***
Барти развернул записку от Малфоя: «Лорд распорядился, чтобы сегодня вечером ты был у него с докладом. Сивый вернулся из поместья Гойлов, там все сделано». Люциус филигранно соблюдал баланс отстраненности и дружеской помощи в этих двух фразах. На случай падения Крауча и с учетом возможного сохранения статус кво. Барти сложил пергамент пополам и порвал его. Информации было более, чем остаточно. Сегодня утром он выпрыгнул из постели, вопреки своему обыкновению не спешить по утрам, да и вообще нарушил привычный ему распорядок: из ванной он вышел не в своём изумрудном шелковом халате, а в торопливо намотанном на бедра полотенцем и тотчас оделся; не было ленивого утреннего чаепития, больше напоминающего сибаритство, чем завтрак; домовику было приказано тащить всю утреннюю корреспонденцию в кабинет. Да, Лорд был прав в том, что надо было меняться. Только вот речь шла, думал Барти, не о том, что они со Снейпом расслабились. Дело было в том, что с мая всё изменилось не только в магическом мире Британии, но и в том, что надо было делать самим Пожирателям. Хаос, мгновенные атаки и долгие засады – это то, что было их коньком столько лет. А теперь нужно было делать прямо противоположное: не гиннунгагап, а порядок, причем его надо было созидать и охранять сразу. Фокус был в том, их отлаженный механизм взаимодействия внутри круга Пожирателей для этого совсем не подходил. Они были хороши, чтобы напасть и разрушить, но для того, чтобы погрузиться в изматывающие своей нудной будничностью дела управления, погрузиться навсегда, никто из них готов не был. Крауч повертел разорванный пергамент. Люциус писал не все. Но недостающее восполняли домовики. Оро, домовик Малфоев, доложил ему еще месяца два назад, что Гойл и Люциус договорились о создании фактории по поточному производству волшебных палочек на Арране. Уильям вкладывал деньги, а Малфой выделил свои фамильные земли и эльфов. Они собирались потеснить Олливандеров и Абкин, наладив выпуск универсальных палочек, подходивших любому владельцу. Лорд об этом еще не знал: эльф Малфоя доложил, что хозяин хотел преподнести Лорду не задумку, а работающее наверняка, как сюрприз. Смерть Гойла повышала риски и делала Люциуса ответственным за всё предприятие. Для Малфоя это могло быть смертельно опасным, если Лорд посчитает затею вредной. Разделить ответственность теперь было не с кем. Люциус висел на волоске. Это было прекрасно, учитывая их со Снейпом планы на Драко. Правильно поданная Лорду информация давала возможность создать у Люциуса впечатления того, что Барти и Снейп на его стороне, а, значит, не могут быть причастными к похищению Драко. Теперь Франция. Лорд бредит ею, и приходится заниматься землей за каналом. Крауч перебрал донесения: два информатора сообщали согласованные сведения о Дастинусе. Мерлин, с ним все было хорошо. Барти запретил ему связываться с собой часто, чтобы не вывести на него французских разведчиков. И все время менял информаторов вокруг него, так, чтобы они не примелькались и не вызвали у галлов подозрение. Сам Дасти, судя по всему, значимых сведений пока не раздобыл. У Барти была идея, что мадам Максим окопалась где-то около Мон-Сен-Мишеля. Морская топь и зыбучие пески надежно охраняли подходы к Шармбатону и никто не мог обнаружить заколдованный замок. Надо будет куда-то в те края направить Драко, чтобы посмотреть, спровоцирует ли его появление движение у французов. Теперь «Выразимцы». Репортер еще до портала сунулся к Абкин – это они написали Краучу. И получил отказ. Сейчас сидит, не вылезая, в редакции. Их газету стоит использовать как наживку. Надо подкинуть ребятам идею, что Гойла устранили свои же. Через анонимное письмо. И аккуратно намекнуть, что началась грызня в стане ПСов. Для французов, а их информаторы в Британии точно есть, это станет прекрасной наживкой. Ничто так не ослабляет врага, как внутриусобица. Оставалась текущая документация. Пара писем. И оба из Хогвартса. Барти скривился. Школьники в этом году, безусловно, попали в гущу пореформенных событий, но что-то уж слишком трепетно на все реагировали. Он разорвал держатель пергамента первого письма. Крайне почтительно и очень выбирая выражения, девичий округлый почерк уведомлял Тайного Мага, что высказанное при свидетелях Роном Уизли опрометчивое суждение о схожести семей Уизли и Мраксов не являлось выражением бунтарства ума Рональда, и уж тем более, упаси Мерлин, выражением его нелояльности, а было произнесено в запальчивом мальчишеском споре, где не выбирали выражений, в том числе, потому, что все были пьяны. А также письмо уведомляло, что его автор приложит все силы, чтобы более Рональд Уизли не допустил столь вольных суждений и клятвенно заверяло, что берет на себя обязательство немедленно сообщить Тайному Магу о любом действии Рональда или других лиц, если они станут известны автору письма, действительно посягающих на магический порядок в Британии. Барти уставился на подпись. «Агнесс Роули». Роули? Ах, ну да, те самые, забитые, трясущиеся, вернувшиеся чуть не с протянутой рукой. Что ж, неплохо. Да и этот Уизли, как не смешно, вытянул счастливый билет. Удивительно везет их семье, если присмотреться. Просто-таки волшебно везет. В размышлениях о превратностях судеб и о таком удивительном факторе, как везение, он разорвал обмотку второго пергамента. Теодор Нотт писал ему, сообщая то, что Барти уже знал. И призывал покарать наглеца. Барти отложил письмо. Затея Снейпа с ежегодным перераспределением по факультетам шляпой была, оказывается, не так уж плоха.***
Пэнси впервые начинала день с того, что её трясли за плечо пухлые, короткие пальцы. После того, как все они вернулись в Хогвартс с похорон отца Грегори, парни, образовавшие меж собой естественное братство нового поколения Пожирателей, сразу ушли к себе. Пэнси осталась одна. Они не то, чтобы не принимали Паркинсон, но её возраст и её одержимость уничижением Гермионы Грейнджер, которую и видели-то мельком, были двумя серьезными препятствиями, чтобы обращаться с Пэнс как со своим парнем. Слишком она была вовлечена в то, что парни меж собой именовали «девичьи страдания». Не помогало даже, что она играла во взрослой лиге и страдания эти были направлены на правую руку Темного Лорда. Грейнджер же, пропавшая из поля их зрения и мелькавшая в основном на периферии событий, молчаливая и пузатая, больше не казалась им той их однокурсницей. Эта девушка была каким-то другим человеком, ведь в прошлом подруга Поттера не умела молчать. Вернее, не человеком. Трофеем Снейпа. Отсутствие её в школе лишь укрепляло это ощущение. И ещё, совсем немного, им было её жаль той жалостью, которую любой мужчина испытывает при виде очевидно беременной женщины. Права была госпожа Лестрейндж. Сейчас Паркинсон стало острее прежнего не хватать О’Райли. Другие подруги либо вообще не пытались войти в круг Пожирателей Смерти, либо ушли после первого занятия, вняв директорскому увещеванию не портить свои шкуры. Холёные и, в общем, беззаботные шкуры – они все состояли меж собой в более или менее дальнем родстве, и теперь, когда Волан-де-Морт не проводил внутренних чисток, грозивших задеть их родных, соревновались в чистокровии. Снейпу и уговаривать их не нужно было бросить эту затею. Снейп. Декан тряс Пэнси за плечо и сообщал, что её ищет директор. Пэнси, пропускавшая завтрак, оторвала от себя руку и раздраженно выплюнула Слизнорту, что уже идет. Снейп, который обнимал свою клушу поперек брюха, будто драгоценную, вызывал раздражение. Лучше бы Лорд отдал приказ, а не дозволение сожрать своей жуткой питомице. И уж совсем хорошо, если Лорд вправил и ему, и Краучу мозги – о факте этого она узнала, когда вслед за Долоховым зашла в поместье. Молодые ПСы толпились возле лестницы: за стол их так и не позвали. Пэнси поняла, что слишком придирчиво расчёсывается, дёрнула гребень из густых волос резко, как кинжал, и, бросив на столик у зеркала, неспешно пошла в сторону директорского кабинета. Металлические фигурки двух змей, чьи хвосты сплетались в ручку, позволили ей взяться за неё и войти. – Мисс Паркинсон. – Мистер Снейп, директор. – Пэнси играла в игру, покаянно сплетя перед собой ладони. – Меня раздражает, что Вы не оставляете в покое мою семью. Если Вы думаете, что Вам можно, как в детстве, всё, Вы заблуждаетесь. Тёмный Лорд простит мне, если я преподам Вам уроки манер. Не нужно доводить до этого. Что Вам нужно от меня, Пэнси? Я не женился бы на Вас, будь я даже холост. Перестаньте. В Вас как будто умерло всё достоинство. Пэнси выслушала все это холодно. И стойко. Раздражение, не смытое ночью, после вчерашних событий лишь усилилось. Оно было следствием лихорадочных опасений, терзавших Пэнси все дни отлучки Снейпа. Каждый день она изводила себя мыслями о том, где он, представляя самые немыслимые картины, думая о то, как станет его спасительницей. Но когда на похоронах Гойла она увидела их обоих, одинаково посвежевших, стало понятно, что все её душевные силы были брошены на беспокойство о нём в те самые минуты, когда он с пузатой Грейнджер лежал на южном солнце. Это было нескончаемо обидно. А теперь еще эти слова. Проще всего было бы сказать ему что-то высокомерное, что-то про чистокровность, или даже не сказать ничего и развернувшись, уйти. Но она же любила его! И знала, что просто так она не сможет выкинуть его из сердца и из головы. Да и главный аргумент был за неё. – Мое достоинство сохранено полностью. Я не нарушила ни одного из заветов чистой крови, не сделала ничего, за что бы меня осудил Темный Лорд. Более того, – она собралась и говорила каждое слово чеканно и отстранённо, – Ваше положение обсуждалось магами, искренне ценящими Вас. И хочу Вам сказать, что у важнейших магов Британии та же оценка ситуации, что и у меня. Я понимаю, Вам сложно принять решение, внешне не принадлежащее Вам. Но если Вы подумаете ответственно, в том числе, заботясь о своем потомстве, то поймете, что все вокруг, в том числе и я, желают Вам добра и все мы правы. – Если мне плевать на чистоту моей крови, тем более на неё должно быть плевать другим. – с доброжелательным спокойствием перебил Снейп. – Моё потомство будет лучше себя чувствовать, если мать этого потомства не будет слышать ничего оскорбительного. Если хотите сохранить добрые отношения декана и старосты, которые были у нас, не трогайте мою жену. Если не хотите внять моей просьбе – пеняйте на себя. – Послушайте, директор, я же сказала Вам тут раньше, что просто подожду и всё встанет на свои места. Я умею ждать. Мне действительно жаль этого несчастного ребёнка, он же частично Ваш. – Я Вас предупредил, мисс Паркинсон. Услышу жалобу на Ваши слова или увижу поведение, которое свидетельствует о том, что Вы плевать хотели на меня и мои просьбы, и я не ограничусь словами. Высеку так, что дорогу в Хогвартс забудете. Гниющая рука меня не остановит. Вспышка в сознании одна за другой, забивают друг друга. Пэнс непонимающе смотрит на бывшего декана. Хмурит брови. – Я Вам не безмозглая девчонка-первоклашка, чтобы сечь меня, в Хогвартсе это запрещено! Она кидает взгляд на рукава сюртука, шестым чувством догадываясь, что о гниении руки Снейп ей говорит не просто так. Он вообще ничего не говорит просто так. Да, лучше идти ва-банк. – Вам помочь его снять? Это быстро, надо только открыть доступ к ране. – Вы именно безмозглая, раз после того, что я сказал Вам, решили сделать ребенку больнее. Ведь мозг это не только навыки и мысли, но в том числе чувства. У Вас нет чувств? Она улыбнулась нежно и мягко. – Отнюдь. Просто я не расточаю их для всех. А берегу и не расплескиваю по пустякам. – Снова замыкаете разговор на себе. Будто не понимаете, о чём я говорю. Будем считать, однако, что Вы поняли по крайней мере, от чего я Вас предостерег. Покажете свои навыки пытать людей во время французской кампании. Здесь я запрещаю Вам это делать. И я прошу Вас, если Вы цените хоть чьи-то чувства, кроме собственных, по-хорошему – не трогайте моей жены. – Не могу обещать, директор. – лихо улыбнувшись, отрапортовала Пэнс, и развернулась на каблуках. Настроение подскочило мгновенно: если он просил не трогать эту толстопузую Грейнджер, значит, то, что она говорила ей, било в точку. Заклятье, ударившись в спину, догнало Паркинсон – сделало её легкие ноги ватными, медленными, разлилось болезненной надутостью каждой вены. – Прежде, чем Вы уйдёте, хочу сказать Вам, что неблагонадежные бойцы мне не нужны. – сказал Снейп, распахивая палочкой двери. За ними, то ли подслушивая происходившее в директорском кабинете, то ли по стечению обстоятельств, стоял Нотт. Для Теодора внезапное исчезновение Люциуса стало ударом. Увидев Снейпа на привычном месте, он едва не взвыл. Это ведь было крахом всех надежд на изменение факультета. Но потом отдышался, и, наблюдая за преподавательским столом, Теодор решил, что не стоит отчаиваться. Он собрался подойти к Снейпу с этим сообщением, чтобы у директора не создалось впечатления, что Нотт прыгает выше его головы. – Господин директор, – заявил он с порога, – во время Вашей отлучки случилось нечто значимое. Уизли сравнил себя с Волдемортом. Я не мог не отреагировать на это и считаю важным сообщить Вам. Снейп поднял на него кислое лицо. – Достойный образец для подражания. И по какому же основанию? Нотт подобрался. – Он сказал, что их семья такая же особенная, как семья Мраксов. – И чем же? Может быть, Теодор, Вы скажете разом, а не будете ждать всякий раз, пока я проявлю вежливый интерес? Снейп задавал вопросы так, что Нотту вся его блестящая ловушка казалась теперь все беспомощнее. Но сдаваться было нельзя. – Уизли сказал, что только у них и у Мраксов нет домовиков. Вы же понимаете, директор, что такие параллели могут завести далеко. – Не понимаю. – Снейп понимал только, кто и кого хочет завести далеко. – В чем опасность параллелей? Нотт переступил с ноги на ногу. Директор явно не собирался становиться союзником. Надо всё же было попытаться дожать, хотя результат уже явно грозил стать тухлым. – Понимаете, я подумал, что это же предатели, ну Уизли. И тут один из них проводит параллель между собой и нашим истинным властелином. Нет ли тут зачатка заговора, основы для мятежа? – Теодор перешел на мягкий, интимный тон. – Мы говорим об одних и тех же Уизли, мистер Нотт? Конкретнее, мы говорим о Рональде Уизли? Нет, после майских событий он не способен более на мятеж. Поверьте моему опыту. На этом явно нужно было завершать, но Теодор решил сделать последнюю попытку повлиять на Снейпа. – Но ведь и в победу Темного Лорда до определенного момента не верил почти никто, – доверительно сообщил он Снейпу, – и бывший директор на моих глазах отвергал точно так эту возможность, как сейчас Вы отвергаете предположение об Уизли. – Когда Вы будете на моём месте, мистер Нотт, Вы сможете судить о каждом ученике сами. Я не поощряю доносы о безобидном для Тёмного Лорда и школы. Учтите это, прежде чем нанести мне следующий визит. Да, все было безрезультатно. Но так уходить было нельзя. – Это не была слежка, мистер Снейп. Я только хотел быть полезным нашему общему делу. Разрешите удалиться? И, получив кивок Снейпа, он вышел в коридор. Теодору Нотту не хотелось сталкивать лбами старших магов. Очевидно, что отправь он сову сейчас Люциусу, Снейп догадается об источнике сведений Малфоя мгновенно. И в этой ситуации между жерновов, скорее, пострадает сам Нотт, чем Уизли. Но стартовые возможности Пуффендуя было необходимо преодолеть: следовало, ох как следовало выделиться. Вот тогда Нотт и написал письмо Тайному магу, не обращая внимание на то, что от самой директорской двери за ним скользит Агнесс, не оставлявшая Теодора своим пристальным вниманием с той самой вечеринки в пивной. Удивительным было другое. Агнесс не знала адресата Нотта, но не выдержав напряжения ожидания страшной расплаты для Рона за сказанные им слова, она решила броситься за помощью к тому, кто точно обладал властью. В её понимании это был мистер Крауч. Еще у неё теплилась надежда, что господин Крауч вспомнит, как однажды он приезжал в подростковом возрасте с отцом в поместье Розье для охоты. Родители Агнесс тоже были приглашены туда. Конечно, они дальняя и боковая ветвь дома, но всё-таки, это хорошая фамилия. И она написала мистеру Краучу то, что, с её точки зрения, могло спасти Рона. Краучу, действительно, стоило бы разложить её астрологические карты перед собой: Агнесс явно родилась под счастливой звездой. Даже письмо, написанное ею по времени после Нотта, попало в руки Краучу первым. Конечно, он не вспомнил о том давнем и неважном для него приглашении в одно из старинных поместий. Он обратил внимание на готовность Агнесс правильно расставлять приоритеты. Какая хорошая девочка. Надо её приветить.***
Поури стоял возле хозяйского кабинета, сжимая оставшимися пальцами счастливый, первый заработанный бронзовый кнат. Если он не мог ему помочь, то ничто не поможет. Даже Юки, рассудив, что сделала для него всё из возможного, предпочла на разговор его не сопровождать. Юки как никто знала, что хозяйский нрав кроток только в отношении симпатичных гостий, но не бродячих домовых эльфов, да к тому же таких, как Поури, эльфов пронырливых (здесь Юки вспоминала, чуть закатив глаза, бутылку шампанского) и себе на уме. Поэтому едва Снейп аппарировал, Юки припала своим масштабным ухом к полу в комнате хозяев, располагавшейся аккурат над кабинетом. Рядом, на кровати, не шевелясь, сидела Гермиона. Ребенок назло пихался, заставляя Гермиону негромко выдыхать, отчего Юки скашивала взгляд на хозяйку такой взволнованный, что Грейнджер даже покраснела. Не от смущения. Было в этом действе что-то горькое для неё самой. Она ведь была почти как Юки. Когда-то. Решительная, справедливая, может, даже готовая влюбиться, если повстречает кого-то. А Снейп совсем не был как Поури. Сейчас он ходил по кабинету, его медленные шаги напоминали скорее удары в барабан перед казнью. Юки и Поури хороводили друг за дружкой весь день. Он помогал, стараясь больше времени провести с ней, а под вечер, чтобы приободрить, Юки принесла и положила в кабинете (не очень приметно) наволочку такого тонкого хлопка, что она показалась Гермионе перешитой летней рубашкой самого Снейпа. Юки, заметив силящуюся разглядеть хозяйку, сложила наволочку ещё вдвое, обрубив вопросы на корню. Поури постучал и, дождавшись зычного вопросительного «да?», пролез вдоль полотна двери. – Значит, Малфой тебя выгнал. – Снейп не дожидался просьб или вопросов, завидев съежившегося и осунувшегося домовика. – Поури не сделал ничего дурного. – заискивающе начал домовик, и Юки, слушавшая это, поморщилась синхронно со Снейпом. – Да? – елейно переспросил Северус. – Поури не сделал ничего дурного мистеру Малфою, но Поури признал свою ошибку и извинялся всё время, что видел хозяйку господина зельевара. Двойственность извитой формулировки повеселила Снейпа. – Поури думал, что господин зельевар ищет ночных удовольствий и всё, Поури был занят шампанским в тот майский вечер и не слышал, что мастер сказал Тому-кого-нельзя-называть. Поури очень просит прощения. Поури будет стараться изо всех своих сил, он почти научился щелкать, и Поури может работать физически, Поури сильный. Снейп не останавливал стрекочущего эльфа, глядя вниз, на его чистые отмытые лапы с подпиленными когтями и вычищенное до первозданного вида полотенце, которое Поури мял обрубками своих пальцев вместе с наволочкой, которую, как пояснила Грейнджер, он должен был ему вручить. – Любишь Юки? Каждый дюйм уха по ту сторону этажных перекрытий прилип к полу. – Очень. – с сухой серьезностью отозвался эльф, а потом прищурился на Снейпа, будто это он принимал его на работу, и добавил пониженным тоном. – Как господин зельевар свою хозяйку. – Странно, что тебе не отрезали вместе с пальцами язык. Несмотря на то, что преодолеть дверь Поури помогло швырнувшее его движение палочки, приземлился он (как и родился) в рубашке. Юки поднялась с пола, отряхнулась и, подскочив к хозяйке, погладила обе её коленки в доверительном тоне. – Кажется, мастер и Поури поладили. – Гермиона! Судя по использованию соноруса, Снейп не придавал большого значения тому, как глубоко уже хозяйка беременна либо придавал и считал, что это состояние не сказывается на шустрой Грейнджер. Юки поспешила аппарировать их обеих вниз, в коридор перед кабинетом, где Поури расправлял края наволочки-рубашки и подбирал слова благодарности для девушек. Снейп открыл дверь сам, услышав хлопок. Пальцами другой руки он удерживал закупоренные мензурки. – Привет. Змее надо бы выпоить укрепляющее зелье, поэтому сейчас я ухожу. Ужинайте без меня. – Привет. Хорошо. Гермиона покивала, расправляя складку толстой ткани платья, которая от аппарации появилась на животе. Из-за её локтя выжидающе на Северуса смотрела Юки; и это был тяжелый взгляд. Он шагнул к Грейнджер и, прежде чем разминуться, поцеловал тёплый домик, составленный из её бровей. – Постой! Можно я сейчас одна аппарирую в твой дом в Коукворте? Я хотела начать разбирать там книги, помнишь, ты сам собирался этой сделать? Просто время идёт, а я хотела бы, чтобы до Рождества библиотека была бы уже в полном порядке. Я буду смотреть только те книги, что ты спустил с чердака, сама не полезу наверх. Снейп обернулся. – Тебе лучше не ходить одной больше. Пусть Юки тебя проводит. – Почему? – она смотрела на него спокойно, но в глазах уже теплилось возмущение. – Разве я настолько беспомощна сейчас? Если бы Юки не стояла тут же рядом, она бы задала вопрос еще более сурово: кем Снейп считает домовика – соглядатаем при ней? И разве ему мало того, что она сама добровольно осталась с ним каких-то пару недель назад? – Поведение Долохова и остальных меня беспокоит. В определенной степени ты беспомощна сейчас – тебе нельзя ни бежать, ни падать. Пусть Юки проводит тебя. Ровный голос, прямой взгляд. Она мгновенно распружинивается. – Хорошо, если что, будем обороняться с Юки спина к спине. – «Если что», Юки немедленно аппарирует сюда вас обеих. А ты, – он повернулся к Поури, ковырявшего обрубком пальца в ухе, – постоишь и последишь, чтобы к дамам никто не привязывался. Поури мгновенно вытянулся, и, с учетом того, что его лапка из-за скорости принятия приказа так и осталась в ухе, было полное ощущение, что он отдаёт честь своему генералу. В конце концов, это не было неправдой. Они аппарировали сразу в тусклую гостиную: у Гермионы возникло ощущение, что в этой крохотной части Британии солнце не появляется никогда. Старые обои, старая обивка мебели, стойкий каминный запах. Как будто по-другому течет время, будто бы иной век. Поури с интересом завертел головой, Юки, по-видимому, ранее здесь бывала, потому что любопытства не выказывала и даже наоборот, одернула Поури за наволочку, чтобы он не глазел уж слишком откровенно. Если бы сам Поури наблюдал сам за собой, он бы удивился своему преображению. В начале лета он смотрел на коттедж на берегу как на убогий домик, а сейчас с благоговением рассматривал вытертые обои и в его голове роились мысли лишь о том, что это место – колыбель величия его нового хозяина. Раздумье прервала Юки. – Поури слышал? Пусть Поури идёт и сторожит вход. А еще патрулирует гостиную и лестницу. Хозяйка должна быть в безопасности! Юки сделает чай. Гермиона улыбнулась. К Юки опять вернулась её лучезарная уверенность, и морщина на переносице почти разгладилась. Грейнджер не могла не радоваться за своего домовика. – А я пойду разбирать книги. На самом деле, ей было надо сделать еще одно важное дело: она помнила об обещании, данном ей Эйлин еще до отъезда на острова. В гостиной можно было посмотреть потом. Гермиона поднялась наверх, в ту комнату, где они провели ночь после концерта. На противоположной от кровати стороне стоял высокий и очень старый безыскусный комод, из тех, что были главной мебелью в небогатом доме столетие назад. Грейнджер потянула за латунную ручку верхнего ящика: он был уже других и явно должен был использоваться не как бельевой. Внутри лежала квадратная жестянка из-под рождественского печенья, плоская квадратная шкатулка, пудреница с крышкой из кусочков перламутра и картонная коробка. Её сердце стало стучать отчаянно гулко, будто бы она на глазах Северуса и его родителей смотрела ту часть их жизни, которая раньше была скрыта от неё. Она медленно, долго выдохнула и взялась сначала за картонную коробку. Внутри оказались перчатки, невозможно дорогие перчатки из брюшка драконьей самки, старинного стиля, щегольские и совершенно непрактичные из-за вырезов на внешней стороне: под них еще точно нужна была муфта. Грейнджер погладила тонкую кожу и снова закрыла коробку. В квадратной шкатулке лежало два маггловских обручальных кольца, связанных одной простой ниткой, одно в другом, нитка мелкого невнятного жемчуга, серебряная брошь с янтарем и тонкий, явно девичий, платиновый гребень гоблинской работы. Грейнджер захлопнула крышку: осколки обеих жизней – маггловской и магической, перемешанные внутри старой деревянной шкатулки, показали Грейнджер даже больше, чем могла бы о себе сейчас рассказать Эйлин. И Гермионе стало неловко, будто она читала без спроса чужие дневники. Но просьбу все-таки надо было исполнять. В жестянке лежали документы. Маггловское свидетельство о браке Тобиаса Джереми Снейпа с девицей Эйлин Смит, сиротой, пара каких-то писем, написанных неизвестным Грейнджер почерком, один старый пергамент, в котором было стерто множество слов, и свидетельство о смерти Тобиаса Джереми Снейпа. А под ними – как раз то, что она искала! Надо же, а Гермиона думала, что это будет фотография в рамке. Но нет, простая фотография, черно-белая, чуть больше почтовой карточки и с краями, вырезанными фестонами: такие она видела в альбоме своей бабушки. На неё смотрел некрасивый мужчина, уверенный в своей привлекательности. В нем всего было много: волос, носа, силы, чувственности, и этот переизбыток портил его и одновременно, вероятно, делал пленительным. Грейнджер повертела фотографию, еще раз посмотрела на неё и положила на крышку комода. Было странное ощущение, что Северус, внешне сохранивший что-то от черт отца, как будто отталкивался от его натуры всем своим существом. С книгами оказалось непросто: Снейп, вероятно, не кривил душой, когда говорил ей в доме на берегу, что не хранил ничего незначительного. Каждая из открытых книг из спущенной с чердака стопки была подвергнута пристрастному осмотру, а те, что показались заслуживающими внимания волшебника, взрослого или же юного, отложены. Позже она протерла с них пыль вместе с домовиками, чтобы не пришлось этого делать в библиотеке Принц-холла. А еще до этого они все вместе выпили чай и Поури обмирал и таращил глаза на то, что их небесная хозяйка запросто сидит с ними за одним столом. Он переводил восхищенный взгляд с Грейнджер на невозмутимую Юки и ему казалось, что он поселился в раю. А Юки толкала его ногой и шептала, что ему тоже нужно пить чай. В Принц-холле они оказались через час, когда Снейп еще не вернулся. Грейнджер отправила домовиков отлевитировать книги в библиотеку, а сама пошла в гостиную. Эйлин после той просьбы не спрашивала о портрете мужа и сейчас для неё готовился настоящий сюрприз. Гермиона, войдя, посмотрела на портрет. Все трое были на месте. – Добрый вечер! – она сказала это всем, но Эйлин покивала особо. – Да, – неопределенно сказала бабка, вроде бы и не здороваясь, но и не игнорируя её слова, – темнеть стало рано. – Да, вечера теперь наступают быстро, – поддержал дед. Их перебила Эйлин. – Добрый вечер, девочка. Это была не обезличенность, в голосе слышалась ласка. – Я нашла его, Эйлин, – Грейнджер вытянула из книги портрет, который она положила туда перед аппарацией, и установила его на консоли за диваном, прислонив к вазе, прямо напротив портрета. Она не успела ничего сказать, как услышала вскрик. – Тобиас! – блаженно счастливое, преобразившееся лицо Эйлин смотрело с портрета мимо неё на небольшую маггловскую карточку. Её супруг, и на бумажном сепийном портрете ставший заложником своего происхождения, хранил вечное молчание, которое только прибавляло мрачной мужественности. И ума, добавил бы Северус, если бы видел это.***
Тёмный Лорд сидел, развернув кресло к камину, когда Снейп скользнул за его спину. А, это ты, Северус. – Хотел убедиться, что с Нагайной всё в порядке, Повелитель. Я приготовил ей укрепляющее. Видимых ран на ней нет, но она потеряла много крови и это может сказаться на том, как она охотится. К зиме ей важно правильно нагулять жир. Волдеморт кивнул в сторону растянувшейся вдоль камина змеи, но сама Нагайна не торопилась дать доступ к своему длинному, беспокойному телу. Настолько, что зашипела, не приходя в движение, едва Снейп присел. Тёмный Лорд не был этим доволен: – Ну, тише. Дальнейшее Северус слышал, но не понимал. Его пробирало от шипения, издаваемого человеком позади. Вскоре змея не просто унялась в своём возмущении, а даже отвернула голову от Снейпа в сторону. Он ощупывал провалы хоть и затянутых свежей кожей, но ещё воспаленных ран, подбираясь выше, пока не ухватил крепко под самой головой. Нагайна немо открывала и закрывала рот, пока он порциями вливал в её ноздри зелье – совать руку в саму пасть не было ни малейшего желания. Закончив, он остался сидеть, пока животное трясло головой и запрокидывало её, пытаясь избавиться от горечи зелья. – Она не посмеет навредить тебе, Северус. Снейп повернулся – лицо Темного Лорда из напряженно-наблюдающего сделалось расслабленным. – Я хотел переговорить с Вами, Повелитель. – О чём же? – Один из Уизли, Джордж, помогал мне с восстановлением школы и сейчас занимается торговлей. Он не завершил обучение, но это только в плюс – у него нет связанных с этим амбиций. Хочу вернуть его в замок, чтобы он занимался вопросами финансов. Пока я здесь, а не на континенте, будет время обучиться. «Не на континенте» пришлось по вкусу и Темный Лорд улыбнулся ему. Снейпа не нужно было стимулировать к французской кампании, но континент не ограничивался Францией, и Северус понимал это столь ясно, как сам Том. – Я думал поручить это Грейнджер, но это бесполезно в её положении. Я не столько о беременности, сколько о том, что мисс Паркинсон нездорово интересуется ею. Сегодня я говорил об этом с Пэнси, это бесполезный разговор. Мне совершенно неинтересно, чтобы, когда замок окажется без моего контроля, девочке был причинен вред. – Об этом не думай. – Волдеморт разглядывал сидящего на полу Снейпа. Грозный слуга искренне до смешного делился с ним своими маленькими проблемами и ждал совета или дозволения. – Вредить ей никто не станет. Я позабочусь о том, чтобы, когда ты вернешься для накопления сил, тебя было кому встретить, Северус. – Благодарю. Томас поднял руку. – От девчонки Уизли, Персиваля и от этого близнеца никаких проблем. Ну и старшие. Да, о них я уже как-то забыл. На один миг показная рассеянность Лорда показалась Северусу настолько знакомой манерой, что он увидел мираж из очков-половинок и пронзительно голубых, а не красных с сизыми прожилками глаз. – Поэтому, – продолжил Волан-де-Морт, возвращая немигающему Снейпу взгляд, – Если ты считаешь, что он справится и не будет вести себя неудобно, надо насаждать этому худому семейству имя. Сколько ему лет? – Двадцать или двадцать один. – В двадцать один ты возглавил Слизерин. Да… А мне старый лицемер отказал, как ты помнишь. – снова задумчиво улыбнулся Лорд. Снейп поднялся на ноги, понимая, что разговор подходит к своему финалу, и поклонился, свесив гладкие волосы. – Я не возражаю; Пию напиши, что просишь выделить ему жалование не менее, чем у его старшего брата. И расскажи мне больше про этого Уизли.