиона. – Снейп потянулся за еще одним тостом. – Ты не заболела?       – Нет. Я чувствую себя хорошо, – Гермиона отвечает медленно, обдумывая то, что сказал Снейп. – Он станет ПСом, да? И после твоей смерти будет служить Темному Лорду?       Видно, что он не поверил её словам в полной мере, но эмпирических данных достаточно, чтобы и об обратном сделать вывод было нельзя.       – Это один из возможных вариантов. Если я не смогу до его семнадцатилетия предложить что-то лучше.       Северус ответил так, что она не может ему поставить этот ответ в упрёк. Холодно. За эти полгода профессионально она очень выросла. То, что ей предлагал её бывший профессор, было чередой сложных задач, не только углублявших и расширявших знания, но, прежде всего, менявших её ум, способ мышления и уровень анализа. Гермиона стала мыслить и свободнее, и системнее одновременно. Поэтому в этой части обманывать себя не стоило: её развитие с ним было лучшим, что она могла найти в магическом мире. В конце концов, те препараты, что она создала сама, тоже были результатом этого другого уровня и другого мышления. Но вот для чего используются сейчас и будут использованы эти знания? Для служения злу. Она это знает. И это довод. А второй довод – получить свою жизнь в своё распоряжение. Без рамок чистокровности, чьего бы то ни было контроля и ограничений. И, наконец, просто открытость горизонта, неясность жизненного пути, непредрешенность будущего тоже были аргументами в пользу побега. Что будет происходить в её жизни тут, она знала с пугающей ясностью. Гермиона остановилась, дойдя до небольшого озера, в центре которого на островке красовался дуб, вероятно, лично приветствовавший Мерлина, если тот забредал сюда когда-то. Остановилась и любовалась графичностью его веток и остатками пергаментных листьев. За побег было её будущее. Против – её безопасное настоящее и ещё те несколько недель взаимного проникновения друг в друга, которые делали их похожими на пару.       Грейнджер пошла вдоль озера. Чтобы ответить на вопрос, что делать, ей надо было понять, какая цена будет заплачена в случае удачного побега. Какая цена будет взыскана в случае побега неудачного, она понимала и так.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.